Лукьяненко Сергей Васильевич. Не время для драконов (Главы 2-6)

Лукьяненко Сергей & Перумов Ник
Не время для драконов (Главы 2-6)

   С. Лукьяненко, Н. Перумов
   
   НЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ДРАКОНОВ
   
   
   Глава вторая.
   
   Виктор опустил дымящуюся телефонную трубку на стол. Все происходило как в дурном сне, когда привычный мир рушится, и причем рушится -- неторопливо и насмешливо. Все, к чему он прикасается, умирает. Лопаются трубы, взрываются кинескопы, горят телефоны... Что может гореть в новеньком импортном аппарате? Изоляция проводов, порошок в микрофоне? Да какой там порошок, крошечная горошина электронного микрофона столько гари никогда бы не создала!
   Но едкий черный дымок продолжал куриться. Вспомнилась идиотская шутка из детства, когда он с приятелями звонил по первому попавшемуся номеру, и захлебываясь от смеха кричал солидным, "взрослым" голосом: "На телефонной станции пожар, опустите трубку в таз с водой!"
   Может и впрямь...
   "Еще секунда -- и я начну хохотать. Позорно, истерически хохотать, стоя спиной к умирающему ребенку..."
   И это была правильная мысль. Дурь вылетела из головы. Виктор отвернулся от несчастных останков телефона, подошел к девочке. По прежнему в сознании, это уже хорошо. Но откуда такая бледность?
   Склонившись над неожиданной пациенткой, он осторожно закатал окровавленный свитер. Девочка слегка повернулась, помогая ему. Молодчина.
   Свитер задрался легко, это было одновременно и хорошо, и странно. Хорошо, ведь если кровь не успела засохнуть, приклеить одежду к коже -- значит ранение недавнее. Странно, потому что свежая рана должна была продолжать кровоточить.
   -- Как? -- спросила девочка. Спокойно, без того мелодраматичного надрыва в голосе, что звучит порой и у взрослых барышень, порезавших пальчик.
   -- Нормально, -- ответил Виктор, чудом попадая ей в тон.
   Он ожидал чего угодно. Зияющей раны, оставленной горлышком разбитой бутылки, или того, что на коже не окажется даже царапины. В конце концов, окровавленная девочка может быть лишь живой отмычкой для шайки малолетних грабителей. А он ведь до сих пор не закрыл дверь!
   Но рана и впрямь была. Тонкий, почти хирургического вида разрез. Уже не кровоточащий.
   -- Несильно зацепили, -- сказала девочка, словно читая его мысли. -- На переходе. Больно не было, только крови плеснуло...
   -- На переходе, ясненько... -- Виктор зачарованно смотрел на рану. Повезло девчонке. Видимо, полоснули бритвой. Но задели слабо, лишь чуть пропороли кожу. И свертываемость у нее оказалась хорошая. И сама она не растерялась. Виктору, взрослому и достаточно крепкому человеку, и то было неприятно спускаться вечером в подземный переход. Вечно там разбивали лампочки, частенько воняло всякой гадостью, шевелились в углах бесформенные тени бродяг, готовящихся к ночевке. Вот кто-то и напал на девочку. Скот. А девчонка -- молодец, отчаянная. Вырвалась, вбежала в ближайший подъезд, лишь у двери упала... к счастью, не от кровопотери, как он вначале подумал.
   -- Все будет нормально, -- сказал он. -- Честное слово. Это rnk|jn порез. Даже не стоит шить. Я обработаю перекисью...
   -- Хорошо, Виктор.
   Она смотрела ему в глаза испытующе и серьезно. Не по детски.
   А еще -- знала его имя!
   -- Откуда ты меня знаешь? -- резко спросил Виктор.
   Девочка молчала.
   Похоже, эта ночь не собиралась дарить ему простые ответы.
   Виктор быстро прошел в прихожую. Торопливо провернул замок. Потом, чувствуя легкое смущение, снял с гвоздя в стене ключи от второго, почти никогда не закрывавшегося замка, запер и на него.
   Забаррикадировался, называется! Хлипкая картонная дверь и два жалких серийных замка. Мой дом -- моя 1000 крепость...
   Стены, черные как ночь, белый жемчуг куполов, пусть печаль уходит прочь, это крепость наших снов... Плеск лазоревой волны, льется с неба солнца мед, дети облачной страны начинают свой полет... И не думай, не гадай, где здесь сон и где здесь явь, одного не забывай -- кто в ответе, тот и прав... Есть властитель в мире дня, повелитель есть в ночи, но от тайного огня -- одному даны ключи...
   ...Виктор оторвался от стены. Ноги чуть дрожали, но чушь в голову больше не лезла. На каком-то немыслимом автопилоте он открыл аптечку, висевшую в прихожей, выгреб полиэтиленовый пакет с бинтами и пластырями.
   Самому пора лечиться...
   Девочка продолжала лежать, глядя на него. Виктор быстро, стараясь забыться в простейших действиях, оторвал кусок бинта, смочил перекисью, провел по тонкому разрезу. Перекись зашипела, выедая подсохшую корочку крови. Девочка поморщилась.
   -- Откуда ты меня знаешь, а? -- раскрывая пакетики с лейкопластырем спросил Виктор. Больному полезно заговаривать зубы во время процедуры. Но ему самому был важен ответ.
   -- Знаю, -- девочка наконец-то снизошла до разъяснений. Жаль лишь, что ясности они не принесли никакой.
   Чтобы закрыть рану потребовалось всего три кусочка пластыря. Нет, определенно повезло девчонке! Скользящий разрез, поверхностный. Но откуда натекло столько крови?
   -- Бритвой полоснули? -- спросил он.
   -- Нет, саблей.
   Глаза у нее были серьезные. Но Виктор отвык верить глазам.
   -- Я не знаю, как тебя зовут, -- начал он, закипая. -- Не знаю, где ты удачно оцарапалась...
   -- Тэль.
   -- Что?
   -- Так меня зовут. Тэль.
   Внезапно Виктор понял.
   Видел он как-то по телевизору таких вот мальчишек и девчонок. Неряшливо одетые, с волосами перевязанными ленточками, с деревянными, а то и металлическими мечами за спиной. Называли они себя именно такими "красивыми" именами, собирались где-нибудь в лесу и занимались "ролевыми играми". Хорошенькая корреспондентка взахлеб рассказывала, что это новое молодежное увлечение, в ходе которого вырабатываются альтернативные формы поведения и познается история исчезнувших цивилизаций. Виктору от подобного зрелище было тоскливо. Во-первых, он верил в древние цивилизации гномов и эльфов не более, чем в империи Кощеев Бессмертных или государство Бабы-Яги. А во-вторых, уж слишком фанатично блестели глаза у ребят, посвятивших свою юность изучению эльфийской речи.
   Наверное и эта девчонка, Тэль, заигралась в подобные игры. Apndhk` в компании сотоварищей-эльфов, красила ногти золотым лаком, фехтовала ржавыми железяками. Вот и получила маленькую отметку на всю жизнь.
   Прекрасное объяснение. Лучшего не придумать. Да и не хочется в этот поздний час отвергать простые и понятные объяснения.
   Но откуда девочка знает его имя?
   Может быть видела в больнице? Доводилось порой поддежуривать в детских отделениях. Запомнила пигалица лицо и имя, а потом, случайно попав в квартиру, приняла случайность как должное... Дьявол, сплошные домыслы...
   -- Тэль, -- как можно ласковее сказал Виктор. -- Я должен сейчас позвонить твоим родителям... хм.
   Он покосился на телефон. Тот, правда, уже не дымился, но...
   -- Тэль, я выйду, внизу есть таксофон, -- сказал Виктор.
   Девочка улыбнулась.
   -- Тебе некуда звонить.
   -- У твоих нет телефона? -- сообразил Виктор.
   Было уже заполночь. Веселенькое дело!
   -- Вставай, -- сказал он наконец. -- С тобой ничего страшного не случилось. Я сам отвезу тебя домой.
   Тэль словно ждала разрешения. Немедленно села, оправила свитерок, сложила руки на коленях. Аккуратная примерная девочка. И не скажешь, что в голове свищет ветерок.
   -- Ко мне на такси не доедешь, Виктор, -- сообщила она. По деловому, без всякой насмешки или вызова. Напротив, с благодарностью, словно предложение ей очень польстило.
   -- И что же тогда делать?
   В глубине души Виктор надеялся, что дев 1000 очка встанет и уйдет. Сама. И пешком. Нет, конечно, это было бы не слишком правильно -отпускать ребенка, да еще раненного, в ночь.
   Но где-то в глубине души ворочался холодок предчувствия. И говорил он одно: если девочка сейчас не уйдет -- из его квартиры и из его жизни, то будет плохо. Очень плохо.
   Почему только эти сволочные предчувствия такие однобокие? А что произойдет, если он сейчас выставит девчонку за дверь? Станет лучше?
   Тэль смотрела ему в глаза.
   -- Мы ляжем спать, -- сказала она с подкупающей простотой. Подумала, и уточнила: -- Я маленькая, мы на тахте поместимся. А утром пойдем ко мне.
   Вот теперь Виктора проняло окончательно.
   -- Так, -- сказал он. Взял девочку за плечо, поднял с тахты. Молча поволок в прихожую. В голове сразу возникла целая куча неприятностей, которые крылись за предложением Тэль. То ли вычитанные в газетах, то ли мгновенно придуманные гнусности. Самым безобидным было пробуждение в обчищенной квартире... да что у него воровать-то? Далее следовали небритые граждане кавказской национальности, включенные утюги, сроки за растление малолетних и прочие радости бульварных газет.
   -- Виктор! -- девочка внезапно вывернулась из его рук. Прижалась к стене, под злополучным электрощитом.
   -- Выметайся, живо! -- Виктор пытался говорить зло и убедительно, но получалось это плохо. Ну не походила эта девочка на пособницу какой-то грязной аферы! Никак не походила! Да и в словах ее, похоже, не было ничего, кроме предложения уснуть на одной кровати. -- Выметайся!
   -- Почему? -- совсем растерянно спросила девочка.
   -- Почему, говоришь? -- Виктор указал взглядом на пол. Конечно, nqmnbm` лужа была в подъезде, но и здесь хватало бурых пятен. -- Это не твоя кровь! Ты бы так не прыгала, Тэль... или как там тебя!
   -- Не только моя, -- легко согласилась девочка. -- Я отбивалась.
   Час от часу не легче! Может быть на лестнице этажом ниже валяется труп?
   -- Он ушел. А мне было не до него. Я шла к тебе.
   От легкости, с которой Тэль отвечала на незаданные вопросы, делалось неуютно.
   -- Почему -- ко мне?!
   Виктор уже не рассчитывал на нормальный ответ. Может быть потому его и получил.
   -- Наши предки знакомы.
   Ох уж этот жаргон! Предки! И все-таки что-то проясняется. Виктор с безумной скоростью прокрутил в голове маминых подружек, и их мельком виденных чад. Смутно вспомнились несколько рыжих девчонок. Надо позвонить маме. Спросить, кто из дочек-внучек ее подруг предпочитает играть с самодельными мечами, а не с куклами и компьютерными приставками... Да. Конечно. Позвонить...
   -- Идем в комнату, -- устало сказал Виктор. -- Ладно. Хорошо. Я идиот. Я доверчивый кретин. Не требую объяснений и доказательств. Но скажи, пожалуйста, откуда наши предки знакомы?
   Девочка обиженно поморщилась:
   -- Они вместе воевали.
   -- Что?!
   Несколько секунд Виктор потратил, пытаясь представить маму или папу на войне. На какой-нибудь "необъявленной". Маленькая, пухленькая учительница математики в джунглях Вьетнама, или близорукий, в очках с линзами "минус семь" отец в песках Афганистана... Надо же, какая увлекательная версия!
   -- Девочка, мои родители не воевали. Нигде и никогда. Честное слово. Их даже в тыл врага с парашютом не сбрасывали.
   -- Я не говорила о родителях, -- спокойно возразила Тэль. -Твои бабушка и дед -- воевали.
   Виктор осекся на полуслове. Родителей отца он толком и не знал. Рано умерли, и не принято было их вспоминать. Кажется, было что-то такое в их жизни, чем гордиться особо не стоило. А вот бабушка Вера...
   В детстве он проводил у нее каждое лето. И тогда, и сейчас баба Вера жила в глухой деревеньке в Рязанской области. Есть такой тип людей, что совершенно не переносят городской жизни. Даже в мамин городишко она выбиралась редко и с неохотой. В Москве, у него, не бывала никогда, хотя здоровье -- т 1000 ьфу-тьфу, позволяло. Была баба Вера высокой, без намека на старческую сгорбленность. С острым взглядом янтарных глаз, с черными и на восьмом десятке лет волосами. А еще в ней было то, что называют "породой". В войну -- настоящую, единственную, которой принято гордиться, была она немногим старше Тэль. Но -- воевала. В партизанском отряде. Маленький Виктор, как водится, в свое время пристал к бабушке с расспросами: "Расскажи, как убивала фашистов!"
   И баба Вера рассказала. Да так подробно, что мама, услышавшая от сына восторженный пересказ, первый и последний раз поругалась с бабушкой. Виктор, укрывшись с головой одеялом, перепугано вслушивался в перебранку из соседней комнаты. "Мама, да ты сумасшедшая!" -кричала на бабушку его мать. "Шею резать не с той стороны, где стоишь, да? А то кровью запачкаешься? Ты что ребенку рассказываешь? У него же травма, психическая травма будет!" И голос бабушки, спокойный, ледяной... как у Тэль... как у Тэль! Что-то о лице смерти h цене жизни. Про то, что Виктор не спит, все слышит, и от маминой истерики у него как раз то и может быть психическая травма.
   Бабушка всегда знала, когда он спит, а когда притворяется. И звала его только Виктором. Никаких Витенек-Витюшек-Витюлечек, от которых коробит любого мальчишку. С бабой Верой было хорошо и жутковато одновременно. Виктор мог соврать маме или отцу, но бабушке даже не пытался.
   -- Ты мне веришь? -- неожиданно спросила Тэль.
   Виктор пожал плечами. И честно сказал:
   -- Нет.
   В щитке щелкнуло и свет погас.
   -- Часто так? -- с живым интересом спросила девочка из темноты.
   -- Отойди от щитка, -- Виктор поймал ее за руку и оттащил в комнату. -- Стой.
   Поминутно налетая на стены он выбрался на кухню, стал на ощупь искать свечку. Все, хватит на сегодня войны с проводкой. Завтра надо вызывать электрика.
   Свечка нашлась не сразу. Почему он за пять лет не научился ориентироваться в собственной квартире? Стоит погаснуть свету -- и словно сходятся стены, а потолок опускается и давит. Никогда ведь не жил в роскошных просторных апартаментах...
   Когда Виктор, прикрывая ладонью язычок огня, вернулся в комнату, Тэль у порога уже не было. Она сидела на тахте, задумчиво листая журнал "Медведь". Журнал, кстати, раньше лежал на книжной полке.
   -- Очень смешно, -- сказал Виктор, опуская свечу на столик. -Значит, так. Времени второй час. Так что ты остаешься.
   -- Спасибо, -- поблагодарила девочка.
   -- Ляжешь здесь. А я на полу. Утром пойдем к тебе домой.
   -- Обещаешь? -- требовательно спросила Тэль. Таким тоном, словно Виктор коварно заманил ее в квартиру и не дает уйти. Пришлось пару раз глубоко вдохнуть, прежде чем ответить... между прочим, с ощущением, что совершается огромная глупость.
   -- Да. Клянусь.
   -- Я тебе верю, -- согласилась Тэль. Отложила журнал, и стала наблюдать, как Виктор достает из шкафа запасное одеяло и подушку, стелит себе на ковре, в том уголке комнаты, что давно был отведен для припозднившихся друзей. Слава богу, она не вызвалась помочь, Виктор был уже на взводе.
   -- Моя постель -- попона боевого коня, -- мрачно сказал Виктор, усаживаясь на сложенное вдвое одеяло.
   -- Ты умеешь ездить верхом? -- живо заинтересовалась Тэль.
   Он даже отвечать не стал. Встал, потянулся к свече. Уже давя пальцами крошечный лепесток пламени краем глаза увидел, что Тэль стягивает свитерок, одетый, оказывается, на голое тело.
   Дьявол! То ли абсолютное простодушие, то ли циничная развращенность. Тэль в том возрасте, когда подобное поведение еще не означает однозначного предложения... и уже не в том, когда не значит абсолютно ничего.
   Ему казалось, что он вообще не заснет этой ночью. Но сон пришел сразу, едва Тэль закончила возиться на тахте. Словно ничего удивительного не произошло, словно он спал в полной безопасности и в одиночестве.
   А снился Виктору умирающи 1000 й конь, красивый белый конь, лежащий на зеленой траве. Боевая попона, сплетенная из металлических колечек, была истыкана короткими толстыми стрелами. Конь вздрагивал, поднимая белую морду с кровоточащей круглой раной во лбу. В голубых словно небо глазах светилась человеческая мука. Виктор нагнулся над ним, opnbek ладонью по холке. А потом перерезал коню горло коротким широким клинком.
   С противоположной от себя стороны, как учила бабушка Вера.
   
   ***
   
   Была в ее движениях грация, недоступная человеку. Лой Ивер, глава клана Кошки, коснулась тонким пальчиком золотой пудры, небрежно насыпанной в грубую деревянную чашу. Милый контраст роскоши и простоты... если забыть, что розовое дерево не растет в Срединном Мире.
   -- Ты становишься похожа на куклу, -- бросил из бассейна Хор. -Хватит мазаться, Лой.
   Женщина словно не слышала. Провела пальцем под глазами, оставляя сверкающий золотистый след. Лицо, раскрашенное сапфиром, золотом и серебром, и впрямь обретало кукольный вид. Темно-синие глаза, золотистые волосы, матово-белая кожа -- и все это карикатурно подчеркнуто теми же цветами.
   -- У тебя не чешется кожа от этой дряни? -- раздраженно повышая голос спросил Хор.
   -- Чешется, -- признала Лой.
   -- Так прекрати мазаться.
   -- Красота дороже.
   Хор издал хрюкающий звук. Не то смеялся, не то возмущался.
   -- Зачем тебе это нужно, Лой?
   -- Что? Бал?
   -- Нет. Насмешливые взгляды наших дураков, фальшивые комплименты гостей...
   -- И страсть в глазах юнцов... -- мягко прошептала Лой.
   -- Блудливая кошка, -- сказал Хор. Это не было оскорблением. Просто констатация факта.
   -- Хор... -- Лой отвернулась от зеркала, подошла к бассейну. -Когда в женщине видят лишь накрашенную смазливую дурочку -- проще...
   Он плеснул в нее водой. Словно бы игриво, но ведь прекрасно понимая, как Лой этого не любит, и как легко превратить сложный узор цветных пудр в грязные потеки. Лой увернулась, покачала головой.
   -- Ладно. Я понимаю. Обещаю, Хор, сегодня я не буду шататься и хохотать после второго бокала вина. И целоваться по углам со сластолюбивыми магами чужих кланов -- тоже.
   Хор с сомнением смотрел на нее из теплой, парящейся воды. Он был огромен, мускулист, каждое движение выдавало в нем воина. Он так же не знал недостатка поклонниц, как Лой -- нехватки кавалеров. Вот уже десять лет как весенние схватки подтверждали его права быть другом Лой.
   И все же он ревновал ее.
   Не мог не ревновать. Лой, и ветреная и верная, способная и танцевать до упаду и неделями просиживать над полуистлевшими магическими трактатами, швыряющая золото клана на минутные прихоти и правящая тем же кланом железной рукой, искусно лавирующая между постоянно готовыми вцепиться друг другу в глотку сообществами кланов, оставалась вечной загадкой. Темно-синие глаза умели делаться то бездонными, то, напротив, непроницаемыми, словно черные камни под спящей водой -- особенно когда она выносила кому-то смертный приговор. Мягким, крадущимся шагом она умела так пройтись по залу, неважно -- в прозрачном бальном платье, или закутанная от шеи до пяток в черное, что у мужчин останавливалось дыхание, рты наполнялись жадной слюной и разум едва-едва удерживал последние рубежи перед m`rhqjnl обезумевшего самца рвущегося из глубин памяти. В такие минуты Хор как никогда бывал близок к сумасшествию, к настоящей мании убийства.
   И Лой, похоже, об этом прекрасно знала. Тем не менее ей нравилось дразнить его, играть с огнем, балансировать на грани, висеть на волоске; собственно, в этом и заключалась квинтэссенция того, что именовалось "Духом Кошки" -- быть вечно на самом краю, скользить на гребне волны, ни во что не вмешиваясь и ни под что не подставляясь. Кошки слыли первейшими интриганами в мире. И Лой среди них была первой. Злые языки утверждали, что Кошки сумели бы до 1000 говориться даже с Прирожденными; а кое-кто шел дальше, утверждая, что эти, мол -- предадут в любой момент, как только сочтут это для себя выгодным, а может быть -- уже и предали. Никаких доказательств никто, само собой, никогда собрать не мог, а Кошкам, казалось, совершенно все равно, что о них говорят. И даже более -- шуткам над собой они смеялись едва ли не первыми. А кроме того, слыли авторами всех более-менее остроумных.
   А еще они были знамениты своими балами. Где в ход шли любые снадобья и развлечения. Где согласно неписаным, но твердо поддерживаемым правилам никогда не сводились счеты и члены враждующих кланом могли говорить спокойно, не хватаясь за оружие. На балах у Кошек отчего-то разом забывались все обиды и оскорбления.
   Лой, полуприкрыв веки, послала в Хора тщательно выверенный взгляд. Сегодня ей и впрямь было не до флирта. Что-то неладное случилось с кланом Огня. Обычно на ее балы они являлись одними из первых. А теперь -- их никого нет. Тоскливо мается возле стены бледный юноша с алым газовым шарфом на левом рукаве -- и все.
   Правда, хорошо и то, что эта странность -- пока единственная. Остальные завсегдатаи уже собрались.
   Бальный зал Лой Ивер был обычен для лесных правителей. Магия обратила обычный дуб в громадного, поистине "небеса подпирающего" колосса, поднявшегося высоко-высоко над туманными вершинами Поющего Леса. Ветви нижнего венца кроны опускались вниз до самой земли, сплетаясь так, что получились самые настоящие стены, не хуже крепостных--каждая из ветвей толщиной была в столетний обычный дуб.
   Ивер позаботилась и об остальном. Из-под корней великана бил ледяной ключ; Лой не слишком любила воду, как и всякая Кошка; но хрустальные капли на зеленой листве были так красивы, так легко играли в отблесках громадного очага, что она не удержалась.
   Под темно-зеленой (или, в зависимости от сезона, густо-золотой) листвой вольно гуляли ветры. Лой вспомнила, сколько ей пришлось в свое время уламывать знаменитого Ритора. Убийца Дракона долго отнекивался, но в конце концов не устоял, сотворил нужное заклятье. Правда, после этого отчего-то ни разу не появился на ее балах. А жаль. Ивер была честолюбива. Ее предшественница танцевала "огненную" с самим Каэдроном, Каэдроном-Владыкой, когда молодой еще Дракон навестил Поющий Лес. Бабка Лой, Ивер Первая, ухитрилась заполучить на один из своих вечеров пленного принца Прирожденных, взятого в случайно морской стычке. Принца привели Воздушные, они потеряли в бою трех лучших магов, они едва держались на ногах -- однако бабка тогда не подкачала, добилась своего, и память о "бале с Прирожденным" жива до сих пор. В отличии от принца, конечно.
   Ах, какие интриги плелись здесь, какие хитроумные комбинации рождались из ничего, какие заключались союзы, пакты и альянсы, чтобы, подобно призракам, исчезнуть через несколько месяцев, преобразившись в совершенно иные оси, унии и лиги! Сколько требовалось мастерства и хитрости, чтобы, "постоянно оставаясь в середине, все же оставаться в qrnpnme"! Кланы дважды отбились от Прирожденных, причем первый раз это была настоящая война; но ГЛАВНАЯ БИТВА -- тогда, в прошлом, "когда был молод еще сам Хранитель", как говорили Драконы, -- главная битва осталась проигранной. На горечи поражения взошли горькие же побеги. Кланы всегда, с самого первого дня их появления в Изнанке, стояли на самом краю кровавой и всеобщей междоусобицы. И, пожалуй, разделись они на два примерно равных по силе лагеря, так бы и случилось. Однако в древности этому мешали Драконы -- Лой не боялась называть владык минувшего по имени, она не верила в злую магию секстаграмматона -- а потом они, Кошки, остались одни. Не каждый в Изнанке ведал, кто именно пресек жизнь последнего из Властвующих; Лой, конечно же, знала.
   Да, да, наверное, именно они, Кошки, не дали вспыхнуть большой войне, лениво ду 1000 мала Лой. Пусть лучше бойцы Воды и Огня оспаривают друг у друга девчонок моего клана, чем методично насилуют их -- после того, как вспорют животы соперникам. Пусть... а, впрочем, неважно. Кошки живы и процветают, их побаиваются и уважают, уважают наравне с четырьмя Стихийными Кланами, испокон веку стоявшими между кланами тотемными и Крылатыми Властителями. Даже Тигры, страшные в рукопашной схватке, признали, что с этими Кошками лучше не связываться...
   А меж тем в громадной бальной зале -- была осень, и глаз отдыхал, радуясь неяркому и глубокому отливу золота на бесчисленных резных листьях -- собирались последние припоздавшие гости. Лой осторожно отогнула ветку. Сверху открывалась великолепная картина -угольно-черные плащи мужчин, изукрашенные искрящимися алмазными извивами, многоцветье женских нарядов: от сплетенного из топазовых нитей -- пожалуй, и впрямь каменных, а не матерчатых, костюма Каниан Тай, самой скандальной и самой красивой дамы Земных, от целой волны трепещущего шелка цвета морской лазури (новенькая у Водных? как интересно, никогда раньше ее не видела, и даже не слыхала о такой... Лой почувствовала себя уязвленной -- как такая красавица могла остаться неизвестной ей, Лой Ивер, главе клана Кошки?!), да, от лепестков живого огня, от водопадов и струящихся каскадов до почти полного отсутствия какой бы то ни было одежда (гордые Пантеры, презирающие стыд и условности). Блеск колье и диадем сливался с мягким свечением хрустальной росы, заранее рассеянной магией Лой по живым стенам зала. Лой еще раз посмотрела на молоденькую девушку Водных, покачала головой. Нет, почему она не знала? Зря, что ли, платит осведомителям всех кланов? Теперь уже и не успеть, не найти такую одежду, которая убийственным контрастом оттенит голубые шелка красотки. Разве что строгий охотничий костюм? Надо подумать...
   Надменные Барсы в снежно-белых прямых одеяниях, игнорирующие роскошь, вторые (после гномов) оружейники Изнанки. Спокойные, флегматичные, но неудержимые в гневе Медведи, предпочитавшие, подобно эльфам, зеленое и коричневое, с толстыми золотыми цепями из необработанных самородков; вечно мятущиеся, всегда готовые кинуться в драку Волки во всех оттенках серого; невозмутимые Сапсаны, и еще многие, многие другие из Тотемных.
   А особняком, на почетных местах ближе к громадному стволу, вели неспешную беседу гости из Четырех Стихийных. Собственно говоря, в полном составе явились лишь из клана Земли, обожающего празднества; от Воздуха пришли только двое, от Огня-- один-единственный мальчишка с алым шарфом; Воды снизошло больше, отсутствие первых лиц искупалось очаровательной дебютанткой, вокруг которой уже взвихрился настоящий хоровод ухажеров, наперебой тщащихся оказаться занесенными в заветную ее бальную книжечку.