И, наконец, самое главное: преимущественные права титульной нации, то есть великороссов, малороссов и белорусов. Снижение налогов, преимущественное право при занятии государственных и выборных должностей. Льготы по вероисповеданию. Короче говоря: «Самодержавие, народность, православие!» Отныне и вечно!
Во время доклада я исподволь наблюдаю за Победоносцевым. Константин Петрович сидит совершенно спокойно, но по тому, как замертвели его скулы, я понимаю: он многим, очень многим недоволен. Но молчит. И не только потому, что боится. Возможно, просчитывает варианты противодействия.
Чертков переходит к заключительной части доклада. О! Скулы у Победоносцева ожили. Значит, или он придумал, чем противодействовать, или смирился и просчитал варианты на сотрудничество. Еще бы знать, что он выбрал?..
…Распределение вопросов по комиссиям… Глухое сопротивление одних, поддержка других… Господи, дай мне сил!..
…Рассматривается расходная часть бюджета. Тут, похоже, нервничают все. Хотя, приватно докладывал мне Долгоруков, все члены Госсовета, в общем, не против программы, предложенной Бунге. В дни перед заседанием Госсовета Долгоруков по собственной инициативе выполнил весьма серьезную миссию. Он приглашал к себе в гости членов Госсовета. Поодиночке. Хлебосольство бывшего хозяина Москвы было известно всем, и никто приглашения не отклонил. И не пожалел об этом: повара у Владимира Андреевича пользуются заслуженной славой. А во время обеда «князь Володька» исподволь начинал делиться полученной от меня информацией о программе будущего заседания. И отслеживал реакцию. Некоторые из гостей Долгорукова даже предлагали некоторые изменения и дополнения к бюджету, часть из которых после соответствующего доклада Владимира Андреевича была включена в окончательный вариант…
…Так, ну, вот и все. Голосование по бюджету окончено. Принято. Не единогласно, но большинством голосов. Господи, как я устал! А ведь еще не конец…
– Господа. Я благодарен вам за проделанную работу. Надеюсь, что и впредь наши заседания будут столь же полезны и плодотворны. – И уже к Черткову: – Господин председатель. Если вопросов больше нет, то…
Чертков кивает и встает рядом со мной:
– Господа, заседание окончено.
Зал поднимается, начинает расходиться. Пора…
– Константин Петрович! – Победоносцев оглядывается. – А вас я попрошу остаться…
…Через час я покидаю зал заседаний. Победоносцев если и не понял всего, то, во всяком случае, принял к сведению. «Змей» обещал поддержку. Хотя это еще ничего не значит. Что он мог сказать другого после заявления, которое, если отжать воду, озвучить все намеки и недосказанности, звучит примерно так: «Константин Петрович, я вас очень ценю и уважаю. Вы мой наставник, вас высоко ценил мой покойный отец. Но если вы попробуете мешать мне – раздавлю, как клопа! И душевными муками терзаться не буду»? Так что будем посмотреть. И следить…
– Серж!
– Да, государь. – Васильчиков весь внимание.
– Организуй-ка мне слежку за «Змеем». И прослушку тоже. Донесения – мне на стол. Каждую неделю…
Глава 6
Во время доклада я исподволь наблюдаю за Победоносцевым. Константин Петрович сидит совершенно спокойно, но по тому, как замертвели его скулы, я понимаю: он многим, очень многим недоволен. Но молчит. И не только потому, что боится. Возможно, просчитывает варианты противодействия.
Чертков переходит к заключительной части доклада. О! Скулы у Победоносцева ожили. Значит, или он придумал, чем противодействовать, или смирился и просчитал варианты на сотрудничество. Еще бы знать, что он выбрал?..
…Распределение вопросов по комиссиям… Глухое сопротивление одних, поддержка других… Господи, дай мне сил!..
…Рассматривается расходная часть бюджета. Тут, похоже, нервничают все. Хотя, приватно докладывал мне Долгоруков, все члены Госсовета, в общем, не против программы, предложенной Бунге. В дни перед заседанием Госсовета Долгоруков по собственной инициативе выполнил весьма серьезную миссию. Он приглашал к себе в гости членов Госсовета. Поодиночке. Хлебосольство бывшего хозяина Москвы было известно всем, и никто приглашения не отклонил. И не пожалел об этом: повара у Владимира Андреевича пользуются заслуженной славой. А во время обеда «князь Володька» исподволь начинал делиться полученной от меня информацией о программе будущего заседания. И отслеживал реакцию. Некоторые из гостей Долгорукова даже предлагали некоторые изменения и дополнения к бюджету, часть из которых после соответствующего доклада Владимира Андреевича была включена в окончательный вариант…
…Так, ну, вот и все. Голосование по бюджету окончено. Принято. Не единогласно, но большинством голосов. Господи, как я устал! А ведь еще не конец…
– Господа. Я благодарен вам за проделанную работу. Надеюсь, что и впредь наши заседания будут столь же полезны и плодотворны. – И уже к Черткову: – Господин председатель. Если вопросов больше нет, то…
Чертков кивает и встает рядом со мной:
– Господа, заседание окончено.
Зал поднимается, начинает расходиться. Пора…
– Константин Петрович! – Победоносцев оглядывается. – А вас я попрошу остаться…
…Через час я покидаю зал заседаний. Победоносцев если и не понял всего, то, во всяком случае, принял к сведению. «Змей» обещал поддержку. Хотя это еще ничего не значит. Что он мог сказать другого после заявления, которое, если отжать воду, озвучить все намеки и недосказанности, звучит примерно так: «Константин Петрович, я вас очень ценю и уважаю. Вы мой наставник, вас высоко ценил мой покойный отец. Но если вы попробуете мешать мне – раздавлю, как клопа! И душевными муками терзаться не буду»? Так что будем посмотреть. И следить…
– Серж!
– Да, государь. – Васильчиков весь внимание.
– Организуй-ка мне слежку за «Змеем». И прослушку тоже. Донесения – мне на стол. Каждую неделю…
Глава 6
Рассказывает Дмитрий Политов
(Александр Рукавишников)
Вот ведь не было печали – сидел себе тихо-спокойно на славной должности владельца заводов и пароходов – и так мне хорошо было… Вставал не раньше восьми часов утра да с полчасика сладко потягивался. Потом часовая тренировка, контрастный душ, массаж. Завтракал по-человечески – в отдельной столовой, на фарфоре, кашка да бутербродики с ветчинкой, чаек сладенький, газетка свежая… Неспешно покушаешь, статейки глазами пробежишь, папироску выкуришь, горничную Глашку за попку ущипнешь, пешочком из особняка до конторы прогуляешься – красота.
А теперь на ходу, между умыванием и одеванием, пару пирожков сжую – и то ладно! Ну, может, еще кренделек горячий, купленный на углу Мясницкой и Лубянки, по пути из дворца на службу съем. Уже и на утреннюю разминку с трудом десять минут выкраиваю. Некогда, некогда, времени практически нет – столько на меня сразу навалилось забот, – я ведь теперь не олигарх какой, а член Госсовета, мать его, глава Департамента промышленности, наук и торговли, в придачу граф и командир лейб-гвардии бронекавалерийского полка. Когда в крайний раз горняшку вечерком валял – уже и не помню. Встаю в шесть утра, спать ложусь в два-три, не до постельных утех. Жалею, что в сутках не тридцать часов.
Друг сердечный, его императорское величество, как-то после очередного доклада спросил участливо:
– Что-то ты, братишка, с лица спал – бледный какой-то, похудел! Мундир гвардейский как на вешалке висит! У тебя часом глисты не завелись?
– Иди ты в жопу! – вежливо ответил я. – С таким графиком работы, как у меня, – не до глистов! Я теперь, как мокрая соль…
– Это как? – Олегыч удивленно наморщил лоб.
– Как-как… Не высыпаюсь! – усмехаюсь хмуро. – А еще раз так подъебнешь – в морду дам и не посмотрю, что хозяин Земли Русской!
– Ну ладно, извини, Димыч! – Николай делает вид, что раскаивается, а у самого в глазах бесенята веселые скачут. Как же – взбодрил друга!
Мне этой бодрости надолго не хватило – быстро рассеялась. С утра в присутствие – дела государственные, прием посетителей, просмотр рапортов, отвешивание люлей подчиненным. Департамент образован всего пару месяцев назад, штаты не заполнены, имеющиеся чиновники сбиваются с ног, кутерьма и неразбериха. Мало того – больше половины функционеров среднего и низшего звена пришлось спешно заменять в процессе работы. Не справлялись – привыкли в других департаментах приходить на работу к десяти, два часа тратить на обед, а домой отправляться в шестнадцать тридцать. А я сразу завел такой порядок – подчиненные не должны приходить на службу позже руководителя и уходить раньше его. Не нравятся такие порядки – пошли вон с волчьим билетом! Теперь назначение на вакантные должности в мою контору отдельные несознательные господа воспринимают как отправку на Транссиб. Я только выгляжу раздолбаем и сибаритом, а на самом деле по натуре жуткий педант: люблю четкое планирование и систематизацию. И требую того же от других.
Однако когда еще работа Департамента промышленности, наук и торговли устаканится? Очень не хватает Сашки Ульянова – тот всегда большую часть текучки на себя брал. Но, к сожалению, пришлось отпустить его в университет доучиваться. Заодно дал ему задание – подобрать полсотни толковых ребят и после окончания учебы организовать научно-исследовательский институт фармакологии. Обещал за год управиться – хорошенечко подготовиться и все экзамены сдать экстерном. Ему тоже некогда пять лет убивать – время не ждет! Звонил тут на днях, рассказывал, как его в альма-матер бывшие однокурсники и товарищи по борьбе с царизмом «ласково» приняли – он в универ пришел в мундире гвардейского подпоручика, с крестом Георгия четвертой степени на груди. Ну, вылитый царский опричник и кровавый сатрап. Какие-то особо умные личности даже побить его пытались. Всемером на одного, храбрецы… Ага, побили… Сашка их так отмудохал, что всех в больничку свезли с многочисленными ушибами мягких тканей головы и переломами конечностей. Удивительно, но один из пострадавших, самый храбрый, додумался на Ульянова жалобу в деканат подать. Дурака выперли из университета с формулировкой: за клинический идиотизм.
Сейчас Сашку заменяют сразу два человека – Тихон Петрович Скобин, пожилой дядька в слишком маленьком для его возраста чине титулярного советника, опытнейший зубр делопроизводства, и дружинник моей стальградской «банды» Коля Воробьев, бывший бродяжка, а после снайпер-дальнобойщик экстра-класса, заваливший с расстояния в полверсты самого узурпатора. Воробьев, кроме невиданно меткой стрельбы, отличался огромными успехами в математике, что позволило ему с отличием окончить Нижегородское коммерческое училище[25]. Вкупе старый и молодой давали неплохой результат, но до высот Ульянова пока не дотягивали. Ну, тот тоже не сразу начал рекорды усидчивости ставить – почти год к секретарскому стулу притирался.
– Еженедельный отчет о работе государственного консорциума «Кораблестроитель», – докладывает Скобин, подавая тоненькую картонную папку.
– Доложите кратко, Тихон Петрович! – устало прошу я. И без того кучу бумаг с утра перелопатил. – Надеюсь, реструктуризация и модернизация идут по плану?
– Точно так-с! – степенно отвечает помощник. – Графики поставок нового оборудования на казенные верфи не сорваны, как в прошлый раз. Новый начальник верфей Галерного островка сообщает о законченном ремонте основных стапелей и строительстве новых.
– Ну, с ремонтом они затянули, хотя это старый начальник был виноват, – вспоминаю я. Месяц назад в срочном порядке пришлось выпинывать на пенсию заслуженного деятеля кораблестроительной промышленности адмирала Ракова. Хотя лично мне хотелось его расстрелять за саботаж и манкирование служебными обязанностями. – А что со строительством? В какой стадии оно находится?
– Восьмидесятипроцентная готовность! – не заглядывая в отчет, докладывает Скобин.
– Хорошо, если так! Хоть что-то радует! – без улыбки говорю я. – И еще… Тихон Петрович, уточните на Галерном островке – как у них с размещением новоприбывших рабочих из Стальграда!
– Понимаю-с, – кивает помощник. – О своих людях беспокоитесь? Все узнаю в лучшем виде и немедленно доложу-с!
Консорциум «Кораблестроитель» – еще одна моя головная боль. Помнится, этот хомут Олегыч с Серегой Платовым хотели взвалить на меня еще в прошлом году. Император тогда меня «спас» – послал сына Коленьку и братца Лешеньку по известному адресу. Но вот не стало Александра Третьего – и мне прибавилось забот. Ко всем прочим проблемам еще и отечественное кораблестроение поднимать.
– А как успехи в Николаеве? Напомните!
– Там работы ведутся с опережением графика-с. Сорокапроцентная готовность сооружений! – по памяти ответил Скобин. – Ну, так они и начали с чистого листа-с! Однако Варварин доложил на прошлой неделе, что стапеля будут готовы к закладке кораблей уже в июне-с.
– Да, это хорошо! – резюмирую я. Моисей Варварин – инженер Стальградской верфи, отправленный в Николаев «на усиление». Талантливым администратором оказался мужик – я от него подобной прыти не ожидал, рассчитывал, что стапели построят к осени. Надо будет его чем-нибудь наградить – «Анну», что ли, на шею повесить?
После Скобина заходит Коля Воробьев, неся в руках изящную кожаную папочку с каким-то золотым тиснением и чьими-то вензелями. Любит паренек мишуру – это у него так беспризорное детство сказывается.
– Тут это… Александр Михалыч, то дело, что вы мне вчера поручили… – издалека начал Воробей. Да, ораторское искусство – не его конек. – В общем… вот!
Он извлекает на свет божий несколько сплошь исписанных цифрами листов бумаги. Старательно разложив их передо мной на столе, Коля с гордым видом отходит на пару шагов, окидывая взглядом получившийся натюрморт.
– Воробей, твою мать, это что?! – хриплю я. Сил нет даже на мат. – Объясни нормальным языком! Или ты решил, что я Лобачевский?
– Дык… хозяин, это… того… – мямлит Коля, но под моим взглядом вытягивается в струнку и четко рапортует: – Расчет потребности в квалифицированных кадрах, технике, оснастке, материалах и времени на реализацию проекта «Бешеный пес».
– Так-так… – озадаченно качаю головой. Верно, сам вчера поручил Воробьеву рассчитать все вышеперечисленное. Только не ожидал, что он за сутки управится. Проект «Бешеный пес» – это строительство боевого корабля нового типа. По технологии, уже обкатанной на речных пароходиках, – шаблонно-плазовым методом. – Ты, Воробей, конечно, мастер вычитать, делить, умножать и складывать, но вот оформляешь свои выводы просто отвратительно! Ну и где у тебя итоговые цифры?
Коля, потупившись, ткнул пальцем с въевшейся под ногтем оружейной смазкой в обведенные квадратиками числа.
– Это в каких единицах измерения? В ньютон-метрах али тройских унциях? – продолжаю издеваться.
– В человеко-часах! – на мгновение закатив глаза от моей тупости, ответил Николай.
– Четыреста тридцать пять тысяч человеко-часов на один корабль?
Воробьев кивнул.
– Переведи попонятней! – неопределенно потребовал я.
– Три месяца работы для двух бригад из двухсот тридцати четырех человек! – задумавшись всего на пару секунд, ответил ходячий калькулятор.
– Работающих в две смены по десять часов без выходных и праздников? – уточнил я.
Коля снова кивнул.
– Значит, так, Воробей, мне из тебя сведения силком тянуть неохота! – решительно говорю я. – Чтобы к вечеру оформил все как положено – в виде таблицы, где нормально видно каждый параметр и его значение.
Раздосадованный Николай торопливо собирает листочки со стола, складывает их в свою роскошную папочку и, понурив голову, топает на выход.
– Эй, Воробей, стоять! – командую я.
Коля четко разворачивается через левое плечо и вытягивается в струнку. Все-таки здорово его Емеля в свое время муштровал.
– За то, что расчеты так быстро сделал, объявляю благодарность!
Николай сразу расцветает в улыбке.
– Ладно, топай к себе! – разрешаю я. – Выезд через полчаса!
Обедать мы едем в полк. Родной лейб-гвардии бронекавалерийский Лихославльский расквартирован на севере Москвы, в новом военном городке, построенном полгода назад. Во время поездки Воробьев сидит на правом переднем сиденье «Жигулей» и настороженно оглядывает окрестности. «Мушкетон» с примкнутым прикладом лежит на его коленях. На заднем сиденье бдят, посматривая в свои сектора ответственности, Яшка с Демьяном. У обоих «Бердыши» с круглыми магазинами на семьдесят патронов. А в багажнике автомобиля лежат еще два СКЗ, цинк патронов и «Фузея»[26]. Мало ли что… Это не Стальград – Москва – город большой, и всех приезжих не проконтролируешь. Я отчего-то абсолютно уверен, что «просвещенные мореплаватели» полученные от нас плюхи не простят, придумают асимметричный ответ.
В полку я ежедневно провожу три часа. Обязанностей командира с меня никто не снимал, но благодаря хорошему заместителю – капитану Брусилову[27] – у меня нет необходимости присутствовать в казармах целыми днями, вникая в каждую мелочь.
Доклад о состоянии личного состава и матчасти, проверка документации, обход территории постоянного пункта дислокации. Процедура отработанная и занимает всего час. Затем традиционный обед с офицерами, половина из которых – мои бывшие дружинники, включая командира бронедивизиона, героя подавления мятежа, поручика Еремея Засечного.
Полк укомплектован до штатов – восемь линейных кавалерийских эскадронов, разведэскадрон, пулеметный эскадрон с «Единорогами» на тачанках, гаубичная батарея, артиллерийский дивизион, бронедивизион, минометный дивизион, инженерно-саперная рота, рота связи. Всего тысяча восемьсот человек, из них полторы тысячи строевых, шестнадцать штурмовых бронемашин «Медведь», десять полуторок «Самара», восемь тракторов «Вол», четыре шестидюймовые гаубицы МЛ-20 «Московский лев»[28], двенадцать легких 87-миллиметровых полевых пушек, тридцать два 82-миллиметровых миномета, шестнадцать 120-миллиметроовых минометов, пятьдесят четыре крупнокалиберных пулемета. В каждом отделении пулеметчик с «Бердышом», снайпер, гранатометчик с 40-миллиметровым «Тромблоном»[29]. В каждой роте четыре станкача и четыре «подноса». Мощь по нынешним временам очень большая. Мы можем в одиночку порвать пехотную дивизию, что не раз делали с войсками узурпатора. Но я не собираюсь на этом останавливаться – в перспективе кавалеристы должны пересесть на бронетранспортеры, вся артиллерия перейти с конной на механическую тягу, обоз – поменять пароконные фуры на грузовики.
После сытного обеда по закону Архимеда… а вот уж фиг! Поспать, как рекомендует детская присказка, не получится – а кто будет командиров подразделений тактике учить? Полтора-два часа занятий на картах и макетах и раз в неделю выезд на полигон для отработки усвоенного материала. На лекциях присутствуют не только мои «бронекавалеристы», но и два десятка офицеров из других полков. В чинах не ниже капитанского. Это император распорядился – вроде как мы лучше всех новую тактику, связанную с появлением броневиков и автоматического оружия, усвоили. К счастью, сейчас все эти полковники слушают меня крайне внимательно, аккуратно конспектируют, вопросы задают по существу.
А ведь в начале курса отношение к лектору, то есть ко мне, было крайне специфическим. Балансирующим на грани между пренебрежением и презрением. Большинство курсантов в гражданской войне поучаствовать не успели и «лихославльцев» в бою не видели, зато все знали, что новоиспеченный командир гвардейского полка – вчерашний купчишка. Эх, как мне иной раз хотелось дать кому-нибудь из слушателей в рожу, чтобы вместе с парой зубов вынести с лица наглую ухмылку. Однако проведенные в феврале большие маневры сразу расставили все по своим местам. Лейб-гвардии бронекавалерийский Лихославльский полк наголову разбил несколько подразделений, использующих старую тактику. И император добавил огоньку по итогам: выгнал с командных должностей «побитых» офицеров, заодно понизив их в звании.
Мотивация была простой: на курсы изучения новой тактики ходили? Ходили. Те приемы, которыми уничтожили вверенные вам подразделения, изучали? Изучали. Но ничего в ответ не предприняли. Значит, зря потратили служебное время, что приравнивается к саботажу. Вот после этого мои лекции стали пользоваться бешеной популярностью.
– «Огонь, маневр и рукопашная схватка – основные способы действий пехоты!»[30] – нарочито скучным голосом вещаю я. – Огневого превосходства над противником современная пехота добивается повышением плотности ружейно-пулеметного огня. Согласно новым штатам, на один пехотный батальон приходится триста восемьдесят четыре скорострельные магазинные винтовки «Пищаль», тридцать два ручных пулемета «Бердыш», двенадцать станковых пулеметов «Единорог», что в целом дает нам плотность ружейного огня в три пули на один погонный метр фронта. Однако путем маневра подвижными средствами усиления, а также применяя фланговый, косоприцельный и перекрестный огонь, мы можем добиваться на отдельных участках фронта плотности в восемь-десять пуль на погонный метр.
А теперь на ходу, между умыванием и одеванием, пару пирожков сжую – и то ладно! Ну, может, еще кренделек горячий, купленный на углу Мясницкой и Лубянки, по пути из дворца на службу съем. Уже и на утреннюю разминку с трудом десять минут выкраиваю. Некогда, некогда, времени практически нет – столько на меня сразу навалилось забот, – я ведь теперь не олигарх какой, а член Госсовета, мать его, глава Департамента промышленности, наук и торговли, в придачу граф и командир лейб-гвардии бронекавалерийского полка. Когда в крайний раз горняшку вечерком валял – уже и не помню. Встаю в шесть утра, спать ложусь в два-три, не до постельных утех. Жалею, что в сутках не тридцать часов.
Друг сердечный, его императорское величество, как-то после очередного доклада спросил участливо:
– Что-то ты, братишка, с лица спал – бледный какой-то, похудел! Мундир гвардейский как на вешалке висит! У тебя часом глисты не завелись?
– Иди ты в жопу! – вежливо ответил я. – С таким графиком работы, как у меня, – не до глистов! Я теперь, как мокрая соль…
– Это как? – Олегыч удивленно наморщил лоб.
– Как-как… Не высыпаюсь! – усмехаюсь хмуро. – А еще раз так подъебнешь – в морду дам и не посмотрю, что хозяин Земли Русской!
– Ну ладно, извини, Димыч! – Николай делает вид, что раскаивается, а у самого в глазах бесенята веселые скачут. Как же – взбодрил друга!
Мне этой бодрости надолго не хватило – быстро рассеялась. С утра в присутствие – дела государственные, прием посетителей, просмотр рапортов, отвешивание люлей подчиненным. Департамент образован всего пару месяцев назад, штаты не заполнены, имеющиеся чиновники сбиваются с ног, кутерьма и неразбериха. Мало того – больше половины функционеров среднего и низшего звена пришлось спешно заменять в процессе работы. Не справлялись – привыкли в других департаментах приходить на работу к десяти, два часа тратить на обед, а домой отправляться в шестнадцать тридцать. А я сразу завел такой порядок – подчиненные не должны приходить на службу позже руководителя и уходить раньше его. Не нравятся такие порядки – пошли вон с волчьим билетом! Теперь назначение на вакантные должности в мою контору отдельные несознательные господа воспринимают как отправку на Транссиб. Я только выгляжу раздолбаем и сибаритом, а на самом деле по натуре жуткий педант: люблю четкое планирование и систематизацию. И требую того же от других.
Однако когда еще работа Департамента промышленности, наук и торговли устаканится? Очень не хватает Сашки Ульянова – тот всегда большую часть текучки на себя брал. Но, к сожалению, пришлось отпустить его в университет доучиваться. Заодно дал ему задание – подобрать полсотни толковых ребят и после окончания учебы организовать научно-исследовательский институт фармакологии. Обещал за год управиться – хорошенечко подготовиться и все экзамены сдать экстерном. Ему тоже некогда пять лет убивать – время не ждет! Звонил тут на днях, рассказывал, как его в альма-матер бывшие однокурсники и товарищи по борьбе с царизмом «ласково» приняли – он в универ пришел в мундире гвардейского подпоручика, с крестом Георгия четвертой степени на груди. Ну, вылитый царский опричник и кровавый сатрап. Какие-то особо умные личности даже побить его пытались. Всемером на одного, храбрецы… Ага, побили… Сашка их так отмудохал, что всех в больничку свезли с многочисленными ушибами мягких тканей головы и переломами конечностей. Удивительно, но один из пострадавших, самый храбрый, додумался на Ульянова жалобу в деканат подать. Дурака выперли из университета с формулировкой: за клинический идиотизм.
Сейчас Сашку заменяют сразу два человека – Тихон Петрович Скобин, пожилой дядька в слишком маленьком для его возраста чине титулярного советника, опытнейший зубр делопроизводства, и дружинник моей стальградской «банды» Коля Воробьев, бывший бродяжка, а после снайпер-дальнобойщик экстра-класса, заваливший с расстояния в полверсты самого узурпатора. Воробьев, кроме невиданно меткой стрельбы, отличался огромными успехами в математике, что позволило ему с отличием окончить Нижегородское коммерческое училище[25]. Вкупе старый и молодой давали неплохой результат, но до высот Ульянова пока не дотягивали. Ну, тот тоже не сразу начал рекорды усидчивости ставить – почти год к секретарскому стулу притирался.
– Еженедельный отчет о работе государственного консорциума «Кораблестроитель», – докладывает Скобин, подавая тоненькую картонную папку.
– Доложите кратко, Тихон Петрович! – устало прошу я. И без того кучу бумаг с утра перелопатил. – Надеюсь, реструктуризация и модернизация идут по плану?
– Точно так-с! – степенно отвечает помощник. – Графики поставок нового оборудования на казенные верфи не сорваны, как в прошлый раз. Новый начальник верфей Галерного островка сообщает о законченном ремонте основных стапелей и строительстве новых.
– Ну, с ремонтом они затянули, хотя это старый начальник был виноват, – вспоминаю я. Месяц назад в срочном порядке пришлось выпинывать на пенсию заслуженного деятеля кораблестроительной промышленности адмирала Ракова. Хотя лично мне хотелось его расстрелять за саботаж и манкирование служебными обязанностями. – А что со строительством? В какой стадии оно находится?
– Восьмидесятипроцентная готовность! – не заглядывая в отчет, докладывает Скобин.
– Хорошо, если так! Хоть что-то радует! – без улыбки говорю я. – И еще… Тихон Петрович, уточните на Галерном островке – как у них с размещением новоприбывших рабочих из Стальграда!
– Понимаю-с, – кивает помощник. – О своих людях беспокоитесь? Все узнаю в лучшем виде и немедленно доложу-с!
Консорциум «Кораблестроитель» – еще одна моя головная боль. Помнится, этот хомут Олегыч с Серегой Платовым хотели взвалить на меня еще в прошлом году. Император тогда меня «спас» – послал сына Коленьку и братца Лешеньку по известному адресу. Но вот не стало Александра Третьего – и мне прибавилось забот. Ко всем прочим проблемам еще и отечественное кораблестроение поднимать.
– А как успехи в Николаеве? Напомните!
– Там работы ведутся с опережением графика-с. Сорокапроцентная готовность сооружений! – по памяти ответил Скобин. – Ну, так они и начали с чистого листа-с! Однако Варварин доложил на прошлой неделе, что стапеля будут готовы к закладке кораблей уже в июне-с.
– Да, это хорошо! – резюмирую я. Моисей Варварин – инженер Стальградской верфи, отправленный в Николаев «на усиление». Талантливым администратором оказался мужик – я от него подобной прыти не ожидал, рассчитывал, что стапели построят к осени. Надо будет его чем-нибудь наградить – «Анну», что ли, на шею повесить?
После Скобина заходит Коля Воробьев, неся в руках изящную кожаную папочку с каким-то золотым тиснением и чьими-то вензелями. Любит паренек мишуру – это у него так беспризорное детство сказывается.
– Тут это… Александр Михалыч, то дело, что вы мне вчера поручили… – издалека начал Воробей. Да, ораторское искусство – не его конек. – В общем… вот!
Он извлекает на свет божий несколько сплошь исписанных цифрами листов бумаги. Старательно разложив их передо мной на столе, Коля с гордым видом отходит на пару шагов, окидывая взглядом получившийся натюрморт.
– Воробей, твою мать, это что?! – хриплю я. Сил нет даже на мат. – Объясни нормальным языком! Или ты решил, что я Лобачевский?
– Дык… хозяин, это… того… – мямлит Коля, но под моим взглядом вытягивается в струнку и четко рапортует: – Расчет потребности в квалифицированных кадрах, технике, оснастке, материалах и времени на реализацию проекта «Бешеный пес».
– Так-так… – озадаченно качаю головой. Верно, сам вчера поручил Воробьеву рассчитать все вышеперечисленное. Только не ожидал, что он за сутки управится. Проект «Бешеный пес» – это строительство боевого корабля нового типа. По технологии, уже обкатанной на речных пароходиках, – шаблонно-плазовым методом. – Ты, Воробей, конечно, мастер вычитать, делить, умножать и складывать, но вот оформляешь свои выводы просто отвратительно! Ну и где у тебя итоговые цифры?
Коля, потупившись, ткнул пальцем с въевшейся под ногтем оружейной смазкой в обведенные квадратиками числа.
– Это в каких единицах измерения? В ньютон-метрах али тройских унциях? – продолжаю издеваться.
– В человеко-часах! – на мгновение закатив глаза от моей тупости, ответил Николай.
– Четыреста тридцать пять тысяч человеко-часов на один корабль?
Воробьев кивнул.
– Переведи попонятней! – неопределенно потребовал я.
– Три месяца работы для двух бригад из двухсот тридцати четырех человек! – задумавшись всего на пару секунд, ответил ходячий калькулятор.
– Работающих в две смены по десять часов без выходных и праздников? – уточнил я.
Коля снова кивнул.
– Значит, так, Воробей, мне из тебя сведения силком тянуть неохота! – решительно говорю я. – Чтобы к вечеру оформил все как положено – в виде таблицы, где нормально видно каждый параметр и его значение.
Раздосадованный Николай торопливо собирает листочки со стола, складывает их в свою роскошную папочку и, понурив голову, топает на выход.
– Эй, Воробей, стоять! – командую я.
Коля четко разворачивается через левое плечо и вытягивается в струнку. Все-таки здорово его Емеля в свое время муштровал.
– За то, что расчеты так быстро сделал, объявляю благодарность!
Николай сразу расцветает в улыбке.
– Ладно, топай к себе! – разрешаю я. – Выезд через полчаса!
Обедать мы едем в полк. Родной лейб-гвардии бронекавалерийский Лихославльский расквартирован на севере Москвы, в новом военном городке, построенном полгода назад. Во время поездки Воробьев сидит на правом переднем сиденье «Жигулей» и настороженно оглядывает окрестности. «Мушкетон» с примкнутым прикладом лежит на его коленях. На заднем сиденье бдят, посматривая в свои сектора ответственности, Яшка с Демьяном. У обоих «Бердыши» с круглыми магазинами на семьдесят патронов. А в багажнике автомобиля лежат еще два СКЗ, цинк патронов и «Фузея»[26]. Мало ли что… Это не Стальград – Москва – город большой, и всех приезжих не проконтролируешь. Я отчего-то абсолютно уверен, что «просвещенные мореплаватели» полученные от нас плюхи не простят, придумают асимметричный ответ.
В полку я ежедневно провожу три часа. Обязанностей командира с меня никто не снимал, но благодаря хорошему заместителю – капитану Брусилову[27] – у меня нет необходимости присутствовать в казармах целыми днями, вникая в каждую мелочь.
Доклад о состоянии личного состава и матчасти, проверка документации, обход территории постоянного пункта дислокации. Процедура отработанная и занимает всего час. Затем традиционный обед с офицерами, половина из которых – мои бывшие дружинники, включая командира бронедивизиона, героя подавления мятежа, поручика Еремея Засечного.
Полк укомплектован до штатов – восемь линейных кавалерийских эскадронов, разведэскадрон, пулеметный эскадрон с «Единорогами» на тачанках, гаубичная батарея, артиллерийский дивизион, бронедивизион, минометный дивизион, инженерно-саперная рота, рота связи. Всего тысяча восемьсот человек, из них полторы тысячи строевых, шестнадцать штурмовых бронемашин «Медведь», десять полуторок «Самара», восемь тракторов «Вол», четыре шестидюймовые гаубицы МЛ-20 «Московский лев»[28], двенадцать легких 87-миллиметровых полевых пушек, тридцать два 82-миллиметровых миномета, шестнадцать 120-миллиметроовых минометов, пятьдесят четыре крупнокалиберных пулемета. В каждом отделении пулеметчик с «Бердышом», снайпер, гранатометчик с 40-миллиметровым «Тромблоном»[29]. В каждой роте четыре станкача и четыре «подноса». Мощь по нынешним временам очень большая. Мы можем в одиночку порвать пехотную дивизию, что не раз делали с войсками узурпатора. Но я не собираюсь на этом останавливаться – в перспективе кавалеристы должны пересесть на бронетранспортеры, вся артиллерия перейти с конной на механическую тягу, обоз – поменять пароконные фуры на грузовики.
После сытного обеда по закону Архимеда… а вот уж фиг! Поспать, как рекомендует детская присказка, не получится – а кто будет командиров подразделений тактике учить? Полтора-два часа занятий на картах и макетах и раз в неделю выезд на полигон для отработки усвоенного материала. На лекциях присутствуют не только мои «бронекавалеристы», но и два десятка офицеров из других полков. В чинах не ниже капитанского. Это император распорядился – вроде как мы лучше всех новую тактику, связанную с появлением броневиков и автоматического оружия, усвоили. К счастью, сейчас все эти полковники слушают меня крайне внимательно, аккуратно конспектируют, вопросы задают по существу.
А ведь в начале курса отношение к лектору, то есть ко мне, было крайне специфическим. Балансирующим на грани между пренебрежением и презрением. Большинство курсантов в гражданской войне поучаствовать не успели и «лихославльцев» в бою не видели, зато все знали, что новоиспеченный командир гвардейского полка – вчерашний купчишка. Эх, как мне иной раз хотелось дать кому-нибудь из слушателей в рожу, чтобы вместе с парой зубов вынести с лица наглую ухмылку. Однако проведенные в феврале большие маневры сразу расставили все по своим местам. Лейб-гвардии бронекавалерийский Лихославльский полк наголову разбил несколько подразделений, использующих старую тактику. И император добавил огоньку по итогам: выгнал с командных должностей «побитых» офицеров, заодно понизив их в звании.
Мотивация была простой: на курсы изучения новой тактики ходили? Ходили. Те приемы, которыми уничтожили вверенные вам подразделения, изучали? Изучали. Но ничего в ответ не предприняли. Значит, зря потратили служебное время, что приравнивается к саботажу. Вот после этого мои лекции стали пользоваться бешеной популярностью.
– «Огонь, маневр и рукопашная схватка – основные способы действий пехоты!»[30] – нарочито скучным голосом вещаю я. – Огневого превосходства над противником современная пехота добивается повышением плотности ружейно-пулеметного огня. Согласно новым штатам, на один пехотный батальон приходится триста восемьдесят четыре скорострельные магазинные винтовки «Пищаль», тридцать два ручных пулемета «Бердыш», двенадцать станковых пулеметов «Единорог», что в целом дает нам плотность ружейного огня в три пули на один погонный метр фронта. Однако путем маневра подвижными средствами усиления, а также применяя фланговый, косоприцельный и перекрестный огонь, мы можем добиваться на отдельных участках фронта плотности в восемь-десять пуль на погонный метр.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента