МакБейн Эд. Златовласка

   – Что же нам теперь делать?
   – Не знаю, Мэттью. Так что мы будем делать?
   – Не знаю.
   – А когда ты будешь знать?
   – Мне нужно время, чтобы…
   – А у меня нет времени! – перебила она и бросила трубку. Послышался щелчок, а затем молчание. Я снова набрал ее номер. Раздались гудки. Я решил подождать, но вдруг испугался, что оставшиеся таблетки…
   – Алло?
   – Эгги, только не бросай трубку.
   – Чего тебе, Мэттью?
   – Когда я смогу с тобой увидеться?
   – Зачем?
   – Нам нужно поговорить.
   – Неужели?
   – Ты знаешь это так же, как и я.
   – Не уверена.
   – Эгги, ради всего святого…
   – Решай, – сказала она. – Позвони мне, когда решишь наконец, что собираешься делать дальше.
   – Не вешай трубку, Эгги.
   – Именно это я и хочу сделать, – отрезала она.
   – Эгги…
   Гудки оборвали меня на полуслове.
   Я повесил трубку на рычаг и уставился на телефон, размышляя о том, сколько же часов мы с Эгги проговорили по телефону в прошлом году. Тайные звонки из конторы, звонки из телефонных будок – как теперь обходиться без них? «Позвони мне, когда решишь…» Я поднял трубку и снова опустил. Потом встал из-за стола и начал мерить шагами кабинет.
   Сегодня утром многое нужно было сделать, причем именно мне. Майкл. Я должен повидаться с Майклом. Я хотел поговорить с ним о письме, которое он написал сестре, да и о телефонном звонке своей матери тоже. После того, как он сказал, что не хочет вмешиваться в это дело: «В общем, мама, так: я не хочу говорить с папой об этих чертовых алиментах». Джоанна называла меня «папа» или «папочка», а как, интересно, Карин называла своего отца? Правильно, «папа»: «Факт номер один – у папы есть другая женщина…» Правда, дочка отцу не позвонила, все любящие звонки для мамы, наплевать ей на папу, у которого теперь другая женщина. Позвонила маме в субботу утром, хотела перезвонить ей сегодня утром, потому что самолет… «Я пыталась дозвониться ей прошлой ночью из Нью-Йорка, но ее не было дома».
   Карин говорила о воскресной ночи. Воскресная ночь! Предполагалось, что в эту ночь Бетти Парчейз сидела дома и смотрела телевизор.
   «Я пыталась дозвониться ей прошлой ночью из Нью-Йорка, но ее не было дома».
   И тут до меня наконец дошло.
   Когда она в конце концов подошла к двери, поверх ночной рубашки у нее был накинут халат. В течение нескольких минут я названивал в дверь, а потом барабанил кулаком. Наконец она открыла дверь и уставилась на меня, часто моргая от солнечного света. На ее заспанном лице не было никакой косметики.
   – Извини, что беспокою, – сказал я, – но у меня к тебе несколько вопросов.
   – Сколько времени? – спросила она.
   – Девять тридцать.
   – Приходи позже, – сказала она и начала было прикрывать дверь.
   – Нет, Бетти. Сейчас, – решительно проговорил я.
   Она раздраженно вздохнула, повернулась и вошла в дом. Я последовал за ней в гостиную, обставленную в современном стиле – всюду никель и хром. Над камином висела абстрактная картина, выдержанная в красно-оранжевых тонах: сплошь углы и полосы. Двери на другом конце комнаты были закрыты. Напротив камина за раздвижными стеклянными дверями была терраса, выходившая на море.
   – Бетти, – обратился я к ней, – где ты была ночью в воскресенье?
   – Здесь.
   – Нет.
   – Я была здесь, – спокойно сказала она. – Всю ночь напролет смотрела телевизор.
   – Со скольких до скольких?
   – Всю ночь.
   – Нет, – возразил я и покачал головой.
   – Что такое, Мэтт? Я ведь уже рассказывала полиции…
   – Тебя здесь не было, Бетти. Тебе из Нью-Йорка пыталась дозвониться твоя дочь. Ей никто не ответил. Где ты была?
   – Если у полиции возникли…
   – Наплевать на полицию! Твой сын сидит в тюрьме, он сознался в убийстве, но у меня много сомнений. Я хочу знать, где ты была в воскресенье ночью. Это ты звонила Майклу на катер?
   – Нет. Звонила ему? О чем ты говоришь?
   – Ты просила его о встрече в доме Джейми? Ты была в доме Джейми в воскресенье ночью? Где ты была, Бетти?!
   – Здесь, – ответила она. У нее начали дрожать губы. Она стиснула руки.
   – Ладно, – сказал я, – как хочешь. Я собираюсь сообщить Юренбергу, что ты ему лжешь. Расскажу, что в воскресенье ночью тебе пыталась дозвониться твоя дочь, но так и не смогла. Пусть выяснит, где же, черт возьми, ты была, потому что, возможно, в доме у Джейми, убивая…
   – Она была со мной!
   Я резко обернулся. На другом конце комнаты одна из дверей была открыта. В проеме стояла женщина лет сорока – высокая, широкоплечая, рыжеволосая. Лицо усеяно веснушками, руки сложены под пышной грудью, короткая ночная рубашка едва прикрывает мощные бедра.
   Бетти поднялась и протянула руки, как бы пытаясь запихнуть эту женщину обратно в проем.
   – Джеки, пожалуйста! – умоляюще проговорила она. – Пожалуйста, как же! – грубо отрезала Джеки. – Ты что, не понимаешь, что он хочет повесить на тебя это преступление?!
   – Пожалуйста… – беспомощно повторила Бетти.
   – Со мной она была, мистер. Она подцепила меня в баре на Набережной Люси. Потом мы отправились ко мне. И провели вместе всю ночь.
   Само собой воскресло в памяти все то, что рассказал Джейми о первых годах своего брака. Мне вспомнилось, что не далее как вчера сама Бетти жаловалась на то, что в этом городе, полном вдов и разведенных, трудно найти подходящего мужчину. Пришло в голову, что она не раз и не два говорила о защите своей репутации и своей неустроенной личной жизни. И вдруг стало ясно как день, что она скорее солгала бы полиции о своем местопребывании в воскресенье ночью, чем призналась в том, что провела ее с женщиной, которую подцепила в баре.
   – Ладно, – сказал я. – Извини.
   – А теперь уматывай отсюда, – распорядилась Джеки.
   Майкл сидел в той же камере в конце коридора. На часах было пол-одиннадцатого. В семь часов ему принесли завтрак, а теперь он ждал, когда его переведут в городскую тюрьму. Десять минут назад я позвонил Юренбергу, и он велел мне поторопиться, если я хочу переговорить с ним, прежде чем он будет переведен. При виде меня Майкл особой радости не выказал.
   – Твоя сестра в городе, – сообщил я. – Я разговаривал с ней прошлой ночью.
   – Хорошо, – отозвался он и кивнул.
   – Она вручила мне письмо, которое ты написал ей. Я собираюсь показать его полиции.
   – Зачем она это сделала?
   – Она хочет помочь тебе.
   – Она может помочь, только если не будет лезть, куда ее не просят.
   – У меня несколько вопросов к тебе, Майкл.
   – Я не буду отвечать ни на какие вопросы. Кстати, почему вас впустили? Сколько им можно говорить…
   – В своем письме ты…
   – Господи!
   – В своем письме ты не похож на человека, обдумывающего убийство.
   – Мне плевать, на кого я похож в этом самом письме!
   – Ты напоминал своей сестре, что приближается день рождения Морин. Ты просил ее прислать открытку. Помнишь?
   – Да, помню.
   – Если бы ты собирался убить Морин…
   – Ничего я не собирался.
   – Значит, это было непреднамеренно, так?
   – Да. Я уже рассказывал. Почему бы вам не прослушать запись? Там все записано. Так какого же черта вам еще нужно?
   – Мне нужно знать причину.
   – Я не знаю.
   – Расскажи, о чем вы с Морин говорили по телефону.
   – Я уже рассказывал. Она сказала, что напугана, и попросила приехать.
   – Чего она боялась?
   – Она не сказала.
   – Просто сообщила, что напугана?
   – Да.
   – Но не сказала, чего боится?
   – Она сказала, будто не знает, как ей быть.
   – Насчет чего? Майкл, ты только повторяешь…
   – Проклятье, это именно то, что она тогда сказала. Точно.
   – И ты даже не поинтересовался, в чем причина? Человек говорит: «Я не знаю, что мне делать…»
   – Это правда. Я не спросил у нее.
   – Даже не полюбопытствовал?
   – Нет.
   – Но отправился к ней домой?
   – Это прекрасно известно.
   – Зачем?
   – Потому что она была напугана.
   – И не знала, что ей делать?
   – Вот именно.
   – Но и позже она не сказала тебе, чего боялась?..
   – Послушайте, вы что – хотите поймать меня? – внезапно окрысился он.
   – Поймать тебя?
   – Вы плохо слышите?
   – Как это «поймать»?
   – Да ладно.
   – Никто не собирается ловить, Майкл…
   – Хорошо.
   – …поверь мне.
   – Ладно, тогда почему бы вам не отправиться отсюда, а? Я больше не желаю говорить о Морин, ясно?
   – Зачем ты попросил свою сестру отправить Морин открытку?
   – Я только что сказал вам, что не желаю больше…
   – Ты тоже хотел отправить ей открытку?
   – Нет. Я хотел купить ей что-нибудь.
   – Что именно?
   – Какое это имеет значение? – спросил он. – Ведь он мертва.
   – Майкл… когда ты той ночью пришел к ней в дом, о чем у вас был разговор?
   – Не помню.
   – Вы зашли на кухню, уселись за кухонным столом… Так, по-моему, ты рассказывал?
   – Да, верно.
   – О чем вы тогда разговаривали, вспомни?
   – Не знаю.
   – Вы говорили о твоем возвращении в колледж?
   – Да. Точно, мы обсуждали возвращение в колледж. И алименты. Прекращение отцом выплаты алиментов.
   У него была своеобразная манера ухватиться за предложение и повернуть его по своему усмотрению. Только что он не мог припомнить, о чем они с Морин разговаривали. Но как только я предложил приемлемую для разговора тему, он тут же за нее ухватился и готов был расширить и углубить ее. Задай я подобный вопрос своему клиенту в зале суда, адвокат противной стороны тут же вскочил бы и протестовал на том основании, что я, мол, подсказываю свидетелю. Я решил быть с ним более осторожным.
   – Как долго вы разговаривали, Майкл?
   – Ну… допоздна. У меня нет часов.
   – Тогда как же ты определил, что уже поздно?
   – Ну… она сказала, что уже поздно.
   – Кто сказал, что уже поздно?
   – Морин.
   – А потом?
   – Не знаю, что было потом.
   – Тогда ты схватил нож?
   – Не помню. Я уже сто раз говорил, что не помню!
   – Майкл, во время вашей с Морин беседы ты встал из-за стола и схватил нож. Это ты рассказал Юренбергу в своем заявлении. Я хочу знать причину. Я хочу знать, что такое было сказано, что побудило тебя…
   – Ничего. Убирайтесь вы к черту. Ничего такого сказано не было!
   – Ты просто так схватил нож?
   – Да.
   – Ни с того ни с сего?
   – Не помню.
   – Только что ты утверждал, что Морин обратила внимание на то, что уже поздно…
   – Она сказала, что хотела бы лечь спать, так как уже поздно.
   – Это в точности ее слова? Можешь вспомнить?
   – Она сказала, что она… что ей завтра предстоит трудный день и уже поздно и она собирается лечь спать.
   – Это похоже на…
   – Это ее слова.
   «Он был у нас прошлый вторник. Они с Морин полночи сидели на кухне и разговаривали. По-настоящему сердечная беседа. О том, что я перестал платить алименты, о его возвращении в колледж – они бы никогда не кончили, если бы я не сказал, что собираюсь лечь спать, поскольку завтра у меня трудный день».
   – Это похоже на то, что рассказывал твой отец.
   – Отца там не было.
   – Не в ночь с воскресенья на понедельник, Майкл, а раньше, в ночь со вторника на среду. Когда вы с Морин за полночь беседовали за тем же кухонным столом.
   – Мы… разговаривали и в воскресенье ночью тоже.
   – Неужели?
   – Да, я же говорил вам, мы…
   – И ты так и не поинтересовался, чего она все-таки боится?
   – Нет.
   – Но ты же сам говорил, что из-за этого ты и отправился к ней в дом.
   – Точно.
   – Ты поймал машину на Стоун-Крэб…
   – Да.
   – …потому что Морин чего-то боялась…
   – Я…
   – …а потом взял и убил ее?
   Он не ответил.
   – Майкл?
   Он по-прежнему молчал.
   – Майкл, скажи мне, кто звонил тебе в воскресенье вечером?
   – Морин. Я же говорил вам, что это была Морин.
   – Майкл, а по-моему, тебе звонила не Морин. Я думаю, что, когда ты приехал, Морин уже была мертва.
   Он затряс головой.
   – Кто ее убил, Майкл? Знаешь ты, кто ее убил?
   На другом конце коридора послышался лязг открываемой двери и поспешные шаги. В камеру вошел Юренберг.
   – Вам лучше подняться наверх, – угрюмо заметил он. – Я совсем увяз в этом чертовом деле. Есть еще одно признание.

Глава 14

   – Она вошла пять минут назад, – рассказывал Юренберг, – и сообщила дежурной, что хотела бы поговорить с кем-нибудь, кто ведет дело об убийстве Парчейзов. Девушка послала ее наверх. Я представился, и первое, что она сказала, было: «Их убила я». Она хотела было рассказывать, но я оборвал и связался с капитаном. Он приказал мне связаться с прокурором штата, поскольку мы хотели переслать это дело туда. А имея два признания на руках, можно кончить тем, что не окажется ни одного обвиняемого. Хочу сказать, что я никогда до конца не верил этому парню, слишком уж много во всем рассказанном неувязок.
   Мы прошли по коридору и вошли в приемную. Все было по-прежнему: девушка печатала за столом, работал лифт для приемки писем. Юренберг поинтересовался у нее насчет капитана.
   – Он еще не появлялся, – сказала она.
   – Она дожидается там и хочет поговорить с вами, – сказал он и указал на дверь в кабинет капитана.
   Она сидела на том же стуле, что и Майкл днем раньше. На ней был полотняный костюм темно-синего цвета и голубые лакированные туфли. Ее светлые волосы были стянуты на затылке в тугой пучок. Когда я вошел в комнату, она подняла глаза.
   – Мне хотелось, чтобы вы присутствовали, когда я буду оправдывать своего брата, – сказала она. – Детектив Юренберг сообщил мне, что вы находитесь здесь, внизу.
   – Это так. По правде говоря, я разговаривал с Майклом.
   – Как он? – Ее глаза шарили по моему лицу – глаза ее отца глаза Джейми.
   – Похоже, с ним все в порядке, – сказал я. – Мисс Парчейз вы признались детективу Юренбергу, что убили Морин и ее дочерей. Это…
   – Да.
   – Это правда?
   – Да. Правда.
   – Потому что, если это не так, вы вряд ли сослужите Майклу службу. Я имею в виду – если сознаетесь в преступлении, которого не совершали.
   – Мистер Хоуп, это я их убила, – с расстановкой проговорила она. Взгляд светло-голубых глаз сосредоточился на мне. – Поверьте мне, убила их я.
   К одиннадцати пятнадцати специалисты были в полном сборе. Они рвались в бой. Все они были экспертами высокой квалификации и отдавали себе отчет в том, что ход интервью, как они упорно называли предстоящее событие, может быть серьезно нарушен присутствием слишком большого количества «влиятельных лиц», – именно так нас окрестил представитель прокурора штата. Я тоже выступал в роли влиятельного лица, потому что Карин Парчейз ясно дала понять, что не сделает заявление, если не будет присутствовать адвокат ее брата. Капитан, возглавляющий Отдел расследований, принял мудрое решение – отказаться от участия в процедуре допроса. Он рассудил, что, поскольку мисс Парчейз было известно, что именно Юренберг вел следствие, она будет более свободно чувствовать себя в его присутствии.
   Представителем прокурора штата был тучный и обильно потеющий джентльмен по имени Роджер Бенселл. На нем был коричневый в полоску костюм, желтая рубашка и каштанового цвета галстук. На ногах у него были остроконечные, в дырочку коричневые туфли, и это делало его похожим на растолстевшего исполнителя бальных танцев. Он все время вытирал лоб и не переставал втолковывать капитану, что это дело первостепенной важности. Я ни капельки не сомневался в том, что и капитан и Юренберг полностью отдают себе в этом отчет; да и сам факт присутствия представителя прокурора штата, казалось, служил доказательством. Было решено, что интервью будет вести Бенселл, а мы с Юренбергом по мере необходимости будем помогать. Капитан проинформировал об этом Карин, и та не возражала.
   Он далее предложил провести допрос в его собственном кабинете, поскольку комнаты, предназначенные для подобной процедуры, слишком малы, чтобы в них могли спокойно разместиться четыре человека. Карин одобрила его предложение. Капитан представил ее мистеру Бенселлу из прокуратуры штата, а затем покинул кабинет.
   Мистер Бенселл спросил, готова ли она начать. Она ответила утвердительно. Он нажал на магнитофонную кнопку «запись» и проделал точно такую же процедуру, что и Юренберг днем раньше, то есть сообщил в микрофон число, время, – одиннадцать двадцать дня – место действия, а затем перечислил всех, кто присутствует. Потом он досконально перечислил Карин ее права, и та подтвердила, что ознакомлена с ними, и добавила, что в качестве адвоката, присутствующего на допросе, она хотела бы видеть только мистера Мэттью Хоупа. После этого Бенселл начал задавать вопросы.
   Вопрос: Как вас зовут?
   Ответ: Карин Парчейз.
   В: Где вы живете, мисс Парчейз?
   О: В Нью-Йорке.
   В: Где именно в Нью-Йорке?
   О: Сентрал-Парк-Уэст. 322 Сентрал-Парк-Уэст.
   В: Ваше место проживания в Калузе?
   О: В настоящее время я остановилась в отеле «Калуза Бэй».
   В: А ранее?
   О: Я поселилась там прошлой ночью. Когда я только прибыла в Калузу, я устроилась в мотеле рядом с аэропортом.
   В: Когда это произошло?
   О: В ночь с воскресенья на понедельник.
   В: Вы хотите сказать, в ночь с воскресенья – двадцать девятого февраля?
   О: Да, понимаю, это ставит в тупик мистера Хоупа. Я сказала ему, что прилетела в Калузу только прошлой ночью, и он полагает, что это правда. На самом деле это не так. В воскресенье я уже была здесь.
   В: В какое время?
   О: Я вылетела из Нью-Йорка в пять сорок пять. В Калузу я прилетела в начале одиннадцатого. Из аэропорта я позвонила своей матери, потому что хотела остановиться у нее, но ее не было дома. Поэтому я взяла напрокат машину и принялась искать свободный мотель.
   В: Мисс Парчейз, с какой целью вы прилетели в Калузу?
   О: Поговорить с матерью.
   В: На какую тему?
   О: Насчет алиментов. Мой отец прекратил выплату алиментов. Когда в субботу я разговаривала с матерью по телефону, она была очень расстроена. Я решила приехать и поговорить с ней лично. Попытаться успокоить ее. Подумать о наших дальнейших действиях. Но ее не оказалось дома.
   В: Поэтому вы отправились в мотель?
   О: Да.
   В: Вы можете сообщить название мотеля?
   О: «Два хребта»? Что-то в этом роде… Точно не помню.
   В: В какое время вы зарегистрировались?
   О: Должно быть, около половины одиннадцатого.
   В: Чем занялись потом?
   О: Снова попыталась связаться с матерью. Ее все еще не было дома.
   В: Хорошо, продолжайте.
   О: Я немного посмотрела телевизор. Снова попыталась ей дозвониться – и опять ничего не вышло. Мне было крайне необходимо поговорить. У меня возникла идея встретиться с отцом лицом к лицу. Отправиться к нему вместе с матерью и потребовать… Понимаете, ведь брат отказался ей помочь. Только я и могла бы поддержать ее. Но матери по-прежнему не было.
   В: В какое время это было, мисс Парчейз?
   О: Точно не скажу. Без четверти одиннадцать – что-то около этого.
   В: Что вы делали потом? После того, как не смогли дозвониться до матери?
   О: Решила повидаться с отцом сама. Без нее. Я и так знала, что ему сказать, так что ее присутствие было необязательным.
   В: Что же вы собирались ему сказать?
   О: А вы как думаете? Что он должен платить алименты. Мать имела на это право. Это записано в соглашении. И она это заслужила, в конце концов.
   В: И вы отправились к отцу?
   О: Да.
   В: Вы поехали на Джакаранда-Драйв?
   О: Да.
   В: Вы отправились туда без предварительного звонка?
   О: Не хотела ему звонить, потому что такие дела не обсуждают по телефону.
   В: В какое время вы прибыли на Джакаранда-Драйв?
   О: В одиннадцать пятнадцать или около этого.
   В: Что предприняли, когда приехали?
   О: Я поставила машину на обочине, подошла к входной двери и позвонила. В доме горел свет, и я поняла, что они еще не ложились.
   В: Кто «они»?
   О: Мой отец и Злато… Мой отец и его нынешняя жена.
   В: Морин Парчейз?
   О: Да.
   В: А в действительности – они вдвоем были в доме?
   О: Нет. Только Морин. Она подошла к двери и сначала меня не узнала, так что мне пришлось представиться.
   В: Что произошло после того, как вы представились?
   О: Она поинтересовалась, что мне нужно. Я ответила, что хочу поговорить с отцом. А она сказала, что его нет дома.
   В: А потом?
   О: Я спросила, не могу ли я войти. Чтобы самой убедиться, что его нет. Она ответила, что собирается ложиться спать и мне придется поверить ей на слово. И я… она начала было закрывать дверь, но я распахнула дверь настежь и вошла внутрь. Морин велела мне уходить и попыталась схватить меня за руку. Я оттолкнула ее и вошла в гостиную. Отца там не было. Я заглянула в спальню, на кухню, но его не было нигде. Я как раз выходила из кухни, когда услышала, что Морин крутит диск телефона. Наверное, она собиралась вызвать полицию. Вызвать полицию, чтобы выпроводить меня из моего собственного… из дома моего отца!.. В раковине лежал нож. Я схватила его. Кажется, я собиралась перерезать телефонный провод. Телефон стоял на столе с откидной доской у стены, сама же она сидела рядом на стуле. Она как раз закончила набирать номер, но еще ничего не успела сказать. Увидев в моей руке нож, она тут же бросила трубку и резко вскочила. Стул опрокинулся, и Морин вроде как запуталась. На ней была длинная ночная рубашка розового цвета, и подол зацепился за одну из ножек стула.
   В: Не могли бы вы описать ночную рубашку?
   О: Это была длинная ночная рубашка из розового нейлона с глубоким декольте, над грудью розетка.
   В: Что еще на ней было?
   О: Ничего, кроме рубашки.
   В: Какие-нибудь драгоценности?
   О: Обручальное кольцо.
   В: Что-нибудь еще?
   О: Больше ничего.
   В: Что произошло после того, как она повесила трубку?
   О: Она стала кричать. Я не могла больше этого выносить и пригрозила ей ножом…
   В: Каким образом?
   О: Я замахнулась им и сделала в ее сторону выпад. Чтобы заставить ее замолчать.
   В: А затем?
   О: Она метнулась мимо меня в спальню. Я испугалась, что там может находиться второй телефонный аппарат, и понеслась следом. Я не хотела, чтобы она вызвала полицию и предъявила дурацкие обвинения. Она пыталась запереть дверь, но я оказалась сильнее, чем она: я все-таки распахнула дверь и вошла в комнату. Она продолжала пятиться от меня, и теперь она была по-настоящему перепугана. Наверное, она подумала, что я собираюсь ранить ее. Напротив двери, на другом конце спальни находился встроенный шкаф. Морин спряталась в шкафу и попыталась закрыться от меня, но я распахнула дверь шкафа и ринулась внутрь. Там висели платья. Надо было их видеть! Он прекратил высылать деньги матери, но зато у Златовласки были платья, которые стоили, должно быть, целое состояние! Вот что привело меня в ярость. Платья.
   В: Продолжайте, мисс Парчейз.
   О: Я ударила ее ножом, вот и все.
   В: Продолжайте.
   О: Она закричала, и я опять ударила. Каким-то образом ей удалось выскользнуть из шкафа, и я бросилась за ней. Я гонялась за Морин по всей комнате, нанося удары. А она… Она хваталась руками за стены, оставляя всюду кровавые следы. Потом Морин снова бросилась к шкафу и попыталась закрыться, но я рванула дверь. К этому моменту она была вся в крови. Я схватила ее за волосы, откинула ей голову назад и перерезала горло. Она упала на пол, а я все наносила удары. А потом… Да, я попыталась снять у нее обручальное кольцо. Но у меня ничего не получилось. Тогда я решила отрезать палец вместе с кольцом. Но я… я никак не могла перерубить кость.
   В: Зачем вы пытались снять обручальное кольцо?
   О: Она не имела на него никакого права. Оно не принадлежало ей. Это было… кольцо моей матери. Оно должно было принадлежать матери.
   В: Продолжайте.
   О: Вдруг я услышала позади себя какой-то звук, обернулась и увидела в дверях одну из девочек. Наверное, она услышала крики матери. Она стояла в ночной рубашке голубого цвета – куколка в рубашке и такого же цвета трусиках. А я стояла на коленях, все пытаясь сорвать обручальное кольцо. И тут я вскочила. Девочка повернулась и побежала, а я бросилась за ней. Я не хотела… я не хотела, чтобы она рассказала о том, что увидела. Я настигла ее в дверях детской. Я ударила ее ножом, она упала, а я снова ее ударила, чтобы убить наверняка, потом еще и еще раз. Вторая девочка крепко спала. Трудно поверить, но все эти крики ее не разбудили. Я подошла к кровати и заколола ее прямо через одеяло. Я забыла, сколько ударов нанесла ей. Три или четыре. Пока она не умерла.
   В: Зачем вы убили вторую девочку? Первая вас видела, но вторая…
   О: Она спала в моей кровати.
   В: В вашей кровати?
   О: Да. Поэтому я ее и заколола. Так оно и было. Я ее заколола. Потом… потом я вернулась в гостиную, подняла стул, который Златовласка опрокинула, села и решила, что позвоню брату и попрошу помочь. Но руки у меня были в крови, а я не хотела оставлять кровавые следы на аппарате, потому что он белого цвета. Поэтому я отправилась в спальню – ее спальню – и там в ванной вымыла руки и вытерла зеленым полотенцем. Затем снова вернулась в гостиную. На столе лежал телефонный справочник. Напротив Бухты Пиратов были указаны два номера, один – ресторана, другой – порта. Я набрала номер порта, кто-то ответил и сказал, что разыщет Майкла. Когда Майкл взял трубку, я сказала, что нахожусь одна в доме вместе со Златовлаской и девочками. Я сообщила, что они мертвы и что я их убила. Тогда он велел мне ждать его приезда.
   В: Вы его дождались?