Страница:
Не перечисляя других церквей, построенных Ярославом, преподобный летописец делает общее замечание: "И ины церкви ставляше по градом и по местам... и радовашеся Ярослав, видя множество церквий..." Кроме сооружения новых храмов он заботился о возобновлении и прежних. В 1039 г., говорит летопись, освящена была митрополитом Феопемптом церковь святой Богородицы, Десятинная, которую создал отец Ярослава Владимир. Это значит, что Десятинная церковь много пострадала, вероятно, во время страшного пожара киевского в 1017 г. и потом по воле великого князя была исправлена очень значительно, так что ее надлежало вновь освятить 123.
Из церквей, построенных в царствование Ярослава вне Киева, замечательнейшая есть Софийский собор новгородский, заложенный сыном великого князя Владимиром в 1045 г. и освященный в 14-й день сентября 1052 г. (по друг. - 1050) Новгородским епископом Лукою. Этот храм, сохранившийся доселе, отличается не столько богатством и изяществом киевских церквей того времени, сколько прочностию и простотою. Тяжелые полукруглые своды опираются на десяти очень толстых, в два ряда расставленных вдоль церкви четырехгранных столбах. С трех сторон, кроме восточной, устроены хоры, или полати, которые поддерживаются сводами, укрепленными между столбами. Окна, узкие и редкие, расположены без соблюдения симметрии. Купол и стены вовсе не имеют мозаики, а расписаны только живописью, для чего вызваны были художники из Греции; на одном горнем месте в алтаре стена имеет украшение, или обкладку, из стеклянных дощечек, квадратных и треугольных, разного цвета. Престолов с самого начала было два, по крайней мере не менее: главный - во имя святой Софии и другой - во имя святых Иоакима и Анны в южном приделе, который образовался из древней, созданной еще епископом Иоакимом каменной церкви, вошедшей в состав собора при его построении. Над собором возвышаются пять глав и, кроме того, шестая на юго-западном углу над лестницею, которая ведет на хоры. Длина церкви 15 сажен, ширина 17 и высота 18. Подобно киевской Софийской церкви, и новгородская, как только была освящена, сделалась кафедральною церковию местных епископов и соборною 124.
Таким образом, известны даже по имени более двадцати храмов, построенных у нас в первые шестьдесят лет существования отечественной Церкви, и между этими храмами до четырнадцати каменных. Три из числа последних - соборы: киевский Софийский, черниговский Спасский и новгородский Софийский, хотя с большими изменениями, особенно два первые, уцелели доныне и служат живыми свидетелями благочестия наших древних князей; еще четыре сохранились или в значительных остатках, вошедших в состав других церквей, доныне существующих (Васильевская и Спасо-Берестовская в Киеве), или в одних развалинах (Десятинная и Ирининская в Киеве же). Архитектура этих церквей византийская. План представляет почти всегда четвероугольник, более или менее прямой, иногда, впрочем, за исключением алтарной части, как в церкви Ирининской. Длина и ширина даже значительнейших из них не очень велика, а высота вообще незначительна. Стены клались толстые и прочные из разновидных кирпичей, которые связывались весьма вязким и толстым раствором и по местам перекладывались рядами отесанных крупных камней 125. В больших церквах к западной стороне, а иногда и к северной и южной, устроялись полати (хоры) и для поддержания их, равно как сводов храма, ставились каменные или кирпичные колонны. Алтарная часть разделялась почти во всех церквах на три отделения, из которых среднее, более продолговатое и выпуклое, составляло собственно алтарь, а два другие назначены были: северное - для жертвенника, южное - для ризницы, или диаконника. Престолов также в большей части церквей было по одному. Окна устроялись узкие, продолговатые и не в большом количестве, отчего, особенно при толстоте стен и колонн и при существовании полатей, слабо освещали храмы. В богатых церквах полы были из разнородных камней или кафельные; стены, преимущественно в алтаре, украшались мозаикою, а в прочих местах расписывались живописью ал-фреско. Число глав на храмах известно не одинаковое: например, Софийский в Киеве и деревянный Софийский в Новгороде имели их по тринадцати, а каменный Софийский новгородский и черниговский Спасский имели по пяти. Первое число знаменовало Господа Иисуса Христа, Главу Церкви, и с Ним двенадцать апостолов, второе - также Господа Иисуса и с Ним четырех евангелистов.
Если любопытны и драгоценны для нас сведения о тех первоначальных храмах, в которых молились предки наши, только что принявшие святую веру, то не менее должны быть драгоценны известия о тех иконах и вообще священных изображениях, пред которыми они молились.
Первые иконы принесены к нам из Херсона, откуда принесена и самая вера, и ими-то украсил равноапостольный свою любимую церковь Десятинную 126. К сожалению, ни одна из этих святынь не сохранилась до нашего времени и даже не отмечена летописями. Известны только пять или шесть икон, принесенных к нам тогда из Херсона и Цареграда. Именно: а) икона Всемилостивого Спаса, представляющая на одной стороне Нерукотворенный лик Спасителя, а на другой - Божию Матерь; б) икона Божией Матери с изображением на обратной стороне Спасителя благословляющего; в) икона Иерусалимской Богородицы, по древнему преданию написанная святыми апостолами в пятнадцатое лето по Вознесении Господнем в Гефсимании. Со времен святого Владимира все эти иконы находились в Новгороде, потом царем Иоанном Васильевичем взяты в Москву, где две первые стоят доселе в Успенском соборе за престолом под именем Корсунских, а последняя существует только в верной древней копии, потому что подлинник похищен во время нашествия французов в 1812 г. 127 Такова же г) икона святых апостолов Петра и Павла, находящаяся доныне в новгородском Софийском соборе, по выражению летописи, Цареградская 128. Справедливость требует, однако ж, заметить, что перенесение к нам исчисленных икон будто бы еще во дни равноапостольного Владимира подтверждается только преданием и что как две первые, так и последняя поновлены. К ним можно присовокупить еще: д) образ Нерукотворенного Спаса в суздальском Рождественском соборе, писанный на полотне и принесенный, по преданию, из Греции первым Ростовским епископом Феодором 129; е) образ святого Василия Великого, находящийся во Владимире Волынском, в церкви святого Василия, которая основана, по преданию, еще равноапостольным Владимиром 130; ж) икону Божией Матери, находящуюся в Нижегородском Благовещенском монастыре и слывущую в народе под именем Корсунской, это единственная из наших древнейших икон, на которой означены и год написания ее (993) и имя иконописца 131. Но когда принесена она в Россию из Греции и от кого поступила в монастырь, основанный уже в 1370 г., точных сведений не сохранилось.
В Спасской церкви на Берестове, созданной святым Владимиром и отчасти уцелевшей, есть изображения стенной живописи, относимые к его времени, но они, как свидетельствуют подписи, возобновлены в XVII в. митрополитом Петром Могилою, хотя и по древним чертам. Есть также в иконостасе иконы, обличающие древнее греческое письмо, но Владимирова ли времени или последующего, определить нельзя 132.
В Киево-Софийском соборе сохранились по стенам многие мозаические и живописные изображения от лет первоначальных. Из мозаических важнейшие находятся в алтаре над горним местом. Они разделены на три яруса. В самом верхнем, почти на своде алтаря, представлена Божия Матерь в исполинском росте с воздетыми руками; это изображение издавна называется в народе "Нерушимою Стеною", может быть потому, что среди всех опустошений города и храма в течение осьми веков осталось невредимым. В среднем ярусе, отделенном от верхнего широкою мозаическою полосою, представлена Тайная вечеря: посредине стоит трапеза под сенью, у задних углов трапезы - два ангела, держащие над нею рипиды, у переднего угла с правой стороны Спаситель, обеими руками преподающий Святое Тело Свое шести апостолам, которые подходят к Нему один за другим с распростертыми дланьми, у переднего угла с левой стороны - также Спаситель, преподающий Свою Святую Кровь другим шести апостолам, подходящим к Нему в таком же порядке. Наконец, в нижнем ярусе, отделенном широкою мозаическою полосою, представлены с правой стороны от горнего места - архидиакон Стефан, Николай Чудотворец, Григорий Богослов, Климент, папа Римский, и святой Епифаний, а с левой - архидиакон Лаврентий, Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Нисский и Григорий Чудотворец. Другие мозаические изображения уцелели а) на ближайшей арке к иконостасу - три Деисуса в кругах, т. е. три иконы, представляющие Спасителя, у которого с правой стороны - Божия Матерь, а с левой - Иоанн Предтеча; б) на восточной дуге выше иконостаса - образ Спасителя; в) с правой стороны от царских врат над одною колонною немного выше иконостаса - образ Пресвятой Девы с веретеном в руке, а с левой стороны - образ благовествующего архангела Гавриила; г) под куполом в церкви - лик евангелиста Марка и до половины сохранившийся лик евангелиста Иоанна Богослова; д) наконец, на дугах под куполом - до пятнадцати изображений святых мучеников в отдельных кругах. Живописные изображения ал-фреско, открытые недавно в Киево-Софийском соборе и покрывающие как стены, так и некоторые другие части храма, разделяются на многоличные и одноличные: первые суть целые сложные картины, заимствованные из Священной, преимущественно евангельской, истории; последние (числом более 300) представляют отдельные лики: ангелов, пророков, апостолов, святителей, мучеников, бессребреников, преподобных мужей и жен и проч. Одни из этих ликов писаны во весь рост, в полуисполинском виде, другие - поясные и помещены в кругах. Что касается до храмовой иконы Киево-Софийского собора, представляющей многосложное символическое изображение святой Софии, или Премудрости Божией, то, несмотря на греческий стиль этой иконы и на греческие на ней надписи, относить ее ко временам великого князя Ярослава или считать ее копиею с цареградской таковой же иконы, бывшей в храме Юстиниановом и вовсе нам неизвестной, нет никаких оснований. Могла ли первоначальная икона святой Софии сохраниться в Киево-Софийском соборе при опустошении его пожаром в 1180 г., при неоднократном разграблении его не только сторонними врагами, но и князьями русскими, например в 1203 г., при совершенном опустошении и разорении церквей киевских татарами? Не возобновлена ли или даже не написана ли вновь эта икона при митрополите Киприане (1376 - 1390), которому приписывается первое возобновление Киево-Софийского собора после разгрома татарского? Не возобновлена ли или не написана ли вновь при митрополите Киевском Петре Могиле, втором возобновителе Софийской церкви в Киеве? Вопросы, на которые нет ответа 133.
В новгородском Софийском соборе есть также священные изображения, которые восходят ко времени самого основания собора. Первое место занимает между ними храмовый образ святой Софии, Премудрости Божией, отличный от киевского и гораздо менее сложный. Об этой новгородской иконе, по крайней мере, сохранилось местное предание, что она списана с цареградского подлинника греческими изографами во дни самого храмоздателя Владимира Ярославича. В 1554 г. знаменитый Сильвестр - священник, родом новгородец в своей челобитной Собору русских святителей между прочим писал: "Великий князь Владимир Ярославич повелел поставити в Новгороде церковь каменну, святую Софию, Премудрость Божию, по цареградскому обычаю; икона Софии, Премудрости Божией, тогдыж написана - греческий перевод" - и вслед за тем: "Церкви ставили великие князья и по иконописцев посылали по греческих церкви подписывати и святые иконы писати" 134. Но так как несомненно известно, что и новгородский Софийский собор, и самые иконы в нем были поновляемы неоднократно 135, так как на новгородской иконе святой Софии видны ныне русские подписи, в которых буквы едва ли можно отнести к XVI в., то надобно допустить, что в настоящее время эта икона уже не в первобытном виде. Из стенных изображений в новгородском соборе наиболее обращает на себя внимание образ Христа Спасителя, написанный, как и в цареградском Софийском соборе, под самым куполом храма. Об этом образе сохранилось в местных летописях следующее любопытное предание: "Когда он был кончен греческими иконописцами, Спаситель был изображен на нем с благословляющею рукою, но на другой день епископ Новгородский Лука увидел Спасителя не с благословляющею рукою. Иконописцы исправили по-прежнему, но на следующее утро опять заметили перемену, исправили в другой раз и в третий - опять повторялось то же самое. Наконец на четвертое утро они услышали от образа глас: "Не пишите Меня с благословляющею рукою, а напишите с рукою сжатою, в энаменование того, что Я в руке Моей держу Великий Новоград. А когда эта рука Моя раскроется, тогда будет скончание городу". Спаситель изображен на образе в исполинском виде (в 3 1/2 сажени), и для написания этого образа художники употребили более года. Тогда же написаны ими по стенам архангелы и херувимы под окнами купола, а пророки - между окон, те и другие во весь рост. Но, зная неоднократные, бывшие впоследствии, поновления как собора новгородского, так и находящихся в нем икон, мы не можем сказать, чтобы и стенные в нем изображения уцелели доныне без каких-либо поправок, хотя и по древним чертам 136.
Из всего этого следует, что в строгом смысле один только Киево-Софийский собор сохранил в себе до настоящего времени образцы того первоначального иконописания, которое сообщила нам православная Греция вместе с верою. И подлинно их можно назвать в некотором отношении образцами. Смотря внимательно на эти византийские фрески и мозаические иконы, покрывающие стены Киево-Софийского храма, невольно чувствуешь, что это какая-то особая живопись, отличная от живописи обыкновенной, светской, живопись истинно церковная, что она изображает пред нами мир горний, к которому мы должны стремиться, а не мир земной с его суетными удовольствиями и соблазнами, представляет в телесных формах небожителей, пред которыми мы должны поклоняться, а не людей обыкновенных, посреди которых мы живем, с их слабостями и страстями, что она имеет целию пробуждать и воспитывать в нас чувства веры и благочестия, а не пробуждать какие-нибудь нечистые помыслы, не услаждать только наше эстетическое чувство. Эти лики не поражают телесною красотою или отпечатком сильных внутренних движений, а сияют, как и следует, небесным величием и спокойствием, запечатлены кротостию и смирением, показывают полное преобладание духа над телом. Плоть угодников Божиих начертана какою-то утонченною и большею частию изможденною, так как они и действительно распинали плоть свою со страстьми и похотьми (Гал. 5. 24), изнуряли ее постом, трудами, лишениями и часто страданиями за имя Христово. Главы святых все окружены венцами в знаменование того, что святые получили уже на небеси венец правды, который уготовал Бог всем, любящим Его. В положении угодников Божиих и их членов видны совершенное благоговение и соответствие достоинству или служению каждого. У одних очи молитвенно обращены горе, другие изображены с воздетыми руками, у третьих руки расположены крестообразно на персях. Евангелисты представлены со свитками в руках, святители - с благословляющею рукою, а некоторые - с Евангелием, диаконы с кадильницами, мученики и мученицы - с крестами. В самых одеждах отпечатлеваются благоприличие, простота, целомудренность, не дозволявшая оставлять непокровенными каких-либо членов тела, и, наконец, историческая верность: например, древние святители изображены не в саккосах и митрах, которые вошли в употребление впоследствии, а в священнических фелонях и омофорах, с непокровейными главами. Не говорим, чтобы Киево-Софийские фрески и мозаические изображения могли служить образцами даже в технической части по отношению к искусству, нет, искусство может быть выше и совершеннее 137. Мы рассматриваем их только по отношению к их духу и характеру, который нельзя не назвать истинно церковным. Можно допустить, особенно судя по исторической верности изображений в Киево-Софийском храме, что писавшие их византийские изографы руководствовались какими-либо подлинниками, в которых содержатся правила иконописания, а иногда и самые изображения святых и которые тогда уже существовали в Греческой Церкви 138.
Вместе со святыми иконами равноапостольный Владимир принес из Херсона и потом отдал в свою Десятинную церковь честные кресты. Но из числа этих, равно как и всех других, крестов, употреблявшихся тогда в наших храмах, ни один не уцелел, потому что крест, найденный в развалинах Десятинной церкви, мог относиться и к последующему времени 139. Одно только достоверно, что тогда употреблялся у нас по преимуществу крест четвероконечный. На монетах самого великого князя Владимира он изображен иногда в короне, увенчанной четвероконечным крестом и с таким же крестом в правой руке 140; на одной из двух краснокаменных (шиферных) гробниц, открытых внутри Десятинного храма, в которой, вероятно, покоились останки или самого святого Владимира, или супруги его Анны, начертаны восемь крестов, и все четвероконечные. Все кресты на мраморной гробнице Ярославовой также четвероконечные. Крест, поставленный посредине трапезы на мозаической картине, изображающей Тайную вечерю, в Киево-Софийском соборе - четвероконечный; большая часть крестов в руках Богоматери, мучеников и мучениц на фресках и мозаических изображениях того же собора - четвероконечные. Большая часть, но не все, потому что в руках некоторых угодников Божиих на тех же фресках встречаем кресты пятиконечные, шестиконечные и осьмиконечные; и медный крест от жезла, которым, по преданию, святой Авраамий Ростовский поразил идола Велеса, шестиконечный: знак, что тогда православные чтили крест и в таких видах! 141
При этом не можем не заметить, что древние изображения Киево-Софийского собора сохранили нам ясные примеры и того, какое перстосложение употреблялось у нас с самого начала для крестного знамения или, частнее, для преподания благословения. Здесь видим не только на фресках, но и на мозаических иконах не подверженных изменению святителей, благословляющих чрез перстосложение так называемое именословное или весьма близко подходящее к именословному. Иначе и не могло быть, потому что и на мозаических иконах константинопольского Софийского собора, послужившего для нашего образцом, которые ныне сделались известными в верных копиях, одни пророки, апостолы, святители (святой пророк Аввакум, святой апостол Павел, святой Дионисий Ареопагит, святой Анфим, святой Григорий, просветитель Армении, и святой Николай Чудотворец) - изображены с перстосложением строго именословным, а другие - немногие (пророки Иеремия и Иона и святой Григорий Богослов) - с перстосложением, близко подходящим к именословному, и нет ни одного, у которого бы большой палец был соединен с двумя последними так, как хотят того наши мнимые старообрядцы 142.
Третья святыня, которую принес великий князь Владимир из Херсона "на благословение себе" и на освящение всем людям своим и которую отдал потом в церковь святой Богородицы Десятинную, были мощи святого Климента, папы Римского, и ученика его Фива. Мощи святого Климента перенесены к нам, без сомнения, не в целом своем составе, потому что часть их еще в 866 г. отнесена была в Рим славянскими первоучителями - святыми Кириллом и Мефодием, из которых первый и содействовал открытию их во время своего пребывания в Херсоне 143. Впрочем, эта часть была, вероятно, самая незначительная, а все почти тело и глава священномученика находились у нас. В XII - XIII вв. один из наших проповедников в Слове по случаю обновления Десятинной церкви, обращаясь к раке святого Климента, взывал: "Тобою рустии князии хвалятся, святители ликуют, иереи веселятся, мниси радуются, людие добродушьствуют, приходяще теплою верою к твоим христоносным костем, святыню почерьпающе... Тем же поистине всех град - славне, имея всечестное твое тело, и весело играет, хвально воспевая: якоже бо небо другое на земли истинно показася Владычня Матере церкви Божественная, в нейже поистине честное твое тело лежа, аки солнце просвещает вселенную". А о главе святого Климента упоминают летописи под 1147 г., когда Собор русских епископов поставил ею в митрополита Климента Смолятича 144. Где девались эти священные останки во время нашествия татарского на Киев (1240), сокрыты ли верующими под церковию или перенесены в другое место, неизвестно 145. Вместе с мощами святого Климента и Фива Владимир взял с собою из Херсона, по свидетельству Иакова черноризца, мощи и иных святых: это, по всей вероятности, частицы мощей, которые присланы были нашему князю с другими дарами от греческих императоров, когда он находился еще в Херсоне по крещении своем, и в то же время присланы ему от Римского папы, может быть, с приветствием по случаю обращения к христианству. Современник Владимиров Дитмар упоминает, что в 1018 г. Киевский архиепископ встречал польского короля Болеслава в монастыре святой Софии с мощами, или останками, святых 146.
Но кроме этих святынь, принесенных к нам из других стран. Промыслу угодно было обрадовать и утешить юную Церковь Русскую открытием святых мощей в ее собственных недрах, прославить нетлением ее собственных чад. Разумеем мощи равноапостольной княгини Ольги и святых братьев-страстотерпцев Бориса и Глеба.
Открытие первых совершилось во дни самого великого князя Владимира. По сооружении им Десятинной церкви, которую он так украсил и обогатил всякою святынею греческою. Господь внушил ему мысль перенести в эту славную церковь и тело приснопамятной бабки его Ольги, так как она была "первою проповедницею непорочной веры в России, первою предтечею русским людям к Богу и основанием благочестию". Благодатную мысль великий князь открыл тогдашнему митрополиту Киевскому Леонтию, и оба они по надлежащем совещании и рассуждении, подвизаемые Богом, решились исполнить ее с подобающим благолепием. Избран был день, совершено общественное молебствие во храме, и тогда-то великий князь и первосвятитель со всем освященным Собором, сопутствуемые боярами, старейшинами и множеством народа с иконами, крестами и свещами, при каждении фимиамом и пении псалмов, сотворили торжественное шествие к тому месту, где находилась могила блаженной Ольги. Пришедши, велели раскопать землю, открыли гроб и увидели тело святой совершенно целое, неповрежденное и нимало не изменившееся вместе с одеждою. Пораженные чудом, обливаясь слезами живейшей радости, князь и первосвятитель и многие другие спешили облобызать святые мощи, прославляли Бога, так дивно прославляющего угодников Своих. Мощи переложены были в новую раку и с величайшим торжеством при пении священных песней перенесены в церковь святой Богородицы, где положены в гроб каменный и поставлены на уготованном месте. И была в тот день радость сугубая во всех людях, и сотворили празднество преславное с учреждением светлым, и веселились душевно вместе и телесно. Это драгоценное повествование, заимствованное нами из Степенной книги, неоспоримо подтверждается в главных своих чертах известиями древнейшими. Преподобный Нестор довольно ясно выражает мысль, что нетленные мощи святой Ольги открыто почивали в его время, и дает намек, что они перенесены именно во святую Богородицу (т. е. в церковь Ее имени) в 1007 г., следовательно при святом Владимире 147. А черноризец Иаков не только со всею ясностию говорит: "И есть во гробе тело ея (Ольги) честное, и неразрушимо пребывает и до сих дней", но столько же ясно свидетельствует, что оно покоилось в церкви Десятинной, построенной великим князем Владимиром, в гробе малом каменном, и присовокупляет еще частное сказание, повторенное потом и в Степенной книге, что наверху этого гроба сделано было оконце, которое отверзалось само собою для всех, притекавших с верою, и давало им возможность видеть нетленное тело блаженной княгини, как бы спавшее, но не отверзалось для приходивших без веры и потому неудостоивавшихся видеть самое тело, а только гроб 148. То же самое читаем в двух кратких житиях святой Ольги, которые, по всей вероятности, составлены до разрушения Киева монголами, потому что оба они говорят о мощах ее как открыто еще почивающих в Десятинной церкви и видимых всеми русскими людьми 149. Время открытия святых мощей великой княгини Ольги Степенная книга означает приблизительно, говоря, что они по преставлении ее пребывали в земле лет яко 30 (969 - 1000) и потом перенесены в Десятинную церковь при митрополите Леонтии (992 - 1008). Но намек Нестора об этом событии заставляет относить его с точностию к 1007 г. Во время нашествия татарского на Киев мощи святой Ольги были сокрыты под спудом в самой церкви, а потом, как гласит предание, вновь открыты митрополитом Петром Могилою при сооружении им на развалинах Десятинной новой небольшой церкви, где и почивали до начала XVIII в., когда вследствие несчастных обстоятельств вновь сокрыты в неизвестном месте 150. Естественно думать, что со времени торжественного открытия и перенесения мощей равноапостольной Ольги при великом князе Владимире установлено и праздновать память ее 11 июля, т. е. в день ее кончины 151.
Мощи святых страстотерпцев Бориса и Глеба открыты в царствование Ярослава. Это были два брата единоутробные 152, прекраснейшие и благочестивейшие из всех детей святого Владимира, посреди которых сияли они, по выражению преподобного Нестора, как две светлые звезды посреди мрака 153. Оставаясь по малолетству еще довольно долго при отце своем, тогда как прочие братья отправлены были на свои уделы, Борис и Глеб более и более навыкали подражать его высокому примеру и укреплялись в страхе Божием. Борис был правдив, тих, щедр, кроток, смирен, милосерд, любил читать святые книги, и особенно жития святых и мучеников, молясь Господу, чтобы сподобил его ходить по стопам их и достигнуть их жребия. Глеб, юнейший, неотлучно находился при брате, слушал чтение его день и нощь и творил многую милостыню нищим, вдовицам и сиротам 154. Потому-то преимущественно и любил отец этих двух детей своих, видя на них благодать Божию, и, не желая, вероятно, надолго разлучать их, связанных братскою и христианскою любовию, дал им соседственные уделы - Ростов и Муром 155. Но чем более любил Владимир Бориса и Глеба, тем более ненавидел их брат Святополк, не любимый отцом. Едва скончался равноапостольный князь, как Святополк, случившийся в то время в Киеве, поспешил погубить обоих этих братьев, готовя ту же участь и прочим. Посланные им из Вышгорода убийцы встретили Бориса на берегах Альты близ Переяславля, когда возвращался он с похода против печенегов, предпринятого еще по повелению отца. Была ночь под воскресенье. Борис, предуведомленный уже о приближении убийц, приказал поставить шатер свой, вошел в него и начал слезно молиться Богу и читать святые книги; потом велел пресвитеру служить заутреню, сам пел, между тем как убийцы находились уже вокруг шатра и не дерзали напасть на праведника; по окончании заутрени приобщился Святых Христовых Тайн, простился со всеми при нем бывшими слугами и возлег на одр свой. Тогда присланные от Святополка устремились в шатер, пронзили несчастного князя, избили многих отроков его, и блаженный мученик, моляся за своих убийц, после новых ударов в самое сердце предал дух свой Богу июля в 24-й день, т. е. спустя восемь дней по смерти отца. Тело Бориса тогда же было привезено в Вышгород и погребено у церкви святого Василия. Немедленно отправил Святополк клевретов своих для погубления и другого брата - Глеба. Его встретили на устье реки Смядыни близ Смоленска и, овладев судном, на котором плыл князь, принудили страшными угрозами собственного повара его зарезать своего господина. Юный Глеб, как агнец безгласный, не противился и, подобно брату Борису, моляся за убийц своих, был заклан в 5-й день сентября, в понедельник. Тело святого страстотерпца было брошено убийцами в пустыне между двумя колодами и в совершенном пренебрежении оставались до тех пор, пока Ярослав, ведший почти непрерывную брань с братоубийцею Святополком, окончательно не победил его и не начал спокойно княжить в Киеве (1019). Одним из первых дел великого князя было тогда собрать сведения, где находятся тела его избиенных братьев, и, услышав, что тело Глебово остается поверженным в пустыне, он повелел искать его. Долго искали, но не находили, и не прежде как через год (следовательно, в 1020 г.) оно найдено ловцами совершенно целым 156, нимало не изменившимся и не поврежденным ни от плотоядных зверей, ни от влияния стихий, хотя около пяти лет лежало без всякой защиты. С подобающею церковною честию, с крестами, свещами и курением фимиама оно было перенесено на судно, привезено в Вышгород и погребено вместе с телом Бориса у церкви святого Василия 157.
Из церквей, построенных в царствование Ярослава вне Киева, замечательнейшая есть Софийский собор новгородский, заложенный сыном великого князя Владимиром в 1045 г. и освященный в 14-й день сентября 1052 г. (по друг. - 1050) Новгородским епископом Лукою. Этот храм, сохранившийся доселе, отличается не столько богатством и изяществом киевских церквей того времени, сколько прочностию и простотою. Тяжелые полукруглые своды опираются на десяти очень толстых, в два ряда расставленных вдоль церкви четырехгранных столбах. С трех сторон, кроме восточной, устроены хоры, или полати, которые поддерживаются сводами, укрепленными между столбами. Окна, узкие и редкие, расположены без соблюдения симметрии. Купол и стены вовсе не имеют мозаики, а расписаны только живописью, для чего вызваны были художники из Греции; на одном горнем месте в алтаре стена имеет украшение, или обкладку, из стеклянных дощечек, квадратных и треугольных, разного цвета. Престолов с самого начала было два, по крайней мере не менее: главный - во имя святой Софии и другой - во имя святых Иоакима и Анны в южном приделе, который образовался из древней, созданной еще епископом Иоакимом каменной церкви, вошедшей в состав собора при его построении. Над собором возвышаются пять глав и, кроме того, шестая на юго-западном углу над лестницею, которая ведет на хоры. Длина церкви 15 сажен, ширина 17 и высота 18. Подобно киевской Софийской церкви, и новгородская, как только была освящена, сделалась кафедральною церковию местных епископов и соборною 124.
Таким образом, известны даже по имени более двадцати храмов, построенных у нас в первые шестьдесят лет существования отечественной Церкви, и между этими храмами до четырнадцати каменных. Три из числа последних - соборы: киевский Софийский, черниговский Спасский и новгородский Софийский, хотя с большими изменениями, особенно два первые, уцелели доныне и служат живыми свидетелями благочестия наших древних князей; еще четыре сохранились или в значительных остатках, вошедших в состав других церквей, доныне существующих (Васильевская и Спасо-Берестовская в Киеве), или в одних развалинах (Десятинная и Ирининская в Киеве же). Архитектура этих церквей византийская. План представляет почти всегда четвероугольник, более или менее прямой, иногда, впрочем, за исключением алтарной части, как в церкви Ирининской. Длина и ширина даже значительнейших из них не очень велика, а высота вообще незначительна. Стены клались толстые и прочные из разновидных кирпичей, которые связывались весьма вязким и толстым раствором и по местам перекладывались рядами отесанных крупных камней 125. В больших церквах к западной стороне, а иногда и к северной и южной, устроялись полати (хоры) и для поддержания их, равно как сводов храма, ставились каменные или кирпичные колонны. Алтарная часть разделялась почти во всех церквах на три отделения, из которых среднее, более продолговатое и выпуклое, составляло собственно алтарь, а два другие назначены были: северное - для жертвенника, южное - для ризницы, или диаконника. Престолов также в большей части церквей было по одному. Окна устроялись узкие, продолговатые и не в большом количестве, отчего, особенно при толстоте стен и колонн и при существовании полатей, слабо освещали храмы. В богатых церквах полы были из разнородных камней или кафельные; стены, преимущественно в алтаре, украшались мозаикою, а в прочих местах расписывались живописью ал-фреско. Число глав на храмах известно не одинаковое: например, Софийский в Киеве и деревянный Софийский в Новгороде имели их по тринадцати, а каменный Софийский новгородский и черниговский Спасский имели по пяти. Первое число знаменовало Господа Иисуса Христа, Главу Церкви, и с Ним двенадцать апостолов, второе - также Господа Иисуса и с Ним четырех евангелистов.
Если любопытны и драгоценны для нас сведения о тех первоначальных храмах, в которых молились предки наши, только что принявшие святую веру, то не менее должны быть драгоценны известия о тех иконах и вообще священных изображениях, пред которыми они молились.
Первые иконы принесены к нам из Херсона, откуда принесена и самая вера, и ими-то украсил равноапостольный свою любимую церковь Десятинную 126. К сожалению, ни одна из этих святынь не сохранилась до нашего времени и даже не отмечена летописями. Известны только пять или шесть икон, принесенных к нам тогда из Херсона и Цареграда. Именно: а) икона Всемилостивого Спаса, представляющая на одной стороне Нерукотворенный лик Спасителя, а на другой - Божию Матерь; б) икона Божией Матери с изображением на обратной стороне Спасителя благословляющего; в) икона Иерусалимской Богородицы, по древнему преданию написанная святыми апостолами в пятнадцатое лето по Вознесении Господнем в Гефсимании. Со времен святого Владимира все эти иконы находились в Новгороде, потом царем Иоанном Васильевичем взяты в Москву, где две первые стоят доселе в Успенском соборе за престолом под именем Корсунских, а последняя существует только в верной древней копии, потому что подлинник похищен во время нашествия французов в 1812 г. 127 Такова же г) икона святых апостолов Петра и Павла, находящаяся доныне в новгородском Софийском соборе, по выражению летописи, Цареградская 128. Справедливость требует, однако ж, заметить, что перенесение к нам исчисленных икон будто бы еще во дни равноапостольного Владимира подтверждается только преданием и что как две первые, так и последняя поновлены. К ним можно присовокупить еще: д) образ Нерукотворенного Спаса в суздальском Рождественском соборе, писанный на полотне и принесенный, по преданию, из Греции первым Ростовским епископом Феодором 129; е) образ святого Василия Великого, находящийся во Владимире Волынском, в церкви святого Василия, которая основана, по преданию, еще равноапостольным Владимиром 130; ж) икону Божией Матери, находящуюся в Нижегородском Благовещенском монастыре и слывущую в народе под именем Корсунской, это единственная из наших древнейших икон, на которой означены и год написания ее (993) и имя иконописца 131. Но когда принесена она в Россию из Греции и от кого поступила в монастырь, основанный уже в 1370 г., точных сведений не сохранилось.
В Спасской церкви на Берестове, созданной святым Владимиром и отчасти уцелевшей, есть изображения стенной живописи, относимые к его времени, но они, как свидетельствуют подписи, возобновлены в XVII в. митрополитом Петром Могилою, хотя и по древним чертам. Есть также в иконостасе иконы, обличающие древнее греческое письмо, но Владимирова ли времени или последующего, определить нельзя 132.
В Киево-Софийском соборе сохранились по стенам многие мозаические и живописные изображения от лет первоначальных. Из мозаических важнейшие находятся в алтаре над горним местом. Они разделены на три яруса. В самом верхнем, почти на своде алтаря, представлена Божия Матерь в исполинском росте с воздетыми руками; это изображение издавна называется в народе "Нерушимою Стеною", может быть потому, что среди всех опустошений города и храма в течение осьми веков осталось невредимым. В среднем ярусе, отделенном от верхнего широкою мозаическою полосою, представлена Тайная вечеря: посредине стоит трапеза под сенью, у задних углов трапезы - два ангела, держащие над нею рипиды, у переднего угла с правой стороны Спаситель, обеими руками преподающий Святое Тело Свое шести апостолам, которые подходят к Нему один за другим с распростертыми дланьми, у переднего угла с левой стороны - также Спаситель, преподающий Свою Святую Кровь другим шести апостолам, подходящим к Нему в таком же порядке. Наконец, в нижнем ярусе, отделенном широкою мозаическою полосою, представлены с правой стороны от горнего места - архидиакон Стефан, Николай Чудотворец, Григорий Богослов, Климент, папа Римский, и святой Епифаний, а с левой - архидиакон Лаврентий, Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Нисский и Григорий Чудотворец. Другие мозаические изображения уцелели а) на ближайшей арке к иконостасу - три Деисуса в кругах, т. е. три иконы, представляющие Спасителя, у которого с правой стороны - Божия Матерь, а с левой - Иоанн Предтеча; б) на восточной дуге выше иконостаса - образ Спасителя; в) с правой стороны от царских врат над одною колонною немного выше иконостаса - образ Пресвятой Девы с веретеном в руке, а с левой стороны - образ благовествующего архангела Гавриила; г) под куполом в церкви - лик евангелиста Марка и до половины сохранившийся лик евангелиста Иоанна Богослова; д) наконец, на дугах под куполом - до пятнадцати изображений святых мучеников в отдельных кругах. Живописные изображения ал-фреско, открытые недавно в Киево-Софийском соборе и покрывающие как стены, так и некоторые другие части храма, разделяются на многоличные и одноличные: первые суть целые сложные картины, заимствованные из Священной, преимущественно евангельской, истории; последние (числом более 300) представляют отдельные лики: ангелов, пророков, апостолов, святителей, мучеников, бессребреников, преподобных мужей и жен и проч. Одни из этих ликов писаны во весь рост, в полуисполинском виде, другие - поясные и помещены в кругах. Что касается до храмовой иконы Киево-Софийского собора, представляющей многосложное символическое изображение святой Софии, или Премудрости Божией, то, несмотря на греческий стиль этой иконы и на греческие на ней надписи, относить ее ко временам великого князя Ярослава или считать ее копиею с цареградской таковой же иконы, бывшей в храме Юстиниановом и вовсе нам неизвестной, нет никаких оснований. Могла ли первоначальная икона святой Софии сохраниться в Киево-Софийском соборе при опустошении его пожаром в 1180 г., при неоднократном разграблении его не только сторонними врагами, но и князьями русскими, например в 1203 г., при совершенном опустошении и разорении церквей киевских татарами? Не возобновлена ли или даже не написана ли вновь эта икона при митрополите Киприане (1376 - 1390), которому приписывается первое возобновление Киево-Софийского собора после разгрома татарского? Не возобновлена ли или не написана ли вновь при митрополите Киевском Петре Могиле, втором возобновителе Софийской церкви в Киеве? Вопросы, на которые нет ответа 133.
В новгородском Софийском соборе есть также священные изображения, которые восходят ко времени самого основания собора. Первое место занимает между ними храмовый образ святой Софии, Премудрости Божией, отличный от киевского и гораздо менее сложный. Об этой новгородской иконе, по крайней мере, сохранилось местное предание, что она списана с цареградского подлинника греческими изографами во дни самого храмоздателя Владимира Ярославича. В 1554 г. знаменитый Сильвестр - священник, родом новгородец в своей челобитной Собору русских святителей между прочим писал: "Великий князь Владимир Ярославич повелел поставити в Новгороде церковь каменну, святую Софию, Премудрость Божию, по цареградскому обычаю; икона Софии, Премудрости Божией, тогдыж написана - греческий перевод" - и вслед за тем: "Церкви ставили великие князья и по иконописцев посылали по греческих церкви подписывати и святые иконы писати" 134. Но так как несомненно известно, что и новгородский Софийский собор, и самые иконы в нем были поновляемы неоднократно 135, так как на новгородской иконе святой Софии видны ныне русские подписи, в которых буквы едва ли можно отнести к XVI в., то надобно допустить, что в настоящее время эта икона уже не в первобытном виде. Из стенных изображений в новгородском соборе наиболее обращает на себя внимание образ Христа Спасителя, написанный, как и в цареградском Софийском соборе, под самым куполом храма. Об этом образе сохранилось в местных летописях следующее любопытное предание: "Когда он был кончен греческими иконописцами, Спаситель был изображен на нем с благословляющею рукою, но на другой день епископ Новгородский Лука увидел Спасителя не с благословляющею рукою. Иконописцы исправили по-прежнему, но на следующее утро опять заметили перемену, исправили в другой раз и в третий - опять повторялось то же самое. Наконец на четвертое утро они услышали от образа глас: "Не пишите Меня с благословляющею рукою, а напишите с рукою сжатою, в энаменование того, что Я в руке Моей держу Великий Новоград. А когда эта рука Моя раскроется, тогда будет скончание городу". Спаситель изображен на образе в исполинском виде (в 3 1/2 сажени), и для написания этого образа художники употребили более года. Тогда же написаны ими по стенам архангелы и херувимы под окнами купола, а пророки - между окон, те и другие во весь рост. Но, зная неоднократные, бывшие впоследствии, поновления как собора новгородского, так и находящихся в нем икон, мы не можем сказать, чтобы и стенные в нем изображения уцелели доныне без каких-либо поправок, хотя и по древним чертам 136.
Из всего этого следует, что в строгом смысле один только Киево-Софийский собор сохранил в себе до настоящего времени образцы того первоначального иконописания, которое сообщила нам православная Греция вместе с верою. И подлинно их можно назвать в некотором отношении образцами. Смотря внимательно на эти византийские фрески и мозаические иконы, покрывающие стены Киево-Софийского храма, невольно чувствуешь, что это какая-то особая живопись, отличная от живописи обыкновенной, светской, живопись истинно церковная, что она изображает пред нами мир горний, к которому мы должны стремиться, а не мир земной с его суетными удовольствиями и соблазнами, представляет в телесных формах небожителей, пред которыми мы должны поклоняться, а не людей обыкновенных, посреди которых мы живем, с их слабостями и страстями, что она имеет целию пробуждать и воспитывать в нас чувства веры и благочестия, а не пробуждать какие-нибудь нечистые помыслы, не услаждать только наше эстетическое чувство. Эти лики не поражают телесною красотою или отпечатком сильных внутренних движений, а сияют, как и следует, небесным величием и спокойствием, запечатлены кротостию и смирением, показывают полное преобладание духа над телом. Плоть угодников Божиих начертана какою-то утонченною и большею частию изможденною, так как они и действительно распинали плоть свою со страстьми и похотьми (Гал. 5. 24), изнуряли ее постом, трудами, лишениями и часто страданиями за имя Христово. Главы святых все окружены венцами в знаменование того, что святые получили уже на небеси венец правды, который уготовал Бог всем, любящим Его. В положении угодников Божиих и их членов видны совершенное благоговение и соответствие достоинству или служению каждого. У одних очи молитвенно обращены горе, другие изображены с воздетыми руками, у третьих руки расположены крестообразно на персях. Евангелисты представлены со свитками в руках, святители - с благословляющею рукою, а некоторые - с Евангелием, диаконы с кадильницами, мученики и мученицы - с крестами. В самых одеждах отпечатлеваются благоприличие, простота, целомудренность, не дозволявшая оставлять непокровенными каких-либо членов тела, и, наконец, историческая верность: например, древние святители изображены не в саккосах и митрах, которые вошли в употребление впоследствии, а в священнических фелонях и омофорах, с непокровейными главами. Не говорим, чтобы Киево-Софийские фрески и мозаические изображения могли служить образцами даже в технической части по отношению к искусству, нет, искусство может быть выше и совершеннее 137. Мы рассматриваем их только по отношению к их духу и характеру, который нельзя не назвать истинно церковным. Можно допустить, особенно судя по исторической верности изображений в Киево-Софийском храме, что писавшие их византийские изографы руководствовались какими-либо подлинниками, в которых содержатся правила иконописания, а иногда и самые изображения святых и которые тогда уже существовали в Греческой Церкви 138.
Вместе со святыми иконами равноапостольный Владимир принес из Херсона и потом отдал в свою Десятинную церковь честные кресты. Но из числа этих, равно как и всех других, крестов, употреблявшихся тогда в наших храмах, ни один не уцелел, потому что крест, найденный в развалинах Десятинной церкви, мог относиться и к последующему времени 139. Одно только достоверно, что тогда употреблялся у нас по преимуществу крест четвероконечный. На монетах самого великого князя Владимира он изображен иногда в короне, увенчанной четвероконечным крестом и с таким же крестом в правой руке 140; на одной из двух краснокаменных (шиферных) гробниц, открытых внутри Десятинного храма, в которой, вероятно, покоились останки или самого святого Владимира, или супруги его Анны, начертаны восемь крестов, и все четвероконечные. Все кресты на мраморной гробнице Ярославовой также четвероконечные. Крест, поставленный посредине трапезы на мозаической картине, изображающей Тайную вечерю, в Киево-Софийском соборе - четвероконечный; большая часть крестов в руках Богоматери, мучеников и мучениц на фресках и мозаических изображениях того же собора - четвероконечные. Большая часть, но не все, потому что в руках некоторых угодников Божиих на тех же фресках встречаем кресты пятиконечные, шестиконечные и осьмиконечные; и медный крест от жезла, которым, по преданию, святой Авраамий Ростовский поразил идола Велеса, шестиконечный: знак, что тогда православные чтили крест и в таких видах! 141
При этом не можем не заметить, что древние изображения Киево-Софийского собора сохранили нам ясные примеры и того, какое перстосложение употреблялось у нас с самого начала для крестного знамения или, частнее, для преподания благословения. Здесь видим не только на фресках, но и на мозаических иконах не подверженных изменению святителей, благословляющих чрез перстосложение так называемое именословное или весьма близко подходящее к именословному. Иначе и не могло быть, потому что и на мозаических иконах константинопольского Софийского собора, послужившего для нашего образцом, которые ныне сделались известными в верных копиях, одни пророки, апостолы, святители (святой пророк Аввакум, святой апостол Павел, святой Дионисий Ареопагит, святой Анфим, святой Григорий, просветитель Армении, и святой Николай Чудотворец) - изображены с перстосложением строго именословным, а другие - немногие (пророки Иеремия и Иона и святой Григорий Богослов) - с перстосложением, близко подходящим к именословному, и нет ни одного, у которого бы большой палец был соединен с двумя последними так, как хотят того наши мнимые старообрядцы 142.
Третья святыня, которую принес великий князь Владимир из Херсона "на благословение себе" и на освящение всем людям своим и которую отдал потом в церковь святой Богородицы Десятинную, были мощи святого Климента, папы Римского, и ученика его Фива. Мощи святого Климента перенесены к нам, без сомнения, не в целом своем составе, потому что часть их еще в 866 г. отнесена была в Рим славянскими первоучителями - святыми Кириллом и Мефодием, из которых первый и содействовал открытию их во время своего пребывания в Херсоне 143. Впрочем, эта часть была, вероятно, самая незначительная, а все почти тело и глава священномученика находились у нас. В XII - XIII вв. один из наших проповедников в Слове по случаю обновления Десятинной церкви, обращаясь к раке святого Климента, взывал: "Тобою рустии князии хвалятся, святители ликуют, иереи веселятся, мниси радуются, людие добродушьствуют, приходяще теплою верою к твоим христоносным костем, святыню почерьпающе... Тем же поистине всех град - славне, имея всечестное твое тело, и весело играет, хвально воспевая: якоже бо небо другое на земли истинно показася Владычня Матере церкви Божественная, в нейже поистине честное твое тело лежа, аки солнце просвещает вселенную". А о главе святого Климента упоминают летописи под 1147 г., когда Собор русских епископов поставил ею в митрополита Климента Смолятича 144. Где девались эти священные останки во время нашествия татарского на Киев (1240), сокрыты ли верующими под церковию или перенесены в другое место, неизвестно 145. Вместе с мощами святого Климента и Фива Владимир взял с собою из Херсона, по свидетельству Иакова черноризца, мощи и иных святых: это, по всей вероятности, частицы мощей, которые присланы были нашему князю с другими дарами от греческих императоров, когда он находился еще в Херсоне по крещении своем, и в то же время присланы ему от Римского папы, может быть, с приветствием по случаю обращения к христианству. Современник Владимиров Дитмар упоминает, что в 1018 г. Киевский архиепископ встречал польского короля Болеслава в монастыре святой Софии с мощами, или останками, святых 146.
Но кроме этих святынь, принесенных к нам из других стран. Промыслу угодно было обрадовать и утешить юную Церковь Русскую открытием святых мощей в ее собственных недрах, прославить нетлением ее собственных чад. Разумеем мощи равноапостольной княгини Ольги и святых братьев-страстотерпцев Бориса и Глеба.
Открытие первых совершилось во дни самого великого князя Владимира. По сооружении им Десятинной церкви, которую он так украсил и обогатил всякою святынею греческою. Господь внушил ему мысль перенести в эту славную церковь и тело приснопамятной бабки его Ольги, так как она была "первою проповедницею непорочной веры в России, первою предтечею русским людям к Богу и основанием благочестию". Благодатную мысль великий князь открыл тогдашнему митрополиту Киевскому Леонтию, и оба они по надлежащем совещании и рассуждении, подвизаемые Богом, решились исполнить ее с подобающим благолепием. Избран был день, совершено общественное молебствие во храме, и тогда-то великий князь и первосвятитель со всем освященным Собором, сопутствуемые боярами, старейшинами и множеством народа с иконами, крестами и свещами, при каждении фимиамом и пении псалмов, сотворили торжественное шествие к тому месту, где находилась могила блаженной Ольги. Пришедши, велели раскопать землю, открыли гроб и увидели тело святой совершенно целое, неповрежденное и нимало не изменившееся вместе с одеждою. Пораженные чудом, обливаясь слезами живейшей радости, князь и первосвятитель и многие другие спешили облобызать святые мощи, прославляли Бога, так дивно прославляющего угодников Своих. Мощи переложены были в новую раку и с величайшим торжеством при пении священных песней перенесены в церковь святой Богородицы, где положены в гроб каменный и поставлены на уготованном месте. И была в тот день радость сугубая во всех людях, и сотворили празднество преславное с учреждением светлым, и веселились душевно вместе и телесно. Это драгоценное повествование, заимствованное нами из Степенной книги, неоспоримо подтверждается в главных своих чертах известиями древнейшими. Преподобный Нестор довольно ясно выражает мысль, что нетленные мощи святой Ольги открыто почивали в его время, и дает намек, что они перенесены именно во святую Богородицу (т. е. в церковь Ее имени) в 1007 г., следовательно при святом Владимире 147. А черноризец Иаков не только со всею ясностию говорит: "И есть во гробе тело ея (Ольги) честное, и неразрушимо пребывает и до сих дней", но столько же ясно свидетельствует, что оно покоилось в церкви Десятинной, построенной великим князем Владимиром, в гробе малом каменном, и присовокупляет еще частное сказание, повторенное потом и в Степенной книге, что наверху этого гроба сделано было оконце, которое отверзалось само собою для всех, притекавших с верою, и давало им возможность видеть нетленное тело блаженной княгини, как бы спавшее, но не отверзалось для приходивших без веры и потому неудостоивавшихся видеть самое тело, а только гроб 148. То же самое читаем в двух кратких житиях святой Ольги, которые, по всей вероятности, составлены до разрушения Киева монголами, потому что оба они говорят о мощах ее как открыто еще почивающих в Десятинной церкви и видимых всеми русскими людьми 149. Время открытия святых мощей великой княгини Ольги Степенная книга означает приблизительно, говоря, что они по преставлении ее пребывали в земле лет яко 30 (969 - 1000) и потом перенесены в Десятинную церковь при митрополите Леонтии (992 - 1008). Но намек Нестора об этом событии заставляет относить его с точностию к 1007 г. Во время нашествия татарского на Киев мощи святой Ольги были сокрыты под спудом в самой церкви, а потом, как гласит предание, вновь открыты митрополитом Петром Могилою при сооружении им на развалинах Десятинной новой небольшой церкви, где и почивали до начала XVIII в., когда вследствие несчастных обстоятельств вновь сокрыты в неизвестном месте 150. Естественно думать, что со времени торжественного открытия и перенесения мощей равноапостольной Ольги при великом князе Владимире установлено и праздновать память ее 11 июля, т. е. в день ее кончины 151.
Мощи святых страстотерпцев Бориса и Глеба открыты в царствование Ярослава. Это были два брата единоутробные 152, прекраснейшие и благочестивейшие из всех детей святого Владимира, посреди которых сияли они, по выражению преподобного Нестора, как две светлые звезды посреди мрака 153. Оставаясь по малолетству еще довольно долго при отце своем, тогда как прочие братья отправлены были на свои уделы, Борис и Глеб более и более навыкали подражать его высокому примеру и укреплялись в страхе Божием. Борис был правдив, тих, щедр, кроток, смирен, милосерд, любил читать святые книги, и особенно жития святых и мучеников, молясь Господу, чтобы сподобил его ходить по стопам их и достигнуть их жребия. Глеб, юнейший, неотлучно находился при брате, слушал чтение его день и нощь и творил многую милостыню нищим, вдовицам и сиротам 154. Потому-то преимущественно и любил отец этих двух детей своих, видя на них благодать Божию, и, не желая, вероятно, надолго разлучать их, связанных братскою и христианскою любовию, дал им соседственные уделы - Ростов и Муром 155. Но чем более любил Владимир Бориса и Глеба, тем более ненавидел их брат Святополк, не любимый отцом. Едва скончался равноапостольный князь, как Святополк, случившийся в то время в Киеве, поспешил погубить обоих этих братьев, готовя ту же участь и прочим. Посланные им из Вышгорода убийцы встретили Бориса на берегах Альты близ Переяславля, когда возвращался он с похода против печенегов, предпринятого еще по повелению отца. Была ночь под воскресенье. Борис, предуведомленный уже о приближении убийц, приказал поставить шатер свой, вошел в него и начал слезно молиться Богу и читать святые книги; потом велел пресвитеру служить заутреню, сам пел, между тем как убийцы находились уже вокруг шатра и не дерзали напасть на праведника; по окончании заутрени приобщился Святых Христовых Тайн, простился со всеми при нем бывшими слугами и возлег на одр свой. Тогда присланные от Святополка устремились в шатер, пронзили несчастного князя, избили многих отроков его, и блаженный мученик, моляся за своих убийц, после новых ударов в самое сердце предал дух свой Богу июля в 24-й день, т. е. спустя восемь дней по смерти отца. Тело Бориса тогда же было привезено в Вышгород и погребено у церкви святого Василия. Немедленно отправил Святополк клевретов своих для погубления и другого брата - Глеба. Его встретили на устье реки Смядыни близ Смоленска и, овладев судном, на котором плыл князь, принудили страшными угрозами собственного повара его зарезать своего господина. Юный Глеб, как агнец безгласный, не противился и, подобно брату Борису, моляся за убийц своих, был заклан в 5-й день сентября, в понедельник. Тело святого страстотерпца было брошено убийцами в пустыне между двумя колодами и в совершенном пренебрежении оставались до тех пор, пока Ярослав, ведший почти непрерывную брань с братоубийцею Святополком, окончательно не победил его и не начал спокойно княжить в Киеве (1019). Одним из первых дел великого князя было тогда собрать сведения, где находятся тела его избиенных братьев, и, услышав, что тело Глебово остается поверженным в пустыне, он повелел искать его. Долго искали, но не находили, и не прежде как через год (следовательно, в 1020 г.) оно найдено ловцами совершенно целым 156, нимало не изменившимся и не поврежденным ни от плотоядных зверей, ни от влияния стихий, хотя около пяти лет лежало без всякой защиты. С подобающею церковною честию, с крестами, свещами и курением фимиама оно было перенесено на судно, привезено в Вышгород и погребено вместе с телом Бориса у церкви святого Василия 157.