Человек, только что поднявшийся по лестнице, сделал еще шаг вперед. Потом он поднял и вытянул носок, нога качнулась назад, почти как в танцевальном па, и так это ме-едленно. Он сделал еще шажок назад и теперь коснулся спиной стены. Издал жалобный, протяжный возглас. «Мама-а-а!» – кричал он. Это невозможно было вынести.
Я выстрелил еще. На этот раз звук был погромче, – как если бы книга с высокой полки упала на ковер. Он сделал еще полшага, беспомощно и бессознательно, к лестнице, скорчился и упал. И с грохотом покатился по ступенькам, пока не затих там, внизу. Придушенный стон. Тишина.
Некая мелодия закрутилась у меня в мозгу, и я почувствовал, как мой рот растягивает ухмылка. Давным-давно я видел один боевик, там убийца всегда, выходя на мокрое дело, напевал свою любимую песню. Я просвистел ее сквозь зубы. Она прозвучала в пустом, онемевшем доме с необычайной ясностью. Снова и снова насвистывал я все те же несколько нот, – только рефрен. На руках и на коленях я заполз опять в спальню, упер револьверное дуло в висок высокого блондина, немного подался назад и выстрелил. Высокий не шевельнулся при этом. Чернявый ворочался, содрогался, сучил ногами и колотил кулаками по полу. Что за видения, что за сны раздробила через минуту, разнесла на куски моя пуля?
Я включил свет. Вниз, на них, я не смотрел. С величайшей осторожностью я натянул носок на больную ногу и вставил ее в ботинок, кусая губы от боли. Потом зашнуровал обувь, крепко зашнуровал. Стало теперь легче, но ступеньки лестницы пришлось одолевать по одной, выставляя вперед здоровую ногу, а потом уж присоединяя к ней другую. Но, кажется, я и притерпелся, и приспособился.
Третий труп лежал в коридоре под лампой, тоже лицом вниз, руки под туловищем, ноги перекрещены для удобства. Я ему проделал маленькую аккуратную дырку в затылке, прямо посередине. Зачем-то я взглянул наверх – и там, на лестнице, видел, правда, очень недолго, голую женщину, надевавшую на себя халат. А потом ее уже не было. Часы на кухне показывали четверть пятого.
Моя машина была не заперта, но ключа там не оказалось. Пришлось возвратиться и обыскать их карманы. Мне повезло. У третьего, того, что лежал внизу, под лестницей, ключ отыскался.
Я сел в машину.
И внезапно шлюзы памяти приоткрылись. Я мог припомнить – не все, но многое. Я помедлил.., не вспомнится ли. В самом деле, еще что? Мысленно перебрал то, что ко мне уже вернулось. «Порше» цвета меди: он перевернулся в воздухе, когда падал в озеро. Или: как я несу Лоррейн в свою, вот эту машину. Тинкер и Манди. Пол Хейссен. И доллары. Толстые тугие пачки, затянутые проволокой, уложенные аккуратно, одна к одной, в черный металлический кейс.
Я должен забрать их и уехать отсюда как можно скорее!
И тогда я вспомнил, где деньги.
Я поехал в Парк Террас, остановил машину возле высокого штабеля кирпича. Камнем сбил замок с дверного сарая, где хранился инструмент. Да, я знаю, где это. Кирка и лопата, – вот все, что мне нужно. Звезда светили, делали светлой ночь. Я старался работать киркой энергично, но сил почти не оставалось. Стоило труда даже приподнять кирку. Поднять – опустить. Бетон еле заметно мерцал. Точно в нем отражались звезды. Кирка проворачивалась в руках и все-таки откалывала кусочки цемента при падении. Я опустился на колени, пощупал, далеко ли я продвинулся. Ямка была примерно в пол-яблока глубиной, небольшого яблока. Вокруг этой ямки было множество выщербин в асфальте, будто оспой все изрыто, – следы моих непопаданий.
Ничего теперь для меня не существовало, только деньги, только стремление заполучить их в руки. Одежда моя промокла от пота. Время от времени я падал и лежал, ожидая, пока силы восстановятся, чтобы вновь подняться на ноги и опять вытягивать кирку наверх и опускать ее. И наконец я пробился к мягкой земле. Теперь можно было передохнуть и осмотреться. Мир вокруг был серым. Я и не заметил, что ночь миновала. Рукоятка кирки была мокрой, липкой от крови. Я пошел в сарай и взял там лом. На обратном пути я упал и подняться сумел не сразу. Ничего. С ломом я и стальной лист пробью.
Когда отверстие в асфальте было уже величиной с корзину для покупок, раздался чей-то голос:
– Ради всего святого, что вы здесь делаете, Джерри? Я обернулся, посмотрел. Это был Ред Олин. Солнце уже поднялось довольно высоко. Я и не видел, как оно поднялось.
– Мне нужно откопать деньги. Ред.
– Какие деньги? О чем вы?
– Я их тут зарыл перед тем, как участок забетонировали. В черном алюминиевом кейсе. Чертовски много денег, Ред, слышишь?
– Вы неважно выглядите.
– Куча, просто гора денег. Ред. Три миллиона и еще сколько-то. Я теперь и не помню, сколько. Наличными. Мне их нужно забрать, а потом сразу уехать.
Он мне улыбнулся.
– Да, конечно. Потом уехать. Это правильно. Я улыбнулся в ответ. Он всегда мне нравился. И нам хорошо работать вместе. Мы всегда понимали друг друга.
– Знаешь, Ред, если однажды начнешь убивать людей, приходится потом продолжать волей-неволей.
– Ваша правда.
– Слушай, ты мне поможешь? А я с тобой поделюсь. Вот увидишь.
– Почему не помочь? Я вам помогу, Джерри. Конечно.
– Вдвоем – совсем другое дело. И веселей опять же.
– Да, но только я отойду на минуту. Сейчас, мигом, Джерри. Вы продолжайте, а я сейчас вернусь.
– Куда это ты?
– Да я кофе не успел выпить. После чашки кофе копать будет легче. Я и на вас захвачу.
– О'кей. Но побыстрей там, ладно? Я же сказал, что мне надо делать ноги.
Я успел отрыть яму примерно на глубину одного фута, когда пришел Ред, а с ним и все другие. Пол Хейссен, еще люди из полиции, какой-то врач. Я спрашивал Пола о чем-то, он отвечал, что я должен ждать. Я ждал. Стоял и смотрел. Молодые полицейские копали намного лучше меня – усердно, быстро.
– Ищите черный металлический кейс! – терпеливо повторял я.
Но там не было черного кейса. Там было совсем другое. И меня повели к машине.
Я выстрелил еще. На этот раз звук был погромче, – как если бы книга с высокой полки упала на ковер. Он сделал еще полшага, беспомощно и бессознательно, к лестнице, скорчился и упал. И с грохотом покатился по ступенькам, пока не затих там, внизу. Придушенный стон. Тишина.
Некая мелодия закрутилась у меня в мозгу, и я почувствовал, как мой рот растягивает ухмылка. Давным-давно я видел один боевик, там убийца всегда, выходя на мокрое дело, напевал свою любимую песню. Я просвистел ее сквозь зубы. Она прозвучала в пустом, онемевшем доме с необычайной ясностью. Снова и снова насвистывал я все те же несколько нот, – только рефрен. На руках и на коленях я заполз опять в спальню, упер револьверное дуло в висок высокого блондина, немного подался назад и выстрелил. Высокий не шевельнулся при этом. Чернявый ворочался, содрогался, сучил ногами и колотил кулаками по полу. Что за видения, что за сны раздробила через минуту, разнесла на куски моя пуля?
Я включил свет. Вниз, на них, я не смотрел. С величайшей осторожностью я натянул носок на больную ногу и вставил ее в ботинок, кусая губы от боли. Потом зашнуровал обувь, крепко зашнуровал. Стало теперь легче, но ступеньки лестницы пришлось одолевать по одной, выставляя вперед здоровую ногу, а потом уж присоединяя к ней другую. Но, кажется, я и притерпелся, и приспособился.
Третий труп лежал в коридоре под лампой, тоже лицом вниз, руки под туловищем, ноги перекрещены для удобства. Я ему проделал маленькую аккуратную дырку в затылке, прямо посередине. Зачем-то я взглянул наверх – и там, на лестнице, видел, правда, очень недолго, голую женщину, надевавшую на себя халат. А потом ее уже не было. Часы на кухне показывали четверть пятого.
Моя машина была не заперта, но ключа там не оказалось. Пришлось возвратиться и обыскать их карманы. Мне повезло. У третьего, того, что лежал внизу, под лестницей, ключ отыскался.
Я сел в машину.
И внезапно шлюзы памяти приоткрылись. Я мог припомнить – не все, но многое. Я помедлил.., не вспомнится ли. В самом деле, еще что? Мысленно перебрал то, что ко мне уже вернулось. «Порше» цвета меди: он перевернулся в воздухе, когда падал в озеро. Или: как я несу Лоррейн в свою, вот эту машину. Тинкер и Манди. Пол Хейссен. И доллары. Толстые тугие пачки, затянутые проволокой, уложенные аккуратно, одна к одной, в черный металлический кейс.
Я должен забрать их и уехать отсюда как можно скорее!
И тогда я вспомнил, где деньги.
Я поехал в Парк Террас, остановил машину возле высокого штабеля кирпича. Камнем сбил замок с дверного сарая, где хранился инструмент. Да, я знаю, где это. Кирка и лопата, – вот все, что мне нужно. Звезда светили, делали светлой ночь. Я старался работать киркой энергично, но сил почти не оставалось. Стоило труда даже приподнять кирку. Поднять – опустить. Бетон еле заметно мерцал. Точно в нем отражались звезды. Кирка проворачивалась в руках и все-таки откалывала кусочки цемента при падении. Я опустился на колени, пощупал, далеко ли я продвинулся. Ямка была примерно в пол-яблока глубиной, небольшого яблока. Вокруг этой ямки было множество выщербин в асфальте, будто оспой все изрыто, – следы моих непопаданий.
Ничего теперь для меня не существовало, только деньги, только стремление заполучить их в руки. Одежда моя промокла от пота. Время от времени я падал и лежал, ожидая, пока силы восстановятся, чтобы вновь подняться на ноги и опять вытягивать кирку наверх и опускать ее. И наконец я пробился к мягкой земле. Теперь можно было передохнуть и осмотреться. Мир вокруг был серым. Я и не заметил, что ночь миновала. Рукоятка кирки была мокрой, липкой от крови. Я пошел в сарай и взял там лом. На обратном пути я упал и подняться сумел не сразу. Ничего. С ломом я и стальной лист пробью.
Когда отверстие в асфальте было уже величиной с корзину для покупок, раздался чей-то голос:
– Ради всего святого, что вы здесь делаете, Джерри? Я обернулся, посмотрел. Это был Ред Олин. Солнце уже поднялось довольно высоко. Я и не видел, как оно поднялось.
– Мне нужно откопать деньги. Ред.
– Какие деньги? О чем вы?
– Я их тут зарыл перед тем, как участок забетонировали. В черном алюминиевом кейсе. Чертовски много денег, Ред, слышишь?
– Вы неважно выглядите.
– Куча, просто гора денег. Ред. Три миллиона и еще сколько-то. Я теперь и не помню, сколько. Наличными. Мне их нужно забрать, а потом сразу уехать.
Он мне улыбнулся.
– Да, конечно. Потом уехать. Это правильно. Я улыбнулся в ответ. Он всегда мне нравился. И нам хорошо работать вместе. Мы всегда понимали друг друга.
– Знаешь, Ред, если однажды начнешь убивать людей, приходится потом продолжать волей-неволей.
– Ваша правда.
– Слушай, ты мне поможешь? А я с тобой поделюсь. Вот увидишь.
– Почему не помочь? Я вам помогу, Джерри. Конечно.
– Вдвоем – совсем другое дело. И веселей опять же.
– Да, но только я отойду на минуту. Сейчас, мигом, Джерри. Вы продолжайте, а я сейчас вернусь.
– Куда это ты?
– Да я кофе не успел выпить. После чашки кофе копать будет легче. Я и на вас захвачу.
– О'кей. Но побыстрей там, ладно? Я же сказал, что мне надо делать ноги.
Я успел отрыть яму примерно на глубину одного фута, когда пришел Ред, а с ним и все другие. Пол Хейссен, еще люди из полиции, какой-то врач. Я спрашивал Пола о чем-то, он отвечал, что я должен ждать. Я ждал. Стоял и смотрел. Молодые полицейские копали намного лучше меня – усердно, быстро.
– Ищите черный металлический кейс! – терпеливо повторял я.
Но там не было черного кейса. Там было совсем другое. И меня повели к машине.