М. Р. Маллоу. Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6

   – Ничего страшного, – сказала доктор своим хладнокровным тоном. – Идемте, мистер Маллоу.
   Они вошли без стука и доктор оглядела комнату.
   Прямо напротив двери находились два больших окна. Было уже одиннадцать часов утра, но шторы на них были задернуты, а на полу горел ночник. В его слабом свете клубился, заволакивая помещение, табачный дым.
   Кровать раполагалась так, что лежащий на ней человек находился лицом к окну и головой к двери. Слева от нее валялся туалетный столик в окружении посудных осколков. Из опрокинувшейся пепельницы рассыпалась на ковер куча окурков и конфетных фантиков. У окна стояли стол и козетка с расшвырянными по ним пиджаком, галстуком и ремнем с кобурой. Слева от кровати, у дубового гардероба, сбросили в кучу стулья. Овальное зеркало в вертящейся раме стояло торчком. Далее находился камин. Перед ним валялось на боку кресло. Словом, в комнате действительно был разгром.
   Д.Э. курил, лежа поверх неразобранной постели. На нем были жилет и брюки.
 
   – Что, доктор Бэнкс, – произнес он, даже не потрудившись встать, – пришли сказать: «Сегодня отличная погода»? Или мне нужно дышать воздухом? А может, курение вредит здоровью? Валяйте, что у вас там.
   Коммерсант давно не брился, рубашка была несвежей. На груди и рукаве светлую, в голубую и желтую полосу ткань покрывали бурые пятна. «Шваркнул…, – вспомнилось доктору Бэнкс, – … когда я дверь закрывал». Доктор перевела взгляд на дверь, где уже подсохли остатки вдребезги разбитого яблока.
   – Оставьте нас вдвоем, пожалуйста, – обратилась она к Маллоу. – Я позову вас.
   Дюк вернул туалетный стол на место, принес стул для доктора. Затем поднял кобуру, нож, вилку, собрал осколки посуды, нашел под кроватью второй туфель компаньона и унес все это с собой. Доктор села, поставив, как всегда, на колени саквояж.
   – Я прошу не относиться ко мне враждебно, – сказала она. – Мистер Маллоу пригласил меня, чтобы помочь вам.
   – Тьфу, – скривился коммерсант и стряхнул пепел на пол. – Можно как-нибудь без реверансов?
   – Да, конечно. Как вы себя чувствуете?
   – Отлично. Лучше и быть не может.
   – Вы плохо выглядите, мистер Саммерс. Вас что – то беспокоит.
   – Очень. Меня беспокоит, что ко мне приглашают врача без всякой надобности.
   – Но ваш партнер волнуется о вас.
   – Пусть идет к дьяволу. Обо мне нет нужды волноваться. Доктор, ну? Время – деньги. Что вы хотите со мной делать? Пульс? Горло? Температура? Может, вы хотите сделать мне клизму? Нет?
   – Нет, что вы, конечно, нет. Я осмотрю вас, но сначала мне хотелось бы с вами поговорить.
   – Вот здорово. Вы меня так обрадовали, вы себе даже не представляете. Давайте тогда к делу, без этих ваших…
   Саммерс презрительно пощелкал пальцами.
   – Пьете? – спросила доктор Бэнкс.
   – Нет. Я никогда не пью, когда мне плохо. Пить надо, когда хорошо. Это вон этот – вот ему бы ваши лекции.
   Он сделал паузу, но из-за двери не было слышно ни одного звука.
   – Слушайте, сколько вам дал этот тип? – поинтересовался Саммерс. – Я дам больше, только объясните ему: хватит пить! И оставьте меня в покое! Оставьте в покое! Оставьте, черти бы вас драли, меня одного!
   Крики утомили его и он умолк.
   – Не хотите никого видеть? – спросила доктор Бэнкс.
   – Как вы догадались?
   – Хорошо. Раздражают громкие звуки?
   – Ах, вот что, – коммерсант усмехнулся. – Мило, мило. А скажите, доктор, как вам кажется: имею я право побыть в тишине? Чтобы хоть сколько-нибудь времени рядом со мной никто не вопил, не тявкал, не хихикал, не гоготал, не пел, не визжал, не обсуждал погоду, не пилил своего полоумного мужа, не звал своего кота, не скакал, как последний придурок, с велосипедным звонком, не крякал резиновой уткой, не свистел, не звенел обручем, не мяукал, не дудел клаксоном, не шаркал, не голосил младенцем и не колотил мячом о стены моего дома? Или за такие желания теперь отправляют в психушку?
   – Не спешите, мистер Саммерс. Я спросила вас об этом потому, что раздражительность подобного рода обычно предшествует мигрени. У вас болит голова?
   Повисла пауза.
   – Да, случается. Довольно редко, – нехотя отозвался коммерсант.
   – Сейчас тоже?
 
   – Сейчас – нет.
 
   – Бессонница?
   – Ну, у кого же ее не бывает.
   Маллоу испугался. Доктор спрашивала об этих вещах и его тоже. Он вдруг понял, что то и другое означает, что с у вас головой не все в порядке. А между тем М.Р. Маллоу и сам не мог иногда уснуть, и мучился мигренями… иногда. Именно это он бы ответил, если бы спросили его. Но тут выяснилось, что краткий разговор превратился в прочувствованный монолог компаньона.
 
   – Мешают звуки? – говорил Д.Э. Саммерс. – Шутите. Да я от них завыть готов. Никогда не понимал, почему людям трудно перестать докладывать подробности своей частной жизни всему кварталу. Такое ощущение, что им кажется, что вокруг больше никого нет. Никак не пойму: то ли им даже в голову не приходит, что они могут кому-то мешать, то ли воображают себя на сцене. Сил никаких нет слушать с утра до вечера этот общественный театр!
   – Тревожные или кошмарные сновидения? – спросила его доктор.
   – Сколько угодно.
   – Почему вы бросили гирю в мистера Халло?
   – Это единственный способ заставить его заткнуться.
   – Но вы понимали, что может произойти несчастье?
   Коммерсант фыркнул.
   – Несчастье! Да его хоть под поезд бросай. Палкой не убьешь, колесами не задавишь, в уборной топить начнешь – выплывет! Это вообще его родная стихия – плавать в…
   – Мистер Саммерс, – тон доктора звучал деликатно, – я хочу спросить у вас одну вещь. Обещаю, что это останется между нами.
   Доктор выждала паузу и спросила:
   – Не кажется ли вам иногда, что ваши мысли и ваши чувства известны окружающим?
   Коммерсант оглядел ее с ног до головы.
   – Раз вы здесь – вряд ли. Вряд ли известны, вряд ли интересны и вряд ли когда-нибудь…
   – А не кажется ли вам, что эти мысли и чувства не зависят от вашей воли? – вежливо перебила доктор.
   – Мне сейчас пришла в голову мысль, что у меня такое чувство, что от моей воли должна зависеть хотя бы возможность побыть в одиночестве.
   – Я не займу много времени, – заверила доктор Бэнкс. – Скажите, а нет ли у вас ощущения, что какая-то посторонняя сила заставляет вас совершать различные поступки?
   – Есть, доктор. Эта посторонняя сила сидит сейчас у меня над душой и заставляет отвечать на дурацкие вопросы.
   – Не слышите ли вы, – спросила доктор по-прежнему ровным тоном, – некий голос, или, может быть, голоса, которые не слышит больше никто? Может быть, с вами кто-то разговаривает? Кто-то, кого мы не видим?
   Повисло молчание. Пока оно длилось, доктор проверила пульс пациента, послушала тоны сердца, сняла с лампы колпак и заставила коммерсанта посмотреть на свет. Все это она проделала, не произнося ни слова.
   – Сегодня десятое ноября, – сказал Саммерс. – Семью восемь – пятьдесят шесть. Президент нашей страны – Вильсон.
   – Очень хорошо.
   – До него, – продолжал коммерсант, не затрудняясь застегнуть расстегнутую рубашку, – президентом был Тафт, а перед ним – Рузвельт. Ни мой отец, ни мой дед, а равно и иные родственники мужского пола не страдали ни пляской святого Витта, ни слабоумием, ни иными расстройствами, кроме, разумеется, расстройства желудка.
   – Хорошо. Продолжайте, пожалуйста.
   – Я могу без особенных затруднений прикоснуться пальцем к своему лбу и носу, если это доставит вам удовольствие. Ведь доставит?
   – Пожалуйста.
   Движения коммерсанта были вполне уверенными.
   – Могу также прикоснуться к вашему носу, – сообщил он.
   Доктор отстранилась от его протянутой руки.
   – Благодарю. Этого делать не нужно.
   – Почему не нужно? Не нужно? Вы действительно так думаете?
   – Вы не ответили на мой вопрос, мистер Саммерс.
   – Знаете, ответьте лучше на мой. Что еще я должен сделать, чтобы вы оставили меня в покое?
   – Ответить на несколько вопросов, – сказала доктор Бэнкс. – Меня пригласил ваш компаньон – я говорю вам это прямо, без экивоков. Будет лучше, если вы так же прямо ответите мне.
   Коммерсант поднял глаза, увидел Маллоу, стоявшего в дверях и выразительно усмехнулся.
   – Прекрасно, – доктор Бэнкс предпочла принять такой ответ как положительный. – Отвечайте, пожалуйста.
   – Что? Ах, слышу ли голоса?
   Саммерс смотрел в сторону компаньона.
   – Да, – произнес он. – Да, слышу.
   Последовала пауза, после чего доктор спросила:
   – Это голос мужчины или женщины?
   – Мужчины.
   – Кто же этот мужчина?
   Саммерс прищурился.
   – Один знакомый. Я был склонен считать его другом.
   – Почему «были»?
   Коммерсант подпер голову локтем.
   – Наверное, потому, что был тогда молод и не знал, что как бы ни было, все равно ты всегда одинок. Когда тебе плохо – всегда. Все желают тебе только добра, развешивают душеспасительные словеса и думают, какие они хорошие. Вместо того, чтобы честно признать, что помочь не могут, отойти в сторону и позволить хотя бы спокойно сдохнуть.
   – Что же именно говорит вам этот человек?
   Д.Э. пожал плечами.
   – Ну, а все-таки? – настаивала доктор. – Можете вы вспомнить его последние слова?
   Коммерсант немного помолчал.
   – Сколько угодно. На память не жалуюсь. Он сказал… стоп, как же это было? Значит, он сказал: «Вы с ума сошли! Очнитесь, что вы делаете!»
   Мистер Саммерс, произнесший эту фразу издевательским тоном, явно копировал чьи-то интонации. В противном случае он придумал себе довольно правдоподобный двойник. И двойник этот находился в здравом рассудке.
   – Что же, – поинтересовалась доктор, – что же вы ответили на это?
   – А что тут ответишь? Что я должен делать?
   – Ну, а он?
   – А он сказал: «Что угодно! Только не лежите, уставясь в потолок!»
   Кем бы ни был человек, с которым мысленно беседовал мистер Саммерс, слова он произносил верные. Маллоу, однако, побледнел. Он пристально смотрел на компаньона. Доктор отметила это обстоятельство, взглядом велела Маллоу уйти, и, когда он послушался, продолжила: – Могу предположить, что вы послали этого человека к черту.
   – Нет, зачем.
   – А как же?
   – Просто сказал, да, в общем, и вам повторю: чего вы все от меня хотите? Чтобы я вам прыгал, как козел?
   – Ну, хорошо, – мирно сказала доктор Бэнкс. – И часто вы вот так беседуете?
   Ответом ей было несколько мерных кивков.
   – Хорошо же, – повторила она. – Теперь, будьте добры, расскажите мне, что вы намерены предпринять, после того, как я уйду.
   – Выбираете время, в которое мне было бы удобно отправиться в психушку?
   – Мистер Саммерс, ответьте, пожалуйста.
   Ответа не последовало, и доктор добавила:
   – Ну? Я слушаю вас. Что вы намерены делать? Останетесь вот так лежать?
   Некоторое время Саммерс молчал.
   – Не знаю, – сказал он, когда тишина стала невыносимой. – Какая разница?
   Опять пауза. Она затянулась почти на минуту, после чего коммерсант спросил: – Слушайте, доктор, вас не затруднит подать мне ночной горшок?
   Доктор Бэнкс встала и достала из – под кровати то, о чем просил пациент.
   – Можете не отворачиваться, – добавил он.
   Она и не подумала отворачиваться. Коммерсант закурил, сел, сложив ноги на туалетный стол и поставил горшок на колени в качестве пепельницы.
   – Вы очень кстати записали меня в сумасшедшие, – произнес он. – Теперь я могу и делать, что хочу, и высказать, наконец, все, что я о вас думаю. Спроса с меня никакого. Здорово, правда?
   – Прекрасно, – одобрила доктор. – С интересом вас выслушаю. После того, как вы ответите на мой вопрос.
   – Какой вопрос?
   – О ваших ближайших планах, мистер Саммерс.
   – Они вас не касаются.
   – Ваш партнер придерживается иного мнения. Давайте постараемся его разубедить.
   Коммерсант стряхнул в горшок пепел.
   – Разубедить? – произнес он. – Зачем? Пусть себе думает, что хочет. Какая мне разница, что он думает?
   – А вам все равно, что он думает?
   – Совершенно все равно. Мне вообще все равно. Какая разница, кто что думает, если ничего не имеет смысла?
   – Вы так считаете?
   – Это не я. У мира свои законы. От вас ничего не зависит. Вы можете чего-нибудь хотеть, выворачиваться ради этого наизнанку. Можете что – нибудь ненавидеть – и тоже выворачиваться наизнанку. Это совершенно неважно. Ничего не меняется. Что бы вы ни сделали, ничего не меняется.
   – Что вы имеете в виду?
   – То, что и сказал: жизнь не имеет смысла.
   Доктор ничего не ответила.
   – Пока об этом не думаешь, – продолжал коммерсант, – еще ничего. Пока занят, вертишься, не бросается в глаза. Но рано или поздно это становится все яснее. И тогда уже никуда не деться. Что вы так смотрите?
   – Мистер Саммерс, – медленно произнесла доктор, – помните, когда-то вы говорили о головоломке?
   – Нет. Почему я должен это помнить?
   – Потому, что раньше вы верили, что жизнь напоминает головоломку и считали, что следует уметь собирать ее части.
   – Я всю жизнь притягивал факты за уши. Приукрашивал, подтасовывал, нес всякую чушь – чтобы только убедить себя в своей удаче. Самообман – и больше ничего. Реальность в своем натуральном виде – это такое…
   Он изобразил плевок.
   – Ну, что? Хотите что-то еще спросить?
   Доктор пристально смотрела ему в глаза.
   – Боитесь, что я наложу на себя руки? – поинтересовался коммерсант.
   – Не боюсь, – ответила она, – но, тем не менее, я обязана спросить вас об этом. Не приходили ли вам мысли о смерти, мистер Саммерс?
   Коммерсант издевательски поднял бровь.
   – А вы знаете кого-нибудь, кому они не приходили?
   И, когда доктор Бэнкс ничего ему не ответила, продолжил:
   – Разумеется да.
   – Что «да»?
   – Приходили. Как приходили вам, Маллоу и всякому другому человеку, если только он не идиот от рождения.
   – И что же?
   – По-моему, вы надеетесь, доктор Бэнкс, а? Вы же спрашиваете у меня, что должны спрашивать. А про себя потихоньку надеетесь, что я и в самом деле освобожу вас от хлопот. Нет? – коммерсант с интересом смотрел на нее. – Ну, это вы врете. Впрочем, все врут. Так вот что: не надейтесь. Мысли о смерти мне, само собой, приходили, они мне нравятся, но мне не нравится несколько вещей.
   – Что же это за вещи? – спросила доктор Бэнкс.
   Коммерсант устроился удобнее. Прикурил вторую сигарету от первой, смял окурок в горшке.
   – Вот например, – сказал он, – предположим, я это сделал. Только предположим, доктор. Вообразите, что будет с мисс Дэрроу. Она наверняка первая наткнется на то, что от меня останется. Ей придется со всем этим возиться. Объясняться с соседями. Уговаривать нашего безупречного отца Эбендрота, что произошел, мол, несчастный случай. Добиваться, чтобы меня зарыли, как положено, хотя мне на это будет совершенно наплевать. За что ей это? Она-то не виновата. Потом Маллоу. Это просто свинство с моей стороны оставлять его вот так.
   – Вы так думаете?
   – А вам очень хочется думать, что я только о себе и думаю?
   Доктор продолжала смотреть на него своими пронзительными глазами.
   – Продолжайте, мистер Саммерс, – обычным вежливым тоном сказала она. – Пожалуйста, продолжайте.
   – Так вот, – охотно сообщил коммерсант, – станут ходить сплетни. Знаете, как это бывает? «То ли он украл, то ли у него украли, в общем, грязненькая история». Ну, не могу же я так с ним поступить. Реши он съехать, сдать дом станет невозможно, бизнес он погубит – ну, и так далее.
   – Звучит здраво.
   – Да, и между прочим! – спохватился Саммерс. – Я не уверен, что там получу такое уж облегчение. Скорее всего, и на той стороне меня поджидает какая-нибудь дрянь. Тем более, что… – он помолчал – …тем более, что надо быть полным… э-э, я хотел сказать, это трусливый выход.
   – Ваши слова обнадеживают, – заметила доктор. – Тогда я задам вам последний вопрос. Вы ведь понимаете, что так дальше нельзя?
   Коммерсант выпустил длинную струю дыма. Стряхнул пепел.
   – Да что вы? – спросил он невинным тоном. – Действительно нельзя?
   – Нет, нельзя, – жестко ответила доктор Бэнкс. – Мистер Халло вот уже третью неделю ходит ко мне за успокоительными каплями. Мики вас боится. Мисс Дэрроу подавлена, и я никогда раньше не видела ее в таком угнетенном расположении духа. Кроме того, вы представляете себе состояние вашего партнера, который обратился ко мне за помощью?
   Саммерс молчал.
   – Значит, нельзя? – поинтересовался он после непродолжительного молчания. – А как можно? Вы сейчас мне расскажете, как можно? У вас есть предложения?
   – Предложения, мистер Саммерс, должны бы у вас, – отрезала его собеседница. – Как вы собираетесь жить дальше?
   Коммерсант возвел очи потолку.
   – Господи, что же вы ко мне прицепились! Я должен сам знать, как мне жить, это мои проблемы – спасибо, знаю. Я ничего у вас не просил. Что вам от меня нужно?
   – Я хотела бы услышать ответ на свой вопрос, – повторила доктор Бэнкс. – Что вы собираетесь делать?
   Он пожал плечами.
   – Что-нибудь буду. Как-нибудь дотяну, что там мне осталось. По-моему, этого вполне достаточно. Все, доктор?
   Некоторое время длилось молчание.
   – Очень жаль, – произнесла, наконец, доктор Бэнкс. – Правда жаль слышать от вас такие вещи, мистер Саммерс.
   – Да ну, все равно. В конце концов, прав был другой мой знакомый: все мы просто песчинки, пылинки, дробинки, или как там было.
   – Да? – доктор вздернула бровь. – Ну что же, раз вам все равно, это упрощает дело.
   Она встала, взяла саквояж.
   – Вы страдаете припадками ярости, во время которых склонны к насилию. Припадки эти усиливаются. Близкие вас боятся. Ваше состояние можно охарактеризовать как подавленное. Ваши слова относительно самоубийства звучат здраво, но, к сожалению, именно самоубийцы чаще всего говорят подобные здравые вещи. Вам необходима помощь. Пожалуйста, собирайтесь.
   – С восторгом, – отозвался коммерсант. – Что, думали напугать? Да с такой жизнью только в сумасшедшем доме и можно почувствовать себе в здравом уме!
   – Прекрасно, – произнесла доктор. – Мистер Маллоу!
   М.Р., появившийся что-то слишком быстро, подошел к кровати.
   – Сэр, – сказал он бодро, – ну, только не дергайтесь. Мы с доктором подумали… Короче говоря, есть одно милое местечко. Озеро. Парк. Библиотека. Там хорошо.
   Несколько секунд длилось молчание. Затем Саммерс поднял взгляд на компаньона. Дюк посмотрел на доктора Бэнкс. А доктор пожала прямыми плечами.
   – Не волнуйтесь. Афишировать этот факт мы не собираемся, а вам будет удобно.
   – Да какое «удобно»! – задохнулся коммерсант. – Я здоров! Я…
   – Ну-ну, тише, – успокоила доктор Бэнкс. – Вы получите возможность спокойно гулять, читать книги, предаваться размышлениям о смысле бытия. В установленное время, конечно. Скучать вы тоже не будете: несложные, физически утомительные занятия позволят вам оценить простые жизненные радости. Дотянете, сколько вам там осталось.
   Она подняла глаза на Дюка и ободряюще улыбнулась.
   – У санатория прекрасная репутация. С вашим партнером будут хорошо обращаться.
   М.Р. покивал. Вздохнул.
   – Часто приезжать у меня не получится, – развел он руками. – Да и не разрешат.
   Он немножко помялся и ободряюще, совсем, как доктор Бэнкс, улыбнулся: – Зато никто не будет стоять у тебя над душой. Насчет денег не волнуйся: ты меня знаешь. Доктор, что ему нужно? В лечебницу, я имею в виду.
   – Личные вещи, что – нибудь почитать – что – нибудь легкое, конечно, – начала перечислять та. – Какие-нибудь романтические приключения, сказки. Только, пожалуйста, смотрите, чтобы ничего драматического. Ни в коем случае не детективы. Все, пожалуй. Халат и пижаму там дадут. Ах да: бритву ему, пожалуйста, не кладите. Это запрещено.
   М.Р. бросил на компаньона беглый взгляд, кивнул и вышел.
   В комнате стояла тишина.
   – То есть, вы серьезно? – спросил, наконец, Д.Э. – Да? Нет? Доктор Бэнкс, честное слово, вы выбрали плохое время для розыгрышей. Вы себе даже не представляете, насколько плохое.
   – Воздержитесь от угроз, мистер Саммерс. Они могут осложнить ваше положение. Я была бы рада извиниться перед вами за неуместные шутки, но, к сожалению, вам придется поехать. Я говорю «придется», потому что если вы не сделаете этого добровольно, я буду вынуждена…
   Коммерсант, очевидно, не нуждавшийся в дополнительных пояснениях, решительно, совсем, как в былые времена, произнес: – Послушайте, доктор Бэнкс, не нужно в лечебницу. Это лишнее, правда! Я в самом деле разговариваю с одним человеком. Но я не слышу никаких голосов. Ну, может же человек представлять себе собеседника мысленно!
   – Не надо отказываться от своих слов. Для вас лучше говорить правду.
   – Но это правда! Я валял дурака. А что мне оставалось? Ваши намерения были шиты белыми нитками! Конечно, я сразу понял, что дорогой компаньон решил, что я свихнулся и притащил вас, хотя в этом не было никакой необходимости.
   Некоторое время доктор не отвечала.
   – Вы не можете оставаться в таком состоянии, как сейчас, – сказала она негромко. – Слышите вы голоса или нет, ваше поведение дает достаточные основания отправить вас в лечебницу для душевнобольных. Что скажете, мистер Саммерс? Ничего, конечно. В таком случае, я повторю: что вы намерены делать? Я сейчас уйду, а что станете делать вы? Ну, что вы молчите? Отвечайте. Ваше положение достаточно плохо, чтобы постараться не сделать его еще хуже.
   Коммерсант явно пришел в бешенство, но, тем не менее, прекрасно взял себя в руки.
   – Я не знаю, – спокойно и вежливо сказал он.
   – Не знаете? – переспросила доктор Бэнкс. – Это не ответ, мистер Саммерс. Сейчас вернется ваш компаньон, я ему скажу, что вы просите не отправлять вас в больницу, и тогда он спросит у вас то же самое.
   – Ну вот ему, – отозвался коммерсант уже сквозь зубы, – я и отвечу.
   Доктор Бэнкс выглянула из комнаты:
   – Мистер Маллоу!
   М.Р. обождал несколько секунд: он прятался за дверью.
   – Звали, доктор?
   – Да, – кивнула она. – Мистер Саммерс отказался отвечать на мой вопрос о своих планах. Говорит, что намерен обсуждать эту тему только с вами.
   – Правда? – с интересом сказал Дюк. – Что ж, великолепно. Я готов, компаньон.
   – Слушай, – Д.Э. повернулся на бок и подпер голову рукой, – как у нас с деньгами? Я могу вынуть свою долю?
   – Кто же тебе помешает, – М.Р. пожал плечами, – можешь. Что ты делать-то с ними собрался?
   – Хочу уехать.
   Маллоу молча сделал знак продолжать.
   – Куда-нибудь подальше, – непринужденно сказал Д.Э. – Поменьше людей, поменьше шума. Сниму квартиру, дела можно будет вести по телефону. По почте. Так будет лучше для всех.
   – Ты хорошо подумал?
   – Мне все равно.
   Дюк повернулся к доктору Бэнкс – та смотрела в окно.
   – Ну, как? – спросил он. – Каков будет диагноз, доктор?
   – В здравом уме.
   – Вы хотите сказать, что он в порядке? – недоверчиво спросил Маллоу.
   – Нет, – сказала доктор, – он не в порядке. Имеется нервное расстройство. Это можно назвать «сдурел», «озверел» – все слова, которыми вы описывали его состояние, подходят. Вы спрашивали о диагнозе? Вот он. Хронический эгоизм. Острое малодушие. Уныние. Но самое опасное: привычка жалеть себя. Принявшую из острой крайне, я бы сказала, запущенную форму.
   – Согласен с каждым словом, – отозвался Дюк. – Так что, в больницу не надо?
   – Видите ли, это зависит от ваших целей, – сказала ему доктор. – В больницу его, конечно, примут, и сделают это с полным на то основанием.
   – Да, но… – Маллоу смутился.
   – С другой стороны, я могу вам сказать, что в этом случае мистер Саммерс довольно скоро изменит свое поведение и вы сможете забрать его домой. В санатории вам скажут, что он все равно нуждается в лечении – они не любят терять денег, но вы скажете, что отвезете вашего партнера в Швейцарию, Блейлеру или Юнгу. Думаю, вам удастся его забрать.
   Маллоу долго молчал.
   – Нельзя, – сказал он, наконец. – Одно дело, когда я привожу своего партнера, потому что меня беспокоит его здоровье и совсем другое – забрать пациента психушки. Отдавать они его не захотят, это вы верно сказали, мне придется стать его опекуном. Это очень быстро станет известно и…
   Он повернулся к компаньону.
   – Ну, сэр, я смотрю, ты все-таки нашел способ избавиться от Форда. Если он, а не мы, захочет расторгнуть контракт – а теперь он захочет, ты его знаешь! – можешь забыть про неустойку.
   – Я в жизни не думал, что ты такая сволочь! – хрипло произнес Саммерс.
   – Я тоже кое-чего не думал, – Маллоу пожал плечами. – Нет, правда: сплетни о тебе разбегутся быстрее, чем я переоформлю дела на себя – фиктивно, само собой. Похоже, ты выиграл. Сошлась головоломка, а?
   – Надо было тебя тогда этими гирями…
   Маллоу отвернулся.
   – Доктор, мне бы все-таки не хотелось его в больницу. Честное слово, не понимаю, как это его так развезло.
   – Боюсь, что находиться в обществе мистера Саммерса будет затруднительно, – хладнокровно заметила доктор.
   – Знаю, – вздохнул Дюк. – Может, вы что-нибудь посоветуете?
   – Я не психиатр, что же я могу советовать, – тоже пожала плечами доктор Бэнкс.
   – Ну, что-нибудь, – промямлил Дюк. – Какие-нибудь процедуры…
   – Я вас не понимаю. Что вы имеете в виду?
   Маллоу со вздохом сунул руки в карманы.
   – Сам не знаю. Честно сказать, я просто от безнаде… – он оборвал сам себя. – Значит, ничего. Ну ладно. Компаньон, ты говоришь, тебе все равно? Три-четыре раза в год я тебя как-нибудь стерплю. Постарайся меня не подставить. Забирай свою долю и мотай отсюда. Снимешь квартиру где-нибудь подальше. Поменьше людей, поменьше шума. Так будет лучше для всех.