Мадлен Л`Энгл. Трещина во времени

   Чарльз Уоллес еще какое-то время придирчиво рассматривал Кельвина, затем взгляд его затуманился, как будто он пытался погрузиться в его мысли. Кельвин стоял, не шелохнувшись, и терпеливо ждал.
   – Хорошо, – наконец выдал Чарльз Уоллес. – Я тебе верю. Но все равно не могу тебе рассказать. Наверное, я был бы рад тебе довериться. И для начала ты пойдешь к нам и пообедаешь.
   – Я-то согласен, но… что скажет ваша мама? – спросил Кельвин.
   – Она будет очень рада. С нашей мамой все в порядке. Конечно, она не такая, как мы. Но она все понимает.
   – А как насчет Мэг?
   – Мэг придется привыкать, – сказал Чарльз Уоллес. – Она не может сразу с чем-то смириться.
   – Что это значит – не такая, как мы? – сердито осведомилась Мэг. – И что это значит – с чем-то смириться?
   – Ох, только не заводись сейчас, Мэг, – сказал Чарльз Уоллес. – Повремени. Я потом все тебе объясню, – он коротко глянул на Кельвина и принял какое-то решение. – Ладно, давай возьмем его с собой и познакомим с миссис Что-такое. И если с ним что-то не так, она сразу узнает, – и он зашагал во всю прыть своих маленьких ног в сторону заброшенного дома.
   Дом с привидениями стоял наполовину скрытый в тени от разросшихся вокруг вязов. Сейчас их ветви были почти голыми, и земля возле дома была покрыта толстым слоем желтых листьев. Послеполуденный свет казался каким-то зеленоватым, отражаясь в пыльных оконных стеклах. Ставня без защелки хлопала на ветру. Что-то жалобно скрипело. Мэг нисколько не удивилась тому, что этот дом считался населенным призраками.
   Передняя дверь была крест-накрест заколочена досками, однако Чарльз Уоллес уверенно повел их к заднему крыльцу. На первый взгляд и эта дверь тоже была заколочена, но Чарльз Уоллес постучал, и дверь распахнулась, отчаянно скрипя ржавыми петлями. Где-то в кроне высоченной ели с возмущенным карканьем сорвался с места огромный ворон, а дятел выдал на соседнем стволе оглушительную барабанную дробь. Здоровенная серая крыса промчалась мимо них и скрылась за углом дома, отчего у Мэг вырвался испуганный крик.
   – Они так развлекаются, используя самые типичные предрассудки и стереотипы, – успокаивающе объяснил Чарльз Уоллес. – Не бойтесь. Идите за мной.
   Кельвин твердой рукой поддержал Мэг под локоть, а Форт прижался к ноге. Их поддержка была так приятна, что паника мигом испарилась, и она бестрепетно шагнула следом за Чарльзом Уоллесом в затхлую тьму старого дома.
   Они оказались в каком-то подобии кухни. По крайней мере, здесь бросался в глаза огромный очаг, в котором над едва тлеющим огнем висел большой закопченный котел. Но почему же тогда из трубы над крышей не шел дым? В котле что-то громко булькало, и запах от этого варева скорее походил на испарения от химических экспериментов миссис Мурри, чем на готовящуюся еду. В старом кресле сидела маленькая толстушка. Поскольку это явно была не миссис Что-такое, Мэг решила, что видит одну из ее подруг. Она щеголяла в огромных очках: стекла в них были в два раза толще и в два раза больше, чем в очках у Мэг, – и что-то шила мелкими торопливыми стежками на простыне. Еще несколько простынь валялось скомканные на пыльном полу.
   Чарльз Уоллес уверенно двинулся к ней.
   – Я совершенно уверен, что вам не следовало брать простыни миссис Бунскомб, не посоветовавшись со мной! – заявил он таким сердитым и надменным тоном, каким только могут говорить маленькие мальчики. – И зачем же они вам понадобились?
   – Ах, Чарли, деточка! – просияла при виде малыша маленькая толстушка. – Le couer a ses raisons que la raison ne connait point. Это по-французски. Паскаль. «Сердце имеет свои основания, которых ум не знает».
   – Но это совершенно недопустимо! – возмутился Чарльз Уоллес.
   – Твоя мама со мной согласится, – казалось, что улыбка лучилась через самые стекла очков.
   – Я говорю не о том, что думает моя мама о моем папе! – сердился Чарльз Уоллес. – Я говорю о простынях миссис Бунскомб.
   Толстушка вздохнула. Ее чудовищные очки снова поймали солнечный луч и сверкнули, как совиные глаза.
   – На случай, если нам потребуются привидения, конечно! – сказала она. – Я надеялась, что ты сам додумаешься. Если уж нам придется кого-то напугать, то миссис Что-такое непременно пожелает сделать все, как положено. А иначе какая нам радость торчать в доме с привидениями? Но мы никак не думали, что ты узнаешь про простыни. Auf frischer Tat ertappt. Это по-немецки. In flagrante delicto. Это по-латыни. «Пойман на месте преступления». Как я уже сказала…
   – Миссис Кто, – прервал ее Чарльз Уоллес с повелительным жестом, – вы знаете этого мальчика?
   – Добрый день, мэм, – поклонился Кельвин. – Боюсь, я не совсем точно расслышал ваше имя.
   – Миссис Кто – вполне сойдет, – ответила женщина. – Это была не моя идея, Чарли, но я уверена, что он хороший мальчик.
   – А где миссис Что-такое? – спросил Чарльз Уоллес.
   – Она очень занята. Она так ограничена во времени, Чарли, ужасно ограничена. Ab honesto virum bonum nihil derret. Сенека. «Ничто не удерживает честного человека от честных поступков». И он тоже очень хороший человек, Чарли, детка, но именно в этот момент ему нужна наша помощь!
   – Кто он? – спросила Мэг.
   – Ах, и крошка Мэгси тоже здесь! Как я рада видеть тебя, милочка! Твой папа. Кто же еще? А теперь ступайте домой, мои милые. Время еще не пришло. Не беспокойтесь, без вас мы не отправимся. Ступайте отдохните и подкрепитесь как следует. Накормите хорошенько Кельвина. А теперь идите! Justitiae soror fides. Опять латынь, конечно. «Вера – сестра правосудия». Верьте в нас! Идите, идите! – она соскользнула с кресла и стала подталкивать их к двери с удивительной настойчивостью.
   – Чарльз, – сказала Мэг, – я ничего не понимаю.
   Чарльз молча взял ее за руку и повлек прочь от дома. Фортинбрас помчался перед ними, а Кельвин зашагал рядом.
   – И я, – сказал Чарльз Уоллес, – я тоже ничего не понял. Пока не понял. Но я сразу все вам скажу, как только что-то пойму. Но ведь вы сами видели Форта, правда? Он даже ни разу не зарычал. Даже шерсть на загривке не поднял. Как будто она не чужая. А значит, с ней все в порядке. Слушайте, я вас обоих прошу об одолжении. Давайте не будем обсуждать все, что случилось, пока не поедим. Мне требуется топливо, чтобы разложить все по полочкам и объяснить, хорошо?
   – Валяй, болван вундеркинд! – весело откликнулся Кельвин. – Я еще ни разу у вас не был, но теперь у меня совершенно дурацкое чувство, будто я наконец-то иду домой!

Глава 3
Миссис Которая

   В лесу уже начали сгущаться вечерние сумерки, и дети невольно притихли. Чарльз с Фортинбрасом затеял игру, убежав вперед. Кельвин держался рядом с Мэг, и его пальцы все еще касались ее руки, словно он старался ее защитить от чего-то.
   Мэг была уверена, что это был самый сумбурный и бестолковый день в ее жизни, и тем не менее она не чувствовала ни усталости, ни разочарования. Наоборот, она была счастлива. Разве так бывает?
   – Может быть, нам не суждено было встретиться раньше, – наконец сказал Кельвин. – То есть я знал, конечно, кто ты такая, по школе, но на самом деле я тебя не знал. Но я рад, что мы встретились сейчас, Мэг. И ты тоже понимаешь, что мы подружимся.
   – Да, я тоже рада, – прошептала Мэг. И они опять замолчали.
   Когда они дошли до дома, миссис Мурри еще не выходила из лаборатории. Она следила за тем, как бледно-голубая мутная жижа перетекает из колбы в реторту. Над бунзеновской горелкой булькал большой глиняный горшок с каким-то варевом.
   – Не говорите Санди и Деннису, что я здесь готовлю, – попросила она. – Они вечно боятся, что в еду могут попасть какие-то химикаты, но я сегодня не могла отвлечься от эксперимента.
   – Мама, это Кельвин О’Кифи, – сказала Мэг. – Тут хватит и на его долю? Запах просто супер.
   – Привет, Кельвин, – миссис Мурри пожала мальчику руку. – Рада с тобой познакомиться. Сегодня у нас на обед только суп, но он очень наваристый.
   – Вы очень добры, – ответил Кельвин. – Вы позволите позвонить моей маме, чтобы она знала, где я?
   – Конечно. Мэг, будь так добра, покажи ему, где у нас телефон. Извини, что я не предлагаю тебе воспользоваться здешним аппаратом: мне нужно закончить эксперимент.
   Мэг повела гостя в дом. Чарльз Уоллес с Фортинбрасом куда-то исчез. Ей было слышно, как снаружи Санди с Деннисом стучат молотками в своем доме на дереве, который строили на старом клене.
   – Сюда, – Мэг прошла через кухню в гостиную.
   – Сам не знаю, зачем я ей звоню каждый раз, когда задерживаюсь, – с горечью признался Кельвин. – Она все равно не заметит, – он со вздохом набрал номер. – Ма? – сказал мальчик в трубку. – Ах, это ты, Хинки. Скажи маме, что я сегодня буду поздно. И не забудь на этот раз. Я не хочу, чтобы меня снова заперли, – он дал отбой и глянул на Мэг. – Ты хоть понимаешь, как тебе повезло?
   – Не так часто, как мне бы хотелось, – ответила она с довольно кривой улыбкой.
   – Иметь такую маму! И такой дом! Черт побери, у тебя классная мама! Ты бы только видела мою. У нее все верхние зубы торчат наружу. Папа купил ей пластинку, но она ее не носит и весь день слоняется по дому нечесаная. Хотя даже когда она причешется, это ничего не меняет, – он стиснул кулаки и продолжил: – Но я все равно ее люблю. И это самое смешное. Я люблю их всех, а им на меня плевать с высокой башни. Может быть, поэтому я и звоню каждый раз, как задерживаюсь. Потому что мне не наплевать. В отличие от остальных. А ты даже не понимаешь, как тебе повезло.
   – Наверное, я вообще об этом не задумывалась, – немного растерянно ответила Мэг. – Я просто считала, что так и должно быть.
   Кельвин показался ей очень грустным, но уже в следующую секунду его лицо озарила знаменитая лучистая улыбка.
   – Что-то должно случиться, Мэг! Что-то очень хорошее! Я это чувствую! – и он стал медленно осматривать их уютную, хотя и изрядно захламленную гостиную. На фортепиано стояла небольшая фотография: группа мужчин на пляже. Перед ней Кельвин задержался. – А это кто?
   – А, так, группа ученых.
   – Где?
   – На мысе Канаверал, – ответила Мэг, подойдя поближе. – Вот это мой папа.
   – Который?
   – Вот.
   – Тот, что в очках?
   – Ага. Тот, кому давно пора постричься, – Мэг вдруг хихикнула: показывать Кельвину фотографии было так приятно, что она позабыла о своем плохом настроении. – У него волосы такого же оттенка, как у меня, и он никогда не стрижет их вовремя. Обычно за этим следит мама: она купила ножницы и машинку и стрижет его сама, потому что ему некогда терять время на парикмахеров.
   Кельвин долго смотрел на фотографию и наконец решительно заявил:
   – Он мне нравится. И он совсем как Чарльз Уоллес, верно?
   – Да, когда Чарльз Уоллес был ребенком, он выглядел в точности как папа! – расхохоталась Мэг. – Это и правда смешно.
   – Не то чтобы он был красавцем или что-то такое, – добавил Кельвин, все еще не спуская со снимка глаз, – но он мне нравится!
   – Он просто слишком красивый, тебе не понять! – тут же возмутилась Мэг.
   – Не-а, – спокойно возразил Кельвин. – Он высокий и костлявый, как я.
   – Ну а я думаю, что ты красивый, – заявила Мэг. – И у папы глаза очень похожи на твои. Понимаешь, о чем я? Они по-настоящему синие. Только ты не сразу замечаешь это из-за очков.
   – А где он сейчас?
   Мэг застыла. Но ей не пришлось отвечать, потому что дверь в кухню распахнулась и вошла миссис Мурри с дымящимся супом.
   – Ну вот, – объявила она. – Я доварю его как полагается, на плите. Мэг, ты приготовила уроки?
   – Не до конца, – ответила Мэг, поспешив вернуться в кухню.
   – Тогда я уверена, что Кельвин не обидится, если ты ненадолго оставишь его и все сделаешь до обеда.
   – Конечно, не вопрос, – Кельвин порылся в кармане и достал измятый клочок бумаги. – Если уж на то пошло, мне и самому надо кое-что сделать. Математику. Это единственный предмет, с которым у меня вечно проблемы. Я отлично управляюсь там, где надо работать со словом, но с числами не дружу.
   – Тогда тебе лучше обратиться к Мэг за помощью, – улыбнулась миссис Мурри.
   – Но, видите ли, я на пару классов старше Мэг.
   – А ты все-таки попроси ее помочь сделать математику, – снова предложила миссис Мурри.
   – Да, конечно, – вежливо кивнул Кельвин. – Вот. Но это непростая задача.
   Мэг разгладила бумагу и посмотрела, что там написано.
   – А им важно, как именно ты это решишь? – наконец спросила она. – Ну в смысле: ты можешь решить задачу по-своему?
   – Ну, я думаю, да, если смогу объяснить, что делал, и ответ сойдется.
   – То-то и оно, вечно мы должны делать так, как им удобно. Но ты сам взгляни, Кельвин. Разве не будет гораздо легче решить ее вот так? – и ее карандаш запорхал по бумаге.
   – Ух, ты! – вырвалось у Кельвина. – Ничего себе! Кажется, я усек! А ну-ка покажи мне еще раз этот способ на другой задаче!
   И снова карандаш Мэг пустился вскачь.
   – Все, о чем надо помнить: любую правильную дробь можно перевести в десятичную с бесконечным периодом. Вот, видишь: 3/7 у нас получается равны 0,428571…
   – У вас в семье что, все такие гении? – Кельвин глянул на нее с восхищенной улыбкой. – Я уж думал, что больше меня ничем не удивишь, но ведь тебя в школе считают тупицей и вечно вызывают к директору.
   – Да, это так.
   – У Мэг проблема с математикой из-за того, – вмешалась миссис Мурри, – что они с папой привыкли играть в числа, и Мэг успела выучить очень многие короткие способы решений. А когда в школе ее насильно пытаются заставить решать задачи длинным путем, она злится и упрямится, а от этого у нее мозги как будто отключаются.
   – В вашем доме есть еще такие же двоечники, как Чарльз Уоллес и Мэг? – поинтересовался Кельвин. – Я бы очень хотел с ними познакомиться!
   – Было бы также неплохо, если бы у Мэг исправился почерк, – добавила миссис Мурри. – Я его кое-как разбираю и то с большим трудом, но вряд ли это удается ее учителям – они просто не хотят тратить на это свое время. Собираюсь подарить ей на Рождество пишущую машинку. Это значительно упростит всем жизнь.
   – Если на свете есть человек, который все делает неправильно, так это я, – призналась Мэг.
   – Какая длина у мегапарсека? – вдруг спросил Кельвин.
   – Это одно из прозвищ, которые дал мне папа, – сказала Мэг. – Мэгапарсек. Примерно 3,26 миллиона лет.
   – А что такое E=mc²?
   – Уравнение Эйнштейна.
   – Что обозначает Е?
   – Энергию.
   – m?
   – Массу.
   – с²?
   – Скорость света в сантиметрах в секунду в квадрате.
   – С какими странами граничит Перу?
   – Понятия не имею. Но думаю, что это где-то в Южной Америке.
   – Столица Нью-Йорка?
   – Нью-Йорк Сити, конечно!
   – Кто написал Босуэлловскую «Жизнь Сэмюэля Джонсона»?
   – Да ну тебя, Кельвин, я сроду не дружила с английским.
   Мальчик со стоном обратился к миссис Мурри.
   – Да уж, не хотел бы я оказаться на месте ее учителей!
   – Она – маленький кремень, это точно, – кивнула миссис Мурри, – но в этом я виню и ее отца, и себя тоже. Правда, она до сих пор с удовольствием играет в куклы.
   – Мама! – в отчаянии вырвалось у Мэг.
   – Ох, милая, прости, – запоздало спохватилась миссис Мурри. – Но я уверена, что Кельвин все понял как следует.
   Кельвин вдруг так широко раскинул руки, будто собрался обнять не только Мэг с ее мамой, но весь их дом сразу, и воскликнул:
   – Глазам своим не верю! Разве это не чудо? Я как будто заново родился! Я больше не одинок! Вы понимаете, как это для меня важно?
   – Но ты же крутой баскетболист и все такое, – удивилась Мэг. – В школе ты первый ученик. И все тебя хвалят наперебой.
   – Хвалят за всякую ерунду, – горько ответил Кельвин. – И не было на всем свете ни одного человека, ни единого, с кем я мог бы поговорить! Конечно, я общаюсь с одноклассниками и учителями, но на самом примитивном уровне, и вообще это не настоящий я.
   Мэг тем временем накрывала на стол. Она достала из ящика несколько вилок и застыла, задумчиво вертя их в руках.
   – Что-то я снова запуталась.
   – А я-то как запутался! – подхватил Кельвин. – Но теперь я наконец-то уверен, что мы во всем разберемся!
 
   Мэг было лестно и немного странно видеть тот восторг, с каким близнецы восприняли появление Кельвина в их доме. Они знали наперечет все его подвиги на баскетбольной площадке и явно испытывали к ним большее почтение, чем она. Кельвин съел пять тарелок супа, три жареных колбаски и с дюжину пирожков, и наконец Чарльз Уоллес потребовал, чтобы Кельвин почитал ему на сон грядущий. Близнецам, выполнившим все уроки, позволили полчаса посмотреть мультфильмы. Мэг помогла маме убрать со стола, а потом уселась заниматься. Но ей никак не удавалось сосредоточиться.
   – Мама, ты все еще расстроена? – вдруг спросила она.
   Миссис Мурри оторвалась от свежего выпуска английского научного журнала. Она заговорила не сразу. Но наконец призналась:
   – Да.
   – Почему?
   И снова миссис Мурри задумалась. Она поднесла руки к глазам и стала внимательно их рассматривать. У нее были длинные, красивые и изящные, но сильные кисти. Она осторожно погладила толстое обручальное кольцо.
   – Понимаешь, я ведь все еще довольно молодая женщина, – медленно начала она, – хотя знаю, что вы, дети, вряд ли это понимаете. Но я все еще очень сильно люблю вашего папу. И ужасно тоскую без него.
   – И ты считаешь, что все это как-то связано с папой?
   – Думаю, так оно и есть.
   – Но что именно?
   – А вот этого я не знаю. Но другого объяснения я не вижу.
   – По-твоему, объяснить можно все и всегда?
   – Да. Я верю в это. Но я также думаю, что мы, люди, слишком ограниченны, а потому иногда просто не в состоянии постичь эти объяснения. Но ты ведь понимаешь, Мэг, что наша неспособность понять еще не значит, что объяснения не существует.
   – Я бы хотела все понимать, – вздохнула Мэг.
   – Все мы хотим. Но это не всегда возможно.
   – Чарльз Уоллес понимает гораздо больше, чем все остальные, верно?
   – Да.
   – Почему?
   – Полагаю, это потому, что он… ну, он немного другой, Мэг.
   – В каком смысле другой?
   – Я и сама толком не знаю. Просто ты и сама видишь, что он не такой, как все.
   – Не такой. И я не хочу, чтобы он был как все, – запальчиво заявила Мэг.
   – Твое желание ничего не меняет. Чарльз Уоллес таков, каков есть. Другой. Новый.
   – Новый?!
   – Да. Во всяком случае так чувствуем мы с твоим папой.
   Мэг не замечала, что стискивает в руках карандаш, пока тот не сломался с громким треском.
   – Ой, прости! – нервно хихикнула она. – Я и правда все крушу на своем пути. Но это потому, что не терплю уверток!
   – Знаю.
   – Но ведь Чарльз Уоллес выглядит как самый обычный ребенок!
   – Это верно, Мэг, но человек – это не только внешность. Чарльз Уоллес отличается своей психикой. В этом все дело.
   Мэг тяжело вздохнула, сняла очки, повертела их в руках и снова нацепила на нос.
   – Ну да, я знаю, что Чарльз Уоллес другой и что он умеет гораздо больше. Наверное, мне следует просто принять это и не пытаться понять.
   – Наверное, это именно то, что я пытаюсь сделать, – с улыбкой призналась миссис Мурри.
   – Ну да! – недоверчиво воскликнула Мэг.
   – Может быть, оттого меня и не удивила наша ночная гостья, – снова грустно улыбнулась миссис Мурри. – Может быть, мне все же удается побороть свое неверие. Ради Чарльза Уоллеса.
   – А ты… такая же, как Чарльз? – спросила Мэг.
   – Я? Что ты, нет, конечно! Это верно, меня благословили неплохими мозгами и кое-какими возможностями, но во мне нет ничего такого, что выходило бы за обычные рамки.
   – А по виду не скажешь! – упрямо заявила Мэг.
   – Тебе пока просто не с кем сравнить меня, Мэг! – добродушно рассмеялась миссис Мурри. – Честное слово, я самая обычная женщина.
   – Ха-ха! – саркастически воскликнул вошедший в гостиную Кельвин О’Кифи.
   – Чарльз заснул? – спросила миссис Мурри.
   – Да.
   – А что ты ему читал?
   – Генетику. Это он сам выбрал. Кстати, а что за эксперимент вы проводили сегодня вечером, миссис Мурри?
   – Да так, одну вещь, которую мы затеяли вместе с мужем. Я не хочу оказаться в отстающих, когда он вернется.
   – Мама, – Мэг все еще не закончила свой разговор, – но Чарльз сказал, что я вообще непонятно кто. Ни рыба, ни мясо…
   – Ох, вот опять ты за свое! – перебил ее Кельвин. – Ты – это ты, Мэг, разве этого мало? Лучше пойдем прогуляемся!
   Но Мэг не так-то легко было уговорить.
   – А что ты скажешь о Кельвине? – настойчиво спросила она.
   – Я ничего не собираюсь говорить о Кельвине, – рассмеялась миссис Мурри. – Он мне очень нравится, и это прекрасно, что он нашел дорогу в наш дом.
   – Мама, ты еще собиралась рассказать мне про тессеракт.
   – Да, – во взгляде миссис Мурри мелькнула тревога, – но не сейчас, Мэг. Не сейчас. Действительно, пойди пройдись с Кельвином. А я пойду поцелую Чарльза и присмотрю, чтобы близнецы легли спать.
   Снаружи трава промокла от росы. В ярком сиянии восходящей луны поблекли звезды. Кельвин взял Мэг за руку так спокойно и по-дружески, как до сих пор удавалось одному Чарльзу Уоллесу.
   – Мама расстроилась из-за тебя? – мягко спросил он.
   – Не из-за меня. Но расстроилась.
   – В чем дело?
   – В папе.
   Кельвин вел Мэг по лужайке за домом. На земле извивались длинные тени деревьев, и воздух был наполнен густым сладковатым осенним запахом. Мэг споткнулась, когда тропинка круто пошла вниз, но уверенная рука Кельвина не дала ей упасть. Они осторожно прошли между грядок с капустой, тыквами, кабачками и брокколи, посаженными близнецами. Слева над ними возвышались стебли кукурузы. Впереди открывался небольшой яблоневый сад, а дальше за низкой каменной оградой начинался лес, в котором они встретились сегодня днем. Кельвин подвел ее к ограде и уселся на камни. Его рыжие волосы отливали серебром в лунном свете, а тело пятнали причудливые тени от листьев. Он сорвал яблоко с корявой ветки и протянул его Мэг, а потом сорвал еще одно для себя.
   – Расскажи мне о своем отце.
   – Он ученый, физик.
   – Ну да, это мы все и так знаем. И он вроде как бросил твою маму и ушел к другой женщине.
   Мэг так и взвилась на месте, но Кельвин решительно схватил ее за руку и заставил снова сесть.
   – Тише, милая. Я ведь не сказал ничего нового, верно?
   – Нет, – буркнула Мэг, не прекращая попыток вырвать руку. – Пусти!
   – Да ладно, успокойся ты. Ты знаешь, что это вранье, и я знаю, что это вранье. А если кто-то хоть раз видел твою маму и после этого еще повторяет, будто нормальный мужчина способен бросить ее и уйти к другой женщине… Что ж, это лишний раз доказывает, какие люди завистливые. Ведь так?
   – Наверное, – неохотно признала Мэг, но бурлившее в ней счастье испарилось без следа, и она снова барахталась в пучине ярости и отчаяния.
   – Слушай, упрямое создание! – Кельвин даже легонько встряхнул ее за плечи. – Я только хочу все для себя уяснить и отделить факты от сплетен. Твой папа – физик. Это факт?
   – Да.
   – Он имеет кучу всяких ученых степеней и все такое.
   – Да.
   – Большую часть времени он работает самостоятельно, но иногда читает лекции в высшей школе в Принстоне. Верно?
   – Да.
   – А еще он делал кое-что по заказу правительства, не так ли?
   – Да.
   – Ну вот, а дальше ты мне расскажешь сама. Потому что я больше ничего не знаю.
   – Но и я больше ничего о нем не знаю! – выпалила Мэг. – Может, маме что-то известно. Этого я тоже не знаю. А то, чем он занимался, называлось… Ну, они это называли «Высшим классом».
   – То есть под грифом «Совершенно секретно», да?
   – Точно.
   – И ты даже не догадываешься о том, что бы это могло быть?
   – Нет, – Мэг тряхнула головой. – Почти ничего. Только так, одна мысль из-за его командировок.
   – Ну и куда он ездил?
   – Сначала за границу, в Нью-Мехико, и там мы были все вместе. Потом во Флориду, на мыс Канаверал, и там мы тоже были с ним. Но потом он стал постоянно куда-то уезжать, а мы осели здесь.
   – Этот дом всегда принадлежал вам?
   – Да. Но мы приезжали сюда только на лето.
   – И ты не знала, куда посылают твоего папу?
   – Нет. Сначала от него шло одно письмо за другим. Мама и папа каждый день обменивались новыми письмами. И мне кажется, что мама так и пишет ему по письму каждую ночь. Она бы так и отправляла их по-прежнему, но эта тетка на почте что-то проквакала по поводу горы писем, на которые все равно не отвечают.
   – Наверное, они вообразили, будто твоя мама пытается его вернуть или что-то подобное, – сердито ответил Кельвин. – Они просто не в состоянии увидеть самую настоящую, искреннюю любовь даже у себя под носом. Ну ладно, проехали. Что было потом?
   – Да ничего не было, – уныло призналась Мэг. – В этом-то и проблема.
   – Ну, а что стало с папиными письмами?
   – Они просто перестали приходить.