Людмила Кулагина. Радость и грусть бытия

Про собак и котов

 
Кто-то пуделей любит, терьеров,
Кто-то – колли, болонок и такс.
Им не вольно, но сытно в вольерах,
Если дом называть можно так.
 
 
Их балýют, собачьих инфантов,
Покупают им корм «Педигри»,
Видят в них кучу всяких талантов,
Моют, чешут, выводят угри.
 
 
Их стилисты стригут. Куафюры^[17]
Лепят из беспорядочных лохм,
Чтоб на вязке все стрелы Амура
Попадали в сердца, а не в блох.
 
 
Их выводят гулять на природу,
Поиграть и оставить свой след,
Показать экстерьер и породу,
В общем, скажем, выводят их в свет.
 
 
Тратят деньги, и время, и силы,
Чтобы шнауцер или терьер
Был на выгуле самым красивым,
Знал команды «Ко мне!» и «Барьер!»
 
 
Чаще жизнь удаётся у этих
Одомашненных мелких «скотов»,
Но, признáюсь, милей мне на свете
Внешность, взгляд и повадки котов.
 
 
Есть в кошачьей породе то нечто,
Что французы назвали бы «шарм».
Говорят, что коты видят нечисть
Сквозь зелёный хрусталевый шар.
 
 
Кот не любит домашние клетки,
Он гуляет, хозяин себе,
Доедая людские объедки,
Благодарен и этой судьбе.
 
 
Как он ест! Так усерден, неслышен,
Ушки ходят, мелькнёт язычок…
Если ж в лапы поймается мышка,
Кот играет в неё, дурачок.
 
 
Как пластичен он! Как грациозен!
И хотя в лишаé и плешив,
Если надо, как тигр, будет грозен,
Если хочет – то нежно-пушист.
 
 
На охоту выходит сторóжко,
На подушечках крáдется лап.
Вычищает он зубками «блошков».
Сам себе он травник-эскулап.
 
 
Любит нюхать весенние травки.
Защищает пространство своё.
Полакает в ближайшей канавке
И – мурлычет, про счастье поёт.
 
 
Много ль котику надо для счастья? –
Вот настала весна, и тепло,
Можно с кошечкой в травке встречаться,
Можно в окна смотреть сквозь стекло.
 
 
– Там за окнами бродят собаки:
Тест на службу, видать, не прошли.
Вечно нас провоцируют в драки…
Вон боксёр по прозванью «Али».
 
 
Пролетела сорока-трещотка.
Голубь выклевал дрянь из земли…
Вот машина с огромною щёткой
Едет и на прохожих пылит.
 
 
На окошке – спокойно и тихо.
Тут герань. Я гераньку люблю…
Шлейф зелёный весна шьёт-портниха.
Я в клубочек свернусь и посплю.
 

Апрель 2007 г.

 

Путь к Богу

 
Сколько маленьких трагедий –
«Вод, огней и труб из меди», –
Носим мы в своих сердцах.
 
 
Бросит в жар от этой бреди,
Как представишь – «крыша едет», –
Груз на жизненных весах.
 
 
Что посеяно, то сжато.
Искушение – расплата.
Испытание – урок.
 
 
Не спасёт «ума палата»,
Чудодейство Гиппократов,
Если танком двинет Рок.
 
 
И души твоей редуты,
Даже если были круты,
Под фанфары затрещат.
 
 
Выйдет пшик из целей дутых, –
С ними кто-то нас попутал! –
И запросим мы пощад
 
 
У Того, кто всё прощает
И блаженство обещает
Нам, как жалким муравьям,
 
 
Чья душа добром тощает.
Он в скорбях нас навещает,
Тащит из зловонных ям.
 
 
Мы ж котятами слепыми,
Поминая всуе Имя,
И за свет принявши муть,
 
 
Лезем тропками крутыми, –
Кровь от страха в жилах стынет, –
В свой, казалось, лёгкий путь.
 
 
Повинуясь чувств порывам,
Скал не видя и обрывов,
Бездн паденья своего,
 
 
Всё карабкаемся в гору, –
Дуракам все горы впору, –
И не внемлем мы Его
 
 
До поры предупрежденьям,
Через скорби убежденьям,
Что пора, мол, отдохнуть
 
 
От мирских суéт-соблазнов.
Он един, хотя и разный, –
К Богу неисповедимый путь.
 
 
Смотришь, к Богу потянулись
Даже те, кто отвернулись
В позапрошлые года,
 
 
От безверия очнулись,
В храм пришли, стоят, сутулясь, –
Так согнула их беда.
 
 
И оставив своеволье,
И грехов своих раздолье,
Заблуждений сладкий яд,
 
 
На коленях стоя, молим,
И в смирении и в боли:
Господи, пусть будет воля,
Но не наша, а – Твоя!
 

Июнь 2007 г.

 

Призыв к покаянию

 
Кто дружит с верою, тот с Лениным не дружен,
Без Бога рай замыслившим создать.
Хотя, конечно, рай землянам нужен,
И за идею мы готовы пострадать.
 
 
Идея хороша, но воплощенье плохо.
И не о том ли нам Писатель говорил^[18].
Ведь эхо слёз детей, смертей отцов и вздохов
Тем отлилось, кто выше Бога воспарил.
 
 
Кто вверг страну в братоубийственную бойню?!
Террором красным мысль и веру убивал!
Лежит на главной площади покойник,
Что Царской кровью свои руки запятнал.
 
 
Кто отдавал жестокие приказы?
Интеллигенцию страны считал «говном»?
Не по его ли попустительству, указу
Пал Цесаревич искупительным овном?
 
 
Оплачен псевдорай невинных кровью.
Россия в пепле жертв погребена.
Ведь только под Божественным Покровом
Покой и славу обрести могла б она.
 
 
Помолимся всем миром и оплачем
Всех тех, кто жертвою бессмысленною пал.
Прости нас, Господи, и научи нас жить инáче,
И отведи от нас трагический финал.
 

Январь 2007 г.

 

Культура красоты или красота культуры?

   Вид из окна с уторкá,
   пока не слыхать матерка

 
Рассвет золотил задремавшую реку,
Деревьев макушки и лодок причал.
Ещё нам по радио гимн «Ку-ка-ре-ку»
Животворящее не прокричал.
 
 
Но ранние птахи свирельками пели,
И клёкот вороний был нежен и мил,
И спал ещё город в пуховой постели,
Над речкой туман сизой дымкою плыл.
 
 
И солнце с ленцой над рекой поднималось,
И мрак, и прохладу рассвета гоня.
Над тихой рекою заря занималась
Июньского нового светлого дня.
 
 
К скамейке подъехала серая «Хонда».
Из дверцы открывшейся вылез пижон,
И зазвучало бравýрное «рондо»…
Пижон, как и я, был рассветом сражён.
 
 
Он вынул из куртки игрушку – мобильник,
И стал примеряться к пейзажу с рекой.
В машине пел песню приёмник-будильник,
А малый с мобильником двигал рукой,
 
 
Её направляя на утра красоты,
На вид слева, справа и сизый туман,
Прихлёбывал также из банки он что-то,
Курил и снимал утра млечный обман.
 
 
Так мне из окна моего показалось
Сквозь тюль, и решётку, и липу в окне,
Но что им на самом там деле снималось,
То было, конечно, неведомо мне.
 
 
Но как-то на сердце моём потеплело.
Подумалось мне: «Нет, ещё молодёжь
Не всё пропила, прокурила, пропела,
Коль ты, Красота, в её душах живёшь».
 
 
И так стало мне и легко, и отрадно,
И к парню хотелось тому подойти,
И незнакомства разрушить преграду,
И тёплое слово для парня найти.
 
 
Но, выпив из банки последнее пиво,
А, может, коктейль, но, скорее, не сок,
Он «щёлкнул» себя и закинул в крапиву
Бочонок пустой, а окурок – в песок.
 
 
Забрался в нутро «навороченной» «Хонды»,
Снял тормоз с лошажьих «японовских» сил,
Сплевал на дорогу и, слушая «рондо»,
На нас наплевав, с ветерком укатил.
 

10 июня 2007 г.

 

Ирине Бирюковой

 
Как хорошо, что у тебя есть краски,
И чуткий глаз, и нежная душа.
Когда ты прозу превращаешь в сказку,
То забываешь есть, порой – дышать.
 
 
Вот охра просится сама в картину,
И сам влечётся к ней ультрамарин…
Вдруг появляется с пионами куртина,
Чуть высвечена бликами зари.
 
 
В хрустально-перламутровом уборе
Фигура девушки появится из тьмы…
И бирюзовой дымкой вспыхнет море,
Мою печаль своей волной отмыв.
 
 
Купаюсь в цвете. Зыбкость очертаний
Притягивает душу, как магнит,
И тонет прозы опостылевший «Титаник».
А синева всё дальше вглубь манит.
 
 
Я уплываю в этот тихий вечер
В гондоле грёз от бед, борщей – от них…
Мечта одна томит: хотелось вечно
В бесплотных жить Венециях твоих.
 

8 июня 2007 г.

 

Миражи

 
Не жила, а ходила по лезвию.
Может быть, ещё так же хожу.
Но, в себе открывая поэзию,
Как я рада её миражу!
 
 
Дивен слова прохладный оазис!
И спасителен тем уже он,
Что, надстройкой украшенный, базис
Стал всё больше похожим на сон.
 
 
Но когда-то все сны отоснятся.
Мне б отнять у забвенья хоть пядь!
Миражей моих строчки струятся,
Жизни воды бежали чтоб вспять.
 
 
День уйдёт, но какой-то кусочек
Своей жизнью теперь заживёт,
И однажды бессонною ночью
В одиночество чьё-то войдёт.
 
 
Жизнь моя заструится в ладошках, –
Счастьем-грустью и вас заражу,
И потянутся лунной дорожкой
Ваши души к моей – миражу…
 

17 июня2007 г.

 

Обращение к своему веку-времени

 
Нет, я ценю свою эпоху,
Хоть и не всё приемлю в ней,
И часто мне бывает плохо,
И чёрен дёготь в мёде дней.
 
 
И слишком явны стали глазу
Упадок, нравственности крах,
И меркантильности заразу
На пьедестал возносит прах.
 
 
Жесток бываешь и неправ ты,
Но тщусь тебя благодарить,
Что наконец позволил Правду
Рабам-Эзопам говорить!
 

17 июня 2007 г.

 

Таинственные знаки судьбы

 
Прислушайся к голосу Знака, –
Судьба что-то хочет сказать.
Так тон её неодинаков,
Когда нам совет хочет дать.
 
 
То мёртвую птицу положит
На перекрёстке к ногам,
То ногу споткнёт о порожек,
То пальчики сложит в «фиг-вам».
 
 
Остынь и подумай о вечном,
Не бегай за ветром в руках.
Затепли пред óбразом свечку.
Не рвись ты с упорством быка
 
 
К тобою же выбранной цели:
У Бога свой план на твой путь.
Не лезь ты в лазейки и щели, –
Быть может, пора отдохнуть,
 
 
Задуматься, переосмыслить,
Залечь, отсидеться в тени…
Желаний твоих коромысла
Качают на плечиках дни.
 
 
Не всё, к чему рвёшься, полезно
Для фибр твоей слабой души,
Идёшь, может, к жалу ты лезвий,
Что в плоскости лишь хороши.
 
 
Смотри, замечай, сердцем слушай
Ты голос негромкий судьбы,
Она же ведь хочет, как лучше.–
Мы слышим себя лишь, увы…
 

5 июня 2007 г.

 

Вчера, сегодня, завтра… никогда

 
Понедельник и вторник, а вот и среда, –
Поманили мечтой, пролетели.
Ускользают недели в песок, в «никуда»
Под шарманку шальной карусели.
 
 
То, что было «сегодня», вновь стало «вчера».
Лишь надеждами «завтра» отсветит,
Глядь, уже наступает на пятки пора
В «никогда» и «нигде» быть на свете.
 
 
Муха чёрною точкой в проёме-окне
В перманентном своём постоянстве
Суетится, всё ищет лазейку вовне
В подневольном стекольном пространстве.
 
 
Рвётся муха на волю, на воздух, к весне,
Хоть опасностей там и немало, –
Как бы дятел её на «застукал» в сосне
И синица в сердцах не склевала б.
 
 
Не помощник я пленнице-мухе в окне:
Моя участь с мушиной совпала.
Я на муху смотрю, и всё кажется мне,
Что сама я в ловушку попала.
 
 
Ловит жизнь нас, как мух, в паутину свою,
Рвёмся к благам, лишь изредка – к Свету.
Днями крутимся мы, создавая уют,
Укрепляя тем самым тенета.
 
 
Завтра будет четверг. Пятница – постный день.
И два дня в карусели весенней,
Где дозволены праздность свободы и лень
Только тем, кто не ждёт Воскресенья.
 
 
Так в заботах-трудах вихрем дни пролетят.
Взгляд из вечности: жизнь – лишь мгновенье.
И на вкус безразличны мёд жизни и яд,
Если выпить из чаши забвенья.
 

30 мая – 1 июня 2007 г.

 

Письмо другу

 
Зайди ко мне, Евгений Боев,
Возьми бутылочку вина,
Чтоб пообщались мы без сбоев,
Черпнув по истине со дна.
 
 
Давно с тобой мы не сидели
За рюмкой доброго вина,
За это время поседели,
И даль яснее всё видна.
 
 
Тебя как будто кто-то гонит. –
Ты бизнесмен или поэт?!
За счастьем призрачным в погоне
Мы не общались столько лет.
 
 
Кроѝшь как время, непонятно.
На книжке пишешь: ты мне друг.
Так объясни мне, глупой, внятно,
Что ж пообщаться недосуг?
 
 
Намёки, спешка, недомолвки…
Какая, к чёрту, дружба здесь?!
Она практически умолкла,
Осталась мутная лишь взвесь.
 
 
«Мы созвонимся», – обещаешь. –
И на два года пропадёшь.
Не позвонишь, ты это знаешь.
Зачем обеты раздаёшь
 
 
Тогда налево и направо?
Или не веришь – люди ждут?!
Забвения всё глуше травы:
Бурьяном скоро порастут
 
 
Те годы, что в своей каморке
Ерёмин кофе(м) угощал.
Как крепок был напиток горький!
Как щедр был тот, кто нас прощал
 
 
За невротические всплески,
И за любовь, и за вражду –
К любви незрелости довески;
Как жажду, утолял нужду
 
 
В опоре, дружбе, тёплом слове,
И в понимающем отце,
О нас заботясь, бестолковых,
Как добрый пастырь об овце.
 
 
Приди, обсудим тягот бремя,
Тряхнём, дружище, стариной,
И золотое вспомним время,
И погорюем над страной,
 
 
Агонизирующей в муках,
Из праха рвущейся восстать,
Где взяток общая порука,
Где процветают хам и тать.
 
 
Отвык, небось, от русской грязи
Ты там, в Германиях своих?
Скупаешь землю, метишь в князи,
Родное «я» сменив на «ich»^[19].
 
 
А мы в родимой стороне
Имеем то, что заслужили,
И с пожеланьем «Вы б так жили!» –
Всё ищем истину в вине.
 
 
Не откупайся впредь стихами
И пообщаться всё ж зайди
Ты к поэтессе – другу – даме:
Всё меньше шансов впереди.
 

27 мая 2007 г.

 

Открытка с видом лагуны

 
Я искала на карте этот сказочный город,
Где так счастлива дочка и несчастна была,
Там, где сосны и море, где молочные горы, –
Я искала тот город, но найти не смогла.
 
 
Видно, карты масштабы так малы – не вместили
Этих сине-зелёных, бирюзовых лагун,
Где средь волн изумрудных яхты белые плыли. –
Я счастливой была бы даже на берегу.
 
 
Сквозь хрустальную призму светит дно с валунами,
А меж ними мелькают плавники пёстрых рыб.
Но меня, как и прежде, в «рае» не было с вами,
Исключил меня кто-то из волшебной игры.
 
 
Для меня игровое – лишь Тамбовское поле:
Дом–прогулка–плотина–телевизор и сон.
Здесь довольны мы тем уж, что живём и на воле,
И «хрущёвка» – наш райский уголок, «la maison»^[20].
 
 
Вряд ли светит нам, бедным, в обозримые годы
Изумрудных просторов красота и комфорт.
Хорошо, хоть в открытках нам доступна природа,
Где лазурью залиты море, яхты и порт.
 
 
Я смотрю на открытки и купаюсь в лазури,
Загораю на пляжах на лилейном песке,
Удивлённо таращусь круглоглазым лемуром
В этот рай, что есть где-то, и в мечтах, и в тоске.
 
 
На открытках нет места разным хворям, мозолям,
И ожогам от солнца, нуждам и комарам,
Правда, нет и озона, брызг, насыщенных солью,
Когда режет лагуну носом катамаран.
 
 
Здесь не дуют мистрали, не балýют сирокко^[21].
Здесь спокойная заводь, и даль неба ясна,
Здесь раскинулось море синевою широко,
И сосна не шелóхнет, и навеки весна.
 
 
И я думаю, как это – жить всё время у моря,
Видеть днями, годами этот сказочный край?!..
Только разве красоты избавляют от горя,
Разве жизнь побережья превращается в рай?
 
 
Рай небесный, скорее, всё ж похож на открытку:
Ведь в бесплотных красотах нет ни горя, ни бед,
Нет ни прозы житейской, серой пылью покрытой,
Нет ни страха, ни смерти, поражений-побед.
 
 
Не видны сквозь открытку страсти-беды людские.
Я не там, но себе я скажу – «не горюй»:
Отцветут-отшумят все красоты мирские
В этом временном плотском ненадёжном раю.
 
 
Но тебе благодарна я, лагуна-колдунья,
За минуты восторга и крылатой мечты,
За прозрачность лазури, созерцанье-раздумье
И за образы рая, что навеяла ты.
 

19-20 июня 2007 г.

 

Доброе утро

   Мужу Игорю

 
Доброе утро, любимый, родной!
Прости, что вчера рассердилась:
И день суматошный был и заводнóй,
И солнце за тучи садилось,
 
 
И ноги устали пол в кухне топтать,
И столько забот мелких было,
Что к вечеру стала я нá день роптать.
Прости, дорогой, что забыла
 
 
О радости видеть родное лицо
И тембр слышать бархатный речи
Того, кто стал мужем, защитой, отцом, –
Бесценный ты мой человече^[22].
 
 
Прости, что пустячной обиде дала
Своё спеть фальшивое соло.
Прости, если вновь замотают дела,
И день станет горек и солон.
 
 
Нельзя забывать, что пока мы вдвоём,
Нам многое в жизни по силам,
Пока мы любовью друг к другу живём,
Мы юны душой и красивы.
 
 
Пусть ссоры, как пепел былого костра,
Развеет забвения ветер.
Когда-то настанет расстаться пора
Со всем, что мы любим на свете.
 
 
Пока же, встречая златую зарю,
Как Ганг и его Брахмапутра,
Сольём свои чувства в едином «люблю!» –
Пусть им начинается утро.
 

22 июня 2007 г.

 

На рассвете

 
О чём поёшь так рано, птаха? –
Так твой заливист чив-чив-чив! –
Что сыплет счастье жизнь, как сахар?
Что вкусны крошки-калачи?
 
 
Рассвета первый луч в окошке.
Река зеркальна и тиха.