Искренне Ваш К.К.Аргдеффер. Полковник пехоты."
   Я сложил письмо и убрал обратно в конверт. Подошел и положил письмо ей на колени.
   — Я не верю в это, Дороти.
   Она пожала плечами.
   — Зачем же тогда он написал это?
   — Он ошибается. Он должен ошибаться. Дэн совсем не такой. Конечно, он любил выпить, но он никогда не совмещал выпивку и дело, гражданское с военным. Он всегда очень серьезно относился к своей работе. Это какой-то глупый трюк. Он не мог этого сделать.
   — Я думала точно так же, как и ты. И как его отец. А потом мы получили другие письма.
   — Еще!
   — Нет, не такие. Отец Дэна нашел нужных людей в Вашингтоне, и они раздобыли ему список фамилий и адресов всех членов команды корабля. И он написал каждому из них. Попросил, чтобы они честно ему обо всем рассказали.
   — Что же произошло дальше?
   — Стало еще хуже. Некоторые совсем не ответили. Другие написали, что они не хотят вспоминать об этом. А остальные написали, что Дэн пришел на корабль пьяный в десять часов вечера с мужчиной и женщиной, которые были в гражданском. Сообщали, что первый помощник пытался отговорить Дэна, но Дэн даже слушать его не стал. Он настоял на том, чтобы выйти в море, он еще говорил, что это будет «лунный круиз». Они отплыли и он утонул. Ну, чему я теперь должна верить?
   Я сидел и обдумывал то, что рассказала Дороти. Все это совсем не похоже на моего друга, но с другой стороны, кто знает? Иногда самые серьезные люди откалывают еще и не такие номера…
   Я ударил кулаком о левую ладонь и сказал твердо:
   — Они ошибаются, Дороти. Я уверен. Дэн не мог этого сделать. Где-то произошла ошибка. И я найду виновных.
   Я не был до конца уверен в собственных словах. Но выражение ее глаз… Она снова гордо подняла голову, и на мгновение опять стала той женщиной, что я знал раньше. Ее глаза вновь заблестели.
   Потом прежнее выражение безнадежности вернулось на лицо Дороти. Она вежливо улыбнулась мне.
   — Это очень мило с твоей стороны, Говард. Я уверена, что Дэн по достоинству оценил бы твои слова. А теперь, извини, у меня множество дел по хозяйству.
   Она проводила меня до дверей. Я неуверенно постоял некоторое время на пороге. Она положила руку на мое плечо и взглянула мне в глаза.
   — Я знаю, что это безнадежно, Говард, но я хочу, чтобы ты попытался. Для себя самого. Если ты этого не сделаешь, то будешь жалеть всю жизнь. Но постарайся, чтобы это тебя не сломало. Пожалуйста. Дело не в том, что я потеряла веру в Дэна. Совсем не в этом. В конце концов каждый может допустить ошибку. Я думаю, так оно все и было. Меня убивает пятно, которое теперь падает на всю семью. Что будет с Билли, когда он вырастет и прочитает это письмо? Какое прошлое получит парень в наследство? Ты понимаешь, что я хочу сказать? Я ненавижу это письмо! — Она отвернулась, закрыв лицо руками.
   У меня не нашлось мужества, чтобы сказать ей хоть слово. Я выскочил на улицу, сел в машину и поехал прочь. Дождь заливал ветровое стекло. Мне казалось я вижу мокрое плотное тело Дэна на белом песке пляжа. Волны набегали на берег и толкали его в плечо…
* * *
   Мистер и миссис Кристофф сидели напротив меня в кабинке кафе в Кливленде. Они сильно постарели с тех пор, как я видел их в последний раз. В глазах миссис Кристофф застыло выражение, напомнившее мне пустоту в глазах Дороти. Но у них был еще один сын. Мистер Кристофф с шумом допил свой кофе и, стукнув чашкой о толстое блюдце, поставил ее на стол.
   — Черт возьми, Говард, на что ты рассчитываешь? Почему бы просто не забыть всю эту историю? Не будите спящую собаку.
   — Я не хочу казаться упрямым. Я уже говорил вам, мистер Кристофф. Я не верю в это.
   Он повернулся к жене и, насмешливо глядя на нее, развел руки.
   — Мы получили восемь или девять писем, в которых говорилось, что Дэн напился и вывел корабль в море ночью, не имея на это никакого права. Восемь или девять писем, в которых написано одно и то же, а он не верит. Миссис Кристофф подняла свой маленький подбородок и покачала головой. — Оставь его в покое, Карл. Он пытается помочь. Иногда я просыпаюсь ночью и думаю о том, что, может быть, все написанное в тех письмах — неправда. Возможно его накачали наркотиками. Кто знает. Дай ему список с адресами. — Она повернулась ко мне и голос ее смягчился. — Что ты собираешься делать?
   — Постараюсь встретиться и поговорить со всеми свидетелями. Затем сравнить все, что они расскажут и посмотреть, нет где противоречий. Они обязательно найдутся.
   Мистер и миссис Кристофф сидели и смотрели на меня через стол, на лицах их надежда боролась с привычным отчаянием… и отчаяние побеждало.
   — В газете напечатали небольшую заметку об этом, ты знаешь, — сказала миссис Кристофф. — В Кливлендской газете. Так что многие знают обо всем. И они до сих пор говорят нам, что они сожалеют. А ведь произошло все год назад, но им нравится приносить свои соболезнования, — она посмотрела на дно своей кофейной чашки.
   — Ты мне нравишься, Говард, — сказал мистер Кристофф, — и всегда нравился. Я рад, что ты сохранил верность Дэну. Но я не хочу, чтобы ты сейчас тратил силы на эту историю. Тебе и так крепко досталось, — он засунул руку во внутренний карман и достал список фамилий с адресами. Чистый, заново отпечатанный список. Он толкнул его по мраморной поверхности стола. — Здесь все фамилии. Но не торопись, обдумай все как следует. Может быть, лучше, чтобы у тебя осталась хотя бы тень сомнения… возможно, ты пожалеешь о своих усилиях, если убедишься, что Дэн все-таки совершил ту ужасную ошибку. Обдумай все это хорошенько.
   Я не стал смотреть список, а сразу засунул его в карман.
   Миссис Кристофф повернулась к мужу:
   — Может отдать ему письма, которые сослуживцы Дэна написали тебе?
   — Это невозможно, Мэри. Я их разорвал. Не хотел, да и не мог их хранить, — он посмотрел на свои толстые, узловатые руки. Потом поднял на меня глаза и улыбнулся кроткой улыбкой. Улыбкой Дэна. — И давай не будем устраивать панихиду. Расскажи нам о себе.
   Мы просидели около часа, пока я негромко рассказывал им о высоких безлюдных горах, об обжигающем холоде Гималаев. Первый раз я кому-то излагал свои приключения. Я пропускал то, что им было бы неприятно слышать. Пока я говорил, неожиданно вспомнил эпизод, о котором совершенно забыл. Маленькая темная комнатка, слабо освещенная мерцающим неверным пламенем. Два коренастых человека, рассматривающих мою руку и негромко переговаривающихся между собой. Тяжелый деревянный брусок и вспыхнувшее лезвие ножа. Я не почувствовал боли, когда они отрезали отмороженные пальцы. Затем яркая вспышка боли и запах обгорелой плоти, когда они прижгли чем-то мою многострадальную руку…
   Я почувствовал, что наступила полная тишина, а кабинка кафе и два бледных лица напротив меня погрузились в черноту. Я снова блуждал высоко в горах, и никак не мог укрыться от обжигающего лицо ветра и колючей ледяной крошки. Некоторое время я стоял неподвижно и вдруг услышал какое-то бормотание. Два лица вынырнули из мрака, начали медленно расти передо мной, и снова я оказался в кабинке кафе, а глаза старика с испугом смотрели на меня. Моя правая рука с такой силой сжимала бокал, что он лопнул, и темная кровь текла по мраморной поверхности стола.
   Со мной вновь все было в порядке. Мы нашли аптеку, и там мне перевязали руку. Но после этого миссис и мистер Кристофф уже не могли себя чувствовать непринужденно в моем обществе. Я проводил их домой и обещал рассказать все, что мне удастся узнать о Дэне, какой бы тяжелой не оказалась правда.
   Я вернулся к машине и медленно поехал по широким улицам ночного города. Красная неоновая вывеска — «Гриль-бар Мика». Я поставил машину между двумя другими и вошел в бар. Сев у стойки я заказал бренди с водой. Достал список и принялся изучать его. Рочестер, Бостон, Уотербери, Скрэнтон, Харисберг, Джерси-Сити, Сан-Франциско, Сиэтл. Большая часть на западе. Тем лучше.
   В баре было шумно. Я сидел и в одиночестве пил свое бренди, отделавшись от двух пьянчуг, что пытались завести со мной разговор. Пока я так сидел от меня постепенно стал ускользать смысл моего предстоящего расследования. Каждый может совершить ошибку. Почему этого не могло произойти с Дэном? Да и семья должна верить в него больше, чем друг. Кровь не вода. Однако, они же поверили письмам. Они старались забыть обо всем, приспособиться к возникшей ситуации. А я опять буду бередить старые раны. Он мертв. Что тут поделаешь? Брось ты это дело. Я заказал еще бренди и опять достал список. Несколькими движениями я могу разорвать его на маленькие кусочки и выбросить. Я аккуратно сложил список и засунул его обратно в карман.
   Я поехал назад в Беннетвилль и собрал свои вещи, чтобы выехать из отеля. Портье, нагло улыбаясь, заявил:
   — Мне очень жаль, мистер Гарри, но мы не можем вернуть вам деньги, которые вы уплатили за девять дней вперед. Это совершенно невозможно.
   Я положил обе руки на его конторку и взглянул на него. Я смотрел на его маленькие бледные глазки, веселенький галстук, белые руки. Улыбка медленно сползла с его лица.
   — Вы же понимаете наше положение?
   И опять я ему ничего не ответил, а только смотрел на него. Тогда он снова улыбнулся, но я заметил, что он немного подался назад так, чтобы быть уверенным — я не смогу до него достать.
   — Я думаю, мистер Гарри, что в вашем случае мы можем сделать исключение. Мы вернем вам деньги за неделю.
   Я кивнул.
   Этот случай озадачил меня. Что увидел в моем взгляде маленький наглый клерк? Я зашел в туалет и уставился в зеркало. Впервые за все это время я внимательно осмотрел себя. Мне не так уж и нужны были эти деньги за номер, но я знал, что меня обманывают. Из зеркала на меня смотрело длинное мрачное лицо со шрамом, пламеневшим через всю правую щеку. Глаза казались ввалившимися, темными и слишком блестевшими. Глубокие морщины пролегли от ноздрей к уголкам рта: я походил на человека, способного на насилие. Я смотрел на себя и начинал понимать: мое лицо, даже когда я спокоен, было лицом человека, в котором кипит гнев, готовый в любой момент вырваться наружу. Мне это совсем не понравилось. Даже обеспокоило.
   По телефону я договорился о встрече с Сэггерти и поехал в Чикаго. Он ждал меня сидя за своим столом. Он посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. И тут я вспомнил, что раньше он всегда так делал, чтобы я почувствовал неуверенность. Я понял, что пора отплатить ему той же монетой. Я уставился на его неуклюжую фигуру, на торчащие в разные стороны седеющие волосы, понимая теперь, что таким образом он самоутверждается в собственных глазах. Я внутренне усмехнулся, когда заметил, что сейчас это сработало против него. Теперь некоторая неуверенность охватила Сэггерти. Он взял карандаш и постучал себя по носу тем концом, на котором была резинка.
   — Значит, Гарри, ты хочешь вернуться на работу. Похоже ты в приличной форме, только похудел.
   — Вам нужен инженер или грузчик?
   — Не обижайся, сынок. Мы рады, что ты вернулся. У нас море работы и притом срочной. Я как раз вспоминал, как вы с Кристоффом работали на пару. Я промолчал.
   — Странная история вышла с Кристоффом. Он всегда казался таким серьезным парнем. Мы здесь никак не ожидали такого поворота событий.
   — Ну, если вы так считаете…
   — Ты можешь выйти на работу с завтрашнего дня. Я скажу Буну, чтобы он подыскал для тебя подходящий объект. Поговори с ним. А как насчет оплаты? — Как насчет оплаты? Я стал почти на четыре года старше. И ровно на столько же опытнее и умнее. Меня устроит то, что вы платили мне раньше плюс полторы тысячи.
   — Это слишком много.
   Я взял свою шляпу со стола и встал. Сэггерти посмотрел на меня в упор, и я не отвел глаз. Потом повернулся и пошел к дверям. Он не сдавался, пока я не открыл дверь. Только тогда он кашлянул.
   — О'кей, Гарри. Я согласен. Завтра выходи на работу.
   Я кивнул и закрыл за собой дверь.
   Бун дал мне самую обычную работу. Сорок миль двухполосного шоссе нужно было превратить в четырехполосную магистраль. Спрямление поворотов и прочая рутина. Не хватало оборудования и квалифицированных рабочих. А те, что имелись, хотели лишь денег и улучшения условий труда. От нас требовалось успеть сделать как можно больше, прежде чем из-за буранов и метелей работы будут прекращены. Остальное придется заканчивать уже весной.
   Несколько недель я работал с удовольствием. Практически все время я проводил на работе и спал, как убитый. Но вскоре между мной и работой встал Дэн. Когда возникала какая-либо проблема, я останавливался и смотрел в сторону далеких голубых гор. Как бы ее решил Дэн? Я видел его неподвижное лицо и медленную улыбку. Слышал, как он говорит: «Зачем ты все время бегаешь, Гарри? Потише, парень, расслабься. Можно использовать щебень вон с того холма. Мы будем выгадывать пятнадцать минут на каждом грузовике». Потом я мог сделать ему подножку и мы покатились бы, поднимая тучи пыли, ругаясь друг на друга, а рабочие бы стояли вокруг, довольные бесплатным представлением, которое устраивали для них глупые инженеры. Время шло. Дэн стал появляться в моем сознании все чаще и чаще.
   Ранним холодным осенним утром я ждал, что он вот-вот появится из-за далекого поворота дороги. И дело не в том, что он был мне необходим для работы: она-то как раз шла нормально. Казалось, он так и остался непохороненным, и душа его не знала покоя. Я чувствовал свой долг перед ним, и я знал, что он, оказавшись на моем месте, выполнил бы его.
   Я вернулся в Чикаго и переговорил с Буном. Потом пошел к Сэггерти. Поначалу он занял жесткую позицию.
   Однако, я не стал слушать его возражений и, подняв руку, остановил его.
   — Мистер Сэггерти, мне нравится моя работа, мне нравится работать с вами. Поймите правильно, и давайте не будем фехтовать словами. У меня есть обязательства. Обязательства перед погибшим другом, которые я не могу не выполнить. Я пытался отказаться от них, но это выше моих сил. Если я останусь здесь и продолжу работу, компании все равно не будет от меня никакого проку. Дайте мне довести дело до конца. Я прошу отпуск без содержания. Я вернусь. Я уже договорился с Буном, с работой все в порядке. У него есть новый инженер, которого зовут Брент, он сможет меня заменить. За несколько дней я введу его в курс дела и уеду.
   Некоторое время у Сэггерти было такое выражение лица, словно он глотнул прокисшего молока. Но потом он улыбнулся и протянул мне руку. Я удивился, но потом, когда все как следует обмозговал, понял, что он никогда бы не добился таких успехов, если бы не обладал достаточной гибкостью. Нельзя быть мелочным во всем и занимать высокое положение.
   Я провел пару дней с Брентом, дав ему несколько советов о том, как лучше завершить работу. Потом вернулся в город. Собрал вещи и погрузил все в автомобиль. Затем достал список и определил в каком порядке буду встречаться со свидетелями.
* * *
   — Досани? Да, вы можете поговорить с ним. Он там, в дальнем углу гаража, — сказал мне управляющий.
   Я подошел. Досани как раз начал тестировать двигатель. Он увидел меня и приветливо помахал рукой. Это был высокий, стройный парень со смуглой кожей и черными блестящими волосами, спадающими ему на лоб. В руках он держал провод от аккумулятора.
   — Где ваша машина?
   — Я совсем по другому поводу. Ваш менеджер сказал, что я могу отвлечь вас на пару минут.
   — Послушайте, мистер. Я не собираюсь платить, пока это проклятое радио не будет работать. Ясно?
   — Да я не об этом. Я хочу поговорить о том времени, когда вы служили на Цейлоне, на сторожевом корабле. Тогда еще капитан утонул.
   Он сердито взглянул на меня.
   — Я давал показания по этому поводу пока не посинел. Меня тошнит от этой истории.
   Я подождал несколько секунд и сказал:
   — Досани, я говорю с вами неофициально. Капитан был моим другом. Моим лучшим другом. Я просто хочу узнать, как все произошло. Кстати, что такое сторожевой корабль?
   Он успокоился.
   — Конечно, в таком случае я расскажу, что помню. Сторожевой корабль имеет очень прочный корпус. Команда состоит из тринадцати человек. Два авиационных мотора, которые работают на высокооктановом бензине. Вооружение довольно слабое. Два крупнокалиберных пулемета, сорокамиллиметровая пушка и, иногда, на корме ставят восьмидесятимиллиметровый миномет. Обычно сторожевые кораблики используются для вывоза раненых из береговой зоны. Делается все очень быстро. Команда набирается из военнослужащих.
   — А чем вы занимались?
   — Внизу, ухаживал за этими проклятыми моторами. Меня обычно начинало тошнить в ту минуту, когда мы отходили от берега.
   — Что произошло той ночью?
   — Я мало что знаю об этом. Капитан Кристофф поднялся на борт около десяти часов вечера с двумя людьми — мужчиной и женщиной. Мы знали, что это против правил, но он командовал кораблем. Я слышал как Квинн, первый помощник капитана, попытался спорить с ним, но ничего у него не вышло. Нам пришлось бросить партию в покер, и выполнять приказ. Мы вышли из порта Коломбо, держа курс в открытое море. Квинн вел корабль. Я слышал, как Кристофф и пассажиры пошли на нос. Пройдя миль десять, Квинн стал разворачивать нашу посудину и через несколько секунд корабль повернулся бортом на волну. Как раз в этот момент, по словам гражданских, Кристофф попытался вернуться на мостик. Для этого необходимо было пройти через узкий проход рядом с низкой частью борта. Он поскользнулся и выпал за борт, и прошло еще некоторое время, прежде чем пассажиры смогли докричаться до Квинна. Так что обнаружить Кристоффа было уже просто невозможно. Мы кружили там около получаса. Поговаривали, что Кристофф был крепко пьян и поэтому сразу пошел ко дну.
   — А что говорили другие? Может кому запомнилось что-нибудь необычное? Он почесал нос, оставив грязный след на щеке и покачал головой.
   — Ничего. Кристофф просто нарушил правила и попался. Он казался симпатичным парнем и его назначили командиром по чистой случайности, на несколько дней, до прибытия настоящего капитана. Он не должен был выходить в море, поскольку совсем не разбирался в кораблевождении. Я думаю, что он просто напился, и эта костлявая британская сучка обработала его. Увеселительная прогулка.
   — А что случилось с вашим первым капитаном?
   — Ужасно дурацкая история. Пошел купаться, а какой-то идиот решил в это время глушить рыбу. И бросил в воду пластиковую мину. Феннер как раз нырнул, а тот его и не видел. Феннер погиб на месте. Мы, честно говоря, не очень-то о нем горевали. Он все делал по инструкции, а строгий был, что дьявол. Наверное, думал, что он адмирал.
   Больше от Досани ничего существенного узнать не удалось. Я видел, что ему не терпится вернуться к прерванной работе. Поэтому поблагодарил его, мы пожали друг другу руки и я ушел. Его фамилию я вычеркнул из списка.
* * *
   Штенвиц сидел на крыльце перед домом в рубашке и брюках цвета хаки, когда я пришел поговорить с ним. Продавец из соседней бакалейной лавки подробно описал мне его. Это был толстяк с белыми руками и пухлым веснушчатым лицом. Он хмуро уставился на меня.
   — Вы Штенвиц, я не ошибаюсь?
   — Угу.
   — Меня зовут Говард Гарри, и я хочу задать вам несколько вопросов о той истории в Коломбо, когда утонул капитан Кристофф.
   — А почему вас это интересует?
   — Я был другом Кристоффа.
   — Ясное дело, вы были его другом. — Он встал и, подойдя к ограде, сплюнул в кусты. Потом он повернулся и направился к входной двери. Напишите мне письмо, — сказал он, — я занят.
   Я сделал несколько быстрых шагов, схватил его за плечо и резко повернул к себе, когда он уже он почти вошел в дом. Я взял его за руку и потянул к себе. Он сделал шаг вперед и ударил, целя мне в голову. Я увернулся. Тогда он попробовал еще раз, пыхтя как паровоз. И опять промахнулся. Штенвиц стоял тяжело дыша, наклонив вперед круглую голову. Его маленькие глаза-пуговки тонули в море плоти.
   — Отвали отсюда. А не то я вызову полицию. Это частные владения.
   Я не пошевелился, и тогда он попробовал ударить меня в третий раз. Я сделал шаг в сторону, и его кулак пролетел в нескольких сантиметрах от моего лица. И тогда я нанес ему хороший апперкот правой. Он согнулся пополам, а его лицо позеленело. Я подтолкнул его к стулу и аккуратно усадил. А сам присел на ограду и закурил. Я ждал, пока он отдышится. Что-то клокотало у него в горле.
   — Ну, Штенвиц, теперь мы можем спокойно поговорить. О'кей?
   — Я ничего говорить не буду.
   — Вы ведете себя так, словно это именно вы столкнули Кристоффа за борт.
   — Чепуха. Он напился, как свинья, и сам вывалился в море.
   — Почему же вы так странно себя ведете?
   — Я просто не люблю, когда мне задают слишком много вопросов. Вот и все. А теперь сойди с моего крыльца.
   — Не сразу. И давайте-ка поговорим по-хорошему, а то я вижу одного раза вам явно недостаточно. Мне нечего терять, Штенвиц. Где вы находились, когда все это произошло?
   Он мрачно посмотрел на меня. Я слез с ограды и сделал шаг вперед.
   — На корме, сворачивал канаты, — быстро сказал он.
   — Вам видно было Кристоффа и двух пассажиров на носу?
   — Нет. Ни черта было не видно. Слишком темно. Да и капитанский мостик нас разделял.
   — Когда вы узнали, что Кристофф упал за борт?
   — Когда Квинн развернул корабль и начал звонить в колокол.
   — А где в это время находились пассажиры?
   — Не знаю.
   Он ничего не мог добавить к тому, что уже сказал. А я больше не смог придумать ни одного толкового вопроса. Я задал ему еще несколько бессмысленных вопросов, на которые он отвечал мрачно, но прямо. Наконец, я повернулся и пошел к машине. Когда я уже садился в свой «Плимут», то напоследок взглянул на Штенвица, так и сидевшего на крыльце. На его лице играла странная улыбка.
* * *
   Через два дня я зашел в бар в Рочестере, штат Нью-Йорк и выбрал себе место у стенки, так чтобы на нее можно было опереться плечом.
   Я заказал бренди с водой и, когда худой бледный бармен поставил передо мной бокал, спросил:
   — Вас зовут Стэн Бенджамин, не так ли? Кок на «Бэтси», когда вы служили на Цейлоне.
   Взгляд его сразу перестал быть отстраненным, а улыбка сделала его лицо симпатичным.
   — Точно, но я вас не знаю. Вы тоже там были?
   — Нет, но там служил мой лучший друг — капитан Кристофф.
   — Ясно. Я его помню. Он был командиром всего несколько дней. Не повезло парню. Вы специально пришли сюда, чтобы поговорить со мной?
   — Если только это не помешает вам обслуживать других посетителей. Мне бы хотелось услышать, что же тогда произошло.
   — В это время народу всегда немного. Мы играли в покер, когда ваш друг поднялся на борт вместе со своими гостями: тощей британской куколкой, которую он называл Конни и огромным краснолицым парнем по имени О'Делл. Было заметно, что Кристофф успел крепко выпить. Они прошли на «Бэтси» через палубы нескольких британских кораблей, к которым мы были пришвартованы. Квинн и Кристофф стали о чем-то спорить, но я не слышал о чем. А потом Квинн спустился в трюм и сказал нам, чтобы расходились по местам, что мы выходим в море. Он был злой, как черт.
   Сначала мне нечего было делать, но потом Кристофф и его гости сели в кают-компании. Кристофф достал бутылку виски и попросил меня смешать им коктейли. Это тоже было против правил, но приказ есть приказ. Я выпил немножко сам и смешал для них коктейли в три высоких бокала, разведя виски водой. Пока готовил выпивку, я видел, как они сидели за столом: Кристофф с одной стороны, а О'Делл с девицей — напротив. Кристофф казался пьяным.
   — О чем они говорили?
   — Мне не очень-то хорошо было слышно. Разговор шел о каком-то клубе, из которого они только что пришли. Кристофф еле шевелил языком. Его гости выглядели получше. Но они казались немного напряженными из-за того, что «Бэтси» вышла в море. Как только мы покинули порт началась небольшая качка. Я налил им еще по бокалу, и тогда Конни сказала, что она хочет подняться наверх и посмотреть океан, залитый лунным светом. Правда, к тому времени луна уже скрылась за тучами. Они пошли наверх.
   — Вы можете вспомнить что-нибудь еще?
   — Вы вероятно уже слышали все остальное. Как мы кружили там более получаса, а у женщины случилась истерика. Мы не сумели его найти. Когда я снова спустился вниз, то увидел как краснощекий О'Делл допивал остатки виски. Я остановился и посмотрел на него. Он поставил бутылку, вытер губы тыльной стороной ладони и взглянул на меня. Я пошел к себе в кубрик. Потом мы вернулись в порт и началось расследование, которое продолжалось несколько недель. Квинн вроде бы должен был получить повышение, но эта маленькая увеселительная прогулка все ему испортила.
   Бармен угостил меня бокалом бренди, а потом я угостил его напоследок. Он нырнул за стойку, чтобы выпить незаметно. Мне понравился этот невысокий парень. Я угостил его еще раз и его глаза весело заблестели.
   Потом я спросил:
   — А что вы думаете о Штенвице?
   — Угрюмый тип, угрюмее не бывает. Его никто не любил. Он единственный из всей команды находился на палубе, когда Кристофф упал за борт. Однако, он утверждает, что ничего не видел. Он страшно бесился, когда впоследствии мы приставали к нему с расспросами. Странный человек. За все время службы он ни с кем не подружился. Ни с кем.
   Обедая в отеле, я вычеркнул фамилию Бенджамина из списка. Пока что мне не удалось узнать практически ничего нового. И не видно было особого смысла продолжать. В Штатах осталось четверо свидетелей, с которыми я еще не разговаривал: Бейкер, Ружжерно, Дженсон и Квинн.
* * *
   Через две недели я остановился у автозаправочной станции в пригороде Сиэтла. Остался только Квинн. Вилмерт Л.Квинн.