Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Людмила Астахова, Яна Горшкова
Теперь или никогда
Записка военного цензора 1-го класса Военно-Цензурного отделения Собственной Е. С. О. Канцелярии
Донесение коменданта форта Сигрейн, посвященного Локки майора эрн-Тэлдрина на имя Его Священной Особы Вилдайра Эмриса эрна Лэнси от 10 мая 302 г.
Тэлэйт. Вашей Священной Особе всеподданнейше доношу: сего дня в 4 часа утра неприятельские силы, не объявив прежде о намерениях своих, атаковали вверенную мне крепость. Штурм отражен гарнизоном. В 8 часов утра атака возобновлена была, но также неприятель прогнан с уроном. В 9 часов 50 минут утра к северу от форта в проливе Беруин показались 12 кораблей, в 10 часов 30 минут определилось, что это военная эскадра под флагом Идбера и держит курс на остров. В 11 часов неприятельская эскадра открыла огонь…
Известия из Генерального Штаба
Тэлэйт. В присутствии Высочайшей Персоны возглавив победоносную нашу флотилию, адмирал Белого Вымпела Рэйс эрн-Сэйлит 10 мая сего года в морском бою близ форта Сигрейн наголову разбил силы военного флота Идбера, внезапно и без предупреждения напавшие на отдаленный форпост наш на острове Тэлэйт. Вслед за тем силы корабельных десантов, соединившись с гарнизоном форта Сигрейн и местными обитателями, добровольно к войскам нашим примкнувшими, в коротком бою уничтожили отряды осаждавших и очистили большую часть сего злосчастного края от разбойников и убийц, выступавших под знаменами Идбера. Два неприятельских полка совершенно истреблены, взяты в плен некоторые офицеры и 200 нижних чинов. Гарнизон форта, а также примкнувшие к нам добровольцы из числа местных обитателей показали отличную храбрость…
Речь Е. С. О. Вилдайра Эмриса, владетеля Лэнси, Великого Эрна, Священного Князя Ролэнси, произнесенная в собрании народа Шурианского близ форта Сигрейн острова Тэлэйт мая 15-го дня 302 г. от ВР
Произволением Богов и вашим душевным желанием призванный принять под руку свою этот добрый и честный народ, я желал видеть его представителей собранными вокруг меня. Я желал вас видеть, чтобы дать вам доказательство моих забот о благе вашей родины. Я обещал сохранить ваши древние уложения, обычаи и традиции, ваши коренные законы; ваше собрание здесь удостоверяет исполнение моего обещания. Это собрание составит эпоху в вашем политическом существовании; оно имеет целью укрепить узы, связывающие нас отныне, пополнить права, предоставленные мне военным счастием, правами более дорогими для моего сердца, более сообразными с моими принципами, теми, что дают чувства любви, привязанности и верности.
Любовь к сей прекрасной земле, любовь к совместному отечеству нашему, любовь к порядку и неизменная между нами верность да будут душою наших суждений, и благословение Матерей и Покровительниц наших, Морайг-Хелы, Шиларджи-Глэнны и Локки-Дилах, снизойдет на нас, чтобы направить и просветить совместные наши занятия. В неустанных трудах о безопасности и приумножении народа вашего вижу теперь я свою обязанность и воистину желаю, дабы верные подданные мои, дети Матери нашей Морайг, возлюбили всем сердцем столь счастливо обретенных родичей своих, как и я возлюбил вас. Ибо, невзирая на злосчастные между нами различия и прошлые наши противостояния, мы все суть дети этого мира. И если мы, ролфи, верные дети Морайг, так и вы, шуриа, любимые дети Сестры ее Глэнны. И кто же мы друг другу, как не двоюродные братья, едва не потерянные, но волею богов и нашей вновь обретенные? Кровь наша смешалась здесь, на земле детей Глэнны, на стенах нашей крепости, когда совместно обратили мы оружие наше против вероломного врага. Отныне не только узы древнего родства связывают нас, но и братство по оружию. Так желаю я, чтобы отныне под сенью оружия моего и в неусыпных заботах моих процветание и радость пришли на смену проклятиям и горю. И здесь, на острове Тэлэйт, над бастионами форта Сигрейн, пусть отныне реют два стяга: Священного Княжества Ролэнси и любимого брата в семье нашей, свободного Доминиона Шанта!
Докладная записка преподобному тиву Фармилу Эшио
Почтенному г-ну ир-Кэйлтону«Голос Эйнсли» № 23 от 2 июня сего года
Сим уведомляю Вас, почтенный г-н ир-Кэйлтон, что представленный на предварительное рассмотрение в Военно-Цензурное отделение экземпляр газеты «Голос Эйнсли» за номером 23 в ряде статей своих содержит сведения, угрожающие сохранности Государственной и Военной тайны и посему разглашению не подлежащие. Памятуя о всегда дружеском моем к Вам расположении и уповая на то, что допущенная Вами беспечность не может быть не чем иным, кроме досадной случайности, я временно удерживаю в отношении Вас исполнение мер, предписанных «Законом об Охранении тайн военных и государственных». Вам надлежит немедля прибыть в приемный кабинет Военно-Цензурного отделения, дабы лично ознакомиться с перечнем тем, запретных и нежелательных для печати. Кроме сего, с особенным тщанием проследите и доведите до сведения господ, обозревающих события внешние, и в особенности шантийские, что любое упоминание в их статьях присутствия в водах пролива Беруин близ форта Сигрейн кораблей имперского флота, в частности фрегата «Меллинтан», является крайне нежелательным и запретным. В равной же степени эта охранительная мера относится и к упоминаниям о якобы имевшей место встрече Е. С. О. и графа Империи Синтаф Эска, Аластара Дагманда, на острове Тэлэйт. Со всей ответственностью заявляю Вам, что таковая встреча, а также любые соглашения между Е. С. О. и графами Империи Синтаф являются нелепым вымыслом и ни при каких условиях не могли бы состояться. В том Вам надлежит немедля уверить господ обозревателей и всех наших добрых подданных.
Военный цензор 1-го классапосвященный Локки майор эрн-Гэйтин Дэрайн
Чрезвычайные известияМанифест Вилдайра Эмриса эрна Лэнси
Замок Эйлвэнд. Сего дня благополучно возвратившийся в столицу Е. С. О. Вилдайр Эмрис эрн-Лэнси милостиво изволил обратиться к верному народу своему с Высочайшим Манифестом, в коем объявляет добрым подданным своим о чрезвычайном и радостном событии. Волею богов свершилось событие, важность которого несомненна: в состав Священного Княжества нашего добровольно и с радостью вошел остров Тэлэйт со всеми обитателями, его населяющими!
С почтительной гордостью «Голос Эйнсли» по высочайшему изволению Е. С. О. публикует Манифест о присоединении Шанты полностью.
Волей богов Мы, Вилдайр Эмрис, владетель земли Лэнси, Великий Эрн и Князь Священного Княжества Ролэнси, Произволением Богов вступив в обладание шурианским владением Шанта, признали Мы за благо сим вновь утвердить и удостоверить Веру, коренные Законы и традиции, права и преимущества, коими все подданные, оное владение населяющие, по древним уложениям их доселе пользовались, обещая хранить оные в ненарушимости и непреложной их силе и действии; во удостоверение чего и сей Манифест собственноручным подписанием Нашим утвердить благоволили.Известия о военных действиях, имевших место при форте Сигрейн в мае сего года
Писано в форте Сигрейн, именуемом также крепостью Шила, мая 15-го дня 302 г. от ВР.
На подлинном подписано собственною Его Священной Особы рукою:
эрн-Лэнси Вилдайр.
Донесение коменданта форта Сигрейн, посвященного Локки майора эрн-Тэлдрина на имя Его Священной Особы Вилдайра Эмриса эрна Лэнси от 10 мая 302 г.
Тэлэйт. Вашей Священной Особе всеподданнейше доношу: сего дня в 4 часа утра неприятельские силы, не объявив прежде о намерениях своих, атаковали вверенную мне крепость. Штурм отражен гарнизоном. В 8 часов утра атака возобновлена была, но также неприятель прогнан с уроном. В 9 часов 50 минут утра к северу от форта в проливе Беруин показались 12 кораблей, в 10 часов 30 минут определилось, что это военная эскадра под флагом Идбера и держит курс на остров. В 11 часов неприятельская эскадра открыла огонь…
Известия из Генерального Штаба
Тэлэйт. В присутствии Высочайшей Персоны возглавив победоносную нашу флотилию, адмирал Белого Вымпела Рэйс эрн-Сэйлит 10 мая сего года в морском бою близ форта Сигрейн наголову разбил силы военного флота Идбера, внезапно и без предупреждения напавшие на отдаленный форпост наш на острове Тэлэйт. Вслед за тем силы корабельных десантов, соединившись с гарнизоном форта Сигрейн и местными обитателями, добровольно к войскам нашим примкнувшими, в коротком бою уничтожили отряды осаждавших и очистили большую часть сего злосчастного края от разбойников и убийц, выступавших под знаменами Идбера. Два неприятельских полка совершенно истреблены, взяты в плен некоторые офицеры и 200 нижних чинов. Гарнизон форта, а также примкнувшие к нам добровольцы из числа местных обитателей показали отличную храбрость…
Речь Е. С. О. Вилдайра Эмриса, владетеля Лэнси, Великого Эрна, Священного Князя Ролэнси, произнесенная в собрании народа Шурианского близ форта Сигрейн острова Тэлэйт мая 15-го дня 302 г. от ВР
Произволением Богов и вашим душевным желанием призванный принять под руку свою этот добрый и честный народ, я желал видеть его представителей собранными вокруг меня. Я желал вас видеть, чтобы дать вам доказательство моих забот о благе вашей родины. Я обещал сохранить ваши древние уложения, обычаи и традиции, ваши коренные законы; ваше собрание здесь удостоверяет исполнение моего обещания. Это собрание составит эпоху в вашем политическом существовании; оно имеет целью укрепить узы, связывающие нас отныне, пополнить права, предоставленные мне военным счастием, правами более дорогими для моего сердца, более сообразными с моими принципами, теми, что дают чувства любви, привязанности и верности.
Любовь к сей прекрасной земле, любовь к совместному отечеству нашему, любовь к порядку и неизменная между нами верность да будут душою наших суждений, и благословение Матерей и Покровительниц наших, Морайг-Хелы, Шиларджи-Глэнны и Локки-Дилах, снизойдет на нас, чтобы направить и просветить совместные наши занятия. В неустанных трудах о безопасности и приумножении народа вашего вижу теперь я свою обязанность и воистину желаю, дабы верные подданные мои, дети Матери нашей Морайг, возлюбили всем сердцем столь счастливо обретенных родичей своих, как и я возлюбил вас. Ибо, невзирая на злосчастные между нами различия и прошлые наши противостояния, мы все суть дети этого мира. И если мы, ролфи, верные дети Морайг, так и вы, шуриа, любимые дети Сестры ее Глэнны. И кто же мы друг другу, как не двоюродные братья, едва не потерянные, но волею богов и нашей вновь обретенные? Кровь наша смешалась здесь, на земле детей Глэнны, на стенах нашей крепости, когда совместно обратили мы оружие наше против вероломного врага. Отныне не только узы древнего родства связывают нас, но и братство по оружию. Так желаю я, чтобы отныне под сенью оружия моего и в неусыпных заботах моих процветание и радость пришли на смену проклятиям и горю. И здесь, на острове Тэлэйт, над бастионами форта Сигрейн, пусть отныне реют два стяга: Священного Княжества Ролэнси и любимого брата в семье нашей, свободного Доминиона Шанта!
Докладная записка преподобному тиву Фармилу Эшио
«Искомая особа обретается в Янамари-Тай вот уже третью неделю кряду. Жду распоряжений относительно действий в отношений означенной дамы. Соблаговолите также выделить на урегулирование денежных вопросов 150 (сто пятьдесят) оули серебром или же отрядить в помощь двух надежных агентов низшего ранга.Резолюция
Агент Прудовик».
«Однако, запросы у ваших агентов! Вы можете себе представить, как я с подобным запросом обращусь к Благословенному? Хватит с него и 60 оули. Пусть только ваш клерк перепишет сей меморандум как положено.Приказ
Просветленный тив Рэнхард Исс».
«Назначить комиссию для расследования злоупотреблением казенных средств, выделенных на специальные акции. Особо тщательно изучить обстоятельства нецелевого использования людских и материальных ресурсов. О результатах доложить по истечении сорокадневного срока.Личная записка
Руководитель специального контрольного отдела Э-К, Янамарского филиала (Подпись, печать)».
«Фармил! Скажите спасибо, что остались живы и при должности. А все ваша неуемная жадность. Не могли выдать Прудовику эту несчастную сотню? Теперь пеняйте на себя!Записка
Просветленный тив Рэнхард Исс».
«Срочно! Леди Я. исчезла, и нынешнее ее местопребывание неизвестно.Служебная справка
Агент Прудовик».
«Сим удостоверяю, что 3 сентября сего года Рамман лорд Никэйн, граф Янамари, официально вступил в права наследования земель и собственности.Письмо к эрн-Кэдвен Грэйн
Письмоводитель в чине имперского свидетеляЭйгелмар Ранн (Подпись)».
Получив это небольшое письмо, милая эрна, вы наверняка удивитесь причудам судьбы, коими изобилует жизнь каждого шуриа. Пишу вам, чтобы поведать о своем здравии и благополучии, и предвкушаю ваше потрясение, когда вы узнаете, откуда сие послание было отправлено. Впрочем, вы ведь уже рассмотрели печати, не так ли? Да, посвященная госпожа, я ныне обретаюсь на острове (Шанта – вычеркнуто цензурой). Злокозненные обстоятельства заставили меня покинуть (Янамари – зачеркнуто цензурой) самым срочным образом, и единственным местом, где моя жизнь и жизнь моего младшего сына не подвергаются опасности, оказался этот прекрасный остров. Спешу заверить, что пребываю в полном комфорте и удобстве, окруженная самыми добрыми и заботливыми людьми на свете, что в моем положении немаловажно. К сожалению, сообщение между островом и (тщательно зачеркнуто цензором) пока еще трудно назвать регулярным, и до начала весенней навигации я буду лишена возможности поддерживать наше общение, но обещаю описывать все свои впечатления, чтобы потом порадовать вас, милая эрна, множеством обстоятельных писем. Умоляю об обратной услуге, ибо беспокойство о вас окончательно изгложет не только мою душу, но и сердца бесконечно любящих вас друзей, оставшихся на (Шанте – вычеркнуто цензурой). Да хранят вас Великие Духи!
Форт Сигрейн-Шила10 часов утра9 октября года 303 от ВРДжойана из рода Ияри.
Удаз Апэйн
Окна в игорном доме всегда держат зашторенными и плотно закрывают ставнями, чтобы не мешать охваченным азартом игрокам расставаться с наличными. Неважно, день на улице деньской или темная ночь, рассвет или закат, – пока в кошельке звенит серебро, ничто и никто не напомнит о существовании всего остального мира. А тот терпеливо подождет, когда опустеют закрома игрока, чтобы принять неудачника в жесткие и неласковые объятия. Кой-кого прямо с порожка. Ты, ошалевший и расстроенный, выходишь, почесывая в затылке, с вывернутыми карманами, а тебя уже поджидает судебный пристав в компании с разгневанными кредиторами и постановлением об аресте наперевес. Здрасьте пожалуйста! И глаза у всех добрые-добрые.
Отсидев два раза по три месяца в местной долговой тюрьме, Удаз стал умным. В случае выигрыша он сразу же отдавал половину содержательнице местного борделя – Маме Муре – на сохранение. Благо для этого требовалось всего лишь, выйдя через черный ход, пересечь задний двор – провонявший мочой каменный колодец. Два гнезда порока соседствовали не случайно. Куда пойдет опьяненный победой игрок? Хвастаться девушкам. Куда отправится облапошенный и униженный простак? Доказывать, что, несмотря на проигрыш, он – настоящий мужик, то бишь – к девушкам. Выгода взаимная, тем более что порой проигравшиеся в пух и прах отцы семейств тут же продавали в дом терпимости своих дочерей, а на вырученные деньги продолжали игру.
Не зря жители Свободной Республики Эббо славятся на всю Конфедерацию своей практичностью и предпринимательской жилкой.
За стол сели вчетвером – Удаз, идберранский торговец шерстью, приказчик Мунни Пэр из магазина тканей, расположенного ниже по 12-й улице, и юный синтафский дворянчик с нежным румянцем во всю щеку. В первой партии выиграл Удаз. С изящной, но не надменной легкостью известного прожигателя жизни. Затем проиграл, но совсем чуть-чуть, скорее поддавшись, чтобы растравить в партнерах азарт. В третьей – знатно отыгрался, утерев всем нос.
Четвертая партия обязана была расставить все по своим местам, то бишь денежкам Мунни Пэра, идберранского купчишки и лорденка предстояло перекочевать в кошелек Удаза Апэйна, или – как он себя теперь именовал – Удэйза ир-Апэйна.
Сдающим сегодня был приказчик, и обычно карты, которые так называемый ир-Апэйн получал из его рук, оказывались удачными. Вот и сейчас – восьмерка и тройка. Замечательно.
Первый торг вообще ни к чему не обязывал, никто из игроков не торопился и не стремился пополнить банк полновесным серебром. Все ждали, когда откроют три карты.
– Восьмерка, тройка и валет, – объявил Мунни.
Мысленно Удаз ликовал, но виду не подал. Столько лет прослужить в Синтафе специальным дознавателем тамошнего высшего совета магов-священников – Эсмонд-Круга – и не уметь владеть своим лицом? Смешно, судари мои, очень смешно. Всматривайся или не всматривайся в его хмурую физиономию, а никаких чувств в этих желтых диллайнских глазах не углядишь, даже с лупой. Так-то! Шелковый шейный платок давил на кадык, но мужчина не рискнул его поправить. Еще решат, будто синтафский эмигрант занервничал.
– Повышаю, – мурлыкнул он и добавил в общую кучу немного серебра. Для затравки, так сказать.
Партнеры поддержали ставку, чтобы продолжить игру.
Мунни выложил следующую карту. Это был король.
«Что ж! Это даже неплохо!» – решил Удаз и снова повысил.
Пятой картой оказался туз.
После своего поспешного бегства из Синтафа бывший преподобный тив вдруг обнаружил в себе страсть к риску, ранее неизведанную и незнакомую. Словно магия, которой его лишили насильно волшебники-эсмонды, заслоняла до поры до времени сокрытые части души. Как дорогой ковер закрывает дырку в полу.
– Ставлю все! – решительно заявил Удаз, передвигая на центр стола то, что выиграл ранее.
Торговец невозмутимо хмыкнул и ответил равной суммой.
Тривиальная игра становилась интересной.
– Открывайте карты, ир-Апэйн.
Тот насмешливо оскалился и выложил на стол восьмерку и тройку. И тогда купец показал свои карты. Туз и король.
– Вы проиграли, ир-Апэйн, – мерзко хихикнул Мунни.
Он и сам это знал. Обидно, конечно, но Удаз-Удэйз не подал виду. Он невозмутимо попрощался и эдак вальяжно направился к запасному выходу. Мол, пустяки какие! Мелочовка!
Однако же к Маме Муре в кабинет влетел вихрем, по дороге удивительным образом растеряв всю спесь и гонор.
– Шо? Опять продулся? – фыркнула бордель-маман, окидывая мужчину пронзительным взглядом, точно насквозь видела содержимое не только карманов, но и кишок.
– Мура, мне нужны мои деньги. Давай их сюда, – требовательно попросил Удаз.
Женщину, проработавшую на улице полвека, очень тяжело удивить. Она сама кого угодно удивит – и статью, и прытью, и могучим начесом.
– Стал быть, продулся в пух и перья, а теперича хочешь отыграться. Ну-ну. А завтра попросишь взаймы либо у меня, либо у девок, – рассуждала она, доставая из конторки пухлую учетную книгу. – А ведь не дам. Ни лейда[1], ни фера[2]. И девкам запрещу.
Заветный фолиант был толст, забран в кожаный переплет, и в нем хранились все тайны обитателей веселого дома под названием «Морской Конек», что по 15-й улице числился за номером 7. Все, какие только возможны, – начиная от банальных расходов на самое дешевое мыло и заканчивая заказами на смертоубийство. В Эббо все покупается и все продается, и главное – учет и контроль. Содержательница дома терпимости раскрыла книгу на нужной странице и, шевеля губами, как неграмотная, стала искать записи про взносы, сделанные ир-Апэйном. Но неграмотной она не была. Не каждая торговка так быстро сложила бы в уме столько цифр.
– Итого, мой недальновидный друг, ты можешь рассчитывать на восемьдесят четыре серебряных оули имперскими ассигнациями.
Это было мало. Просто смертельно, удушающе, омерзительно мало.
– Мура! – возмутился Удаз. – Еще на той неделе было двести пятьдесят!
– Чо Мура?! Чо сразу Мура?! Мура – слепая? Сам пересчитай, телок, коли не веришь!
Бандерша железной рукой впилась в его воротник и силой нагнула над страницей, практически ткнув носом в одуряюще пахучую бумагу. Духи в Идбере были привозные и стоили бешеных денег, но Мама Мура лила их на себя без счета.
– За месяц постоя двадцатку вынь и положь, за полное столование – еще пятьдесят, прачке – десятку, бедняжке Нахиэ на поправку здоровья – семьдесят пять. Забыл, что третий день месяца у меня расчетный? Так я тебе напомню, дурик!
– А где еще одиннадцать?
– Чо? А кто на Зерии платье казенное порвал? Совсем на голову больной стал? Ты бы, красавчик, поумерил пыл или, скажем, у доктора полечился бы. Говорят, нонче таких, как ты, врачевать берутся – сверлят дырку в башке и льют туда микстуры всякие.
Мама Мура не любила, когда сомневаются в ее исключительной честности. И могла под горячую руку не только наговорить всякого, но и кулак в ход пустить.
– Пшел вон, пока я добрая! – она швырнула все восемьдесят четыре оули мелкими купюрами в лицо паршивому смеску и захлопнула перед его носом дверь. – Чтоб я тебя больше не видела!
Завтра Мама Мура отойдет, сердце у нее доброе, но пока надобно ноги уносить подальше. Удаз все-таки попытал удачу у девушек, но те не осмелились ослушаться хозяйку. Да к тому же все еще обижались из-за истории с Нахиэ.
Зерия – хозяйка пострадавшего платья и подруга Нахиэ в одном лице – так и сказала:
– Вали-ка ты, маньяк-полудурок, иначе глаза выцарапаю!
– Я же извинился. И заплатил.
– Ха! Извинился он! Чуть не утопил бедняжку! – И замахнулась туфелькой, норовя попасть деревянным каблуком в лоб Удазу.
Делать ничего не оставалось, кроме как убираться несолоно хлебавши. В игорный дом возвращаться бессмысленно, в таком настроении только остаток денег просадишь и останешься не только гол, но и бос.
Мужчина пригладил волосы, почистил сюртук от пыли, протер тряпочкой туфли и, прихватив с собой тросточку, отправился в единственное место во всей Индаре, где ему не откажут в ночлеге, к тому человеку, который не посмеет выгнать на улицу. Потому что Ланистир Дорр сам должен ему кругленькую сумму.
С тех пор как Удаз Апэйн был лишен священничества в Синтафе, приговорен к смерти, но стараниями своего папаши – одного из верховных иерархов Эсмонд-Круга – бежал из Империи, дела бывшего преподобного все время шли под гору. Отцовские отступные быстро кончились, потом стремительно обмелел счет в банке, и папаша закрыл кредит. Слишком дорого обходились прихоти бывшему тиву, ранее одержимому Благочестием, а после отлучения – обуянному Похотью. А всему виной эта женщина – ролфийская офицерша, клейменная Локкой, дерзнувшая бросить вызов диллайнской магии и самому Удазу. Похитительница, убийца и поджигательница! Но ее облик огненным клеймом отпечатался в сознании несчастного полукровки. Эта жестокая женщина-волчица стала его личным наваждением, его единственной целью, его страстью и ненавистью. И когда вместе с диллайнской магией исчезло и заклинание, усмиряющее плоть, Удаз Апэйн пустился во все тяжкие. Тем паче что в государствах Конфедерации – этих отколовшихся от Империи Синтаф провинциях – можно купить осуществление любых желаний. Только плати. За связывание публичной девки, окунание ее головой в ведро с водой и последующее овладевание ею же, дергающейся и полуживой, – по двойному тарифу и обоюдному согласию, и все дела. Некоторым даже нравилось. Настоящее ролфийское бешенство поселилось в опустошенной душе Удаза Апэйна, вечный голод и не утолимая ничем жажда, свойственная в той или иной степени всем детям Морайг. Навечно отвергнутый народом своего отца-диллайн, он решил стать ролфи. Даже имя сменил, чтобы отрезать все пути к отступлению. И стал искать выходы на ролфийского резидента в Эббо. Безуспешно, разумеется. Ролфи сами на него вышли. Как водится, пока маленькая рыбка примеривается к червячку, на нее саму уже заглядывается большая рыба.
А кого бы не заинтересовала личность человека, рыскающего по всему Эббо в поисках ролфийского женского военного мундира? И отчего бы не использовать желание этого человека влиться в народ своей матери? Господин резидент, должно быть, пораскинул мозгами и решил: «Если само плывет в руки – надо брать». Так ролфийская агентурная сеть обзавелась еще одним полевым агентом, а Удаз Апэйн стал обладателем бесценной формы. Жестяное ведро, веревку и серый мундир в комплекте с беретом девушки из «Морского Конька» называли в шутку – Малый Набор Маньяка. И не в шутку тоже.
Новоиспеченный Удэйз ир-Как-полагается-настоящему-ролфи трудился на благо Ролэнси в поте лица, тащил в клювике… вернее, в зубах добычу по первому же окрику, служил, как верный пес, и не роптал на неторопливость ролфийской благодарности. Всему свое время, свой час и срок, сказал он себе и стиснул зубы, лелея мечту о том, как однажды, очутившись на Островах, найдет Ту Женщину и… Честно говоря, Удаз и сам не знал, что скажет ей или сделает, потому что любые помыслы о Гончей Священного Князя будили в нем столько чувств и желаний, совершенно бешеных и неистовых. Избить или пасть в ноги, молить о благосклонности или жестоко изнасиловать… Нет, он не ведал, как поступит.
И вот теперь из-за дурацкого проигрыша мечта о Ролэнси снова отдалялась. Если к завтрашнему полудню он не вернет долг Вертлявому Хайцу, а то, как пить дать, проведет в тюрьме не меньше полугода, то и целый год, дожидаясь, пока за него не внесут залог. Кому, скажите на милость, потребен сидящий за решеткой агент, за освобождение коего еще и деньги придется платить?
– Ланистир! Открывай немедля! Я же знаю, что ты дома!
Бывший тив Удаз прекрасно слышал тихое дыхание за дверью и легкие шаги.
Приложившись несколько раз кулаком по створке двери, рискуя проломить хлипкую защиту господина Дорра, он прокричал:
– Открывай! Тебе некуда бежать, с-совий сын! Поговорим, как нормальные люди. Неужто не понимаешь, что бегать все время не получится и не отдавать долг тоже? Ты меня знаешь.
Окна в клоповнике, который снимал Ланистир, выходили строго на кирпичную стену, такую же глухую, как беспросветная жизнь беглеца-казнокрада, поэтому улизнуть у него не выйдет. Оставалось лишь ждать, когда страх перед побоями пересилит в господине Дорре его собственную жадность. На это неблагодарное занятие у бывшего тива Удаза ушел ровно час, пока наконец с той стороны не щелкнул замок.
– Дружище, прости, ну прости! – залопотал Ланистир. – Ты же знаешь – я всегда деньги отдаю, как обещано было.
– Да уж! То-то я смотрю, ты от меня уже месяц бегаешь, – хмыкнул Удаз, оттер должника в сторонку, чтобы войти в его берлогу и осмотреться. А вдруг найдется что-то ценное?
Ланистир Дорр только медовыми глазищами хлопал. У, диллайнское отродье! А с другой стороны… Лишенный магии священства тив-изгой и проворовавшийся храмовый казначей – два сапожка из одной пары.
– Удаз… э… Удэйз, дружище, завтра утром будет тебе денежка. Клянусь Предвечным! Дело верное! Удазик, миленький, потерпи чуток. Такое дело наклевывается, просто пальчики оближешь, – без устали щебетал диллайн.
– Не ври! – рявкнул новоявленный ролфи.
– Да не вру я. Хочешь, обыщи тут все кругом – у меня сегодня ни лейда. Последние сухари доедаю с колодезной водичкой.
Искать в комнатенке и впрямь было нечего. Раскладная кровать с грудой давно не стиранного белья, стол, два стула, вешалка и дорожный сундук – вся меблировка. Даже занавесок на окне нет. А на столе и впрямь плошка с кусочком хлеба.
Вот что ты с ним сделаешь? Ланистира можно ногами бить, но если у него действительно нет денег… То денег просто нет, хоть бей, хоть не бей.
– Хорошо, тогда я заночую у тебя, – заявил Удаз и решительно закрыл дверь. – Не хочу, чтобы ты смылся с денежками, не отдав мою долю.
– Предвечным клянусь! – замахал руками Ланистир, прикидываясь смертельно обиженным, но потом вдруг осекся и сменил гнев на милость: – Удазик, а у тебя есть деньги? Ну хотя бы несколько лейдов? Покушать бы чего. А? Ну, пожалуйста. И ночуй сколько угодно. А? Удазик?
Бывший тив и сам не отказался бы от куска колбасы и кружки эля, о чем свидетельствовал злобно урчащий желудок. За игрой он забывал о еде совершенно.
– Ладно. Змей с тобой! – согласился он.
До ужина вечно голодный господин Дорр еще никогда не сбегал.
Так и вышло, а уже после третьей кружки у Ланистира развязался язык.
– Короче, дружище. Дело-то верное, вернее не бывает. Есть у меня покупатель на очень ценную вещицу. Не оглядывайся, не надо. Все в надежном месте припрятано… Что я, дурак, под подушкой товарец держать? Завтра встреча с посредником – я ему манускрипт, а он мне золотишко. Я сразу сказал: «Никаких ассигнаций, никаких драных кредитных билетов! Только золото!» Чтобы у диллайнского князя и золотишка не нашлось? Чепуха! Так что будет тебе отдача долга, да еще и с процентами.
Отсидев два раза по три месяца в местной долговой тюрьме, Удаз стал умным. В случае выигрыша он сразу же отдавал половину содержательнице местного борделя – Маме Муре – на сохранение. Благо для этого требовалось всего лишь, выйдя через черный ход, пересечь задний двор – провонявший мочой каменный колодец. Два гнезда порока соседствовали не случайно. Куда пойдет опьяненный победой игрок? Хвастаться девушкам. Куда отправится облапошенный и униженный простак? Доказывать, что, несмотря на проигрыш, он – настоящий мужик, то бишь – к девушкам. Выгода взаимная, тем более что порой проигравшиеся в пух и прах отцы семейств тут же продавали в дом терпимости своих дочерей, а на вырученные деньги продолжали игру.
Не зря жители Свободной Республики Эббо славятся на всю Конфедерацию своей практичностью и предпринимательской жилкой.
За стол сели вчетвером – Удаз, идберранский торговец шерстью, приказчик Мунни Пэр из магазина тканей, расположенного ниже по 12-й улице, и юный синтафский дворянчик с нежным румянцем во всю щеку. В первой партии выиграл Удаз. С изящной, но не надменной легкостью известного прожигателя жизни. Затем проиграл, но совсем чуть-чуть, скорее поддавшись, чтобы растравить в партнерах азарт. В третьей – знатно отыгрался, утерев всем нос.
Четвертая партия обязана была расставить все по своим местам, то бишь денежкам Мунни Пэра, идберранского купчишки и лорденка предстояло перекочевать в кошелек Удаза Апэйна, или – как он себя теперь именовал – Удэйза ир-Апэйна.
Сдающим сегодня был приказчик, и обычно карты, которые так называемый ир-Апэйн получал из его рук, оказывались удачными. Вот и сейчас – восьмерка и тройка. Замечательно.
Первый торг вообще ни к чему не обязывал, никто из игроков не торопился и не стремился пополнить банк полновесным серебром. Все ждали, когда откроют три карты.
– Восьмерка, тройка и валет, – объявил Мунни.
Мысленно Удаз ликовал, но виду не подал. Столько лет прослужить в Синтафе специальным дознавателем тамошнего высшего совета магов-священников – Эсмонд-Круга – и не уметь владеть своим лицом? Смешно, судари мои, очень смешно. Всматривайся или не всматривайся в его хмурую физиономию, а никаких чувств в этих желтых диллайнских глазах не углядишь, даже с лупой. Так-то! Шелковый шейный платок давил на кадык, но мужчина не рискнул его поправить. Еще решат, будто синтафский эмигрант занервничал.
– Повышаю, – мурлыкнул он и добавил в общую кучу немного серебра. Для затравки, так сказать.
Партнеры поддержали ставку, чтобы продолжить игру.
Мунни выложил следующую карту. Это был король.
«Что ж! Это даже неплохо!» – решил Удаз и снова повысил.
Пятой картой оказался туз.
После своего поспешного бегства из Синтафа бывший преподобный тив вдруг обнаружил в себе страсть к риску, ранее неизведанную и незнакомую. Словно магия, которой его лишили насильно волшебники-эсмонды, заслоняла до поры до времени сокрытые части души. Как дорогой ковер закрывает дырку в полу.
– Ставлю все! – решительно заявил Удаз, передвигая на центр стола то, что выиграл ранее.
Торговец невозмутимо хмыкнул и ответил равной суммой.
Тривиальная игра становилась интересной.
– Открывайте карты, ир-Апэйн.
Тот насмешливо оскалился и выложил на стол восьмерку и тройку. И тогда купец показал свои карты. Туз и король.
– Вы проиграли, ир-Апэйн, – мерзко хихикнул Мунни.
Он и сам это знал. Обидно, конечно, но Удаз-Удэйз не подал виду. Он невозмутимо попрощался и эдак вальяжно направился к запасному выходу. Мол, пустяки какие! Мелочовка!
Однако же к Маме Муре в кабинет влетел вихрем, по дороге удивительным образом растеряв всю спесь и гонор.
– Шо? Опять продулся? – фыркнула бордель-маман, окидывая мужчину пронзительным взглядом, точно насквозь видела содержимое не только карманов, но и кишок.
– Мура, мне нужны мои деньги. Давай их сюда, – требовательно попросил Удаз.
Женщину, проработавшую на улице полвека, очень тяжело удивить. Она сама кого угодно удивит – и статью, и прытью, и могучим начесом.
– Стал быть, продулся в пух и перья, а теперича хочешь отыграться. Ну-ну. А завтра попросишь взаймы либо у меня, либо у девок, – рассуждала она, доставая из конторки пухлую учетную книгу. – А ведь не дам. Ни лейда[1], ни фера[2]. И девкам запрещу.
Заветный фолиант был толст, забран в кожаный переплет, и в нем хранились все тайны обитателей веселого дома под названием «Морской Конек», что по 15-й улице числился за номером 7. Все, какие только возможны, – начиная от банальных расходов на самое дешевое мыло и заканчивая заказами на смертоубийство. В Эббо все покупается и все продается, и главное – учет и контроль. Содержательница дома терпимости раскрыла книгу на нужной странице и, шевеля губами, как неграмотная, стала искать записи про взносы, сделанные ир-Апэйном. Но неграмотной она не была. Не каждая торговка так быстро сложила бы в уме столько цифр.
– Итого, мой недальновидный друг, ты можешь рассчитывать на восемьдесят четыре серебряных оули имперскими ассигнациями.
Это было мало. Просто смертельно, удушающе, омерзительно мало.
– Мура! – возмутился Удаз. – Еще на той неделе было двести пятьдесят!
– Чо Мура?! Чо сразу Мура?! Мура – слепая? Сам пересчитай, телок, коли не веришь!
Бандерша железной рукой впилась в его воротник и силой нагнула над страницей, практически ткнув носом в одуряюще пахучую бумагу. Духи в Идбере были привозные и стоили бешеных денег, но Мама Мура лила их на себя без счета.
– За месяц постоя двадцатку вынь и положь, за полное столование – еще пятьдесят, прачке – десятку, бедняжке Нахиэ на поправку здоровья – семьдесят пять. Забыл, что третий день месяца у меня расчетный? Так я тебе напомню, дурик!
– А где еще одиннадцать?
– Чо? А кто на Зерии платье казенное порвал? Совсем на голову больной стал? Ты бы, красавчик, поумерил пыл или, скажем, у доктора полечился бы. Говорят, нонче таких, как ты, врачевать берутся – сверлят дырку в башке и льют туда микстуры всякие.
Мама Мура не любила, когда сомневаются в ее исключительной честности. И могла под горячую руку не только наговорить всякого, но и кулак в ход пустить.
– Пшел вон, пока я добрая! – она швырнула все восемьдесят четыре оули мелкими купюрами в лицо паршивому смеску и захлопнула перед его носом дверь. – Чтоб я тебя больше не видела!
Завтра Мама Мура отойдет, сердце у нее доброе, но пока надобно ноги уносить подальше. Удаз все-таки попытал удачу у девушек, но те не осмелились ослушаться хозяйку. Да к тому же все еще обижались из-за истории с Нахиэ.
Зерия – хозяйка пострадавшего платья и подруга Нахиэ в одном лице – так и сказала:
– Вали-ка ты, маньяк-полудурок, иначе глаза выцарапаю!
– Я же извинился. И заплатил.
– Ха! Извинился он! Чуть не утопил бедняжку! – И замахнулась туфелькой, норовя попасть деревянным каблуком в лоб Удазу.
Делать ничего не оставалось, кроме как убираться несолоно хлебавши. В игорный дом возвращаться бессмысленно, в таком настроении только остаток денег просадишь и останешься не только гол, но и бос.
Мужчина пригладил волосы, почистил сюртук от пыли, протер тряпочкой туфли и, прихватив с собой тросточку, отправился в единственное место во всей Индаре, где ему не откажут в ночлеге, к тому человеку, который не посмеет выгнать на улицу. Потому что Ланистир Дорр сам должен ему кругленькую сумму.
С тех пор как Удаз Апэйн был лишен священничества в Синтафе, приговорен к смерти, но стараниями своего папаши – одного из верховных иерархов Эсмонд-Круга – бежал из Империи, дела бывшего преподобного все время шли под гору. Отцовские отступные быстро кончились, потом стремительно обмелел счет в банке, и папаша закрыл кредит. Слишком дорого обходились прихоти бывшему тиву, ранее одержимому Благочестием, а после отлучения – обуянному Похотью. А всему виной эта женщина – ролфийская офицерша, клейменная Локкой, дерзнувшая бросить вызов диллайнской магии и самому Удазу. Похитительница, убийца и поджигательница! Но ее облик огненным клеймом отпечатался в сознании несчастного полукровки. Эта жестокая женщина-волчица стала его личным наваждением, его единственной целью, его страстью и ненавистью. И когда вместе с диллайнской магией исчезло и заклинание, усмиряющее плоть, Удаз Апэйн пустился во все тяжкие. Тем паче что в государствах Конфедерации – этих отколовшихся от Империи Синтаф провинциях – можно купить осуществление любых желаний. Только плати. За связывание публичной девки, окунание ее головой в ведро с водой и последующее овладевание ею же, дергающейся и полуживой, – по двойному тарифу и обоюдному согласию, и все дела. Некоторым даже нравилось. Настоящее ролфийское бешенство поселилось в опустошенной душе Удаза Апэйна, вечный голод и не утолимая ничем жажда, свойственная в той или иной степени всем детям Морайг. Навечно отвергнутый народом своего отца-диллайн, он решил стать ролфи. Даже имя сменил, чтобы отрезать все пути к отступлению. И стал искать выходы на ролфийского резидента в Эббо. Безуспешно, разумеется. Ролфи сами на него вышли. Как водится, пока маленькая рыбка примеривается к червячку, на нее саму уже заглядывается большая рыба.
А кого бы не заинтересовала личность человека, рыскающего по всему Эббо в поисках ролфийского женского военного мундира? И отчего бы не использовать желание этого человека влиться в народ своей матери? Господин резидент, должно быть, пораскинул мозгами и решил: «Если само плывет в руки – надо брать». Так ролфийская агентурная сеть обзавелась еще одним полевым агентом, а Удаз Апэйн стал обладателем бесценной формы. Жестяное ведро, веревку и серый мундир в комплекте с беретом девушки из «Морского Конька» называли в шутку – Малый Набор Маньяка. И не в шутку тоже.
Новоиспеченный Удэйз ир-Как-полагается-настоящему-ролфи трудился на благо Ролэнси в поте лица, тащил в клювике… вернее, в зубах добычу по первому же окрику, служил, как верный пес, и не роптал на неторопливость ролфийской благодарности. Всему свое время, свой час и срок, сказал он себе и стиснул зубы, лелея мечту о том, как однажды, очутившись на Островах, найдет Ту Женщину и… Честно говоря, Удаз и сам не знал, что скажет ей или сделает, потому что любые помыслы о Гончей Священного Князя будили в нем столько чувств и желаний, совершенно бешеных и неистовых. Избить или пасть в ноги, молить о благосклонности или жестоко изнасиловать… Нет, он не ведал, как поступит.
И вот теперь из-за дурацкого проигрыша мечта о Ролэнси снова отдалялась. Если к завтрашнему полудню он не вернет долг Вертлявому Хайцу, а то, как пить дать, проведет в тюрьме не меньше полугода, то и целый год, дожидаясь, пока за него не внесут залог. Кому, скажите на милость, потребен сидящий за решеткой агент, за освобождение коего еще и деньги придется платить?
– Ланистир! Открывай немедля! Я же знаю, что ты дома!
Бывший тив Удаз прекрасно слышал тихое дыхание за дверью и легкие шаги.
Приложившись несколько раз кулаком по створке двери, рискуя проломить хлипкую защиту господина Дорра, он прокричал:
– Открывай! Тебе некуда бежать, с-совий сын! Поговорим, как нормальные люди. Неужто не понимаешь, что бегать все время не получится и не отдавать долг тоже? Ты меня знаешь.
Окна в клоповнике, который снимал Ланистир, выходили строго на кирпичную стену, такую же глухую, как беспросветная жизнь беглеца-казнокрада, поэтому улизнуть у него не выйдет. Оставалось лишь ждать, когда страх перед побоями пересилит в господине Дорре его собственную жадность. На это неблагодарное занятие у бывшего тива Удаза ушел ровно час, пока наконец с той стороны не щелкнул замок.
– Дружище, прости, ну прости! – залопотал Ланистир. – Ты же знаешь – я всегда деньги отдаю, как обещано было.
– Да уж! То-то я смотрю, ты от меня уже месяц бегаешь, – хмыкнул Удаз, оттер должника в сторонку, чтобы войти в его берлогу и осмотреться. А вдруг найдется что-то ценное?
Ланистир Дорр только медовыми глазищами хлопал. У, диллайнское отродье! А с другой стороны… Лишенный магии священства тив-изгой и проворовавшийся храмовый казначей – два сапожка из одной пары.
– Удаз… э… Удэйз, дружище, завтра утром будет тебе денежка. Клянусь Предвечным! Дело верное! Удазик, миленький, потерпи чуток. Такое дело наклевывается, просто пальчики оближешь, – без устали щебетал диллайн.
– Не ври! – рявкнул новоявленный ролфи.
– Да не вру я. Хочешь, обыщи тут все кругом – у меня сегодня ни лейда. Последние сухари доедаю с колодезной водичкой.
Искать в комнатенке и впрямь было нечего. Раскладная кровать с грудой давно не стиранного белья, стол, два стула, вешалка и дорожный сундук – вся меблировка. Даже занавесок на окне нет. А на столе и впрямь плошка с кусочком хлеба.
Вот что ты с ним сделаешь? Ланистира можно ногами бить, но если у него действительно нет денег… То денег просто нет, хоть бей, хоть не бей.
– Хорошо, тогда я заночую у тебя, – заявил Удаз и решительно закрыл дверь. – Не хочу, чтобы ты смылся с денежками, не отдав мою долю.
– Предвечным клянусь! – замахал руками Ланистир, прикидываясь смертельно обиженным, но потом вдруг осекся и сменил гнев на милость: – Удазик, а у тебя есть деньги? Ну хотя бы несколько лейдов? Покушать бы чего. А? Ну, пожалуйста. И ночуй сколько угодно. А? Удазик?
Бывший тив и сам не отказался бы от куска колбасы и кружки эля, о чем свидетельствовал злобно урчащий желудок. За игрой он забывал о еде совершенно.
– Ладно. Змей с тобой! – согласился он.
До ужина вечно голодный господин Дорр еще никогда не сбегал.
Так и вышло, а уже после третьей кружки у Ланистира развязался язык.
– Короче, дружище. Дело-то верное, вернее не бывает. Есть у меня покупатель на очень ценную вещицу. Не оглядывайся, не надо. Все в надежном месте припрятано… Что я, дурак, под подушкой товарец держать? Завтра встреча с посредником – я ему манускрипт, а он мне золотишко. Я сразу сказал: «Никаких ассигнаций, никаких драных кредитных билетов! Только золото!» Чтобы у диллайнского князя и золотишка не нашлось? Чепуха! Так что будет тебе отдача долга, да еще и с процентами.