Страница:
Александр Ермолаев, Людмила Князева
Федор Александрович Васильев. Жизнь и творчество
Вступление
Произведения великого русского художника Федора Александровича Васильева пользуются большой и заслуженной любовью нашего народа, но в искусствоведческой науке до настоящего времени его творчество еще не получило полной и исчерпывающей оценки.
Цель нашей работы – показать значение творчества Федора Васильева для русской художественной культуры и доказать, что его необходимо продолжать изучать.
До сих пор еще не собраны полностью сведения о произведениях Васильева. Первой попыткой в этом направлении является список произведений Васильева, приложенный Федоровым-Давыдовым к изданию «Писем» Васильева.[1] Однако, список этот дает более или менее полные сведения о наличии произведений Васильева только в Третьяковской галерее и в Русском музее, но очень неполно представляет музеи других городов России.
Несмотря на то, что Васильев прожил всего 23 года, составить его биографию довольно проблематично, поскольку сведения, представленные его современниками, зачастую весьма противоречивы. Почти каждое из них требует тщательной проверки и документального подтверждения.
Еще большую трудность представляет собой его творческая биография. Лишь незначительная часть работ Васильева датирована им самим, многие недописанные работы засвидетельствованы людьми, лично его знавшими: Крамским, Репиным, Шишкиным, причем большинство таких свидетельств сделано без указания времени исполнения работы; некоторая часть засвидетельствована и датирована собирателями. Трудность исследования усугубляется еще и тем, что значительная часть датировок вызывает сомнения, часть же из них несомненно ошибочна. Дело в том, что сам Васильев часто датировал свои работы при их продаже, причем делал это иногда, забывая точную дату, а иногда, со свойственным ему мальчишеством, сознательно датировал их более ранним временем.
Люди, знавшие Васильева, например Репин, датировали его работы много лет спустя, и, естественно, могли допустить ошибки. Что же касается датировок собирателей, то зачастую они бывают приблизительными или не точными.
Таким образом, абсолютно достоверными могут считаться только те датировки капитальных работ Васильева, которые подтверждены документальными данными.
Отсюда понятен усиленный интерес к биографии Васильева, так как без нее невозможна хотя бы приблизительная хронологическая расстановка его произведений.
В историографии изучения творчества Ф. Васильева начало положено в высказывании его современников.
Его творчество с момента первых его твердых шагов в искусстве, рассматривалось, как творчество верного единомышленника и соратника. Отношение к нему нашло выражение в письмах, критических и публицистических статьях почти всех видных деятелей искусства 70-х гг. С глубоким уважением, и даже преклонением, вспоминали о нем М. Антокольский[2] и И. Шишкин[3]. Громадный интерес к творчеству Васильева проявил П. Третьяков, Высокой оценки удостоил творчество Васильева и В. Стасов. В некрологе, посвященном Васильеву, Стасов писал: «Этот художник в короткое время стал на значительную высоту в ряду товарищей по искусству и был одною из лучших надежд нашей отечественной школы».[4] В ряде других статей и писем Стасова прослеживается тот же взгляд на Васильева, как на одного из лучших представителей русского изобразительного искусства. Но, к сожалению, все эти высказывания сводятся к кратким, совершенно не раскрывающимся, утверждениям.
Очень интересны высказывания Репина. В статье Репина[5] «Бурлаки на Волге» с большой теплотой обрисован поэтический вдохновенный облик Васильева, Он очень красочно и убедительно раскрыт, как человек, как одаренная и сложная натура, но деятельность Васильева как художника затрагивается только вскользь.
Письма и статьи И. Крамского, посвященные Васильеву, характеризуют этого художника более или менее полно – и как человека, и как художника, Это уже не просто отдельные высказывания, а общая характеристика, убедительные выводы, основанные на критическом разборе определенных произведений. Характеристика, данная Васильеву Крамским: – «Ему было суждено внести в русский пейзаж то, чего последнему недоставало и недостает: поэзии при натуральности исполнения»[6] – стала классической и непременно приходит на ум, при всяком ВОСПОМИНАНИИ о Васильеве.
Определяя подобным образом значение творчества Васильева, Крамской разбирает причины, которые позволили ему подняться так высоко, и в качестве главной выдвигает глубокое изучение натуры Васильевым «спускающееся в самую суть предмета»[7]. Эта глубина проникновения в предмет сочеталась с необычайным поэтическим чувством. Очень ценно высказывание Крамского о самобытности творчества Васильева и превосходства произведений Васильева в смысле правдивости и глубины настроения над современными ему пейзажами художников Западноевропейских школ. Ценность этого замечания не умаляется тем, что оно единично и сделано вскользь, т.к. в сопоставлении с другими высказываниями общего характера оно дает довольно полную картину. Особый интерес представляют обстоятельные разборы двух больших картин Васильева («Мокрый луг», «В Крымских горах»), где главным достоинством признается их образность и поэтичность. По своей глубине, доходчивости и убедительности они могут служить образцами критического разбора картины.
Однако, несмотря не несомненный интерес и верность общих характеристик, разбор творчества Васильева Крамским, не затрагивает ряда очень важных вопросов. В частности, И. Крамской не ставит вопроса об истоках творчества Васильева, не рассматривает его творчество в его развитии. Ряд вопросов освещен Крамским несколько субъективно и не вполне оправданно. В частности, противопоставление Крамским творческого метода Васильева и Шишкина не вполне оправдано. Однако, несмотря на все эта недочеты, оценка Крамского остается высшей точкой в оценке творчества Васильева.
После смерти Васильева интерес к его творчеству не ослабевает. Ни одна работа общего характера об истории русского искусства второй половина XIX в. не обходится без упоминания о Васильеве. (Н. Собко, А. Новицкий, А. Бeнуa, И. Грабарь, и др.)[8]
Свидетельством неослабного интереса к Васильеву была публикация В. Стасовым в 1889 – 1890 гг. писем Васильева и сопутствующее письмам предисловие Стасова с пространными выдержками из отзывов Крамского, который очень высоко оценивал значение творчества Васильева.
Примерно на той же позиции, что и И. Крамской, стоит А. Новицкий, дающий в своей книге «Передвижники, их влияние на развитие русского искусства» высокую оценку наследия Васильева.[9] Следует отметить статью Е. Михеева «Ф.А. Васильев. Биографический этюд», которая интересна для нас тем, что автор ее впервые обращается к разбору богатевшего наследия рисунков Васильева.[10] Содержательна и последовательна статья Чуйко, писавшего под псевдонимом «Дилетант» в «Художественном обозрении» за 1880 г., который подробно анализирует творчество Ф. Васильева, считая, однако, что талантливость его осталась как бы «в зачатке», была не до конца раскрытой и могла бы раскрыться в будущем.[11]
Следующий этап в историографии творчества Васильева относится к девятисотым годам 20-го столетия.
Статья М. Далькевича «Ф. Васильев и его значение в развитии русского пейзажа», напечатанная в 1901 г[12]., являет собой типичный образец работы сторонников «Искусства для искусства»
Кульминационной точкой а развитии непривычных взглядов на характер значение творчества Васильева явилось выступление идеолога «Мира искусства» А. Бенуа.[13]
Из частных вопросов, затрагиваемых Бенуа, необходимо отметить чрезмерно «раздутое» им положение о зависимости 4 «Дюссельдорфской школы» в русском пейзажном искусстве и, якобы, доминирующем влиянии этой школы на Ф. Васильева. От этого неверного положения не смогли отказаться в последсвии и некоторые современные искусствоведы, в частности, А. Федоров-Давыдов.
Свидетельством большого интереса, проявляемого современным искусствоведением к творчеству Ф. Васильева, было издание писем Васильева с сопутствующей им статьей А. Федорова-Давыдова. К книге бил приложен список живописных произведений Васильева, явившийся первой попыткой в направлении создания полного каталога его картин.[14]
Это представляет большую ценность работы, не смотря на всю ее неполноту, как собравшей сведения о произведениях Васильева в основном в Петербурге и Москве, но не охватившей сведения о картинах Васильева, хранящихся во многих музеях других городов России. Большой интерес представляет также библиография о Васильеве.
Подготовка писем к печати при участии ряда сотрудников была проведена на подлинно научной основе. Продолжением исследования творчества Ф. Васильева явилась монография А. Федорова-Давыдова «Федор Васильев».[15] Из работ, посвященных Васильеву, наиболее значительной в смысле верности общей оценки и наиболее содержательной по использованному фактическому материалу, является монография Ф.С. Мальцевой «Федор Васильев»[16]. В этой работе содержится ряд ценных установок, например реалистическая основа творчества Васильева, внимательное наблюдение и изучение Васильевым натуры, его упорная работа в процессе создания картины; правильно расценено значение волжской поездки в формирования творческого лица художника, верно дана высокая оценка крымскому периоду деятельности выдающегося художника.
Значительной в истории вопроса изучения творчества Ф. Васильева является монография Ю. Дюженко «Ф. А. Васильев».[17] В этой работе дана расширенная каталогизация картин Ф. Васильева, хранящихся не только в Петербурге и Москве, но и в музеях других городов России, а также, по сравнению с другими работами, дана наиболее полная библиография.
Перейдем к анализу творческого наследия Федора Васильева.
Какими же документами, дающими фактический материал о Васильеве, мы располагаем? – Во-первых, это материалы Общества Поощрения Художеств, хранящиеся в Центральном Государственном Архиве Ленинградской области[18]. Эти материалы дают очень интересные сведения о Рисовальной школе ОПХ и отчеты комитета ОПХ. Многие из этих материалов не были использованы в работах, посвященных Васильеву. Очень ценные сведения об отношении Васильева к Академии Художеств дают архивные материалы фонда Академии Художеств, хранящиеся в Центральном Государственном Историческом Архиве Санкт-Петербурга.[19] Большая часть из этих документов была опубликована А. Федоровым-Давыдовым в 1937-м году.[20]
Основные сведения о биографии Васильева дает нам его переписка с Крамским, с родственниками, с Шишкиным, Третьяковым, Григоровичем и другими. Большая часть писем Васильева опубликована; были также опубликованы письма Крамского к Васильеву. Оригиналы большей части писем Ф. Васильева хранятся в Государственной Публичной Библиотеке Санкт-Петербурга (архивный отдел). Там же хранятся письма И. Крамского к Ф. Васильеву.
Письма корреспондентов Васильева не были опубликованы и почти совсем не были использованы, хотя содержат очень интересные сведения. Письма эти, также как и переписка многих других лиц с Васильевым, рассеяны по архивам Москвы и Санкт-Петербурга.[21]
К документальным данным следует причислить статьи и воспоминания людей, лично знавших Ф. Васильева. Сведения, сообщенные И. Крамским, отличаются непогрешимой точностью и, поэтому, могут приниматься за основу в анализе документального материала.
Цель нашей работы – показать значение творчества Федора Васильева для русской художественной культуры и доказать, что его необходимо продолжать изучать.
До сих пор еще не собраны полностью сведения о произведениях Васильева. Первой попыткой в этом направлении является список произведений Васильева, приложенный Федоровым-Давыдовым к изданию «Писем» Васильева.[1] Однако, список этот дает более или менее полные сведения о наличии произведений Васильева только в Третьяковской галерее и в Русском музее, но очень неполно представляет музеи других городов России.
Несмотря на то, что Васильев прожил всего 23 года, составить его биографию довольно проблематично, поскольку сведения, представленные его современниками, зачастую весьма противоречивы. Почти каждое из них требует тщательной проверки и документального подтверждения.
Еще большую трудность представляет собой его творческая биография. Лишь незначительная часть работ Васильева датирована им самим, многие недописанные работы засвидетельствованы людьми, лично его знавшими: Крамским, Репиным, Шишкиным, причем большинство таких свидетельств сделано без указания времени исполнения работы; некоторая часть засвидетельствована и датирована собирателями. Трудность исследования усугубляется еще и тем, что значительная часть датировок вызывает сомнения, часть же из них несомненно ошибочна. Дело в том, что сам Васильев часто датировал свои работы при их продаже, причем делал это иногда, забывая точную дату, а иногда, со свойственным ему мальчишеством, сознательно датировал их более ранним временем.
Люди, знавшие Васильева, например Репин, датировали его работы много лет спустя, и, естественно, могли допустить ошибки. Что же касается датировок собирателей, то зачастую они бывают приблизительными или не точными.
Таким образом, абсолютно достоверными могут считаться только те датировки капитальных работ Васильева, которые подтверждены документальными данными.
Отсюда понятен усиленный интерес к биографии Васильева, так как без нее невозможна хотя бы приблизительная хронологическая расстановка его произведений.
В историографии изучения творчества Ф. Васильева начало положено в высказывании его современников.
Его творчество с момента первых его твердых шагов в искусстве, рассматривалось, как творчество верного единомышленника и соратника. Отношение к нему нашло выражение в письмах, критических и публицистических статьях почти всех видных деятелей искусства 70-х гг. С глубоким уважением, и даже преклонением, вспоминали о нем М. Антокольский[2] и И. Шишкин[3]. Громадный интерес к творчеству Васильева проявил П. Третьяков, Высокой оценки удостоил творчество Васильева и В. Стасов. В некрологе, посвященном Васильеву, Стасов писал: «Этот художник в короткое время стал на значительную высоту в ряду товарищей по искусству и был одною из лучших надежд нашей отечественной школы».[4] В ряде других статей и писем Стасова прослеживается тот же взгляд на Васильева, как на одного из лучших представителей русского изобразительного искусства. Но, к сожалению, все эти высказывания сводятся к кратким, совершенно не раскрывающимся, утверждениям.
Очень интересны высказывания Репина. В статье Репина[5] «Бурлаки на Волге» с большой теплотой обрисован поэтический вдохновенный облик Васильева, Он очень красочно и убедительно раскрыт, как человек, как одаренная и сложная натура, но деятельность Васильева как художника затрагивается только вскользь.
Письма и статьи И. Крамского, посвященные Васильеву, характеризуют этого художника более или менее полно – и как человека, и как художника, Это уже не просто отдельные высказывания, а общая характеристика, убедительные выводы, основанные на критическом разборе определенных произведений. Характеристика, данная Васильеву Крамским: – «Ему было суждено внести в русский пейзаж то, чего последнему недоставало и недостает: поэзии при натуральности исполнения»[6] – стала классической и непременно приходит на ум, при всяком ВОСПОМИНАНИИ о Васильеве.
Определяя подобным образом значение творчества Васильева, Крамской разбирает причины, которые позволили ему подняться так высоко, и в качестве главной выдвигает глубокое изучение натуры Васильевым «спускающееся в самую суть предмета»[7]. Эта глубина проникновения в предмет сочеталась с необычайным поэтическим чувством. Очень ценно высказывание Крамского о самобытности творчества Васильева и превосходства произведений Васильева в смысле правдивости и глубины настроения над современными ему пейзажами художников Западноевропейских школ. Ценность этого замечания не умаляется тем, что оно единично и сделано вскользь, т.к. в сопоставлении с другими высказываниями общего характера оно дает довольно полную картину. Особый интерес представляют обстоятельные разборы двух больших картин Васильева («Мокрый луг», «В Крымских горах»), где главным достоинством признается их образность и поэтичность. По своей глубине, доходчивости и убедительности они могут служить образцами критического разбора картины.
Однако, несмотря не несомненный интерес и верность общих характеристик, разбор творчества Васильева Крамским, не затрагивает ряда очень важных вопросов. В частности, И. Крамской не ставит вопроса об истоках творчества Васильева, не рассматривает его творчество в его развитии. Ряд вопросов освещен Крамским несколько субъективно и не вполне оправданно. В частности, противопоставление Крамским творческого метода Васильева и Шишкина не вполне оправдано. Однако, несмотря на все эта недочеты, оценка Крамского остается высшей точкой в оценке творчества Васильева.
После смерти Васильева интерес к его творчеству не ослабевает. Ни одна работа общего характера об истории русского искусства второй половина XIX в. не обходится без упоминания о Васильеве. (Н. Собко, А. Новицкий, А. Бeнуa, И. Грабарь, и др.)[8]
Свидетельством неослабного интереса к Васильеву была публикация В. Стасовым в 1889 – 1890 гг. писем Васильева и сопутствующее письмам предисловие Стасова с пространными выдержками из отзывов Крамского, который очень высоко оценивал значение творчества Васильева.
Примерно на той же позиции, что и И. Крамской, стоит А. Новицкий, дающий в своей книге «Передвижники, их влияние на развитие русского искусства» высокую оценку наследия Васильева.[9] Следует отметить статью Е. Михеева «Ф.А. Васильев. Биографический этюд», которая интересна для нас тем, что автор ее впервые обращается к разбору богатевшего наследия рисунков Васильева.[10] Содержательна и последовательна статья Чуйко, писавшего под псевдонимом «Дилетант» в «Художественном обозрении» за 1880 г., который подробно анализирует творчество Ф. Васильева, считая, однако, что талантливость его осталась как бы «в зачатке», была не до конца раскрытой и могла бы раскрыться в будущем.[11]
Следующий этап в историографии творчества Васильева относится к девятисотым годам 20-го столетия.
Статья М. Далькевича «Ф. Васильев и его значение в развитии русского пейзажа», напечатанная в 1901 г[12]., являет собой типичный образец работы сторонников «Искусства для искусства»
Кульминационной точкой а развитии непривычных взглядов на характер значение творчества Васильева явилось выступление идеолога «Мира искусства» А. Бенуа.[13]
Из частных вопросов, затрагиваемых Бенуа, необходимо отметить чрезмерно «раздутое» им положение о зависимости 4 «Дюссельдорфской школы» в русском пейзажном искусстве и, якобы, доминирующем влиянии этой школы на Ф. Васильева. От этого неверного положения не смогли отказаться в последсвии и некоторые современные искусствоведы, в частности, А. Федоров-Давыдов.
Свидетельством большого интереса, проявляемого современным искусствоведением к творчеству Ф. Васильева, было издание писем Васильева с сопутствующей им статьей А. Федорова-Давыдова. К книге бил приложен список живописных произведений Васильева, явившийся первой попыткой в направлении создания полного каталога его картин.[14]
Это представляет большую ценность работы, не смотря на всю ее неполноту, как собравшей сведения о произведениях Васильева в основном в Петербурге и Москве, но не охватившей сведения о картинах Васильева, хранящихся во многих музеях других городов России. Большой интерес представляет также библиография о Васильеве.
Подготовка писем к печати при участии ряда сотрудников была проведена на подлинно научной основе. Продолжением исследования творчества Ф. Васильева явилась монография А. Федорова-Давыдова «Федор Васильев».[15] Из работ, посвященных Васильеву, наиболее значительной в смысле верности общей оценки и наиболее содержательной по использованному фактическому материалу, является монография Ф.С. Мальцевой «Федор Васильев»[16]. В этой работе содержится ряд ценных установок, например реалистическая основа творчества Васильева, внимательное наблюдение и изучение Васильевым натуры, его упорная работа в процессе создания картины; правильно расценено значение волжской поездки в формирования творческого лица художника, верно дана высокая оценка крымскому периоду деятельности выдающегося художника.
Значительной в истории вопроса изучения творчества Ф. Васильева является монография Ю. Дюженко «Ф. А. Васильев».[17] В этой работе дана расширенная каталогизация картин Ф. Васильева, хранящихся не только в Петербурге и Москве, но и в музеях других городов России, а также, по сравнению с другими работами, дана наиболее полная библиография.
Перейдем к анализу творческого наследия Федора Васильева.
Какими же документами, дающими фактический материал о Васильеве, мы располагаем? – Во-первых, это материалы Общества Поощрения Художеств, хранящиеся в Центральном Государственном Архиве Ленинградской области[18]. Эти материалы дают очень интересные сведения о Рисовальной школе ОПХ и отчеты комитета ОПХ. Многие из этих материалов не были использованы в работах, посвященных Васильеву. Очень ценные сведения об отношении Васильева к Академии Художеств дают архивные материалы фонда Академии Художеств, хранящиеся в Центральном Государственном Историческом Архиве Санкт-Петербурга.[19] Большая часть из этих документов была опубликована А. Федоровым-Давыдовым в 1937-м году.[20]
Основные сведения о биографии Васильева дает нам его переписка с Крамским, с родственниками, с Шишкиным, Третьяковым, Григоровичем и другими. Большая часть писем Васильева опубликована; были также опубликованы письма Крамского к Васильеву. Оригиналы большей части писем Ф. Васильева хранятся в Государственной Публичной Библиотеке Санкт-Петербурга (архивный отдел). Там же хранятся письма И. Крамского к Ф. Васильеву.
Письма корреспондентов Васильева не были опубликованы и почти совсем не были использованы, хотя содержат очень интересные сведения. Письма эти, также как и переписка многих других лиц с Васильевым, рассеяны по архивам Москвы и Санкт-Петербурга.[21]
К документальным данным следует причислить статьи и воспоминания людей, лично знавших Ф. Васильева. Сведения, сообщенные И. Крамским, отличаются непогрешимой точностью и, поэтому, могут приниматься за основу в анализе документального материала.
Глава 1. Формирование творчества Васильева
Федор Александрович Васильев родился 10 февраля 1850 года в Гатчине; вскоре после его рождения семья обосновывается в Петербурге. Скромный заработок главы семейства в чине мелкого почтового служащего не дает возможности безбедного существования, и Федор Васильев с 12 лет поступает на службу в петербургский почтамт. По воспоминаниям родственников, Васильев начал рисовать очень рано. К 13-ти годам он настолько втягивается в эти занятия рисованием, что начинает считать их своим действительным призванием, несмотря на авторитетное заявление об отсутствии у Васильева какого-либо таланта, сделанное литератором и художественным критиком П. Ковалевским, которому родные Федора Васильева показали его рисунки.
В 1863 году Васильев, вопреки советам родных, оставляет службу в почтамте и поступает учеником к академическому реставратору картин Н. Соколову, находившимся на службе в Академии Художеств, с тем, чтобы быть ближе к искусству.[22] В том же году он поступает в вечернюю рисовальную школу Общества Поощрения Художеств, и с этих пор начинается его серьезное занятие рисованием.
Ко времени поступления Васильева, школа претерпела серьезнейшие преобразования. В значительной степени были демократизованы условия приема, кардинально пересмотрена учебная программа и система преподавания.
В значительной мере был обновлен состав преподавателей. Так, например, в эти годы в качестве преподавателей в рисовальную школу были приглашены: Чистяков, Корзухин, Крамской. Эти преподаватели, будучи выразителями демократических тенденций и проповедниками реализма в искусстве, не могли не содействовать окончательному краху старой методики преподавания и внедрению реалистического метода. Благодаря им была упразднена практика рисования только с оригиналов. Решительно внедрялась практика рисования с натуры, практика внимательного, последовательного углубляющегося анализа форм. Об этом свидетельствует «Программа преподавания в школе, состоящей при Обществе Поощрения Художеств», содержащая следующие предметы:
а) рисование в 4-х последовательных классах,
б) черчение, и при оном вспомогательные науки в кратком изложении…
в) живопись акварелью,
г) живопись масляными красками,
д) скульптура и лепление из глины и воска,
е) гравюра на дереве,
ж) композиции орнаментов и различных предметов художественно – ремесленного производства»,
а также указание: … «Главное – заставлять учеников постоянно рисовать с натуры. Рисовальные оригиналы даются только для наглядного обучения правилам для тушовки и для окончательности рисунков»[23]
При всех этих обстоятельствах четыре года серьезной учебы в школе не могли не принести большой пользы талантливому человеку. Разумеется, не прошли они даром и для Васильева. А если учесть тот факт, что Васильев работал в мастерской реставратора и получил сведения о технике живописи, то можно понять, как еще до окончания рисовальной школы и до поездки на Валаам, он смог писать не только этюды, но и картины маслом, такого качества, что они могли уже предназначаться для продажи.[24] Понятны поэтому и те поразительно быстрые успехи, которые делал Ф. Васильев под руководством И. Шишкина на Валааме.
В 1863 году Васильев, вопреки советам родных, оставляет службу в почтамте и поступает учеником к академическому реставратору картин Н. Соколову, находившимся на службе в Академии Художеств, с тем, чтобы быть ближе к искусству.[22] В том же году он поступает в вечернюю рисовальную школу Общества Поощрения Художеств, и с этих пор начинается его серьезное занятие рисованием.
Ко времени поступления Васильева, школа претерпела серьезнейшие преобразования. В значительной степени были демократизованы условия приема, кардинально пересмотрена учебная программа и система преподавания.
В значительной мере был обновлен состав преподавателей. Так, например, в эти годы в качестве преподавателей в рисовальную школу были приглашены: Чистяков, Корзухин, Крамской. Эти преподаватели, будучи выразителями демократических тенденций и проповедниками реализма в искусстве, не могли не содействовать окончательному краху старой методики преподавания и внедрению реалистического метода. Благодаря им была упразднена практика рисования только с оригиналов. Решительно внедрялась практика рисования с натуры, практика внимательного, последовательного углубляющегося анализа форм. Об этом свидетельствует «Программа преподавания в школе, состоящей при Обществе Поощрения Художеств», содержащая следующие предметы:
а) рисование в 4-х последовательных классах,
б) черчение, и при оном вспомогательные науки в кратком изложении…
в) живопись акварелью,
г) живопись масляными красками,
д) скульптура и лепление из глины и воска,
е) гравюра на дереве,
ж) композиции орнаментов и различных предметов художественно – ремесленного производства»,
а также указание: … «Главное – заставлять учеников постоянно рисовать с натуры. Рисовальные оригиналы даются только для наглядного обучения правилам для тушовки и для окончательности рисунков»[23]
При всех этих обстоятельствах четыре года серьезной учебы в школе не могли не принести большой пользы талантливому человеку. Разумеется, не прошли они даром и для Васильева. А если учесть тот факт, что Васильев работал в мастерской реставратора и получил сведения о технике живописи, то можно понять, как еще до окончания рисовальной школы и до поездки на Валаам, он смог писать не только этюды, но и картины маслом, такого качества, что они могли уже предназначаться для продажи.[24] Понятны поэтому и те поразительно быстрые успехи, которые делал Ф. Васильев под руководством И. Шишкина на Валааме.
Поездка на Валаам
Летом 1867 года Ф. Васильев по приглашению И. Шишкина предпринимает с ним поездку на остров Валаам. Поездка эта была необычайно плодотворна для молодого художника, только что окончившего рисовальную школу. Эта поездка закрепила и расширила полученные Васильевым знания. Она дала ему большой опыт в работе над натурой. Совместная работа с Шишкиным и его советы дали твердое реалистическое направление техническим навыкам Васильева, дали ему необходимые знания форм растительного мира, закрепили и углубили его умение тщательно и любовно анализировать изучаемое явление.
Сохранившиеся рисунки и наброски Васильева, сделанные в период его пребывания на Валааме, с несомненностью указывают на пристальное изучение Васильевым рисовального мастерства Шишкина, как в смысле внимательнейшего анализа форм и твердости штриха, так и в смысле композиционной продуманности и законченности.
Федор Васильев. «Лес у ручья»
Интересно в этом отношении обратиться к рисункам Валаамского альбома, хранящегося в Русском музее.[25] Первые рисунки этого альбома, помеченные серединой июня, относятся к самому началу пребывания Васильева на Валааме. В них не успело еще проявиться влияние Шишкина. Естественно, что эти первые рисунки значительно слабее последних рисунков того же альбома. Последние рисунки свидетельствуют уже об основательных знаниях и высоком профессиональном мастерстве молодого художника. В качестве примера из числа последних рисунков можно привести «Пейзаж с березками», «Лес у ручья», «Березки» и др. Во всех этих рисунках Васильева много черт, сближающих их с умными и твердыми рисунками Шишкина.
Однако, говоря о том большом росте, которым отмечено творчество Васильева под воздействием Шишкина, нельзя не отметить оригинальности творческого мышления Ф. Васильева.
При ясно ощутимом превосходстве последних рисунков, в которых проявилось влияние Шишкина, над первыми, все же и эти первые рисунки вполне зрелы в профессиональном отношении. Даже в самом первом рисунке Валаамского альбома «Пейзаж с монастырем», очень сложном, по разнообразному мотиву, видно большое умение и чувствуется более или менее оформившийся индивидуальный почерк художника. Таким образом, уже в этот период, при всей принципиальной близости к творческому методу Шишкина, четко определились черты творческого лица Васильева.
Еще больше, может быть, чем в рисунках, перелом в творчестве Васильева, наступивший в результате поездки на Валаам, ощутим в его работах маслом. Чтобы убедительно показать достоинство работ 1867 года, их следует сравнить с произведениями предыдущего года.
В качестве примера можно взять картину «Въезд в деревню» /(23,5 × 29), которую есть все основания датировать временем до Валаамской поездки. Это одна из самых ранних известных работ маслом.[26]
Сохранившиеся рисунки и наброски Васильева, сделанные в период его пребывания на Валааме, с несомненностью указывают на пристальное изучение Васильевым рисовального мастерства Шишкина, как в смысле внимательнейшего анализа форм и твердости штриха, так и в смысле композиционной продуманности и законченности.
Интересно в этом отношении обратиться к рисункам Валаамского альбома, хранящегося в Русском музее.[25] Первые рисунки этого альбома, помеченные серединой июня, относятся к самому началу пребывания Васильева на Валааме. В них не успело еще проявиться влияние Шишкина. Естественно, что эти первые рисунки значительно слабее последних рисунков того же альбома. Последние рисунки свидетельствуют уже об основательных знаниях и высоком профессиональном мастерстве молодого художника. В качестве примера из числа последних рисунков можно привести «Пейзаж с березками», «Лес у ручья», «Березки» и др. Во всех этих рисунках Васильева много черт, сближающих их с умными и твердыми рисунками Шишкина.
Однако, говоря о том большом росте, которым отмечено творчество Васильева под воздействием Шишкина, нельзя не отметить оригинальности творческого мышления Ф. Васильева.
При ясно ощутимом превосходстве последних рисунков, в которых проявилось влияние Шишкина, над первыми, все же и эти первые рисунки вполне зрелы в профессиональном отношении. Даже в самом первом рисунке Валаамского альбома «Пейзаж с монастырем», очень сложном, по разнообразному мотиву, видно большое умение и чувствуется более или менее оформившийся индивидуальный почерк художника. Таким образом, уже в этот период, при всей принципиальной близости к творческому методу Шишкина, четко определились черты творческого лица Васильева.
Еще больше, может быть, чем в рисунках, перелом в творчестве Васильева, наступивший в результате поездки на Валаам, ощутим в его работах маслом. Чтобы убедительно показать достоинство работ 1867 года, их следует сравнить с произведениями предыдущего года.
В качестве примера можно взять картину «Въезд в деревню» /(23,5 × 29), которую есть все основания датировать временем до Валаамской поездки. Это одна из самых ранних известных работ маслом.[26]
«Въезд в деревню»
По пригорку проходит слегка изгибающаяся, уходящая вдаль дорога. На дороге человек в красной рубахе и мальчик, фигуры которых очень плохо нарисованы. Слева от дороги, на траве, две сидящих фигуры, еще левее – колодец. Несколько правее и дальше колодца, дерево, очень условное и несколько примитивное по форме.
Почти у гребня пригорка, по обе стороны от дороги, деревенские избы. Небо, занимающее несколько больше половины картины, сделано сравнительно мягко, но довольно плоско. Облака мало объемны и не четки по рисунку.
Вещь эта очень наивна; условна и дробна по цвету. Рисунок «мятый». Совершенно не чувствуется передачи состояния природы или передачи освещения.
Работы Валаамского периода во всех отношениях стоят гораздо выше.
Этюды Валаамского периода, так же, как и рисунки, отмечены чертами несомненной близости к творческому методу Шишкина.
Сравнение Валаамского этюда Шишкина «Пейзаж с охотником» с этюдом Васильева того же названия[27], сделанного там же, и примерно с того же места, показывает нам, как много общего было в этих двух художниках. С первого взгляда трудно даже различить эти работы. Однако, из этого сходства нельзя выводить мнения о поверхностном восприятии Васильевым формальных навыков Шишкина и ограничивать этим значение взаимодействия этих художников. Совместная работа с Шишкиным на Валааме была, конечно, одним из наиболее важных этапов в развитии Васильева, но это ни в коем случае не было только односторонним влиянием, как часто это отмечалось в различных высказываниях о Васильеве.
Черты сходства с работами Шишкиным, вероятно, являются признаками общего развития реалистического пейзажа, и, в то же время, они являются следствием непосредственного воздействия Шишкина. Для Шишкина эти черты могут быть более характерны, чем для других художников только потому, что он был самым ярким представителем реалистического пейзажа, наиболее полно выражающим эти черты.
В этюде – картине «Дорога в лесу»/(32 × 37,5), находящимся в собрании Музея Русского Искусства в Киеве, хотя и можно усмотреть общие черты с Шишкиным, тем не менее гораздо больше общего с другими образцами русского пейзажа 50 – 60-х гг. Эту работу можно связать, например, с пейзажем А. Саврасова «Вид в окрестности Ораниенбаума», написанным в 1854 году, а также и с другими его работами этого периода. Но в свою очередь и эта близость не может быть сведена к простому заимствованию.
Общим, несомненно, является видение родной русской природы, созерцание, передача ее красоты, воспетой в художественных образах.
Федор Васильев. «Дорога в лесу»
Здесь, по-видимому, несмотря на всю очевидность сходства и даже, несмотря на определенно выраженный характер подражательности, следует говорить об общности развития определенного течения в живописи, а также о преемственности в широком смысле этого слова. О работе Васильева непосредственно на натуре, без каких-либо дополнений или исправлений в мастерской, можно судить по этюду «Камни. Валаам»/ (24,5 × 35);1867 г., находящимся в Русском музее.[28]
Почти у гребня пригорка, по обе стороны от дороги, деревенские избы. Небо, занимающее несколько больше половины картины, сделано сравнительно мягко, но довольно плоско. Облака мало объемны и не четки по рисунку.
Вещь эта очень наивна; условна и дробна по цвету. Рисунок «мятый». Совершенно не чувствуется передачи состояния природы или передачи освещения.
Работы Валаамского периода во всех отношениях стоят гораздо выше.
Этюды Валаамского периода, так же, как и рисунки, отмечены чертами несомненной близости к творческому методу Шишкина.
Сравнение Валаамского этюда Шишкина «Пейзаж с охотником» с этюдом Васильева того же названия[27], сделанного там же, и примерно с того же места, показывает нам, как много общего было в этих двух художниках. С первого взгляда трудно даже различить эти работы. Однако, из этого сходства нельзя выводить мнения о поверхностном восприятии Васильевым формальных навыков Шишкина и ограничивать этим значение взаимодействия этих художников. Совместная работа с Шишкиным на Валааме была, конечно, одним из наиболее важных этапов в развитии Васильева, но это ни в коем случае не было только односторонним влиянием, как часто это отмечалось в различных высказываниях о Васильеве.
Черты сходства с работами Шишкиным, вероятно, являются признаками общего развития реалистического пейзажа, и, в то же время, они являются следствием непосредственного воздействия Шишкина. Для Шишкина эти черты могут быть более характерны, чем для других художников только потому, что он был самым ярким представителем реалистического пейзажа, наиболее полно выражающим эти черты.
В этюде – картине «Дорога в лесу»/(32 × 37,5), находящимся в собрании Музея Русского Искусства в Киеве, хотя и можно усмотреть общие черты с Шишкиным, тем не менее гораздо больше общего с другими образцами русского пейзажа 50 – 60-х гг. Эту работу можно связать, например, с пейзажем А. Саврасова «Вид в окрестности Ораниенбаума», написанным в 1854 году, а также и с другими его работами этого периода. Но в свою очередь и эта близость не может быть сведена к простому заимствованию.
Общим, несомненно, является видение родной русской природы, созерцание, передача ее красоты, воспетой в художественных образах.
Здесь, по-видимому, несмотря на всю очевидность сходства и даже, несмотря на определенно выраженный характер подражательности, следует говорить об общности развития определенного течения в живописи, а также о преемственности в широком смысле этого слова. О работе Васильева непосредственно на натуре, без каких-либо дополнений или исправлений в мастерской, можно судить по этюду «Камни. Валаам»/ (24,5 × 35);1867 г., находящимся в Русском музее.[28]
«Валаамский этюд»
По сильно изрезанному кряжистому участку разбросаны громадные острые камни. Иные из них вросли в песчаную почву, иные покрылись толстым слоем мха или даже дерна. По вершине гребня тянется низкая неровная полоса кустарника. Остальная поверхность земли покрыта тощим дерном с чахлой, высыхающей травой или желтым сыпучим песком. Над зубчатым краем кустарника видна узкая полоска светлого теплого неба.
По первому впечатлению этюд кажется несколько «грязным», но при более внимательном всматривании этот недостаток теряет свою ощутимость и тогда начинает обнаруживаться ряд более важных достоинств. Прежде всего это большая материальная убедительность изображаемого. В самом деле, как массивны и тяжелы камни! Как светло и невесомо небо! Как измучена жалкая травка борьбой с этим «всепроникающим» сыпучим песком. В решении задачи передачи материальности большое значение имеет правильное использование фактуры письма (тяжелое плотное письмо первых планов и легкое, «в протирку», письмо дальних планов и теней). Не меньшее, если не большее, значение имеет точный, объемный рисунок, внимательность к каждой детали, при довольно большой обобщенности. Кроме этого, в этом этюде возможно усмотреть, также, желание художника передать воздушную среду.
По первому впечатлению этюд кажется несколько «грязным», но при более внимательном всматривании этот недостаток теряет свою ощутимость и тогда начинает обнаруживаться ряд более важных достоинств. Прежде всего это большая материальная убедительность изображаемого. В самом деле, как массивны и тяжелы камни! Как светло и невесомо небо! Как измучена жалкая травка борьбой с этим «всепроникающим» сыпучим песком. В решении задачи передачи материальности большое значение имеет правильное использование фактуры письма (тяжелое плотное письмо первых планов и легкое, «в протирку», письмо дальних планов и теней). Не меньшее, если не большее, значение имеет точный, объемный рисунок, внимательность к каждой детали, при довольно большой обобщенности. Кроме этого, в этом этюде возможно усмотреть, также, желание художника передать воздушную среду.