Страница:
Манипуляторы — дерзкие игроки, собирающие вместе маленькие корпорации, сколачивая большие; талантливые комбинаторы, хватающиеся сразу за полдюжины особо выгодных шансов, после чего получают доход выше, чем от телесериала; шоумены, кричащие о колоссальных налоговых платежах богачей и борющиеся с Федеральной налоговой службой за их сокращение или дешевый компромисс; изобретательные финансисты, которые превращают бандитские фонды в законные предприятия; плаксивые дети, которые рыдают по добрым старым постройкам и сооружают новенькие сверкающие коробки ради обратной аренды, списания налогов, фокусов с налоговыми прикрытиями; вздувают рыночную стоимость акций и продают, потом играют на понижение и опять покупают.
Они носятся по стране, по всему миру маленькими компаниями, члены которых всегда и везде смеются — в местах отдыха, в аэропортах, в обеденных залах для деловых людей, в потаенных барах, в роскошных казино. В подобных компаниях непременно присутствует Мэри Смит с танцующими глазками, вызывающая, аккуратная, неимоверно стильная, ненасытная, своя в доску, способная, благодаря контрацептивным таблеткам, охотно вступать в игру с тем, в кого ткнет указующий палец манипулятора; новый ночной Пятница женского пола.
Несколько лет назад этой новой породы не было, но, кажется, человеческая культура обладает непревзойденной способностью сотворять существа, удовлетворяя чью-либо потребность. Поэтому мораль, применимая к ситуации, плюс доходные манипуляции поставили на поток этот веселый полк, словно он все время ждал где-то рядом. Бессмысленно рассуждать о нравственности и безнравственности, проводить аналогии с проституцией, произносить звонкие фразы библейского осуждения. Мэри Смит даже не сконфузится, лишь удивится.
В диагонали света она оперлась подбородком на мой кулак, удерживая его между своих локтей обеими пухлыми теплыми руками, глаза стали огромными, потом голова наклонилась, повернулась в одну, в другую сторону, медленно щекоча тыльную сторону моей кисти то одной прядью густых душистых волос, то другой.
Я вспомнил старый скучный анекдот о молодом человеке, который приехал в незнакомый город, записав телефон девушки по вызову за сто долларов. Позвонил, пригласил в роскошные апартаменты, где она приготовила изысканный обед, процитировала французских поэтов, помузицировала на рояле, профессионально спела, упомянув, что владеет шестью языками, имеет степень магистра психологии, сама придумала, скроила и сшила прелестно сидящее на ней платье. Когда, наконец, пошли в постель, он не мог не спросить: «Объясни мне, пожалуйста, как такая девушка могла заняться подобным делом?» Она взглянула на него, вздохнула и молвила: «Просто, наверно, чуть-чуть повезло».
Испустив глубокий прерывистый вздох, Мэри Смит объявила:
— Милый, бифштекс, причем не размороженный, а не замороженный вообще, лежит в холодильнике в моей квартире, которая располагается, помоги мне Господь, в кон-до-ми-ниу-ме — это слово всегда звучит для меня как ругательство, — а квартира в двенадцати с половиной минутах езды плюс-минус десять секунд, а бифштекс, дорогой, обождет нас до трех часов утра или до завтрашнего полудня, — я ведь не собираюсь хранить его до утра понедельника, — а двенадцать с половиной минут до квартиры будут самыми долгими в моей жизни двенадцатью с половиной минутами.
Было искушение поддаться на все это жульничество. Но животным мужского пола в самые неожиданные моменты свойственно поразительное упрямство. Почему же вы не взошли на Эверест, сэр Хиллари?[26] Потому, что он стоял передо мной, приятель. Вдобавок я мысленно видел ее в другом баре, при дневном свете, когда она, прикусив эту самую мясистую нижнюю губку, полуприкрыв глаза, слушала Таша и медленно поворачивала головой из стороны в сторону, отказывая столь же решительно, как со стуком захлопнутая дверь и щелчок повернувшегося ключа.
Она была бы исключительной в каждой детали, от мочек ушей до очаровательных пальчиков ног, до ямочек над ягодицами. Была бы ослепительной, безупречной, захватывающей и предельно искусной, звонила бы во все колокола, красиво предложила себя, заставила бы меня попробовать, угодив моему самолюбию, задыхаясь в восторге и уверяя, будто никогда не испытывала ничего более фантастического и долговечного; она точно знает, с этим отныне ничто не сравнится, а в следующий раз будет еще лучше, просто вынести невозможно, она сойдет с ума; и как только у нас все так здорово получилось, правда, милый, действительно было, как вообще в первый раз.
Было искушение несколько раз промчаться по трассе на этом «феррари» для настоящих мужчин, просто ради доказательства самому себе, что не поддался ни на великолепную технику, ни на приз в скоростных гонках.
Но гоночная машина стоит перед тобой и жужжит — как уйти в сторону, не возбудив некоторые нехорошие подозрения насчет всего дела? Отходить надо очень искусно, на ее условиях, мгновенно выставив абсолютно понятный для нее предлог.
Я как раз вовремя натянул лосины со шпорами для выхода на ринг, как раз в тот момент, когда она, прищурив глаза, заметила:
— Я смотрю, ты без особого энтузиазма относишься к девочкам, старичок.
— Проблемы, проблемы, проблемы, — изрек я. — Пожалуй, отложим бифштекс на потом. Она выпустила мою руку:
— Какие проблемы?
— Один тупой, как свинья, тип сидит в номере отеля, смотрит на телефон и с каждой минутой все больше и больше бесится. Я стараюсь кое от чего избавиться ради наличных, чтобы выжать максимум из нашего маленького драгоценного шанса. А он прилетел из Чикаго как раз потому, что случайно оценивает кое-что тысяч на двадцать дороже любого другого на свете, по причинам, о которых я в данный момент не стану распространяться. Я сказал, что из-за некоего предстоящего события наша встреча откладывается, и пообещал быть к восьми. Сейчас четверть девятого, а этот тип сомневается даже в своем нутре, в самой важной основе, и ради подтверждения своего о себе мнения может прождать с минуту, разозлиться на собственную физиономию и отрезать нос… Может, уже отрезал и едет в аэропорт. Мне хотелось побыть с тобой, забыть о нем ненадолго, но, похоже, не очень-то получается.
Она чуть-чуть выпрямилась, встряхнулась, как миниатюрный пудель, только что вытащенный из миниатюрной ванны, слегка взбила волосы, одернула затейливый свитер:
— Милый, ты полный идиот! Почему не сказал сразу? Думал, я не пойму? Я уже совсем взрослая и так далее.
— Скажем, я получал удовольствие. Принимал сигналы медвежонка Пуха по фамилии Смит.
Она протянула руку, потрепала меня по плечу, интимно подмигнув с кривоватой легкой улыбкой:
— Давай так. Двадцать кусков не ждут. Беги звони. Телефон в конце коридора, что идет к уборной.
Я пошел к телефону, зажег спичку, набрал какой попало номер, спросил у женщины с насморком, нельзя ли поговорить с мистером Бэнноном. Сообщив, что я ошибся, она повесила трубку. Я какое-то время поговорил в пустую трубку с Ташем, сообщил последние новости, сделал несколько замечаний насчет погоды. Ему нечего было ответить.
Вернувшись к столику, доложил своему цыпленочку, что мой приятель жутко злится. По-настоящему жутко, но пока еще готов к переговорам.
— Милый, если ты его бросил из-за меня, я, естественно, дьявольски постаралась бы на целых двадцать кусков, но ни одна женщина в мире столько не стоит. Матч вполне можно отложить.
— Люблю практичных женщин.
— Забросить тебя к нему в отель?
— Спасибо, предпочитаю забрать у «Султаны» свою машину, если ты меня туда подкинешь.
— Можно мне подождать тебя, можно?
— Думаю, лучше жди у себя, я еще не совсем сговорился насчет цены с этим придурком.
Она взяла с колен свою сумочку, открыла, покопалась, вытащила маленький фонарик, вручила мне. Я подсвечивал, пока она вынимала маленькую позолоченную записную книжку с застежкой, вытаскивала из золотой петельки золотой карандашик.
— Я как раз сообразила, что просто умираю с голоду, милый, поэтому, скажем, приеду домой не раньше десяти. Вот телефон, его нет в справочнике. А вот адрес: Индиан-Крик-Драйв, восточная сторона, в северном направлении. Ищи дом клубничного цвета с белыми навесами, белыми тентами и белыми балконами. Сначала позвони, милый, хочу порадоваться, предвкушая твой приезд.
Маленький красный автомобиль снова вела она. Подрулила к парковке у «Султаны», выключила фары, чтобы нас не заметили дежурившие снаружи ребята и не свистнули ее ко входу, отцепила тесемки, положила шляпу на заднее сиденье, обхватила пальчиками меня за шею и запечатлела столь искусный поцелуй, что я шагал к взятому напрокат автомобилю с ослабевшими дрожащими коленками, после того как она унеслась прочь.
Я набрал номер.
Через пять гудков ответил глухой шелковистый голос:
— М-м-м?
— Т. Макги, мэм.
Услышал сонный зевок.
— Который час, милый?
— Почти без пятнадцати — время Золушки.
— М-м-м. Я видела интереснейший сон про тебя. А на мне интереснейший желтый ночной наряд, купленный в Токио. Я немножечко полежала в большой горячей ванне и поэтому интересно пахну, сандаловым деревом, засушенными розовыми лепестками и еще чем-то. Довольно пряный аромат, наводит меня на мысли о Мексике. Ты не меньше меня любишь Мексику? Скоро приедешь, милый?
— Хороший вопрос.
— Твой тон мне не очень-то нравится.
— Мне тоже.
— Ты так опечален. У тебя проблемы?
— Сплошная тоска. Мы только что заказали поесть и сейчас ждем третью сторону, а к рассвету, по-моему, будем за сотню миль отсюда осматривать собственность, о которой идет речь, в Тамайами-Трейл, совсем рядом с Нейплс.
— Фу-у!
— Я бы выбрал словечко покрепче. Она тяжело вздохнула и сказала:
— Ну, ложись спать, девочка. Помни обо мне, ладно?
— Отдохни хорошенько. Завтра я позвоню тебе ровно в полдень, и мы опять оттолкнемся от старых стартовых колодок.
— От старых тормозных башмаков. Заметано. Мы их сбросим. В любом случае, пока у тебя еще остается слабое представление о том, чего ты лишился, милый, закрути сделку покруче. Ты заслуживаешь вознаграждения, Бог свидетель.
Закончив разговор, я набил трубку, поднялся наверх, растянулся на влажном от росы матрасе для загара, чувствуя легкий бриз, глядя на холодные звезды.
Где же члены жюри? — думал я. Они уже безусловно должны были сделать выбор. Поднимутся на борт, прозвучат торжественные речи, я зардеюсь, расшаркаюсь, отмахнусь: «Да ведь все это ерунда, ребята!» Ежегодный Национальный приз за чистоту, силу характера и несравненную сексуальную выдержку перед лицом чрезвычайного искушения. Ей-богу, любой американский парень, живущий в век Хеффнера, ухватился бы за возможность трахнуть эту тыковку в соответствии с идеальной формулой игры: максимум удовольствия при минимальной ответственности. С такой чудной фигуркой, Чарли. С таким шиком, Чарли, ну, ты понимаешь, что я имею в виду. В самом деле готовая на все девчонка, и она в самом деле вешалась мне на шею. Ты, старина Чарли, никогда и не видел такую шикарную и готовую сбросить классный прикид и нырнуть в койку. Я скажу тебе, что я сделал, старик. Я ушел. Как тебе это понравится?
Вместе с ежегодной Национальной премией я заслужил красивую медаль. С соответствующей символикой. Щит с брошенным заячьим хвостиком, пустой постелью, затянутой паутиной задницей и с латинской надписью «Non futchus»[27].
Симпатичный седой розовый старый джентльмен пришпилит медаль прямо к голой груди, как рекомендует Джо Хеллер[28], а скрипка будет наигрывать: «Дружба, только дружба…"
Церемониальный поцелуй в незапятнанную крепкую мужскую щеку и…
Порыв ветра поднял ворот рубашки, взъерошил матерчатую обивку на поручнях верхней палубы. Прикосновение к шее воротника было прикосновением пряди рыжих волос Пусс, хлопанье ткани — ее резким смешком, и меня без предупреждения пронзила такая тоска по ней, что живот словно проткнули длинными ножами, а в глазах защипало.
Никогда ничего не делаешь без причины, никогда не воздерживаешься от поступка без причины. Иногда просто проходит больше времени, прежде чем причина вынырнет из глубины и всплывет на поверхность прямо перед глазами.
Я выбил трубку, пошел вниз. Значит, это не был добродетельный отказ или надменное высокомерное неодобрение. Это был моногамный инстинкт, основанный на древней мудрости сердца. Пусс всю себя сделала щедрым даром, не просто отдавая тело и насыщая физическое желание. Искусные эротические таланты Мэри Смит не имеют значения, ощущения не заменят личность, которую она предложить не могла, не хотела, а может быть, если бы и захотела, то не смогла.
Я точно знал, как все было бы с Мэри Смит, потому что потерял Пусс слишком недавно и слишком трагично. Потайные достоинства Мэри Смит попросту говорили бы мне, что формы не те, и размеры не те, и фактура не та, и горло издает не те звуки, она не так обнимает, берет не тот темп, не то, не то… Поэтому все обернулось бы с ней обманутыми воспоминаниями и досадой, а закончилось раздражением от прикосновения к ней, страшной злостью от близости с ней.
Пусс была слишком недавно.
Улегшись в постель, погрузившись в вспоминания, я наткнулся на тот же старый парадокс: если Пусс полностью отдавала себя, открывая все девичьи ящички души и сердца, как она могла уйти? Почему она ушла?
Что-то знобящее шевельнулось в сознании и улетучилось, нераспознанное, как и прежде.
На протяжении всех этих месяцев один ящичек оставался запертым.
Но хотя бы теперь прекратились пустые фантазии о садике удовольствий в желтом наряде из Токио.
Значит, Трев, в отличие от полигамной Мэри, моногамен.
Пока. Не выйдет ничего хорошего, пока рыжая не забудется. Она будет тянуть меня назад. А когда придет время новых ожиданий и подвернется шанс, не стоит рисковать, тратя его на Мэри Смит, которая превратит это в нечто вроде трудовой терапии.
Глава 11
Они носятся по стране, по всему миру маленькими компаниями, члены которых всегда и везде смеются — в местах отдыха, в аэропортах, в обеденных залах для деловых людей, в потаенных барах, в роскошных казино. В подобных компаниях непременно присутствует Мэри Смит с танцующими глазками, вызывающая, аккуратная, неимоверно стильная, ненасытная, своя в доску, способная, благодаря контрацептивным таблеткам, охотно вступать в игру с тем, в кого ткнет указующий палец манипулятора; новый ночной Пятница женского пола.
Несколько лет назад этой новой породы не было, но, кажется, человеческая культура обладает непревзойденной способностью сотворять существа, удовлетворяя чью-либо потребность. Поэтому мораль, применимая к ситуации, плюс доходные манипуляции поставили на поток этот веселый полк, словно он все время ждал где-то рядом. Бессмысленно рассуждать о нравственности и безнравственности, проводить аналогии с проституцией, произносить звонкие фразы библейского осуждения. Мэри Смит даже не сконфузится, лишь удивится.
В диагонали света она оперлась подбородком на мой кулак, удерживая его между своих локтей обеими пухлыми теплыми руками, глаза стали огромными, потом голова наклонилась, повернулась в одну, в другую сторону, медленно щекоча тыльную сторону моей кисти то одной прядью густых душистых волос, то другой.
Я вспомнил старый скучный анекдот о молодом человеке, который приехал в незнакомый город, записав телефон девушки по вызову за сто долларов. Позвонил, пригласил в роскошные апартаменты, где она приготовила изысканный обед, процитировала французских поэтов, помузицировала на рояле, профессионально спела, упомянув, что владеет шестью языками, имеет степень магистра психологии, сама придумала, скроила и сшила прелестно сидящее на ней платье. Когда, наконец, пошли в постель, он не мог не спросить: «Объясни мне, пожалуйста, как такая девушка могла заняться подобным делом?» Она взглянула на него, вздохнула и молвила: «Просто, наверно, чуть-чуть повезло».
Испустив глубокий прерывистый вздох, Мэри Смит объявила:
— Милый, бифштекс, причем не размороженный, а не замороженный вообще, лежит в холодильнике в моей квартире, которая располагается, помоги мне Господь, в кон-до-ми-ниу-ме — это слово всегда звучит для меня как ругательство, — а квартира в двенадцати с половиной минутах езды плюс-минус десять секунд, а бифштекс, дорогой, обождет нас до трех часов утра или до завтрашнего полудня, — я ведь не собираюсь хранить его до утра понедельника, — а двенадцать с половиной минут до квартиры будут самыми долгими в моей жизни двенадцатью с половиной минутами.
Было искушение поддаться на все это жульничество. Но животным мужского пола в самые неожиданные моменты свойственно поразительное упрямство. Почему же вы не взошли на Эверест, сэр Хиллари?[26] Потому, что он стоял передо мной, приятель. Вдобавок я мысленно видел ее в другом баре, при дневном свете, когда она, прикусив эту самую мясистую нижнюю губку, полуприкрыв глаза, слушала Таша и медленно поворачивала головой из стороны в сторону, отказывая столь же решительно, как со стуком захлопнутая дверь и щелчок повернувшегося ключа.
Она была бы исключительной в каждой детали, от мочек ушей до очаровательных пальчиков ног, до ямочек над ягодицами. Была бы ослепительной, безупречной, захватывающей и предельно искусной, звонила бы во все колокола, красиво предложила себя, заставила бы меня попробовать, угодив моему самолюбию, задыхаясь в восторге и уверяя, будто никогда не испытывала ничего более фантастического и долговечного; она точно знает, с этим отныне ничто не сравнится, а в следующий раз будет еще лучше, просто вынести невозможно, она сойдет с ума; и как только у нас все так здорово получилось, правда, милый, действительно было, как вообще в первый раз.
Было искушение несколько раз промчаться по трассе на этом «феррари» для настоящих мужчин, просто ради доказательства самому себе, что не поддался ни на великолепную технику, ни на приз в скоростных гонках.
Но гоночная машина стоит перед тобой и жужжит — как уйти в сторону, не возбудив некоторые нехорошие подозрения насчет всего дела? Отходить надо очень искусно, на ее условиях, мгновенно выставив абсолютно понятный для нее предлог.
Я как раз вовремя натянул лосины со шпорами для выхода на ринг, как раз в тот момент, когда она, прищурив глаза, заметила:
— Я смотрю, ты без особого энтузиазма относишься к девочкам, старичок.
— Проблемы, проблемы, проблемы, — изрек я. — Пожалуй, отложим бифштекс на потом. Она выпустила мою руку:
— Какие проблемы?
— Один тупой, как свинья, тип сидит в номере отеля, смотрит на телефон и с каждой минутой все больше и больше бесится. Я стараюсь кое от чего избавиться ради наличных, чтобы выжать максимум из нашего маленького драгоценного шанса. А он прилетел из Чикаго как раз потому, что случайно оценивает кое-что тысяч на двадцать дороже любого другого на свете, по причинам, о которых я в данный момент не стану распространяться. Я сказал, что из-за некоего предстоящего события наша встреча откладывается, и пообещал быть к восьми. Сейчас четверть девятого, а этот тип сомневается даже в своем нутре, в самой важной основе, и ради подтверждения своего о себе мнения может прождать с минуту, разозлиться на собственную физиономию и отрезать нос… Может, уже отрезал и едет в аэропорт. Мне хотелось побыть с тобой, забыть о нем ненадолго, но, похоже, не очень-то получается.
Она чуть-чуть выпрямилась, встряхнулась, как миниатюрный пудель, только что вытащенный из миниатюрной ванны, слегка взбила волосы, одернула затейливый свитер:
— Милый, ты полный идиот! Почему не сказал сразу? Думал, я не пойму? Я уже совсем взрослая и так далее.
— Скажем, я получал удовольствие. Принимал сигналы медвежонка Пуха по фамилии Смит.
Она протянула руку, потрепала меня по плечу, интимно подмигнув с кривоватой легкой улыбкой:
— Давай так. Двадцать кусков не ждут. Беги звони. Телефон в конце коридора, что идет к уборной.
Я пошел к телефону, зажег спичку, набрал какой попало номер, спросил у женщины с насморком, нельзя ли поговорить с мистером Бэнноном. Сообщив, что я ошибся, она повесила трубку. Я какое-то время поговорил в пустую трубку с Ташем, сообщил последние новости, сделал несколько замечаний насчет погоды. Ему нечего было ответить.
Вернувшись к столику, доложил своему цыпленочку, что мой приятель жутко злится. По-настоящему жутко, но пока еще готов к переговорам.
— Милый, если ты его бросил из-за меня, я, естественно, дьявольски постаралась бы на целых двадцать кусков, но ни одна женщина в мире столько не стоит. Матч вполне можно отложить.
— Люблю практичных женщин.
— Забросить тебя к нему в отель?
— Спасибо, предпочитаю забрать у «Султаны» свою машину, если ты меня туда подкинешь.
— Можно мне подождать тебя, можно?
— Думаю, лучше жди у себя, я еще не совсем сговорился насчет цены с этим придурком.
Она взяла с колен свою сумочку, открыла, покопалась, вытащила маленький фонарик, вручила мне. Я подсвечивал, пока она вынимала маленькую позолоченную записную книжку с застежкой, вытаскивала из золотой петельки золотой карандашик.
— Я как раз сообразила, что просто умираю с голоду, милый, поэтому, скажем, приеду домой не раньше десяти. Вот телефон, его нет в справочнике. А вот адрес: Индиан-Крик-Драйв, восточная сторона, в северном направлении. Ищи дом клубничного цвета с белыми навесами, белыми тентами и белыми балконами. Сначала позвони, милый, хочу порадоваться, предвкушая твой приезд.
Маленький красный автомобиль снова вела она. Подрулила к парковке у «Султаны», выключила фары, чтобы нас не заметили дежурившие снаружи ребята и не свистнули ее ко входу, отцепила тесемки, положила шляпу на заднее сиденье, обхватила пальчиками меня за шею и запечатлела столь искусный поцелуй, что я шагал к взятому напрокат автомобилю с ослабевшими дрожащими коленками, после того как она унеслась прочь.
* * *
Без двадцати двенадцать на борту «Флеша», вымыв тарелку из-под яичницы с луком, я вытащил листок, вырванный из записной книжки. Листок цвета устрицы, тонкий, жесткий, с перфорацией слева. В нижнем правом углу напечатано самым простым шрифтом золотыми буквами: «С любовью Мэри Смит».Я набрал номер.
Через пять гудков ответил глухой шелковистый голос:
— М-м-м?
— Т. Макги, мэм.
Услышал сонный зевок.
— Который час, милый?
— Почти без пятнадцати — время Золушки.
— М-м-м. Я видела интереснейший сон про тебя. А на мне интереснейший желтый ночной наряд, купленный в Токио. Я немножечко полежала в большой горячей ванне и поэтому интересно пахну, сандаловым деревом, засушенными розовыми лепестками и еще чем-то. Довольно пряный аромат, наводит меня на мысли о Мексике. Ты не меньше меня любишь Мексику? Скоро приедешь, милый?
— Хороший вопрос.
— Твой тон мне не очень-то нравится.
— Мне тоже.
— Ты так опечален. У тебя проблемы?
— Сплошная тоска. Мы только что заказали поесть и сейчас ждем третью сторону, а к рассвету, по-моему, будем за сотню миль отсюда осматривать собственность, о которой идет речь, в Тамайами-Трейл, совсем рядом с Нейплс.
— Фу-у!
— Я бы выбрал словечко покрепче. Она тяжело вздохнула и сказала:
— Ну, ложись спать, девочка. Помни обо мне, ладно?
— Отдохни хорошенько. Завтра я позвоню тебе ровно в полдень, и мы опять оттолкнемся от старых стартовых колодок.
— От старых тормозных башмаков. Заметано. Мы их сбросим. В любом случае, пока у тебя еще остается слабое представление о том, чего ты лишился, милый, закрути сделку покруче. Ты заслуживаешь вознаграждения, Бог свидетель.
Закончив разговор, я набил трубку, поднялся наверх, растянулся на влажном от росы матрасе для загара, чувствуя легкий бриз, глядя на холодные звезды.
Где же члены жюри? — думал я. Они уже безусловно должны были сделать выбор. Поднимутся на борт, прозвучат торжественные речи, я зардеюсь, расшаркаюсь, отмахнусь: «Да ведь все это ерунда, ребята!» Ежегодный Национальный приз за чистоту, силу характера и несравненную сексуальную выдержку перед лицом чрезвычайного искушения. Ей-богу, любой американский парень, живущий в век Хеффнера, ухватился бы за возможность трахнуть эту тыковку в соответствии с идеальной формулой игры: максимум удовольствия при минимальной ответственности. С такой чудной фигуркой, Чарли. С таким шиком, Чарли, ну, ты понимаешь, что я имею в виду. В самом деле готовая на все девчонка, и она в самом деле вешалась мне на шею. Ты, старина Чарли, никогда и не видел такую шикарную и готовую сбросить классный прикид и нырнуть в койку. Я скажу тебе, что я сделал, старик. Я ушел. Как тебе это понравится?
Вместе с ежегодной Национальной премией я заслужил красивую медаль. С соответствующей символикой. Щит с брошенным заячьим хвостиком, пустой постелью, затянутой паутиной задницей и с латинской надписью «Non futchus»[27].
Симпатичный седой розовый старый джентльмен пришпилит медаль прямо к голой груди, как рекомендует Джо Хеллер[28], а скрипка будет наигрывать: «Дружба, только дружба…"
Церемониальный поцелуй в незапятнанную крепкую мужскую щеку и…
Порыв ветра поднял ворот рубашки, взъерошил матерчатую обивку на поручнях верхней палубы. Прикосновение к шее воротника было прикосновением пряди рыжих волос Пусс, хлопанье ткани — ее резким смешком, и меня без предупреждения пронзила такая тоска по ней, что живот словно проткнули длинными ножами, а в глазах защипало.
Никогда ничего не делаешь без причины, никогда не воздерживаешься от поступка без причины. Иногда просто проходит больше времени, прежде чем причина вынырнет из глубины и всплывет на поверхность прямо перед глазами.
Я выбил трубку, пошел вниз. Значит, это не был добродетельный отказ или надменное высокомерное неодобрение. Это был моногамный инстинкт, основанный на древней мудрости сердца. Пусс всю себя сделала щедрым даром, не просто отдавая тело и насыщая физическое желание. Искусные эротические таланты Мэри Смит не имеют значения, ощущения не заменят личность, которую она предложить не могла, не хотела, а может быть, если бы и захотела, то не смогла.
Я точно знал, как все было бы с Мэри Смит, потому что потерял Пусс слишком недавно и слишком трагично. Потайные достоинства Мэри Смит попросту говорили бы мне, что формы не те, и размеры не те, и фактура не та, и горло издает не те звуки, она не так обнимает, берет не тот темп, не то, не то… Поэтому все обернулось бы с ней обманутыми воспоминаниями и досадой, а закончилось раздражением от прикосновения к ней, страшной злостью от близости с ней.
Пусс была слишком недавно.
Улегшись в постель, погрузившись в вспоминания, я наткнулся на тот же старый парадокс: если Пусс полностью отдавала себя, открывая все девичьи ящички души и сердца, как она могла уйти? Почему она ушла?
Что-то знобящее шевельнулось в сознании и улетучилось, нераспознанное, как и прежде.
На протяжении всех этих месяцев один ящичек оставался запертым.
Но хотя бы теперь прекратились пустые фантазии о садике удовольствий в желтом наряде из Токио.
Значит, Трев, в отличие от полигамной Мэри, моногамен.
Пока. Не выйдет ничего хорошего, пока рыжая не забудется. Она будет тянуть меня назад. А когда придет время новых ожиданий и подвернется шанс, не стоит рисковать, тратя его на Мэри Смит, которая превратит это в нечто вроде трудовой терапии.
Глава 11
В субботу до полудня мне пришлось пятнадцать минут рыться в хранилищах, прежде чем отыскалось приспособление под названием «Электронное алиби Макги». Две севшие батарейки пришлось заменить новыми и проверить. Некогда это был дверной звонок, но я вытащил язычок колокольчика, поставив вместо него железку с нужным тембром и резонансом.
Установил и завел свой любимый прибор, водрузил на стол, чтобы слушать, прижав к уху трубку, держа микрофон на предварительно определенном и выверенном расстоянии. Она ответила всего через два гудка, но этого было достаточно для выяснения продолжительности звонков и интервалов меж ними.
— Милый? — сказала она: как раз стукнул обещанный полдень.
Я, нажав кнопку, включил прибор, который продолжает назойливо гудеть при снятой трубке.
Между двумя первыми фальшивыми гудками донесся ее голос:
— ..черт… — В следующей паузе:
— Вот дерьмо… — Раздался стук, она заколотила по рычажку. — ..кин сын…
Я сымитировал восемь гудков, чтобы всего было десять, как учат в справочниках, и отключился.
Бедный парень звонит точно вовремя, весь взмыленный, а ее нету дома. Прекрасно. Он думает, вдруг у нее часы отстают, или выскочила за газетой, за хлебом, еще за чем-нибудь. Через пять минут новая попытка опять — ответ — яростные, огорченные, беспомощные гудки — и на сей раз отчаянный вопль:
— А, будь ты проклят ко всем чертям! Потеряв шанс, парень звонит в офис. Я позвонил сразу, пока она об этом не догадалась, и приглушенный голос сказал:
— Три один два один.
— Будьте добры, Мэри Смит. Добавочный шестьдесят шесть.
— Мисс Смит сегодня нет, сэр.
— А… Если она позвонит, передайте, пожалуйста, что с ней пытался связаться мистер Макги. Я позвоню ей домой в три часа.
— Не дадите ли номер, по которому можно вас отыскать, сэр?
— Нет, я здесь долго не задержусь. Спасибо. Итак, она знает, что номер у меня записан правильно, ибо я ей уже звонил. Звонок своего телефона я выключил, но сам мог пользоваться аппаратом. Попробовал в половине первого. Она сняла трубку после второго гудка. В час было занято, на что и я надеялся. Это хорошо. Через несколько минут дозвонился. Она схватила трубку после первого гудка.
— Алло?
Ту-у-у-у! Отчаянный вопль. Грохот брошенной трубки.
Время от времени песик Снупи[29] усмехается виновато и злобно. Мне это не удалось.
Мы с Мейером обсуждали в салоне последние детали, и я вдруг сообразил, что уже ровно три. Некогда было готовить его к «Электронному алиби». Прежде чем Мэри бросила трубку, я услышал сдавленное рыдание. Вернулся в кресло под пристальным взглядом Мейера.
— Иногда ты меня беспокоишь, Тревис. В связи с ходом твоей мысли.
— Меня это часто угнетало. — Я снова встал. — Мы готовы, черт побери. Я намерен поехать и встретиться с Джанин и с Конни. Переночую там и вернусь в Саннидейл в понедельник рано утром. Ты отправишься около полудня, снимешь в каком-нибудь мотеле комнату и пойдешь обедать в отель, о котором я тебе говорил. Я явлюсь с нашим голубком. Думаю, в определенный момент, часов в пять-шесть, возникнет мисс Мэри Смит и постучит в дверь. Кажется, я хорошо ее описал. Старайся на нее не смотреть, перебей, объяви, что, по-твоему, я на прогулочном судне Тигра из Алабамы, и покажи дорогу.
— Утешительный приз?
— Для кого?
Он сдался, вздохнул и ушел.
Я позвонил в «То-Ко Гроувс», и Конни вполне убедительно радостно вскрикнула при сообщении о моем приезде. Я все позакрывал, включил сигнализацию, уложил вещи в машину. Потом пошел к постоянной компании на борту плавучего дома Тигра.
Даже с закрытого судна неслись громкие афро-кубинские ритмы. Когда я открыл дверь большой главной каюты, звуковая волна едва не отбросила меня назад. Гремела огромная система «Ампекс», а завсегдатаи располагались вокруг по периметру, ибо Жужелица нашла себе новую конкурентку. Жужелица — гибкая смуглая плотная девка двадцати с чем-то лет, могучая помесь ирландки, цыганки и индианки чероки в мохнатом розовом бикини — кружилась, как дервиш. Стриженые черные волосы разлетались, невозможно было разглядеть лицо и глаза, тело раскачивалось и извивалось в такт ударам, ритм которых подчеркивал Стайлс, барабаня ладонями по старым потертым барабанам бонго. Конкурентка принадлежала к числу пляжных зайчишек-переростков, здоровенных юных блондинок лет девятнадцати с прямыми волосами, до того друг на друга похожих, что им следовало бы проставлять номера на боку, точно партии только что выпущенных автомобилей. На полу возле босых ног Тигра тремя кучками лежали деньги. Крупная зайчишка начала отставать, запуталась, выбилась из ритма, потом вновь подхватила. Рот открылся, бедра в полосатом, как зебра, бикини работали по принципу храповика. Тигр сидел со стаканом в руке в полном оцепенении, раскачиваясь на стуле, улыбаясь про себя. Хулиганка Оделл одарила меня широкой улыбкой. Я указал на свои часы и приподнял одну бровь. Она сверилась со своими часами, семь раз показала десять пальцев и еще четыре. На семьдесят четвертой минуте состязания Жужелица выглядела абсолютно свежей, если не считать пота, от которого ее тело казалось намазанным маслом. Хотя конкурентки привыкли отплясывать целыми днями, они не учитывали дополнительных требований афро-кубинского темпа. Одна из них прославилась, продержавшись более двух часов, прежде чем рухнуть на палубу, тогда как Жужелица даже не приблизилась к пределам своих возможностей.
Я поманил Хулиганку пальцем. Она кивнула, вышла следом за мной, закрыв дверь, чтобы шум не мешал.
Мы сели на широкий транец, и Хулиганка заметила:
— Она продержится не больше пяти минут, если продержится. Я как раз хотела уйти. Все ждут, когда она свалится, а эта девчонка упрямая, не отступится, пока не упадет. Просто не люблю смотреть, как они валятся замертво.
— Окажешь услугу?
— Смотря какую. Может быть, окажу, Макги.
— Я уеду на пару дней. Меня придет искать очень-очень симпатичная штучка. Я велел направить ее сюда. Ее зовут Мэри Смит.
— Шутишь!
— Скажи ей, будто я был тут с компанией, но ушел и, по-твоему, обещал вернуться, так что стоит обождать. Кстати, Герой где-то поблизости?
Меня перебил вопль компании. Дверь распахнулась, кто-то выключил музыку. С визгом «Йя-х-ха-а, йя-х-ха-а» выскочила Жужелица, взлетая в воздух на каждом третьем прыжке. В открытую дверь я увидел, как зайчишка лежит лицом вниз на полу и пытается встать, а зрители спешат помочь. Жужелица огромным скачком спрыгнула на причал, открутила пожарный кран, подняла шланг, подставила под струю макушку. Вода полилась по лицу, по улыбающимся губам, намочила темные волосы, потом она на несколько секунд поднесла шланг к верхнему краю лифчика, сунула за пояс эластичных трусиков, улыбаясь в экстазе, медленно облила спину, все мускулистое тело.
— Хочет еще кто-нибудь? — прокричала она. — Пусть любая новая голубка идет и несет свой кусок хлеба на палубу! Старушка Жужелица всегда готова.
— Я еще увижу, как она рухнет, — мрачно посулила Хулиганка. — Надеюсь, что пару раз грохнется хорошенько. Так что там насчет Героя? Что ты спрашивал про Героя?
— Он где-нибудь тут поблизости?
— Кто его остановит? Ты же знаешь Героя. Каждый час мелькает, посматривает, нет ли чего-нибудь новенького, чего он еще не видал. Это цель всей его жизни. Хочешь нацелить Героя на эту Мэри Смит? В чем дело? Ты ее ненавидишь?
— Скажем так, они друг друга стоят. Как только он начнет ее охмурять, подойдешь к ней и скажешь, мол, только что слышала, я вернулся в дурном настроении, одна девочка пожелала развеселить меня, и мы вместе ушли. Наверно, поэтому ждать не имеет смысла.
— Может, попросту врезать ей по башке и помочь Герою уволочь ее в логово?
— Вполне возможно, она врежет ему по башке и уволочет к себе.
— Ox. Так она из этих. В любом случае, Герой определенно красивый парень, обаяния у него определенно хватит на целую школу, где учат хорошим манерам, и он определенно устроил жуткой куче леди-туристок незабываемые каникулы., Я как-то уже говорила, что могла бы по-настоящему клюнуть на этого парня, не будь он таким насквозь испорченным.
— Хочешь сказать, могла бы, если б не знала, что он собой представляет.
— Вот именно. Когда бы ты ни пришел, Трев, с тобой всегда весело. Я сведу эту счастливую парочку и навсегда скину ее с твоих плеч.
Уходя, я прошел по пирсу мимо Жужелицы, насухо вытиравшейся полотенцем.
— Эй, Макги, — окликнула она с широкой насмешливой белозубой улыбкой. — Слушай, ты никогда ко мне не цепляешься с тех пор, как мы тут причалили. Почему это?
Я взглянул на нее, темную, гуттаперчевую, полную вызывающей жизненной силы.
— Обещаю, Жужелица, как только у меня возникнет предсмертное желание, я на тебя посмотрю.
— Трусишка!
— Истинная правда.
— Ох. Бедный парень. Я тебя не уморю. Только чуточку покалечу, а?
— По-моему, главная твоя беда — скромность. Самоуверенности маловато. Выходи в свет, общайся с людьми.
Отойдя уж совсем далеко, я еще слышал, как Жужелица давится от смеха.
Конни поинтересовалась моим мнением о виде и о поведении Джан.
— Апатичная. Похудела. Кости проступили на лице.
— Плохо ест, плохо спит. Начнет читать, вязать, а в конце концов уставится куда-то в пустое пространство. Я слышу, как она бродит по дому среди ночи. Не может оправиться по-настоящему. Не знаю, как ей помочь. Она чертовски славная девочка, Трев, а превратилась в какое-то привидение.
— Хорошо бы вам подержать ее с детьми у себя.
— Не будьте идиотом! Я ей предложила остаться тут навсегда, и говорила серьезно. У нее трое хороших мальчишек. Пятеро детей поднимают в доме очень приятный шум. Здесь слишком долго было чересчур тихо.
Спросила о моей рыжей, почему я ее не привез. Я ответил, что мы разбежались, и Конни вдруг разъярилась, сообщив, что считала меня поумнее. Пришлось добавить, что идея была не моя, и мне даже не выпало шанса уговорить ее передумать. Тогда она попросту удивилась и заключила, что все это вообще не имеет смысла.
Установил и завел свой любимый прибор, водрузил на стол, чтобы слушать, прижав к уху трубку, держа микрофон на предварительно определенном и выверенном расстоянии. Она ответила всего через два гудка, но этого было достаточно для выяснения продолжительности звонков и интервалов меж ними.
— Милый? — сказала она: как раз стукнул обещанный полдень.
Я, нажав кнопку, включил прибор, который продолжает назойливо гудеть при снятой трубке.
Между двумя первыми фальшивыми гудками донесся ее голос:
— ..черт… — В следующей паузе:
— Вот дерьмо… — Раздался стук, она заколотила по рычажку. — ..кин сын…
Я сымитировал восемь гудков, чтобы всего было десять, как учат в справочниках, и отключился.
Бедный парень звонит точно вовремя, весь взмыленный, а ее нету дома. Прекрасно. Он думает, вдруг у нее часы отстают, или выскочила за газетой, за хлебом, еще за чем-нибудь. Через пять минут новая попытка опять — ответ — яростные, огорченные, беспомощные гудки — и на сей раз отчаянный вопль:
— А, будь ты проклят ко всем чертям! Потеряв шанс, парень звонит в офис. Я позвонил сразу, пока она об этом не догадалась, и приглушенный голос сказал:
— Три один два один.
— Будьте добры, Мэри Смит. Добавочный шестьдесят шесть.
— Мисс Смит сегодня нет, сэр.
— А… Если она позвонит, передайте, пожалуйста, что с ней пытался связаться мистер Макги. Я позвоню ей домой в три часа.
— Не дадите ли номер, по которому можно вас отыскать, сэр?
— Нет, я здесь долго не задержусь. Спасибо. Итак, она знает, что номер у меня записан правильно, ибо я ей уже звонил. Звонок своего телефона я выключил, но сам мог пользоваться аппаратом. Попробовал в половине первого. Она сняла трубку после второго гудка. В час было занято, на что и я надеялся. Это хорошо. Через несколько минут дозвонился. Она схватила трубку после первого гудка.
— Алло?
Ту-у-у-у! Отчаянный вопль. Грохот брошенной трубки.
Время от времени песик Снупи[29] усмехается виновато и злобно. Мне это не удалось.
Мы с Мейером обсуждали в салоне последние детали, и я вдруг сообразил, что уже ровно три. Некогда было готовить его к «Электронному алиби». Прежде чем Мэри бросила трубку, я услышал сдавленное рыдание. Вернулся в кресло под пристальным взглядом Мейера.
— Иногда ты меня беспокоишь, Тревис. В связи с ходом твоей мысли.
— Меня это часто угнетало. — Я снова встал. — Мы готовы, черт побери. Я намерен поехать и встретиться с Джанин и с Конни. Переночую там и вернусь в Саннидейл в понедельник рано утром. Ты отправишься около полудня, снимешь в каком-нибудь мотеле комнату и пойдешь обедать в отель, о котором я тебе говорил. Я явлюсь с нашим голубком. Думаю, в определенный момент, часов в пять-шесть, возникнет мисс Мэри Смит и постучит в дверь. Кажется, я хорошо ее описал. Старайся на нее не смотреть, перебей, объяви, что, по-твоему, я на прогулочном судне Тигра из Алабамы, и покажи дорогу.
— Утешительный приз?
— Для кого?
Он сдался, вздохнул и ушел.
Я позвонил в «То-Ко Гроувс», и Конни вполне убедительно радостно вскрикнула при сообщении о моем приезде. Я все позакрывал, включил сигнализацию, уложил вещи в машину. Потом пошел к постоянной компании на борту плавучего дома Тигра.
Даже с закрытого судна неслись громкие афро-кубинские ритмы. Когда я открыл дверь большой главной каюты, звуковая волна едва не отбросила меня назад. Гремела огромная система «Ампекс», а завсегдатаи располагались вокруг по периметру, ибо Жужелица нашла себе новую конкурентку. Жужелица — гибкая смуглая плотная девка двадцати с чем-то лет, могучая помесь ирландки, цыганки и индианки чероки в мохнатом розовом бикини — кружилась, как дервиш. Стриженые черные волосы разлетались, невозможно было разглядеть лицо и глаза, тело раскачивалось и извивалось в такт ударам, ритм которых подчеркивал Стайлс, барабаня ладонями по старым потертым барабанам бонго. Конкурентка принадлежала к числу пляжных зайчишек-переростков, здоровенных юных блондинок лет девятнадцати с прямыми волосами, до того друг на друга похожих, что им следовало бы проставлять номера на боку, точно партии только что выпущенных автомобилей. На полу возле босых ног Тигра тремя кучками лежали деньги. Крупная зайчишка начала отставать, запуталась, выбилась из ритма, потом вновь подхватила. Рот открылся, бедра в полосатом, как зебра, бикини работали по принципу храповика. Тигр сидел со стаканом в руке в полном оцепенении, раскачиваясь на стуле, улыбаясь про себя. Хулиганка Оделл одарила меня широкой улыбкой. Я указал на свои часы и приподнял одну бровь. Она сверилась со своими часами, семь раз показала десять пальцев и еще четыре. На семьдесят четвертой минуте состязания Жужелица выглядела абсолютно свежей, если не считать пота, от которого ее тело казалось намазанным маслом. Хотя конкурентки привыкли отплясывать целыми днями, они не учитывали дополнительных требований афро-кубинского темпа. Одна из них прославилась, продержавшись более двух часов, прежде чем рухнуть на палубу, тогда как Жужелица даже не приблизилась к пределам своих возможностей.
Я поманил Хулиганку пальцем. Она кивнула, вышла следом за мной, закрыв дверь, чтобы шум не мешал.
Мы сели на широкий транец, и Хулиганка заметила:
— Она продержится не больше пяти минут, если продержится. Я как раз хотела уйти. Все ждут, когда она свалится, а эта девчонка упрямая, не отступится, пока не упадет. Просто не люблю смотреть, как они валятся замертво.
— Окажешь услугу?
— Смотря какую. Может быть, окажу, Макги.
— Я уеду на пару дней. Меня придет искать очень-очень симпатичная штучка. Я велел направить ее сюда. Ее зовут Мэри Смит.
— Шутишь!
— Скажи ей, будто я был тут с компанией, но ушел и, по-твоему, обещал вернуться, так что стоит обождать. Кстати, Герой где-то поблизости?
Меня перебил вопль компании. Дверь распахнулась, кто-то выключил музыку. С визгом «Йя-х-ха-а, йя-х-ха-а» выскочила Жужелица, взлетая в воздух на каждом третьем прыжке. В открытую дверь я увидел, как зайчишка лежит лицом вниз на полу и пытается встать, а зрители спешат помочь. Жужелица огромным скачком спрыгнула на причал, открутила пожарный кран, подняла шланг, подставила под струю макушку. Вода полилась по лицу, по улыбающимся губам, намочила темные волосы, потом она на несколько секунд поднесла шланг к верхнему краю лифчика, сунула за пояс эластичных трусиков, улыбаясь в экстазе, медленно облила спину, все мускулистое тело.
— Хочет еще кто-нибудь? — прокричала она. — Пусть любая новая голубка идет и несет свой кусок хлеба на палубу! Старушка Жужелица всегда готова.
— Я еще увижу, как она рухнет, — мрачно посулила Хулиганка. — Надеюсь, что пару раз грохнется хорошенько. Так что там насчет Героя? Что ты спрашивал про Героя?
— Он где-нибудь тут поблизости?
— Кто его остановит? Ты же знаешь Героя. Каждый час мелькает, посматривает, нет ли чего-нибудь новенького, чего он еще не видал. Это цель всей его жизни. Хочешь нацелить Героя на эту Мэри Смит? В чем дело? Ты ее ненавидишь?
— Скажем так, они друг друга стоят. Как только он начнет ее охмурять, подойдешь к ней и скажешь, мол, только что слышала, я вернулся в дурном настроении, одна девочка пожелала развеселить меня, и мы вместе ушли. Наверно, поэтому ждать не имеет смысла.
— Может, попросту врезать ей по башке и помочь Герою уволочь ее в логово?
— Вполне возможно, она врежет ему по башке и уволочет к себе.
— Ox. Так она из этих. В любом случае, Герой определенно красивый парень, обаяния у него определенно хватит на целую школу, где учат хорошим манерам, и он определенно устроил жуткой куче леди-туристок незабываемые каникулы., Я как-то уже говорила, что могла бы по-настоящему клюнуть на этого парня, не будь он таким насквозь испорченным.
— Хочешь сказать, могла бы, если б не знала, что он собой представляет.
— Вот именно. Когда бы ты ни пришел, Трев, с тобой всегда весело. Я сведу эту счастливую парочку и навсегда скину ее с твоих плеч.
Уходя, я прошел по пирсу мимо Жужелицы, насухо вытиравшейся полотенцем.
— Эй, Макги, — окликнула она с широкой насмешливой белозубой улыбкой. — Слушай, ты никогда ко мне не цепляешься с тех пор, как мы тут причалили. Почему это?
Я взглянул на нее, темную, гуттаперчевую, полную вызывающей жизненной силы.
— Обещаю, Жужелица, как только у меня возникнет предсмертное желание, я на тебя посмотрю.
— Трусишка!
— Истинная правда.
— Ох. Бедный парень. Я тебя не уморю. Только чуточку покалечу, а?
— По-моему, главная твоя беда — скромность. Самоуверенности маловато. Выходи в свет, общайся с людьми.
Отойдя уж совсем далеко, я еще слышал, как Жужелица давится от смеха.
* * *
Я показал хорошее время и добрался до «Гроувс» через час после наступления темноты. Мы выпили у камина с толстым сосновым поленом, хорошо пообедали, хорошо поговорили. Джанин встала, подошла ко мне, поколебалась, потом наклонилась, коснулась губами моей щеки и ушла спать.Конни поинтересовалась моим мнением о виде и о поведении Джан.
— Апатичная. Похудела. Кости проступили на лице.
— Плохо ест, плохо спит. Начнет читать, вязать, а в конце концов уставится куда-то в пустое пространство. Я слышу, как она бродит по дому среди ночи. Не может оправиться по-настоящему. Не знаю, как ей помочь. Она чертовски славная девочка, Трев, а превратилась в какое-то привидение.
— Хорошо бы вам подержать ее с детьми у себя.
— Не будьте идиотом! Я ей предложила остаться тут навсегда, и говорила серьезно. У нее трое хороших мальчишек. Пятеро детей поднимают в доме очень приятный шум. Здесь слишком долго было чересчур тихо.
Спросила о моей рыжей, почему я ее не привез. Я ответил, что мы разбежались, и Конни вдруг разъярилась, сообщив, что считала меня поумнее. Пришлось добавить, что идея была не моя, и мне даже не выпало шанса уговорить ее передумать. Тогда она попросту удивилась и заключила, что все это вообще не имеет смысла.