Льюис Клайв Стейплз. Кружной путь, или Блуждания паломника

   - Как же так, в городе?..
   - Он везде и нигде, - промолвил старец. - Надеюсь, даже в Пуритании знают, что замок Хозяина - в нашем сердце.
   - Я не замок ищу, - сказал Джон. - А в Хозяина я не верю.
   - Что значит "верить"? - спросил старец. - Те, кто говорил тебе о Хозяине, и ошибались, и не ошибались. Красота - это истина. Хозяин, которого они жаждут - здесь, в сердце. Остров, который ты ищешь, ты уже нашел.
   Наевшись, старец взял арфу, провел рукой по струнам, и Джону показалось, что он слышит дивные звуки, которые предвещали видение. Тут старец запел - не тем печальным, мягким голосом, каким говорил, а сильно и звонко, и в комнате зашумело море, закричали птицы, подул ветер, загрохотал гром. Джон увидел свой остров, больше того - он ощутил его благоуханье сквозь острый запах волн, словно до песчаного берега оставалось несколько ярдов.
   Но только он коснулся ногой песка, песнь оборвалась, видение исчезло, Джон очутился на низком диване, рядом с Лирией.
   - Спойте еще раз! - вскричал он. - Прошу вас, спойте!
   - Я знаю много других песен, - сказал старец. - Лучше не слушать одну и ту же два раза подряд.
   - Я умру, лишь бы ее услышать, - сказал Джон.
   - Хорошо, - сказал певец. - Тебе виднее. Он мягко улыбнулся, покачал седыми кудрями, и Джон, сам того не желая, подумал, что после пения речь его немножко глупа. Но волна дивных звуков смыла все мысли. На сей раз Джон наслаждался еще больше и подметил много нового, и решил: "Теперь я не забудусь и выжму из этой песни все". Он уселся поудобней, Лирия взяла его руку, и ему было прятно, что они увидят остров вдвоем. Наконец, остров явился, но Джон едва его заметил, ибо у самой воды стояла златокудрая дева в сверкающем венце. "Ну, вот! - обрадовался Джон. - Совершенно светлая кожа!..", и протянул руку к сияющей золотом деве. Любовь его была так чиста и прекрасна, что он пожалел себя, и даже деву, за то, что они так долго томились в разлуке. Когда он собрался ее обнять, песнь оборвалась.
   - Спойте еще, спойте еще! - закричал он.
   - Что ж, если хочешь, - сказал старец. - Приятно, когда тебя ценят, - и запел снова.
   Теперь Джон обратил внимание на самый напев, и заметил, какие пассажи лучше, какие хуже. Обнаружил он и длинноты. Остров виднелся еле-еле, да он о нем и не думал. Лирия совсем приникла к нему, и когда, взрыдав напоследок, отец ее кончил песню, он увидел, что дочь его и гость целуются. Тогда он встал и сказал:
   - Вы нашли свой остров...
   И вышел на цыпочках, отирая глаза.
   Глава 6
   Ихавод
   - Никому не понять нашей любви, - вздохнул Джон.
   Тут раздались быстрые шаги и, стуча подошвами, вошел молодой человек с фонариком. У него были черные волосы, а рот походил на щель. Увидев их, он громко фыркнул. Они отскочили друг от друга.
   - Опять твои штучки? - спросил он.
   - Да как ты смеешь! - вскричала Лирия, топая ножкой. - Сколько тебя просить?
   Молодой человек повернулся к Джону.
   - Вижу, старый дурак вас обработал, - сказал он.
   - Не смей так говорить о папе! - воскликнула Лирия, густо краснея и тяжело дыша. - Все кончено! - она посмотрела на Джона. - Нашу мечту растоптали... Нашу тайну опошлили... Мы должны расстаться. Уйду и умру! - и она выбежала из комнаты.
   Глава 7
   Его здесь нет [3]
   - Ничего, не умрет, - сказал молодой человек.
   - Много раз пугала. Кто она такая, в сущности? Темнорожая девка.
   - Как так! - вскричал Джон. - А ваш отец?
   - Они его кормят, темнорылые, а он и не знает. Зовет их музами, душой и тому подобное. Обыкновенный сводник!
   - А как же остров? - спросил Джон.
   - Утром потолкуем. Я с ними не живу, я живу в Гнуснополе, и завтра туда еду. Возьму-ка я вас и покажу, что такое поэзия. Без дураков. Первый сорт.
   - Спасибо вам большое, - сказал Джон. И молодой человек отвел его в другую комнату, и все легли спать.
   Глава 8
   Большие надежды
   Проснувшись, они позавтракали вместе, чтобы скорее уехать. Отец еще спал, а сестра всегда завтракала в постели. Потом, когда они вышли, сын лорда Блазна показал Джону свою машину.
   - А? - сказал он. - Вот она, поэзия. Красота! Джон промолчал, ибо машина никак не наминала об острове.
   - Да ты пойми! - настаивал сын лорда Блазна, носивший имя Болт. Предки творили кумиров, богов и богинь, но все это были темнокожие девки, только припудренные. Фаллический культ, и больше ничего. А уж в ней похоти нет, верно?
   - Еще бы! - сказал Джон, глядя на открытый мотор. - Какие уж тут девушки! Скорее змеиное гнездо или логово ежей.
   - То-то! - сказал Болт. - Сила! И заметь (он понизил голос), сколько денег на нее ухлопано.
   И они сели в машину, и Болт долго нажимал на какие-то штуки, пока она не сорвалась с места и не ринулась вперед. Джон опомниться не успел, как они пронеслись через дорогу, на Север, и проехав какие-то пустоши, разделенные проволокой, оказались среди стальных домов.
   ----------------------------------------------------------------------
   [1] Псалом 13,1
   [2] Virtus (лат.) - добродетель
   [3] Мт 28,6
   КНИГА ТРЕТЬЯ
   ДУХ ВРЕМЕНИ
   Чем меньше люди знают, тем тверже верят, что их приход и их часовня - истинные вершины, к которым карабкаются в муках цивилизация и философия.
   Бернард Шоу
   Глава 1
   Гнуснополь
   И мне приснилось, что Болт привел Джона в большую комнату, вроде ванной, такие гладкие были в ней стены, и столько стекла и металла, и все пили какой-то напиток, похожий на лекарство. Видимо, люди эти были молоды, и девушки походили на мальчиков, а мужчины - кроме тех, конечно, у кого росла борода - на женщин.
   - Почему они сердятся? - тихо спросил Джон.
   - Они не сердятся, - ответил Болт. - Они спорят об искусстве.
   И он поставил Джона посреди комнаты, и сказал:
   - Глядите! Вот этого типа обработал мой папаша. Надо вправить ему мозги. Начнем с чего-нибудь такого... ну, этакого...
   Присутствующие посовещались и решили, что первой споет Викториана. Когда она встала, Джон подумал было, что это школьница, но, приглядевшись, понял, что ей под пятьдесят. Она надела маску с красным носом и одним прикрытым глазом, словно подмигивающим раз и навсегда.
   - Великолепно! - закричала половина гостей. - Чистая Пуритания!
   Но другая половина, в которую входили все бородатые, поджала губы и подняла носы. Викториана запела, подыгрывая на игрушечной арфе, издававшей чрезвычайно странные звуки, и перед Джоном мелькнул было остров, быстро сменившийся людьми, похожими на его отца, и на лорда Блазна, и на управителя, только все они кривлялись и были в клоунских костюмах. Потом появился цветок в вазоне, и песня оборвалась.
   - Превосходно! - сказали гости, носившие имя Снобов.
   - Ну, как? - спросил Джона молодой Болт.
   - Понимаете... - начал Джон, не зная, что ответить, но Викториана сбросила маску и ударила его по щеке.
   - Так ему! - сказали Снобы. - Что-что, а удаль в ней есть! Мы не всегда согласны с тобой, Викки, но в смелости тебе не откажешь.
   - Преследуйте меня! - визжала тем временем певица. - Бейте меня, садист! Мещани-и-ин! - и она зарыдала.
   - Простите, - начал Джон, - я, собственно...
   - А пела я хорошо! - рыдала Викториана. - Всех великих людей преследуют, пока они живы... меня пре-пре-преследуют... значит, я великая!
   - Что, нечем крыть? - возликовали Снобы, а Викториана выбежала из комнаты.
   -- Надо сказать, - промолвил один из них, - песенка ее... тогось...
   - Да уж, слушать противно, - поддержал его другой.
   - Ей бы и съездить по морде, - предложил третий.
   - Избаловали! - пояснил четвертый. - Перехвалили, вот в чем беда.
   - То-то и оно! - откликнулся хор.
   Глава 2
   Южный ветер
   - Может, кто другой споет? - сказал Болт. - Я! - закричали человек тридцать, и тот, кто кричал громче всех, вышел на середину комнаты. Он был из бородатых, в красной рубахе, в шортах крокодиловой кожи, и держал большой барабан. Ударив в этот барабан, он стал извиваться, глядя на всех огненным взором. На сей раз Джон острова не видел. Ему показалось, что он в зеленой тьме, среди переплетенных корней и мохнатых лиан, шевелящихся, как змеи. Тьма сгущалась, дышало жаром, корни сплелись в огромный непотребный комок, и песня оборвалась.
   - Да, - сказали все Снобы, как один, - истинно мужское искусство.
   Джон огляделся и увидел, что сами Снобы, холодные, как огурцы, спокойно курят и пьют свое лекарство. "Какие, однако, чистые люди", - подумал он и устыдился за себя.
   - Ну, как? - спросил бородатый певец.
   - Я... я не все понял... - отвечал Джон.
   - Ничего, поймешь! - сказал певец и грохнул по барабану. - Крутись, не крутись, а этого ты и хотел.
   - Нет, нет! - вскричал Джон. - Вы ошиблись, честное слово. Это выходит, у меня всякий раз, а хочу я другого.
   - То есть как?
   - Если бы я хотел этого, я бы не горевал, когда так выходит. Ну, скажем, если ты голоден, ты же не огорчишься, когда тебя накормят. И я не пойму...
   - Не поймешь? Давай объясню.
   - Я думал, вам не нравится лорд Блазн потому, что его песни вызывают этих... темнокожих.
   -- Так оно и есть/
   - Чем же лучше с темнокожих начинать? По лаборатории пронесся тихий свист, и Джон догадался, что ляпнул глупость.
   - Ты что? - грозно спросил бородатый. - Значит, я пою про этих девок?
   - Мне... мне померещилось... - залепетал Джон.
   - Ясно, - сказал певец. - Не отличает искусства от порнографии, - и, подойдя к Джону, он плюнул ему в лицо.
   - Так его, Фалли! - воскликнули Снобы. - Поделом!
   - Грязная тварь, - сурово определил один из них.
   - Что говорить, Пуритания! - вздохнула девица.
   - Чего вы хотите? - сказал Болт. - Он доверху набит запретами. Любые его слова - только рационализация подавленных влечений. Спела бы ты, Глагли?
   Глава 3
   Свобода мысли
   Глагли немедленно поднялась и оказалась длинной как телеграфный столб. Выйдя на середину комнаты, она подбоченилась, умудрившись так вывернуть руки, словно в них нет суставов, и пошла боком, завернув носки внутрь. Подергав бедром как будто оно вывихнуто, она хрюкнула и сказала:
   - Глобол обол укли огли глобол глугли глу, - после чего издала губами тот неприятный звук, который издают младенцы. Потом она села на место.
   - Спасибо большое, - вежливо сказал Джон.
   Но Глагли не ответила, ибо говорить не умела, ударившись обо что-то в детстве.
   - Ну, она тебе угодила? - спросил Болт.
   - Я не все разобрал...
   - А почему? - сказала женщина в очках, не то гувернантка, не то сиделка при Глагли. - Потому что вам нужна красота. Пора понять, что гротеск - это пафос современной музыки.
   - Выражает первобытное отчаяние, - прибавил кто-то.
   -- Реальность треснула по всем швам, - пояснил толстый юноша, который напился лекарства и лежал на спине, сладостно улыбаясь.
   - Наше искусство, - продолжала сиделка, - должно быть жестоким.
   - Мы потеряли идеалы на войне, - сказал молодой Сноб, - в дерьме, и в крови, и в грязи. Поэтому мы жестоки и откровенны.
   - Простите, - сказал Джон, - воевали, собственно, ваши отцы, а они живут тихо, мирно.