Страница:
Сирена подвела меня, слегка оглушенного звуками ее голоса, к столу. В руки мне сунули бокал и протянули на тарелочке тартинку.
— За нового члена нашего коллектива! — воскликнул мессир Леонард. Сам он, как я заметил, бокала не поднимал. Перед ним на столе стояли две плошки — в одну был налит пунш, а в другой покрошен салат.
Здесь было принято самообслуживание, но все учительницы почему-то сразу кинулись ухаживать за мной. Они наперебой предлагали мне то тартинку, то бутерброд, то салатику, то еще пунша, то угощали сладостями. Из-за своей застенчивости неискушенный в общении с дамами — рядом с красавцем Эрастом я всегда проигрывал в глазах девушек — я стеснялся, и был едва ли не благодарен даме Моране, когда она вдруг сказала:
— Может быть, хватит? Максимилиан, как вы нашли живой уголок? Пожалуйста, подумайте, кого из опасных тварей надо в нем ликвидировать?
— Ликви… что? — не понял я.
— Вы не знали? Я думала, что леди Ульфрида вам все объяснила вчера вечером, когда провожала в вашу комнату. — Завуч бросила на преподавательницу магии стихий убийственный взгляд. — Вашу предшественницу покусали бешеные шуликуны! В школе развели неоправданно много животных. Их притаскивали даже сами дети, что недопустимо. В конце концов от скученности и при отсутствии квалифицированной ветеринарной помощи там стали возникать болезни. Раз вы специалист, вы должны вылечить больных и подать список тварей, которых следует отправить на ликвидацию. Мы не можем держать в школе опасных зверей!
— Простите, — моргнул я, — но я еще не был в живом уголке.
— То есть как?
— Вчера было уже поздно, а сегодня с утра…
— Можно было хотя бы заглянуть! Отправляйтесь немедленно!
— Но…
— И не забывайте — вы еще должны написать мне четыре программы — отдельно для третьего курса, отдельно для четвертого, шестого и седьмого, где у вас занятия. И подать список расписания факультативов.
У стола воцарилось неловкое молчание. Корпоративный междусобойчик был забыт. Но самое главное — меня поразило то, что директор и большинство женщин спокойно отнеслись к устроенной мне выволочке. Я поставил бокал на стол, положил недоеденный бутерброд.
— Хорошо, — промолвил я в наступившей тишине. — Я могу идти?
— Идите, — с видом победительницы кивнула дама Морана.
Я вышел, но не успел пройти и пяти шагов, как меня осторожно потянули за рукав. Я обернулся — маленькая дама Труда смотрела на меня сквозь толстые стекла очков.
— Не пугайтесь, деточка, — мягко проговорила она. — Программы уже есть — ваша предшественница все написала. Вам надо только изменить кое-что, подправив их для себя лично. И с животными вы справитесь. А на даму Морану не сердитесь. Она все делает правильно.
Впоследствии я узнал, что строгая завуч повышает голос на всех и каждого, и единственный, кто избежал подобной участи — сам директор, да и то потому, что он был в ладу с потусторонним миром и запросто мог ответить магией на интриги своей подчиненной. Даже сын дамы Мораны, и тот предпочитал встречаться с матерью лишь трижды в год — на празднике Йоль, на празднике Бельтан и в день своего рождения. А дама Труда находила оправдание всему — даже банальным кнопкам, которые с завидным постоянством подкладывали ей ученики. Но в тот момент мне было обидно.
Однако стоило мне переступить порог живого уголка, обида куда-то исчезла. Живой уголок находился в большом полутемном зале, где два окна заросли пылью и паутиной, на полу и стенах виднелись потеки грязи, в углах скопился мусор, а клетки, лохани с водой и вольеры теснились в беспорядке. И запах… Вонь стояла ужасная. Даже так — УЖАСНАЯ! Похоже, сюда никто не заходил с начала учебного года, а если и заглядывали, то только чтобы вывалить в кормушки объедки из школьной столовой.
Оставив дверь открытой, чтобы хоть немного проветрить помещение и поскольку боялся, что потеряю сознание от вони, пока буду возиться с замком, — я осторожно пошел между клеток, разглядывая их обитателей. Одни встречали меня громкими криками, другие молчали, но это молчание было весьма выразительно!
Все было плохо. Клетки заросли грязью. В аквариумах вода приобрела буро-зеленый цвет с бензиновыми разводами. Кажется, единственным, кто хорошо себя чувствовал, был гриф. Он разорвал на клочки собрата и наслаждался кровавым пиршеством. Да еще аспиды. Эти впали в спячку и не замечали ничего.
Хуже всего дело обстояло с албастами. Из шести трое не подавали признаков жизни и всплыли брюхом кверху. Темные пятна на боках и едкий запах свидетельствовали, что для них все было кончено.
И еще плохо пришлось шуликунам — тем самым, которые покусали учительницу. Их клетка была окутана тройным слоем магической защиты и прямо искрила, а маленькие козлоногие человечки бегали, визжали и скакали, бросались на прутья и, обжигаясь, бились на грязном полу в судорогах.
Я присел перед клеткой на корточки. Шуликуны мигом перестали метаться и сгрудились в кучку, прожигая меня злобными взглядами. Я сжал в кулаке амулет, проговаривая заговор на нечистую силу — и шуликуны отпрянули, визжа от злости.
Мальчишкой я часто ходил в живой уголок в родной школе. Там тоже были шуликуны, но совершенно ручные — их можно было даже выпускать побегать, они отзывались на клички и могли выполнять простейшие команды. А все потому, что мой учитель сумел подобрать к ним ключик и научил этому и меня.
Оставив клетку, я порылся по углам и нашел то единственное, что могло отвлечь шуликунов, — старый халат, фартук с рваными завязками, две алюминиевые миски и гнутую ложку. Шуликуны завизжали от удивления, когда я распахнул дверцу и швырнул все это на пол клетки, а потом скопом ринулись разбирать игрушки. Не прошло и минуты, как двое уже играли в прятки, ползая в складках халата, еще один нацепил на себя фартук и разгуливал по клетке, волоча его за собой наподобие мантии, а трое других колотили мисками и ложкой друг друга. Под их счастливые вопли я совершенно спокойно убрал из клетки толстый слой грязи и заменил заклинания, сняв все лишние блокировки и перенацелив оставшиеся. Клетка перестала искрить, и шуликуны немедленно отреагировали на это — троица перестала тузить друг друга и принялась бить по прутьям ложкой и мисками, наслаждаясь звоном и скрежетом. Порывшись в карманах, я нашел обрывок веревочки и старую пуговицу и отправил туда же — пусть играют, — и под аккомпанемент радостного визга занялся уборкой остальных клеток.
Живой уголок Школы МИФ заслуживал скорее названия зоопарка. Кроме грифов, албастов и шуликунов, там были аспиды — целых шесть штук, два грифона, пораженных пухоедом, пара волков, худых, как стиральные доски, две Жаравь-птицы, пара молодых драконов с потускневшей чешуей, восемь змей, грязный, с клочьями летней шерсти единорог, которому было слишком тесно в крошечном вольере, козлерог, выглядевший немногим лучше, змея Скарапея, голодная и потому злая, небольшая стайка фараонок, у которых от гнилой воды началась экзема и чешуя отваливалась с хвостов клочьями, два дива в отвратительном состоянии и мавка, прозрачная, как туман. Еще немного — и она бы исчезла совсем, настолько была плоха. Больше половины зверей нуждались в ветеринарной помощи, с момента болезни учительницы их никто не кормил, сама комната тоже заросла грязью, и я потратил остаток дня только на то, чтобы вычистить эту помойку. К вечеру прутья клеток и стенки вольер и аквариумов были отчищены, я залил новую воду албастам и фараонкам и переставил террариум с аспидами поближе к окну, а Жаравь-птиц выпустил полетать. Но работы все равно остался непочатый край. Нужно было почистить чешую драконов, змей и фараонок, обработать оперение грифонов и Жаравь-птиц, вымыть волков и единорога — подозреваю, что звери не будут от этой процедуры в восторге, а еще… В общем, к тому времени, как я закончил оказывать всем обитателям зоопарка первую помощь и накормил их, время неуклонно приближалось к полуночи.
Наконец я запер за последним обитателем зоопарка клетку и перевел дух, озираясь по сторонам. Шуликуны притихли, свив себе гнездо из старого халата и фартука. Жаравь-птицы и дивы отчаянно чистили перья, а фараонки сердито шлепали хвостами, недовольные тем, что их вымазали едкой мазью. Волки и Скарапея прижались к прутьям клеток, следя за мной пристальными взглядами — надеюсь, не с гастрономическим интересом.
— До завтра, — сказал я прежде, чем погасить свет.
В террариуме, где жила мавка, что-то шевельнулось. Полупрозрачное лицо с полными страдания глазами оборотилось в мою сторону.
— Мы будем ждать, — прошелестела она.
Так началась моя жизнь в Школе МИФ. Я вскакивал в половине седьмого утра, чтобы успеть заглянуть в живой уголок — хвосты фараонкам требовалось смазывать четыре раза в день, — и бежал на занятия. — восьми до четырех с часовым перерывом на обед я читал лекции, а потом до вечера чистил клетки, ухаживал за драконами, выгуливал единорога и козлерога, кормил зверей.
Завтракали и обедали учителя вместе со школьниками, а ужинали кто как. Я, занимаясь живым уголком, Всегда опаздывал к общему для учителей ужину и приспособился ужинать в одиночестве.
Впрочем, не один я игнорировал общий стол. Невея Виевна, будучи лихоманкой, почти не появлялась среди нас. Как и специалист по зельям и ядам, наш «господин отравитель» Черный Вэл. Хотя я бы предпочел, чтобы вместо него тягой к уединению страдала наша завуч дама Морана Геррейд. Вот от кого мне всегда хотелось держаться подальше! Да и не только мне. По-моему, ее не боялся только наш директор мессир Леонард.
Первый же выходной я потратил на то, чтобы познакомиться со школой поближе. Официально замок имел шесть этажей и три крыла, но на самом деле, как и любая школа магии, внутри был сложнее, чем снаружи. Вскоре я убедился, что по нему можно блуждать часами и все время оказываться на одном и том же месте.
На первом этаже замка кроме парадного холла находилась библиотека, школьная столовая, танцзал, зал спортивных занятий и кабинет зельеварения. Второй и третий этажи были жилыми. Кроме большой спиральной лестницы, их соединяли между собой и с четырьмя башнями более полутора десятков малых лестниц и запасных ходов, открывавшихся с помощью магии. Кстати, учителя жили рядом с учениками.
Четвертый и пятый этажи были заняты кабинетами и аудиториями, на пятом этаже помещался кабинет директора, а на четвертом находились учительская, живой уголок и апартаменты вашего покорного слуги. Большая же часть шестого этажа была отведена под вместительный зал, использующийся для проведения торжественных приемов и балов, тут же были расположены больничное крыло и аудитории для занятия потусторонней магией.
Что касается башен, то в них можно было попасть практически с любого этажа — надо было только знать, какая лестница куда ведет. Ибо лишь большая спиральная соединяла все этажи между собой, остальные были куда хитрее. Ближайшая к моей двери лестница, например, вела из моего правого крыла четвертого этажа в левое крыло шестого, а если бы вы стали по ней спускаться, то очутились бы сразу возле библиотеки, минуя третий и второй этаж. Запомнить, куда и по какой лестнице надо идти, было очень сложно. В начале семестра путался не только я, но и многие первокурсники.
Внутри школа здорово напоминала средневековый замок — каменные колонны, сводчатые потолки, нарочито грубая мозаика на полу, стрельчатые окна со старинными витражами, светильники в виде факелов и каменные горгульи. Мебель и состояние канализации тоже были выдержаны в духе времени. Не то, что Неврская Школа Колдовских Искусств — она только снаружи напоминала деревянный храм. За порогом все было оборудовано по последнему слову магического дизайна — все блестящее, новенькое, стильное. Впрочем, здесь мне тоже понравилось.
В то утро — заканчивалась вторая неделя моей работы в школе — меня разбудил колокольный трезвон, раздавшийся в шесть утра. Подобные звуки означали, что вас призывает директор. Ломая себе голову над тем, что мессир Леонард хочет от меня в такую рань, я кое-как оделся и бегом бросился по сонным коридорам в его просторный кабинет, совмещенный с учительской. Из-за необычайной внешности — в любое другое время я бы и о нем читал лекции как о мифическом животном — мессир Леонард жил прямо на рабочем месте. Впрочем, не стоит забывать, что и моя комната отделялась от живого уголка только тамбуром.
Когда я примчался в учительскую, выяснилось, что директору понадобился не я один. В сборе были все педагоги. Даже Невея Виевна, бледная до зелени, маячила где-то под потолком, как привидение, страдающее бессонницей. Я прибыл предпоследним — уже после меня в помещение вплыла, томно закатив глаза и зябко кутаясь в шелковую шаль, Сирена — она по полночи проводила за сочинением стихов и сейчас явно еще не отошла от творческого экстаза.
Когда мы собрались, мессир Леонард пристукнул копытом — я заметил, что он стоял в центре наспех нарисованной пентаграммы, — и стены на миг вспыхнув ли зеленоватым светом. Невея Виевна спустилась с потолка на пол.
— Уважаемые коллеги, — дребезжащий голос мессира Леонарда дрогнул, — я призвал вас сюда, чтобы сообщить… м-м… В общем, прошлым вечером произошло важное событие, и я хочу, чтобы вы это знали. Комната защищена тройным кольцом временной хронопетли, поэтому ни одно слово не выйдет из этих стен — и, надеюсь, из ваших уст. Советую всем поставить уже сейчас мысленный блок, чтобы никто, даже ненароком…
Нахмурившись, директор грозно обвел нас взглядом. Дождавшись, пока все выполнят его требование, он продолжил:
— Каждый вечер я настраиваю свой котел, дабы узнать, что происходит в мире. Вы знаете, что МИФ расположена в глуши и новости доходят до нас с опозданием. Поэтому я и слежу за выпусками эфира. Об этом событии я узнал еще вчера вечером, но дал вам выспаться. Кроме того, я надеялся, что за ночь в этом деле появятся новые подробности… Итак, очередной выпуск через полторы минуты. — Мессир Леонард взглянул на большие песочные часы. — Прошу вас, коллеги!
На небольшом возвышении на треноге стоял плоский котел, бока которого были испещрены рунами. Он использовался и для гаданий, и для приема эфирных видео— и звукопередач — совсем, как моя личная чаша. Но если я мог принимать максимально частоту «100», то у директорского котла разрешение было в 760 единиц, и он мог запросто ловить телевидение простых смертных — роскошь, о которой мне оставалось только мечтать.
Судя по уровню воды в котле, частота была «111» — для важных общественных новостей и правительственных сообщений. От воды исходил сильный травяной дух.
Мы сгрудились около котла. С наибольшим комфортом расположились только Невея, опять взмывшая к потолку, и сам директор. Он встал на задние ноги и сделал передними несколько пассов. Мессир Леонард всегда колдовал, не прибегая к амулету. Поверхность воды пошла рябью, в глубине возникла стандартная заставка — передача предполагалась звуковая, без картинки.
— Немного раньше начали, — пробормотал директор, услышав постепенно усиливающийся голос.
— …беспрецедентный случай, — произнес диктор. — Вчера, за четверть часа до заката, стало известно о побеге из района Диких Гор известного колдуна вуду, бывшего лидера печально известной в прошлом секты Светлый Путь Белого Мигуна. Мигун содержался в пещерах особого уровня, запечатанных еще при Александре Македонском. За две тысячи четыреста лет это первый случай, когда преступнику удалось преодолеть подобную защиту. К расследованию дела подключены лучшие следователи. По следу пущено шесть Искателей, но пока ни один не взял след. Несмотря на принятые усилия, способ побега остался неизвестен. Есть ли у Мигуна сообщники на воле — также неизвестно. Каковы его цели и где он сейчас находится — неизвестно. Власти уверяют, что повода для беспокойства нет, однако элитные части Спецназа Инквизиторов на всякий случай приведены в полную боевую готовность. Слушайте программу «На гребне эфира» — мы всегда в центре событий! Только у нас — самая свежая информация.
Мессир Леонард тронул копытом поверхность воды — и голос пропал.
— Почти то же самое, что я услышал вчера вечером, — сказал он. — Разница в том, что вчера было сказано всего о двух Искателях. Ничего не изменилось.
— Хм, как сказать, — скривилась Берегиня. — За ночь изменилось количество Искателей. Это уже немало. Держу пари — к будущей полуночи их число возрастет до тринадцати.
— Ваша шутка неуместна, — отозвалась дама Морана. — Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
— Тоже мне, проблема, — скривилась преподавательница боевой магии. — Я еще двадцать лет назад высказывалась за то, что этого маньяка надо казнить. Нет, правительство хотело подлизаться к Сообществу Стран Старого Света и решило быть гуманным! Вот и получило головную боль. Убийц надо убивать — вне зависимости от того, что там лепечут о правах человека.
— Кажется, вы тоже убивали? — парировала дама Морана.
— Это была война. — Старуха вытащила трубку.
— Я приказываю немедленно прекратить спор! — Мессир Леонард пристукнул копытом по полу. — Не время ворошить прошлое, надо думать, как справиться с настоящим. Опасный преступник вернул себе свободу. Вы понимаете, чем это грозит нам? Нашей школе? В опасности все дети — от новорожденных младенцев до подростков. Подростки в большей мере — ибо двадцать лет назад Белый Мигун делал ставку именно на них. Сейчас они уже выросли, но у тех, кто когда-то был в секте, успели родиться свои дети. И кто знает…
— Я немедленно просмотрю списки школьников, — отрапортовала дама Морана. — Если среди наших учеников есть дети бывших сектантов, придется принимать меры.
— Меры придется принимать в любом случае. Пока не будет выяснено что-либо определенное, школа переводится на осадное положение. Все письма просматривать, дама Маска, это по вашей части. Берегиня, вам стоит еще раз проверить внешний круг защиты. Дама Морана…
— Я раскину руны — вдруг там будет найден совет.
— Хорошо. Ну и всем остальным педагогам следует посвятить учебные часы защите — каждому по своей специальности. Начиная от элементарной самообороны и заканчивая противоядиями и контрзаклинаниями от темных сил.
— И не забудьте, коллеги, — встряла дама Морана, — что недостающие часы вам придется потом отрабатывать. Школьная программа должна быть освоена детьми в полном объеме, несмотря ни на какие чрезвычайные ситуации. Идите, готовьтесь.
Невея Виевна что-то прошипела сквозь зубы и растворилась в воздухе. Вслед за нею один за другим покинули учительскую все остальные.
Я немного задержался в дверях, пропуская вперед наших дам. Спурий Волчий Хвост улизнул вместе с ними, а Черный Вэл приостановился, изучающе взглянул мне в лицо, но ничего не сказал.
— Мессир Леонард, — позвал я, плотно прикрывая дверь.
— М-м? — Директор уже просматривал толстый свиток, ловко удерживая его передними копытами.
— Простите, но… Вы ничего не хотите мне сказать?
— Вы о чем, Максимилиан? Что я должен вам сказать?
— Не знаю, но, мне кажется… Белый Мигун… Вы, наверное, не знаете, кем были мои родители.
— Знаю. Что дальше?
— Вы знали? — воскликнул я. — Вы знали, кем были мои родители, и все-таки взяли меня на работу?
— А что в этом такого? Я не заглядываю в будущее — это дело дамы Мораны. Впрочем, она раскидывала на вашу кандидатуру руны. Выпали три комбинации, во всех трех повторялась руна Кано. О подробностях вам лучше спросить саму даму Морану.
— Я так и поступлю, — машинально пообещал я, но не сделал к двери и шага. — И все-таки, мессир… Я не понимаю. Мои родители были сектантами. Неужели это вам ни о чем не говорит? Неужели вы ничего не думаете? Не подозреваете? Неужели вам духи потустороннего мира ничего не открыли… обо мне?
— А кто вы такой, что духи должны знать вас? Что вы совершили? — отмахнулся от меня мессир Леонард, но я кожей чувствовал, что он уходит от ответа. Директор явно что-то знал.
— Скажите мне все! — потребовал я. — Я обязан знать правду! Мне уже несколько раз намекали на то, что я Мортон!
— Ну и что?
— Как — «что»? У всех, с кем я сталкивался, весьма странная реакция на это имя. Как будто мой отец совершил нечто ужасное!
— Ну, почему сразу отец? Может быть, дело в вашем семействе, к которому вы имеете честь принадлежать?
Я был ошарашен таким поворотом дела. Вспомнилось странное письмо — там говорилось, что я девятый Максимилиан в роду Мортонов и представитель тридцать седьмого поколения этого рода. Вообще-то я слышал, что Мортоны кое-чем знамениты, но в семействе Графов, где я воспитывался, это было запретной темой, и сейчас я, как ни старался, не мог вызвать из памяти ничего путного.
Мессир Леонард тем временем отвернулся и скользнул взглядом по рядам высоких, до потолка, книжных полок, заставленных книгами и заваленных манускриптами. Повинуясь мысленной команде, стандартная красная папка спланировала на пюпитр перед его мордой и раскрылась.
— Сам не понимаю, почему не уничтожил эту папку раньше, — пробормотал он. — Из всего выпуска никто не достиг особенных высот, и хранить ее не было смысла. А вот поди-ка! Как живые…
Я подошел, заглянул через мохнатое плечо. Сто сорок юношей и девушек — молодые маги, каждый под своим колдовским именем, которое маг принимает, пройдя посвящение. Рядом портреты преподавателей — обычный памятный адрес. У меня хранился такой же в память о Школе Искусств — там до сих пор портрет Анастасии Мельник из Дедославля обведен алым в знак любви. Я пробежал глазами череду незнакомых имен и лиц и вдруг заметил сбоку еще одно.
Девочка лет четырнадцати, с длинными светлыми, почти белыми косами. Глаза ее горели огнем. В них светились воля, ум, сила и жизнелюбие. Она была явно моложе остальных выпускников, да и портрет ее был другим — любительский снимок, наклеенный косо и наспех.
— Женевьева фон Ньерд, — прочел я вслух.
— Она была удивительно талантлива. Самородок. Неограненный алмаз, — мечтательно промолвил мессир Леонард. — И к тому же красавица. Но — с тяжелым характером. Школа стонала от ее проказ. Малютка Женни верховодила целой бандой мальчишек — все были на год-два старше ее, но слушались эту пигалицу, как родную мать… Кстати, «фон Ньерд» не описка. Она действительно праправнучка того самого вана Ньерда из Асгарда. Кроме старших детей, Фрейра и Фрейи, от второй жены, Скади, у него было трое детей. Женевьева внучка младшего из его сыновей… Женни сбежала в секту, уведя с собой всю свою банду. Каюсь, я вздохнул свободно, когда ее не стало в этих стенах. Дисциплина сразу поднялась на недосягаемую высоту. Правда, мы перестали брать первые места на олимпиадах по стихийной и словесной магии… Что уставился? — совсем другим, резким тоном промолвил директор. — Да, я действительно знал твою мать. Она училась в нашей школе. Ее бывшие однокашники закончили МИФ как раз в тот год, когда ты родился. Половины из них нет в живых — погибли, когда боевики Белого Мигуна вышли из подполья.
Я тупо уставился на памятный адрес. Раз за разом возвращаясь взглядом к снимку матери, я с опозданием заметил, что имена почти всех юношей заключены в темные рамки.
— Они специализировались на боевой магии и магии жеста, — объяснил мессир Леонард. — И пошли добровольцами.
— А мой отец? — спросил я. — Вы знали моего отца?
— Нет, — качнул головой директор. — Твой отец учился в особой спецшколе, куда не принимали всех подряд. Детей туда к воротам подвозили личные шоферы, а преподаватели дрожали над каждым учеником. Элитный Колледж Чародейства для детей богатых и знатных магов! Твой отец был лордом — тебе это о чем-нибудь говорит? Да если бы не секта, твои родители вообще не должны были встретиться! Я и видел его только один раз — когда по всем каналам передавали запись ареста четы Мортон. Женевьева несла тебя на руках. Я сразу ее узнал — она нисколько не изменилась. Ты похож на нее, но слишком высок ростом, наверное, в отца.
Я посмотрел на снимок девушки с горящими глазами. Несмотря на прошедшие годы, он не потускнел. Казалось, приложи усилие — и мать оживет. К сожалению, у меня не было ни одной фотографии настоящих родителей, и я просто не знал, какими словами обратился бы к ней.
Мессир Леонард качнул рогами.
— Через полчаса начнутся занятия, — сказал он. — Вам следует успеть приготовиться… Это можете взять с собой. Если пожелаете.
Он опять стал неприступно-официальным, но сейчас я был ему за это благодарен. Я молча взял красную папку со снимками класса и пошел к себе, не отрывая взгляда от лица Женевьевы фон Ньерд.
С того дня мы вскакивали в шесть утра, чтобы собраться над вещательным котлом и с замиранием сердца слушать последние новости. Чаще всего они слово в слово повторяли то, что передавалось вечером. Но однажды, как сейчас помню, в воскресенье, вместо обычных заученно-бессмысленных фраз о том, что «предпринимается все возможное и невозможное», диктор, у которого, судя по оттенку кожи, в роду были водяные, взволнованным голосом произнес:
— За нового члена нашего коллектива! — воскликнул мессир Леонард. Сам он, как я заметил, бокала не поднимал. Перед ним на столе стояли две плошки — в одну был налит пунш, а в другой покрошен салат.
Здесь было принято самообслуживание, но все учительницы почему-то сразу кинулись ухаживать за мной. Они наперебой предлагали мне то тартинку, то бутерброд, то салатику, то еще пунша, то угощали сладостями. Из-за своей застенчивости неискушенный в общении с дамами — рядом с красавцем Эрастом я всегда проигрывал в глазах девушек — я стеснялся, и был едва ли не благодарен даме Моране, когда она вдруг сказала:
— Может быть, хватит? Максимилиан, как вы нашли живой уголок? Пожалуйста, подумайте, кого из опасных тварей надо в нем ликвидировать?
— Ликви… что? — не понял я.
— Вы не знали? Я думала, что леди Ульфрида вам все объяснила вчера вечером, когда провожала в вашу комнату. — Завуч бросила на преподавательницу магии стихий убийственный взгляд. — Вашу предшественницу покусали бешеные шуликуны! В школе развели неоправданно много животных. Их притаскивали даже сами дети, что недопустимо. В конце концов от скученности и при отсутствии квалифицированной ветеринарной помощи там стали возникать болезни. Раз вы специалист, вы должны вылечить больных и подать список тварей, которых следует отправить на ликвидацию. Мы не можем держать в школе опасных зверей!
— Простите, — моргнул я, — но я еще не был в живом уголке.
— То есть как?
— Вчера было уже поздно, а сегодня с утра…
— Можно было хотя бы заглянуть! Отправляйтесь немедленно!
— Но…
— И не забывайте — вы еще должны написать мне четыре программы — отдельно для третьего курса, отдельно для четвертого, шестого и седьмого, где у вас занятия. И подать список расписания факультативов.
У стола воцарилось неловкое молчание. Корпоративный междусобойчик был забыт. Но самое главное — меня поразило то, что директор и большинство женщин спокойно отнеслись к устроенной мне выволочке. Я поставил бокал на стол, положил недоеденный бутерброд.
— Хорошо, — промолвил я в наступившей тишине. — Я могу идти?
— Идите, — с видом победительницы кивнула дама Морана.
Я вышел, но не успел пройти и пяти шагов, как меня осторожно потянули за рукав. Я обернулся — маленькая дама Труда смотрела на меня сквозь толстые стекла очков.
— Не пугайтесь, деточка, — мягко проговорила она. — Программы уже есть — ваша предшественница все написала. Вам надо только изменить кое-что, подправив их для себя лично. И с животными вы справитесь. А на даму Морану не сердитесь. Она все делает правильно.
Впоследствии я узнал, что строгая завуч повышает голос на всех и каждого, и единственный, кто избежал подобной участи — сам директор, да и то потому, что он был в ладу с потусторонним миром и запросто мог ответить магией на интриги своей подчиненной. Даже сын дамы Мораны, и тот предпочитал встречаться с матерью лишь трижды в год — на празднике Йоль, на празднике Бельтан и в день своего рождения. А дама Труда находила оправдание всему — даже банальным кнопкам, которые с завидным постоянством подкладывали ей ученики. Но в тот момент мне было обидно.
Однако стоило мне переступить порог живого уголка, обида куда-то исчезла. Живой уголок находился в большом полутемном зале, где два окна заросли пылью и паутиной, на полу и стенах виднелись потеки грязи, в углах скопился мусор, а клетки, лохани с водой и вольеры теснились в беспорядке. И запах… Вонь стояла ужасная. Даже так — УЖАСНАЯ! Похоже, сюда никто не заходил с начала учебного года, а если и заглядывали, то только чтобы вывалить в кормушки объедки из школьной столовой.
Оставив дверь открытой, чтобы хоть немного проветрить помещение и поскольку боялся, что потеряю сознание от вони, пока буду возиться с замком, — я осторожно пошел между клеток, разглядывая их обитателей. Одни встречали меня громкими криками, другие молчали, но это молчание было весьма выразительно!
Все было плохо. Клетки заросли грязью. В аквариумах вода приобрела буро-зеленый цвет с бензиновыми разводами. Кажется, единственным, кто хорошо себя чувствовал, был гриф. Он разорвал на клочки собрата и наслаждался кровавым пиршеством. Да еще аспиды. Эти впали в спячку и не замечали ничего.
Хуже всего дело обстояло с албастами. Из шести трое не подавали признаков жизни и всплыли брюхом кверху. Темные пятна на боках и едкий запах свидетельствовали, что для них все было кончено.
И еще плохо пришлось шуликунам — тем самым, которые покусали учительницу. Их клетка была окутана тройным слоем магической защиты и прямо искрила, а маленькие козлоногие человечки бегали, визжали и скакали, бросались на прутья и, обжигаясь, бились на грязном полу в судорогах.
Я присел перед клеткой на корточки. Шуликуны мигом перестали метаться и сгрудились в кучку, прожигая меня злобными взглядами. Я сжал в кулаке амулет, проговаривая заговор на нечистую силу — и шуликуны отпрянули, визжа от злости.
Мальчишкой я часто ходил в живой уголок в родной школе. Там тоже были шуликуны, но совершенно ручные — их можно было даже выпускать побегать, они отзывались на клички и могли выполнять простейшие команды. А все потому, что мой учитель сумел подобрать к ним ключик и научил этому и меня.
Оставив клетку, я порылся по углам и нашел то единственное, что могло отвлечь шуликунов, — старый халат, фартук с рваными завязками, две алюминиевые миски и гнутую ложку. Шуликуны завизжали от удивления, когда я распахнул дверцу и швырнул все это на пол клетки, а потом скопом ринулись разбирать игрушки. Не прошло и минуты, как двое уже играли в прятки, ползая в складках халата, еще один нацепил на себя фартук и разгуливал по клетке, волоча его за собой наподобие мантии, а трое других колотили мисками и ложкой друг друга. Под их счастливые вопли я совершенно спокойно убрал из клетки толстый слой грязи и заменил заклинания, сняв все лишние блокировки и перенацелив оставшиеся. Клетка перестала искрить, и шуликуны немедленно отреагировали на это — троица перестала тузить друг друга и принялась бить по прутьям ложкой и мисками, наслаждаясь звоном и скрежетом. Порывшись в карманах, я нашел обрывок веревочки и старую пуговицу и отправил туда же — пусть играют, — и под аккомпанемент радостного визга занялся уборкой остальных клеток.
Живой уголок Школы МИФ заслуживал скорее названия зоопарка. Кроме грифов, албастов и шуликунов, там были аспиды — целых шесть штук, два грифона, пораженных пухоедом, пара волков, худых, как стиральные доски, две Жаравь-птицы, пара молодых драконов с потускневшей чешуей, восемь змей, грязный, с клочьями летней шерсти единорог, которому было слишком тесно в крошечном вольере, козлерог, выглядевший немногим лучше, змея Скарапея, голодная и потому злая, небольшая стайка фараонок, у которых от гнилой воды началась экзема и чешуя отваливалась с хвостов клочьями, два дива в отвратительном состоянии и мавка, прозрачная, как туман. Еще немного — и она бы исчезла совсем, настолько была плоха. Больше половины зверей нуждались в ветеринарной помощи, с момента болезни учительницы их никто не кормил, сама комната тоже заросла грязью, и я потратил остаток дня только на то, чтобы вычистить эту помойку. К вечеру прутья клеток и стенки вольер и аквариумов были отчищены, я залил новую воду албастам и фараонкам и переставил террариум с аспидами поближе к окну, а Жаравь-птиц выпустил полетать. Но работы все равно остался непочатый край. Нужно было почистить чешую драконов, змей и фараонок, обработать оперение грифонов и Жаравь-птиц, вымыть волков и единорога — подозреваю, что звери не будут от этой процедуры в восторге, а еще… В общем, к тому времени, как я закончил оказывать всем обитателям зоопарка первую помощь и накормил их, время неуклонно приближалось к полуночи.
Наконец я запер за последним обитателем зоопарка клетку и перевел дух, озираясь по сторонам. Шуликуны притихли, свив себе гнездо из старого халата и фартука. Жаравь-птицы и дивы отчаянно чистили перья, а фараонки сердито шлепали хвостами, недовольные тем, что их вымазали едкой мазью. Волки и Скарапея прижались к прутьям клеток, следя за мной пристальными взглядами — надеюсь, не с гастрономическим интересом.
— До завтра, — сказал я прежде, чем погасить свет.
В террариуме, где жила мавка, что-то шевельнулось. Полупрозрачное лицо с полными страдания глазами оборотилось в мою сторону.
— Мы будем ждать, — прошелестела она.
Так началась моя жизнь в Школе МИФ. Я вскакивал в половине седьмого утра, чтобы успеть заглянуть в живой уголок — хвосты фараонкам требовалось смазывать четыре раза в день, — и бежал на занятия. — восьми до четырех с часовым перерывом на обед я читал лекции, а потом до вечера чистил клетки, ухаживал за драконами, выгуливал единорога и козлерога, кормил зверей.
Завтракали и обедали учителя вместе со школьниками, а ужинали кто как. Я, занимаясь живым уголком, Всегда опаздывал к общему для учителей ужину и приспособился ужинать в одиночестве.
Впрочем, не один я игнорировал общий стол. Невея Виевна, будучи лихоманкой, почти не появлялась среди нас. Как и специалист по зельям и ядам, наш «господин отравитель» Черный Вэл. Хотя я бы предпочел, чтобы вместо него тягой к уединению страдала наша завуч дама Морана Геррейд. Вот от кого мне всегда хотелось держаться подальше! Да и не только мне. По-моему, ее не боялся только наш директор мессир Леонард.
Первый же выходной я потратил на то, чтобы познакомиться со школой поближе. Официально замок имел шесть этажей и три крыла, но на самом деле, как и любая школа магии, внутри был сложнее, чем снаружи. Вскоре я убедился, что по нему можно блуждать часами и все время оказываться на одном и том же месте.
На первом этаже замка кроме парадного холла находилась библиотека, школьная столовая, танцзал, зал спортивных занятий и кабинет зельеварения. Второй и третий этажи были жилыми. Кроме большой спиральной лестницы, их соединяли между собой и с четырьмя башнями более полутора десятков малых лестниц и запасных ходов, открывавшихся с помощью магии. Кстати, учителя жили рядом с учениками.
Четвертый и пятый этажи были заняты кабинетами и аудиториями, на пятом этаже помещался кабинет директора, а на четвертом находились учительская, живой уголок и апартаменты вашего покорного слуги. Большая же часть шестого этажа была отведена под вместительный зал, использующийся для проведения торжественных приемов и балов, тут же были расположены больничное крыло и аудитории для занятия потусторонней магией.
Что касается башен, то в них можно было попасть практически с любого этажа — надо было только знать, какая лестница куда ведет. Ибо лишь большая спиральная соединяла все этажи между собой, остальные были куда хитрее. Ближайшая к моей двери лестница, например, вела из моего правого крыла четвертого этажа в левое крыло шестого, а если бы вы стали по ней спускаться, то очутились бы сразу возле библиотеки, минуя третий и второй этаж. Запомнить, куда и по какой лестнице надо идти, было очень сложно. В начале семестра путался не только я, но и многие первокурсники.
Внутри школа здорово напоминала средневековый замок — каменные колонны, сводчатые потолки, нарочито грубая мозаика на полу, стрельчатые окна со старинными витражами, светильники в виде факелов и каменные горгульи. Мебель и состояние канализации тоже были выдержаны в духе времени. Не то, что Неврская Школа Колдовских Искусств — она только снаружи напоминала деревянный храм. За порогом все было оборудовано по последнему слову магического дизайна — все блестящее, новенькое, стильное. Впрочем, здесь мне тоже понравилось.
В то утро — заканчивалась вторая неделя моей работы в школе — меня разбудил колокольный трезвон, раздавшийся в шесть утра. Подобные звуки означали, что вас призывает директор. Ломая себе голову над тем, что мессир Леонард хочет от меня в такую рань, я кое-как оделся и бегом бросился по сонным коридорам в его просторный кабинет, совмещенный с учительской. Из-за необычайной внешности — в любое другое время я бы и о нем читал лекции как о мифическом животном — мессир Леонард жил прямо на рабочем месте. Впрочем, не стоит забывать, что и моя комната отделялась от живого уголка только тамбуром.
Когда я примчался в учительскую, выяснилось, что директору понадобился не я один. В сборе были все педагоги. Даже Невея Виевна, бледная до зелени, маячила где-то под потолком, как привидение, страдающее бессонницей. Я прибыл предпоследним — уже после меня в помещение вплыла, томно закатив глаза и зябко кутаясь в шелковую шаль, Сирена — она по полночи проводила за сочинением стихов и сейчас явно еще не отошла от творческого экстаза.
Когда мы собрались, мессир Леонард пристукнул копытом — я заметил, что он стоял в центре наспех нарисованной пентаграммы, — и стены на миг вспыхнув ли зеленоватым светом. Невея Виевна спустилась с потолка на пол.
— Уважаемые коллеги, — дребезжащий голос мессира Леонарда дрогнул, — я призвал вас сюда, чтобы сообщить… м-м… В общем, прошлым вечером произошло важное событие, и я хочу, чтобы вы это знали. Комната защищена тройным кольцом временной хронопетли, поэтому ни одно слово не выйдет из этих стен — и, надеюсь, из ваших уст. Советую всем поставить уже сейчас мысленный блок, чтобы никто, даже ненароком…
Нахмурившись, директор грозно обвел нас взглядом. Дождавшись, пока все выполнят его требование, он продолжил:
— Каждый вечер я настраиваю свой котел, дабы узнать, что происходит в мире. Вы знаете, что МИФ расположена в глуши и новости доходят до нас с опозданием. Поэтому я и слежу за выпусками эфира. Об этом событии я узнал еще вчера вечером, но дал вам выспаться. Кроме того, я надеялся, что за ночь в этом деле появятся новые подробности… Итак, очередной выпуск через полторы минуты. — Мессир Леонард взглянул на большие песочные часы. — Прошу вас, коллеги!
На небольшом возвышении на треноге стоял плоский котел, бока которого были испещрены рунами. Он использовался и для гаданий, и для приема эфирных видео— и звукопередач — совсем, как моя личная чаша. Но если я мог принимать максимально частоту «100», то у директорского котла разрешение было в 760 единиц, и он мог запросто ловить телевидение простых смертных — роскошь, о которой мне оставалось только мечтать.
Судя по уровню воды в котле, частота была «111» — для важных общественных новостей и правительственных сообщений. От воды исходил сильный травяной дух.
Мы сгрудились около котла. С наибольшим комфортом расположились только Невея, опять взмывшая к потолку, и сам директор. Он встал на задние ноги и сделал передними несколько пассов. Мессир Леонард всегда колдовал, не прибегая к амулету. Поверхность воды пошла рябью, в глубине возникла стандартная заставка — передача предполагалась звуковая, без картинки.
— Немного раньше начали, — пробормотал директор, услышав постепенно усиливающийся голос.
— …беспрецедентный случай, — произнес диктор. — Вчера, за четверть часа до заката, стало известно о побеге из района Диких Гор известного колдуна вуду, бывшего лидера печально известной в прошлом секты Светлый Путь Белого Мигуна. Мигун содержался в пещерах особого уровня, запечатанных еще при Александре Македонском. За две тысячи четыреста лет это первый случай, когда преступнику удалось преодолеть подобную защиту. К расследованию дела подключены лучшие следователи. По следу пущено шесть Искателей, но пока ни один не взял след. Несмотря на принятые усилия, способ побега остался неизвестен. Есть ли у Мигуна сообщники на воле — также неизвестно. Каковы его цели и где он сейчас находится — неизвестно. Власти уверяют, что повода для беспокойства нет, однако элитные части Спецназа Инквизиторов на всякий случай приведены в полную боевую готовность. Слушайте программу «На гребне эфира» — мы всегда в центре событий! Только у нас — самая свежая информация.
Мессир Леонард тронул копытом поверхность воды — и голос пропал.
— Почти то же самое, что я услышал вчера вечером, — сказал он. — Разница в том, что вчера было сказано всего о двух Искателях. Ничего не изменилось.
— Хм, как сказать, — скривилась Берегиня. — За ночь изменилось количество Искателей. Это уже немало. Держу пари — к будущей полуночи их число возрастет до тринадцати.
— Ваша шутка неуместна, — отозвалась дама Морана. — Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
— Тоже мне, проблема, — скривилась преподавательница боевой магии. — Я еще двадцать лет назад высказывалась за то, что этого маньяка надо казнить. Нет, правительство хотело подлизаться к Сообществу Стран Старого Света и решило быть гуманным! Вот и получило головную боль. Убийц надо убивать — вне зависимости от того, что там лепечут о правах человека.
— Кажется, вы тоже убивали? — парировала дама Морана.
— Это была война. — Старуха вытащила трубку.
— Я приказываю немедленно прекратить спор! — Мессир Леонард пристукнул копытом по полу. — Не время ворошить прошлое, надо думать, как справиться с настоящим. Опасный преступник вернул себе свободу. Вы понимаете, чем это грозит нам? Нашей школе? В опасности все дети — от новорожденных младенцев до подростков. Подростки в большей мере — ибо двадцать лет назад Белый Мигун делал ставку именно на них. Сейчас они уже выросли, но у тех, кто когда-то был в секте, успели родиться свои дети. И кто знает…
— Я немедленно просмотрю списки школьников, — отрапортовала дама Морана. — Если среди наших учеников есть дети бывших сектантов, придется принимать меры.
— Меры придется принимать в любом случае. Пока не будет выяснено что-либо определенное, школа переводится на осадное положение. Все письма просматривать, дама Маска, это по вашей части. Берегиня, вам стоит еще раз проверить внешний круг защиты. Дама Морана…
— Я раскину руны — вдруг там будет найден совет.
— Хорошо. Ну и всем остальным педагогам следует посвятить учебные часы защите — каждому по своей специальности. Начиная от элементарной самообороны и заканчивая противоядиями и контрзаклинаниями от темных сил.
— И не забудьте, коллеги, — встряла дама Морана, — что недостающие часы вам придется потом отрабатывать. Школьная программа должна быть освоена детьми в полном объеме, несмотря ни на какие чрезвычайные ситуации. Идите, готовьтесь.
Невея Виевна что-то прошипела сквозь зубы и растворилась в воздухе. Вслед за нею один за другим покинули учительскую все остальные.
Я немного задержался в дверях, пропуская вперед наших дам. Спурий Волчий Хвост улизнул вместе с ними, а Черный Вэл приостановился, изучающе взглянул мне в лицо, но ничего не сказал.
— Мессир Леонард, — позвал я, плотно прикрывая дверь.
— М-м? — Директор уже просматривал толстый свиток, ловко удерживая его передними копытами.
— Простите, но… Вы ничего не хотите мне сказать?
— Вы о чем, Максимилиан? Что я должен вам сказать?
— Не знаю, но, мне кажется… Белый Мигун… Вы, наверное, не знаете, кем были мои родители.
— Знаю. Что дальше?
— Вы знали? — воскликнул я. — Вы знали, кем были мои родители, и все-таки взяли меня на работу?
— А что в этом такого? Я не заглядываю в будущее — это дело дамы Мораны. Впрочем, она раскидывала на вашу кандидатуру руны. Выпали три комбинации, во всех трех повторялась руна Кано. О подробностях вам лучше спросить саму даму Морану.
— Я так и поступлю, — машинально пообещал я, но не сделал к двери и шага. — И все-таки, мессир… Я не понимаю. Мои родители были сектантами. Неужели это вам ни о чем не говорит? Неужели вы ничего не думаете? Не подозреваете? Неужели вам духи потустороннего мира ничего не открыли… обо мне?
— А кто вы такой, что духи должны знать вас? Что вы совершили? — отмахнулся от меня мессир Леонард, но я кожей чувствовал, что он уходит от ответа. Директор явно что-то знал.
— Скажите мне все! — потребовал я. — Я обязан знать правду! Мне уже несколько раз намекали на то, что я Мортон!
— Ну и что?
— Как — «что»? У всех, с кем я сталкивался, весьма странная реакция на это имя. Как будто мой отец совершил нечто ужасное!
— Ну, почему сразу отец? Может быть, дело в вашем семействе, к которому вы имеете честь принадлежать?
Я был ошарашен таким поворотом дела. Вспомнилось странное письмо — там говорилось, что я девятый Максимилиан в роду Мортонов и представитель тридцать седьмого поколения этого рода. Вообще-то я слышал, что Мортоны кое-чем знамениты, но в семействе Графов, где я воспитывался, это было запретной темой, и сейчас я, как ни старался, не мог вызвать из памяти ничего путного.
Мессир Леонард тем временем отвернулся и скользнул взглядом по рядам высоких, до потолка, книжных полок, заставленных книгами и заваленных манускриптами. Повинуясь мысленной команде, стандартная красная папка спланировала на пюпитр перед его мордой и раскрылась.
— Сам не понимаю, почему не уничтожил эту папку раньше, — пробормотал он. — Из всего выпуска никто не достиг особенных высот, и хранить ее не было смысла. А вот поди-ка! Как живые…
Я подошел, заглянул через мохнатое плечо. Сто сорок юношей и девушек — молодые маги, каждый под своим колдовским именем, которое маг принимает, пройдя посвящение. Рядом портреты преподавателей — обычный памятный адрес. У меня хранился такой же в память о Школе Искусств — там до сих пор портрет Анастасии Мельник из Дедославля обведен алым в знак любви. Я пробежал глазами череду незнакомых имен и лиц и вдруг заметил сбоку еще одно.
Девочка лет четырнадцати, с длинными светлыми, почти белыми косами. Глаза ее горели огнем. В них светились воля, ум, сила и жизнелюбие. Она была явно моложе остальных выпускников, да и портрет ее был другим — любительский снимок, наклеенный косо и наспех.
— Женевьева фон Ньерд, — прочел я вслух.
— Она была удивительно талантлива. Самородок. Неограненный алмаз, — мечтательно промолвил мессир Леонард. — И к тому же красавица. Но — с тяжелым характером. Школа стонала от ее проказ. Малютка Женни верховодила целой бандой мальчишек — все были на год-два старше ее, но слушались эту пигалицу, как родную мать… Кстати, «фон Ньерд» не описка. Она действительно праправнучка того самого вана Ньерда из Асгарда. Кроме старших детей, Фрейра и Фрейи, от второй жены, Скади, у него было трое детей. Женевьева внучка младшего из его сыновей… Женни сбежала в секту, уведя с собой всю свою банду. Каюсь, я вздохнул свободно, когда ее не стало в этих стенах. Дисциплина сразу поднялась на недосягаемую высоту. Правда, мы перестали брать первые места на олимпиадах по стихийной и словесной магии… Что уставился? — совсем другим, резким тоном промолвил директор. — Да, я действительно знал твою мать. Она училась в нашей школе. Ее бывшие однокашники закончили МИФ как раз в тот год, когда ты родился. Половины из них нет в живых — погибли, когда боевики Белого Мигуна вышли из подполья.
Я тупо уставился на памятный адрес. Раз за разом возвращаясь взглядом к снимку матери, я с опозданием заметил, что имена почти всех юношей заключены в темные рамки.
— Они специализировались на боевой магии и магии жеста, — объяснил мессир Леонард. — И пошли добровольцами.
— А мой отец? — спросил я. — Вы знали моего отца?
— Нет, — качнул головой директор. — Твой отец учился в особой спецшколе, куда не принимали всех подряд. Детей туда к воротам подвозили личные шоферы, а преподаватели дрожали над каждым учеником. Элитный Колледж Чародейства для детей богатых и знатных магов! Твой отец был лордом — тебе это о чем-нибудь говорит? Да если бы не секта, твои родители вообще не должны были встретиться! Я и видел его только один раз — когда по всем каналам передавали запись ареста четы Мортон. Женевьева несла тебя на руках. Я сразу ее узнал — она нисколько не изменилась. Ты похож на нее, но слишком высок ростом, наверное, в отца.
Я посмотрел на снимок девушки с горящими глазами. Несмотря на прошедшие годы, он не потускнел. Казалось, приложи усилие — и мать оживет. К сожалению, у меня не было ни одной фотографии настоящих родителей, и я просто не знал, какими словами обратился бы к ней.
Мессир Леонард качнул рогами.
— Через полчаса начнутся занятия, — сказал он. — Вам следует успеть приготовиться… Это можете взять с собой. Если пожелаете.
Он опять стал неприступно-официальным, но сейчас я был ему за это благодарен. Я молча взял красную папку со снимками класса и пошел к себе, не отрывая взгляда от лица Женевьевы фон Ньерд.
С того дня мы вскакивали в шесть утра, чтобы собраться над вещательным котлом и с замиранием сердца слушать последние новости. Чаще всего они слово в слово повторяли то, что передавалось вечером. Но однажды, как сейчас помню, в воскресенье, вместо обычных заученно-бессмысленных фраз о том, что «предпринимается все возможное и невозможное», диктор, у которого, судя по оттенку кожи, в роду были водяные, взволнованным голосом произнес: