Людмила Романова. Таинственные и удивительные истории, произошедшие с жителями старой Москвы, рассказанные очевидцами и пересказанные их домочадцами

   И они оба, сделали вид, что ничего не произошло и снова сели за стол. Хотя в душе, каждый недоумевал на увиденное.
   – А что, Дарья Васильевна, были бы у нас деньги, мы бы тоже свой дом в Москве купили, и вместе с сыном и внуками жили. Здесь хорошо, и братец твой добрый человек, но, все же, не свое! – продолжил разговор Григорий Павлович.
   – Да, я и сама наш дом в Бронницах вспоминаю. Уж так хорошо нам там жилось! И земля под ногами, а не булыжник. А ночью звезд то сколько, не то, что здесь. Городок маленький, зелененький. И речка, и церковь, какая у нас была! А пасха, или Рождество вот как весело да радостно… Дарья Васильевна улыбнулась, вспоминая свой дом.
   – А как по улице идешь, то все тебя знают, да кланяются. То на обед пригласят, то на крестины.
   – Да, – сказал Григорий Павлович. Нам бы дом, где-нибудь в Сокольниках, с двориком купить. И Москва не далеко и все в собственных домах да садах. Там места хорошие, я давеча ездил к адвокату, по поручению твоего братца, такие там улочки, зеленые, сирень в каждом доме, одуванчики на лужке. Липы, да дубы. И церковь там Николая угодника, зашел, на обратном пути молебен заказал. А потом пешочком мимо Басманной до вокзала. До самой Каланчевки дошел. Прогулялся. Посидел в трактирчике, перекусил, и потом через Мясницкую, да Китай город, вот и дом наш.
   – Это сколько же верст то будет? Столько прошагать! Чего ты, на извозчике что – ли экономил? – возмутилась Дарья Васильевна.
   – Да нет, приятно по городу пройтись, на прохожих посмотреть. Люблю я Москву. Да и что здесь будет, верст пять, часа два медленным шагом. Одно удовольствие! И погода была распрекрасная! Григорий Павлович схитрил немного, потому что извозчика все же брал до трактира.
   – Ну, я уж на такие подвиги, Григорий Павлович, не способна. Но Сокольники, и правда, место хорошее. Только чего мечтать? У нас уже с тобой таких денег не будет. Разве с неба упадут! – засмеялась Дарья Васильевна. Теперь только на сына можно рассчитывать. Так он раньше как лет через пять этого сделать не сможет. А доживем ли мы с тобой до того дня?
   – Да ладно прибедняться. Здоровье у нас, Слава Богу! Ты, Дарья Васильевна, завтра жильцу нашему кусок пирога отнеси. Пусть хоть этому порадуется. Да чего там, я с тобой завтра сам к нему зайду. Спрошу, может, чем помочь! Ой! – снова воскликнул Григорий Павлович.
   – Ты чего? – посмотрела Дарья Васильевна в сторону окна, на которую уставился муж.
   – Козел! – И правда, опять его рожа. Да что это такое! Может, кто шутит, да в окошко козлиную морду показывает! Вот я сейчас пойду их разгоню! – грозно сказал Григорий Иванович, и боязливо подойдя к окну, перекрестился, и выглянул из него.
   Но никого вокруг не было. Только тихая ночь и луна, да с таким ярким светом, хоть книгу читай.
   – Дарьюшка, пора спать ложиться. Устали, вот наяву сны и видим. Если бы мы грибков поели, то я бы на них грешил. Вон давеча мне рассказывали, такие галлюцинации у человека были. Думали, представится! Слава Богу, отошел, – Григорий Павлович пошел раздеваться и лег в кровать. А Дарья Васильевна еще недолго убирала посуду да сахар в шкаф, изредка оглядываясь на окно, но там ничего больше такого не было. А потом тоже легла.

* * *

   Дарья Васильевна. Так плохо я спал, – сказал утром Григорий Павлович. Всю ночь козел снился, да все блеял и на кровать все норовил лечь.
   – Козел? Что прямо с копытами, да хвостом? Да на нашу постель?! – возмутилась Дарья Васильевна.
   – Ну да! Я, вроде, сплю в нашей комнате, только, почему– то один. А он подходит, и тянет за простынь. Я встал его отогнать, а он прыг на нашу перину, тут я и проснулся, – сказал Григорий Павлович, уставив глаза в одну точку, и тем самым, войдя снова в сюжет того сна.
   – Ну, навыдумывал вчера про него, вот и приснился, – сказала Дарья Васильевна, убирая постель, и взбивая подушки.
   – А мне тоже странный сон был, – вдруг вспомнила она. Будто я мусор то подметаю, а вместо мусора в совок денежки сыплются! А сзади наш сосед Федор Иванович стоит, и жалобно так просит, – дайте мне поесть, дайте! – Дарья Васильевна сделала жалобное лицо. – И руки ко мне тянет, а они у него растут, и уже длинные стали, прямо до меня достают! Тут к нему, какая – то старая женщина в ночной рубахе подходит и говорит: «Пойдем милый, я там тебе сама поесть дам» И, уводит его из комнаты. А он цепляется руками, за косяк двери, цепляется… Тут я и проснулась. Глаза Дарьи Васильевны выразили недоумение и растерянность.
   – Может, чего съели не так? А может, полнолуние, в него всегда какая-то чепуха снится. Или согрешили ненароком? – сказал Григорий Павлович, посмотрев на икону.
   – Давай в церковь сходим, да по дороге соседу пирог занесем. Вот богоугодное дело и сделаем. Может, такой страсти больше и не увидим, – предложила Дарья Васильевна, тоже перекрестившись на образ.

* * *

   И оба супруга одевшись, завернули пирог в салфетку, и вышли из дома. Спустившись по лестнице, которая скрипела от каждого их шага, они вышли на улицу. День был летний, теплый. Солнышко ласкало и листву, и цветочки. Птички весело щебетали на деревьях, утренний ветерок, был немного еще прохладен, но бодрил и так приятно скользил по лицу.
   – Погода-то, какая сегодня будет! Хороший денек! – сказал Григорий Павлович, посмотрев на небо. Давай сегодня после обеда к внукам сходим. Может даже, к себе на несколько дней их возьмем, а то Марья Ивановна с ними уж устала. А нам, веселее будет. В Александровский парк с ними погулять сходим, в ряды, пусть себе новые игрушки выберут.
   – Да я и сам уж соскучился, – сказал муж. Уж очень я Машеньку люблю, такая баловница.
   – Разбаловал ты ее, надо строже с детьми быть, а то потом на голову сядут, – проворчала жена.
   Так разговаривая, старики, и подошли к квартире Федора Ивановича. Они постучали в дверь, но никто им не ответил.
   – Рано ему еще на работу. Он обычно выходит минут через двадцать, – удивился Григорий Павлович.
   – Ну-ка, постучи еще, – попросила Дарья Васильевна, почувствовав что-то не ладное. А сама немного пригнулась к стенке и прислушалась.
   – Тишина! – сказал тихо Григорий Павлович.
   – Давай дверь приоткроем? – посмотрела на него вопросительно Дарья Васильевна.
   Дверь быстро открылась, и старики вошли в комнату. Федор Иванович лежал на кровати, свесив руки.
   – Пошевели его, неужели помер? – поежилась Дарья Васильевна.
   Григорий Павлович потрогал жильца, но он не дышал.
   – Мертвый. Но теплый еще, видно часа два назад отошел, – решил он.
   Старики положили жильца на кровать, сложили ему руки и закрыли глаза. Челюсть завязали платком. Зажгли свечку и вышли из квартиры.
   – Твори дела добрые, пока можешь. Помогай ближнему! При жизни! А мы все про себя да, про свои беды. Чтобы нам к нему вчера то заглянуть! Человек при жизни порадовался бы. Хоть последний день с участием пожил бы. А теперь ему ничего не надо. И пирог не попробует, – размышляла вслух Дарья Васильевна. – А я его, кстати, в квартире у него забыла. Теперь и возвращаться не хочется. Пусть лежит там с ним.
   – А кто же его хоронить будет? – подумал в слух Григорий Павлович. Давай Дарья Васильевна мы на себя это возьмем. Хоть в последний путь его по-человечески проводим. С молебном, с отпеванием. Да пойдем братцу твоему доложим.

* * *

   -О, Дарья, Григорий Павлович! Чего так рано? – спросил хозяин дома. Проходите, за стол садитесь, мы как раз завтракать собираемся.
   – Спасибо, Николай, но у нас к тебе дело, сказала Дарья Васильевна, усаживаясь за стол. Жилец то Федор Иванович помер. Что теперь делать? Он здесь один был. Кто теперь о его похоронах подумает?
   – Может, полицию вызовем, пусть похоронят за счет города, – ответил Николай Васильевич. – Хотя нет, возьми Дарья ты это на себя с Григорием Павловичем. Я вам денег дам, а вы уж все сделайте, как положено, по скромному, но чтобы, по человечески. Все-таки не бездомный, при службе, и родственники где-то есть. Может, когда и вспомнят о нем. Так мы будем чисты перед совестью. Он мне за квартиру деньги отдал, а месяц еще не прожил. Так что, как бы его же деньги ему же и пойдут. На чужом горе не наживешься, да и мы не разоримся, если чуть потратимся на траурную процедуру.
   – Правильно Петруша. Правильно братец. Вчера мы весь вечер о нем разговаривали. Уж не знаю, почему он нам на ум пришел. Может, перед смертью просил помощи, поэтому мы его и вспомнили? Жалко поздно! Но, да Бог с ним, что теперь делать.
   Дарья Васильевна и Григорий Павлович еще поговорили с женой брата, да с племянницей. И пошли заниматься похоронами.

* * *

   – Ну, вот и все, гора с плеч! Все, как положено, сделали. Будет ему земля пухом, – сказал Григорий Павлович, заходя в квартиру к жильцу, которая была теперь уже пустая. Что будем делать с его вещами?
   – Да какие тут вещи! – сказала Дарья Васильевна. Мебель при квартире. Белье? Так, кому оно нужно после покойника! Разве что книги… Во, смотри, черепашка с пепельницей. Какой красивый гарнитур. Голубое стекло! Занятная штучка! Сундучок, как настоящий кованный, а внутри бархат и иголки с серебряным наперстком. Пара фотографий.
   Смотри, красивый был в молодости наш жилец. Да как одет прилично. А это, наверное, его жена? – спросила она, показывая фотографию мужу.
   – Да нет, она его постарше будет, да и похожи они. Наверное, сестра! А вот письмо, видно перед смертью кому-то отправить хотел. Еще не заклеил. И адрес не написал. Не успел… Был бы адрес, можно было бы весточку послать о его смерти. Может быть, прочтем письмо? – спросил Григорий Павлович.
   – Да ну, что ты! Чужое письмо читать. Давай мы все, что здесь приличного сложим в коробку, а потом, посмотрим, что с этим делать, – возразила Дарья Васильевна.
   Все, что было хорошего и ценного, супруги собрали в узел, и отнесли себе в комнату.
   – А что будем делать с постелью? – подумала вслух Дарья Васильевна.
   – Да позовем дворника, пусть отнесет на помойку и сожжет. И вещи его тоже, кому они нужны? Уж очень старые! – пренебрежительно сказал Григорий Павлович и взялся за угол матраса.
   – Смотри, – сказал он, а это что?
   Из-под старого матраса выглянула красивая ткань, с застежкой.
   – Господи, да что это в ней? Пачки, какие– то!
   Григорий Павлович пощупал содержимое мешка сквозь ткань, сделал удивленные глаза и просунул руку внутрь. Он нащупали в нем, что-то бумажное и шуршащее.
   Глаза у Григория Павловича округлились еще больше, брови поднялись. Он вытянул руку вместе с той шуршащей пачкой и изумился! В руке была тщательно перевязанная пачка пяти сотенных. А когда чехол был снят вовсе, то оказалось, что матрас был набит деньгами, да в таком количестве, и так аккуратно! Каждая пачка была обернута бумагой, и связана веревочкой.
   – Боже ты мой, да он миллионер! И так нищенски жил! Зачем! – ахнула Дарья Васильевна.
   – Деньги не наши! Что с ними делать будем? – спросил Григорий Павлович, перебирая пачки денег.
   – Давай заталкивай все назад, понесем домой, а потом придумаем! – очень правильно решила жена.
   Так чехол и коробка с немногочисленными вещичками Федора Ивановича оказались в доме супругов.

* * *

   Расстелив старую скатерть на полу, супруги выложили на нее все деньги.
   – Надо бы пересчитать? – спросил утвердительно Григорий Павлович жену.
   – Господи денег то сколько! Все всплескивала руками Дарья Васильевна. Тут и на дом и на коляску хватит. И на мебель и на всю нашу старость. Да еще и внукам останется! И Дарья Васильевна уже представила, какой прекрасный дом купят они с мужем, да как удивится их сын, и невестка, когда узнают об их находке. Вот радости то будет! Раньше про такое, только в сказках слышали. Но чтобы им, да такое чудо привалило!
   – А Григорий Павлович уже представлял, как важно будет он садиться в свою коляску и ехать в гости к брату из своего дома в Сокольниках.
   О, сколько можно было бы сделать на эти деньги! – пронеслось в голове Григория Павловича множество приятных картин…
   А где же он эти деньги взял? – вдруг оторвался от своих благостных мыслей Григорий Павлович.
   – И правда, где? – призадумалась Дарья Васильевна. Вдруг, он кого ограбил, да еще и убил. А с виду тихий был. Не скажешь. А мы его жалели! Станут убийцу искать, сюда придут. Скажут, кто квартиру его убирал, тот и деньги унес! Да еще и нас на каторгу сошлют. Это на старости то лет! Ой, не приятно! И сыну потом слава плохая достанется! И ничего не докажешь!
   – Все может быть. Может, он так хорошо притворялся. Ведь прятал он их зачем-то, вместо того, чтобы в банк отнести. Деньги уж очень большие. Целое состояние! И зачем ему так скромно жить было? Наверное, боялся их тратить, как говорится, на воре шапка горела! – прибавил Григорий Павлович.
   – Нет, не будем мы эти деньги брать! Давай в полицию отнесем! – сказала горестно Дарья Васильевна.
   И как– то тошно стало на сердце у них обоих, – вот оно богатство, и не возьмешь. Только размечтались, а после таких прекрасных картин, эта жизнь уже какой-то серой показалась. Уж точно говорят, – Мечты, мечты, какая сладость – И подарки не раздарим, и сына не порадуем. И главное дом еще долго не купим!
   Завернула Дарья Васильевна деньги в чехол, и отдала в руки мужу.
   – Но ведь с другой стороны, мы деньги нашли, никто не видел, может, их там и не было? – сказал Григорий Павлович, принимая деньги. Кто докажет? И потом, они теперь ни чьи, – размышлял он вслух, и как– то веселее делалось у него на душе. И картины новой прекрасной жизни снова возникали в голове.
   – Да нет, почему они должны отдать то, что нашли? Сколько этих денег никто не схватывался! Почему сейчас вспомнят?
   – Григорий Павлович все бывает! Еще и скажут, что мы его уморили, ведь мы первые его мертвым нашли. Скажут, знали про деньги, – сопротивлялась Дарья Васильевна.
   – Кто скажет? Его и урядник осматривал, и доктор. Никаких ран на нем не было. Сам умер! Сердце подвело, – развел руками муж.
   Не так– то просто было расстаться с таким богатством. И старики, совсем сломали себе голову, и растерялись. Сидели они на диване, и думали, что же им сейчас делать?
   – А, давай-ка, чайку выпьем, да еще раз все обсудим, – предложил Григорий Павлович.
   И за столом, в мирной знакомой обстановке вечернего чаепития, они успокоились. И решили, что суетиться им не надо. Утро вечера мудренее. Что с ними, с деньгами, до утра сделается? Если придут за ними и спросят, то скажут, что только что нашли и хотели утром в полицию отнести. Ведь они еще ни копейки оттуда не истратили.
   А успокоившись, и снова обговорив все то, что произошло, весь этот суетной день, они вдруг вспомнили и о козлиной морде и об их странных снах.
   – Сон то мой, – сказала Дарья Васильевна, к деньгам был! Мусор, мусор, вот денег как мусора и стало!
   – А мне, зачем козел снился? И в окно мы все козла видели! А не кажется ли тебе Дарьюшка, что та козлиная морда, на нашего соседа малость похожа была, особенно, как он представленный на кровати лежал!
   – Похож! А во сне то он ко мне все руки тянул, а на руках то копыта были. Я теперь вспомнила! А старуха то, что за ним пришла, больно на его сестру с фотографии похожа, взгляд такой же исподлобья. – Свят, свят, свят! К ночи, да такой кошмар! Я теперь и спать не лягу. Это кто же наш сосед был, что он в виде козла нам все виделся. Бес, что ли?
   – Ну да бес! Мы же его в церкви отпевали, все по-божески было. Церковь беса бы не приняла, – успокаивал жену Григорий Павлович. А сам уже тоже в душе похолодел. – Давай, молитву почитаем. Не так страшно будет. А лампа пусть всю ночь горит. И окно давай завесим, чтобы никаких миражей в нем больше не было.
   После молитв, на сердце стало легче, и страхи ушли. Супруги легли в кровать и заснули.
   Утром солнечный луч прорвался сквозь занавеску и скользнул по лицу Дарьи Васильевны. Она открыла глаза, и вспомнила все. Григорий Павлович, тоже проснувшись, повернулся к ней, и посмотрел на нее вопросительно?
   – Не снилось ли тебе что Дарья Васильевна? – спросил он жену.
   – Снилось! – ответила она многозначительно, и перекрестилась.
   – Вот и мне тоже, – также многозначительно сказал Григорий Павлович. И что же тебе снилось? Уж не снова ли козел?
   – Нет, на сей раз сосед, покойник. Только живой, да радостный. Вроде, как и молодой, и румяный. Приходит он к нам в дом, и говорит: «Здравствуйте, Дарья Васильевна. А где же ваш муж? Хотелось бы мне его видеть, да поблагодарить вас обоих и одно поручение вам дать» А я забыла, что он умер– то. И удивляюсь. Говорю: «Как вы хорошо выглядите Федор Иванович, и румяный и веселый. Что-то хорошее случилось? Да и за что вы поблагодарить нас хотите? Может, чаю выпьете. Григорий Павлович сейчас вернется. Он на почту пошел. И что за поручение?»
   – Да вот я решил съехать с квартиры, хочу с сестрой помириться. Я ведь очень обеспеченный человек, только так обстоятельства сложились, что пришлось мне немного так скромно пожить, как вы видели. Но сейчас уже все условности кончились. Жалко, я не успею кое– что сделать. Поэтому хочу попросить вас и вашего мужа, об одном одолжении. Вот деньги. Теперь они мне не нужны. Вы часть себе возьмите, часть своему брату отнесите. А третью часть в церковь за упокой моей души. Не откажете в просьбе? Я бы сам сделал, но уже не успею. Пришел к вам на минуту, и все, в путь!
   – Да как же за упокой, вы же живы еще. Это грех! При жизни то!
   – Да какой же я живой, – ухмыльнулся Федор Иванович, вы посмотрите на меня внимательно!
   Смотрю, а он вдруг бледный стал, и как– то смеется не хорошо. Спасибо за пирог, – говорит.
   – Какой пирог? – оглянулась я на стол, не было на столе пирога, обернулась назад, а там никого уж нет!
   Чем дальше слушал Григорий Павлович рассказ жены, тем больше вытягивалось его лицо, и округлялись глаза.
   – Да и мне он приснился! – стал быстро рассказывать Григорий Павлович. Все мне письмо в руки совал.