Ритуально оформлялись и все остальные, малые или большие, контакты с тем светом, ощущаемым как часть единого мирового Тела. Ритуал оказывался формообразующей основой жанровой структуры языческой культуры, именно он стоял у истоков всех жанров, известных сегодня в фольклоре. Трудно определить, какие из этих жанров в какое время появились, трудно вычленить их первичное ядро, на которое веками напластовывались все новые и новые звенья. Фольклорные произведения, как бусы-обереги, не имеют окончательного варианта, поскольку каждое дополнение только усиливает их. Мы коснулись лишь малой части богатейшего наследия русского фольклора. В стороне остались сказки и былины, песни, пословицы и поговорки и многое другое. Для нас же важно было проследить, как представление о человеке и его месте в мире формировало культурное поле, в котором он жил.
Вся языческая культура основывалась на единых принципах. Каждое явление культуры, даже самое незначительное, опосредованно воссоздавало картину мира с его всеобщей телесностью, единым мировым телом, весьма относительно разделенным на тот и этот свет, жизнь и смерть, чистую и нечистую силу и т. д. Задача культуры мыслилась как задача обеспечения благоприятного для людей функционирования всеобщего Тела-Космоса, отсюда на первом месте стояла проблема замыкания-размыкания пространственно-временных границ мирового тела путем ряда магических действий, оформляемых ритуалом. Для создания или укрепления границ того или иного локуса (села, двора, дома и пр.) прибегали к созданию реального (опахивание деревень, опоясывание людей и животных, птиц, предметов) или иллюзорного, но мыслимого как материальное, замкнутого пространства, желательно близкого по форме к кругу (обход, обвод, обнос по кругу). Таким путем как бы выстраивали заградительную стену, должную обезопасить «свою» территорию и участников ритуалов от ненужных контактов с нечистой силой, тем светом. Для вхождения в контакт выбирали пограничные и место, и время, обезопасив себя одеждой, разного рода оберегами, заговорами, заклинаниями и т. п. Магическая сила действий и слов вытекала из их телесности-материальности. Оформление разных видов контактов с тем светом в отдельные закрепленные со временем жанровые формы создало мощный пласт русского фольклора.
Изобразительное искусство языческой культуры также было направлено, на наш взгляд, прежде всего на достижение религиозной цели – охраны своего тела и воздействия на чужую телесность. Ярче всего такой подход проявился в костюме, о чем уже подробно говорилось выше. Здесь же отметим общие тенденции в развитии изобразительного искусства, выстраиваемые по малочисленным данным. Целый ряд археологических культур среднего и верхнего Поднепровья, датируемых II в. до н. э. – VI в. н. э., позволяют ученым охарактеризовать декоративно-прикладное искусство. Так, зарубинецкая культура содержала предметы, орнаментированные в геометрическом стиле. Грубая лепная чернолощеная керамика не была орнаментирована, но бронзовые булавки и фибулы имели следы орнаментации. Излюбленной формой фибул и застежек был, по-видимому, вытянутый треугольник, напоминающий наконечник копья. Один такой экземпляр был украшен изображением лука с натянутой стрелой. Среди элементов орнамента (в частности, на биконических глиняных пряслицах) фигурируют те же треугольники, полоски, опоясывающие пряслице, вертикальные «заградительные» узоры типа елочек, палочек, полукругов, ямочек и т. п.[188] Спиралевидные подвески, напоминающие свернутую змейку, чередуются с подвесками из скрученной в три-четыре раза проволоки, напоминающие кривичские височные кольца более позднего времени. Встречаются и железные кольца, соединенные по три, булавки с загнутыми концами, бронзовые браслеты, костяные гребни. Во всех этих предметах орнамент выполнял без сомнения прежде всего охранительно-отгонную функцию. Со временем (в Черняховской культуре, имевшей несомненные связи с Римской империей) эта функция только усиливается и обретает все большую связь с полновесными, порой сюжетными представлениями о космической и человеческой телесности. Так, вместо пяти лучей-пальцев втульчатых фибул появляется голова женского божества, окруженная птицами, змеями; затем эта головка дополняется туловом, а на другой стороне фибулы все четче вырисовывается дракон. Соблазнительно предположить, что подобные сюжетные композиции в такой форме отражают миф о матери-сырой земле, оплодотворенной небесным огненным драконом. В усложненном орнаменте Черняховских сосудов все более используется тема опоясывания – геометрический узор наносится в несколько рядов по кругу.
Разнообразные связи славянских племен кануна образования древнерусского государства накладывают то византийский, то иранский, то скандинавский отпечаток на декоративно-прикладное искусство. При раскопках находят и привозные произведения искусства высокого качества. Нас же интересуют сугубо славянские вещи, уровень исполнения которых также повышается, но мотивы декорации остаются прежними, поскольку прежними остаются представления о мире и человеке. Височные кольца, подвески, браслеты, перстни, пряжки из кладов VIII в. украшены зернью (или псевдозернью), из которых выкладывались треугольники, ромбы, восьмерки, спирали, цветочные розетки и пр. Лунницы в виде узкого серпа луны дополнялись кругом или треугольником. Много солярных знаков, вписываемых в разные геометрические формы. По наблюдениям искусствоведов, в произведениях VIII–IX вв. резко возрастает декоративность изделий, в то время как телесные антропоморфные и зверообразные формы VII столетия порой сглаживаются, нивелируются, почти не прочитываются. Например, попадаются фибулы, где вместо женского божества и дракона вырисовываются некие сглаженные полукружия с навершием, украшенные по контуру и в трех концах каждой половины зернью.
Появляются и ювелирные украшения не только с зернью, но и со сканью, в особенности на круглых и продолговатых бусинах и подвесках. Массивные граненые бусины со сканью и зернью попадаются на концах шейных гривен представителей военной знати. Шейные гривны, датируемые X в., сделанные из бронзы, серебра, иногда вызолоченные, воспринимались их хозяевами несомненно не только как знак высокого социального статуса воина-дружинника, но и как оберег. Знаменитые турьи рога из Черной могилы под Черниговом, как известно, считаются одной из самых интересных находок: один рог имел серебряную оковку с растительным орнаментом, а другой был изобильно декорирован в тератологическом стиле. Фантастические животные типа полуконей-полугрифонов и кусающих друг друга драконов соседствуют с людьми, птицами, собаками и другими животными. Мужская и женская фигурки с луками в руках и летящей стрелой с оперением как бы объясняют всю композицию в целом, хотя о композиции можно говорить только условно, все фигурки разрознены и не соотнесены. Как представляется, отсутствие четко прочитываемой композиции является закономерным результатом отражения представлений о перепутанном всеедином мировом Теле с постоянно изменяющимися телами внутри него. Подобную кажущуюся мешанину и незавершенность отдельных частей мы встретим на многих памятниках языческого искусства. Вероятно, не имеющие под собой вербальных сюжетных оснований, славянские композиции не нуждались в строгой организации, а могли только намечать наиболее важные для автора «тела», как бы вырванные из хаоса на короткий миг и тем самым получавшие право на жизнь. Композиционно организующую роль могли играть мировое древо или его эквивалент, организующие пространство и по вертикали, и по горизонтали. На знаменитом Збручском идоле X в. четко прослеживается разделение на три зоны: небесную, земную и подземную. Но таких произведений крайне мало. Большинство же изображений представляют собой как бы набор отдельных, не связанных, на первый взгляд, геометрических, антропоморфных и зооморфных форм, соединенных в ленточные опоясывающие фризовые композиции, представлявшие собой уже готовое завершенное «тело»-оберег. Наиболее популярными были ленточные композиции в вышивках на ширинках-полотенцах и одежде (подолах, рукавах и воротах рубах) и пр. Вышивка должна была включать заградительные, отгонные, охранные знаки, составляемые из геометрических форм – треугольников, ромбов, елочек, гребней, палочек и т. п., солярные знаки, а также изображения оберегов антропоморфного вида (в основном женских фигурок берегынь), птиц, животных (преимущественно коников и уточек) и пр.
В целом языческая культура была, как уже говорилось, теоцентрической (внеличностной) по типу. Ее наивысшей ценностью, конечно же, был Космос—мировое Тело. Она обладала также статичностью, если иметь в виду цикличность восприятия времени, повторяемость одних и тех же ритуальных действий и слов в одни и те же временные сроки и в одних и тех же местах. Движение по годовому кругу календарных праздников и обрядов давало людям ощущение стабильности на этом свете и убеждало в истинности своих ценностей. Еще одним принципом функционирования древнерусской культуры периода «Тела» был принцип старины, опиравшийся на веру в правильность поведения отцов, дедов, прадедов, предков в целом. Связь с умершими предками, находящимися где-то совсем рядом и могущими посещать живых и либо помогать, либо вредить им, обеспечивала непререкаемый авторитет старины. Культ предков, его разнообразные проявления в реальной жизни делали культуру насыщенной множеством больших и малых ритуалов, обрядов, гаданий, заклинаний, причитаний и т. п. Их вариативность нельзя рассматривать как развитие жанровой структуры. Нет, структура оставалась статичной, а расширяющиеся внутри себя жанры фольклора не менялись по сути, а лишь пополнялись однородными элементами, и из ритуальной почти бессловесной формы переходили в вербальную, описательную. Верность старине по большому счету была заложена в мифологическом сознании, в каждом моменте своего бытия возвращавшегося к воссозданию картины мира в целом. Как только возникло мировое Тело, как только мир «стал есть», так он и будет пребывать вечно и неизменно. Об историзме, даже относительном, видимо, говорить не приходится. Разница в представлениях о мировом Теле (как, впрочем, и о многом другом) есть допустимость вариативного телесного воплощения, вытекающая из закона всеединства. Вся «история» замкнулась в круге космогонических и антропогонических мифов. Мировое Тело, раз появившись, не подлежит в мифологическом сознании какому бы то ни было развитию. Догматизация положения о незыблемости мирового Тела порождала догматизацию языческой культуры в целом, грозящей даже за мельчайшие нарушения ритуальности страшными наказаниями вплоть до отправки на тот свет раньше срока, определенного судьбой.
Страх был движущей силой древнерусского язычника в его труде, празднике, обыденной каждодневной жизни. И в то же время четко определенные принципы бытия, разработанная система мер защиты от нечистой силы и того света и т. п. делала человека той поры уверенней и спокойней. Люди периода Тела жили традицией как нормой, обеспечивающей сохранность здоровья, богатства, да и самой жизни. Традиционность народной русской культуры базируется на языческой первооснове, с ее верой в предков, старину, с ее статикой и всепоглощающим традиционализмом.
Для культуры периода «Тела» характерны также и другие черты внеличностного типа, а именно доминирование количества и равенства над качеством и неравенством. Ритуальная насыщенность культуры строилась на количественных показателях, поскольку нельзя было пропустить и не исполнить своевременно и по заданной схеме тот или иной обряд или ритуальное действие. Важно было успеть вовремя и соблюсти формальности, отнюдь не воспринимаемые как таковые. Количество заговоров, заклинаний, гаданий, причитаний, песен, сказок, былин, быличек и т. д. чрезвычайно велико, но при этом они сохраняют изначальную схему ритуала. В них не появляется нового качества, но возрастают количественные показатели и параметры. Фольклорные произведения обрастают различного рода введениями и концовками, деталями и подробностями, но суть ритуала и все, что с ней связано, остается без изменений. Принцип равенства касался в язычестве не только людей, но и всего в мире вообще, что вытекало из равного права на телесность как человека, так и зверя, птицы, всего растительного и животного мира, а также мира нематериального, чистой и нечистой силы, слова, взгляда и пр. Равенство всего сущего влияло и на представления о пространственно-временных границах, контактах этого и того света, тотемизме, оборотничестве и т. д. Исходное телесное равенство вылилось в закон всеединства мира. Это, конечно, не значит, что не было представлений о неравенстве, к примеру, тех же частей мирового Тела и человека, чистого и нечистого, верха и низа, левого и правого, мужского и женского и других оппозиций. Как мы видели, подобное неравенство было присуще взглядам язычников. Однако в данном случае речь должна идти о равенстве при потреблении культуры, в частности, результатов того или иного обряда. Иерархия и ограничения, свойственные требованиям к участникам ритуала, строились не на константе их неравенства между собой (хотя некоторые члены общины исключались из числа участников навсегда, а именно калеки, глухие, ведьмы, колдуны и т. д.), а на сиюминутных показателях, причем опять-таки телесных. Так, например, беременные женщины не допускались к выполнению ряда обрядов лишь во время вынашивания ребенка, девушки и старухи не были таковыми перманентно, следовательно, рано или поздно становились пригодными к выполнению соответствующего ритуала.
Не требует особых доказательств и отсутствие авторского самосознания в языческой культуре. Ритуал формировался и выкристаллизовывался в устной традиции, постепенно обретая адекватную религиозной задаче форму. Его создателями были десятки и сотни людей, не видевших иной цели в этом сотворчестве кроме обеспечения безопасности как коллективной, так и индивидуальной. Самосознание язычника было сугубо «телесным»: он не мыслил себя вне тела, своего ли или чужого (во сне, при обмирании, оборотничестве и т. п.). Его душа была для него таким же телом, только маленьким, едва видимым или совсем невидимым. В дохристианской Руси человек даже не выделял себя из своего рода, кровь которого циркулировала через предков и потомков по этому и тому свету. Так что говорить об авторском самосознании просто не приходится.
В целом культура периода «Тела» не реализовала заложенный в нее потенциал в дохристианский период и именно поэтому продолжала подспудно существовать в народной среде и в Средневековье, и в Новое время.
Глава III. Принятие христианства: переходный период
1. Мир как Творение
Вся языческая культура основывалась на единых принципах. Каждое явление культуры, даже самое незначительное, опосредованно воссоздавало картину мира с его всеобщей телесностью, единым мировым телом, весьма относительно разделенным на тот и этот свет, жизнь и смерть, чистую и нечистую силу и т. д. Задача культуры мыслилась как задача обеспечения благоприятного для людей функционирования всеобщего Тела-Космоса, отсюда на первом месте стояла проблема замыкания-размыкания пространственно-временных границ мирового тела путем ряда магических действий, оформляемых ритуалом. Для создания или укрепления границ того или иного локуса (села, двора, дома и пр.) прибегали к созданию реального (опахивание деревень, опоясывание людей и животных, птиц, предметов) или иллюзорного, но мыслимого как материальное, замкнутого пространства, желательно близкого по форме к кругу (обход, обвод, обнос по кругу). Таким путем как бы выстраивали заградительную стену, должную обезопасить «свою» территорию и участников ритуалов от ненужных контактов с нечистой силой, тем светом. Для вхождения в контакт выбирали пограничные и место, и время, обезопасив себя одеждой, разного рода оберегами, заговорами, заклинаниями и т. п. Магическая сила действий и слов вытекала из их телесности-материальности. Оформление разных видов контактов с тем светом в отдельные закрепленные со временем жанровые формы создало мощный пласт русского фольклора.
Изобразительное искусство языческой культуры также было направлено, на наш взгляд, прежде всего на достижение религиозной цели – охраны своего тела и воздействия на чужую телесность. Ярче всего такой подход проявился в костюме, о чем уже подробно говорилось выше. Здесь же отметим общие тенденции в развитии изобразительного искусства, выстраиваемые по малочисленным данным. Целый ряд археологических культур среднего и верхнего Поднепровья, датируемых II в. до н. э. – VI в. н. э., позволяют ученым охарактеризовать декоративно-прикладное искусство. Так, зарубинецкая культура содержала предметы, орнаментированные в геометрическом стиле. Грубая лепная чернолощеная керамика не была орнаментирована, но бронзовые булавки и фибулы имели следы орнаментации. Излюбленной формой фибул и застежек был, по-видимому, вытянутый треугольник, напоминающий наконечник копья. Один такой экземпляр был украшен изображением лука с натянутой стрелой. Среди элементов орнамента (в частности, на биконических глиняных пряслицах) фигурируют те же треугольники, полоски, опоясывающие пряслице, вертикальные «заградительные» узоры типа елочек, палочек, полукругов, ямочек и т. п.[188] Спиралевидные подвески, напоминающие свернутую змейку, чередуются с подвесками из скрученной в три-четыре раза проволоки, напоминающие кривичские височные кольца более позднего времени. Встречаются и железные кольца, соединенные по три, булавки с загнутыми концами, бронзовые браслеты, костяные гребни. Во всех этих предметах орнамент выполнял без сомнения прежде всего охранительно-отгонную функцию. Со временем (в Черняховской культуре, имевшей несомненные связи с Римской империей) эта функция только усиливается и обретает все большую связь с полновесными, порой сюжетными представлениями о космической и человеческой телесности. Так, вместо пяти лучей-пальцев втульчатых фибул появляется голова женского божества, окруженная птицами, змеями; затем эта головка дополняется туловом, а на другой стороне фибулы все четче вырисовывается дракон. Соблазнительно предположить, что подобные сюжетные композиции в такой форме отражают миф о матери-сырой земле, оплодотворенной небесным огненным драконом. В усложненном орнаменте Черняховских сосудов все более используется тема опоясывания – геометрический узор наносится в несколько рядов по кругу.
Разнообразные связи славянских племен кануна образования древнерусского государства накладывают то византийский, то иранский, то скандинавский отпечаток на декоративно-прикладное искусство. При раскопках находят и привозные произведения искусства высокого качества. Нас же интересуют сугубо славянские вещи, уровень исполнения которых также повышается, но мотивы декорации остаются прежними, поскольку прежними остаются представления о мире и человеке. Височные кольца, подвески, браслеты, перстни, пряжки из кладов VIII в. украшены зернью (или псевдозернью), из которых выкладывались треугольники, ромбы, восьмерки, спирали, цветочные розетки и пр. Лунницы в виде узкого серпа луны дополнялись кругом или треугольником. Много солярных знаков, вписываемых в разные геометрические формы. По наблюдениям искусствоведов, в произведениях VIII–IX вв. резко возрастает декоративность изделий, в то время как телесные антропоморфные и зверообразные формы VII столетия порой сглаживаются, нивелируются, почти не прочитываются. Например, попадаются фибулы, где вместо женского божества и дракона вырисовываются некие сглаженные полукружия с навершием, украшенные по контуру и в трех концах каждой половины зернью.
Появляются и ювелирные украшения не только с зернью, но и со сканью, в особенности на круглых и продолговатых бусинах и подвесках. Массивные граненые бусины со сканью и зернью попадаются на концах шейных гривен представителей военной знати. Шейные гривны, датируемые X в., сделанные из бронзы, серебра, иногда вызолоченные, воспринимались их хозяевами несомненно не только как знак высокого социального статуса воина-дружинника, но и как оберег. Знаменитые турьи рога из Черной могилы под Черниговом, как известно, считаются одной из самых интересных находок: один рог имел серебряную оковку с растительным орнаментом, а другой был изобильно декорирован в тератологическом стиле. Фантастические животные типа полуконей-полугрифонов и кусающих друг друга драконов соседствуют с людьми, птицами, собаками и другими животными. Мужская и женская фигурки с луками в руках и летящей стрелой с оперением как бы объясняют всю композицию в целом, хотя о композиции можно говорить только условно, все фигурки разрознены и не соотнесены. Как представляется, отсутствие четко прочитываемой композиции является закономерным результатом отражения представлений о перепутанном всеедином мировом Теле с постоянно изменяющимися телами внутри него. Подобную кажущуюся мешанину и незавершенность отдельных частей мы встретим на многих памятниках языческого искусства. Вероятно, не имеющие под собой вербальных сюжетных оснований, славянские композиции не нуждались в строгой организации, а могли только намечать наиболее важные для автора «тела», как бы вырванные из хаоса на короткий миг и тем самым получавшие право на жизнь. Композиционно организующую роль могли играть мировое древо или его эквивалент, организующие пространство и по вертикали, и по горизонтали. На знаменитом Збручском идоле X в. четко прослеживается разделение на три зоны: небесную, земную и подземную. Но таких произведений крайне мало. Большинство же изображений представляют собой как бы набор отдельных, не связанных, на первый взгляд, геометрических, антропоморфных и зооморфных форм, соединенных в ленточные опоясывающие фризовые композиции, представлявшие собой уже готовое завершенное «тело»-оберег. Наиболее популярными были ленточные композиции в вышивках на ширинках-полотенцах и одежде (подолах, рукавах и воротах рубах) и пр. Вышивка должна была включать заградительные, отгонные, охранные знаки, составляемые из геометрических форм – треугольников, ромбов, елочек, гребней, палочек и т. п., солярные знаки, а также изображения оберегов антропоморфного вида (в основном женских фигурок берегынь), птиц, животных (преимущественно коников и уточек) и пр.
В целом языческая культура была, как уже говорилось, теоцентрической (внеличностной) по типу. Ее наивысшей ценностью, конечно же, был Космос—мировое Тело. Она обладала также статичностью, если иметь в виду цикличность восприятия времени, повторяемость одних и тех же ритуальных действий и слов в одни и те же временные сроки и в одних и тех же местах. Движение по годовому кругу календарных праздников и обрядов давало людям ощущение стабильности на этом свете и убеждало в истинности своих ценностей. Еще одним принципом функционирования древнерусской культуры периода «Тела» был принцип старины, опиравшийся на веру в правильность поведения отцов, дедов, прадедов, предков в целом. Связь с умершими предками, находящимися где-то совсем рядом и могущими посещать живых и либо помогать, либо вредить им, обеспечивала непререкаемый авторитет старины. Культ предков, его разнообразные проявления в реальной жизни делали культуру насыщенной множеством больших и малых ритуалов, обрядов, гаданий, заклинаний, причитаний и т. п. Их вариативность нельзя рассматривать как развитие жанровой структуры. Нет, структура оставалась статичной, а расширяющиеся внутри себя жанры фольклора не менялись по сути, а лишь пополнялись однородными элементами, и из ритуальной почти бессловесной формы переходили в вербальную, описательную. Верность старине по большому счету была заложена в мифологическом сознании, в каждом моменте своего бытия возвращавшегося к воссозданию картины мира в целом. Как только возникло мировое Тело, как только мир «стал есть», так он и будет пребывать вечно и неизменно. Об историзме, даже относительном, видимо, говорить не приходится. Разница в представлениях о мировом Теле (как, впрочем, и о многом другом) есть допустимость вариативного телесного воплощения, вытекающая из закона всеединства. Вся «история» замкнулась в круге космогонических и антропогонических мифов. Мировое Тело, раз появившись, не подлежит в мифологическом сознании какому бы то ни было развитию. Догматизация положения о незыблемости мирового Тела порождала догматизацию языческой культуры в целом, грозящей даже за мельчайшие нарушения ритуальности страшными наказаниями вплоть до отправки на тот свет раньше срока, определенного судьбой.
Страх был движущей силой древнерусского язычника в его труде, празднике, обыденной каждодневной жизни. И в то же время четко определенные принципы бытия, разработанная система мер защиты от нечистой силы и того света и т. п. делала человека той поры уверенней и спокойней. Люди периода Тела жили традицией как нормой, обеспечивающей сохранность здоровья, богатства, да и самой жизни. Традиционность народной русской культуры базируется на языческой первооснове, с ее верой в предков, старину, с ее статикой и всепоглощающим традиционализмом.
Для культуры периода «Тела» характерны также и другие черты внеличностного типа, а именно доминирование количества и равенства над качеством и неравенством. Ритуальная насыщенность культуры строилась на количественных показателях, поскольку нельзя было пропустить и не исполнить своевременно и по заданной схеме тот или иной обряд или ритуальное действие. Важно было успеть вовремя и соблюсти формальности, отнюдь не воспринимаемые как таковые. Количество заговоров, заклинаний, гаданий, причитаний, песен, сказок, былин, быличек и т. д. чрезвычайно велико, но при этом они сохраняют изначальную схему ритуала. В них не появляется нового качества, но возрастают количественные показатели и параметры. Фольклорные произведения обрастают различного рода введениями и концовками, деталями и подробностями, но суть ритуала и все, что с ней связано, остается без изменений. Принцип равенства касался в язычестве не только людей, но и всего в мире вообще, что вытекало из равного права на телесность как человека, так и зверя, птицы, всего растительного и животного мира, а также мира нематериального, чистой и нечистой силы, слова, взгляда и пр. Равенство всего сущего влияло и на представления о пространственно-временных границах, контактах этого и того света, тотемизме, оборотничестве и т. д. Исходное телесное равенство вылилось в закон всеединства мира. Это, конечно, не значит, что не было представлений о неравенстве, к примеру, тех же частей мирового Тела и человека, чистого и нечистого, верха и низа, левого и правого, мужского и женского и других оппозиций. Как мы видели, подобное неравенство было присуще взглядам язычников. Однако в данном случае речь должна идти о равенстве при потреблении культуры, в частности, результатов того или иного обряда. Иерархия и ограничения, свойственные требованиям к участникам ритуала, строились не на константе их неравенства между собой (хотя некоторые члены общины исключались из числа участников навсегда, а именно калеки, глухие, ведьмы, колдуны и т. д.), а на сиюминутных показателях, причем опять-таки телесных. Так, например, беременные женщины не допускались к выполнению ряда обрядов лишь во время вынашивания ребенка, девушки и старухи не были таковыми перманентно, следовательно, рано или поздно становились пригодными к выполнению соответствующего ритуала.
Не требует особых доказательств и отсутствие авторского самосознания в языческой культуре. Ритуал формировался и выкристаллизовывался в устной традиции, постепенно обретая адекватную религиозной задаче форму. Его создателями были десятки и сотни людей, не видевших иной цели в этом сотворчестве кроме обеспечения безопасности как коллективной, так и индивидуальной. Самосознание язычника было сугубо «телесным»: он не мыслил себя вне тела, своего ли или чужого (во сне, при обмирании, оборотничестве и т. п.). Его душа была для него таким же телом, только маленьким, едва видимым или совсем невидимым. В дохристианской Руси человек даже не выделял себя из своего рода, кровь которого циркулировала через предков и потомков по этому и тому свету. Так что говорить об авторском самосознании просто не приходится.
В целом культура периода «Тела» не реализовала заложенный в нее потенциал в дохристианский период и именно поэтому продолжала подспудно существовать в народной среде и в Средневековье, и в Новое время.
Глава III. Принятие христианства: переходный период
1. Мир как Творение
Переход от так называемой эпохи «Тела» к кардинально иной культуре, основанной на понимании человека как некой духовной субстанции, начался на Руси значительно позднее, чем у других христианских народов, но гораздо раньше, чем языческая культура естественным образом завершила свое развитие. Некий элемент внезапности и насилия над мировосприятием людей произошел по воле верховных властителей Руси и с учетом только их собственных внешне– и внутриполитических интересов. Народ не был готов к столь сложному преобразованию взгляда на мир и на себе подобных. Язычество было его родной стихией, впитываемой с молоком матери, воспитываемое каждодневным крестьянским трудом и образом жизни в окружении природы, в согласии с сельскохозяйственным календарем, а главное, с самим собой, со своими ощущениями и чувствами. Новое – сверхчувственное – отношение к миру и человеку в нем должно было бы формироваться чрезвычайно медленно, постепенно, на протяжении нескольких столетий, как это было с развитием христианского мировоззрения в Римской империи. На Руси же попытались изменить веру в одночасье, что и вызвало сопротивление уже при крещении (известная формулировка летописи о крещении Новгорода Великого «огнем и мечом»); ряд восстаний «волхвов», стихийных языческих бунтов в древнерусских городах, таких как Ростов, Суздаль и др., убийства христианских миссионеров и пр. Вслед за открытыми выступлениями против новой религии начался процесс постепенной адаптации старых представлений к новым требованиям, называемый в науке «двоеверием». Церковные праздники были приурочены к устоявшемуся земледельческому календарю, христианские святые наделялись функциями языческих богов, практически сливаясь с ними в единый образ, почти все элементы дохристианских обрядов и ритуалов сохранялись в народе столетиями, слегка видоизменяясь под воздействием церкви. На протяжении первых веков после принятия христианства в русском народе господствовало глубинное подспудное язычество, обряженное в христианские одежды, когда языческим по сути верованиям давались христианские имена. Но образованная верхушка древнерусского общества быстрее осваивала новое вероучение. Таким образом, принятие христианства в 988 г. далеко не сразу привело к новому решению проблемы человека. Он был вырван из Космоса, родной ему природы, общины и соотнесен с Абсолютом-Богом посредством заложенной в него особой субстанции – души. Церковь создавалась как особая «вертикаль духа», ведущая к Богу, Создателю и единственному Владыке мира.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента