Бутаков также установил, что "подобно тому, как с прямого курса корабль непременно переходит при вращениях своих на дугу круга, так с дуги на прямой курс он не может перейти иначе, как по касательной к дуге этой"{103}. Эти две геометрические линии - окружность и касательную к ней - он положил в основу эволюции паровых судов. При этом Бутаков теоретически и практически доказал возможность описывания одинаковых окружностей кораблями с различными маневренными свойствами. Установленная им закономерность позволила, "...приняв известный круг за общий по величине своей всем судам эскадры и прямые курсы за касательные к частям этих кругов, легко составлять правильные пароходные эволюции с подробным указанием каждому исполнителю, в чем должна при известном маневре или эволюции состоять его роль, делающаяся через то легко исполнимою при самых сложных передвижениях..."{104}.
   Опираясь на эту закономерность, Бутаков разработал правила различных перестроений, которые могут потребоваться в бою. Этому вопросу посвящены вторая и третья главы труда, в которых разбирается построение кораблей в строи кильватера, фронта и обстрела (пеленга), а также правила поворотов последовательных и "все вдруг". При этом характерно, что выполнение того или иного поворота Бутаковым исследуется не отвлеченно, а исходя из необходимости "...иметь возможность вращать в наименьшем пространстве линию эскадры нашей, в каком бы строе она ни находилась"{105}.
   Ценность разработанных Бутаковым правил заключалась не только в том, что они обеспечивали точное и быстрое выполнение эскадрой необходимого маневра, но и в том, что маневр этот являлся не самоцелью, а предназначался для выполнения конкретной задачи в бою. Имея в виду именно эту сторону вопроса, Бутаков в четвертой главе уделяет большое внимание сравнению продолжительности того или иного маневра в зависимости , в каких случаях выполнить тот или другой способ поворота. "Выполнение каждого маневра эскадры зависит, - писал Бутаков, - кроме чисто стратегических соображений, от соотносительной с другими маневрами скорости, с которою его можно совершить"{106}.
   В этой главе Бутаков подробно останавливается на анализе бокового действия винта, показывая, почему винтовое судно при повороте в одну сторону описывает окружность большего диаметра, чем. при повороте в другую сторону, а при движении задним ходом - его корма уклоняется в сторону вращения лопастей гребного винта. По опыту кампании 1861 года он устанавливает, как будет двигаться корабль на заднем ходу в зависимости от направления и силы ветра и бокового действия винта.
   "Новые основания пароходной тактики" не только труд об эволюциях кораблей, хотя последние являются основным его содержанием. В нем рассматривается также целый ряд тактических вопросов, и прежде всего вопрос о наиболее выгодных строях для плавания эскадры. Иностранные авторы пытались чисто механически применить к паровому флоту все строи парусного флота и сухопутных войск. Бутаков к решению этого вопроса подошел с точки зрения требований боя паровых кораблей, характеризующегося быстротечностью и эффективным использованием оружия.
   Бутаков предложил три простых строя для эскадры паровых судов - строй кильватера, строй фронта и строй обстрела. Последний, по сути дела, является строем пеленга на курсовом угле 135°. Из сложных строев он считал необходимым оставить только следующие: строй двух или трех кильватерных колонн, строй двойного фронта, строй клина (прямого и обратного), строй пеленга{вправо и влево) и как исключение походный строй - строй "кучек", представлявший собой группы из трех кораблей, двигавшихся на некотором расстоянии одна от другой.
   Вопросам построения эскадр в сложные строи, перестроения их из одного сложного строя в другой посвящена пятая глава. В этой главе Бутаков доказал, что предлагаемые им строи наиболее целесообразны для совместного плавания паровых кораблей, так как требуют от них простого маневра для занятия мест в строю и обеспечивают полное использование всех видов оружия. Жизнь подтвердила справедливость доказательств Бутакова. Предложенные им строи (за исключением строя "кучек") сохранились до наших дней во всех флотах мира, как основные строи для плавания эскадр.
   Пятая глава заканчивается рассмотрением весьма интересного маневра "фальшивого поворота", который в то время мог иметь некоторое тактическое значение. Сущность маневра заключалась в следующем. Предположим, что корабль, как это показано на чертеже, делает поворот вправо. Наблюдателю трудно будет издали сразу определить, в какую сторону поворачивает корабль, находящийся в точке 2, - на сближение (точки 3 и 4) или на удаление (точки 3' и 4'). Чем больше расстояние между кораблем и наблюдателем, тем труднее последнему определить сторону поворота, так как сделать это он может лишь по характеру пены, возникающей у борта корабля во время поворота, или по взаимному расположению фок- и грот-мачт и других приметных мест. На это требуется некоторое время, в течение которого корабль сможет приблизиться на какое-то расстояние к наблюдателю или удалиться от него.
   Бутаков считал необходимым использовать "фальшивый поворот" для сближения с противником. При этом он рекомендовал совмещать маневр с маскировочными мероприятиями: изменением оснастки мачт, окраской стоячего такелажа в различные цвета и другими.
   В качестве примера применения "фальшивого поворота" Бутаков приводит случай из своей практики. 22 июля 1854 года пароходо-фрегату "Владимир" было приказано вступить в бой с шедшим на северо-запад пароходом противника, находившимся на горизонте в районе Севастополя. Обнаружив, что за ним гонятся, неприятельский пароход повернул на запад. "Владимир" последовал за ним. Но скорость неприятельского парохода превосходила скорость "Владимира", и Бутакову стало ясно, что догнать его до наступления темноты он не сможет. Бутаков решил вынудить неприятельский пароход начать погоню за "Владимиром". С этой целью он применил "фальшивый поворот". В результате маневра расстояние между кораблями удалось несколько сократить, однако противник упорно уклонялся от боя, а "Владимир" не имел права далеко отходить от Севастополя. Погоня была прекращена.
   Шестая глава "Новых оснований пароходной тактики" посвящена описанию способов маневрирования с целью увеличения или уменьшения интервалов между находящимися в строю кораблями. В ней подробно рассматривается, как должны маневрировать корабли для изменения интервалов между собой при плавании в строях кильватера, фронта или обстрела. В конце главы приведены "несколько простых правил и наставлений для плавания в эскадре". Отдельные пункты этих правил не лишены некоторого практического интереса и сейчас. Так, например, Бутаков рекомендует править в кильватер не по переднему мателоту, а по головному кораблю в линии, что, по его мнению, способствует сохранению линии кильватера в случае выхода из нее какого-либо среднего корабля. В самой большой - седьмой - главе Бутаков касается тактики таранных ударов. В этой главе отразилось до некоторой степени увлечение военно-морскими теоретиками того времени тараном. Начинается глава разбором способов и средств, позволяющих удвоить возможность таранного удара, т.е. позволяющих наносить таранные удары любой оконечностью корабля. Для этого корабль-таран, по мнению Бутакова, должен совершать повороты не по окружности, а почти в одной точке, что следовало обеспечить установлением винтов и рулей как в корме, так и в носу корабля-тарана.
   Большая часть главы отводится на подробное математическое исследование способов маневрирования корабля для нанесения таранного удара и уклонения от него. Расчеты и чертежи показывают, как надо маневрировать для того, чтобы ударить штевнем в борт вражеского судна или, наоборот, чтобы избежать таранного удара. Здесь же Бутаков дает ряд практических советов о том, какую часть неприятельского корабля следует пеленговать и как в зависимости от полученного пеленга маневрировать, чтобы наверняка нанести ему таранный удар.
   Разработанная Бутаковым теория таранного удара была в дальнейшем применена им в ходе боевой подготовки броненосной эскадры Балтийского флота. Однако, несмотря на большое внимание, уделенное им тарану, Бутаков не переоценивал его боевого значения. Он не раз указывал, что хотя таран является и грозным оружием, но и пушки на корабле находятся не для балласта.
   Опыт войн конца XIX - начала XX столетия не подтвердил роли тарана как главного оружия в бою. Но практическое значение бутаковской теории таранного удара заключалось в том, что она послужила основанием для разработки правил выхода в атаку с шестовыми и буксируемыми минами и уклонения от этих атак.
   В восьмой главе труда Бутаков рассматривает эволюции, совершаемые кораблями, идущими в сложных строях.
   "Новые основания пароходной тактики" были высоко оценены современниками Григория Ивановича Бутакова, признававшими, что этот труд обогатил военно-морскую литературу и практику. Представляя этот труд в Академию наук на соискание премии, председатель Морского ученого комитета писал: "...Сочинение нашего адмирала резко отличается от них (трудов Буэ-Вильомеза, Бидль-Комба и Говарда Дугласа. - Авт.) своим характером, как самостоятельное, фундаментальное произведение, основанное на новом начале, новых математических исследованиях.
   ...Бутаков весьма удачно попал на идею и в настоящем своем сочинении развил ее, искусно приложил к предназначенной себе цели, так что вопрос о действиях паровых судов отдельно или в эскадре взят с корня, т.е. с круга, описываемого кораблем.
   Предлагаемые нашим адмиралом правила, испытанные на практике, совершенно новы, вполне опровергают мнения относительно затруднительности или даже непреодолимости исполнения пароходных эволюции и доставляют возможность выполнить всякое перестроение правильно, скоро, без замешательства, с математической точностью. Таких определительных (определенных. - Авт.) правил для маневра каждого парового судна, во всяком случае, еще не было, а потому заслуга контр-адмирала Бутакова при настоящем развитии парового военного флота может почесться важною, современною заслугою"{107}.
   Академия наук присудила Григорию Ивановичу Бутакову полную Демидовскую премию. "Новые основания пароходной тактики" вызвали большой интерес и за границей. Они были переведены на французский, английский, итальянский и испанский языки, причем во Франции они были опубликованы в 1864 году сначала в журнале, а затем изданы отдельной книжкой. "В момент своего опубликования "Тактика" русского адмирала Бутакова произвела в Mорском мире подлинную сенсацию, - писал автор одной французской статьи под названием "Тактика русского адмирала Бутакова". - Она провозглашала такие новые принципы, выдвигала методы, столь отличные от употреблявшихся до сих пор, что не приходится удивляться тому вниманию, какое она к себе вызвала"{108}.
   В связи с выходом в свет книги Бутакова французское морское министерство приостановило издание труда Лаваля "Тактика морских сражений".
   В феврале 1865 года в Лондоне на заседании Королевского института соединенных служб, где присутствовал и сам Бутаков, одним из английских офицеров был сделан доклад та тему: "Новая морская тактика". В этом докладе уделялось большое внимание работе адмирала Бутакова о тактике парового флота. "В то время, как во Франции и в Англии, - сказал докладчик, - так внимательно следили за развитием этого вопроса, Россия, работами одного достойного офицера, вступила на путь исследований по этому же предмету и продолжала более четырех лет опыты, по окончании которых адмирал Бутаков издал свои Начальные Основания Пароходной тактики... Этот офицер постарался с замечательной ясностью доказать, что быстрота и точность маневров эскадры вполне зависят от умения хорошо пользоваться законом движения судна при действии руля... Невольно поражаешься, читая его произведения, положительностью доводов. Автор может прибавить еще один, не менее важный довод, что в течение 4-х летних опытов на эскадре капитаны убедились, что с помощью его способа можно маневрировать быстро и как нельзя более правильно"{109}.
   * * *
   28 октября 1866 года Григорий Иванович Бутаков был произведен в вице-адмиралы, а в 1867 году, когда открылась Всемирная Парижская выставка, он, как наиболее авторитетный специалист, был избран председателем экспертной морской комиссий этой выставки.
   Начальник первой русской броненосной эскадры
   6 февраля 1867 года вице-адмирал Бутаков был назначен начальником эскадры броненосных судов. Это была первая броненосная эскадра в России. В нее вошли три 26-пушечные броненосные батареи, 24-пушечный броненосный фрегат "Петропавловск", броненосная двухбашенная лодка "Смерч" и десять броненосных однобашенных лодок. Все эти корабли вступили в строй в 1865-1866 годах. Кроме того, в состав эскадры в качестве адмиральских кораблей и для посыльной службы были зачислены два пароходо-фрегата, один пароход и две деревянные канонерские лодки.
   Бутакову предстояло в течение летней кампании подготовить первую броненосную эскадру к решению боевых задач. Для этого требовалось разработать совершенно новую систему боевой подготовки. Если в эпоху парусного флота для приобретения навыков в управлении кораблями необходимо было как можно больше находиться в плавании, то с появлением парового флота такая система подготовки оказалась непригодной. Теперь нужно было еще до выхода в плавание подготовить личный состав к обслуживанию весьма сложных механизмов и устройств, а также к использованию оружия. Без этой предварительной подготовки личного состава корабли плавать не могли. Затем личный состав готовился - к управлению всеми механизмами в условиях стоянки корабля на якоре. За этим следовала уже подготовка одиночного корабля на ходу, сперва на рейде, потом в море.
   Только теперь можно было начинать обучение совместному плаванию в составе отряда или эскадры.
   Именно такую последовательную подготовку, с переходом от простого к более сложному, и предложил Бутаков. Претворенная в жизнь, эта система боевой подготовки дала блестящий результат в первую же кампанию.
   По окончании первого этапа одиночной подготовки кораблей на якоре эскадра в конце июня перешла из Кронштадта на Транзундский рейд. Учитывая, что времени для подготовки эскадры остается очень мало (кампания должна была закончиться в начале сентября), Бутаков разработал типовое недельное расписание занятий, которое объявил по эскадре в своем приказе. В этом же приказе он потребовал от командиров кораблей проявления самой широкой инициативы в организации учений и занятий. "В наше время войны будут внезапны, энергичны и недолговременны, а сражения необычайно кратки, - писал он в другом приказе. - Поэтому готовиться необходимо всегда, постоянно, неотлагательно, немедленно; готовиться к тому получасу, для которого мы, можно сказать, существуем и в который нам придется показать, что Россия содержит флот не без пользы"{110}.
   На эскадре началась страдная пора. Каждый день, до обеда, броненосные лодки отрабатывали различные эволюции, маневрируя между стоявшими на якорях кораблями, личный состав упражнялся в стрельбе по щитам и проводил общие или частные учения.
   С раннего утра до позднего вечера на рейде царило оживление. В разных направлениях сновали шлюпки, под парусами или на веслах. Воздух сотрясался от грохота орудийных залпов. Вокруг щитов поднимались столбы вспененной ядрами воды. Довольно часто и ночная тишина внезапно нарушалась резкими звуками сигнала боевой тревоги. Это по приказанию флагмана проводилось общее ночное учение эскадры.
   И в эту кампанию даже больше, пожалуй, чем в прежние, Бутаков внес в подготовку эскадры дух соревнования. Всякое достижение давало отличившемуся моральное удовлетворение, укрепляло веру в свои способности и побуждало к достижению более высоких показателей.
   Поощряя лучших, Григорий Иванович резко выступал против самонадеянности и успокоения. Всякое поощрение он учил расценивать как требование работать в будущем еще лучше. "...Я считаю, что особенная благодарность, изъявленная... эскадре, - писал он в приказе по поводу посещения эскадры генерал-адмиралом, - заслужена нами не в абсолютном смысле. Нас благодарили не за то, что мы есть, а за то, что мы стремимся, насколько от нас зависит, делаться тем, чем мы должны быть и чем вероятно будем - для чести русского флага"{111}. В другом приказе по поводу успешных артиллерийских стрельб он предупреждал: "Но ради бога, не будем самонадеянны!.. Будем стремиться идти вперед, как идем, и да не почием на лаврах из расщепленных щитов!"{112}.
   Бутаков стремился максимально приблизить условия боевой подготовки в мирное время к боевым. "...Попадать в щит, когда в вас никто не стреляет одно дело; попадать же в неприятеля под его ядрами - другое, - писал он в приказе № 27 от 4 августа 1867 года. - ...Не особенно скоро убеждается человек, что кругом его огромное пространство, где ядру пролететь мимо, и что поэтому не следует на него вовсе обращать внимания. Чтобы команды наши заблаговременно приучились слышать свист ядер, предлагаю посылать по очереди на один час , по гребному судну с офицером на каждый из двух буйков, поставленных по обе стороны ближайшего к эскадре щита, в некотором расстоянии от него... Сколько время мне позволит, я буду сам навещать эти буйки, что советую и гг. командирам"{113}.
   Этот приказ Бутакова был немедленно претворен в жизнь. В ветреный холодный день 14 августа 1867 года на Транзундском рейде проводилось очередное артиллерийское учение. Видимость была хорошей, и щиты, по которым стреляли с кораблей, отлично были видны на далеком расстоянии. Оглушительно, с небольшими интервалами били по щитам орудия кораблей. Визжали ядра...
   - Хвалю! Молодец, что не кланяетесь ядрам! - послышался знакомый голос позади лейтенанта Семечкина, который на четверке приближался к предназначенному для него буйку поблизости щита. Семечкин оглянулся - и, к своему изумлению, увидел в нагонявшей его шлюпке самого вице-адмирала.
   - Ваше превосходительство! Зачем вы тут? Вернитесь, здесь опасно! крикнул лейтенант. Григорий Иванович сделал гребцам знак и, налегши на весла, они нагнали четверку и оказались с ней борт о борт.
   - Я ведь обещал, - спокойно отозвался Григорий Иванович, - что буду навещать буйки.
   Грянул выстрел, и ядро, вспенив воду, упало довольно близко от адмиральской шлюпки. Бутаков продолжал разговаривать с Семечкиным (это был один из его любимых, наиболее способных офицеров).
   - Уверяю вас, все дело в привычке. Я вспоминаю, как защитники Севастополя весьма скоро перестали кланяться пролетавшим над головой ядрам, хотя вначале едва ли не большинство из них имело к тому позыв.
   - Право, уезжайте, Григорий Иванович! - упрашивал лейтенант. - Ну, можно ли вам так рисковать собой?
   Но адмирал не слушал его он всматривался в белеющие вдали паруса двух шлюпок, обгонявших друг друга.
   - Вот это я понимаю. Молодцы! Кто это, желал бы я знать? - воскликнул чрезвычайно довольный Бутаков.
   Бутаков имел полное основание быть довольным. Не прошло и десяти дней со дня отдачи приказа о посылке шлюпок к буйкам в районе щитов во время стрельб, а успехи были уже достигнуты большие. "Я убедился сегодня, - писал он в приказе, - что для будущих паровых шлюпок флота нашего не встретится недостатка в охотниках подсунуть мину под неприятельский корабль"{114}.
   Вице-адмирал не ошибся. Спустя десять лет русские минные катера под руководством его ученика Степана Осиповича Макарова одержали ряд побед над сильным турецким флотом на Черном море.
   Бутаков воспитывал в командирах кораблей броненосной эскадры смелость, настойчивость, хладнокровие, умение рассчитать свои действия. С этой целью он часто проводил соревнования в управлении судами. Но теперь эскадра состояла из броненосных кораблей со сложной техникой, имевших большее водоизмещение, чем суда практической эскадры, и столкновение их при маневрировании могло вызвать тяжелые повреждения, на исправление которых пришлось бы затратить тысячи рублей. Поэтому Бутаков объявил следующие условия соревнования: "За кормою флагманского корабля будут находиться три горизонтальные шеста или рейка. Коснувшемуся первого из них, т.е. самого высунутого, будет делаться сигнал "изъявляю свое удовольствие". Кто пройдет тремя футами ближе к корме, тот коснется второго рейка, и ему будет изъявлено особенное удовольствие мое. Тот же корабль, который по недостатку еще глазомера, но по избытку желания не отстать от других, коснется третьего рейка, находящегося в трех футах от второго, к сожалению моему, получит замечание словесное или сигналом"{115}.
   Таким образом, и тут все дело сводилось к знаменитому бутаковскому "чуть-чуть", которое требовало не слепой, безудержной отваги, а действий, основанных на точном расчете.
   Особенно Бутаков ценил в людях самообладание и находчивость. "Попасться в беду всегда легко, а в нашей службе в особенности, - говорил Григорий Иванович. - Выпутаться же из беды трудно, если не сохранить над собою полную власть в тяжелых обстоятельствах"{116}. Вот почему, когда броненосная батарея "Первенец" при следовании Барезундским фарватером получила подводную пробоину, Бутаков не только не сделал за это выговор командиру батареи капитану 2 ранга Копытову, но, наоборот, отметил в приказе хладнокровный расчет, с которым он посадил батарею в илистую отмель, чтобы таким образом закрыть пробоину в днище корабля, через которую в него поступала вода. Более того, желая предупредить возможные неприятности для командира со стороны высшего командования, Бутаков послал управляющему морским министерством телеграмму следующего содержания: "Течь на батарее "Первенец" ничтожна. Останется при эскадре. Командир молодцом выпутался из беды; офицеры и команда исполняли долг с примерным рвением и порядком. Я... в особенности доволен тем духом, который направил "Первенец" не в док в Кронштадт, a к эскадре для продолжения плавания. В военное время это значило бы получить подкрепление, вместо ослабления наших сил. Этим можно гордиться!"{117}
   Чуткое отношение начальника эскадры к подчиненным действовало на них воодушевляюще. Они знали, что в случае аварий или ошибок по службе они услышат от своего адмирала не злобные окрики, а строгую и справедливую оценку и помощь в затруднительной обстановке.
   Громадное значение Бутаков придавал морской подготовке и, в частности, шлюпочным гонкам. "...Это едва ли не лучший из находящихся в наших руках способов, чтобы молодым людям узнать себя, начать закаливать свои нервы, изощрять свой глазомер и готовить себя ко всем непредвиденным случайностям нашей службы... Состязания шлюпок, вместе с тем, прекрасное средство нам всем узнавать, кто из нас из какого металла"{118}, - писал он в приказе от 1 сентября 1867 года.
   В воспитании любви к шлюпке Бутаков видел еще и другое, более важное воспитание любви к своему кораблю, к Военно-морскому флагу своего отечества. "Вспомним также, какое живое участие принимали гребцы шлюпок в том, чтоб паруса отлично стояли, чтоб приказания мгновенно исполнялись, - писал он в том же приказе. - Нельзя и в этом не видеть зародыша того духа, который растет от шлюпки до корабля, от любви к шлюпке до привязанности к своему кораблю и всему до него относящемуся"{119}.
   Бутаков добился ассигнования 1500 рублей ежегодно на покупку призов для состязающихся. Он разработал и напечатал специальные "Правила для шлюпочных гонок". Особенно интересны были введенные им гонки шлюпок под парусами без пользования рулем. Он придумывал множество вариантов шлюпочных состязаний, например, гонки под парусами вокруг адмиральского фрегата, плавание в шхерах вокруг определенных островов и т.п. По окончании каждой гонки Бутаков отдавал приказ, в котором разбирал ошибки в управлении и поощрял отличившихся. Однажды он даже велел салютовать со своего фрегата шестью орудийными залпами шестерке мичмана Федотова за то, что она великолепно управлялась при гонке без руля. В особом приказе была отмечена храбрость матроса Суворова, распутавшего во время шлюпочных гонок без рулей запутавшиеся топсель-шкоты - снасть, которой растягиваются нижние углы паруса, поднимаемого под рейковым парусом{120} и называемого топселем. Держась на весу одной рукой за мачту и пытаясь распутать шкот, зацепившийся за реек, Суворов размахивал шкотом, но из этого ничего не получалось. Тогда он, подтянувшись на рейке, добрался до его нока, за который запутались шкоты, распутал их и после этого вернулся в шлюпку. Все это Суворов делал на полном ходу, когда шлюпка шла с сильным креном, а он, держась за реек, висел над морем. При малейшем неловком движении он мог упасть и разбиться о борт шлюпки или о воду. Все это матрос Суворов сделал для того, чтобы его шлюпка не сошла с дистанции и успешно закончила гонки. "Побольше бы нам Суворовых, - писал по этому поводу в приказе Бутаков. - Хотя он не прослужил еще срока к производству в унтер-офицеры, я буду просить, чтобы его разрешено было произвести"{121}.