Людмила Глухарева. Расчет только наличными, или страсть по наследству

   Илларион мученически взглянул на Лерочку и пожаловался:
   – Привидения у них там объявились. Напьются в стельку, а потом привидения их навещают. Нет, терпение мое лопнуло. Сейчас приедут, и я с ними разберусь. Призраки чумазые.
   – А Борис не пьет, и этот, как его, Вадим тоже непьющий, Илларион Егорович, я это точно знаю, – Лерочка старалась в меру сил утешить начальство. – Может, кофейку свежего с конфетками, а?
   «Точность – это не твоя стихия. Бестолочь ты, дорогуша», – подумал Игнатьев.
   – Давай, тащи и кофеек, и пожрать чего-нибудь. Да, и покажи мне липецкий факс. Ты запомнила, Лерунь? – На лице Игнатьева застыло сомнение.
   Валерия выпрямилась и неторопливо покинула кабинет начальства.
   «Запомнила я все. Не даун. Только и слышишь: пожрать да пожрать. Здоров ты жрать!» – Складочки пролегли на высоком и чистом Лерочкином челе. Она пожала плечами и занялась готовкой.
   Из кабинета Иллариона доносился вибрирующий тенор.
   «Необыкновенная, тра-та-та-нежная, ты моя вселенная, а-аааа», – тихо гудел Игнатьев, особенно напирая на длинное «а».
   В предвкушении очередной порции кофе, бутербродов и сладостей он просматривал личную электронную почту.
   Валерия погладила себя по крутым бокам и загадочно улыбнулась. Роль необыкновенной и ласковой вселенной для Иллариона ее полностью устраивала.
   «Он думает, что прямо зашибись, какой умный. Что Валерия Огурцова ничего не видит, не слышит и не замечает. Напрасно. Держит меня за прислугу. А я не сдамся. Душечка мой нетерпеливый. Думаешь, что ты неуязвим? Напрасно. На память я пожаловаться не могу».
   Примерно через двадцать минут дверь с грохотом распахнулась и ввалилась группа «золотые руки» – Борис Майков и Вадим Козулин.
   – Привет, Илларион, – шумели рабочие. Они с размахом плюхнулись в удобные кресла.
   – Привет, привет, ударники, что там с объектом? Выкладывайте! – благодушно предложил Игнатьев и распахнул створки окна пошире. Тяжелый, устойчивый дух трудового пота пронзил маленькое помещение.
   Илларион подозревал, что источником невыносимого запаха были не только тела гегемонов и все, что прикручивалось к ним сверху, а и основная, так сказать, опорно-двигательная часть тела.
   Тяжелые пережитки советских времен. Душ или баня строго по расписанию, раз в неделю или в две. Чаще нельзя – вредно и утомительно. Смывается защитный слой. Оголяются нервы.
   Ударники, не в пример своему директору не отличались столь деликатной чувствительностью и окно решительно прикрыли.
   – Надует ведь, Илларион Егорыч. Потом лечись, а ты ведь за пропуск по болезни нам не заплатишь, – с чувством пробасил Борис.
   – Нет, дорогие мои, я так долго не выдержу, немедленно окно откройте. Это во-первых, а во-вторых, я – весь внимание, докладывайте про свои подвиги, – нахмурился Илларион и поерзал в кресле, пытаясь носом найти оптимально безопасную воздушную нишу.
   – Так чего там докладывать-то, Егорыч, – успокоительно заметил Майков, – все в порядке, мы почти закончили монтаж, осталось только кое-что наладить, там фильтр один не работает, а так почти все в порядке. Но вечером и ночью я туда больше не поеду ни за что, вот как хочешь, Егорыч. Не поеду и все тут. Днем – пожалуйста, а на ночь глядя – ни-ни. – Рабочие уставились на Игнатьева.
   Илларион помассировал шею, потянул себя за роскошные кудри и с отвращением произнес:
   – Я жду от вас объяснений.
   – Так чего объяснять. Ну, провозились мы с монтажом до часу ночи, Вадим-то пораньше уехал, а я остался ночевать на втором этаже в этой комнате, где короб мы устанавливали. Ну, лег на диванчик, как был в куртке, да и уснул. Думаю, встану часиков в шесть и до девяти утра еще поработаю, да и Вадим приедет, может, успеем закончить – Майков замолчал, смачно откашлялся и продолжил:
   – Сплю, значит, я, а потом чувствую, что кто-то меня за плечо трясет, типа «будит». Трясут и трясут. Я, того, проснулся, глаза открыл и вижу, бабка какая-то идет к двери, то есть выходит из комнаты. Бабка-то вся прозрачная, ну настоящее привидение.
   Я думаю, что сплю, наверное, еще и глаза скосил в сторону, а на плече, в том месте, за которое меня трясли, куртка смялась вся. Я сам себя ущипнул крепко так, больно стало, ну и понял, что не сплю я вовсе. А бабка-то к двери подошла, дверь открыла и вышла, хлопнув дверью.
   Борис Майков громко сглотнул, протянул руку к графину, налил воды в стакан и залпом выпил.
   – А на следующий день все в точности повторилось, Егорыч. Точь-в-точь. Середина ночи, за плечо трясут, потом бабка выходит из комнаты. Во второй раз мне еще хуже стало. Я не трус, ты ведь знаешь, но больше я там ночевать не останусь. Пусть Вадим ночует. Он парень молодой, а я больше – ни за что.
   Глаза Бориса и Вадима затуманились.
   Игнатьев скептически фыркнул и возвел очи к потолку.
   Ох и непросто с трудовым коллективом ладить. Хочется послать все к черту, надоело.
   В этот момент Валерия просунула голову в дверь и, умильно улыбаясь, проворковала: «Илларион Егорыч, я липецкий факс нашла, вам принести?»
   – Лерунчик мой, ты видишь, что я занят, позже, ласточка, позже.
   «Увольнять, срочно увольнять, надоела безумно».
   Игнатьев состроил козу и погрозил секретарше.
   Плотно застряв в узком проеме двери, Валерия все-таки ухитрилась кокетливо повести плечиком, затем захихикала и наконец скрылась из вида. Гегемоны переглянулись, и неопределенный туман в их глазах стал еще гуще.
   «Будем строить мужиков». Игнатьев хлопнул рукой по столу.
   – Ты ведь знаешь, Борис, монтировать оборудование можно только после окончания рабочего дня с восьми часов вечера до утра, а вы за два дня не справились, значит, поработать еще придется в ночную смену. А относительно привидений… Может, ты пил, а, Борис?
   – Клянусь, Егорыч, я ведь в рот не беру. Нельзя мне сейчас. Зашитый я. Ты вот хоть у Вадима спроси.
   Илларион вопросительно взглянул на Козулина. Тот пожал плечами.
   – Не, не пили мы, Илларион, даже пива не пили. Торопились очень, вкалывали и все равно не успели. И я там тоже ночевать не останусь. Мы ведь с охраной поговорили, а мужики-то нам такого порассказали, волосы – дыбом.
   – И что же такое они вам порассказали, интересно?
   – Они там по сменам дежурят, по двое человек в смену. И каждую ночь не спят, потому как в середине ночи слышат громкие, отчетливые звуки, будто ходит кто-то на втором этаже. И двери хлопают и хлопают. Они наверх-то поднимаются, а там – никого и тишина.
   – Ну да, и мертвые с косами стоят. – Илларион покачал головой. – Так, ладно, мужики. Сегодня надо кровь из носу все доделать, сроки все вышли. Как хотите, а закончить надо сегодня.
   – Так мы что, мы закончим сегодня, Егорыч, ты даже в голову не бери. Остались-то пустяки. Успеем до ночи. Ночевать там не будем. Ну, пойдем мы, Егорыч. Есть указания?
   – Отзвонитесь мне, мужики, обязательно. Все, свободны.
   «В Англии официально зарегистрированы двадцать пять тысяч привидений», – вспомнил Илларион английскую газету «Ивнинг ньюс». А что? В этой мыслишке что-то есть.
   Он помассировал затылок, со смаком потянулся и крикнул в сторону двери:
   – Лерусик, зайди ко мне, разговор есть.
   Валерия с достоинством впорхнула к Иллариону.
   – Вызывали?
   – Да, Валерик. Присаживайся.
   «Ой как ласково запел. Видно, грядет что-нибудь важное».
   Валерия опустилась в кресло, следя за изяществом каждого своего движения.
   По телеку как-то транслировали передачу, посвященную правилам этикета. Слово показалось ей знакомым и интригующим. Э-ти-кет.
   В передаче показывали утонченных и истощенных красавиц, в каждом жесте которых сквозила принадлежность к дворянскому, а может, даже к царскому роду.
   Между делом знатные особы учили аудиторию красиво садиться. Спина прямая, подбородок кверху. Глаза устремлены на визави. Валерия не отвлекалась ни на минуту. Она фиксировала каждую деталь.
   «Пригодится. Непременно пригодится. А тренироваться можно перед шефом. Демонстрировать, так сказать, аристократические манеры. То-то он изумится!
   Спина прямая, подбородок задрать, ноги вместе, и глаза – в глаза».
   Пока она грациозно «планировала» в кресло, Игнатьев пристального взора Огурцовой не выдержал и принялся внимательно изучать свой телефон.
   Плевал он на роковые манеры Валерии Огурцовой. Совсем обнаглела.
   Игнатьев гипнотизировал телефон. И его гипноз сработал. Телефон требовательно зазвонил.
   – Игнатьев, слушаю. А, тетушка! Добрый день, родная моя. Как жизнь? Что? Ограбили? Повторно? Все, я обязательно приеду. Прямо сейчас. Диктуйте адрес. Да, если пробок нет, то я через двадцать минут буду. Не волнуйся, тетя Вася.
   Он вскочил, схватил со стола сигареты, заметался по кабинету и резко остановился рядом с Валерией.
   – Так, мне надо отъехать. Лерусик, я с тобой позже побеседую. Ты тут за порядком проследи.
   – А почему тетя и вдруг Вася? – не выдержала Лера.
   – У моей тетушки редкое имя, Василиса Аркадьевна. Сокращенно Вася. Ей семьдесят семь лет, и я ее внучатый племянник, – отмахнулся Игнатьев и выскочил из кабинета.
   «Внучатый племянник. Это как?»
   Валерия сморщила лоб, пытаясь сообразить степень родства.
   «Мудрено очень. Заботливый. Какую-то престарелую тетку ограбили, а он мчится помогать. Душка».
   Игнатьев выбежал из бизнес-центра и завел мотор. Через двадцать пять минут, хамски подрезая по пути все подряд автомобили, он припарковался на платной стоянке у крупного супермаркета. Оставив машину, он не торопясь направился к дому Городницкой Василисы Аркадьевны.
   Двенадцатиэтажный дом эпохи семидесятых выглядел на все свои кровные тридцать с хвостиком лет. Немного облезлый и печальный.
   Илларион позвонил по домофону. В ответ немедленно раздался одобрительный прерывистый сигнал.
   «Вася у двери караулит?» – усмехнулся Илларион.
   На табло домофона красными буковками высветилось – «GO!». С восклицательным знаком.
   Отлично. Превосходно. Послали меня. Идите, мол, своей дорогой, дорогой товарищ.
   Илларион криво улыбнулся.
   «Go» в переводе с английского языка означает идти, в смысле уходить, а не в смысле заходите сюда.
   Ну кого волнуют такие мелочи? Россия – страна большая, девяносто процентов населения плохо ориентируются не только в русском языке. А про английский и подумать страшно.
   Он зашел в квартиру и обнял аристократичную старушку.
   – Тетя Вася, я приехал.
   – Заходи, Гошенька, заходи.
   Имя «Илларион» давалось ей с трудом. Странное имя, трудное. Неласковое. Запоминается с трудом. Гошенька – гораздо лучше.
   Папашу Иллариона величали Егором. Егор Иванович с первой женой расстался полюбовно и сына наградил звучным именем. А тетушка Василиса Аркадьевна Городницкая Егора Ивановича обожала и Иллариона звала Гошенькой, в память об отце Игнатьева Егоре.
   Василиса Аркадьевна расцеловала его в обе щеки.
   Она провела Иллариона в гостиную, обклеенную мрачными сине-зелеными обоями. Тетушка зачитывалась мемуарами князя Феликса Юсупова. Она приходила от них в восторг и в знак приязни оклеила стены синими обоями.
   В своей книге князь Юсупов утверждал, что моду на синие стены выдумал именно он. Данный колор, если верить князю, моментально стал страшно популярным в Европе.
   На стенах красовались картины в тяжелых позолоченных рамах. По утверждению тетушки – оригиналы.
   «Я подделок не люблю и дурной вкус осуждаю. Все эти картины мне дарили сами художники, внизу есть авторская роспись», – гордо заявляла она обычно.
   Картины разнообразием не отличались. Два натюрморта. Один пейзаж. И портреты хозяйки дома. В анфас и профиль. В шапочке и без.
   – Ну, слава богу, картины не тронули, – заметил Илларион и прищурился.
   – Сказывается дурновкусие, Гошенька. Плебеи.
   Василиса Аркадьевна обладала цепкой памятью, высоким интеллектом и ясным разумом.
   У каждого человека есть свои пристрастия. У Городницкой такими пристрастиями были живопись и Илларион Игнатьев. Она жалела и любила Гошеньку. Виделись они крайне редко. Гошенька навещал тетушку только в исключительных случаях.
   Тетушка Василиса Аркадьевна отличалась строптивым и неугомонным нравом.
   Ровно полгода назад она решительно продала свою огромную четырехкомнатную квартиру на Ленинском проспекте и перебралась, по ее выражению, поближе к природе, в трехкомнатную квартиру на окраине Москвы, рядом с лесопарковой зоной.
   В тяжелое время переезда Игнатьев благополучно пропал из поля зрения тетушки. У него образовалась срочная и не терпящая никаких отлагательств работа.
   «Полный аншлаг, тетя Вася, вздохнуть некогда», жаловался он тетушке по телефону. И тетушка обошлась своими силами.
   Наняла команду грузчиков, заручилась поддержкой старинной приятельницы Зиночки, немного всплакнула и переехала.
   Илларионушку-Гошеньку она обожала. Как сильно он хотел помочь, но обстоятельства помешали! Милый, добрый мальчик. Отзывчивый. Обаятельный.
   Единственное, что по-настоящему беспокоило ее в жизни внучатого племянника, это отсутствие жены.
   Свою тревогу она выражала крайне деликатно.
   При редких встречах она беспокойно спрашивала: «Что нового, Гошенька»? – Пауза и проникновенный взгляд.
   «Тетя Вася, я все еще холост. В поиске». – Илларион предпочитал отвечать кратко.
   «Оставим эту тему, я вижу, что она тебе неприятна», – быстро закругляла беседу тетя.
   Василиса Аркадьевна усадила внучатого племянника за круглый стол в гостиной и захлопотала. Она расставила чайный сервиз, выложила в замысловатые вазочки крыжовенное варенье и разлила чай.
   – Не суетись, тетя Вася, лучше расскажи, что произошло.
   Василиса Аркадьевна Городницкая ловко поправила седые локоны и с умилением взглянула на Иллариона.
   – Ужасная история, Гошенька. Ты ведь знаешь, что по четвергам я хожу на прием к зубному врачу, он пытается вылечить мой пародонтоз, и так каждую неделю. А по понедельникам навещаю Ларису, она укладывает мои волосы и делает меня немного моложе. – Городницкая кокетливо улыбнулась.
   – Да, тетя, я знаю.
   – Сегодня у нас понедельник. В прошлый четверг я, как всегда, ушла в поликлинику. Вернулась, а дверь нараспашку. Меня ограбили, Гошенька! – Тетушка театрально заломила руки и замолчала.
   – Действительно, ужасная история. Что же украли? – Игнатьев покосился на стены. Все картины были на месте.
   – Ты не поверишь. Это какое-то необычное ограбление. Загадка. Воры забрали мои тапочки. Скажи, на милость, зачем кому-то чужие тапочки? А картины не тронули.
   – И все? У вас украли только тапочки? – делано изумился Игнатьев.
   – Нет, конечно, нет. Вынесли телевизор, микроволновую печь, магнитофон, ружье Николаши, царство ему небесное. Именное ружье. Красивое. Да, еще четыре бутылки шампанского, зарядное устройство от мобильного телефона, выкрутили лампочки и вдобавок украли средство для мытья посуды и зубную электрическую щетку.
   – Средство для мытья посуды и зубная щетка?
   – Да, «Фэйри». У меня в голове этот факт не укладывается.
   – А зарядник, зубная щетка и лампочки укладываются? А мобильник не взяли?
   – Видишь ли, Гошенька, мобильный телефон я ношу с собой. На всякий случай. Что происходит, ума не приложу.
   – Полная фигня. О, пардон, тетя. Шмотки, в смысле вещи, взяли? – Илларион подлил себе заварки.
   – Нет, ничего не тронули.
   Илларион вскочил из-за стола и зашагал кругами.
   – Ерунда, абракадабра. На кой черт вывинтили и унесли лампочки, тапочки? Неужели бомжи поработали?
   – Милиция сначала тоже так решила. А у меня и предположений никаких нет.
   – Тетя, а вы милицию все-таки вызвали? – спохватился Илларион.
   – Да, сразу же. Они составили протокол, подсчитали сумму ущерба и уехали. Посоветовали мне поменять замок на двери. Очень спешили. Говорят, дел много. Я, разумеется, вызвала слесаря. Он мне все поменял.
   Илларион помотал головой и попросил разрешения закурить.
   «Черт знает что. Трагикомедия. Фарс. Главное, палку не перегнуть. Побольше сочувствия. Поэнергичнее».
   – А деньги? Они украли деньги?
   – Гошенька, милый, денег в доме нет. Совершенно. – Тетушка закатила глаза и развела руками.
   – Тетя Вася, но я вас, честно говоря, плохо понимаю. Если все это произошло в четверг, то почему вы сказали мне по телефону, что вас ограбили сегодня? – спросил Илларион.
   – Потому что сегодня меня ограбили повторно. Вероятно, ворам что-то очень понравилось, и они вернулись сюда, чтобы довести дело до конца. Ха-ха. – Василиса Аркадьевна демонстрировала неувядающий оптимизм.
   – Тетя!
   – Ах да, я забыла! – Василиса Аркадьевна лукаво улыбалась. – Самое смешное, что когда милиция собралась уезжать, то они зашли к дворнику, чтобы допросить его. Направились сразу в чулан, где он держит лопату, метлу и все самое необходимое для своей работы. А в чулане этом лежит огромный пакет, набитый вещами, украденными из моей квартиры. Телевизор, зарядник, ружье. Но вот всего остального нет.
   – Минуточку, я запутался, это когда произошло?
   – В четверг, милый. Три дня назад. Мне вернули телевизор, ружье и зарядник. А сегодня меня ограбили второй раз. И на этот раз я навсегда лишилась телевизора и зарядника.
   – А ружьишко? – полюбопытствовал Игнатьев.
   – Ружье я отвезла еще в четверг к Зиночке на дачу. У них круглый год кто-нибудь живет там. Зиночке я полностью доверяю. Да и дачи наши рядом.
   Василиса Аркадьевна загрустила.
   Илларион молчал и хмурился.
   – А сегодня милицию вызывали?
   – О, да. Они приехали с собакой, милое животное взяло след. Собака буквально рвалась с поводка. Милиционеры убежали вместе с собакой. И вот их нет. Я в полном одиночестве. Переживаю. Гошенька, что делать?
   Классический вопрос.
   Илларион отличался сообразительностью. Встрепенулся и моментально ответил:
   – Тетя Вася, я вас сегодня же увезу на дачу к Зиночке. Весна, воздух, лес! Что в городе делать? Вам необходимо отдохнуть. А я присмотрю за вашей квартирой. И побеседую с милицией.
   – Гошенька, милый, холодно еще. Рановато на дачу уезжать. Но что ты думаешь об этих ограблениях?
   – Думаю, что бомжи. Первый этаж, соблазнительно для них. – Игнатьев пожал плечами. – Я за всем пригляжу, тетя Вася, не волнуйтесь. Собирайтесь потихоньку, я на дачу вас отвезу. Обогреватель возьмем, не замерзнете. Если вы будете жить на даче, то и мне, и вам будет спокойнее.
   – Гошенька, а как же зарядник?
   – Купим зарядник по пути.
 
   Мария Сергеева задумчиво смотрела в окно. Сияло солнце, и первое по-настоящему летнее тепло заставляло радоваться всю окрестную зелень и живность. А в душе пели птички.
   Мария прикидывала, какие еще модели, кроме уже отобранных в коллекцию, она сможет представить на выставке во Франции. О Париж, о Ницца! К птичкам присоединились звонкие колокольчики. Вот он, настоящий успех.
   Но скольких усилий и затрат он стоил? Да, без труда не вынешь и рыбку из пруда. При этом, конечно, иногда бывает очень весело.
   Мария вспомнила, как две недели назад она заполняла анкету в рекламном агентстве, которое занималось тем, что продвигало студию Сергеевой во Франции.
   Ей ужасно хотелось принять участие в международном вернисаже в Ницце. И чтобы попасть в число приглашенных, пришлось обратиться в дорогое рекламное агентство, которое гарантировало Машке попадание в этот заветный список. Денег было истрачено немало. Нервов тоже.
   Вся эта сложная суета требовала неимоверных усилий как со стороны самого агентства, так и со стороны жаждущей принять участие в вернисаже в Ницце.
   Три месяца Мария жила в подвешенном состоянии, затем ситуация стала проясняться – приглашение она все-таки получит. После длительных электронных и телефонных переговоров было наконец подписано предварительное соглашение. Оставались разные мелкие согласования. Но, как выяснилось чуть позже, еще не все нюансы были оговорены.
   Марию вызвали в рекламное агентство и предложили заполнить специальную анкету. Машка растерялась, но тут же подавила в себе страх и отважно принялась за дело.
   Слава богу, что анкета была на английском, а не на французском языке. Это значительно упрощало все дело. Хотя упрощало не до конца.
   Дело в том, что иностранными языками Мария не владела. «Сколькими языками владеете? Тремьюми?» – «Да, примерно так».
   Английский язык она, конечно, понимает и в исключительном случае может даже объясниться. Что это должен быть за случай, Машка так и не смогла придумать.
   Она решила не усложнять и по каждому пункту советоваться с директором рекламного агентства – Димой, который был кровно заинтересован в таком заказчике, как Мария.
   Он принимал ее лично в своем офисе и производил впечатление интеллигента, умницы и полиглота как минимум. Очки в тонкой металлической оправе, ухоженная борода и обаятельная улыбка.
   – Так, это понятно, имя, фамилия, это я могу, – радовалась Мария. – Дим, а вот написано «джендер», это что, надо подчеркивать? – Машкины брови насупились.
   – Мария Юрьевна, это слово означает пол человека: женский или мужской, вы нужное отметьте. Вам подсказать?
   – Ну и сволочь вы, Димочка. Нет, подсказывать не надо, «вумен» я знаю, – самоуверенно ответила Машка и продолжила исследование анкеты. Наступила тишина. Мария внимательно вчитывалась в иностранный текст, шевелила губами и молча ставила галочки.
   «Так, а вот следующий пункт – „адюлт“. Ну, это мне понятно», – радостно подумала Машка. И размашисто подчеркнула «ноу».
   «Конечно, „нет“, и только „нет“, никаких адюльтеров за границей, я же работать еду, а не романы крутить. Вот любознательные иностранцы!»
   Так потихоньку Мария добралась до последнего пункта анкеты и облегченно выдохнула:
   – Все, все заполнила. Дим, возьми, проверь. – и Машка протянула Дмитрию свою анкету.
   Он быстро просмотрел результаты напряженной работы Марии и вздохнул.
   – Надо переписать, Мария Юрьевна.
   – Это почему? – насторожилась Сергеева.
   Дмитрий пожал мощными плечами и ухмыльнулся.
   – Да у вас тут ошибочка. «Адюлт» переводится как «взрослый человек», и соответственно надо было отметить – «да», а вы отметили – «нет». Следовательно, вы – несовершеннолетняя гражданка и…
   – Господи, а я была уверена, что речь об адюльтере. – Бешеный хохот Машки заразил и рекламщика.
   Анкета была заполнена повторно и уже без ошибок. Дмитрий собрал все бумаги в папку и обратился к Сергеевой:
   – Вот теперь все в порядке. А вы, Мария Юрьевна, не расстраивайтесь.
   По пути в свою студию она пришла к выводу, что времени на лингвистику у нее нет совсем.
   «Нет времени совершенно. Ничего, прорвемся. Как-нибудь. Существуют же в конце концов, переводчики-синхронисты. У каждого свой хлеб. Сейчас задача номер один – это вернисаж».
   Сергеева ошибок не боялась. Как не боялась и смелых цветовых решений. Она экспериментировала ярко и с большой выдумкой. Ее ателье моды пользовалось в Москве среди определенной группы лиц бешеным успехом. Машка рассчитывала на то, что границы этой группы со временем расширятся до самых отдаленных горизонтов. Так все и происходило. Каждый следующий год был удачнее предыдущего.
   Сам офис располагался в престижном бизнес-центре. Стены, пол и потолок были окрашены в цвет сливок. Веяния «фэн-шуй» были строго учтены и внедрены в интерьер офиса. Замкнутость, открытость и закругленность пространства – там, где необходимо. Отрицательная энергия вычеркивается, а положительная приветствуется.
   Светлый дубовый паркет блестел. Минимум мебели и максимум воздуха. Элегантность и высокий стиль. Дизайн ее офиса полностью соответствовал вкусу Сергеевой и современным требованиям.
   Она не столько моделировала одежду, сколько определяла заказчикам их стиль. Иногда он был строг и прост. А иногда – вызывающе ярок. Все зависело от самого человека.
   Как правило, клиентами Маши были женщины, и с ними она справлялась легко, впрочем, как и с мужчинами. Мария чувствовала людей на каком-то подсознательном уровне. Она мгновенно определяла для себя, кто, что и как сможет надеть и насколько комфортно будет человеку в данном стиле. Машка практически не ошибалась, ее заказчики всегда оставались довольны ее предложениями.
   Красивая, темноволосая, еще вполне молодая дама примеряла строгий офисный вариант костюма. И недовольно хмурила брови.
   – Вам, Алина, я могу предложить немного оживить свой стиль. Давайте попробуем завязать голубой платочек на шее. И я вас уверяю, что этот платочек придаст вам некий кокетливый заряд и весьма оживит весь ансамбль. – Марья внимательно осмотрела клиентку в строгой черной юбке и черном пиджаке.
   Наверное, бухгалтер. Невыносимо уныло и совершенно печально. Какая красивая женщина, но костюм…
   – Кофе не желаете? – секретарша подобострастно улыбалась.
   – Пожалуй, да. Черный, пожалуйста. – Заказчица пребывала в задумчивости.
   Секретарша подошла к кофеварке, поколдовала немного и налила в крошечную, изящную чашечку ароматный напиток, затем аккуратно пристроила чашечку на поднос и, щеголяя на высоченных шпильках, прошествовала к кофейному столику.
   Алина помешала ложкой в чашке и, оттопырив мизинец, поднесла чашку ко рту. Она исполняла роль аристократки в гостях у не столь породистой аудитории. Королева и ее подданные.
   Мария скрестила руки в ожидании окончания сцены.
   Выпив крепкий кофе, Алина удовлетворенно откинулась на спинку дивана и капризно заявила.