В тот миг, когда машина наклонилась, я заметил сразу две вещи. Во-первых, интуиция не подвела, я и впрямь рисковал завалиться в кювет, не будь этого последнего маневра. Вторая новость была куда хуже – в полукилометре впереди дорога резко сворачивала, огибая невысокую, заросшую деревьями сопку. И мало того, навстречу мне ехала машина!
Разницы между тем, куда я врежусь, для меня, впрочем, не существовало. Шесть секунд, и…
Челнок тряхнуло, когда шасси коснулось асфальта. Он сразу пошел юзом, как машина на льду, разворачиваясь левым крылом вперед. В приступе бессмысленного рвения я выправил космоплан. Впереди разворачивалась машина – огромный, обшарпанный «Икарус». Шофер, увидев несущейся на него звездолет, не растерялся, а ухитрился затормозить и стал разворачиваться.
Господи, вот это бред! Челнок трясся, подскакивая на дороге, но пока ухитряясь не слететь в кювет, и не перевернуться на одной из многочисленных колдобин. Впереди улепетывал, выжимая из мотора все силы, автобус. Да что он творит, я все равно быстрее, догоню! Выскакивал бы, выводил людей… нет, не успеть… так хоть съехал бы с дороги, может, кто жив бы остался…
Я еще попытался согнать «Спираль» с дороги. Хоть на обочину, хоть в сопку – лишь бы не в автобус! В голове вдруг всплыл пронзительно-трагический голос полузабытой певицы: «А город подумал – ученья идут…»
Но челнок явно не разделял мою готовность к самопожертвованию. Он уже не скакал, а мчался по дороге, примирившись с асфальтом под колесами. Российские звездолеты – самые надежные в мире!
Автобус набрал-таки изрядную скорость, и расстояние сокращалось так медленно, что я успел заметить номерной знак: «06–31», выхлопную трубу, выплевывающую густой сизый дым, привязанное сзади мятое ведро и надпись «Не уверен – не обгоняй!»
Вот мы и не стали обгонять, а врезались в автобус…
Меня рвануло в ремнях, челнок содрогнулся, вставая на дыбы. Обшитый керамикой нос «Спирали» оказался покрепче прогнившего железа. Челнок въехал в автобус до половины, пока крылья не задержали его стремительного продвижения. Пару секунд мы ехали этим неожиданным тандемом, потом, снеся редкие бетонные столбики, стали преодолевать сопку. Где-то на десятом дереве и автобус, и космолет примирились с преградой и остановились.
Вот тут тряхнуло так, что я на мгновение отключился. А когда глаза удалось открыть, то с удивлением понял, что еще жив. Нос «Спирали» смялся, кабина сморщилась как гармошка, но почему-то уцелели все стекла, и работало освещение. На завалившемся джампере возился счетчик, отвязывая страховочный тросик. И как его не разорвало напополам…
Я потряс головой, пытаясь прогнать из глаз кровавую муть.
А потом все у меня внутри похолодело.
Кровь была не в глазах. Все стекла «Спирали» были покрыты багрово-красным месивом.
Боже!
Я сорвал ремни, выкарабкался из кресла, шатаясь пошел в шлюз. Счетчик, привстав на кожухе джампера, шлепнул меня лапкой по руке, словно останавливая, но мне было не до него. Челнок подрагивал, видимо, сползая вниз по склону. Дверь в шлюз открылась с третьего рывка, потом я рвал рычаг аварийного выхода. Люк поддался не сразу, но я все же справился – ужас придал силы.
Воздух был прохладным и сырым, от горячей обшивки валил пар. Вокруг топорщился покореженный соснячок, от «Икаруса», замершего впереди, несло гарью. Я спрыгнул с двухметровой высоты, поскользнулся на мокрой траве, пошатываясь побрел к автобусу. Часть стекол тоже уцелела, лишь покрылась паутиной трещин, сквозь которые проглядывала все та же багровая каша.
Только бы не дети! К горлу подкатил комок. Я дрожащими руками расстегнул кобуру. Застрелиться, как положено офицеру…
Со скрипом открылась дверь автобуса, на землю вывалился тощий небритый мужик в тренировочном костюме. Потряс головой, окинул взглядом смятый автобус, потом меня. Поднялся. В руках у него была монтировка.
– Космонавт хренов! – завопил он. – Разлетались, мать вашу!
– Сколько? – только и смог спросить я. Ноги не держали, матушка-Земля укоризненно тянула прилечь. – Сколько… там?
Я кивнул на смятый автобусный салон, стараясь не смотреть лишний раз на заляпанные стекла.
– Восемьдесят! – взвыл водитель, и у меня все внутри оборвалось. Точно, детей подавил… – Восемьдесят ящиков, гад! Мне ж теперь не расплатиться!
Прежде чем я осознал эти слова, и понял, что людей в ящиках не возят, водитель со своей монтировкой почти подобрался ко мне.
– Стой! – крикнул я, выхватывая пистолет. – Я майор ВВС России Петр Хрумов! Имею право применять оружие! Не приближаться!
Водитель выронил монтировку, сел на склон и заныл, обхватив голову руками и раскачиваясь. До меня донеслось что-то о китайских подрядчиках, вырастивших помидоры, о жителях Хабаровска, которые без этих помидоров жизни не мыслят, о несчастном «Икарусе», который водителя кормил, поил, а теперь только в металлолом и годен. Но сил посочувствовать не было. Помидоры! Восемьдесят ящиков! Да хоть весь китайский урожай этого года!
– Какого черта ты в автобусе помидоры вез? – спросил я.
– А в чем еще, у меня «КАМАЗа» нет!
– Да успокойся, тебе выплатят компенсацию!
Водитель прекратил ныть, приподнял голову. Недоверчиво спросил:
– Точно?
– Выплатят! – подходя к автобусу, пообещал я. Выглядело все кошмарно. Я наклонился, соскреб с травы багровую кашу, поднес к лицу, чувствуя себя начинающим вампиром. Точно, помидоры…
– Так это из-за тебя дорогу перекрывали? – спросил водитель со спины. Я, не оборачиваясь, кивнул.
– Блин… а я думал, снова на железке цистерны рванули… – промямлил водитель. – Вечно, как ваша горючка рванет, так весь район оцеплен…
– Что, часто рвется? – заинтересовался я.
– Раза два в год…
Да, понятное дело. Ракеты-носители летают на очень токсичном топливе. А стартов много, а цистерны старые, а персонала обученного вечно не хватает… Я вздохнул:
– Если б не твоя колымага, конец мне…
Водитель покосился на дорогу, поскреб щеку.
– Уж точно, ты гнал будь здоров… Километров двести?
– Посадочная скорость – триста пятьдесят.
Водитель пощелкал языком, тон его сразу изменился. Теперь я был не залетным космонавтом, а почти коллегой.
– Ну, я больше ста здесь держать не рискую… У меня движок – совсем барахло. Конечно, у вас-то… – Он осекся, оглядывая челнок, сплюнул, пробормотал: – Крепко я головой приложился… Тебя как зовут, космонавт?
– Я же говорил, Петр!
– Петя… А я – Коля.
Я машинально пожал протянутую мне руку. Нас сейчас можно было снимать для агитационного плаката компартии – полное единство армии и народа. Вот только челнок, хищно пронзивший носом автобус, пришлось бы заретушировать – какие-то неправильные ассоциации возникали.
– Ты откуда прилетел? – поинтересовался водитель.
– С Сириуса-А-восемь. Планета Хикси.
– Знаю! – оживился Коля. – Видел я Сириус! Мне сынишка показывал, он в кружок астрономов ходит, сам телескоп собрал, маленький такой… Тоже космонавтом хочет быть.
Он подошел к челноку вплотную, боязливо притронулся к обшивке и с руганью отдернул руку. Конечно, керамика еще не остыла, градусов сто-двести точно есть.
– Горячий, мать его! – взвыл Коля. – У меня ж все помидоры поджарятся! Помоги, выгрузим!
Я укоризненно посмотрел на водителя, и Коля махнул рукой.
– А… ладно. Что уж теперь… Эй, а он не излучает?
– Корабль? Нет, не бойся. Радиация чуть выше фоновой. Не опасно.
Водитель закивал:
– Верно, чего нам бояться, после такого дела… Петя, так ты, считай, заново родился!
– Угу.
– Это… отметить надо бы?
Я так растерялся, что не нашелся, что ответить. Водитель, приняв мое молчание за согласие, метнулся в кабину, и через минуту возник с початой бутылкой водки, стаканом, и куском сала, завернутым в «Литературную Газету».
– Только ты подтверди, потом, как гаишники приедут, что я трезвый был! – раскладывая на травке газету, попросил Коля. – Это сейчас только… стресс снять…
У меня возникло легкое сомнение, был ли Коля трезвым, и зачем ему понадобилось так поспешно прикладываться к бутылке. Но я промолчал. В конце концов, мне его автобус жизнь спас.
Мы уселись, Коля сунул мне стакан, налил, и в этот момент послышался стрекот вертолета.
– Мои летят, – сообщил я, привставая.
– Ты давай, давай! – засуетился Коля. – Вот… хочешь, помидорку принесу?
Он бросился к автобусу, и стал выбирать из давленой каши под колесами целый помидор. В этот момент вертолет, низко идущий над дорогой, показался в поле зрения. Как ни странно, это были не спасатели: из открытой двери торчал зрачок телекамеры. Оператор, пристегнутый за пояс, жадно снимал картину дорожно-транспортного происшествия.
– Это наши, хабаровские телевизионщики… – сообщил Коля, протягивая мне помидор. – На, закуси!
Я машинально глотнул водки и откусил помидорину. Овощ китайцы вырастили хороший, вкусный, а вот водка драла горло как керосин.
Коля сразу расслабился, и довольно подмигнул мне:
– Нам теперь гаишникам попадаться нельзя! – доверительно сообщил он. – Так что, пускай твои прилетают, и нас обоих увозят! У меня стресс, мне отдыхать теперь надо!
Вот оно что.
– Да не пугайся, какое к черту ГАИ, тут ФСБ будет разбираться! – успокоил я его.
Вертолет по-прежнему кружил над дорогой, не делая никаких попыток опуститься и предложить помощь. Мы выпили еще по чуть-чуть, когда прилетели спасатели – два легких вертолета, выкрашенные в оранжево-белую полосу и камуфлированный армейский «КА-72». Репортеры немедленно смылись, словно опасались, что в них пустят ракету. Военный вертолет начал описывать над сопкой круги, а из приземлившихся спасательных к нам бросились люди. Несколько врачей, два автоматчика, и сам полковник Данилов. Я поднялся, отмахнулся от докторов и отрапортовал:
– Докладываю: аварийная посадка проведена успешно. Жертв нет, груз цел. Состояние корабля удовлетворительное.
Данилов молча сгреб меня в объятия. Был он здоровый, кряжистый сибирский мужик, выше меня на голову.
– Ну Петр, ну отмочил… – пробормотал он. – Зараза, сел ведь! Сел, сел!
– Вот… автобус удачно подвернулся…
Данилов покосился на «Икарус», сморщился, и повторил мой вопрос:
– Сколько там?
– Помидоры там, товарищ полковник. Жертв нет.
– Ну, Петя… – Данилов недоверчиво уставился на томатную пасту, заляпавшую окна. – Сверли погоны…
По-прежнему обнимая меня за плечо, он пожал руку оробевшему шоферу. Видимо, военная форма производила большее впечатление, чем мой полетный комбинезон.
– Благодарю вас.
– Да что там… – замахал руками водитель. – Вижу – летит! Прямо в сопку! Ну, думаю, хрен с ними, с помидорами, человек дороже! Принял на борт… хм… ну…
Он смущенно потупился. Ай да Коля!
– Я лично распоряжусь о представлении вас к награде, – пообещал Данилов. – Убытки компенсируем.
Водитель расцвел, а Данилов кивнул терпеливо ждущим врачам:
– Нет вам работы! Слыхали? Нет!
Те огорченными от этого известия не выглядели. Между тем полковник подхватил с земли бутылку, глотнул, сморщился, и принялся отдавать приказы. Минут через пять с военного вертолета высадили еще троих солдат, в сторонке развернули полевую рацию.
– Собирай вещички, – Данилов махнул рукой. – Да, впрочем, бог с ними… Нечего тебе здесь киснуть. Летим домой.
Я кивнул, оглядываясь на челнок. Да какие у меня, собственно, «вещички»? Пара сувениров, смена белья…
Счетчик!
Это было как удар под дых.
Словно пелена слетела с сознания.
Счетчик!
Вот мы врезаемся в автобус, вот я бегу в шлюз – пока рептилоид распутывает тросик.
Где он?
– Александр Олегович… – прошептал я. Данилов нахмурился. – Александр Олегович, там…
Данилов схватил меня за руку и молча потащил к челноку. Под открытым люком уже стоял автоматчик, но внутрь еще никто не заходил.
– Чего трап не спустил? – спросил он, примеряясь к обрезу люка.
– Торопился… – виновато прошептал я.
– Торопливость, Петя, она знаешь, когда хороша… подсоби!
Под любопытным взглядом автоматчика я подсадил Данилова, тот подтянулся и скрылся в люке. Через пару мгновений вниз медленно пополз трап.
– Давай… – донеслось до меня.
Данилов никуда не ушел из шлюза. Когда я поднялся, он открыл люк грузового отсека и задумчиво оглядывал штабели кортризона.
– Александр Олегович, я должен вам сказать… – полушепотом начал я.
– Ничего ты не должен, – не оборачиваясь, сообщил Данилов. – Петр, все пилоты хоть раз, да возили контрабанду. Я все понимаю. Бери свои вещи, и уходим.
Но я же совсем не то имел в виду!
– Быстро! – гаркнул Данилов. – Я осматриваю груз. Ты собирай вещи.
Как загипнотизированный я поплелся в рубку.
Мерцающие огоньки пульта. Перекошенный цилиндр джампера. Томатные потеки на стеклах кабины. Раскрытый шкафчик, из которого выпал пакет с чистым бельем.
На всякий случай я заглянул во все отделения шкафчика и в холодильник.
Почему я не удивлен, что Счетчика нигде нет?
Да, конечно, это был шок – когда я врезался в автобус. Да, еще большим облегчением стали слова шофера.
Но почему я так легко забыл – напрочь забыл! – о Счетчике?
Я вспомнил последний миг, когда видел его. Быстрое касание когтистой лапы… Той самой лапы, что так легко стирала память компьютера.
Человек – не машина. Но есть ли эта разница для Счетчика? Он заставил меня забыть, пусть на время, о своем существовании! А потом, пока я распивал с шофером водку и закусывал китайскими помидорами – ушел!
Я понимал, конечно, что надо делать. Рассказать все Данилову, пусть район перекрывают. Облава… солдаты, собаки, вертолеты, мобилизованные местные жители. Найти чешуйчатого Карела!
Нет, я конечно человек слегка наивный, сам знаю. Но не настолько же…
Кто мне поверит? Никаких следов чужого в челноке уже нет. У меня, наверняка, обнаружат все признаки сотрясения мозга и нервного стресса. Для проформы слегка прочешут местность – и никого не найдут. Счетчик действительно все рассчитал! Сейчас он может лежать, зарывшись в грунт, или, какими-то немыслимыми метаморфозами принять облик кабана, дерева, или камня… А может быть, он несется сейчас вдоль дороги со скоростью трехсот километров в час. Что мы знаем о чужих, тем более – о таких редких, как Счетчик?
Меня ждет больница и снятие с полетов. На всякий случай. Небольшая пенсия, работа военруком в школе или инженером на заводе… или шофером. Буду ездить, как Коля, с грузом финских йогуртов или польской тушенки, и рассказывать новым приятелям байки о далеких мирах…
– Собрался, Петя? – рука Данилова легла на плечо. Я вздрогнул.
– Д-да… почти.
Под его добродушным взглядом я подхватил куртку, пакет с сувенирами – абсолютно законными, а никакой не контрабандой! По привычке подошел к пульту и заглушил все системы корабля. Теперь им займется аварийная команда.
– Вряд ли эта птичка поднимется в небо… – сухо сказал Данилов.
Я сглотнул, оглядывая маленькую кабину. Что ни говори, а двенадцать рейсов сделано… привык я…
– Не переживай. Хватит тебе на «Лапте» летать. Я помогу… если хочешь, пойдешь вторым пилотом на мой «Буран».
Я так поразился, что даже не нашелся что ответить. Данилов предлагает пойти в его экипаж! На самые интересные и выгодные рейсы!
– Идем… – полковник легонько пихнул меня к шлюзу. – Вертолет ждет.
Что-то еще я забыл…
– Сейчас, – я оборвал нитку, на которой болтался над пультом меховой мышонок. Сунул игрушку в карман, смущенно посмотрел на Данилова.
Но он не стал смеяться.
Когда мы взлетали, по дороге уже подъезжали три крытых тентом грузовика с солдатами, две легковушки и БТР. Данилов проводил их одобрительным взглядом.
– Какие планы, пилот? – заорал он, перекрывая рокот винта. – Пресс-конференцию устроим?
Я замотал головой. Еще чего не хватало – врать на весь мир!
– Правильно, – решил полковник. – До завтра подождут…
Мне давно говорили, что Данилов – не только лучший пилот «Трансаэро», гордость российского космофлота. Слышал я и про то, что он сотрудник службы безопасности, и про то, что ему принадлежит изрядный пакет акций компании. Наверное, так оно и есть – уж очень легко он принимал решения.
– Глотни! – Данилов протянул мне стеклянную фляжку. – Настоящий «Арманьяк»… меня после той шоферской гадости до сих пор тошнит!
Я послушно сделал глоток бренди.
– Водитель был пьян? – по-деловому поинтересовался Данилов. Я поперхнулся, пожал плечами. – Ладно, мы его обвинять не будем! Все-таки он тебя спас! – полковник махнул рукой. – Заплатим за его колымагу, мелочи жизни!
Вертолет несся над дорогой, потом свернул, выходя к Свободному напрямую. Я смотрел в коротко стриженый затылок пилота, и думал, как мог бы быть счастлив сейчас.
Возвращение из рейса, чудесное спасение, повышение в звании и место в экипаже Данилова… Газетная и телевизионная шумиха, какой-нибудь орденок из рук президента… Дед бы так порадовался!
Обхватив голову руками, я смотрел на приближающиеся здания космодрома. Под нами тянулись склады, путаница рельсов, какие-то загаженные, черные пруды. Час назад я пролетал над Свободным, уверенный в скорой гибели. Теперь возвращаюсь, но радости в душе нет…
– Петр, у тебя все в порядке? – Данилов наклонился ко мне. – Голова не болит? В глазах не темнеет?
Славный он мужик, что ни говори. Пусть даже и работает в службе безопасности…
– Все в порядке, Александр Олегович.
Данилов кивнул и вновь протянул мне флягу.
– По последней. Доктора тебя все-таки осмотрят, Петр, ничего не поделаешь… вишь, набежали…
Вертолет начал опускаться на площадку. Там и впрямь стояло два белых фургончика.
– Распоряжусь, чтобы тебе подготовили хороший номер… – тем временем размышлял вслух Данилов.
– Александр Олегович, не надо. Я лучше домой… – попросил я.
Данилов помолчал, с любопытством разглядывая меня. Кивнул.
– Хорошо. Понимаю, пилот. Сейчас – медкомиссия. Потом – обед. И доставим в Хабаровск. На вечерний рейс в Москву ты успеваешь.
Глава 4
Врачи меня мучили целый час. Рентген, анализы, энцефалография, зачем-то – гастроскопия. Я вырвался из их рук с ощущением, что слишком рано обрадовался спасению. Обещанный Даниловым обед оказался маленьким банкетом с начальником космодрома генералом Киселевым и десятком чинов поменьше. Репортеров, которых по слухам собралось уже с полсотни, к счастью не пустили. Зато были два американца из «Дельты», вернувшиеся прошлой ночью с Кэриннари-3. Улыбчивые, белозубые и подтянутые.
– За героизм русских пилотов! – провозгласил сухонький старичок Киселев, опрокидывая первую рюмку. Американцы зааплодировали. Мне тоже пришлось выпить.
Минут через двадцать в маленьком зале царил полный бардак. Все повставали, разбились на группки, и оживленно спорили обо всем на свете. Чинный банкет превратился в чисто российский «фуршет». Я с ужасом наблюдал за братанием и питием на брудершафт американских пилотов и русского генерала. Офицеры хлебали водку и коньяк, закусывая крошечными бутербродами с икрой и ветчиной. Людей в зале словно бы стало больше. К потолку потянулся сигаретный дым, в блюде с салатом, к которому я потянулся, внезапно оказалась пара чадящих окурков.
На мгновение из суеты вынырнул Данилов. Глянул на меня, поймал пробегавшего официанта – солдатика в белом халате, что-то приказал. Через минуту солдат притащил мне на подносе тарелку борща.
– Поешь, – возникая за спиной, посоветовал Данилов. – И не обращай внимания, народ переволновался утром…
Словно я не переволновался!
Безумие длилось еще с полчаса. Я сгорбился над столом, всей душой желая стать меньше ростом, и быстро доедал борщ. Один из американцев, подойдя ближе, просветлел лицом, извлек фотоаппарат и несколько раз щелкнул меня. Причем выбирая ракурс так, чтобы в него попало несколько пустых бутылок из-под водки. Я начал звереть, и тут из толпы, в которой точно было уже человек тридцать, словно каждый полковник размножился делением, а генералы – почкованием, вынырнул Данилов. Он вроде бы пил не меньше других, но казался абсолютно трезвым.
– Жди своего портрета где-нибудь в «Плейбое», – порадовал он. – Отдых русского героя… Петя, пробирайся на выход, я подойду.
– А как же…
– Все в порядке, свою роль свадебного генерала ты отыграл, – Данилов развел руками. – Не комплексуй. На выход!
Я поднялся из-за стола, и неловко улыбаясь стал пробираться к выходу. У дальнего угла стола невысокий застенчивый майор собирал в полиэтиленовый пакет куски ветчины и красной рыбы с бутербродов.
– Здравствуйте, Петя! – слегка смутившись, сказал он, протягивая руку. – А я Максим, Максим Гиллер. Я вас вел из ЦУПа…
– Спасибо, Максим, – от души поблагодарил я.
– У меня кошки дома, – признался Максим. – Очень редкая порода, бесшерстные, знаете?
Я покачал головой.
– Вот, решил их порадовать… все же натурпродукт, а не «Вискас»!
– Еще сыр можно взять, – посоветовал я.
Максим радостно кивнул.
– Да, сыр они тоже любят…
Я проскользнул мимо официантов, выскочил в приемную Киселева. Вход охраняли два сержанта с автоматами. При виде меня они подтянулись. Я присел на первый попавшийся стул, отер лоб.
Кошмар какой-то!
Сержанты демонстрировали чудеса выправки.
– Ребята, а часто такие банкеты бывают? – спросил я.
Оглядевшись, один из сержантов вполголоса произнес:
– Да нет, раза два в неделю, товарищ майор…
– А вы раньше сюда не попадали? – поинтересовался второй охранник, посмелее.
– Нет, – признался я.
…Обычно я проходил все формальности – это занимало полдня. Потом подписывал акты приема-сдачи корабля, получал билеты, проездные деньги, и на попутном вертолете или автобусе добирался до ближайшего города, с аэропортом, чтобы улететь на Москву. Ну, бывало, что выпьешь рюмочку коньяка с начальником смены в ЦУПе, или пивка с кем-то из пилотов…
Дверь хлопнула, и в приемную выскочил Данилов. Сержанты закаменели.
– Ага, сидишь, – удовлетворенно сказал полковник. – Молодец. Идем. Кстати, пленку я Джонатану засветил…
– Правда?
– Взял аппарат посмотреть, случайно раскрыл заднюю крышку… – Данилов ухмыльнулся. – Быстро, а то не успеешь на самолет.
– Мне еще вещи забрать…
– Идем!
Вертолет уже раскручивал ротор, когда мы подбежали к нему. Рядом с машиной стоял молодой лейтенант, одной рукой придерживая рвущуюся к небу фуражку, другой – держа на весу дипломат с моими пожитками.
– Я там кое-что положил, – небрежно бросил Данилов. – Не бойся, не бомбу. Презент твоему деду. Сам бы завез, да мне еще сутки кантоваться… Лейтенант, проводите Хрумова до самолета!
– Есть!
Мы с Даниловым обнялись, и я забрался в кабину вертолета. Следом нырнул лейтенант.
– Я с тобой свяжусь через пару дней! – крикнул Данилов. – И передавай привет деду, Петя!
Конечно, я был удивлен, но переспросить, откуда Данилов знает деда, не успел. Вертолет уже уходил вверх.
– Должны успеть, – поглядывая на часы, заметил лейтенант. – Наверное…
Мы бы все-таки не успели, но рейс «Трансаэро» Хабаровск-Москва почему-то задержался на полчаса. Едва мы выскочили из вертолета, как к нам подкатила старенькая аэродромная «Волга» с мигающей надписью «Follow me». Через все взлетное поле мы понеслись к «Боингу». Я запоздало вспомнил, что билет мне так и не выдали.
На трапе стояли две девочки-стюардессы и задумчиво покуривающий командир корабля. Лейтенант выполнил приказ Данилова буквально – довел меня до трапа, вручил дипломат и откозырял.
– Рад познакомиться! – пилот протянул мне руку. – Геннадий.
Стюардессы улыбались, разглядывая меня с неприкрытым восторгом.
– Взаимно… – смущенно сказал я. – Петр. Тут такое дело, с билетом…
Командир захохотал, втаскивая меня в нутро «Боинга».
– Есть желание, пошли в кабину, – предложил он. – Пилотировал «семьдесят седьмой»? Не звездолет, конечно, но…
– Спасибо, не стоит, – я замотал головой. Интересно было бы поднять в воздух «Боинг», но не с пассажирами же на борту!
– Ну, если будет желание…
Меня усадили в полупустом бизнес-салоне. Там скучали несколько китайцев и японцев в строгих деловых костюмах, пара стареющих крашенных дам и молодых бизнесменов в костюмчиках из кэрринарского «шерстяного хлопка». Все как по команде уставились на меня. Потом японцы о чем-то тихонько зачирикали. В мою сторону посыпались улыбки.
Принужденно улыбаясь в ответ, я закинул дипломат на полку и устроился в широченном кресле рядом с дремлющим мужчиной – по виду, государственным чиновником. Прикрыл веки, притворяясь спящим.
Над головой щелкнуло, и послышался голос Геннадия:
– Уважаемые пассажиры, компания «Трансаэро» приносит извинения за вызванную техническими причинами задержку вылета…
Я завозился, устраиваясь поудобнее. По салону пробежала стюардесса, что-то вежливо шепча пассажирам. На миг остановилась надо мной, защелкнула ремень, и побежала дальше. «Боинг» медленно выруливал на старт.
– Я счастлив приветствовать на борту нашего самолета отважного космонавта Петра Хрумова, чей героизм спас тысячи человеческих жизней… – тем временем продолжал командир. Все пассажиры бизнес-класса с готовностью зааплодировали. Пришлось открыть глаза и раздать еще немного улыбок.
И все же, любое бремя славы недолговечно. «Боинг» стал разбегаться, неуклюже взмыл в воздух, медленно закладывая разворот. Пассажиры застыли в креслах, мужественно глядя перед собой. Я покосился в иллюминатор, на вздыбленное поле аэродрома, вздохнул, и расслабился.