Мы с друзьями обзавелись иномарками, дорогими сотовыми телефонами и костюмами от итальянских дизайнеров с педерастическими фамилиями. Обедать ездили непременно в какой-нибудь дорогой ресторан, а ужинали в модных ночных клубах. Сказывалось наше предыдущее полунищенское состояние – мы старательно гребли под себя все, до чего могли дотянуться, с трудом удерживаясь порой на грани здравого смысла.
Гарик из нас троих первым решил обзавестись недвижимостью и купил недорогую двушку на окраине Москвы. Его можно было понять – он жил в большой семье. Но затем ему стукнуло в голову приобрести квартирку подороже и побольше, а братьев и родителей обеспечить отдельным жильем. И «зарабатываемые» нами финансы вполне позволяли ему осуществить подобное.
После столь крупных затрат Горыныча Суворов, живший с пожилой матерью и тетей, тоже не удержался и приобрел пару квартир. Тут сорвался и я. В моей старенькой квартирке уже не помещалась коллекция японского клинкового оружия, накупленного в московских антикварных и оружейных магазинах начала прошлого века. И я перебрался в прекрасные двухуровневые апартаменты в элитном комплексе «Алые паруса».
Вот как раз на новоселье и произошел тот разговор. Я показывал Гарику верхний уровень квартиры. Гости, в количестве двадцати двух человек, разбрелись по необъятным просторам. Мишка с какой-то девчонкой затерялся в районе спален. С непривычки заблудиться в этой квартире было легко – ведь общая площадь апартаментов составляла почти двести квадратных метров.
– Обрыдло все, Серега! – сказал Игорь, проваливаясь в мягкие объятия гигантского кресла, стоящего в эркере. – Рубим, рубим эту капусту, тошнит уже. Напиться, что ли, как в старые добрые времена, до полной отключки. Может, тогда тоска отпустит. Есть здесь спиртное?
– Сейчас посмотрю. – Я прошелся по периметру комнаты и в застекленном шкафчике обнаружил искомое. – Тебе чего?
– Водка там есть?
– Нет, – сказал я, внимательно осмотрев содержимое. – Тут сплошь благородные напитки. Виски, ром, коньяк?
– Тащи коньяк!
Я прихватил бутылку «Хеннесси», стаканчики, вазочку с орешками и утонул в соседнем кресле. Мы выпили грамм по пятьдесят, закусили.
– Блин, у тебя даже орехи с выпендрежем – кешью! – возмутился Горыныч, рассматривая содержимое вазочки. – Нет чтобы простого арахиса насыпать!
– Можно подумать, что это я кешью на закусь положил, – обиделся я. – Комплектованием баров профессионал занимается. Я к новоселью специально такого нанял!
– Тогда понятно, почему в баре водки нет… – грустно кивнул Горыныч. – Невместно нам, пинжакам… Налей еще!
Мы выпили еще. А потом Горыныч поразил меня тем, что достал из кармана кожаный чехольчик, а из него – трубку «Данхилл». Я чуть из кресла не выпал! Гарик вообще никогда не курил, а тут сразу трубку! Да еще и стоимостью в несколько тысяч баксов.
– А ты, Серега, не знал, что я курить начал? – удивился Гарик, видя мою реакцию.
– Нет, да и когда ты успел? – мы не виделись пару недель, пока я был занят хлопотами по обустройству жилья.
– Когда-когда… дурное дело – нехитрое! – усмехнулся Горыныч. – Я решил, что курить трубку – это круто. Накупил разных аксессуаров – всяких щеточек, скребочков и ершиков. Трубок штук пять завел. Табаков разных целый чемодан.
В комнату ввалился растрепанный Суворов и с порога радостно заорал:
– Серега! Ну ты и деятель! Ты в курсе, что у тебя в каждой комнате бар? Я в ванную на первом этаже забежал руки помыть… – При этих словах мы с Гариком синхронно хмыкнули – знаем мы, какие части тела моют после общения с противоположным полом. Но Миша, нисколько не смутившись, продолжил: – Помыл, решил полотенце поискать – а то на крючке уж больно маленькое. Открываю шкафчик – там бутылки стоят, стаканчики, подсветка, и даже музычка заиграла.
– Бар в сортире – это уже извращение! – с удовольствием сказал Горыныч, едва сдерживая смех.
– Да ладно, не наезжай на Серегу, – заступился за меня Суворов. – Он, наверное, при разговоре со своим дизайнером болтнул что-нибудь, и вот результат!
– Ну, ты, блин, даешь, Серега! Таким снобом заделался! – продолжил обличать Горыныч. – Что у тебя в холле за порнография висит?
– Это не порнография, а эксклюзивные эротические календари фирмы «Пирелли»! – возмутился я. – Их, между прочим, всего по пять тысяч штук печатают и адресно рассылают VIP-персонам! И лучшие фотографы мира снимают для него лучших моделей!
– Вот я и говорю – сноб и нувориш! – не унимался Гарик.
– А я, между прочим, спонсорством занимаюсь! – попытался оправдаться я.
– Знаю я твое спонсорство – успокаиваешь совесть подачками в детский дом! И сколько ты им денег даешь?
– Перестал я им деньги давать. Воруют! Везу в основном одежду, книги, сладости и игрушки для самых маленьких. А ты на какие добрые дела тратишься?
– Недавно оплатил операцию по разделению сиамских близнецов. В Канаду пришлось мальчиков везти. А потом купил этой семье трехкомнатную квартиру и машину.
– Пропьют! – убежденно сказал Мишка. – Когда на людей деньги с неба падают, они пускаются во все тяжкие. Вот посмотрите на нас – какой херней мы занимаемся!
– А что вы предлагаете? – окончательно разозлившись дурацким наездом, заорал я. – Какие у вас идеи, кроме универсальной: напиться-забыться?
– Надо сделать что-нибудь глобальное, – глубокомысленно изрек Гарик. – Не пользовать историю как продажную девку, а попытаться внести изменения!
– А надо ли? – попытался я охладить пыл друга. – Ну вот грохнули мы Ленина? И что? Да ничего! В нашей реальности ничегошеньки не изменилось! Ведь доказали уже: любой наш поступок вносит определенные изменения в реальность, но если по возвращении изменения не видны, значит, это другая реальность, другой мир, а тот, с изменениями, стал параллельным. Следовательно, можно отправляться в любой век, в любой год, убивать хоть Чингисхана, хоть Гитлера, хоть Сталина, даже своих предков (прости меня, Господи!). И по возвращении убедиться в том, что в прошлом нашего мира ничего не произошло.
– Да, что там говорить, – посмурнел Гарик. – Если даже простое пересечение «окна» уже ответвляет новую реальность, а посмотреть, во что выльется наше вмешательство в историю, мы не можем!
– Да, жаль, – вздохнул разом утративший веселость Мишка. – Наливай!
Мы снова выпили. В это время на лестнице раздался шум и в комнату ввалилось несколько гостей. Празднование новоселья шло полным ходом. Наш разговор пришлось прервать.
Глава 6
Глава 7
Гарик из нас троих первым решил обзавестись недвижимостью и купил недорогую двушку на окраине Москвы. Его можно было понять – он жил в большой семье. Но затем ему стукнуло в голову приобрести квартирку подороже и побольше, а братьев и родителей обеспечить отдельным жильем. И «зарабатываемые» нами финансы вполне позволяли ему осуществить подобное.
После столь крупных затрат Горыныча Суворов, живший с пожилой матерью и тетей, тоже не удержался и приобрел пару квартир. Тут сорвался и я. В моей старенькой квартирке уже не помещалась коллекция японского клинкового оружия, накупленного в московских антикварных и оружейных магазинах начала прошлого века. И я перебрался в прекрасные двухуровневые апартаменты в элитном комплексе «Алые паруса».
Вот как раз на новоселье и произошел тот разговор. Я показывал Гарику верхний уровень квартиры. Гости, в количестве двадцати двух человек, разбрелись по необъятным просторам. Мишка с какой-то девчонкой затерялся в районе спален. С непривычки заблудиться в этой квартире было легко – ведь общая площадь апартаментов составляла почти двести квадратных метров.
– Обрыдло все, Серега! – сказал Игорь, проваливаясь в мягкие объятия гигантского кресла, стоящего в эркере. – Рубим, рубим эту капусту, тошнит уже. Напиться, что ли, как в старые добрые времена, до полной отключки. Может, тогда тоска отпустит. Есть здесь спиртное?
– Сейчас посмотрю. – Я прошелся по периметру комнаты и в застекленном шкафчике обнаружил искомое. – Тебе чего?
– Водка там есть?
– Нет, – сказал я, внимательно осмотрев содержимое. – Тут сплошь благородные напитки. Виски, ром, коньяк?
– Тащи коньяк!
Я прихватил бутылку «Хеннесси», стаканчики, вазочку с орешками и утонул в соседнем кресле. Мы выпили грамм по пятьдесят, закусили.
– Блин, у тебя даже орехи с выпендрежем – кешью! – возмутился Горыныч, рассматривая содержимое вазочки. – Нет чтобы простого арахиса насыпать!
– Можно подумать, что это я кешью на закусь положил, – обиделся я. – Комплектованием баров профессионал занимается. Я к новоселью специально такого нанял!
– Тогда понятно, почему в баре водки нет… – грустно кивнул Горыныч. – Невместно нам, пинжакам… Налей еще!
Мы выпили еще. А потом Горыныч поразил меня тем, что достал из кармана кожаный чехольчик, а из него – трубку «Данхилл». Я чуть из кресла не выпал! Гарик вообще никогда не курил, а тут сразу трубку! Да еще и стоимостью в несколько тысяч баксов.
– А ты, Серега, не знал, что я курить начал? – удивился Гарик, видя мою реакцию.
– Нет, да и когда ты успел? – мы не виделись пару недель, пока я был занят хлопотами по обустройству жилья.
– Когда-когда… дурное дело – нехитрое! – усмехнулся Горыныч. – Я решил, что курить трубку – это круто. Накупил разных аксессуаров – всяких щеточек, скребочков и ершиков. Трубок штук пять завел. Табаков разных целый чемодан.
В комнату ввалился растрепанный Суворов и с порога радостно заорал:
– Серега! Ну ты и деятель! Ты в курсе, что у тебя в каждой комнате бар? Я в ванную на первом этаже забежал руки помыть… – При этих словах мы с Гариком синхронно хмыкнули – знаем мы, какие части тела моют после общения с противоположным полом. Но Миша, нисколько не смутившись, продолжил: – Помыл, решил полотенце поискать – а то на крючке уж больно маленькое. Открываю шкафчик – там бутылки стоят, стаканчики, подсветка, и даже музычка заиграла.
– Бар в сортире – это уже извращение! – с удовольствием сказал Горыныч, едва сдерживая смех.
– Да ладно, не наезжай на Серегу, – заступился за меня Суворов. – Он, наверное, при разговоре со своим дизайнером болтнул что-нибудь, и вот результат!
– Ну, ты, блин, даешь, Серега! Таким снобом заделался! – продолжил обличать Горыныч. – Что у тебя в холле за порнография висит?
– Это не порнография, а эксклюзивные эротические календари фирмы «Пирелли»! – возмутился я. – Их, между прочим, всего по пять тысяч штук печатают и адресно рассылают VIP-персонам! И лучшие фотографы мира снимают для него лучших моделей!
– Вот я и говорю – сноб и нувориш! – не унимался Гарик.
– А я, между прочим, спонсорством занимаюсь! – попытался оправдаться я.
– Знаю я твое спонсорство – успокаиваешь совесть подачками в детский дом! И сколько ты им денег даешь?
– Перестал я им деньги давать. Воруют! Везу в основном одежду, книги, сладости и игрушки для самых маленьких. А ты на какие добрые дела тратишься?
– Недавно оплатил операцию по разделению сиамских близнецов. В Канаду пришлось мальчиков везти. А потом купил этой семье трехкомнатную квартиру и машину.
– Пропьют! – убежденно сказал Мишка. – Когда на людей деньги с неба падают, они пускаются во все тяжкие. Вот посмотрите на нас – какой херней мы занимаемся!
– А что вы предлагаете? – окончательно разозлившись дурацким наездом, заорал я. – Какие у вас идеи, кроме универсальной: напиться-забыться?
– Надо сделать что-нибудь глобальное, – глубокомысленно изрек Гарик. – Не пользовать историю как продажную девку, а попытаться внести изменения!
– А надо ли? – попытался я охладить пыл друга. – Ну вот грохнули мы Ленина? И что? Да ничего! В нашей реальности ничегошеньки не изменилось! Ведь доказали уже: любой наш поступок вносит определенные изменения в реальность, но если по возвращении изменения не видны, значит, это другая реальность, другой мир, а тот, с изменениями, стал параллельным. Следовательно, можно отправляться в любой век, в любой год, убивать хоть Чингисхана, хоть Гитлера, хоть Сталина, даже своих предков (прости меня, Господи!). И по возвращении убедиться в том, что в прошлом нашего мира ничего не произошло.
– Да, что там говорить, – посмурнел Гарик. – Если даже простое пересечение «окна» уже ответвляет новую реальность, а посмотреть, во что выльется наше вмешательство в историю, мы не можем!
– Да, жаль, – вздохнул разом утративший веселость Мишка. – Наливай!
Мы снова выпили. В это время на лестнице раздался шум и в комнату ввалилось несколько гостей. Празднование новоселья шло полным ходом. Наш разговор пришлось прервать.
Глава 6
После просмотра моих документальных фильмов Игорь понаделал три десятка «глазков» и решил отнять лавры у Сергея Бондарчука, сняв масштабное полотно об Отечественной войне 1812 года. Собрав оборудование, Гарик отправился под Бородино. Технология видеосъемок картин из прошлого была достаточно простой, но все же хитрее, чем у меня. Ведь я, как правило, снимал одним планом с одной или двух точек. Игорь же сначала обходил театр военных действий с ручной камерой, собирая данные о произошедшем и глядя на то, как разворачиваются события, подбирал места установки стационарных «глазков». С камерами, установленными на четырехметровые шесты, Гарик лазил по всему полю, добиваясь лучшего ракурса. Такой длинной подставкой он стал пользоваться после того как во время очередного разведвключения в открытое «окно» влетел идущий в атаку на батарею Раевского французский эскадрон. Будь «окно» побольше, последствия были бы гораздо печальнее. А так Игорь отделался только разбитым объективом. Теперь же камеры располагались выше самого высокого кавалериста.
С этими съемками Горыныч возился довольно долго. Только на Бородинскую битву ушло полтора месяца. Такой увлеченности можно было только позавидовать. Мы с Мишкой периодически помогали ему. Я разыскивал в архивах необходимые сведения о местах боев и составе участников. Бэдмен занимался цифоровым монтажом записей. Ну и, конечно, пришлось послужить Игорю в качестве грубой рабочей силы.
К слову сказать, те фрагменты, которые мне удалось посмотреть, не впечатляли. В художественном фильме все выглядит гораздо красочней. И дело здесь не только в выборе ракурса или экспозиции. В реальности все слишком грубо – мундиры на бойцах покрыты пылью и грязью, к тому же у солдат они не новы и потому выцвели и потерлись. При каждом залпе ружей и тем более пушек в небо поднимаются клубы очень густого дыма, который долго не рассеивается. От тысяч прошедших по ней ног и копыт земля превращается в месиво. Звуки, исторгаемые людьми и животными, сливаются в гул, в котором выделяется только бряцанье оружия. Ничего похожего на описанный поэтами звон клинков, а только немелодичный лязг. Мне казалось, что переплюнуть Бондарчука не удастся. Все-таки кино и реальная жизнь очень разные. Эта банальная фраза особенно подтверждается при съемке больших батальных сцен.
Но Горыныч превзошел самого себя. Его кинокартина поражала своим размахом и эпохальностью. При просмотре меня мучила только одна мысль: куда делся дым? Этот вопрос я и задал Игорьку после сеанса.
– Компьютерная обработка, мон шер! – довольно хмыкнул Игорь.
– Чудеса! Я помню момент атаки французов на флеши во время второго приступа. Там твоя камера установлена над бруствером. Артиллерия русских бьет в упор, и все застилают белые клубы, а когда они рассеиваются, в поле зрения одни трупы. А здесь прекрасно видно, как картечь косит наступающих. Такого кошмарного зрелища мне видеть не доводилось. Искусственно создать такой эффект не смогли бы даже в Голливуде. Я помню похожие сцены в фильме «Патриот» с Мелом Гибсоном. Помнишь, там во время сражения то голову оторвет, то ногу? Но твой фрагмент гораздо мощнее смотрится! У меня даже мурашки по коже бегают.
– А рейд казаков и легкой кавалерии по тылам французов? – вмешался в разговор Бэдмен. – Я таких озверелых морд никогда не видел. И это я, который в реальных боях побывал. Представь, что почувствуют зрители!
– Да, это тоже сильный момент. А контратака русских под командованием Багратиона и его ранение?
– Чисто зрелищно смотрится неплохо, а так, конечно, смотреть на наших ребят жалко, устали они нечеловечески – целый день тяжелый бой, и очередная контратака просто добивает их. Вы же видели – они еле бегут!
– Сколько сил у меня ушло, чтобы поймать момент ранения Багратиона, – сказал Игорь. – Вроде и место, и время известны, а ты попробуй найди определенного человека в этой мясорубке на площадке такого размера!
– Да, Игорек, ты просто гений кинематографа! За такой фильм «Оскар» тебе обеспечен!
– Осталось только найти способ представить мою картину широкой публике.
– И вот еще что, ребята! – сказал я. – После просмотра всего материала у меня сложилось четкое и однозначное мнение – русские должны были выиграть эту битву.
– А разве они ее проиграли? – спросил Мишка.
– По всем канонам ведения войны оставление поля боя противнику равнозначно поражению, – ответил я.
– Тогда с чего ты взял, что наши должны были победить?
– Вы обратили внимание, что на левом фланге русских войск, в лесу, стоял корпус под командованием генерала Тучкова. После того как вражеские войска полностью втянутся в сражение и будут измотаны, свежий корпус должен был нанести мощный удар во фланг. Примерно как Засадный полк на Куликовом поле. Вряд ли Кутузов стал бы выставлять свои войска на избиение, не имея замысла разгромить противника.
– Почему же этого не произошло?
– Тут настоящее предательство. Вспомните кадры из ставки Кутузова. Там какой-то штаб-офицер, говорящий с акцентом, самовольно отдает приказ корпусу Тучкова выйти на опушку леса. Там наших тут же засекли французы и открыли по ним огонь. Корпус понес большие потери, а главное – был засвечен. Так что в финальной фазе боя Тучков, получив приказ от командующего атаковать, сам повел остатки своих войск и погиб, не добившись результата.
– Вот оно что! – задумчиво протянул Бэдмен. – Действительно, припоминаю я этого офицера и его приказ. Узнать бы его фамилию.
– Зачем?
– Довести до сведения общественности, кто виноват, что наши проиграли Бородино и затем оставили Москву.
– Нам никто не поверит, да и к чему это? Восстановить историческую справедливость? А не лучше исправить эту ситуацию?
– Каким образом?
– А вот к тому «глазку», что установлен на Багратионовых флешах, добавить пулемет. Или два, – подкинул я идею.
– Ты бы еще предложил туда установку «Град» добавить! В ту Отечественную войну русские без всякого вмешательства неплохо справились. И со своей земли захватчиков выгнали, и Париж взяли, – не сдавался Мишка.
– Да, но потери могли бы быть гораздо меньше, – продолжал я. – А это положительно скажется на демографической ситуации в стране.
– Ерунду ты говоришь! – вмешался Горыныч. – В какой стране это будет?
– Как это в какой? – не въехал я. – В России конечно!!!
– В какой России? – продолжал Игорь. – В какой-то!!! То, что не в нашей, совершенно точно! Все наше вмешательство пойдет коту под хвост! Так что бросай, Серега, эти разговоры, не трави душу, а то репу начищу!
Как-то Игорек принимает все близко к сердцу. Надо бы мне заняться проблемой параллельных реальностей. Это только в евклидовой геометрии параллели не пересекаются.
С того самого дня я плотно засел в своем логове, одну из комнат которой превратил в лабораторию. Эксперимент за экспериментом. Каждый день. С утра до поздней ночи. Я забросил все развлечения. Ни капли спиртного. Похудел на десять килограммов. Прошел месяц, и у меня забрезжила идея.
В принципе бросить якорь в какой-нибудь реальности не представляло особого труда. Теоретически достаточно оставить за «окном» пульт ДУ с таймером, так, как мы делали в первом эксперименте. Таймер настроить на включение в определенное время. Например: мы каким-либо образом препятствуем большевикам захватить власть в стране, затем настраиваем таймер на семьдесят лет, уходим и сворачиваем «окно», у нас проходит ноль секунд, у них отмеренное время. И вот, пожалуйста, «окно» открывается, и мы входим в измененную нами реальность, где Россия никогда не была Советской.
На практике возникает много «но». Начиная с варианта, что таймер с пультом ДУ найдут аборигены, как бы мы это устройство ни прятали. Вариант второй: машинка просто портится, и все наши планы летят к чертям. Можно придумать еще сотню вариантов, потому что при такой установке приборов слишком много зависит от случайностей. Хотя эту идею я не отбрасывал, ведь включать таймер можно на небольшой отрезок времени.
Также я экспериментальным путем выяснил, что после небольшой доработки «модулятора» можно сворачивать «окно» и с нашей стороны. Тогда время останавливалось уже в оставленной нами реальности. Еще одним результатом моих изысканий стало открытие невозможности проникновения в близкое прошлое. Сначала это удивило меня. Ведь ходили же мы в две тысячи восьмой, мы практически туда шоссе проложили. Но оказалось, что машинка не срабатывала, только если была близка вероятность столкнуться в прошлом с самим собой. Выглядело это так: завожу машинку на час назад – «окно» не открывается, только по рамке начинают бегать симпатичные синие молнии. Для проверки ставлю дату полугодичной давности – «окно» исправно открывается, показывая пустую лабораторию. Естественно, ведь полгода назад эта квартира еще пустовала в ожидании покупателя. Хорошо, устанавливаю сегодняшнее число, а время – три часа ночи. И опять «окно» послушно показывает темное помещение. Чтобы убедиться окончательно, выхожу из квартиры и полчаса гуляю по улице. Вернувшись, начинаю гонять машину в диапазоне этих тридцати минут. Итог: «окно» открывается только в то время, когда я находился на максимальном удалении от дома.
Кажется, что темпор-машина как-то наивно, по-детски, пытается предотвратить встречу с моим двойником. Это стало для меня настоящим откровением и заставило думать о мистическом происхождении машины времени. Через несколько дней это предположение получило еще одно подтверждение.
Уже давно я стал замечать некоторые странности, происходящие со мной при длительном пребывании в прошлом. К примеру, у меня совсем не росли ногти и волосы. Ну, рост волос на голове заметить трудно, но вот когда целую неделю не растет щетина на лице… Это уже о чем-то говорит. Большая прогулка в прошлое напрашивалась сама собой.
Я пригласил поучаствовать в экспедиции Мишку, а для чистоты эксперимента прихватил своего кота. Мы решили совместить полезное с приятным и просто отдохнуть на лоне нетронутой человеком природы дней двадцать. Времяпрепровождение в цивилизованных местах успело нам порядком надоесть. Для проведения нашего пикника была выбрана удобная площадка в позднем плейстоцене[9]. С собой мы прихватили кучу разного барахла, необходимого для комфортного проживания, а также запас продовольствия на полгода (на всякий случай) и два десятка разнокалиберных стволов. Для контроля нашего состояния был куплен переносной компактный диагностический комплекс, из тех, что используются спасателями МЧС. В качестве контрольной группы на базе остался Горыныч. При свернутом «окне» его ожидание не должно превысить и секунды. Соскучиться он точно не успеет.
Скажу сразу: опыт удался. Процесс старения прекратился не только у нас с Мишкой, но и у моего кота. А принесенные из дома продукты не думали портиться в течение нескольких дней. Так, открытая банка свиной тушенки простояла свежей весь срок эксперимента. Живая и мертвая органика как бы консервировалась в чужом мире. Дальнейшие опыты установили, то же самое происходило и с неорганикой. Но как только пища оказывалась у нас в желудке, то совершенно стандартно переваривалась. Все происходящее не описывалось никакими физическими законами. Когда мы после возвращения доложили о результатах Горынычу, то он отреагировал на сообщение только одним словом: «Мистика!»
После этого опыта полностью изменилось наше отношение к прогулкам в прошлое. Если раньше мы старались проводить в других реальностях как можно меньше времени, ограничиваясь необходимым для выполнения операций, то теперь даже на отдых старались отправиться через рамку «окна» темпор-машины.
Не сговариваясь и не строя никаких конкретных планов, мы стали усиленно заниматься боевой подготовкой. На том милом холмике в плейстоцене, где проводился эксперимент, мы оборудовали постоянный лагерь. «Окно», ведущее туда, теперь вообще никогда не закрывалось, а только сворачивалось с той или другой стороны. Приятный мягкий климат, отсутствие поблизости крупных хищников и чистейшая вода, земля и воздух превратили наши тренировки в настоящий праздник. Учебная база состояла из трех двухместных палаток с надувными кроватями, большой палатки под кухню и столовую и палатки-склада, где разместилось оружие, снаряжение и продовольствие. Целыми днями мы пропадали на стрельбище, расходуя огромное количество патронов и гранат. Как ни странно, но лучшие результаты стал показывать я, служивший срочную в железнодорожных войсках. А вот «дикий гусь» Мишка и танкист Гарик хотя и стреляли достаточно метко, но приблизиться к моим достижениям не могли. Ведь я из простого «АКМ» с открытым прицелом попадал с двухсот метров в грудную мишень, а из «ПМ» навскидку с десяти метров – в спичечный коробок. Попасть из любого пистолета в подброшенную мелкую монету стало для меня обычным делом. На освоение стрельбы по-македонски у меня ушло две недели. Ребята удивлялись и завидовали, особенно Мишка, ведь он считался пулеметчиком-виртуозом. Я же относил свои успехи как раз к тому, что меня никто и никогда серьезно не учил, а моя меткость обусловлена тем, что в журналах для настоящих мужчин, типа «Солджерс оф форчун», называют «интуитивной стрельбой». Ведь я не задумывался, как целюсь, как нажимаю на спусковой крючок, задерживаю или не задерживаю дыхание. Для меня все было просто – увидел цель, вскинул оружие и выстрелил. Как выяснилось гораздо позже – с определением причины чудесной меткости я очень сильно ошибался.
По вечерам три раза в неделю с нами занимался инструктор рукопашного боя. Этот мужик, работающий в одном из военных училищ, брал за час пятьсот долларов, но он того стоил. По средам мы занимались парашютной подготовкой, а по пятницам учились управлять легкомоторными самолетами и вертолетами в авиаклубе. Два раза в неделю по утрам занятия конным спортом. Утром понедельника – фехтование. И это все, не считая ежедневных трехчасовых упражнений на тренажерах. В промежутках между всем этим мы еще и на курсы иностранных языков ходили. Английский, немецкий, французский. С полным погружением в языковую среду.
Мы и думать забыли про алкоголь и курение. Перестали посещать дорогие рестораны и клубы. За несколько месяцев из рыхловатых, начинающих полнеть ребят мы превратились в крепких и жилистых мужичков. Лица загорели и обветрились, животы подтянулись, на указательном пальце правой руки и на костяшках кулаков – мозоли, на правом плече постоянный синяк от приклада. Нестерпимо хотелось применить полученные умения на практике. Длинными светлыми вечерами на Круглом холме (так мы стали называть наш лагерь в плейстоцене), сидя вокруг костра и поедая шашлык из парной говяжьей вырезки, мы до самой темноты спорили о мировой истории, истории России и о вмешательстве в нее. Обсуждались самые невероятные варианты. Убийство Ленина, Сталина, Гитлера, Маркса, Чингисхана, Батыя, террористов-народовольцев. Спасение князя Святослава, князя Василька, императора Александра Второго, генерала Корнилова, адмирала Колчака. Гуманитарная и военная помощь Мстиславу Удалому, Дмитрию Донскому, генералу Врангелю.
Но неожиданный итог нашим дискуссиям подвел Игорь. В тот раз мы засиделись до рассвета. Вокруг холма просыпалась распуганная нашей вчерашней стрельбой живность. У реки трубили мамонты. Последней обсуждаемой темой была вертолетная атака на тумены Батыя во время битвы в 1238 году на реке Сити.
– Вспомнил тут кое-что. Ассоциативно, – сказал Горыныч, глядя на полоску зари. – Недавно видел, как мой дядька в «Казаков» играет. На самом низком уровне сложности. Набирает огромные отряды – по 120–200 юнитов. Подходит к вражескому городу. И останавливается. Начни он штурм – все было бы кончено за пять минут. А он стоит, выжидает. Ну, противник, понятно, периодически накапливает силенки и атакует. Но его армии их отряды на один зубок. И вот стоит он, стоит, перемалывает живую силу противника. Я не выдержал и говорю ему: «Зачем ты по одному щелкаешь? Атакуй!» А дядька отвечает: «Ну вот люблю я бессмысленное насилие».
– И к чему ты это рассказал? – спросил я.
– А к тому, что все наши проекты – это тоже бессмысленное насилие, – ответил Игорь.
На этом разговор закончился, мы допили чай и разошлись по палаткам. А на следующий день, вернувшись в «Песочницу», Гарик собрал свое оборудование и уехал снимать фильм о Куликовской битве. А мы с Мишкой остались в Москве. Нас терзали смутные желания. Душа требовала немедленных действий.
С этими съемками Горыныч возился довольно долго. Только на Бородинскую битву ушло полтора месяца. Такой увлеченности можно было только позавидовать. Мы с Мишкой периодически помогали ему. Я разыскивал в архивах необходимые сведения о местах боев и составе участников. Бэдмен занимался цифоровым монтажом записей. Ну и, конечно, пришлось послужить Игорю в качестве грубой рабочей силы.
К слову сказать, те фрагменты, которые мне удалось посмотреть, не впечатляли. В художественном фильме все выглядит гораздо красочней. И дело здесь не только в выборе ракурса или экспозиции. В реальности все слишком грубо – мундиры на бойцах покрыты пылью и грязью, к тому же у солдат они не новы и потому выцвели и потерлись. При каждом залпе ружей и тем более пушек в небо поднимаются клубы очень густого дыма, который долго не рассеивается. От тысяч прошедших по ней ног и копыт земля превращается в месиво. Звуки, исторгаемые людьми и животными, сливаются в гул, в котором выделяется только бряцанье оружия. Ничего похожего на описанный поэтами звон клинков, а только немелодичный лязг. Мне казалось, что переплюнуть Бондарчука не удастся. Все-таки кино и реальная жизнь очень разные. Эта банальная фраза особенно подтверждается при съемке больших батальных сцен.
Но Горыныч превзошел самого себя. Его кинокартина поражала своим размахом и эпохальностью. При просмотре меня мучила только одна мысль: куда делся дым? Этот вопрос я и задал Игорьку после сеанса.
– Компьютерная обработка, мон шер! – довольно хмыкнул Игорь.
– Чудеса! Я помню момент атаки французов на флеши во время второго приступа. Там твоя камера установлена над бруствером. Артиллерия русских бьет в упор, и все застилают белые клубы, а когда они рассеиваются, в поле зрения одни трупы. А здесь прекрасно видно, как картечь косит наступающих. Такого кошмарного зрелища мне видеть не доводилось. Искусственно создать такой эффект не смогли бы даже в Голливуде. Я помню похожие сцены в фильме «Патриот» с Мелом Гибсоном. Помнишь, там во время сражения то голову оторвет, то ногу? Но твой фрагмент гораздо мощнее смотрится! У меня даже мурашки по коже бегают.
– А рейд казаков и легкой кавалерии по тылам французов? – вмешался в разговор Бэдмен. – Я таких озверелых морд никогда не видел. И это я, который в реальных боях побывал. Представь, что почувствуют зрители!
– Да, это тоже сильный момент. А контратака русских под командованием Багратиона и его ранение?
– Чисто зрелищно смотрится неплохо, а так, конечно, смотреть на наших ребят жалко, устали они нечеловечески – целый день тяжелый бой, и очередная контратака просто добивает их. Вы же видели – они еле бегут!
– Сколько сил у меня ушло, чтобы поймать момент ранения Багратиона, – сказал Игорь. – Вроде и место, и время известны, а ты попробуй найди определенного человека в этой мясорубке на площадке такого размера!
– Да, Игорек, ты просто гений кинематографа! За такой фильм «Оскар» тебе обеспечен!
– Осталось только найти способ представить мою картину широкой публике.
– И вот еще что, ребята! – сказал я. – После просмотра всего материала у меня сложилось четкое и однозначное мнение – русские должны были выиграть эту битву.
– А разве они ее проиграли? – спросил Мишка.
– По всем канонам ведения войны оставление поля боя противнику равнозначно поражению, – ответил я.
– Тогда с чего ты взял, что наши должны были победить?
– Вы обратили внимание, что на левом фланге русских войск, в лесу, стоял корпус под командованием генерала Тучкова. После того как вражеские войска полностью втянутся в сражение и будут измотаны, свежий корпус должен был нанести мощный удар во фланг. Примерно как Засадный полк на Куликовом поле. Вряд ли Кутузов стал бы выставлять свои войска на избиение, не имея замысла разгромить противника.
– Почему же этого не произошло?
– Тут настоящее предательство. Вспомните кадры из ставки Кутузова. Там какой-то штаб-офицер, говорящий с акцентом, самовольно отдает приказ корпусу Тучкова выйти на опушку леса. Там наших тут же засекли французы и открыли по ним огонь. Корпус понес большие потери, а главное – был засвечен. Так что в финальной фазе боя Тучков, получив приказ от командующего атаковать, сам повел остатки своих войск и погиб, не добившись результата.
– Вот оно что! – задумчиво протянул Бэдмен. – Действительно, припоминаю я этого офицера и его приказ. Узнать бы его фамилию.
– Зачем?
– Довести до сведения общественности, кто виноват, что наши проиграли Бородино и затем оставили Москву.
– Нам никто не поверит, да и к чему это? Восстановить историческую справедливость? А не лучше исправить эту ситуацию?
– Каким образом?
– А вот к тому «глазку», что установлен на Багратионовых флешах, добавить пулемет. Или два, – подкинул я идею.
– Ты бы еще предложил туда установку «Град» добавить! В ту Отечественную войну русские без всякого вмешательства неплохо справились. И со своей земли захватчиков выгнали, и Париж взяли, – не сдавался Мишка.
– Да, но потери могли бы быть гораздо меньше, – продолжал я. – А это положительно скажется на демографической ситуации в стране.
– Ерунду ты говоришь! – вмешался Горыныч. – В какой стране это будет?
– Как это в какой? – не въехал я. – В России конечно!!!
– В какой России? – продолжал Игорь. – В какой-то!!! То, что не в нашей, совершенно точно! Все наше вмешательство пойдет коту под хвост! Так что бросай, Серега, эти разговоры, не трави душу, а то репу начищу!
Как-то Игорек принимает все близко к сердцу. Надо бы мне заняться проблемой параллельных реальностей. Это только в евклидовой геометрии параллели не пересекаются.
С того самого дня я плотно засел в своем логове, одну из комнат которой превратил в лабораторию. Эксперимент за экспериментом. Каждый день. С утра до поздней ночи. Я забросил все развлечения. Ни капли спиртного. Похудел на десять килограммов. Прошел месяц, и у меня забрезжила идея.
В принципе бросить якорь в какой-нибудь реальности не представляло особого труда. Теоретически достаточно оставить за «окном» пульт ДУ с таймером, так, как мы делали в первом эксперименте. Таймер настроить на включение в определенное время. Например: мы каким-либо образом препятствуем большевикам захватить власть в стране, затем настраиваем таймер на семьдесят лет, уходим и сворачиваем «окно», у нас проходит ноль секунд, у них отмеренное время. И вот, пожалуйста, «окно» открывается, и мы входим в измененную нами реальность, где Россия никогда не была Советской.
На практике возникает много «но». Начиная с варианта, что таймер с пультом ДУ найдут аборигены, как бы мы это устройство ни прятали. Вариант второй: машинка просто портится, и все наши планы летят к чертям. Можно придумать еще сотню вариантов, потому что при такой установке приборов слишком много зависит от случайностей. Хотя эту идею я не отбрасывал, ведь включать таймер можно на небольшой отрезок времени.
Также я экспериментальным путем выяснил, что после небольшой доработки «модулятора» можно сворачивать «окно» и с нашей стороны. Тогда время останавливалось уже в оставленной нами реальности. Еще одним результатом моих изысканий стало открытие невозможности проникновения в близкое прошлое. Сначала это удивило меня. Ведь ходили же мы в две тысячи восьмой, мы практически туда шоссе проложили. Но оказалось, что машинка не срабатывала, только если была близка вероятность столкнуться в прошлом с самим собой. Выглядело это так: завожу машинку на час назад – «окно» не открывается, только по рамке начинают бегать симпатичные синие молнии. Для проверки ставлю дату полугодичной давности – «окно» исправно открывается, показывая пустую лабораторию. Естественно, ведь полгода назад эта квартира еще пустовала в ожидании покупателя. Хорошо, устанавливаю сегодняшнее число, а время – три часа ночи. И опять «окно» послушно показывает темное помещение. Чтобы убедиться окончательно, выхожу из квартиры и полчаса гуляю по улице. Вернувшись, начинаю гонять машину в диапазоне этих тридцати минут. Итог: «окно» открывается только в то время, когда я находился на максимальном удалении от дома.
Кажется, что темпор-машина как-то наивно, по-детски, пытается предотвратить встречу с моим двойником. Это стало для меня настоящим откровением и заставило думать о мистическом происхождении машины времени. Через несколько дней это предположение получило еще одно подтверждение.
Уже давно я стал замечать некоторые странности, происходящие со мной при длительном пребывании в прошлом. К примеру, у меня совсем не росли ногти и волосы. Ну, рост волос на голове заметить трудно, но вот когда целую неделю не растет щетина на лице… Это уже о чем-то говорит. Большая прогулка в прошлое напрашивалась сама собой.
Я пригласил поучаствовать в экспедиции Мишку, а для чистоты эксперимента прихватил своего кота. Мы решили совместить полезное с приятным и просто отдохнуть на лоне нетронутой человеком природы дней двадцать. Времяпрепровождение в цивилизованных местах успело нам порядком надоесть. Для проведения нашего пикника была выбрана удобная площадка в позднем плейстоцене[9]. С собой мы прихватили кучу разного барахла, необходимого для комфортного проживания, а также запас продовольствия на полгода (на всякий случай) и два десятка разнокалиберных стволов. Для контроля нашего состояния был куплен переносной компактный диагностический комплекс, из тех, что используются спасателями МЧС. В качестве контрольной группы на базе остался Горыныч. При свернутом «окне» его ожидание не должно превысить и секунды. Соскучиться он точно не успеет.
Скажу сразу: опыт удался. Процесс старения прекратился не только у нас с Мишкой, но и у моего кота. А принесенные из дома продукты не думали портиться в течение нескольких дней. Так, открытая банка свиной тушенки простояла свежей весь срок эксперимента. Живая и мертвая органика как бы консервировалась в чужом мире. Дальнейшие опыты установили, то же самое происходило и с неорганикой. Но как только пища оказывалась у нас в желудке, то совершенно стандартно переваривалась. Все происходящее не описывалось никакими физическими законами. Когда мы после возвращения доложили о результатах Горынычу, то он отреагировал на сообщение только одним словом: «Мистика!»
После этого опыта полностью изменилось наше отношение к прогулкам в прошлое. Если раньше мы старались проводить в других реальностях как можно меньше времени, ограничиваясь необходимым для выполнения операций, то теперь даже на отдых старались отправиться через рамку «окна» темпор-машины.
Не сговариваясь и не строя никаких конкретных планов, мы стали усиленно заниматься боевой подготовкой. На том милом холмике в плейстоцене, где проводился эксперимент, мы оборудовали постоянный лагерь. «Окно», ведущее туда, теперь вообще никогда не закрывалось, а только сворачивалось с той или другой стороны. Приятный мягкий климат, отсутствие поблизости крупных хищников и чистейшая вода, земля и воздух превратили наши тренировки в настоящий праздник. Учебная база состояла из трех двухместных палаток с надувными кроватями, большой палатки под кухню и столовую и палатки-склада, где разместилось оружие, снаряжение и продовольствие. Целыми днями мы пропадали на стрельбище, расходуя огромное количество патронов и гранат. Как ни странно, но лучшие результаты стал показывать я, служивший срочную в железнодорожных войсках. А вот «дикий гусь» Мишка и танкист Гарик хотя и стреляли достаточно метко, но приблизиться к моим достижениям не могли. Ведь я из простого «АКМ» с открытым прицелом попадал с двухсот метров в грудную мишень, а из «ПМ» навскидку с десяти метров – в спичечный коробок. Попасть из любого пистолета в подброшенную мелкую монету стало для меня обычным делом. На освоение стрельбы по-македонски у меня ушло две недели. Ребята удивлялись и завидовали, особенно Мишка, ведь он считался пулеметчиком-виртуозом. Я же относил свои успехи как раз к тому, что меня никто и никогда серьезно не учил, а моя меткость обусловлена тем, что в журналах для настоящих мужчин, типа «Солджерс оф форчун», называют «интуитивной стрельбой». Ведь я не задумывался, как целюсь, как нажимаю на спусковой крючок, задерживаю или не задерживаю дыхание. Для меня все было просто – увидел цель, вскинул оружие и выстрелил. Как выяснилось гораздо позже – с определением причины чудесной меткости я очень сильно ошибался.
По вечерам три раза в неделю с нами занимался инструктор рукопашного боя. Этот мужик, работающий в одном из военных училищ, брал за час пятьсот долларов, но он того стоил. По средам мы занимались парашютной подготовкой, а по пятницам учились управлять легкомоторными самолетами и вертолетами в авиаклубе. Два раза в неделю по утрам занятия конным спортом. Утром понедельника – фехтование. И это все, не считая ежедневных трехчасовых упражнений на тренажерах. В промежутках между всем этим мы еще и на курсы иностранных языков ходили. Английский, немецкий, французский. С полным погружением в языковую среду.
Мы и думать забыли про алкоголь и курение. Перестали посещать дорогие рестораны и клубы. За несколько месяцев из рыхловатых, начинающих полнеть ребят мы превратились в крепких и жилистых мужичков. Лица загорели и обветрились, животы подтянулись, на указательном пальце правой руки и на костяшках кулаков – мозоли, на правом плече постоянный синяк от приклада. Нестерпимо хотелось применить полученные умения на практике. Длинными светлыми вечерами на Круглом холме (так мы стали называть наш лагерь в плейстоцене), сидя вокруг костра и поедая шашлык из парной говяжьей вырезки, мы до самой темноты спорили о мировой истории, истории России и о вмешательстве в нее. Обсуждались самые невероятные варианты. Убийство Ленина, Сталина, Гитлера, Маркса, Чингисхана, Батыя, террористов-народовольцев. Спасение князя Святослава, князя Василька, императора Александра Второго, генерала Корнилова, адмирала Колчака. Гуманитарная и военная помощь Мстиславу Удалому, Дмитрию Донскому, генералу Врангелю.
Но неожиданный итог нашим дискуссиям подвел Игорь. В тот раз мы засиделись до рассвета. Вокруг холма просыпалась распуганная нашей вчерашней стрельбой живность. У реки трубили мамонты. Последней обсуждаемой темой была вертолетная атака на тумены Батыя во время битвы в 1238 году на реке Сити.
– Вспомнил тут кое-что. Ассоциативно, – сказал Горыныч, глядя на полоску зари. – Недавно видел, как мой дядька в «Казаков» играет. На самом низком уровне сложности. Набирает огромные отряды – по 120–200 юнитов. Подходит к вражескому городу. И останавливается. Начни он штурм – все было бы кончено за пять минут. А он стоит, выжидает. Ну, противник, понятно, периодически накапливает силенки и атакует. Но его армии их отряды на один зубок. И вот стоит он, стоит, перемалывает живую силу противника. Я не выдержал и говорю ему: «Зачем ты по одному щелкаешь? Атакуй!» А дядька отвечает: «Ну вот люблю я бессмысленное насилие».
– И к чему ты это рассказал? – спросил я.
– А к тому, что все наши проекты – это тоже бессмысленное насилие, – ответил Игорь.
На этом разговор закончился, мы допили чай и разошлись по палаткам. А на следующий день, вернувшись в «Песочницу», Гарик собрал свое оборудование и уехал снимать фильм о Куликовской битве. А мы с Мишкой остались в Москве. Нас терзали смутные желания. Душа требовала немедленных действий.
Глава 7
Буквально на следующий день Мишка Суворов огорошил меня неожиданным предложением. Устроить этакую «экспроприацию экспроприированного». Ни много ни мало Суворов замахнулся на сокровища Алмазного фонда. Не думайте, что он с автоматом на груди и базукой на плече решил броситься на штурм хорошо охраняемого здания. Хотя этот вариант им тоже рассматривался. Покопавшись в Интернете, Мишка узнал, что во время Гражданской войны ценности, упакованные в простые ящики, лежали безо всякой охраны в подвале Большого Кремлевского дворца (не путать с Кремлевским Дворцом съездов). Мало того – про эти ящики все благополучно забыли. По слухам, ценности обнаружили совершенно случайно, во время простого обхода в 1924 году.
Таким случаем было грех не воспользоваться. И Бэдмен стал разрабатывать операцию. Самым простым было бы подогнать нашу «газельку» к заднему входу во дворец, открыть «окно» и спокойно перетаскать ящички в машину. Но в наше время въезд на территорию Кремля был, естественно, запрещен. Вторым вариантом было высадиться в городе, поближе к каким-нибудь воротам, ну, например, у Кутафьей башни. Время выбрать – октябрь 1917 года. Тогда, пользуясь беспорядками во время уличных боев и штурма Кремля революционными солдатами и рабочими, проникнуть в подвалы и вынести, что сможем. Но тут слишком велик риск нарваться на шальную пулю, да и добычи много не возьмешь.
И мы решили произвести вылазку в январе восемнадцатого года. Во-первых, в Москве установилась относительная тишина. Во-вторых, советское правительство еще не переехало из Петрограда, а стало быть, Кремль – не режимный объект. В-третьих, зима в тот год выдалась морозной, и, значит, мало кто из охраны станет бродить по территории по собственной инициативе. А расположение стационарных постов мы быстро вычислили во время нескольких экскурсий по Кремлю с «глазком» на плече. Внимательно просмотрев отснятые материалы, мы с Мишкой разработали детальнейший план.
Таким случаем было грех не воспользоваться. И Бэдмен стал разрабатывать операцию. Самым простым было бы подогнать нашу «газельку» к заднему входу во дворец, открыть «окно» и спокойно перетаскать ящички в машину. Но в наше время въезд на территорию Кремля был, естественно, запрещен. Вторым вариантом было высадиться в городе, поближе к каким-нибудь воротам, ну, например, у Кутафьей башни. Время выбрать – октябрь 1917 года. Тогда, пользуясь беспорядками во время уличных боев и штурма Кремля революционными солдатами и рабочими, проникнуть в подвалы и вынести, что сможем. Но тут слишком велик риск нарваться на шальную пулю, да и добычи много не возьмешь.
И мы решили произвести вылазку в январе восемнадцатого года. Во-первых, в Москве установилась относительная тишина. Во-вторых, советское правительство еще не переехало из Петрограда, а стало быть, Кремль – не режимный объект. В-третьих, зима в тот год выдалась морозной, и, значит, мало кто из охраны станет бродить по территории по собственной инициативе. А расположение стационарных постов мы быстро вычислили во время нескольких экскурсий по Кремлю с «глазком» на плече. Внимательно просмотрев отснятые материалы, мы с Мишкой разработали детальнейший план.