В результате длительного обсуждения, руководство Революционным Комитетом, как единицей революционно-боевой, требующей инициативы и решительного действия, было поручено мне.
За моим уходом из Совета руководство им хотели поручить тов. Максиму Шрамко (беспартийный рабочий-матрос, бывший голова земской единицы. Это пост, от которого я отказался, уехав даже при перевыборах из Гуляй Поля, чтобы не слушать уговариваний и просьб крестьян принять пост Головы). Но Шрамко, после моего отъезда из Гуляй Поля на фронт в Александровск, собрал братию и поехал в имение Косовца-Тихомирова (в двух верстах от Гуляй Поля), которое по моей инициативе было отобрано для школы детей, сирот. Там он растащил богатейшую библиотеку, которой и половины не удалось собрать, и поснимал оконные рамы. Этим он себя, как общественный деятель, скомпрометировал, несмотря на то, что его уважали крестьяне. Руководство Советом ему не поручили, а поручили проверить весь мертвый и живой инвентарь в имениях помещиков, чтобы приготовить списки для весеннего распределения.
Руководство же Советом было поручено бывшему до революции активному члену нашей группы, теперь же только сочувствующему ей — тов. Луке Коростылеву.
Группа анархистов-коммунистов поставила перед Революционным Комитетом вопрос о выяснении его функций.
Комитет объяснил ей и перед всем населением, что он займется, главным образом, революционно-организационной работой среди трудящихся, в целях объединения на одной платформе борьбы за расширение, углубление и развитие революции, против которой со всех сторон строятся фронты, чтобы низвести ее с ее революционной высоты на положение орудия политических партий и их власти.
Тогда группа анархо-коммунистов потребовала от него разоружения батальона бердянского 48-го полка, который был расположен в гор. Орехове (35 верст от Гуляй Поля) и который держался политики наполовину генерала Каледина, наполовину Украинской Центральной Рады. Революционный Комитет еще слаб был для такого действия, это знала и группа А. К. Но он эту идею группы всецело поддерживал. Группа сговорилась на счет разоружения этого батальона с александровской федерацией анархистов, и они выехали, каждая со своими силами, с двух сторон в г. Орехов и разоружили батальон.
Революционная по тому времени власть большевистско-левоэсеровского блока восхищалась действиями анархистов. Командующий силами блока Богданов, — говорят, — изумлялся и радовался, с нетерпением ожидая, что все оружие, отобранное у батальона будет привезено, если не ему, то, во всяком случае, александровскому Революционному Комитету, тем более, что в разоружении участвовала вместе с анархистами М. Никифорова, остававшаяся еще членом этого Комитета.
Но этого не случилось и не могло случиться.
Гуляйпольская Группа Анархистов-Коммунистов, с июля-августа месяца 1917 года, упорно проводила свою линию: овладеть психикой крестьянства, развить и поддержать в нем дух свободы и независимости, который ее лучшие члены, большей частью уже погибшие, на протяжении 12 лет стремились среди крестьянства развивать. Теперь, когда группа вышла из подполья, она могла, без слащавых и пустых, бессодержательных речей простым крестьянским языком проповедовать с глубокой верой и упорно, как только могла, свой идеал. Она стремилась увидеть в жизни плоды своей веры и своей работы; она решила, что момент наиболее удобен, чтобы создавать вооруженные силы труда, без которых ему не справиться со своими многочисленными врагами. В этом александровская федерация ее поддерживала. Поэтому все оружие: винтовки, бомбометы, пулеметы были перевезены в Гуляй Поле, в официальное ведение Гуляйпольского Революционного Комитета.
Трудящиеся Гуляй Поля и прилегающих к нему сел и деревень становятся еще более решительными. Они присылают своих представителей в Гуляй Поле с заявлением о своей готовности от старого до малого взяться за оружие и отстаивать свою независимость и свободу от всякой власти, даже от революционной власти большевистско-левоэсеровского блока, если она вздумает наложить свою лапу на вырабатываемые ими самими, непосредственно у себя на местах, в своей свободной жизни новые общественные отношения.
Я, как руководитель Революционного Комитета, казалось, должен был быть занят исключительно его делами, если бы Комитет по своей цели представлял из себя тип Революционных Комитетов того времени. Меня же чуть не ежедневно, по два и по три раза группа анархистов-коммунистов отрывала для совещания с теми или другими крестьянскими представителями того или другого села или целого района. Мы разрабатывали, совместно с этими тружениками, приезжавшими из других сел в Гуляй Поле — одни с революционной целью, другие по личным делам, но тоже заходившими в бюро группы, чтобы узнать то, что группа еще не успела осветить через своих всюду разъезжавших по району пропагандистов, планы — с чего начать ту или другую работу, как и чем защищать е от властей.
«Какая радость!» — восклицали крестьяне, зайдя бывало в бюро группы, в Революционный Комитет, или в Совет Крестьянских и Рабочих Депутатов. — «Мы действительно начинаем ощущать под собою почву свободы, мы становимся совершенно свободными в своем деле»…
И радости не было конца.
Работа развертывалась во всю ширь, а средств никаких.
Я с рядом товарищей серьезно над этим думал, так как начало открытой организации боевых сил требовало средств. Я знал, что стоит только обратиться в Александровский Ревком, как нам нужные средства пришлют, но я не мог пойти на это, и как член группы, и как человек, поставивший своей задачей создать революционное единство крестьянства, которое являлось бы совершенно независимым от каких бы то ни было политических партий и государственных органов в особенности.
С большим риском я решил предложить группе обсудить следующее. В Гуляй-Поле был коммерческий банк, которого мы сознательно пока что не конфисковывали, деньги которого находились в Александровском государственном казначействе, но канцелярскими работами он еще занимался, надеясь и после Октябрьской революции развернуть свою работу для наживы бездельников. Можно было ему предложить внести известную сумму денег на нужды Революционного Комитета. Помню, мы с неделю возились с этим вопросом. Группа принципиально была против этого. С трудом я добился от нее согласия не мешать мне в этом вопросе в Революционном Комитете. Я группе обещал взять всю ответственность за этот шаг на себя, если коммерсанты откажутся исполнить добровольно предложение. Группа дала мне свое согласие, но предупредила меня, чтобы я готов был к тому, что она, согласно правилам ее внутренней организации может мне предложить бросить Революционный Комитет и Совет и заняться исключительно групповой работой. К этому я всегда был готов. Это — то, на чем я больше всего настаивал, когда мы установили положения о целости группы и обязанности членов по отношению к ней, к ее работе.
После получения гарантии от группы, что другие товарищи, которые вошли от нас в Рев. Комитет, не подставят мне ножку в моем предложении коммерсантам внести на нужды Революционного Комитета 250.000 рублей, предложении, которое я хотел, чтобы члены Революционного Комитета и Совета утвердили, я созвал заседание Рев. Комитета совместно с Исполнительным Комитетом Совета Р. и Кр. Депутатов, на котором сделал прежде всего доклад о том, что ходят непроверенные слухи, будто Украинская Центральная Рада ведет переговоры о мире с немцами, а большевики, расходясь по этому вопросу со своими коллегами по власти над Революцией и революционным народом — левыми эсерами, поспешили во вред Центральной Раде и себе, повести переговоры с немецким кайзером о мире. Правда, — говорил я собранию Рев. Комитета и Исполнит. Комитета Советов, — эта версия требует проверки и она будет проверена в ближайшие дни. Но я лично уже убежденно могу утверждать, что Украинская Центральная Рада — этот позорный союз с австрийскими и немецкими монархами — Карлом и Вильгельмом — тоже уже заключила. (Примечание: у меня был ряд писем из Одессы и Хотина, привезенных одним товарищем, в которых товарищи сообщали мне это определенно). Теперь момент самый решительный для революции. Победить на ее пути сможет тот, кто во время приготовится к этому… Мы должны до зубов вооружиться сами и вооружить все население, иначе и Центральная Рада и большевики своим заключением союза с монархами, готовят смерть для революции и ее носителей — революционных тружеников. Мы должны приготовиться к встрече этой смерти так, чтобы сломить ее напор и разбить ее силы. Мы должны устранить со своего пути всякое сближение, всякую зависимость от революционной власти большевистско-левоэсеровского блока, также как мы устранили ее по отношению к Центральной Раде и коалиции Керенского с буржуазией. Путь к этому — самостоятельное действие на всех фронтах революции.
Далее я развил мысль о том, как мы нуждаемся в денежных средствах и как рады были бы в Александровском уездном Революционном Комитете, если бы мы за ними обратились к нему, но как пагубно бы это отразилось на нашем районе, ибо только после этого власти из уезда решатся наложить свою лапу на развитие нашей независимости и свободы. «А средства нужны и они есть здесь, в Гуляй Поле, или через Гуляй Поле их можно достать, не давая повода властям даже помыслить о том, что мы перед ними благоговеем. Пока мы со своими головами, — говорил я тогда своим слушателям, — мы этого не сделаем».
С мест начали раздаваться голоса: «Скажи же, тов. Махно, где же эти средства и как их можно перенесть на наше общее дело?»
— Средства эти я укажу далее. Сейчас же я остановлюсь на том, что я вижу в наших рядах и в рядах наших врагов, конечно, всех толков и на всех фронтах, которые они занимают, борясь на словах против реакции, за свободу, фактически же против свободы, за реакцию. Товарищи, никто из нас, здесь присутствующих, не будет отрицать того, что среди трудового крестьянства развивается мысль о независимости и свободе от экономического и политического рабства. Кто помог крестьянству стать на этот путь? Я говорю, что помогла революция и упорная, подчас непосильная, работа здешней Группы Анархо-Коммунистов, членом которой я являюсь. Какие будут результаты развития этой мысли крестьянства — определить трудно сейчас, когда мы видим вокруг себя одних врагов, и мало, даже слишком мало, друзей, да и те не в нашей среде. Они окопались по городам и к нам лишь время от времени заглядывают. Эти наши друзья-анархисты. Они, и только они не думают о том, чтобы подневольная деревня оставалась и далее подневольной у власти города. Но они мало уделяют подневольной деревне того, что они могли бы ей уделить в настоящее время. Правда, этому есть причины и их трудно охватить и выразить сейчас, когда речь идет о совершенно другом. Но они, анархисты, духом всегда с нами здесь! (Начались рукоплескания и возгласы: да здравствует анархизм! да здравствуют его выразители — наши друзья!..) — Не увлекайтесь, друзья, я перехожу к тому, что нам наиболее нужно. Нам нужно вооружиться, нам нужно вооружить все население, чтобы представить из себя мощную вооруженную силу революции, с которой мы должны вступить на путь строительства нового общества непосредственно самим, своим умом, трудом и волей.
По району, трудящиеся к этому строительству приготовились, они его начали еще с осени 1917 года, но ему грозит смерть от идущих против него черных сил реакции: власти большевиков и левых социал-революционеров с одной стороны, и с другой — украинской Центральной Рады, которая, я имею точные сведения, заключила союз с королями Австрии и Германии и при их помощи несет, под флагом спасения «Ненькi Украiны», смерть для Украины и всего лучшего, что украинские труженики села и города могли завоевать себе в революции. Вооружение всего населения, товарищи, мыслимо только в том случае, если население признает его необходимым. За прошлую неделю, я принял здесь в Комитете, а секретариат группы в своем бюро, много представителей из района от крестьян, которые все в один голос говорят о необходимости такого вооружения. Но этого мало: мы должны непосредственно от крестьянских общих сходов услыхать на местах эту мысль и совместно с ними обсудить, чтобы провести ее в жизнь с хорошими результатами. Поэтому необходимо послать повсюду пропагандистов. Мы будем отрывать крестьян от приготовлений к весенним посевам, беря у них подводы. Чтобы не делать этого, нам нужно брать подводы извозчиков. Им нужно платить. Нужны, стало быть, деньги. Деньги есть, но не у нас, а у наших врагов, здесь, в Гуляй-Поле, у хозяев землевладельцев и купцов, банк которых — вот слева, через один двор от Комитета. Хотя я должен вам, товарищи, сказать, что денег в его кассе здесь в Гуляй Поле нет. Все они — в государственном Казначействе, в г. Александровске. Но их можно оттуда получить. Необходимо утвердить это мое предложение.
Все время революции кредитный банк в Гуляй-Поле спекулировал и мародерствовал за счет труда. По праву он должен бы быть давно экспроприирован и передан в общий фонд труда. Ни коалиционное правительство Керенского, ни большевистско-эсеровское правительство этого сами до сих пор не сделали и мешают сделать это самому революционному народу. Поэтому я предлагаю, чтобы Гуляйпольский районный революционный комитет постановил не считаться с правительством большевиков и левых эсеров и потребовать от правления банка внести в революционный комитет на революционные цели в 24 часа двести пятьдесят тысяч рублей. Эта резолюция была принята без прений, единогласно.
На другой день я зашел в банк и объяснился по этому постановлению с директорами. Они попросили комитет продлить срок взноса на три дня. Сами же собрали всех вкладчиков и с ними сообща, при энергичном участии социал-демократа Збара, стоявшего за требование комитета, подписали свои пропорционально ими самими распределенные чеки. А кто не явился на это банковское собрание, тому дирекция банка послала своего агента вместе с членом революционного комитета, чтобы он подписал свой чек. В течение четырех дней чеки были собраны, а на пятый — член комитета с уполномоченным от банка поехал в Александровск и получил указанную сумму денег.
Так на первые шаги революционного дела, дела, открывающего путь борьбы за расширение, углубление и творческое развитие великой русской революции, которая находилась все время под гнетом власти, даже революционной, какой в это время была власть большевистско-левоэсеровского блока, революционный Гуляйпольский район трудящихся добыл себе денежные средства, нужные на литературу и разъезды пропагандистов и организаторов труда против капитала и власти.
Часть этой суммы была передана в распоряжение Совета Кр. и Раб. Депутатов на общественные нужды. Вторая часть, по моей инициативе, была дана для открытия и поддержки детского приюта в бывшем доме пристава, с хорошим садиком для детей сирот, оставшихся за время войны без отцов и матерей. Третья же, большая, часть осталась в распоряжении Революционного Комитета. Половина этой суммы была передана во временное пользование продовольственной секции при Совете, которою, по поручению Совета, утвержденного сходом крестьян и рабочих, руководил член группы анархо-коммунистов тов. Серегин и которая настолько развила свою работу по снабжению населения нужными предметами потребления, что власти из центра начали ей завидовать и через свои заграничные отряды начали мешать в этом деле всему Гуляйпольскому району.
Глава Х
С самого начала организации крестьянства группа анархо-коммунистов настаивала на том, чтобы организация эта носила характер антивластнический. Поэтому тактика нашей группы должна была быть последовательной. Сперва некоторые члены группы, искренние, преданно отдававшиеся делу анархизма, его старым традициями отрицания организации, сейчас уже изживающим себя, ее единства в действиях, ее способности оставаться всегда анархической и в то же время выявлять свое значение в жизни сейчас, далеко не при анархическом и даже не при подлинном социалистическом строе, говорю — сперва эти товарищи противились такой тактике часто говорили мне: «товарищ Нестор, ты видимо на каторге заразился тенденциями государственнических подходов к делу и мы боимся, что ты совсем по этому пути увлечешься и мы разойдемся». В особенности эту мысль резко и чаще всех высказывал мне тов. Моисей Калиниченко, старый мой друг, член нашей группы с 1907 года, начитанный рабочий и идейно выдержанный.
Однако, все то, что мною предлагалось и принималось в группе и что членами ее, проводилось в работе среди крестьянства во весь 1917 год — имело успех, ибо крестьянство ни одной социально-политической группировке за этот период так не верило, так ни к одной не прислушивалось и не шло за ней, как за группой анархо-коммунистов в Гуляй-Поле. Крестьянство прислушивалось к группе и шло за ней в земельном вопросе, в вопросе о безвластии в своей жизни и в борьбе за свою независимость от чьей бы то ни было опеки. Это явление указывало путь товарищам и определенно диктовало им не отрываться от массы, а раствориться в ней, оставаясь самим собой и верным своему идеалу; вместе с массой идти вперед, несмотря на все те препятствия, которые политиканами ставятся на этом пути и тормозят движение.
Члены нашей группы, благодаря всему этому, воспитывались на принципах коллективного единства в действиях и, самое главное, в практических, плодотворных действиях. Они приучились естественно друг в друга верить, взаимно понимать и искренно каждого в своей области ценить.
Это столь необходимое явление в жизни и в борьбе каждой группы и организации, а анархической в особенности, — помогало нашей группе справиться с теми тяжелыми изгибами жизни украинских тружеников за эти годы, которые так ярко вырисовывались, когда развелось так много государственных властей, засевших одни в Петрограде, другие в Курске, третьи в Киеве и т. д. и назойливо лезших на шею труженикам, чтобы обуздать их, чтобы повелевать и управлять ими.
В доверии друг к другу естественно рождался энтузиазм, в котором выявлялись воля и инициатива каждого члена группы. Группа направляла их на дело осуществления тех задач, которые она намечала. На этом пути заведующий продовольственной управой проявил максимум инициативы, и группа ее, как могла, использовала. Пользуясь официальными правами продовольственного органа, она решила завязать непосредственно от Гуляйпольского трудового района связи с рабочими мануфактурных фабрик Москвы и других городов и наладить обмен. Рабочие должны доставлять населению Гуляйпольского района нужную мануфактуру в указанном качестве, цветах и количестве, а район будет их снабжать хлебом и, по желанию рабочих, съестными припасами.
Серегин разослал по городам своих ходоков, сам бросался во все районы встречать рабочие делегации, разъезжавшие по стране под контролем правительственных продовольственников и чекистов, чтобы найти и закупить себе хлеба». В течение двух недель он завязал связи с рабочими Прохоровских и Морозовских мануфактурных фабрик. Они по-товарищески условились на началах взаимного братского понимания своих трудовых нужд в жизни и борьбе за независимость о следующем: свободное трудовое общество снабжать взаимно — крестьяне рабочих хлебом (в муке) и съестными припасами, рабочие крестьян — нужной мануфактурой.
Я помню, с какой радостью тов. Серегин приехал в Гуляй Поле и, не заезжая на свою квартиру, забежал ко мне в Революционный Комитет, с каким восторгом обнимал меня и, целуя, говорил: «Ты прав, Нестор, когда настаиваешь в группе, чтобы мы слились с трудовым населением и шли вместе с ним, разъясняя и советуя ему, что и каким путем, в какой момент нашего движения вперед, нужно делать. Все труженики стоят за это».
Потом он попросил вызвать секретаря группы — тов. Калашникова и председателя рабочей секции Совета — тов. Антонова. Он рассказал им, как горячо, с какой искренностью рабочая делегация московских мануфактурных фабрик приняла нашу идею товарообмена. Он рассказал, как рабочая делегация радовалась тому, что в деревне еще не умирает живая струя идеи свободного общества, во имя которого они, рабочие, так много отдают своих сил: но они чувствуют, что над осуществлением заветной мечты — быть свободными и независимыми в своей жизни от опеки власти — нависает карательный бич. Правда, — говорили рабочие, — мы не поддаемся этому, но чувства и думы об этом находят свое место и дают о себе знать с особой болью…
Он рассказал нам, что делегация радовалась всему: и встрече с крестьянами, и установленному соглашению помогать друг другу, но в то же время тревожилась тем, что все, что от нас будет направляться в город, продовольственные заградительные отряды правительства будут задерживать, а то и совсем конфисковывать.
Рабочая делегация указала ему пути, по каким направлять продукты, а через два или три дня два человека из нее приехали в Гуляй Поле, чтобы услыхать на месте голос крестьян этого бунтарского района. Здесь они встретили братское гостеприимство и услыхали уверения в том, что мы все до последнего будем стоять за светлые заветы резолюции — за свободу и независимость труда от власти капитала и государства.
Через несколько дней эти два человека уехали из Гуляй Поля в Москву.
Тов. Серегин сделал доклад сходу-собранию крестьян, доклад, который по его просьбе, и по настоянию группы, мною был расширен и освещен, как красивейший в истории пример взаимного понимания двух трудовых классов: крестьян рабочими и рабочих крестьянами.
Крестьянский сход выразил этой идее особое сочувствие, не задумываясь над тем, что все, что крестьяне пошлют рабочим в обмен на мануфактуру, правительственные агенты в пути конфискуют. Крестьяне помогли продовольственной секции в течение нескольких дней собрать и нагрузить несколько вагонов для спешной отправки ее рабочим мануфактурных фабрик.
Группа анархистов-коммунистов выделила для сопровождения этих вагонов к месту назначения вооруженный отряд во главе с товарищем Скомским. И мука, несмотря ни на какие умышленные задержки ее комендантами по центральным пунктам узловых станций и городов, была доставлена на место назначения.
А через неделю или полторы рабочие московских мануфактурных фабрик препровождали уже вагонами мануфактуру в Гуляй-Поле. Но по дороге заградительные отряды продовольственных правительственных органов ее задержали и направили в Александровск в продовольственную управу на том основании, что непосредственно, дескать, без разрешения центральной советской власти нельзя делать никаких товарообменов крестьян с рабочими. Для этого существует рабоче-крестьянская, да еще и «Советская» власть, а она таких примеров, чтоб рабочие имели без нее свои непосредственные связи и дела с крестьянами, еще не подавала… И при этом, конечно, неслась всевозможная брань по адресу трудящихся революционного Гуляйпольского района и работавшей в нем анархической группы.
Узнав об этом, тов. Серегин прибежал ко мне в Революционный Комитет советоваться, как быть? что предпринять, чтобы эту мануфактуру Александровский правительственный орган не присвоил себе? Ведь если он себе ее присвоит, — горячась говорил он мне, — то мы пострадаем здесь двояко: и материально (мукой) и морально — своим здоровым, общественным, в подлинном смысле, начинанием… Помогай!.. — кричал он на меня, сам хватаясь за голову и плача.
Как будто не спеша, но на самом деле быстро, созвали мы заседание Революционного Комитета и Совета Р. и Кр. Депутатов, на котором решили послать за подписью этих двух революционных единиц, протест в Александровскую продовольственную Управу против ее антиреволюционной деятельности, выразившейся в перехвате того, что ей не следует, и, заявив свою готовность объявить ее, как правительственный орган, вредным даже для самого советского Правительства, если оно только действительно является советским. И в то же время мы созвали сход-собрание крестьян Гуляй-Поля. Я передал секретарю группы — тов. Калашникову, что от имени группы посылаю по району ее представителей, состоящих в то же время членами Революционного Комитета, товарищей — Моисея Калиниченко, А. Марченко и П. Сокруту, с целью информировать трудовое население о перехвате мануфактуры, шедшей для него от рабочих мануфактурных фабрик Москвы, Александровской Правительственной Продовольственной Управой.
За моим уходом из Совета руководство им хотели поручить тов. Максиму Шрамко (беспартийный рабочий-матрос, бывший голова земской единицы. Это пост, от которого я отказался, уехав даже при перевыборах из Гуляй Поля, чтобы не слушать уговариваний и просьб крестьян принять пост Головы). Но Шрамко, после моего отъезда из Гуляй Поля на фронт в Александровск, собрал братию и поехал в имение Косовца-Тихомирова (в двух верстах от Гуляй Поля), которое по моей инициативе было отобрано для школы детей, сирот. Там он растащил богатейшую библиотеку, которой и половины не удалось собрать, и поснимал оконные рамы. Этим он себя, как общественный деятель, скомпрометировал, несмотря на то, что его уважали крестьяне. Руководство Советом ему не поручили, а поручили проверить весь мертвый и живой инвентарь в имениях помещиков, чтобы приготовить списки для весеннего распределения.
Руководство же Советом было поручено бывшему до революции активному члену нашей группы, теперь же только сочувствующему ей — тов. Луке Коростылеву.
Группа анархистов-коммунистов поставила перед Революционным Комитетом вопрос о выяснении его функций.
Комитет объяснил ей и перед всем населением, что он займется, главным образом, революционно-организационной работой среди трудящихся, в целях объединения на одной платформе борьбы за расширение, углубление и развитие революции, против которой со всех сторон строятся фронты, чтобы низвести ее с ее революционной высоты на положение орудия политических партий и их власти.
Тогда группа анархо-коммунистов потребовала от него разоружения батальона бердянского 48-го полка, который был расположен в гор. Орехове (35 верст от Гуляй Поля) и который держался политики наполовину генерала Каледина, наполовину Украинской Центральной Рады. Революционный Комитет еще слаб был для такого действия, это знала и группа А. К. Но он эту идею группы всецело поддерживал. Группа сговорилась на счет разоружения этого батальона с александровской федерацией анархистов, и они выехали, каждая со своими силами, с двух сторон в г. Орехов и разоружили батальон.
Революционная по тому времени власть большевистско-левоэсеровского блока восхищалась действиями анархистов. Командующий силами блока Богданов, — говорят, — изумлялся и радовался, с нетерпением ожидая, что все оружие, отобранное у батальона будет привезено, если не ему, то, во всяком случае, александровскому Революционному Комитету, тем более, что в разоружении участвовала вместе с анархистами М. Никифорова, остававшаяся еще членом этого Комитета.
Но этого не случилось и не могло случиться.
Гуляйпольская Группа Анархистов-Коммунистов, с июля-августа месяца 1917 года, упорно проводила свою линию: овладеть психикой крестьянства, развить и поддержать в нем дух свободы и независимости, который ее лучшие члены, большей частью уже погибшие, на протяжении 12 лет стремились среди крестьянства развивать. Теперь, когда группа вышла из подполья, она могла, без слащавых и пустых, бессодержательных речей простым крестьянским языком проповедовать с глубокой верой и упорно, как только могла, свой идеал. Она стремилась увидеть в жизни плоды своей веры и своей работы; она решила, что момент наиболее удобен, чтобы создавать вооруженные силы труда, без которых ему не справиться со своими многочисленными врагами. В этом александровская федерация ее поддерживала. Поэтому все оружие: винтовки, бомбометы, пулеметы были перевезены в Гуляй Поле, в официальное ведение Гуляйпольского Революционного Комитета.
Трудящиеся Гуляй Поля и прилегающих к нему сел и деревень становятся еще более решительными. Они присылают своих представителей в Гуляй Поле с заявлением о своей готовности от старого до малого взяться за оружие и отстаивать свою независимость и свободу от всякой власти, даже от революционной власти большевистско-левоэсеровского блока, если она вздумает наложить свою лапу на вырабатываемые ими самими, непосредственно у себя на местах, в своей свободной жизни новые общественные отношения.
Я, как руководитель Революционного Комитета, казалось, должен был быть занят исключительно его делами, если бы Комитет по своей цели представлял из себя тип Революционных Комитетов того времени. Меня же чуть не ежедневно, по два и по три раза группа анархистов-коммунистов отрывала для совещания с теми или другими крестьянскими представителями того или другого села или целого района. Мы разрабатывали, совместно с этими тружениками, приезжавшими из других сел в Гуляй Поле — одни с революционной целью, другие по личным делам, но тоже заходившими в бюро группы, чтобы узнать то, что группа еще не успела осветить через своих всюду разъезжавших по району пропагандистов, планы — с чего начать ту или другую работу, как и чем защищать е от властей.
«Какая радость!» — восклицали крестьяне, зайдя бывало в бюро группы, в Революционный Комитет, или в Совет Крестьянских и Рабочих Депутатов. — «Мы действительно начинаем ощущать под собою почву свободы, мы становимся совершенно свободными в своем деле»…
И радости не было конца.
Работа развертывалась во всю ширь, а средств никаких.
Я с рядом товарищей серьезно над этим думал, так как начало открытой организации боевых сил требовало средств. Я знал, что стоит только обратиться в Александровский Ревком, как нам нужные средства пришлют, но я не мог пойти на это, и как член группы, и как человек, поставивший своей задачей создать революционное единство крестьянства, которое являлось бы совершенно независимым от каких бы то ни было политических партий и государственных органов в особенности.
С большим риском я решил предложить группе обсудить следующее. В Гуляй-Поле был коммерческий банк, которого мы сознательно пока что не конфисковывали, деньги которого находились в Александровском государственном казначействе, но канцелярскими работами он еще занимался, надеясь и после Октябрьской революции развернуть свою работу для наживы бездельников. Можно было ему предложить внести известную сумму денег на нужды Революционного Комитета. Помню, мы с неделю возились с этим вопросом. Группа принципиально была против этого. С трудом я добился от нее согласия не мешать мне в этом вопросе в Революционном Комитете. Я группе обещал взять всю ответственность за этот шаг на себя, если коммерсанты откажутся исполнить добровольно предложение. Группа дала мне свое согласие, но предупредила меня, чтобы я готов был к тому, что она, согласно правилам ее внутренней организации может мне предложить бросить Революционный Комитет и Совет и заняться исключительно групповой работой. К этому я всегда был готов. Это — то, на чем я больше всего настаивал, когда мы установили положения о целости группы и обязанности членов по отношению к ней, к ее работе.
После получения гарантии от группы, что другие товарищи, которые вошли от нас в Рев. Комитет, не подставят мне ножку в моем предложении коммерсантам внести на нужды Революционного Комитета 250.000 рублей, предложении, которое я хотел, чтобы члены Революционного Комитета и Совета утвердили, я созвал заседание Рев. Комитета совместно с Исполнительным Комитетом Совета Р. и Кр. Депутатов, на котором сделал прежде всего доклад о том, что ходят непроверенные слухи, будто Украинская Центральная Рада ведет переговоры о мире с немцами, а большевики, расходясь по этому вопросу со своими коллегами по власти над Революцией и революционным народом — левыми эсерами, поспешили во вред Центральной Раде и себе, повести переговоры с немецким кайзером о мире. Правда, — говорил я собранию Рев. Комитета и Исполнит. Комитета Советов, — эта версия требует проверки и она будет проверена в ближайшие дни. Но я лично уже убежденно могу утверждать, что Украинская Центральная Рада — этот позорный союз с австрийскими и немецкими монархами — Карлом и Вильгельмом — тоже уже заключила. (Примечание: у меня был ряд писем из Одессы и Хотина, привезенных одним товарищем, в которых товарищи сообщали мне это определенно). Теперь момент самый решительный для революции. Победить на ее пути сможет тот, кто во время приготовится к этому… Мы должны до зубов вооружиться сами и вооружить все население, иначе и Центральная Рада и большевики своим заключением союза с монархами, готовят смерть для революции и ее носителей — революционных тружеников. Мы должны приготовиться к встрече этой смерти так, чтобы сломить ее напор и разбить ее силы. Мы должны устранить со своего пути всякое сближение, всякую зависимость от революционной власти большевистско-левоэсеровского блока, также как мы устранили ее по отношению к Центральной Раде и коалиции Керенского с буржуазией. Путь к этому — самостоятельное действие на всех фронтах революции.
Далее я развил мысль о том, как мы нуждаемся в денежных средствах и как рады были бы в Александровском уездном Революционном Комитете, если бы мы за ними обратились к нему, но как пагубно бы это отразилось на нашем районе, ибо только после этого власти из уезда решатся наложить свою лапу на развитие нашей независимости и свободы. «А средства нужны и они есть здесь, в Гуляй Поле, или через Гуляй Поле их можно достать, не давая повода властям даже помыслить о том, что мы перед ними благоговеем. Пока мы со своими головами, — говорил я тогда своим слушателям, — мы этого не сделаем».
С мест начали раздаваться голоса: «Скажи же, тов. Махно, где же эти средства и как их можно перенесть на наше общее дело?»
— Средства эти я укажу далее. Сейчас же я остановлюсь на том, что я вижу в наших рядах и в рядах наших врагов, конечно, всех толков и на всех фронтах, которые они занимают, борясь на словах против реакции, за свободу, фактически же против свободы, за реакцию. Товарищи, никто из нас, здесь присутствующих, не будет отрицать того, что среди трудового крестьянства развивается мысль о независимости и свободе от экономического и политического рабства. Кто помог крестьянству стать на этот путь? Я говорю, что помогла революция и упорная, подчас непосильная, работа здешней Группы Анархо-Коммунистов, членом которой я являюсь. Какие будут результаты развития этой мысли крестьянства — определить трудно сейчас, когда мы видим вокруг себя одних врагов, и мало, даже слишком мало, друзей, да и те не в нашей среде. Они окопались по городам и к нам лишь время от времени заглядывают. Эти наши друзья-анархисты. Они, и только они не думают о том, чтобы подневольная деревня оставалась и далее подневольной у власти города. Но они мало уделяют подневольной деревне того, что они могли бы ей уделить в настоящее время. Правда, этому есть причины и их трудно охватить и выразить сейчас, когда речь идет о совершенно другом. Но они, анархисты, духом всегда с нами здесь! (Начались рукоплескания и возгласы: да здравствует анархизм! да здравствуют его выразители — наши друзья!..) — Не увлекайтесь, друзья, я перехожу к тому, что нам наиболее нужно. Нам нужно вооружиться, нам нужно вооружить все население, чтобы представить из себя мощную вооруженную силу революции, с которой мы должны вступить на путь строительства нового общества непосредственно самим, своим умом, трудом и волей.
По району, трудящиеся к этому строительству приготовились, они его начали еще с осени 1917 года, но ему грозит смерть от идущих против него черных сил реакции: власти большевиков и левых социал-революционеров с одной стороны, и с другой — украинской Центральной Рады, которая, я имею точные сведения, заключила союз с королями Австрии и Германии и при их помощи несет, под флагом спасения «Ненькi Украiны», смерть для Украины и всего лучшего, что украинские труженики села и города могли завоевать себе в революции. Вооружение всего населения, товарищи, мыслимо только в том случае, если население признает его необходимым. За прошлую неделю, я принял здесь в Комитете, а секретариат группы в своем бюро, много представителей из района от крестьян, которые все в один голос говорят о необходимости такого вооружения. Но этого мало: мы должны непосредственно от крестьянских общих сходов услыхать на местах эту мысль и совместно с ними обсудить, чтобы провести ее в жизнь с хорошими результатами. Поэтому необходимо послать повсюду пропагандистов. Мы будем отрывать крестьян от приготовлений к весенним посевам, беря у них подводы. Чтобы не делать этого, нам нужно брать подводы извозчиков. Им нужно платить. Нужны, стало быть, деньги. Деньги есть, но не у нас, а у наших врагов, здесь, в Гуляй-Поле, у хозяев землевладельцев и купцов, банк которых — вот слева, через один двор от Комитета. Хотя я должен вам, товарищи, сказать, что денег в его кассе здесь в Гуляй Поле нет. Все они — в государственном Казначействе, в г. Александровске. Но их можно оттуда получить. Необходимо утвердить это мое предложение.
Все время революции кредитный банк в Гуляй-Поле спекулировал и мародерствовал за счет труда. По праву он должен бы быть давно экспроприирован и передан в общий фонд труда. Ни коалиционное правительство Керенского, ни большевистско-эсеровское правительство этого сами до сих пор не сделали и мешают сделать это самому революционному народу. Поэтому я предлагаю, чтобы Гуляйпольский районный революционный комитет постановил не считаться с правительством большевиков и левых эсеров и потребовать от правления банка внести в революционный комитет на революционные цели в 24 часа двести пятьдесят тысяч рублей. Эта резолюция была принята без прений, единогласно.
На другой день я зашел в банк и объяснился по этому постановлению с директорами. Они попросили комитет продлить срок взноса на три дня. Сами же собрали всех вкладчиков и с ними сообща, при энергичном участии социал-демократа Збара, стоявшего за требование комитета, подписали свои пропорционально ими самими распределенные чеки. А кто не явился на это банковское собрание, тому дирекция банка послала своего агента вместе с членом революционного комитета, чтобы он подписал свой чек. В течение четырех дней чеки были собраны, а на пятый — член комитета с уполномоченным от банка поехал в Александровск и получил указанную сумму денег.
Так на первые шаги революционного дела, дела, открывающего путь борьбы за расширение, углубление и творческое развитие великой русской революции, которая находилась все время под гнетом власти, даже революционной, какой в это время была власть большевистско-левоэсеровского блока, революционный Гуляйпольский район трудящихся добыл себе денежные средства, нужные на литературу и разъезды пропагандистов и организаторов труда против капитала и власти.
Часть этой суммы была передана в распоряжение Совета Кр. и Раб. Депутатов на общественные нужды. Вторая часть, по моей инициативе, была дана для открытия и поддержки детского приюта в бывшем доме пристава, с хорошим садиком для детей сирот, оставшихся за время войны без отцов и матерей. Третья же, большая, часть осталась в распоряжении Революционного Комитета. Половина этой суммы была передана во временное пользование продовольственной секции при Совете, которою, по поручению Совета, утвержденного сходом крестьян и рабочих, руководил член группы анархо-коммунистов тов. Серегин и которая настолько развила свою работу по снабжению населения нужными предметами потребления, что власти из центра начали ей завидовать и через свои заграничные отряды начали мешать в этом деле всему Гуляйпольскому району.
Глава Х
Как налаживался товарообмен деревни с городом и как боролись за него
С самого начала организации крестьянства группа анархо-коммунистов настаивала на том, чтобы организация эта носила характер антивластнический. Поэтому тактика нашей группы должна была быть последовательной. Сперва некоторые члены группы, искренние, преданно отдававшиеся делу анархизма, его старым традициями отрицания организации, сейчас уже изживающим себя, ее единства в действиях, ее способности оставаться всегда анархической и в то же время выявлять свое значение в жизни сейчас, далеко не при анархическом и даже не при подлинном социалистическом строе, говорю — сперва эти товарищи противились такой тактике часто говорили мне: «товарищ Нестор, ты видимо на каторге заразился тенденциями государственнических подходов к делу и мы боимся, что ты совсем по этому пути увлечешься и мы разойдемся». В особенности эту мысль резко и чаще всех высказывал мне тов. Моисей Калиниченко, старый мой друг, член нашей группы с 1907 года, начитанный рабочий и идейно выдержанный.
Однако, все то, что мною предлагалось и принималось в группе и что членами ее, проводилось в работе среди крестьянства во весь 1917 год — имело успех, ибо крестьянство ни одной социально-политической группировке за этот период так не верило, так ни к одной не прислушивалось и не шло за ней, как за группой анархо-коммунистов в Гуляй-Поле. Крестьянство прислушивалось к группе и шло за ней в земельном вопросе, в вопросе о безвластии в своей жизни и в борьбе за свою независимость от чьей бы то ни было опеки. Это явление указывало путь товарищам и определенно диктовало им не отрываться от массы, а раствориться в ней, оставаясь самим собой и верным своему идеалу; вместе с массой идти вперед, несмотря на все те препятствия, которые политиканами ставятся на этом пути и тормозят движение.
Члены нашей группы, благодаря всему этому, воспитывались на принципах коллективного единства в действиях и, самое главное, в практических, плодотворных действиях. Они приучились естественно друг в друга верить, взаимно понимать и искренно каждого в своей области ценить.
Это столь необходимое явление в жизни и в борьбе каждой группы и организации, а анархической в особенности, — помогало нашей группе справиться с теми тяжелыми изгибами жизни украинских тружеников за эти годы, которые так ярко вырисовывались, когда развелось так много государственных властей, засевших одни в Петрограде, другие в Курске, третьи в Киеве и т. д. и назойливо лезших на шею труженикам, чтобы обуздать их, чтобы повелевать и управлять ими.
В доверии друг к другу естественно рождался энтузиазм, в котором выявлялись воля и инициатива каждого члена группы. Группа направляла их на дело осуществления тех задач, которые она намечала. На этом пути заведующий продовольственной управой проявил максимум инициативы, и группа ее, как могла, использовала. Пользуясь официальными правами продовольственного органа, она решила завязать непосредственно от Гуляйпольского трудового района связи с рабочими мануфактурных фабрик Москвы и других городов и наладить обмен. Рабочие должны доставлять населению Гуляйпольского района нужную мануфактуру в указанном качестве, цветах и количестве, а район будет их снабжать хлебом и, по желанию рабочих, съестными припасами.
Серегин разослал по городам своих ходоков, сам бросался во все районы встречать рабочие делегации, разъезжавшие по стране под контролем правительственных продовольственников и чекистов, чтобы найти и закупить себе хлеба». В течение двух недель он завязал связи с рабочими Прохоровских и Морозовских мануфактурных фабрик. Они по-товарищески условились на началах взаимного братского понимания своих трудовых нужд в жизни и борьбе за независимость о следующем: свободное трудовое общество снабжать взаимно — крестьяне рабочих хлебом (в муке) и съестными припасами, рабочие крестьян — нужной мануфактурой.
Я помню, с какой радостью тов. Серегин приехал в Гуляй Поле и, не заезжая на свою квартиру, забежал ко мне в Революционный Комитет, с каким восторгом обнимал меня и, целуя, говорил: «Ты прав, Нестор, когда настаиваешь в группе, чтобы мы слились с трудовым населением и шли вместе с ним, разъясняя и советуя ему, что и каким путем, в какой момент нашего движения вперед, нужно делать. Все труженики стоят за это».
Потом он попросил вызвать секретаря группы — тов. Калашникова и председателя рабочей секции Совета — тов. Антонова. Он рассказал им, как горячо, с какой искренностью рабочая делегация московских мануфактурных фабрик приняла нашу идею товарообмена. Он рассказал, как рабочая делегация радовалась тому, что в деревне еще не умирает живая струя идеи свободного общества, во имя которого они, рабочие, так много отдают своих сил: но они чувствуют, что над осуществлением заветной мечты — быть свободными и независимыми в своей жизни от опеки власти — нависает карательный бич. Правда, — говорили рабочие, — мы не поддаемся этому, но чувства и думы об этом находят свое место и дают о себе знать с особой болью…
Он рассказал нам, что делегация радовалась всему: и встрече с крестьянами, и установленному соглашению помогать друг другу, но в то же время тревожилась тем, что все, что от нас будет направляться в город, продовольственные заградительные отряды правительства будут задерживать, а то и совсем конфисковывать.
Рабочая делегация указала ему пути, по каким направлять продукты, а через два или три дня два человека из нее приехали в Гуляй Поле, чтобы услыхать на месте голос крестьян этого бунтарского района. Здесь они встретили братское гостеприимство и услыхали уверения в том, что мы все до последнего будем стоять за светлые заветы резолюции — за свободу и независимость труда от власти капитала и государства.
Через несколько дней эти два человека уехали из Гуляй Поля в Москву.
Тов. Серегин сделал доклад сходу-собранию крестьян, доклад, который по его просьбе, и по настоянию группы, мною был расширен и освещен, как красивейший в истории пример взаимного понимания двух трудовых классов: крестьян рабочими и рабочих крестьянами.
Крестьянский сход выразил этой идее особое сочувствие, не задумываясь над тем, что все, что крестьяне пошлют рабочим в обмен на мануфактуру, правительственные агенты в пути конфискуют. Крестьяне помогли продовольственной секции в течение нескольких дней собрать и нагрузить несколько вагонов для спешной отправки ее рабочим мануфактурных фабрик.
Группа анархистов-коммунистов выделила для сопровождения этих вагонов к месту назначения вооруженный отряд во главе с товарищем Скомским. И мука, несмотря ни на какие умышленные задержки ее комендантами по центральным пунктам узловых станций и городов, была доставлена на место назначения.
А через неделю или полторы рабочие московских мануфактурных фабрик препровождали уже вагонами мануфактуру в Гуляй-Поле. Но по дороге заградительные отряды продовольственных правительственных органов ее задержали и направили в Александровск в продовольственную управу на том основании, что непосредственно, дескать, без разрешения центральной советской власти нельзя делать никаких товарообменов крестьян с рабочими. Для этого существует рабоче-крестьянская, да еще и «Советская» власть, а она таких примеров, чтоб рабочие имели без нее свои непосредственные связи и дела с крестьянами, еще не подавала… И при этом, конечно, неслась всевозможная брань по адресу трудящихся революционного Гуляйпольского района и работавшей в нем анархической группы.
Узнав об этом, тов. Серегин прибежал ко мне в Революционный Комитет советоваться, как быть? что предпринять, чтобы эту мануфактуру Александровский правительственный орган не присвоил себе? Ведь если он себе ее присвоит, — горячась говорил он мне, — то мы пострадаем здесь двояко: и материально (мукой) и морально — своим здоровым, общественным, в подлинном смысле, начинанием… Помогай!.. — кричал он на меня, сам хватаясь за голову и плача.
Как будто не спеша, но на самом деле быстро, созвали мы заседание Революционного Комитета и Совета Р. и Кр. Депутатов, на котором решили послать за подписью этих двух революционных единиц, протест в Александровскую продовольственную Управу против ее антиреволюционной деятельности, выразившейся в перехвате того, что ей не следует, и, заявив свою готовность объявить ее, как правительственный орган, вредным даже для самого советского Правительства, если оно только действительно является советским. И в то же время мы созвали сход-собрание крестьян Гуляй-Поля. Я передал секретарю группы — тов. Калашникову, что от имени группы посылаю по району ее представителей, состоящих в то же время членами Революционного Комитета, товарищей — Моисея Калиниченко, А. Марченко и П. Сокруту, с целью информировать трудовое население о перехвате мануфактуры, шедшей для него от рабочих мануфактурных фабрик Москвы, Александровской Правительственной Продовольственной Управой.