– Мы – независимая республика… – пробормотал профессор.
– Правильно! – согласился Иван. – Так ведь и в мандате сказано: “Назначается комендантом независимой республики”! – Он еще раз широко улыбнулся, сглаживая неловкость профессора, и продолжил: – А теперь, товарищи работники музея, давайте знакомится! Вот это, на моем плече – Мстислав. Мой ручной крыс. Мы с ним вдвоем на “Неуверенном” дрейфовали, он, можно так сказать, тоже у нас служил – в медотсеке, по лабораторной части. Я его своей волей как командир корабля в отставку отправил.
Нет, совершенно невозможно было устоять перед его простой, широкой, заразительной улыбкой! Заулыбались и музейные работники. А Иван пошел вокруг стола, протягивая каждому широченную ладонь и знакомясь.
– Анна Тихо, врач и биолог, – представилась высокая хрупкая девушка, чье сложение выдавало в ней коренную селенитку.
– Иван Перелетный, комендант, – с живейшим интересом разглядывая юную девушку, произнес Иван. – Очень приятно, честное слово.
– Петер Мяэтэ, старший хранитель. – Лысенький старичок низко поклонился.
– Иван Перелетный, комендант. Вы эти штучки оставьте, оставьте, у нас теперь Демократия, – добродушно ответил молодой человек.
– Андрей Тягомотин, подсобный рабочий. – Высоченный, широкоплечий, будто из камня высеченный мужчина привстал и протянул Ивану огромную мозолистую руку.
– Иван Перелетный, комендант. Где служил, братишка? – От зоркого взгляда коменданта не укрылась цветная флотская наколка на руке Тягомотина.
– Вторая отдельная пограничная бригада, – басовито ответил Андрей. – Семь лет назад попал под отупляющий луч Чужих, комиссован. Восстанавливаюсь помаленьку…
– Андрей делает большие успехи, – подтвердил Петер Мяэтэ. – Три года назад снова научился читать. Он очень, очень старательный.
Андрей потупился и сел, спрятав руки под стол.
– Мебиус. – Нескладный юноша с серым цветом кожи и жиденькими белесыми волосами с опаской протянул руку коменданту. – Системный администратор.
– Иван Перелетный, комендант. Гляжу, ты из космиков-орбитальников? – Иван осторожно похлопал его по плечу. – Это ничего, вы ребята боевые, даром что хрупкие. Уж я – то всякого насмотрелся, поверь!
– Шланагаси-5213. – С тихим гулом сервомоторов из следующего кресла выдвинулся человек, более чем наполовину состоящий из механических деталей. Голова и верхняя часть туловища выдавали в нем землянина, уроженца Юго-Восточной Азии. Все остальное было большей частью арктурианского производства. – Старший смотритель залов от первого до двенадцатого.
– Иван Перелетный, комендант. – Молодой человек с любопытством оглядел киборга. Уточнил: – Осознанно или по необходимости?
– Осознанно, с целью большей работоспособности, – с достоинством ответил киборг.
– Уважаю, – кивнул Иван, переходя к следующему сотруднику.
– Джон Смит, герцог Техасский. – Холеный мужчина с длинным породистым лицом и слегка гипертрофированной нижней челюстью поднялся, но руки Ивану не протянул. – Старший смотритель залов тринадцать, четырнадцать и пятнадцать.
– Иван Перелетный, комендант. – Молодой человек задумчиво смотрел на аристократа. – Герцог, значит?
– Джон Смит – наш опытный и незаменимый работник! – поспешил вступить в разговор профессор Сохатый. – Да, он по рождению аристократ… но, поверьте, мы все здесь далеки от политики! Джон Смит еще в юности увлекся музейным делом, отказался наследовать Техас и переехал к нам, в Сидонию!
– Что ж он всего три зала смотрит, раз такой опытный и незаменимый? – буркнул Иван.
На лице профессора отразился испуг.
– Гражданин комендант, но вы бы знали, что это за залы!
– Разберемся, – решил Иван и проследовал дальше. Рукопожатиями с герцогом он так и не обменялся.
– Франсуаза Сохатая. – Еще не старая и очень красивая женщина с улыбкой протянула Ивану руку. – Жена Александра. По совместительству – кормлю, обшиваю и приглядываю за этими фанатиками.
– Иван Перелетный, комендант. – Поколебавшись, Иван все-таки неумело чмокнул Франсуазу в ладонь и сказал: – Завхоз, в общем? Дело хорошее. Только вы эти штучки мелкобуржуазные бросьте, поцелуй – источник атипичной дизентерии…
– Мария-Пьер Сохатая. – Молодая девушка, очень похожая на Франсуазу, протянула руку Ивану. – Младший смотритель музея.
– Иван Перелетный, комендант. – Иван подозрительно уставился на девушку. – Извиненья просим… а вы никак гермафродит?
– Нет, я девушка, – чуть-чуть смутившись, ответила Мария-Пьер. – Дело в том, что нас родилось двое. Я и Пьер-Мария – мой брат-близнец. Чтобы мы больше любили друг друга, нам дали двойные имена.
– Умно, – кивнул Иван. – А где же Пьер-Мария?
– Служит, – коротко ответила девушка.
– А за кого он служит, за Демократию или за Империю? – насторожился Иван.
– Он в пограничной страже, – пояснила девушка. – Они с Чужими воюют, они в политику не вмешиваются.
Понимающе кивнув, Иван подошел к следующему и последнему гражданину Сидонии.
– Антуан-Мария-Пьер Сохатый, – смущенно протянул ему ладошку мальчик лет восьми. – Я нигде не работаю, я учусь.
– Иван Перелетный, комендант, – поздоровался с ребенком Иван. – Учиться – это хорошо, это правильно. Только хорошо учись, нам в Демократии дураки и лодыри не нужны!
Потрепав смущенного мальчика по голове, Иван поднял руку и бодро принялся считать:
– Профессор с семейкой – это раз, два, три, четыре. Пьера-Марию считать не станем, ибо отсутствует. Археолог и старший хранитель – еще двое. Будет шесть. Тягомотин, братан, это семь. Гражданин компьютерщик – восемь. Киборг и аристократ – девять и десять. Так. Чего-то не сходится, граждане! По документам – одиннадцать человек!
– Одиннадцать граждан, извините, – робко поправил его старший хранитель. – Еще уважаемый Керш, лингвист…
– И где же этот Керш? – скептически спросил Иван.
– За вашей спиной, уважаемый, – сказал кто-то тихо и властно.
Опустив руку на кобуру, Иван Перелетный обернулся. За его спиной, в открытой двери, стояло покрытое хитином существо – ростом под потолок, с двумя руками, с двумя ногами и двумя головами. На каждой голове имелось по два глаза, два уха и одному клюву.
– Подкрадываемся? – нехорошо улыбнулся Иван. – Значит, гражданин Чужой, лингвистом работаем? А что ваша Билиатская Империя с Демократией воюет – знаем?
– Знаем, – прогудела левая голова, посверкивая фасеточными глазами. – Но семь лет назад мы приняли гражданство Сидонии. Сидония ни с кем не воюет. Си-дония – город-музей, единственный в галактике.
– Положеньице, – задумчиво сказал Иван. – Значит, ты мирный билиат?
– Мирный, – согласился лингвист.
– А правая голова чего молчит?
– Она думает. – Левая голова повернулась к правой и тихонько дунула той в ухо. Правая поморщилась и сказала:
– Мы – мирный билиат. Не надо ждать от нас беды. Иван вздохнул и протянул Чужому руку.
– Керш, – с достоинством протянул Чужой обоими ртами сразу. – Лингвист, специалист по языкам живым и мертвым.
– Иван Перелетный, комендант, – с сомнением глядя на Чужого, представился Иван. – Что ж, граждане хорошие, познакомились – вот и хорошо. А не покормите ли вы боевого сержанта и его верного хвостатого друга? С делами мы до утра обождем, верно?
В коридоре на стульчике дремал старший хранитель Петер Мяэтэ. При появлении коменданта он вскочил, рассыпая бумаги из толстой папки.
– Оставьте ваши аристократические замашки, гражданин Мяэтэ! – укорил его Иван. – Ну что же вы вскакивать надумали, будто у нас не Демократия! Собирайте свои листочки и двинемся территорию обходить…
Осмотр территории по предложению старшего хранителя начали с зала номер один. Иван одобрил такой четкий подход и бодро двинулся от строения к строению, старший хранитель семенил следом.
– В первом зале у нас – история космических полетов Земли в двадцатом веке, ранний период освоения космоса, так называемая советско-американская эпоха, – тараторил Мяэтэ. – Начиная от копии первого спутника…
– Почему копия? – удивился Иван. – Не могли найти оригинал?
– Он сгорел… – потупился старший хранитель.
– Непорядок. – Иван покачал головой. – Когда сгорел?
– Вскоре после запуска, в двадцатом веке… У нас хорошая копия!
– Сгорел… – Иван сделал себе пометку в стареньком органайзере. – Я проверю, когда он там сгорел… У нас, на “Неуверенном”, тоже как-то каптенармус написал, что десять бутылей красного вина сгорели… Так, что там еще?
– Космические корабли: “Восток”, “Восход”, “Джемини”, “Меркурий”, “Союз”, “Аполлон”…
Иван иронически уточнил:
– Тоже копии?
– Большей частью… – признался старший хранитель. – Тогда плохо строили… да вы посмотрите сами!
Почти полчаса Иван бродил по первому залу, оглядывая макеты, улыбаясь, заглядывая внутрь космических кораблей, качал головой. Потом спросил:
– А что тут настоящее?
– Вот эти зонды, они совершенно антикварные! – засуетился старичок. – Вот лунные зонды, вот марсианские… Вот “Луноход”-2.
– Где первый? – небрежно бросил Иван. И ехидно улыбнулся: – Неужели сгорел?
– В частной коллекции какого-то аристократа, – признался Мяэтэ.
– Аристократов у нас больше нет, – сказал как отрезал Иван. – “Луноход”… первый… разобраться… Нехорошо, гражданин старший хранитель, что мы вторым довольствуемся. Верно?
– Верно! – Глаза старшего хранителя заблестели. Старая космическая техника явно была его коньком. – А еще скафандр первого космонавта Земли в частной коллекции…
– Будет здесь, – жестко сказал Иван. – Не сомневайтесь, гражданин. Демократия не позволит разбазарить славные страницы своей истории. А это что за челнок?
– А это и впрямь челнок, – обрадовался Мяэтэ. – Копия одного из первых челноков, “Челленджера”!
– Почему копия? – мимолетно осведомился Иван. Мяэтэ молчал.
– Так, понятненько. – Комендант усмехнулся. – Сгорел? А этот челнок – тоже копия? Как он там называется… “Колумбия”… Копия? А оригинал – что?
У старшего хранителя задрожали губы.
– Ладно, гражданин, – мягко сказал Иван. – Кто старое помянет… Но при мне экспонаты гореть не будут. Ясно?
Старший хранитель закивал.
– Пойдем дальше, – распорядился Иван, оглядывая зал. – Сгорел… ха… – Уже у самой двери он остановился, ткнул рукой в какой-то здоровенный аппарат и резко спросил: – Это что у нас такое?
Старший хранитель обернулся и позеленел.
– Космическая станция “Мир”. – Иван покивал головой. – Спрашивать, где оригинал, не стану… Эх, гражданин музейный работник… если бы в космофлоте так относились к имуществу – давно бы нас Чужие завоевали…
Во втором и третьем залах Иван Перелетный немного отошел душой. Здесь были собраны корабли двадцать первого и двадцать второго веков и настоящих встречалось куда больше, чем макетов. Некоторые теоретически даже были “на ходу” – заправляй реактор и можно лететь. Перед четвертым залом Иван предложил перекусить. Мяэтэ с готовностью достал сверток с бутербродами и предложил их коменданту. Иван вежливо отказался и позавтракал тубой питательной пасты.
– Экскурсии-то часто бывают? – поинтересовался он.
– Угу… – торопливо прожевывая бутерброд, ответил Мяэтэ. – То есть – нет. Раньше часто, каждый день прилетали туристы. А как революция началась – третий год сидим в одиночестве. Иногда завернет кто случайно…
– Бандитов не было? – небрежно спросил Иван. – Места-то неспокойные, пояс астероидов рядом, луны юпитерианские…
– Нет… нет, ничего… – пряча глаза, ответил старший хранитель. – Как-то выкручиваемся…
– Ну-ну, – скармливая Мстиславу кусочек пасты, сказал комендант. – Это хорошо, что выкручиваетесь. А то завелась тут в окрестностях банда барона Трэша. Корабли одиночные грабят, на караваны нападают, на Церере орбитальный лифт взорвали, паскудники… И что самое обидное – добыли где-то старую аннигиля-ционную пушку с зарядами антиматерии. Против такой только линкор и устоит! А у Демократии – все линкоры наперечет. Если честно говорить, то всего-то один и остался…
Старший хранитель молчал.
– Пойдемте дальше? – ласково сказал Иван. – Зал четвертый и пятый, да? Шланагаси позовем в помощь?
Мяэтэ энергично закивал.
Залы с четвертого по восьмой включительно были посвящены истории космической техники Чужих. Иван с удовольствием разглядывал деревянные космолеты Ушельцев (мимоходом заметив Мяэтэ – “деревянные – а не горят!”), кусочки живых кораблей Тхарту в огромных стеклянных резервуарах (кусочки шевелились, плавали и даже пытались отращивать маленькие сопла), кристаллические корабли Билиатов (по большей части одноместные, представители этой расы никогда не страдали от одиночества). Много было экспонатов уникальных, изысканных, а то и просто затейливых. Шланагаси, выпустив колесное шасси, раскатывал между кораблей и просто сыпал пояснениями – он обожал технику Чужих. Глаза его горели от восторга.
После обеда Иван присоединил к экскурсии еще и Мебиуса с Марией-Пьер. Мебиус с энтузиазмом рассказывал о роботах и электронных системах, собранных в девятом зале, Мария-Пьер – о живых организмах, занимавших залы десятый и одиннадцатый. Похоже, девушке было труднее всего – все организмы чувствовали себя прекрасно, хотели есть, двигаться и размножаться. Со слезами на глазах Мария-Пьер говорила о тех инопланетных созданиях, которые не выдержали неволи – или, напротив, стали слишком уж активны и были усыплены. Молчаливый Тягомотин то косил траву возле одиннадцатого зала и непрерывно носил ее в вольер с арктурианскими хвостоносиками, то бегал по лужкам с сачком, отлавливая бабочек для пучеглаза уранийского. Маленький Антуан-Мария-Пьер тоже не бездельничал – собирал на болотце лягушек для пустотных фантазмиков.
– Беспокойное хозяйство, – признал Иван. – Диву даюсь, как тут у вас все ладно и складно устроено, граждане хорошие!
Граждане нервничали и прятали глаза.
В двенадцатом зале к экскурсии присоединился и сам профессор Сохатый. Похоже, зал планетарных пейзажей был у него самым любимым. Устроившись в кресле диспетчера, он воссоздавал вокруг восхищенного коменданта то пыльные степи Андрутании, то скалистые склоны Кольнийского вывертня – уникальной планеты, имеющей форму зазубренного треугольника.
Уже под вечер все вошли в тринадцатый зал – собрание артефактов неизвестной природы. Там, низко склонившись над лабораторным столом, корпел над расшифровкой текста, высеченного на маленьком металлическом кубике, билиат Керш.
– Правильно! – согласился Иван. – Так ведь и в мандате сказано: “Назначается комендантом независимой республики”! – Он еще раз широко улыбнулся, сглаживая неловкость профессора, и продолжил: – А теперь, товарищи работники музея, давайте знакомится! Вот это, на моем плече – Мстислав. Мой ручной крыс. Мы с ним вдвоем на “Неуверенном” дрейфовали, он, можно так сказать, тоже у нас служил – в медотсеке, по лабораторной части. Я его своей волей как командир корабля в отставку отправил.
Нет, совершенно невозможно было устоять перед его простой, широкой, заразительной улыбкой! Заулыбались и музейные работники. А Иван пошел вокруг стола, протягивая каждому широченную ладонь и знакомясь.
– Анна Тихо, врач и биолог, – представилась высокая хрупкая девушка, чье сложение выдавало в ней коренную селенитку.
– Иван Перелетный, комендант, – с живейшим интересом разглядывая юную девушку, произнес Иван. – Очень приятно, честное слово.
– Петер Мяэтэ, старший хранитель. – Лысенький старичок низко поклонился.
– Иван Перелетный, комендант. Вы эти штучки оставьте, оставьте, у нас теперь Демократия, – добродушно ответил молодой человек.
– Андрей Тягомотин, подсобный рабочий. – Высоченный, широкоплечий, будто из камня высеченный мужчина привстал и протянул Ивану огромную мозолистую руку.
– Иван Перелетный, комендант. Где служил, братишка? – От зоркого взгляда коменданта не укрылась цветная флотская наколка на руке Тягомотина.
– Вторая отдельная пограничная бригада, – басовито ответил Андрей. – Семь лет назад попал под отупляющий луч Чужих, комиссован. Восстанавливаюсь помаленьку…
– Андрей делает большие успехи, – подтвердил Петер Мяэтэ. – Три года назад снова научился читать. Он очень, очень старательный.
Андрей потупился и сел, спрятав руки под стол.
– Мебиус. – Нескладный юноша с серым цветом кожи и жиденькими белесыми волосами с опаской протянул руку коменданту. – Системный администратор.
– Иван Перелетный, комендант. Гляжу, ты из космиков-орбитальников? – Иван осторожно похлопал его по плечу. – Это ничего, вы ребята боевые, даром что хрупкие. Уж я – то всякого насмотрелся, поверь!
– Шланагаси-5213. – С тихим гулом сервомоторов из следующего кресла выдвинулся человек, более чем наполовину состоящий из механических деталей. Голова и верхняя часть туловища выдавали в нем землянина, уроженца Юго-Восточной Азии. Все остальное было большей частью арктурианского производства. – Старший смотритель залов от первого до двенадцатого.
– Иван Перелетный, комендант. – Молодой человек с любопытством оглядел киборга. Уточнил: – Осознанно или по необходимости?
– Осознанно, с целью большей работоспособности, – с достоинством ответил киборг.
– Уважаю, – кивнул Иван, переходя к следующему сотруднику.
– Джон Смит, герцог Техасский. – Холеный мужчина с длинным породистым лицом и слегка гипертрофированной нижней челюстью поднялся, но руки Ивану не протянул. – Старший смотритель залов тринадцать, четырнадцать и пятнадцать.
– Иван Перелетный, комендант. – Молодой человек задумчиво смотрел на аристократа. – Герцог, значит?
– Джон Смит – наш опытный и незаменимый работник! – поспешил вступить в разговор профессор Сохатый. – Да, он по рождению аристократ… но, поверьте, мы все здесь далеки от политики! Джон Смит еще в юности увлекся музейным делом, отказался наследовать Техас и переехал к нам, в Сидонию!
– Что ж он всего три зала смотрит, раз такой опытный и незаменимый? – буркнул Иван.
На лице профессора отразился испуг.
– Гражданин комендант, но вы бы знали, что это за залы!
– Разберемся, – решил Иван и проследовал дальше. Рукопожатиями с герцогом он так и не обменялся.
– Франсуаза Сохатая. – Еще не старая и очень красивая женщина с улыбкой протянула Ивану руку. – Жена Александра. По совместительству – кормлю, обшиваю и приглядываю за этими фанатиками.
– Иван Перелетный, комендант. – Поколебавшись, Иван все-таки неумело чмокнул Франсуазу в ладонь и сказал: – Завхоз, в общем? Дело хорошее. Только вы эти штучки мелкобуржуазные бросьте, поцелуй – источник атипичной дизентерии…
– Мария-Пьер Сохатая. – Молодая девушка, очень похожая на Франсуазу, протянула руку Ивану. – Младший смотритель музея.
– Иван Перелетный, комендант. – Иван подозрительно уставился на девушку. – Извиненья просим… а вы никак гермафродит?
– Нет, я девушка, – чуть-чуть смутившись, ответила Мария-Пьер. – Дело в том, что нас родилось двое. Я и Пьер-Мария – мой брат-близнец. Чтобы мы больше любили друг друга, нам дали двойные имена.
– Умно, – кивнул Иван. – А где же Пьер-Мария?
– Служит, – коротко ответила девушка.
– А за кого он служит, за Демократию или за Империю? – насторожился Иван.
– Он в пограничной страже, – пояснила девушка. – Они с Чужими воюют, они в политику не вмешиваются.
Понимающе кивнув, Иван подошел к следующему и последнему гражданину Сидонии.
– Антуан-Мария-Пьер Сохатый, – смущенно протянул ему ладошку мальчик лет восьми. – Я нигде не работаю, я учусь.
– Иван Перелетный, комендант, – поздоровался с ребенком Иван. – Учиться – это хорошо, это правильно. Только хорошо учись, нам в Демократии дураки и лодыри не нужны!
Потрепав смущенного мальчика по голове, Иван поднял руку и бодро принялся считать:
– Профессор с семейкой – это раз, два, три, четыре. Пьера-Марию считать не станем, ибо отсутствует. Археолог и старший хранитель – еще двое. Будет шесть. Тягомотин, братан, это семь. Гражданин компьютерщик – восемь. Киборг и аристократ – девять и десять. Так. Чего-то не сходится, граждане! По документам – одиннадцать человек!
– Одиннадцать граждан, извините, – робко поправил его старший хранитель. – Еще уважаемый Керш, лингвист…
– И где же этот Керш? – скептически спросил Иван.
– За вашей спиной, уважаемый, – сказал кто-то тихо и властно.
Опустив руку на кобуру, Иван Перелетный обернулся. За его спиной, в открытой двери, стояло покрытое хитином существо – ростом под потолок, с двумя руками, с двумя ногами и двумя головами. На каждой голове имелось по два глаза, два уха и одному клюву.
– Подкрадываемся? – нехорошо улыбнулся Иван. – Значит, гражданин Чужой, лингвистом работаем? А что ваша Билиатская Империя с Демократией воюет – знаем?
– Знаем, – прогудела левая голова, посверкивая фасеточными глазами. – Но семь лет назад мы приняли гражданство Сидонии. Сидония ни с кем не воюет. Си-дония – город-музей, единственный в галактике.
– Положеньице, – задумчиво сказал Иван. – Значит, ты мирный билиат?
– Мирный, – согласился лингвист.
– А правая голова чего молчит?
– Она думает. – Левая голова повернулась к правой и тихонько дунула той в ухо. Правая поморщилась и сказала:
– Мы – мирный билиат. Не надо ждать от нас беды. Иван вздохнул и протянул Чужому руку.
– Керш, – с достоинством протянул Чужой обоими ртами сразу. – Лингвист, специалист по языкам живым и мертвым.
– Иван Перелетный, комендант, – с сомнением глядя на Чужого, представился Иван. – Что ж, граждане хорошие, познакомились – вот и хорошо. А не покормите ли вы боевого сержанта и его верного хвостатого друга? С делами мы до утра обождем, верно?
***
Ранним марсианским утром, едва лишь взошло далекое солнышко, Иван Перелетный проснулся, за десять секунд заправил койку, за две минуты – оправился и почистил зубы, после чего отряхнул щеточкой примявшуюся за ночь форму, посадил на плечо сонного Мстислава и вышел из отведенной ему комнаты.В коридоре на стульчике дремал старший хранитель Петер Мяэтэ. При появлении коменданта он вскочил, рассыпая бумаги из толстой папки.
– Оставьте ваши аристократические замашки, гражданин Мяэтэ! – укорил его Иван. – Ну что же вы вскакивать надумали, будто у нас не Демократия! Собирайте свои листочки и двинемся территорию обходить…
Осмотр территории по предложению старшего хранителя начали с зала номер один. Иван одобрил такой четкий подход и бодро двинулся от строения к строению, старший хранитель семенил следом.
– В первом зале у нас – история космических полетов Земли в двадцатом веке, ранний период освоения космоса, так называемая советско-американская эпоха, – тараторил Мяэтэ. – Начиная от копии первого спутника…
– Почему копия? – удивился Иван. – Не могли найти оригинал?
– Он сгорел… – потупился старший хранитель.
– Непорядок. – Иван покачал головой. – Когда сгорел?
– Вскоре после запуска, в двадцатом веке… У нас хорошая копия!
– Сгорел… – Иван сделал себе пометку в стареньком органайзере. – Я проверю, когда он там сгорел… У нас, на “Неуверенном”, тоже как-то каптенармус написал, что десять бутылей красного вина сгорели… Так, что там еще?
– Космические корабли: “Восток”, “Восход”, “Джемини”, “Меркурий”, “Союз”, “Аполлон”…
Иван иронически уточнил:
– Тоже копии?
– Большей частью… – признался старший хранитель. – Тогда плохо строили… да вы посмотрите сами!
Почти полчаса Иван бродил по первому залу, оглядывая макеты, улыбаясь, заглядывая внутрь космических кораблей, качал головой. Потом спросил:
– А что тут настоящее?
– Вот эти зонды, они совершенно антикварные! – засуетился старичок. – Вот лунные зонды, вот марсианские… Вот “Луноход”-2.
– Где первый? – небрежно бросил Иван. И ехидно улыбнулся: – Неужели сгорел?
– В частной коллекции какого-то аристократа, – признался Мяэтэ.
– Аристократов у нас больше нет, – сказал как отрезал Иван. – “Луноход”… первый… разобраться… Нехорошо, гражданин старший хранитель, что мы вторым довольствуемся. Верно?
– Верно! – Глаза старшего хранителя заблестели. Старая космическая техника явно была его коньком. – А еще скафандр первого космонавта Земли в частной коллекции…
– Будет здесь, – жестко сказал Иван. – Не сомневайтесь, гражданин. Демократия не позволит разбазарить славные страницы своей истории. А это что за челнок?
– А это и впрямь челнок, – обрадовался Мяэтэ. – Копия одного из первых челноков, “Челленджера”!
– Почему копия? – мимолетно осведомился Иван. Мяэтэ молчал.
– Так, понятненько. – Комендант усмехнулся. – Сгорел? А этот челнок – тоже копия? Как он там называется… “Колумбия”… Копия? А оригинал – что?
У старшего хранителя задрожали губы.
– Ладно, гражданин, – мягко сказал Иван. – Кто старое помянет… Но при мне экспонаты гореть не будут. Ясно?
Старший хранитель закивал.
– Пойдем дальше, – распорядился Иван, оглядывая зал. – Сгорел… ха… – Уже у самой двери он остановился, ткнул рукой в какой-то здоровенный аппарат и резко спросил: – Это что у нас такое?
Старший хранитель обернулся и позеленел.
– Космическая станция “Мир”. – Иван покивал головой. – Спрашивать, где оригинал, не стану… Эх, гражданин музейный работник… если бы в космофлоте так относились к имуществу – давно бы нас Чужие завоевали…
Во втором и третьем залах Иван Перелетный немного отошел душой. Здесь были собраны корабли двадцать первого и двадцать второго веков и настоящих встречалось куда больше, чем макетов. Некоторые теоретически даже были “на ходу” – заправляй реактор и можно лететь. Перед четвертым залом Иван предложил перекусить. Мяэтэ с готовностью достал сверток с бутербродами и предложил их коменданту. Иван вежливо отказался и позавтракал тубой питательной пасты.
– Экскурсии-то часто бывают? – поинтересовался он.
– Угу… – торопливо прожевывая бутерброд, ответил Мяэтэ. – То есть – нет. Раньше часто, каждый день прилетали туристы. А как революция началась – третий год сидим в одиночестве. Иногда завернет кто случайно…
– Бандитов не было? – небрежно спросил Иван. – Места-то неспокойные, пояс астероидов рядом, луны юпитерианские…
– Нет… нет, ничего… – пряча глаза, ответил старший хранитель. – Как-то выкручиваемся…
– Ну-ну, – скармливая Мстиславу кусочек пасты, сказал комендант. – Это хорошо, что выкручиваетесь. А то завелась тут в окрестностях банда барона Трэша. Корабли одиночные грабят, на караваны нападают, на Церере орбитальный лифт взорвали, паскудники… И что самое обидное – добыли где-то старую аннигиля-ционную пушку с зарядами антиматерии. Против такой только линкор и устоит! А у Демократии – все линкоры наперечет. Если честно говорить, то всего-то один и остался…
Старший хранитель молчал.
– Пойдемте дальше? – ласково сказал Иван. – Зал четвертый и пятый, да? Шланагаси позовем в помощь?
Мяэтэ энергично закивал.
Залы с четвертого по восьмой включительно были посвящены истории космической техники Чужих. Иван с удовольствием разглядывал деревянные космолеты Ушельцев (мимоходом заметив Мяэтэ – “деревянные – а не горят!”), кусочки живых кораблей Тхарту в огромных стеклянных резервуарах (кусочки шевелились, плавали и даже пытались отращивать маленькие сопла), кристаллические корабли Билиатов (по большей части одноместные, представители этой расы никогда не страдали от одиночества). Много было экспонатов уникальных, изысканных, а то и просто затейливых. Шланагаси, выпустив колесное шасси, раскатывал между кораблей и просто сыпал пояснениями – он обожал технику Чужих. Глаза его горели от восторга.
После обеда Иван присоединил к экскурсии еще и Мебиуса с Марией-Пьер. Мебиус с энтузиазмом рассказывал о роботах и электронных системах, собранных в девятом зале, Мария-Пьер – о живых организмах, занимавших залы десятый и одиннадцатый. Похоже, девушке было труднее всего – все организмы чувствовали себя прекрасно, хотели есть, двигаться и размножаться. Со слезами на глазах Мария-Пьер говорила о тех инопланетных созданиях, которые не выдержали неволи – или, напротив, стали слишком уж активны и были усыплены. Молчаливый Тягомотин то косил траву возле одиннадцатого зала и непрерывно носил ее в вольер с арктурианскими хвостоносиками, то бегал по лужкам с сачком, отлавливая бабочек для пучеглаза уранийского. Маленький Антуан-Мария-Пьер тоже не бездельничал – собирал на болотце лягушек для пустотных фантазмиков.
– Беспокойное хозяйство, – признал Иван. – Диву даюсь, как тут у вас все ладно и складно устроено, граждане хорошие!
Граждане нервничали и прятали глаза.
В двенадцатом зале к экскурсии присоединился и сам профессор Сохатый. Похоже, зал планетарных пейзажей был у него самым любимым. Устроившись в кресле диспетчера, он воссоздавал вокруг восхищенного коменданта то пыльные степи Андрутании, то скалистые склоны Кольнийского вывертня – уникальной планеты, имеющей форму зазубренного треугольника.
Уже под вечер все вошли в тринадцатый зал – собрание артефактов неизвестной природы. Там, низко склонившись над лабораторным столом, корпел над расшифровкой текста, высеченного на маленьком металлическом кубике, билиат Керш.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента