Лукьяненко Сергей Васильевич. Проводник отсюда (Сборник)

   И холодный декабрь.
   Стук трамвая затих. Окно медленно угасло. Буквы на табличке задергались, складываясь в чужое слово.
   – Пошли, Проводник. Ты слишком легко хочешь отделаться. Я не играю в проигранные игры.
   – Просто ты нашел меня слишком поздно, – неожиданно возразил Проводник. – Пару лет назад…
   – Значит, я не хотел тебя найти пару лет назад. Идем.
   Мы шли, и улицы бесплотными тенями скользили вокруг. Проводник повесил сумку на другое плечо. И сказал – то ли жалуясь, то ли просто обижаясь:
   – С тобой очень трудно. Ты никак не решишь.
   – Это твоя сущность – провожать, – злорадно ответил я. – Терпи.
   – Может быть, тебе помочь? – Проводник обернулся. И я вдруг понял – его лицо уже не похоже на мое. Кто-то изменился. Он или я?
   – Помоги.
   – Хочешь Верну? Счастливую Верну, где все так, как должно быть? Очень просто – ты отдашь мне все деньги, всю мелочь из карманов, а я вручу билет…
   – Там слишком хорошо для меня, Проводник.
   – Понимаю. Тогда настоящий мир – Земля лишь его тень…
   – Та самая, которую обычно зовут Отражением?
   – Да. Интересный мир, красочный и волнующий. Разнообразный…
   На Проводнике теперь был плащ – черный с серебристым, заколотый серебряной розой. На поясе – тяжелая шпага. Лицо осталось молодым, но глаза оказались старыми, тускло-зелеными, пронзительными.
   – Извини, Корвин, – сказал я. Мне действительно было жаль – нестерпимо, до дрожи в руках – отказываться. – Для меня слишком реальна Земля, твой мир окажется ее тенью.
   – Уверен?
   Над городом поплыли светящиеся лиловые облака.
   Асфальт под ногами превратился в утоптанную землю. В дощатую мостовую. В полотно голубых искр.
   Мимо проскакал всадник на угольно-черной лошади.
   – Уверен, – ответил я. – Чуть раньше – не знаю. Уверен.
   – Жаль…
   Черное с серебром упало с его плеч. Облака угасли. Вновь подступила ночь.
   Проводник словно съежился, стал меньше ростом. Теперь это был просто мальчишка лет двенадцати. Я улыбнулся, и он опустил глаза. Но все же спросил, виновато и с робкой надеждой:
   – Может, ты тоскуешь по детству? Хочешь, я отведу тебя? К поезду до станции «Мост»… Или…
   – Нет. Слишком поздно. Я не нуждаюсь в защите – и не умею защищать. К тому же я боюсь высоты. Извини.
   Проводник не стал выше ростом. Но и мальчишкой он больше не был. Так… не взрослый и не ребенок… полурослик.
   – Есть вещи куда страшнее высоты, – хмуро сказал он. – Пещеры Мории…
   Я присел перед хоббитом на колени. И ласково сказал:
   – Знаешь, я очень тебя любил. И твой мир всегда был для меня настоящим.
   Проводник расслабился:
   – Пойдем, это совсем близко. Я хорошо знаю дорогу.
   – В этом-то вся и беда, Проводник. Ты уже слишком многих туда увел. Я боюсь, что мне не хватит места… и уж точно не найдется еще одного Кольца.
   Он снова стал мной – Проводник Отсюда. Только еще более усталый, чем раньше.
   – Тогда думай сам. Я не стану больше перебирать варианты. Решай – у тебя целая ночь.
   – Она скоро кончится, – сказал я. Мне стала страшно.
   – Не волнуйся. Со мной ночь может длиться вечно.
   – А ты не боишься провожать меня целую вечность?
   – Для меня нет времени. Оно существует для тебя – ты устанешь и захочешь остановиться. Захочешь спать, в конце концов.
   – Идем.
   Улицы вновь кружили вокруг. Словно мы перебирали ногами, а дома торопливо ползли мимо.
   – Мы идем к вокзалу, – вдруг понял я. – Все-таки хочешь усадить меня на поезд?
   – Нет. Это ты хочешь туда прийти. Тебе нужен символ, этикетка, образ дороги.
   – Я просто хочу выпить кофе, – хмуро возразил я.
 
   Буфет был пуст. Грязный пол, залитые чем-то столики. Проводник подошел к стойке – мне показалось, что на мгновение за ней возникла бесформенная тень буфетчицы, – и вернулся с двумя гранеными стаканами.
   – Я заплатил, – мимоходом сказал он. – Кофе натуральный, молотый.
   Я недоверчиво принюхался. Кофе, настоящий. В вокзальном буфете. Хотя чему удивляться, идя с Проводником?
   – А нормальные чашечки нельзя было взять?
   Проводник пожал плечами:
   – Мы же не в ресторане… Достать через Тени?
   – Не надо. – Я глотнул кофе, в меру горячий и слегка сладкий. Как положено. – Не трави душу, Проводник. Я хотел бы туда уйти, но не могу. Будем считать, что янтарь – не мой камень.
   – Эмбер… – тихо прошептал Проводник. – Я часто провожал туда… последнее время.
   Он явно не собирался пить свой кофе. Я молча забрал у него стакан, выпил залпом, как водку, как горькое лекарство.
   – Это ненадолго тебя взбодрит, – с жалостью сказал Проводник. – Решай быстрее. Ищи.
   – Пойдем, Проводник. Поищем вместе.
 
   Город давно уже кончился, а ночь все длилась. Мы шли по горной дороге, извилистой и крутой. За спиной упавшим на землю сгустком тьмы притаился город.
   – Я показал все, что знал, – прошептал Проводник. Теперь он шел следом, понурившийся и жалкий, утративший всякое сходство со мной. – Ты видел счастливые миры, ты видел страшные. Тебе нравилось… иногда. Остановись, сделай выбор.
   Ноги болели. Я боялся даже подумать, сколько километров мы прошли за ночь. Боялся взглянуть на часы и узнать, сколько уже длится ночь.
   – Тебе хочется спать, – сказал Проводник. Голос был неожиданно тонким, и я обернулся. За мной брела девушка в потрепанных джинсах и мятой клетчатой рубашке. Со светлыми волосами, разбросанными по плечам. С моей сумкой в руке.
   – А это еще зачем? – устало спросил я. Проводник лениво махнула рукой:
   – Какая разница? Давай отдохнем.
   Мы уселись прямо на дороге, на теплом шершавом бетоне. Я достал сигареты, не спрашивая, раскурил пару, протянул одну Проводнику. И замер, разглядывая ее лицо в тусклом свете зажигалки. Язычок пламени дрожал между нами, бросаясь от ее лица к моему и обратно. То ли в такт дыханию, то ли в пересечении взглядов.
   – Всегда хотел встретиться с такой девушкой, верно? – спросила Проводник. – Она будет ждать тебя. Здесь или в другом городе. Где захочешь.
   Я любовался ею. Молча, сосредоточенно. Нет, не было в ее лице идеальности. Не каждый обернулся бы вслед. Эту девушку должен был любить я.
   – Очень надеялся, что у тебя хватит ума не предлагать это,– сказал я. И понял, что голос дрожит. – Есть то, чего нельзя просить или искать. Можно лишь ждать… Зря ты это сделал… Зачем?
   Я снова сидел лицом к лицу со своим отражением. Проводник вздохнул:
   – Мне было жалко тебя… Но я предложу еще. Хочешь стать таким же, как я? Проводником. Вечным Проводником Отсюда?
   – Нет. По-моему, ты уже понял, чего я хочу.
   Проводник кивнул. Положил на колени сумку. И печально сказал:
   – Да, понял. Сразу. Но тебе понадобилась ночь – очень долгая ночь, чтобы понять самому.
   – Да! – Я засмеялся, понимая, как не нужен сейчас смех. – Мне нужна очень долгая ночь, Проводник. Вечный покой. Тишина. Ты пришел слишком поздно, чтобы привести меня куда-то. Я способен лишь уйти.
   – Но не всем для этого нужен проводник.
   – Они верят в покой и тишину. А я боюсь, что их может не оказаться там.
   – Я помогу тебе, – сказал он. – Сейчас… Это несложно.
   Он опять изменился. Неуловимо для глаз – да и слишком темно было вокруг. Но я знал, кем он теперь стал.
   – Это всего лишь оболочка, – прошептал я, потому что теперь мне стало совсем грустно. – И все равно – не смей!
   – Тебе не будет больно, – сказал Проводник. А может – и не он сам. Желтая змейка скользнула с его тонкого запястья и заструилась ко мне по асфальту. Малыш с волосами цвета спелой пшеницы смотрел на меня глазами Проводника. – Я знаю, все случится очень быстро. Она унесет тебя дальше, чем смог бы увести я…
   – Какой из тебя, к чертовой матери, Маленький Принц, – прошипел я. И ударил каблуком по змейке, чей укус убивает в полминуты. Наверное, она непривычно чувствовала себя на дороге. Ей нужен был мягкий песок пустыни – для быстрого рывка, для маскировки. – Мы пришли к началу конца, Проводник. Сбрасывай этот облик! Не смей в нем оставаться!
   Встав лицом друг к другу, мы положили руки на сумки. Одинаковым движением раздернули «молнии» застежек. Сдвинули мягкую шерсть свитеров. И взялись за теплый металл.
   – Ты знаешь, чего я хочу, Проводник. И знаешь свой долг – вести меня до конца.
   Я рассмеялся:
   – Провожай меня в никуда, Проводник! В долгую ночь, в вечный покой. Я подарю тебе отдых – ты заслужил его за тысячи лет. Провожай!
   – Но почему? – Его голос охрип, как у меня при страхе и волнении. – Зачем тебе я? За что?
   – А ты не понимаешь?
   Он знал. Проводник понимал все – он снова был мной. Но я говорил – для самого себя:
   – За что? За все, Проводник. За то, что ты есть. За слухи и разговоры. За веру в то, что можно уйти Отсюда. За всех, кого ты увел. За всех, чьи маски надел, за всех, чьи мысли украл. За меня.
   Он пятился, а я шел, отжимая его к обочине, к обрыву, под которым лежал мертвый город. Пистолет был в моей руке, но это не играло никакой роли. Проводника не убьет падение или пуля. Его нельзя убить – он не человек. Его можно лишь увести в никуда. Он должен сопровождать, он не вправе отказаться. Это сущность, а не роль – быть Проводником.
   – Мы слишком верили в тебя, чтобы любить и ненавидеть. Ты научил нас бегству, Проводник. Ты научил нас прятаться от мира, который мог измениться. Ты увел нас в волшебные сказки, в яркие сны. Ты заставил верить в чужие мечты и повторять не свои слова. Ты сделал фантазии реальностями – лишив их наш мир. Ты наркотик – Проводник Отсюда.
   – Ты не понимаешь, чем это будет – такой уход. – Проводник вдруг улыбнулся. Он стоял на краю обрыва, отступать дальше было некуда. – Это не вечный покой и беспамятство – ты же не веришь в смерть. Это будет бесконечной темнотой… – Он сделал паузу, – …и вечным падением. В никуда, как ты хочешь. В бесконечность.
   Я вдруг почувствовал, какой здесь ветер. На обочине дороги, на краю обрыва. Сколько метров – десять, двадцать? Ерунда. Падать бесконечно – как это? На что похоже? На вечный страх? Можно ли к нему привыкнуть? Ведь привыкают же к боли.
   – Падать вместе с тобой? – спросил я.
   Проводник кивнул. Страх его был настоящим. Таким же, как мой.
   – Пойдем, Проводник. И не надо предлагать альтернатив. Не поможет.
   – Знал, – вдруг проговорил он. – Всегда знал, что однажды так случится. Что придется провожать в вечность, в никуда.
   – Это твоя суть.
   Проводник медленно достал из сумки копию моего пистолета. Нацелил – прямо в грудь.
   – Тебе приходилось убивать? – спросил я.
   И Проводник ответил голосом Маленького Принца, беседующего со змеей:
   – Да. Тех, для кого это было дорогой Отсюда. Но они не требовали их провожать.
   – Идем, – сказал я. И пистолет в руках Проводника дернулся, выбрасывая желтый язычок пламени. Меня ударило в грудь, бросая с откоса, и пальцы сжались, заставляя мой пистолет ответить.
   Город внизу вспыхнул желтыми огнями окон. Я падал, слыша, как затихает стук колес – то ли трамвая из прошлого, то ли поезда до станции «Мост». В небе пронеслись и угасли лиловые облака. Сомкнулась темнота, и в ней потонули звуки – то ли шорох рвущейся бумаги, то ли треск сминаемой кинопленки.
   Остались лишь темнота и падение.
   Я не боюсь темноты.

* * *

    Есть один из стандартных вопросов, которые задают писателю – «как вы начали писать». И разумеется, у каждого писателя есть ответ (а иногда и несколько, в зависимости от аудитории) на этот вопрос.
    Когда я отвечаю на этот вопрос, мне обычно не верят. Но я попробую рассказать еще раз.
    Дело было вечером. Делать было нечего. Хотелось читать – но квартира, которую снимал я, восемнадцатилетний студент-первокурсник, книгами не изобиловала.
    Тогда я взял общую тетрадку в клеточку (тетради в линейку я ненавидел с первого класса, поскольку сочинения писать не любил и не умел), взял ручку «за тридцать пять копеек» и стал писать фантастические рассказы. Написал три рассказа – и остался вполне довольным. Один из этих рассказов – «За лесом, где подлый враг…» – был позже напечатан в практически не измененном виде, другой – сгинул бесследно, а третьим был «Хозяин дорог». К нему я вернулся лет через пять, видимо, в качестве эксперимента. Переписал заново, при этом рассказ увеличился раз в десять, и… и вот он перед вами.

Хозяин дорог

   Я шел по пустыне второй день. Солнце, огромное и белое, висело в небе, обрушивая удушливый зной. Пустая фляжка легонько хлопала по бедру, назойливым метрономом отсчитывая каждый шаг. Шоколад, которым я собирался пообедать, растаял, превратившись в липкую коричневую жижу в обертке из блестящей фольги и промасленной цветной бумаги.
   Дорога лежала передо мной – ровная как зеркало, прямая как стрела, узкая, как прихожая малогабаритной квартиры.
   Остановившись, я повторил всплывшие из подсознания слова. Прихожая… малогабаритной… квартиры…
   Нет. Не помню. Не знаю.
   Лишь обрывки образов – мелькающие где-то на грани реальности и фантазии: полутьма… теснота… спертый воздух…
   Не помню.
   Раскаленный бетон припекал ноги даже сквозь толстые подошвы армейских ботинок. Тоже слова из прошлого. Тоже слова без памяти. Но надо же как-то называть свои вещи: начиная от легкой куртки из непромокаемой ткани и кончая тонким и острым клинком в кожаных ножнах за спиной.
   Бетонная лента среди желтого песка. Пять лет пути назад… И сколько еще впереди?
   Во всяком случае, сейчас я видел впереди Оазис.
   Зелень деревьев казалась такой ненатурально яркой, что я заподозрил морок. Но еще через полсотни шагов воздух наполнился запахом прохлады. Неуловимый, сотканный из дыхания влаги и аромата растущей в тени травы.
   Морок редко бывает таким убедительным.
   Я ускорил шаги. Дорога шла прямо через Оазис, и удобный ночлег был мне обеспечен. Но до заката необходимо обшарить всю рощицу – поохотиться, избавиться от излишне агрессивной живности…
   Чтоб мне сбиться с Дороги!
   Замерев на месте, я извлек из полупустого рюкзака бинокль. Подкрутил настройку.
   Точно.
   Почти под прямым углом к моей Дороге в Оазис вел еще один путь. Тоже бетонная лента, но не серая, как моя, а желтовато-бурая, почти незаметная на фоне песка. Это обещало много интересного.
   И неприятного – тоже.
   Поправив перевязь с мечом, я вновь зашагал вперед. Бинокль вернулся в рюкзак – в мягкие объятия одеял и чистой смены одежды.
   Маленький песчаный вихрь вначале не привлек внимания. И лишь когда желтая, бешено крутящаяся воронка выкатилась на Дорогу впереди, я понял, в чем дело.
   Меч выскользнул из ножен с шипящим свистом С острия сорвался сноп синеватых искр. Матовые грани клинка заблестели, принимая зеркальность.
   Спасибо тебе, Мастер Клинков, чья Дорога пересеклась с моей много лет назад. Спасибо тебе, Великий Воин, полгода дожидавшийся меня в городе Мертвых – там, где на площади Ста Дорог ты устроил самый необычный в мире фехтовальный зал. Вы поняли мой Дар – и подарили частицу своего.
   Зеркалом клинка я поймал беспощадно жгучий свет белого солнца. И отразил его вперед по Дороге – на приближающийся песчаный смерчик.
   Раздался негромкий вскрик – голос боли и отчаяния, обиды и ненависти. С шуршанием осыпался на бетонную гладь песок. Метрах в десяти от меня стоял пожилой мужчина – с лицом серовато-коричневым, как древесная кора, в плаще зеленовато-буром, как подсохшая листва.
   – Я Хранитель Оазиса, – громко произнес он.
   – Так.
   – Ты можешь набрать воды в ручье и взять плоды с деревьев. А затем – уходи.
   – Так.
   – Ты не должен ночевать в Оазисе. Я, Хранитель…
   – Ни один Хранитель Оазиса не станет скрываться в песчаном вихре, – ответил я. – Это так же верно, как и то, что ты – Властелин Дорог.
   Я снова поймал плоскостью клинка солнечный луч. Но фантом впереди уже начал таять, не дожидаясь порции Истинного света. Передо мной последовательно мелькнули: улыбающийся рыжеволосый юноша, обнаженная молодая женщина, коренастый мужчина с уродливой козлиной головой, бесформенный монстр, окутанный зеленым светящимся туманом…
   И морок кончился.
   На дороге стоял мужчина. Скорее молодой, чем старый, тщательно выбритый и небрежно причесанный, в потрепанных синих джинсах и пятнистой буро-зеленой куртке. С таким же рюкзаком за плечами – и обнаженным клинком в руках.
   – Почему тебе нравится мой облик? – поинтересовался я, мимоходом бросая на противника блик света. Он остался неизменным. – Ты ведь убедился, что копия всегда хуже оригинала…
   – Потому что тебе неприятно убивать самого себя.
   – Я привык.
   – Можно привыкнуть лишь к чужой крови. Своя – всегда внове.
   Он улыбнулся – всесильный и беспомощный, проклинаемый и восхваляемый, не имеющий сути, но познавший облик. Властелин Дорог.
   – Мои предложения остаются в силе, – сообщил он.
   – И какие же? Их было так много…
   – Сегодняшнее – не ночевать в Оазисе. И вечное – забыть про свой Дар.
   – Нет. – Я даже смог улыбнуться. – Конечно же, нет.
   – Ты получишь лучшую в мире Дорогу. Без холода и жары, одиночества и грусти, врагов и…
   – Нет.
   Властелин Дорог кивнул. Улыбнулся в ответ – мягко, совсем как человек. Задумчиво сказал:
   – Сегодня я постараюсь тебя убить.
   Я повел плечами, сбрасывая рюкзак. И ответил:
   – А я не буду стараться. Но убью.
   Наши клинки встретились – узкие полосы посеребренной стали, хранящие память бесчисленных поединков…
   Наши взгляды столкнулись – тверже, чем металл оружия, смертоноснее, чем лезвие мечей…
   – До скорого… – не то прошептал, не то подумал я, отбивая стремительный точный выпад, прежде чем мой клинок распорол его горло. И снова повторил, уже стоя над неподвижным телом, медленно тающим, превращающимся в песок пустыни и бетонную крошку Дорог: – До скорого, Властелин…
   Оазис был мал. Настолько мал, что никакого Хранителя в нем не оказалось. Но все же я выполнил положенные ритуалы: очистил от песка и сора родник, собрал с деревьев сухие ветки и сложил их на старое кострище, подобрал с земли опавшие, но неиспорченные плоды.
   Рюкзак я повесил на ветке самого большого дерева, между корнями которого расстелил одеяла и вонзил в землю меч. Клинку тоже необходимо набраться сил – а Властелин до завтрашнего утра не появится.
   – Спасибо за отдых, – негромко сказал я, обращаясь то ли к роднику, то ли к дубу, под которым решил заночевать.
   Если твой враг – Властелин Дорог, то не стоит ссориться с Хранителями Оазисов даже в мелочах.
   Из пустыни внезапно налетел ветер. Короткий, сильный порыв. Деревья гневно зашуршали.
   – Послушай… – прошептал мне ветер. – Подумай…
   Я скосил глаза на меч. Сказал, пытаясь оставаться спокойным:
   – Это не по правилам.
   – Правила устанавливал я.
   – Но не тебе дано их менять.
   – Я не вмешиваюсь. Я лишь спрашиваю… Зачем тебе твой Дар? Ведь он не приносит счастья – наоборот. Сегодня ты будешь счастлив, завтра – нет, хоть и сделаешь кого-то счастливым навсегда…
   – Неподвластным тебе.
   – И это тоже. Но мелочи не тревожат меня, поверь. Один из миллионов, тысячи из миллиардов… Мелочи, друг мой, мелочи… Ты придаешь моей жизни остроту – и потому до сих пор жив. Но мне жалко тебя. Послушай…
   Я выхватил из земли клинок. Рубанул им поперек упругих струй ветра, навстречу вкрадчивым словам и фальшивой жалости. Голос превратился в невнятное бормотание и стих.
   – Хватит на сегодня! Хватит! – закричал я, цепляясь за бугристую кору дерева – С каких пор Властелин Дорог хозяйничает в Оазисах?
   Дерево вздрогнуло. Ветви дернулись навстречу очередному порыву ветра пустыни. Наступила тишина.
   Я подошел к роднику, умылся в круглом холодном зеркале прозрачной воды. Сделал несколько глотков – я до сих пор не мог утолить жажду большого пути.
   – Сегодня ты опять окажешься не у дел, Властелин, – прошептал, я. – И ничего не сможешь поделать. Правила твои – но никому не дано их менять.
   Улегшись под деревьями, рядом с тонко журчащей нитью родника, я настроил бинокль. И стал разглядывать чужую Дорогу, пересекающую Оазис. Где в ней начало, а где конец? Один Властелин ведает. Но не зря же он так упорно отговаривал меня от ночлега в Оазисе.
   Я ждал.
   Солнце упало к горизонту, торопливо перекрашиваясь в розовый, а затем и в красный цвет. Наступал вечер, от песка почти мгновенно потянуло прохладой. Резко континентальный климат… Такая Дорога.
   Но в Оазисы не приходят ночью.
   Я коснулся черной кнопки на шероховатом пластике бинокля. Инфракрасный режим. Опять непонятное слово. Но очень простой смысл – можно видеть в темноте.
   Темнота стала синеватым туманом. Песок пустыни – ровной зеленой гладью. Бетонная лента Дороги – оранжевой полосой. А по ней медленно двигалась красная точка.
   Человек. Путник, спешащий к Оазису.
   – Чем он не угодил тебе, Властелин? – прошептал я. – Или… и это Носитель Дара?
   Ветер пустыни, уже не горячий, холодно-льдистый, стегнул меня по щекам. Звезды в безлунном черном небе начали затягивать тучи. Опережая их, упали на песок первые капли дождя. Деревья недовольно зашумели.
   – Не по правилам, Властелин, – усмехнулся я. – Паникуешь…
   Красная точка упорно двигалась к Оазису – по скользкой, мокрой Дороге, сквозь черно-синюю сеть дождя.
   Я встал с колючего песка, спрятал бинокль в футляр. Вынул меч, пристроил его в поясной петле. Когда дерешься среди деревьев, это гораздо удобнее.
   Но уже через минуту я понял: драться не придется. По дороге шел мальчишка. Его и подростком-то назвать было нельзя – лет десять, не больше. Мокрая одежда из тонкой светлой ткани облепила худенькое тельце, и я поежился, представив эффект такого компресса. Но пацан словно и не обращал внимания на холод – шел, запрокинув голову и жадно ловя открытым ртом дождевые капли.
   – Из родника можно напиться куда быстрее, – негромко сказал я, когда он подошел поближе.
   Мальчишка мгновенно остановился. Взглянул на меня – быстро, чуть настороженно. И ответил с едва заметной тенью смущения:
   – Говорят, от дождевой воды быстрее растешь…
   – Говорят, от нее легко простываешь, – в тон мальчишке ответил я.
   Пацан кивнул. Провел рукой по бедру – и я вдруг увидел направленный на меня пистолет, большой, тяжелый, абсолютно неуместный в детских руках.
   – Это моя Дорога, – с едва заметным вызовом сказал он.
   – А это – моя. – Я кивнул в сторону своей. Мокрой, глянцевито поблескивающей в полутьме.
   – Общий Оазис? – Мальчишка просиял. Пистолет он теперь держал за ствол, будто собирался заколачивать им гвозди.
   – Да. Мир?
   – Мир…
   Мальчишка подошел ко мне вплотную. Все с той же нерешительной робостью и полным пренебрежением к ливню.
   – Вы один на Дороге?
   Я кивнул.
   Мгновение поколебавшись, мальчишка засунул пистолет за пояс. Тонкий кожаный ремешок тут же съехал под тяжестью оружия.
   – Он не заряжен. У меня давно кончилась патроны.
   Голос дрогнул, словно мальчишка уже пожалел о своих словах.
   Я медленно вышел из-под ненадежной защиты деревьев. Дождевые струи хлестнули по плечам, волосы мгновенно слиплись мокрыми прядями. Осторожно, стараясь не делать быстрых движений, я тронул мальчишку за плечо:
   – Оазис очень маленький. Здесь нет опасных зверей, я проверил.
   Он кивнул – но все еще неуверенно.
   – Страшно одному в пути? – тихо спросил я. Мальчишка вздрогнул. И прижался ко мне.
   Палатка была маленькой, но для двоих это оказалось скорее преимуществом. Костер горел прямо перед входом, его тепло разгоняло ночной холод. Редкие капли, пробившиеся сквозь ветви деревьев, бессильно барабанили по непромокаемой ткани, шипели, падая на догорающие угли.
   – А мы не загоримся среди ночи? – спросил мальчишка. Я покачал головой:
   – Это добрый огонь… огонь Оазиса, дома. Понимаешь?
   – Нет, – честно признался мальчишка.
   – Я и сам толком не объясню. Мы пришли сюда как гости – и потому не будем чужими. Я собрал для костра сухие ветки, развел огонь на старом кострище… Попросил разрешения. Надо не забывать, что пришел как друг, – тогда не станешь врагом.
   – Понятно, – не совсем уверенно заявил мальчишка. Мы лежали рядом, лицом к огню, под тонкой крышей палатки, на ворохе опавших листьев, накрытых одеялом. – Скажите, а правда, что все Дороги однажды кончаются Оазисом? Большим, где живет много людей, пятеро… или даже десять… И уже никуда не надо идти.
   – Не знаю, малыш, – поколебавшись, признался я. – Это известная легенда. Но сколько в ней правды… Скажи, ты помнишь что-нибудь другое?
   – Какое?
   – Прошлое или будущее… не знаю. Мир без Дорог. Мир со свободой направлений.
   Мальчишка поежился и осторожно придвинулся ко мне.
   – Нет… честное слово! Я помню свою Дорогу, Оазисы, перекрестки… воронку, где нашел пистолет. Село, пустое… почти. Там я стрелял.
   Его начала бить мелкая дрожь. Я потянулся за своей курткой – гидрофобная ткань давно уже высохла, не то что остальная одежда. Набросил мальчишке на плечи. Едва заметно покачал головой – не было нечего особенного в этом мальчишке, бредущем по своей Дороге. Темноволосый, бледный, почти незагорелый. Слабенький и немного неуклюжий. Один из миллиардов. Просто наши Дороги сошлись на краткий миг…
   Но Властелин Дорог пытался убить меня – свою любимую игрушку. И все ради того, чтобы мы не встретились.