Страница:
Со смертью старого маркиза сэр Майлз перевез семью в Мердрако, покинув Вулфингволд-Эбби. Теперь он мог без помех наслаждаться своей местью. Под влиянием сэра Майлза юный наследник Мердрако превратился в беспутного молодого человека, для которого честь и фамильная гордость почти ничего не значили. Единственная страсть, которая владела тогда Данте, – азарт, игра дни и ночи напролет. Впрочем, юноше и в голову не приходило, что он лишь покорная марионетка в руках отчима.
А леди Элейн, погрузившись в пучину отчаяния, долгие годы молча страдала. Когда она опомнилась и попыталась предостеречь сына, было слишком поздно. Опозоренная и униженная, она уже ничего не ждала от жизни, а сэр Майлз, человек, которого она преданно любила все эти годы, использовал ее в своих целях. Он тешился ею в постели, время от времени выгоняя жену ради очередной любовницы. Сэнд-бурн не стеснялся даже привозить девиц в замок, к вящему стыду леди Элейн и потехе беспутных друзей.
Увы, несчастная женщина долго не догадывалась, что месть мужа направлена не только против нее самой. Отчим сделал все, чтобы настроить единственного сына против матери, и втянул Данте в мир кутежей и самого гнусного разврата. Вскоре возле мальчика не осталось ни единого достойного человека. А поскольку сэр Майлз стал к тому времени его официальным опекуном, то получил полный доступ к фамильному состоянию. Очень скоро молодой маркиз Джейкоби был разорен.
В качестве отчима и официального опекуна юного мота сэр Майлз был настолько благороден, что скупил все земли вокруг замка Мердрако, акр за акром, с условием, что продаст их Данте, когда тот вскоре после своего двадцатилетия унаследует фамильное состояние. Он был так добр, что приобрел и многие фамильные драгоценности рода Лейтонов, – правда, те все-таки уплыли в чужие руки. В глазах общества сэр Майлз Сэндбурн был добрым ангелом молодого маркиза Джейкоби.
Жестокая правда о предательстве сэра Майлза была известна только ему самому да леди Элейн. Сам Данте ничего не подозревал вплоть до своего двадцатилетия. Лишь в этот день он с ужасом обнаружил, что его наследство полностью перешло в руки опекуна. А еще через несколько дней Данте Лейтона обвинили в убийстве… И как только это случилось, его невеста отвернулась от него. Он бросился к матери, и та впервые попыталась открыть ему глаза на сэра Майлза. Но напрасно – Данте и слышать ничего дурного не хотел о.че-ловеке, которого любил и почитал как родного отца. В отчаянии, оттолкнув цеплявшуюся за него мать, Данте ускакал в Лондон.
Печальное известие о трагедии, которая произошла с его матерью, заставило Данте вернуться в Мердрако. К сожалению, он приехал слишком поздно, чтобы успеть проводить леди Элейн в последний путь. Тем большим ударом для него было, когда старая преданная служанка леди Элейн сочла своим долгом поведать ему, что смерть матери вряд ли была случайной. Старуха подозревала, что несчастная женщина сама наложила на себя руки, а не просто сорвалась со скалы, поскользнувшись на узкой тропинке. Безутешная служанка, обожавшая свою добрую и прекрасную хозяйку, рыдала в голос, рассказывая окаменевшему от горя Данте о последних часах его матери. Но она считала, что не размолвка с сыном была причиной отчаяния ее госпожи.
В ночь накануне смерти та была избита сэром Майлзом до полусмерти. Он давно уже не стеснялся поднимать руку на жену, но в последний раз совсем потерял голову. Служанка всхлипнула, вспоминая, как леди Элейн выбежала из замка, ее лицо было изуродовано, и она была в полном отчаянии, и даже смерть могла показаться ей избавлением. Рассказав обо всем, старуха собрала свои пожитки и ушла не попрощавшись.
Ужасное подозрение впервые закралось в душу наивного юноши. Смущенный, он отважился потребовать объяснений у опекуна. И вот горькая правда наконец открылась ему. Вся лютая ненависть, которую сэр Майлз многие годы питал к нему да и ко всем Лейтонам, была выплеснута Данте в лицо и унесла с собой последние крохи самообладания, которые еще оставались у несчастного юноши. Никогда прежде не приходилось ему сталкиваться с такой черной злобой. Кровь его закипела, и он бросился на своего врага.
Данте Лейтон был слишком молод тогда, а сэр Майлз превосходно умел владеть собой. Ему не составило бы труда воспользоваться случаем и убить пасынка, но он предпочел оставить его в живых, чтобы вдоволь насладиться местью. Выбив оружие из рук молодого маркиза Джейкоби, Сэнд-бурн ранил его в руку и с презрительным хохотом пинком вышвырнул из родного дома. Издевательский смех отчима все еще звучал в ушах Данте, когда тот, дрожа от ярости и унижения, скорчился на ступенях крыльца, а за его спиной громко захлопнулись двери замка.
С того печального дня прошли годы. Время и капризы судьбы многое изменили в судьбах людей. Оставив Данте в живых, сэр Майлз подписал себе смертный приговор, ибо за эти годы беспутный маркиз Джейкоби превратился в сурового, неумолимого человека, железной рукой державшего в узде собственные чувства.
Все последние годы Данте потихоньку выкупал фамильные земли, украденные у него сэром Майлзом. Все делалось в глубочайшей тайне. Он использовал подставных лиц, людей, которые никогда в жизни не вызвали бы и тени подозрений у его бывшего опекуна.
Подумав о том, в какую ярость придет сэр Майлз, когда обнаружит, что семейные владения Лейтонов вновь принадлежат Данте, Рея невольно зажмурилась.
– О чем это ты мечтаешь? – с улыбкой поинтересовался муж, устраиваясь возле нее. В руках он держал две тарелки со снедью.
Рея открыла глаза и вздрогнула от неожиданности. Смущенно покраснев, она попыталась неловко стянуть рукой расстегнутый корсаж. А насытившийся Кит мирно дремал у нее на коленях.
– Давай я подержу его, а ты спокойно поешь, – предложил Данте, протягивая руки к своему крохотному сыну. На мгновение он замер, вглядываясь в сонное личико, и его охватило знакомое чувство восторженного изумления. Он все еще не мог привыкнуть к мысли о собственном отцовстве. Словно теплая волна накрыла его с головой.
– Господи, да я никогда в жизни всего этого не съем! – возмутилась Рея, взяв в руки кусок пирога с говядиной и яйцами и беспомощно разглядывая разложенные по тарелкам куски холодного цыпленка, сдобные булочки с маслом, толстые ломти сыра, нежнейший паштет из лосося и воздушный лимонный пудинг.
– Нужно набираться сил, милая. В конце концов, мы же не можем допустить, чтобы следующий маркиз Джейкоби вырос заморышем? – убедительно произнес Данте, отправив в рот огромный кусок пирога, щедро намазанный абрикосовым джемом. – М-м-м! Восхитительно! Подозреваю, что эта новая кухарка, которую ее светлость отпустила с нами, без малейшего стыда ограбила кладовые Камейра, похитив не только рецепты миссис Пичем, но и всю снедь.
– Похоже, ты угадал. Но в таком случае ей лучше и не думать о том, чтобы вернуться в Камейр. Я даже представить себе не могу, на что способен отец, если ему не предложить ничего, кроме мясного рулета, – пробормотала Рея. При одном упоминании о родном замке ей вдруг отчаянно захотелось домой.
– Ты ведь не жалеешь, что я везу тебя к себе? – спросил вдруг Данте, словно прочитав ее мысли.
– Конечно, нет. Я с нетерпением жду, когда увижу Мер-драко, хотя и уверена, что он не идет ни в какое сравнение с моим родным Камейром, – с самым невинным видом сказала Рея.
Данте весело расхохотался.
– Да ты онемеешь от удивления, как только мы подъедем к Мердрако, вот увидишь!
– Надеюсь, что не совсем, ведь надо же мне будет сравнить твой дом со своим, – улыбнулась Рея, удивившись, как изменилось лицо мужа.
– Наш дом, Рея. Запомни это навсегда. Ты теперь тоже принадлежишь семейству Лейтон. Принадлежишь Мердрако так же, как и я, – тихо произнес Данте, и его светло-серые глаза неожиданно потемнели. Рея, вздохнув, поняла, что муж уже забыл о ней. Он мысленно перенесся туда, в родной дом.
Данте Лейтон вернулся домой из дальних странствий, и очень скоро замок Мердрако очнется от сна, услышав в гулких коридорах шаги своего хозяина. У Реи внезапно защемило сердце, когда она подумала, остался ли Мердрако прежним или время не пощадило и его. А может быть, дом стал таким же неузнаваемым, как и его хозяин?
Глава 16
Трактир «Могила епископа» получил свое название в память о злополучном служителе церкви, который когда-то много лет назад замерз, сбившись с пути в снежный буран. Его скрюченное тело обнаружили лишь три дня спустя как раз на тропинке, ведущей к конюшням небольшого постоялого двора. В те далекие времена он носил название «Отдых добрых рыцарей», но никто и не подумал возражать, когда хозяин решил переименовать его в память о трагическом происшествии.
К трактиру вели изрытые узкими колеями деревенские дороги, которые затем сходились возле Мервест-Кросс. Сам он представлял собой довольно непритязательное, скромное двухэтажное строение из серого камня. Ветер и дождь изрядно потрудились над ним в течение несколько столетий, оставив глубокие трещины, которые теперь бархатными пятнами покрывал зеленый мох. Трактир трудно было бы назвать привлекательным, но темной ночью, когда над головой бушует буря, его узкие окошки приветливо сияли из темноты, обещая покой и уют усталому путнику. И благодарный путешественник, спешивший к нему в поисках укромного убежища, с удивлением находил под скромным кровом огромный камин, наполнявший комнату теплом и светом. Обогревшись у огня, странник получал огромную кружку подогретого эля со сливками, которым на всю округу славилась Дора Лескомб.
А Сэм Лескомб, хозяин трактира, усаживал гостя за один из низких дубовых столов, придвинутых поближе к камину, и его приветливая физиономия сияла гостеприимством так же ярко, как начищенные его женой до зеркального блеска массивные подсвечники, а рот раздвигался до ушей, стоило ему только взглянуть на роскошную латунную люстру, выписанную из Бристоля в прошлом году. Это приводившее его в такое восхищение произведение искусства свисало с одной из массивных балок, горевшие в люстре свечи заливали ослепительным светом горшки и сковородки Доры, аккуратно развешенные в уголке, а оловянная посуда на каминной полке сверкала, как чистое серебро.
Что могло быть лучше для усталого путника, чем, обогревшись у камина, утолить свой голод стряпней Доры – горячим гороховым супом, от которого поднимался аппетитный пар, жирными жареными креветками, пирогом с только что выловленной кефалью, нежным тушеным кроликом, окруженным стебельками сельдерея, или рубленым ягненком в винном соусе с фасолью, а на десерт булочками со взбитыми сливками и клубничным вареньем…
Случилось так, что в эту темную апрельскую ночь разразилась ужасная буря. К тому времени как напольные часы в трактире со скрежетом прохрипели полночь, стены старенькой гостиницы сотрясались от ветра, который рвал покосившуюся крышу с ревом, какого не помнили даже старожилы. Но не только буря волновала их в этот час. Той ночью Данте Лейтон вернулся в родовой замок Мердрако.
Ночь была такой, что даже старики бледнели и осеняли себя крестом, вспоминая леденящие кровь предания, особенно те, в которых рассказывали об охоте дьявола. Крестьяне, у которых волосы от ужаса вставали дыбом при зловещих завываниях ветра и огненных сполохах, озарявших небо, готовы были поклясться, что слышали рев трубы самого Князя Тьмы и лай его призрачных псов, когда те во мгле ночи рыскали в дюнах в поисках заблудших душ грешников.
В такую ночь никто не рискнул бы носа высунуть за дверь, ведь предание гласило, что если увидишь призрачную фигуру безголовой собаки, рыщущей в поисках своей жертвы, то не пройдет и года, как смерть костлявой рукой постучится в дверь. Всем было хорошо известно, что это чистая правда: разве не утонули два рыбака всего лишь спустя месяц после того, как им встретился призрак Бледной Леди?! А какая страшная судьба настигла Теда Сэмплса, родного брата Доры Лескомб? Всем, кто отваживался слушать, он рассказывал, как видел на скалах возле Мердрако призрачную фигуру. Вскоре Тед бесследно исчез, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу.
В ту безлунную ночь, когда над трактиром бушевала буря, рачительный хозяин не забыл накрепко запереть двери и ставни, по которым барабанили холодные струи дождя. Дороги размыло, и неразумный путник, решившийся выйти из дома в эту дьявольскую погоду, вряд ли смог бы пробраться дальше от перекрестья дорог у Мервест-Кросс.
В это самое время небольшой караван из повозок и экипажей замешкался было на перепутье, потом медленно двинулся вперед, и в ту минуту, когда небо, казалось, готово было расколоться от оглушительных громовых раскатов, повозки наконец подползли к будто вымершему трактиру. За экипажами во двор въехали несколько тяжело груженных повозок, огромные колеса были до самого верха покрыты грязью. Распахнув ворота перед первой каретой, Данте Лейтон поспешил приоткрыть дверцу. Фонари экипажей потухли давным-давно, и сейчас вокруг царила кромешная тьма.
– Рея, с тобой все в порядке? – встревоженно спросил Данте, вглядываясь в глубину кареты, и был немедленно вознагражден оглушительным воплем сына. Тот, похоже, пребывал не в самом лучшем расположении духа.
– По-моему, здесь довольно сыро, – отозвалась Рея, зубы которой от холода выбивали дробь.
– Угу, я тоже промерз до костей, – присоединился к ней Робин, клацая зубами, как пес.
– Да уж, здесь холоднее, чем той проклятой зимой в Атлантике, когда мы с парнями чуть не отдали Богу душу, кэп, – внес свою лепту и продрогший Конни.
– Где мы? – тревожно спросила Рея, вглядываясь в темноту. Ветер немного стих, но дождь все так же оглушительно барабанил по крыше кареты.
– Мы уже в Мердрако? – то и дело дергал ее Конни, который был немного разочарован. В темноте мальчик не мог толком ничего рассмотреть, а ему до смерти хотелось увидеть своими глазами сторожевые башни замка, о которых так часто рассказывал капитан.
– Нет, в такой кромешной мгле дальше ехать опасно, можно сбиться с дороги. Мы у трактира неподалеку от Мер-вест-Кросс. Здесь на много миль вокруг нет ни одной гостиницы, кроме как в Мерлее или Уэстли-Эббот, туда мы отправимся утром, как только рассветет.
– Вы, как обычно, успеваете подумать обо всем, капитан, – пробурчал незаметно подошедший к ним Алистер Марлоу, совсем позабыв, что они больше не на палубе «Морского дракона». – Все в порядке? – взволнованно спросил он. Последние несколько миль он места себе не находил от беспокойства. – Как леди Рея?
– С нами все хорошо, не беспокойтесь, Алистер. А вот вы, наверное, превратились в сосульки да и промокли до нитки, – озабоченно ответила Рея. В приоткрытую дверцу кареты потекли потоки ледяного дождя.
– Оставайтесь все на местах, я попытаюсь разбудить хозяина. Думаю, в такую Богом проклятую ночь он не ожидал гостей, – сказал Данте, протягивая руки, чтобы забрать у нее Кита. Подхватив ребенка одной рукой, он обвил другой талию жены и осторожно помог ей выйти из кареты. – Здесь, должно быть, достаточно конюхов, которые смогут позаботиться о наших лошадях. Их-то и надо отыскать, пока мы окончательно не промокли.
– Угу, капитан, – кивнул Алистер.
Данте укутал теплым плащом жену и сына и торопливо увлек их к двери, собираясь колотить в нее до тех пор, пока не поднимет на ноги хозяев. Но вдруг дверь гостеприимно распахнулась и на пороге мелькнул огонек свечи.
– Вот уж не думал не гадал, что хоть одна живая душа выберется из дому в такую погоду, а тут слышу, как во дворе заскрипели колеса! Дора не поверила, сказала, мол, это у тебя в ушах шумит, но я-то не сомневался, что Бог послал нам гостей! – приветствовал их с порога скрипучий голос. Широко распахнув массивную дверь, Сэм Лескомб провел усталых путешественников в дом, подумав, что разразившаяся буря сослужила ему хорошую службу. Похоже, у его постояльцев водятся денежки, и немалые! Он глазам своим не поверил, увидев, что пустовавшие конюшни заполнены экипажами и тяжело груженными повозками. Лишь много позже он пожалел, что не послушался жену и не запер накрепко дверь перед нежданными гостями и всем, что повлек за собой их приезд и что, по его мнению, было не чем иным, как происками врага рода человеческого.
Но в эту минуту старый Сэм Лескомб был искренне рад возможности немного подзаработать и, сияя от привалившей удачи, ввел уставших путников в темную гостиную. Не тратя времени на разговоры, он живо развел огонь в камине и бросился наверх, чтобы разбудить жену. Должно быть, путешественники умирают с голоду, подумал он, да и о комнатах надо бы позаботиться. Вряд ли знатные гости тронутся в путь в такую ночь, решил трактирщик, и довольная ухмылка сморщила лицо старика, когда прогремел еще один оглушительный раскат грома.
– Прошу простить меня, я должен разбудить жену, а она уж позаботится, чтобы накормить вас досыта. А я мигом принесу эля или вина, а может, сидра – все, что прикажут достойные господа, – услужливо предложил Сэм Лескомб, заметив двух мокрых до нитки юных путешественников, которые в эту минуту ввалились в комнату, лязгая от холода зубами. Несмотря на то что их костюмы были сплошь забрызганы грязью, от внимательного взгляда трактирщика не ускользнула ни богатая ткань, ни изящный покрой.
Небольшая сгорбленная фигура проскользнула мимо Сэма. Бросив на нее беглый взгляд, тот продолжал суетиться возле прибывших. Вдруг какая-то мысль пришла ему в голову. Сэм оглянулся, пытаясь хорошенько разглядеть этого человека, но тот словно сквозь землю провалился. Что-то показалось хозяину гостиницы мучительно знакомым в приземистой фигурке, но, отчаявшись вспомнить, Сэм выкинул эти мысли из головы.
Вскоре и Дора Лескомб, протирая на ходу сонные глаза, спустилась вниз. Ее седые волосы выбивались прядями из-под наспех надетого чепца, а неловкие старческие пальцы торопливо стягивали завязки под подбородком. Кое-как надетые чулки готовы были в любую минуту сползти вниз.
Вскоре, однако, чашка обжигающе горячего кофе с бренди привела ее в чувство. Хозяйка велела двум заспанным служанкам развести огонь в комнатах, и скоро огромный котел висел над огнем, а от него клубами валил пар. Налив кипятку в чайник, куда она щедрой рукой насыпала пригоршню ароматного чая, Дора отставила его в сторонку и уставила поднос чашечками и молочниками из своего лучшего сервиза. Сэм уже успел шепнуть ей, что среди путешественников есть красивая и, похоже, знатная леди, и Дора решила не ударить лицом в грязь.
Подхватив поднос, Дора засеменила в гостиную. Ей показалось, что Сэм уже успел позаботиться о джентльменах, проводив их в комнаты.
– Добрый вечер, миледи, – приветливо улыбнулась Дора, войдя в гостиную. Сэм успел предупредить жену, что на дверцах экипажа имеется герб. – Я решила, что чашечка горячего чая вам не повредит, ведь в такую ужасную погоду вы, должно быть, промерзли до костей в своей нарядной карете.
Дора заботливо поставила поднос возле стола, где, свернувшись калачиком у камина, уютно устроилась приехавшая гостья.
– Ох какая же вы красавица! – невольно вырвалось у хозяйки, когда Рея устало откинула капюшон плаща. В ярком свете камина ее волосы засверкали, словно чистое золото, а тепло заставило слегка порозоветь нежные щеки. – О Господи, да я не видела таких роскошных волос ни у кого в наших краях с тех самых пор, как леди Элейп… Да, впрочем, вы ее не знали, и пусть ее несчастная душа в конце-то концов упокоится с миром, а как этому быть, пока люди то и дело видят на скалах призрак несчастной леди?! – протарахтела Дора. Заметив, что Рея уставилась на нее, широко раскрыв от удивления глаза, старушка постаралась поправиться: – Прошу простить, миледи, наверное, я все никак не проснусь. Стара стала.
– Спасибо за чай. Вы очень добры, и пахнет он замечательно, – ласково сказала Рея. – А из кухни доносятся такие ароматы, что у меня просто слюнки текут. Когда-то муж уверял меня, что нет ничего вкуснее булочек, которые пекут в его родном Девоншире.
– Уж это святая правда, миледи, – закивала польщенная Дора, подумав, до чего же славная эта леди. – Так, стало быть, муженек ваш родом из Девоншира? – спросила она, сгорая от любопытства при мысли, что знатный путешественник родом из этих мест.
– Да, он здесь родился, но не был в родном доме вот уж скоро пятнадцать лет, – спокойно ответила Рея, гадая про себя, удивится ли старая женщина, узнав, что за гость остановился этой ночью в ее доме.
– Да что вы?! Прошу прощения за любопытство, – поинтересовалась Дора как бы между прочим, – но как зовут вашего достойного супруга?
Рея заколебалась.
– Я не совсем уверена, что вам знакомо его имя.
– Да что вы, миледи?! Ведь я почитай уж пятьдесят лет живу в этих местах! Да и знаю здесь всех и каждого на сотню миль кругом, – уверила ее старуха.
– Его имя… – начала Рея, но пронзительный вопль, который издал в эту минуту пробудившийся Кит, прервал ее и отвлек внимание любопытной старушки. – Тихо, тихо, Кит. Мама здесь, – ласково проговорила Рея, качнув деревянную колыбельку, которую заботливый Данте уже успел извлечь из кареты.
– Ах, что за славный у вас малыш! – с широкой улыбкой воскликнула Дора. – Поди, ваш сынок, миледи?
– Да, – ответила Рея. Ее внимание было поглощено заворковавшим ребенком, слезы которого высохли как по волшебству, как только он увидел мать.
– Кто бы мог подумать, вы ведь еще такая молоденькая и невинная! – пробормотала Дора, которая опять замешкалась у дверей. – И какой здоровенький на вид! Наверное, весь в папашу. До чего прелестные кудряшки, и как вьются!
– Вы правы. Кит очень похож на отца, и Данте страшно горд этим, – чуть слышно отозвалась Рея, осыпая поцелуями крохотный носик сына.
Убедившись, что малыш уснул, она с усталым вздохом откинулась на спинку и благодарно приняла чашку горячего чая из рук словоохотливой хозяйки.
В эту минуту в комнату вбежали двое мальчиков, и Дора Лескомб с неодобрением воззрилась на их насквозь мокрые плащи. Сбросив верхнюю одежду, оба аккуратно развесили ее у дверей и ринулись к камину, на ходу потирая покрасневшие руки.
– Кэп велел передать это вам, сказал, что это для колыбельки лорда Кита, – буркнул Конни Бреди, бережно укутывая собольей накидкой мирно спящего малыша. Впрочем, склонившись над кроваткой, он с удивлением заметил, что ребенок не спит, а таращит на него широко раскрытые глазенки.
– Он придет? – с беспокойством спросила Рея, переводя взгляд с Конни на хозяйку, которая застряла в дверях, с жадным любопытством прислушиваясь к их разговору.
– И минуты не пройдет, миледи. Он сказал, что собирается только посмотреть, как там лошади, – сообщил Конни. Взгляд его с удовольствием остановился на подносе с чайником, над которым поднимался ароматный пар.
– Идите же к огню, Конни, Робин, – поторопила их Рея, протягивая каждому из мальчиков по чашке чаю, щедро добавив в него сахар и сливки.
– Спасибо, миледи, – пробормотал Конни. Он устроился возле камина, обхватив горячую чашку озябшими пальцами.
Робин с не меньшей благодарностью принял чай, но при этом не упустил возможности посетовать, что, кроме чая, на подносе ничего не было, а его желудок, сообщил он, пуст и то и дело напоминает о себе бурчанием.
– Не волнуйтесь, молодой человек, я уже сунула в печь булочки. Вы и глазом моргнуть не успеете, а они уж будут готовы! – сказала Дора темноволосому пареньку. Слишком часто ей приходилось видеть это тоскливое выражение на лицах собственных внуков, чтобы сейчас она могла ошибиться: мальчишки просто умирали с голоду. – Ну, пойду-ка я лучше на кухню, а то как бы у моих дурех суп не выкипел, – проворчала она.
– Пожалуйста, проследите, чтобы моим горничным и Норе с Бетси непременно подали чай, – распорядилась Рея, заметив, что обе девушки вошли в комнату и неловко жмутся у дверей. – Ну, что же вы? Идите поближе к огню и согрейтесь как следует. Вы же обе дрожите, – заботливо настаивала Рея. Их старик дворецкий Мейсон никогда не простит, если она допустит, чтобы его внучка простудилась. И впервые Рея почувствовала, какая это ответственность – иметь собственную прислугу.
– Мы просто приглядывали, как разгружают повозки, смотрели, чтобы все сундуки внесли в дом и разместили по комнатам, – объяснила Нора, страстно мечтая в эту минуту оказаться в собственной узкой постели, в той самой, где она спала всю свою жизнь, свернувшись калачиком под теплым одеялом в замке Камейр. А этот суровый, неприветливый край совсем ей не нравился.
– Ну вот, миледи, я налила еще две чашки чаю, – проворчала Дора. Старушка уже было направилась к дверям, чтобы взглянуть, как идут дела на кухне, когда почти у входа столкнулась с высоким, закутанным в плащ мужчиной. Он скинул шляпу с обвисшими полями, опустил высокий воротник плаща, и в ту же минуту у женщины вырвался испуганный крик. Слишком хорошо помнила Дора Лескомб эти светлые, как расплавленное серебро, глаза. Страх ее ничуть не уменьшился, когда вслед за высоким мужчиной в комнату вошел крохотный кривоногий человечек, держа на руках кота – огромное животное, чьи прищуренные светло-зеленые глаза немедленно уставились на оробевшую хозяйку. Лицо высокого мужчины было также хорошо знакомо Доре Лескомб. Были времена, когда все ее девичьи мечты были связаны с этим человеком. О седине Дора тогда и не думала, ведь в те годы сама она была пухленькой девушкой с розовыми щечками.
А леди Элейн, погрузившись в пучину отчаяния, долгие годы молча страдала. Когда она опомнилась и попыталась предостеречь сына, было слишком поздно. Опозоренная и униженная, она уже ничего не ждала от жизни, а сэр Майлз, человек, которого она преданно любила все эти годы, использовал ее в своих целях. Он тешился ею в постели, время от времени выгоняя жену ради очередной любовницы. Сэнд-бурн не стеснялся даже привозить девиц в замок, к вящему стыду леди Элейн и потехе беспутных друзей.
Увы, несчастная женщина долго не догадывалась, что месть мужа направлена не только против нее самой. Отчим сделал все, чтобы настроить единственного сына против матери, и втянул Данте в мир кутежей и самого гнусного разврата. Вскоре возле мальчика не осталось ни единого достойного человека. А поскольку сэр Майлз стал к тому времени его официальным опекуном, то получил полный доступ к фамильному состоянию. Очень скоро молодой маркиз Джейкоби был разорен.
В качестве отчима и официального опекуна юного мота сэр Майлз был настолько благороден, что скупил все земли вокруг замка Мердрако, акр за акром, с условием, что продаст их Данте, когда тот вскоре после своего двадцатилетия унаследует фамильное состояние. Он был так добр, что приобрел и многие фамильные драгоценности рода Лейтонов, – правда, те все-таки уплыли в чужие руки. В глазах общества сэр Майлз Сэндбурн был добрым ангелом молодого маркиза Джейкоби.
Жестокая правда о предательстве сэра Майлза была известна только ему самому да леди Элейн. Сам Данте ничего не подозревал вплоть до своего двадцатилетия. Лишь в этот день он с ужасом обнаружил, что его наследство полностью перешло в руки опекуна. А еще через несколько дней Данте Лейтона обвинили в убийстве… И как только это случилось, его невеста отвернулась от него. Он бросился к матери, и та впервые попыталась открыть ему глаза на сэра Майлза. Но напрасно – Данте и слышать ничего дурного не хотел о.че-ловеке, которого любил и почитал как родного отца. В отчаянии, оттолкнув цеплявшуюся за него мать, Данте ускакал в Лондон.
Печальное известие о трагедии, которая произошла с его матерью, заставило Данте вернуться в Мердрако. К сожалению, он приехал слишком поздно, чтобы успеть проводить леди Элейн в последний путь. Тем большим ударом для него было, когда старая преданная служанка леди Элейн сочла своим долгом поведать ему, что смерть матери вряд ли была случайной. Старуха подозревала, что несчастная женщина сама наложила на себя руки, а не просто сорвалась со скалы, поскользнувшись на узкой тропинке. Безутешная служанка, обожавшая свою добрую и прекрасную хозяйку, рыдала в голос, рассказывая окаменевшему от горя Данте о последних часах его матери. Но она считала, что не размолвка с сыном была причиной отчаяния ее госпожи.
В ночь накануне смерти та была избита сэром Майлзом до полусмерти. Он давно уже не стеснялся поднимать руку на жену, но в последний раз совсем потерял голову. Служанка всхлипнула, вспоминая, как леди Элейн выбежала из замка, ее лицо было изуродовано, и она была в полном отчаянии, и даже смерть могла показаться ей избавлением. Рассказав обо всем, старуха собрала свои пожитки и ушла не попрощавшись.
Ужасное подозрение впервые закралось в душу наивного юноши. Смущенный, он отважился потребовать объяснений у опекуна. И вот горькая правда наконец открылась ему. Вся лютая ненависть, которую сэр Майлз многие годы питал к нему да и ко всем Лейтонам, была выплеснута Данте в лицо и унесла с собой последние крохи самообладания, которые еще оставались у несчастного юноши. Никогда прежде не приходилось ему сталкиваться с такой черной злобой. Кровь его закипела, и он бросился на своего врага.
Данте Лейтон был слишком молод тогда, а сэр Майлз превосходно умел владеть собой. Ему не составило бы труда воспользоваться случаем и убить пасынка, но он предпочел оставить его в живых, чтобы вдоволь насладиться местью. Выбив оружие из рук молодого маркиза Джейкоби, Сэнд-бурн ранил его в руку и с презрительным хохотом пинком вышвырнул из родного дома. Издевательский смех отчима все еще звучал в ушах Данте, когда тот, дрожа от ярости и унижения, скорчился на ступенях крыльца, а за его спиной громко захлопнулись двери замка.
С того печального дня прошли годы. Время и капризы судьбы многое изменили в судьбах людей. Оставив Данте в живых, сэр Майлз подписал себе смертный приговор, ибо за эти годы беспутный маркиз Джейкоби превратился в сурового, неумолимого человека, железной рукой державшего в узде собственные чувства.
Все последние годы Данте потихоньку выкупал фамильные земли, украденные у него сэром Майлзом. Все делалось в глубочайшей тайне. Он использовал подставных лиц, людей, которые никогда в жизни не вызвали бы и тени подозрений у его бывшего опекуна.
Подумав о том, в какую ярость придет сэр Майлз, когда обнаружит, что семейные владения Лейтонов вновь принадлежат Данте, Рея невольно зажмурилась.
– О чем это ты мечтаешь? – с улыбкой поинтересовался муж, устраиваясь возле нее. В руках он держал две тарелки со снедью.
Рея открыла глаза и вздрогнула от неожиданности. Смущенно покраснев, она попыталась неловко стянуть рукой расстегнутый корсаж. А насытившийся Кит мирно дремал у нее на коленях.
– Давай я подержу его, а ты спокойно поешь, – предложил Данте, протягивая руки к своему крохотному сыну. На мгновение он замер, вглядываясь в сонное личико, и его охватило знакомое чувство восторженного изумления. Он все еще не мог привыкнуть к мысли о собственном отцовстве. Словно теплая волна накрыла его с головой.
– Господи, да я никогда в жизни всего этого не съем! – возмутилась Рея, взяв в руки кусок пирога с говядиной и яйцами и беспомощно разглядывая разложенные по тарелкам куски холодного цыпленка, сдобные булочки с маслом, толстые ломти сыра, нежнейший паштет из лосося и воздушный лимонный пудинг.
– Нужно набираться сил, милая. В конце концов, мы же не можем допустить, чтобы следующий маркиз Джейкоби вырос заморышем? – убедительно произнес Данте, отправив в рот огромный кусок пирога, щедро намазанный абрикосовым джемом. – М-м-м! Восхитительно! Подозреваю, что эта новая кухарка, которую ее светлость отпустила с нами, без малейшего стыда ограбила кладовые Камейра, похитив не только рецепты миссис Пичем, но и всю снедь.
– Похоже, ты угадал. Но в таком случае ей лучше и не думать о том, чтобы вернуться в Камейр. Я даже представить себе не могу, на что способен отец, если ему не предложить ничего, кроме мясного рулета, – пробормотала Рея. При одном упоминании о родном замке ей вдруг отчаянно захотелось домой.
– Ты ведь не жалеешь, что я везу тебя к себе? – спросил вдруг Данте, словно прочитав ее мысли.
– Конечно, нет. Я с нетерпением жду, когда увижу Мер-драко, хотя и уверена, что он не идет ни в какое сравнение с моим родным Камейром, – с самым невинным видом сказала Рея.
Данте весело расхохотался.
– Да ты онемеешь от удивления, как только мы подъедем к Мердрако, вот увидишь!
– Надеюсь, что не совсем, ведь надо же мне будет сравнить твой дом со своим, – улыбнулась Рея, удивившись, как изменилось лицо мужа.
– Наш дом, Рея. Запомни это навсегда. Ты теперь тоже принадлежишь семейству Лейтон. Принадлежишь Мердрако так же, как и я, – тихо произнес Данте, и его светло-серые глаза неожиданно потемнели. Рея, вздохнув, поняла, что муж уже забыл о ней. Он мысленно перенесся туда, в родной дом.
Данте Лейтон вернулся домой из дальних странствий, и очень скоро замок Мердрако очнется от сна, услышав в гулких коридорах шаги своего хозяина. У Реи внезапно защемило сердце, когда она подумала, остался ли Мердрако прежним или время не пощадило и его. А может быть, дом стал таким же неузнаваемым, как и его хозяин?
Глава 16
Ночь многое скрывает от нас.
Данте
Трактир «Могила епископа» получил свое название в память о злополучном служителе церкви, который когда-то много лет назад замерз, сбившись с пути в снежный буран. Его скрюченное тело обнаружили лишь три дня спустя как раз на тропинке, ведущей к конюшням небольшого постоялого двора. В те далекие времена он носил название «Отдых добрых рыцарей», но никто и не подумал возражать, когда хозяин решил переименовать его в память о трагическом происшествии.
К трактиру вели изрытые узкими колеями деревенские дороги, которые затем сходились возле Мервест-Кросс. Сам он представлял собой довольно непритязательное, скромное двухэтажное строение из серого камня. Ветер и дождь изрядно потрудились над ним в течение несколько столетий, оставив глубокие трещины, которые теперь бархатными пятнами покрывал зеленый мох. Трактир трудно было бы назвать привлекательным, но темной ночью, когда над головой бушует буря, его узкие окошки приветливо сияли из темноты, обещая покой и уют усталому путнику. И благодарный путешественник, спешивший к нему в поисках укромного убежища, с удивлением находил под скромным кровом огромный камин, наполнявший комнату теплом и светом. Обогревшись у огня, странник получал огромную кружку подогретого эля со сливками, которым на всю округу славилась Дора Лескомб.
А Сэм Лескомб, хозяин трактира, усаживал гостя за один из низких дубовых столов, придвинутых поближе к камину, и его приветливая физиономия сияла гостеприимством так же ярко, как начищенные его женой до зеркального блеска массивные подсвечники, а рот раздвигался до ушей, стоило ему только взглянуть на роскошную латунную люстру, выписанную из Бристоля в прошлом году. Это приводившее его в такое восхищение произведение искусства свисало с одной из массивных балок, горевшие в люстре свечи заливали ослепительным светом горшки и сковородки Доры, аккуратно развешенные в уголке, а оловянная посуда на каминной полке сверкала, как чистое серебро.
Что могло быть лучше для усталого путника, чем, обогревшись у камина, утолить свой голод стряпней Доры – горячим гороховым супом, от которого поднимался аппетитный пар, жирными жареными креветками, пирогом с только что выловленной кефалью, нежным тушеным кроликом, окруженным стебельками сельдерея, или рубленым ягненком в винном соусе с фасолью, а на десерт булочками со взбитыми сливками и клубничным вареньем…
Случилось так, что в эту темную апрельскую ночь разразилась ужасная буря. К тому времени как напольные часы в трактире со скрежетом прохрипели полночь, стены старенькой гостиницы сотрясались от ветра, который рвал покосившуюся крышу с ревом, какого не помнили даже старожилы. Но не только буря волновала их в этот час. Той ночью Данте Лейтон вернулся в родовой замок Мердрако.
Ночь была такой, что даже старики бледнели и осеняли себя крестом, вспоминая леденящие кровь предания, особенно те, в которых рассказывали об охоте дьявола. Крестьяне, у которых волосы от ужаса вставали дыбом при зловещих завываниях ветра и огненных сполохах, озарявших небо, готовы были поклясться, что слышали рев трубы самого Князя Тьмы и лай его призрачных псов, когда те во мгле ночи рыскали в дюнах в поисках заблудших душ грешников.
В такую ночь никто не рискнул бы носа высунуть за дверь, ведь предание гласило, что если увидишь призрачную фигуру безголовой собаки, рыщущей в поисках своей жертвы, то не пройдет и года, как смерть костлявой рукой постучится в дверь. Всем было хорошо известно, что это чистая правда: разве не утонули два рыбака всего лишь спустя месяц после того, как им встретился призрак Бледной Леди?! А какая страшная судьба настигла Теда Сэмплса, родного брата Доры Лескомб? Всем, кто отваживался слушать, он рассказывал, как видел на скалах возле Мердрако призрачную фигуру. Вскоре Тед бесследно исчез, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу.
В ту безлунную ночь, когда над трактиром бушевала буря, рачительный хозяин не забыл накрепко запереть двери и ставни, по которым барабанили холодные струи дождя. Дороги размыло, и неразумный путник, решившийся выйти из дома в эту дьявольскую погоду, вряд ли смог бы пробраться дальше от перекрестья дорог у Мервест-Кросс.
В это самое время небольшой караван из повозок и экипажей замешкался было на перепутье, потом медленно двинулся вперед, и в ту минуту, когда небо, казалось, готово было расколоться от оглушительных громовых раскатов, повозки наконец подползли к будто вымершему трактиру. За экипажами во двор въехали несколько тяжело груженных повозок, огромные колеса были до самого верха покрыты грязью. Распахнув ворота перед первой каретой, Данте Лейтон поспешил приоткрыть дверцу. Фонари экипажей потухли давным-давно, и сейчас вокруг царила кромешная тьма.
– Рея, с тобой все в порядке? – встревоженно спросил Данте, вглядываясь в глубину кареты, и был немедленно вознагражден оглушительным воплем сына. Тот, похоже, пребывал не в самом лучшем расположении духа.
– По-моему, здесь довольно сыро, – отозвалась Рея, зубы которой от холода выбивали дробь.
– Угу, я тоже промерз до костей, – присоединился к ней Робин, клацая зубами, как пес.
– Да уж, здесь холоднее, чем той проклятой зимой в Атлантике, когда мы с парнями чуть не отдали Богу душу, кэп, – внес свою лепту и продрогший Конни.
– Где мы? – тревожно спросила Рея, вглядываясь в темноту. Ветер немного стих, но дождь все так же оглушительно барабанил по крыше кареты.
– Мы уже в Мердрако? – то и дело дергал ее Конни, который был немного разочарован. В темноте мальчик не мог толком ничего рассмотреть, а ему до смерти хотелось увидеть своими глазами сторожевые башни замка, о которых так часто рассказывал капитан.
– Нет, в такой кромешной мгле дальше ехать опасно, можно сбиться с дороги. Мы у трактира неподалеку от Мер-вест-Кросс. Здесь на много миль вокруг нет ни одной гостиницы, кроме как в Мерлее или Уэстли-Эббот, туда мы отправимся утром, как только рассветет.
– Вы, как обычно, успеваете подумать обо всем, капитан, – пробурчал незаметно подошедший к ним Алистер Марлоу, совсем позабыв, что они больше не на палубе «Морского дракона». – Все в порядке? – взволнованно спросил он. Последние несколько миль он места себе не находил от беспокойства. – Как леди Рея?
– С нами все хорошо, не беспокойтесь, Алистер. А вот вы, наверное, превратились в сосульки да и промокли до нитки, – озабоченно ответила Рея. В приоткрытую дверцу кареты потекли потоки ледяного дождя.
– Оставайтесь все на местах, я попытаюсь разбудить хозяина. Думаю, в такую Богом проклятую ночь он не ожидал гостей, – сказал Данте, протягивая руки, чтобы забрать у нее Кита. Подхватив ребенка одной рукой, он обвил другой талию жены и осторожно помог ей выйти из кареты. – Здесь, должно быть, достаточно конюхов, которые смогут позаботиться о наших лошадях. Их-то и надо отыскать, пока мы окончательно не промокли.
– Угу, капитан, – кивнул Алистер.
Данте укутал теплым плащом жену и сына и торопливо увлек их к двери, собираясь колотить в нее до тех пор, пока не поднимет на ноги хозяев. Но вдруг дверь гостеприимно распахнулась и на пороге мелькнул огонек свечи.
– Вот уж не думал не гадал, что хоть одна живая душа выберется из дому в такую погоду, а тут слышу, как во дворе заскрипели колеса! Дора не поверила, сказала, мол, это у тебя в ушах шумит, но я-то не сомневался, что Бог послал нам гостей! – приветствовал их с порога скрипучий голос. Широко распахнув массивную дверь, Сэм Лескомб провел усталых путешественников в дом, подумав, что разразившаяся буря сослужила ему хорошую службу. Похоже, у его постояльцев водятся денежки, и немалые! Он глазам своим не поверил, увидев, что пустовавшие конюшни заполнены экипажами и тяжело груженными повозками. Лишь много позже он пожалел, что не послушался жену и не запер накрепко дверь перед нежданными гостями и всем, что повлек за собой их приезд и что, по его мнению, было не чем иным, как происками врага рода человеческого.
Но в эту минуту старый Сэм Лескомб был искренне рад возможности немного подзаработать и, сияя от привалившей удачи, ввел уставших путников в темную гостиную. Не тратя времени на разговоры, он живо развел огонь в камине и бросился наверх, чтобы разбудить жену. Должно быть, путешественники умирают с голоду, подумал он, да и о комнатах надо бы позаботиться. Вряд ли знатные гости тронутся в путь в такую ночь, решил трактирщик, и довольная ухмылка сморщила лицо старика, когда прогремел еще один оглушительный раскат грома.
– Прошу простить меня, я должен разбудить жену, а она уж позаботится, чтобы накормить вас досыта. А я мигом принесу эля или вина, а может, сидра – все, что прикажут достойные господа, – услужливо предложил Сэм Лескомб, заметив двух мокрых до нитки юных путешественников, которые в эту минуту ввалились в комнату, лязгая от холода зубами. Несмотря на то что их костюмы были сплошь забрызганы грязью, от внимательного взгляда трактирщика не ускользнула ни богатая ткань, ни изящный покрой.
Небольшая сгорбленная фигура проскользнула мимо Сэма. Бросив на нее беглый взгляд, тот продолжал суетиться возле прибывших. Вдруг какая-то мысль пришла ему в голову. Сэм оглянулся, пытаясь хорошенько разглядеть этого человека, но тот словно сквозь землю провалился. Что-то показалось хозяину гостиницы мучительно знакомым в приземистой фигурке, но, отчаявшись вспомнить, Сэм выкинул эти мысли из головы.
Вскоре и Дора Лескомб, протирая на ходу сонные глаза, спустилась вниз. Ее седые волосы выбивались прядями из-под наспех надетого чепца, а неловкие старческие пальцы торопливо стягивали завязки под подбородком. Кое-как надетые чулки готовы были в любую минуту сползти вниз.
Вскоре, однако, чашка обжигающе горячего кофе с бренди привела ее в чувство. Хозяйка велела двум заспанным служанкам развести огонь в комнатах, и скоро огромный котел висел над огнем, а от него клубами валил пар. Налив кипятку в чайник, куда она щедрой рукой насыпала пригоршню ароматного чая, Дора отставила его в сторонку и уставила поднос чашечками и молочниками из своего лучшего сервиза. Сэм уже успел шепнуть ей, что среди путешественников есть красивая и, похоже, знатная леди, и Дора решила не ударить лицом в грязь.
Подхватив поднос, Дора засеменила в гостиную. Ей показалось, что Сэм уже успел позаботиться о джентльменах, проводив их в комнаты.
– Добрый вечер, миледи, – приветливо улыбнулась Дора, войдя в гостиную. Сэм успел предупредить жену, что на дверцах экипажа имеется герб. – Я решила, что чашечка горячего чая вам не повредит, ведь в такую ужасную погоду вы, должно быть, промерзли до костей в своей нарядной карете.
Дора заботливо поставила поднос возле стола, где, свернувшись калачиком у камина, уютно устроилась приехавшая гостья.
– Ох какая же вы красавица! – невольно вырвалось у хозяйки, когда Рея устало откинула капюшон плаща. В ярком свете камина ее волосы засверкали, словно чистое золото, а тепло заставило слегка порозоветь нежные щеки. – О Господи, да я не видела таких роскошных волос ни у кого в наших краях с тех самых пор, как леди Элейп… Да, впрочем, вы ее не знали, и пусть ее несчастная душа в конце-то концов упокоится с миром, а как этому быть, пока люди то и дело видят на скалах призрак несчастной леди?! – протарахтела Дора. Заметив, что Рея уставилась на нее, широко раскрыв от удивления глаза, старушка постаралась поправиться: – Прошу простить, миледи, наверное, я все никак не проснусь. Стара стала.
– Спасибо за чай. Вы очень добры, и пахнет он замечательно, – ласково сказала Рея. – А из кухни доносятся такие ароматы, что у меня просто слюнки текут. Когда-то муж уверял меня, что нет ничего вкуснее булочек, которые пекут в его родном Девоншире.
– Уж это святая правда, миледи, – закивала польщенная Дора, подумав, до чего же славная эта леди. – Так, стало быть, муженек ваш родом из Девоншира? – спросила она, сгорая от любопытства при мысли, что знатный путешественник родом из этих мест.
– Да, он здесь родился, но не был в родном доме вот уж скоро пятнадцать лет, – спокойно ответила Рея, гадая про себя, удивится ли старая женщина, узнав, что за гость остановился этой ночью в ее доме.
– Да что вы?! Прошу прощения за любопытство, – поинтересовалась Дора как бы между прочим, – но как зовут вашего достойного супруга?
Рея заколебалась.
– Я не совсем уверена, что вам знакомо его имя.
– Да что вы, миледи?! Ведь я почитай уж пятьдесят лет живу в этих местах! Да и знаю здесь всех и каждого на сотню миль кругом, – уверила ее старуха.
– Его имя… – начала Рея, но пронзительный вопль, который издал в эту минуту пробудившийся Кит, прервал ее и отвлек внимание любопытной старушки. – Тихо, тихо, Кит. Мама здесь, – ласково проговорила Рея, качнув деревянную колыбельку, которую заботливый Данте уже успел извлечь из кареты.
– Ах, что за славный у вас малыш! – с широкой улыбкой воскликнула Дора. – Поди, ваш сынок, миледи?
– Да, – ответила Рея. Ее внимание было поглощено заворковавшим ребенком, слезы которого высохли как по волшебству, как только он увидел мать.
– Кто бы мог подумать, вы ведь еще такая молоденькая и невинная! – пробормотала Дора, которая опять замешкалась у дверей. – И какой здоровенький на вид! Наверное, весь в папашу. До чего прелестные кудряшки, и как вьются!
– Вы правы. Кит очень похож на отца, и Данте страшно горд этим, – чуть слышно отозвалась Рея, осыпая поцелуями крохотный носик сына.
Убедившись, что малыш уснул, она с усталым вздохом откинулась на спинку и благодарно приняла чашку горячего чая из рук словоохотливой хозяйки.
В эту минуту в комнату вбежали двое мальчиков, и Дора Лескомб с неодобрением воззрилась на их насквозь мокрые плащи. Сбросив верхнюю одежду, оба аккуратно развесили ее у дверей и ринулись к камину, на ходу потирая покрасневшие руки.
– Кэп велел передать это вам, сказал, что это для колыбельки лорда Кита, – буркнул Конни Бреди, бережно укутывая собольей накидкой мирно спящего малыша. Впрочем, склонившись над кроваткой, он с удивлением заметил, что ребенок не спит, а таращит на него широко раскрытые глазенки.
– Он придет? – с беспокойством спросила Рея, переводя взгляд с Конни на хозяйку, которая застряла в дверях, с жадным любопытством прислушиваясь к их разговору.
– И минуты не пройдет, миледи. Он сказал, что собирается только посмотреть, как там лошади, – сообщил Конни. Взгляд его с удовольствием остановился на подносе с чайником, над которым поднимался ароматный пар.
– Идите же к огню, Конни, Робин, – поторопила их Рея, протягивая каждому из мальчиков по чашке чаю, щедро добавив в него сахар и сливки.
– Спасибо, миледи, – пробормотал Конни. Он устроился возле камина, обхватив горячую чашку озябшими пальцами.
Робин с не меньшей благодарностью принял чай, но при этом не упустил возможности посетовать, что, кроме чая, на подносе ничего не было, а его желудок, сообщил он, пуст и то и дело напоминает о себе бурчанием.
– Не волнуйтесь, молодой человек, я уже сунула в печь булочки. Вы и глазом моргнуть не успеете, а они уж будут готовы! – сказала Дора темноволосому пареньку. Слишком часто ей приходилось видеть это тоскливое выражение на лицах собственных внуков, чтобы сейчас она могла ошибиться: мальчишки просто умирали с голоду. – Ну, пойду-ка я лучше на кухню, а то как бы у моих дурех суп не выкипел, – проворчала она.
– Пожалуйста, проследите, чтобы моим горничным и Норе с Бетси непременно подали чай, – распорядилась Рея, заметив, что обе девушки вошли в комнату и неловко жмутся у дверей. – Ну, что же вы? Идите поближе к огню и согрейтесь как следует. Вы же обе дрожите, – заботливо настаивала Рея. Их старик дворецкий Мейсон никогда не простит, если она допустит, чтобы его внучка простудилась. И впервые Рея почувствовала, какая это ответственность – иметь собственную прислугу.
– Мы просто приглядывали, как разгружают повозки, смотрели, чтобы все сундуки внесли в дом и разместили по комнатам, – объяснила Нора, страстно мечтая в эту минуту оказаться в собственной узкой постели, в той самой, где она спала всю свою жизнь, свернувшись калачиком под теплым одеялом в замке Камейр. А этот суровый, неприветливый край совсем ей не нравился.
– Ну вот, миледи, я налила еще две чашки чаю, – проворчала Дора. Старушка уже было направилась к дверям, чтобы взглянуть, как идут дела на кухне, когда почти у входа столкнулась с высоким, закутанным в плащ мужчиной. Он скинул шляпу с обвисшими полями, опустил высокий воротник плаща, и в ту же минуту у женщины вырвался испуганный крик. Слишком хорошо помнила Дора Лескомб эти светлые, как расплавленное серебро, глаза. Страх ее ничуть не уменьшился, когда вслед за высоким мужчиной в комнату вошел крохотный кривоногий человечек, держа на руках кота – огромное животное, чьи прищуренные светло-зеленые глаза немедленно уставились на оробевшую хозяйку. Лицо высокого мужчины было также хорошо знакомо Доре Лескомб. Были времена, когда все ее девичьи мечты были связаны с этим человеком. О седине Дора тогда и не думала, ведь в те годы сама она была пухленькой девушкой с розовыми щечками.