Страница:
Когда же я подъехал к Изумрудной бухте, небо стало сине-черным, испещренным мириадами звезд. По дороге я заметил, что за мной от Палм-Спрингс следовал черный «кадиллак». Где-то в кривых переулках Пасадены мне удалось от него удрать, как мне казалось, навсегда.
Неоновый мексиканец мирно спал под звездами. Надпись под ним гласила, что свободных номеров нет. Ярко горели лампы в окнах оштукатуренных домов мотеля. Открытая дверь в контору была затянута сеткой от москитов. Четырехугольный световой квадрат освещенной двери отражался, как в зеркале, на дорожке, посыпанной гравием. Я наступил на него и похолодел.
За стойкой в конторе сидела женщина и жадно листала какой-то журнал. У нее были массивные плечи и грудь. Волосы ее были выкрашены под блондинку и уложены косами на затылке. Пальцы украшены кольцами. На толстой белой шее висела тройная нитка жемчуга. Это была женщина, которую описал мне Донни.
— Вы кто? — спросил я.
Она подняла на меня глаза и криво улыбнулась.
— В вежливости вам не откажешь.
— Извините, но мне показалось, что мы с вами где-то встречались.
— Вы ошиблись, — она холодно на меня посмотрела. — Что с вашим лицом?
— Мне сделали пластическую операцию, но врач оказался любителем.
Она осуждающе хмыкнула:
— Если вы хотите снять номер, то у нас свободных номеров нет. А если бы и были, не думаю, что я захотела бы вас поселить здесь даже на одну ночь. Посмотрите, на что похожа ваша одежда.
— Понятно. А где мистер Саланда?
— А вам что за дело?
— Он хотел меня видеть. Я на него работаю.
— В чем заключается ваша работа?
Я передразнил ее:
— А вам что за дело? — Я был взбешен. Под мощным телом скрывалось ее истинное ничтожное существо, жесткое и твердое, как рашпиль.
— Прикуси язык, парень. — Она встала со стула. Ее тень позади оказалась огромной. Журнал упал и закрылся. Он назывался «Откровения молодежи». — Я миссис Саланда. Вы кто, рабочий?
— Что-то вроде этого. Собираю мусор, интеллектуальный мусор. Мне кажется, могу и вам быть полезен.
Она поняла, что я имел в виду.
— Вы ошибаетесь. И не думаю, что мой муж нанял вас. Это респектабельный мотель.
— Конечно. Вы мать Эллы?
— Нет. Эта маленькая мерзавка — не моя дочь.
— Значит, вы ее мачеха?
— Не лезьте в чужие дела и убирайтесь отсюда. Знайте, что сегодня здесь полно полиции, и вам не удастся никого одурачить, если собираетесь это сделать.
— А где сейчас Элла?
— Не знаю и не хочу знать. Шляется где-нибудь. Это все, что она умеет делать. За последние шесть месяцев она была дома всего один день. Великолепно для незамужней девушки! — Ее полное лицо выражало возмущение и ненависть к падчерице. И она продолжала, забыв, что я ее слушаю: — Я сказала ее отцу, что он старый идиот, раз принял ее обратно. Откуда он знает, что она задумала? Пусть идет своей дорогой и делает все, что хочет. Пусть сама позаботится о себе.
— Ты так сказала мне, Мейбл? — Саланда беззвучно открыл заднюю дверь и вошел в комнату. Рядом со своей пышной женой он казался карликом. — А я говорю, что, если бы не ты, моя дорогая, Элла не ушла бы из дома.
Взбешенная, она повернулась к нему. А он встал на цыпочки, весь вытянулся и щелкнул пальцами у нее под носом.
— Иди в дом. Ты не женщина и не мать. Ты неизвестно кто.
— Слава Богу, что я не ее мать.
— Слава Богу! — повторил он, грозя ей кулаком.
Она быстро удалилась, как шхуна под парусами, заметившая канонерку. Дверь за ней закрылась. Саланда повернулся ко мне.
— Извините, мистер Арчер. У нас с женой кое-какие разногласия. Мне стыдно в этом признаться, но я был дураком, женившись на ней. Я получил много тела, но потерял дочь. Старый дурак, — сказал он, грустно качая головой. — Я женился на ней потому, что секс всегда был моей слабостью. Это у нас в роду. Какая-то нездоровая любовь к полным и глупым блондинкам. — Он широко развел руками.
— Ладно, забудьте об этом.
— Если бы мог. — Он подошел ко мне поближе и стал рассматривать мое лицо. — Мистер Арчер, вы ранены? У вас кровь на подбородке, разбита губа.
— Я немного подрался.
— Из-за меня?
— Из-за себя. Но, думаю, пришло время, чтобы вы все мне рассказали.
— Все рассказал?
— Да, рассказали правду. Вы знаете, в кого стреляли прошлой ночью, кто стрелял и почему.
Он осторожно дотронулся до моей руки:
— У меня всего одна дочь. И я обязан защищать ее любыми средствами.
— Защищать от чего?
— От позора, от полиции. — Он сделал широкий жест рукой, как бы показывая, какие несчастья подстерегают людей. — Я человек чести, мистер Арчер. Но личная честь для меня выше общественной. Человек похитил мою дочь. Она привезла его сюда в надежде, что ее могут спасти. Это была ее последняя надежда.
— Думаю, вы правы. Но вы должны были рассказать мне об этом раньше.
— Я был испуган, расстроен. Не знал, как вы поступите. Полиция могла приехать в любую минуту.
— Но вы имели право застрелить его. Вы даже не совершили преступления. Преступником был он.
— Я тогда не знал этого. Только постепенно стал понимать, что случилось. Боялся, что Элла в чем-то замешана, что он ее любовник. — Его черные невыразительные глаза вопросительно смотрели на меня. — Но я не стрелял в него, мистер Арчер. Меня даже не было в это время в номере. Я же говорил вам это сегодня утром. И вы должны мне верить.
— А миссис Саланда была дома?
— Нет, сэр, ее не было. Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Донни описал мне женщину, которая приехала вместе с убитым. Его описания точно совпадают с внешностью миссис Саланды.
— Донни соврал. Я сказал ему, чтобы он придумал внешность женщины, вот он и наговорил вам. Возможно, воображение у него не очень хорошо развито.
— А вы можете доказать, что она была с вами?
— Конечно, могу. Мы заказали билеты в театр заранее. Те, кто сидели рядом с нами, могут засвидетельствовать, что места не были пусты. Мы с миссис Саландой довольно заметная пара, — он криво улыбнулся.
— Значит, его убила Элла?
Он не сказал ни «да», ни «нет».
— Я надеялся, что вы на нашей стороне, на моей и на стороне Эллы. Я ошибался?
— Мне необходимо поговорить с ней, прежде чем решить это. Где она?
— Не знаю, мистер Арчер. Честно. Она ушла куда-то после обеда. После того, как полицейский допросил ее. Они отнеслись к нам с подозрением, но нам удалось их убедить, рассеять их подозрения. Они не знают, что она только-только вернулась домой, что жила другой жизнью. Я ничего не сказал им об этом. Мейбл хотела им сказать, но я не дал ей такой возможности, — он сжал зубы.
— А как вел себя Донни?
— Они отвезли его для допроса в полицейский участок. Он не сказал им о нас ничего плохого. Донни может показаться очень глупым, если захочет. Все считают его дураком, но это не так. Донни уже много лет с нами. Он очень привязан к моей дочери. Сегодня я его уволил.
— Вы должны были бы послушаться моего совета и все рассказать полиции, всю правду, — сказал я. — Вам ничего бы не было. Убитый был гангстером. И он похитил вашу дочь; Она была свидетелем в деле против его босса.
— Дочь рассказала мне об этом. И я рад, что это правда. Она не всегда рассказывает мне правду. Она была грудным ребенком. Ее очень тяжело было воспитывать без матери, которая могла бы служить для нее примером. Где она была эти последние полгода, мистер Арчер?
— Она пела в ночном клубе в Палм-Спрингс. А ее хозяин занимается рэкетом.
— Рэкетом? — Он повел носом, как будто почуял запах гнили.
— Где она была, не так уж важно по сравнению с тем, где она находится сейчас. Этот ее хозяин все еще ищет ее. Он нанял меня, чтобы я отыскал ее и привел к нему.
Саланда посмотрел на меня со страхом и отвращением, как будто этот отвратительный запах исходил от меня.
— И вы согласились на него работать?
— Это был единственный способ остаться в живых. Но я не работаю на него, если вы это имели в виду.
— Вы хотите, чтобы я вам поверил?
— Просто говорю вам: Элла в опасности. Нам всем угрожает опасность. — Я ничего не рассказал ему о втором черном «кадиллаке», в котором Джино рыскал в это время по ночным улицам с заряженным пистолетом под мышкой и с сердцем, полным мести.
— Моя дочь знает, что ей грозит опасность, — сказал он.
— Она предупредила меня об этом.
— Она должна была сказать, куда отправилась.
— Не сказала. Но она может быть сейчас в домике на пляже, где живет Донни. Я поеду туда с вами.
— Нет. Вы оставайтесь здесь и заприте все двери. Если увидите каких-нибудь неизвестных вам людей на улице возле мотеля, сразу же звоните в полицию.
Когда я вышел, он запер за мной дверь на засов.
Второй раз за день я постучал в растрескавшуюся дверь кухни. Там горел свет, он проникал сквозь дверные щели.
— Кто там? — тихо спросил Донни, голос его дрожал от страха.
— Вы меня знаете, Донни.
Дверь заскрипела. Он глупо посмотрел на меня и показал рукой, что я могу войти. Он был очень бледен и сильно чем-то взволнован. Глаза опухшие, как будто он долго плакал. Сейчас Донни еще сильнее напоминал стареющего мальчика, который, несмотря на все жизненные перипетии, так и не смог стать мужчиной.
— У вас кто-нибудь есть?
Из комнаты послышался какой-то шорох. Это был ответ на мой вопрос. Я отодвинул Донни в сторону и открыл дверь. Элла Саланда стояла, нагнувшись над пустым чемоданом, лежавшим на узкой кровати. Увидев меня, девушка резко выпрямилась. Рот ее был сжат, глаза широко открыты. В руке ее при свете голой лампы на потолке слабо поблескивал пистолет 38-го калибра.
— Я ухожу отсюда, и вам меня не остановить, — сказала она.
— Не уверен, что буду вас останавливать. Куда же вы собрались, Ферн?
За моей спиной раздался печальный голос Донни:
— Она уходит от меня, хотя обещала, что останется здесь со мной, если я сделаю то, о чем она меня просила. Она обещала, что будет моей девушкой...
— Замолчи, дурак! — отрезала она.
Донни сжался, будто его ударили хлыстом по спине.
— Что она просила вас сделать, Донни? Что вы сделали для нее?
— Когда она приехала прошлой ночью в мотель с этим парнем из Детройта, то подала мне знак, чтобы я сделал вид, будто не знаю ее. Потом оставила мне записку, которую написала помадой на бумажном полотенце. Она все еще у меня. Я спрятал ее на кухне.
— И что же она написала? — спросил я.
Донни спрятался за мою спину, не сводя испуганного взгляда с пистолета, который девушка держала в руке, но еще больше боясь ее гнева. Она сквозь зубы процедила:
— Не сходи с ума, Донни. Он ничего не знает. Абсолютно ничего. Он ничего не может для нас сделать.
— Мне плевать, что будет со мной или с кем бы то ни было, — он очень нервничал и косноязычил. — Ты... ты бросаешь меня, не хочешь выполнить своего обещания. Я всегда знал, что этого не может быть. Это было бы слишком большое счастье. А сейчас мне на все плевать...
— А мне нет, — сказала она. — Мне не наплевать, что со мной будет. — Она посмотрела на меня, твердо держа пистолет.
— Я не останусь здесь и застрелю вас обоих, если будет нужно.
— Это совсем не нужно. Опустите пистолет, Ферн. Это пистолет Бартоломео, ведь так? Я нашел к нему патроны в его машине.
— Откуда вы все это знаете?
— Я разговаривал с Ангелом.
— Он здесь? — она запаниковала.
— Нет, я приехал один.
— Тогда лучше убирайтесь, пока еще можете это сделать! — грубо бросила она. — Иначе вас вынесут вперед ногами.
— Я остаюсь. Кто-то должен вас защитить, хотите вы этого или нет. И мне нужна информация. Донни, отправляйтесь на кухню и принесите записку.
— Не делай этого, Донни. Предупреждаю тебя.
Его ноги в тапочках нерешительно зашуршали по полу.
Я начал приближаться к девушке, продолжая спокойно с ней разговаривать:
— Вы уговорили Донни убить человека, но вам нечего бояться. Этот человек заслужил, чтобы его убили. Расскажите всю правду полиции, и я уверен, они даже не задержат вас. Вы даже можете стать знаменитой. Власти хотят, чтобы вы выступили свидетелем на суде по делу об уклонении от налогов.
— Что это еще за дело?
— Ангела обвиняют в уклонении от уплаты налогов. Вероятно, это единственное, в чем они могут его обвинить. Вы можете сделать так, что он проведет в тюрьме остаток своей жизни, как Аль Капоне. Вы станете героиней, Ферн.
— Не называйте меня Ферн. Ненавижу это имя. — На глазах у нее вдруг появились слезы. — Ненавижу все, что связано с этим именем. Ненавижу себя.
— Вы еще больше будете себя ненавидеть, если не опустите этот пистолет. Убьете меня, и все начнется сначала. За вами будут охотиться полицейские. За вами будут охотиться люди Ангела.
Теперь между нами была только кровать, узкая армейская кровать. Пистолет все еще был направлен на меня.
— Это может стать поворотным моментом в вашей жизни. Вы сделали много глупостей и чуть не испортили себе жизнь, связавшись с бандитами. Вы можете продолжать идти тем же путем, все туже затягивая этот узел, пока они не убьют вас. Или же вы можете сейчас вернуться к нормальной жизни.
— К нормальной жизни? Здесь? С моим отцом, который женился на Мейбл?
— Не думаю, что Мейбл долго проживет теперь с вами. Во всяком случае, я — не Мейбл. И я на вашей стороне.
Я замолчал и стал ждать. Она бросила пистолет на кровать. Я взял его и повернулся к Донни:
— Принесите записку.
Он пошел на кухню, сгорбившись.
— Что мне было делать? У меня не было выбора. Или я, или Барт. Всю дорогу от Акапулько я думала, как мне выпутаться из этого положения. Когда мы пересекали границу, он приставил к моим ребрам пистолет. То же самое было, когда мы останавливались, чтобы заправиться или поесть. И я решила, что его нужно убить. Моим единственным шансом был отцовский мотель. Я уговорила Барта переночевать там. Он не знал, что хозяин — мой отец. У меня не было плана, только решимость поскорее избавиться от Барта. Я понимала, что, если мне придется вернуться к Ангелу, моя жизнь кончится. Если даже он и не уберет меня, я буду вынуждена жить с ним. А хуже этого ничего быть не может. Я пошла в ванную, написала Донни записку и выбросила ее в окно, чтоб он подобрал. Он всегда сходил с ума по мне.
Теперь, когда слезы исповеди очистили ее лицо, она выглядела очень молодой и невинной. Лишь темные круги под глазами говорили о пережитом.
— Донни застрелил Барта из его пистолета. Он был сильнее духом, чем, я. Я перестала владеть собой, когда вошла утром в номер. При виде крови я начала кричать — сдали нервы. Это, наверно, было последней каплей.
Но, оказалось, это все же не было последней каплей. В кухне что-то грохнулось. Поток холодного воздуха ворвался в комнату. Послышалось два выстрела, но видно ничего не было. Затем, пятясь, появился Донни. В руке он сжимал коричневатого цвета бумажку. Плечо его было в крови. Он покачнулся и упал навзничь.
Я схватил Эллу за руку, и мы, пригнувшись, затаились за кроватью. В дверном проеме вырос Джино. Упершись ногой в спортивной туфле в грудь Донни, мафиози победно огляделся. Я выстрелил и выбил пистолет у него из рук. Он попятился к стене, сжимая раненое запястье.
Тщательно прицелившись в его сросшиеся брови, я выстрелил еще раз. Джино растянулся ничком рядом с Донни.
Элла бросилась к бедному ночному портье, нагнулась над ним, потом села рядом и положила его голову себе на колени. Невероятно, но Донни еще смог говорить:
— Ты больше не оставишь меня, Элла? Ведь я сделал все, что ты просила. Ты обещала мне...
— Я обещала. И я не оставлю тебя, Донни. Сумасшедший парень. Дурачок.
— Теперь я тебе больше нравлюсь, чем раньше?
— Ты мне нравишься, Донни. Ты самый настоящий мужчина, лучший из всех мужчин.
Она держала его бедную никчемную голову в руках. Он глубоко вздохнул, кровавая пена выступила на его губах.
Рука его ослабла, и я смог взять бумажку. Это была записка, которую Элла написала ему на куске бумажного полотенца:
«Донни, этот человек убьет меня, если ты не убьешь его раньше. Его пистолет будет под его одеждой на стуле около кровати. Приходи в полночь и убей его. Удачи тебе. А я тогда останусь здесь и буду твоей девушкой, как ты мечтал. С любовью, Элла».
Я посмотрел на эту пару на полу. Она баюкала его мертвую голову, как ребенка, на своей груди. Джино рядом с ними казался очень маленьким и одиноким.
Желание Донни исполнилось. Мое тоже. Интересно, подумал я, а какое желание загадала Элла.
Неоновый мексиканец мирно спал под звездами. Надпись под ним гласила, что свободных номеров нет. Ярко горели лампы в окнах оштукатуренных домов мотеля. Открытая дверь в контору была затянута сеткой от москитов. Четырехугольный световой квадрат освещенной двери отражался, как в зеркале, на дорожке, посыпанной гравием. Я наступил на него и похолодел.
За стойкой в конторе сидела женщина и жадно листала какой-то журнал. У нее были массивные плечи и грудь. Волосы ее были выкрашены под блондинку и уложены косами на затылке. Пальцы украшены кольцами. На толстой белой шее висела тройная нитка жемчуга. Это была женщина, которую описал мне Донни.
— Вы кто? — спросил я.
Она подняла на меня глаза и криво улыбнулась.
— В вежливости вам не откажешь.
— Извините, но мне показалось, что мы с вами где-то встречались.
— Вы ошиблись, — она холодно на меня посмотрела. — Что с вашим лицом?
— Мне сделали пластическую операцию, но врач оказался любителем.
Она осуждающе хмыкнула:
— Если вы хотите снять номер, то у нас свободных номеров нет. А если бы и были, не думаю, что я захотела бы вас поселить здесь даже на одну ночь. Посмотрите, на что похожа ваша одежда.
— Понятно. А где мистер Саланда?
— А вам что за дело?
— Он хотел меня видеть. Я на него работаю.
— В чем заключается ваша работа?
Я передразнил ее:
— А вам что за дело? — Я был взбешен. Под мощным телом скрывалось ее истинное ничтожное существо, жесткое и твердое, как рашпиль.
— Прикуси язык, парень. — Она встала со стула. Ее тень позади оказалась огромной. Журнал упал и закрылся. Он назывался «Откровения молодежи». — Я миссис Саланда. Вы кто, рабочий?
— Что-то вроде этого. Собираю мусор, интеллектуальный мусор. Мне кажется, могу и вам быть полезен.
Она поняла, что я имел в виду.
— Вы ошибаетесь. И не думаю, что мой муж нанял вас. Это респектабельный мотель.
— Конечно. Вы мать Эллы?
— Нет. Эта маленькая мерзавка — не моя дочь.
— Значит, вы ее мачеха?
— Не лезьте в чужие дела и убирайтесь отсюда. Знайте, что сегодня здесь полно полиции, и вам не удастся никого одурачить, если собираетесь это сделать.
— А где сейчас Элла?
— Не знаю и не хочу знать. Шляется где-нибудь. Это все, что она умеет делать. За последние шесть месяцев она была дома всего один день. Великолепно для незамужней девушки! — Ее полное лицо выражало возмущение и ненависть к падчерице. И она продолжала, забыв, что я ее слушаю: — Я сказала ее отцу, что он старый идиот, раз принял ее обратно. Откуда он знает, что она задумала? Пусть идет своей дорогой и делает все, что хочет. Пусть сама позаботится о себе.
— Ты так сказала мне, Мейбл? — Саланда беззвучно открыл заднюю дверь и вошел в комнату. Рядом со своей пышной женой он казался карликом. — А я говорю, что, если бы не ты, моя дорогая, Элла не ушла бы из дома.
Взбешенная, она повернулась к нему. А он встал на цыпочки, весь вытянулся и щелкнул пальцами у нее под носом.
— Иди в дом. Ты не женщина и не мать. Ты неизвестно кто.
— Слава Богу, что я не ее мать.
— Слава Богу! — повторил он, грозя ей кулаком.
Она быстро удалилась, как шхуна под парусами, заметившая канонерку. Дверь за ней закрылась. Саланда повернулся ко мне.
— Извините, мистер Арчер. У нас с женой кое-какие разногласия. Мне стыдно в этом признаться, но я был дураком, женившись на ней. Я получил много тела, но потерял дочь. Старый дурак, — сказал он, грустно качая головой. — Я женился на ней потому, что секс всегда был моей слабостью. Это у нас в роду. Какая-то нездоровая любовь к полным и глупым блондинкам. — Он широко развел руками.
— Ладно, забудьте об этом.
— Если бы мог. — Он подошел ко мне поближе и стал рассматривать мое лицо. — Мистер Арчер, вы ранены? У вас кровь на подбородке, разбита губа.
— Я немного подрался.
— Из-за меня?
— Из-за себя. Но, думаю, пришло время, чтобы вы все мне рассказали.
— Все рассказал?
— Да, рассказали правду. Вы знаете, в кого стреляли прошлой ночью, кто стрелял и почему.
Он осторожно дотронулся до моей руки:
— У меня всего одна дочь. И я обязан защищать ее любыми средствами.
— Защищать от чего?
— От позора, от полиции. — Он сделал широкий жест рукой, как бы показывая, какие несчастья подстерегают людей. — Я человек чести, мистер Арчер. Но личная честь для меня выше общественной. Человек похитил мою дочь. Она привезла его сюда в надежде, что ее могут спасти. Это была ее последняя надежда.
— Думаю, вы правы. Но вы должны были рассказать мне об этом раньше.
— Я был испуган, расстроен. Не знал, как вы поступите. Полиция могла приехать в любую минуту.
— Но вы имели право застрелить его. Вы даже не совершили преступления. Преступником был он.
— Я тогда не знал этого. Только постепенно стал понимать, что случилось. Боялся, что Элла в чем-то замешана, что он ее любовник. — Его черные невыразительные глаза вопросительно смотрели на меня. — Но я не стрелял в него, мистер Арчер. Меня даже не было в это время в номере. Я же говорил вам это сегодня утром. И вы должны мне верить.
— А миссис Саланда была дома?
— Нет, сэр, ее не было. Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Донни описал мне женщину, которая приехала вместе с убитым. Его описания точно совпадают с внешностью миссис Саланды.
— Донни соврал. Я сказал ему, чтобы он придумал внешность женщины, вот он и наговорил вам. Возможно, воображение у него не очень хорошо развито.
— А вы можете доказать, что она была с вами?
— Конечно, могу. Мы заказали билеты в театр заранее. Те, кто сидели рядом с нами, могут засвидетельствовать, что места не были пусты. Мы с миссис Саландой довольно заметная пара, — он криво улыбнулся.
— Значит, его убила Элла?
Он не сказал ни «да», ни «нет».
— Я надеялся, что вы на нашей стороне, на моей и на стороне Эллы. Я ошибался?
— Мне необходимо поговорить с ней, прежде чем решить это. Где она?
— Не знаю, мистер Арчер. Честно. Она ушла куда-то после обеда. После того, как полицейский допросил ее. Они отнеслись к нам с подозрением, но нам удалось их убедить, рассеять их подозрения. Они не знают, что она только-только вернулась домой, что жила другой жизнью. Я ничего не сказал им об этом. Мейбл хотела им сказать, но я не дал ей такой возможности, — он сжал зубы.
— А как вел себя Донни?
— Они отвезли его для допроса в полицейский участок. Он не сказал им о нас ничего плохого. Донни может показаться очень глупым, если захочет. Все считают его дураком, но это не так. Донни уже много лет с нами. Он очень привязан к моей дочери. Сегодня я его уволил.
— Вы должны были бы послушаться моего совета и все рассказать полиции, всю правду, — сказал я. — Вам ничего бы не было. Убитый был гангстером. И он похитил вашу дочь; Она была свидетелем в деле против его босса.
— Дочь рассказала мне об этом. И я рад, что это правда. Она не всегда рассказывает мне правду. Она была грудным ребенком. Ее очень тяжело было воспитывать без матери, которая могла бы служить для нее примером. Где она была эти последние полгода, мистер Арчер?
— Она пела в ночном клубе в Палм-Спрингс. А ее хозяин занимается рэкетом.
— Рэкетом? — Он повел носом, как будто почуял запах гнили.
— Где она была, не так уж важно по сравнению с тем, где она находится сейчас. Этот ее хозяин все еще ищет ее. Он нанял меня, чтобы я отыскал ее и привел к нему.
Саланда посмотрел на меня со страхом и отвращением, как будто этот отвратительный запах исходил от меня.
— И вы согласились на него работать?
— Это был единственный способ остаться в живых. Но я не работаю на него, если вы это имели в виду.
— Вы хотите, чтобы я вам поверил?
— Просто говорю вам: Элла в опасности. Нам всем угрожает опасность. — Я ничего не рассказал ему о втором черном «кадиллаке», в котором Джино рыскал в это время по ночным улицам с заряженным пистолетом под мышкой и с сердцем, полным мести.
— Моя дочь знает, что ей грозит опасность, — сказал он.
— Она предупредила меня об этом.
— Она должна была сказать, куда отправилась.
— Не сказала. Но она может быть сейчас в домике на пляже, где живет Донни. Я поеду туда с вами.
— Нет. Вы оставайтесь здесь и заприте все двери. Если увидите каких-нибудь неизвестных вам людей на улице возле мотеля, сразу же звоните в полицию.
Когда я вышел, он запер за мной дверь на засов.
* * *
Желтый свет фонарей отражался на асфальте шоссе. Потоки машин тянулись к северу и югу. На востоке, где было море, звезды освещали черную пустоту. Бунгало Донни белело на полоске песка у края этой пустоты примерно в миле от мотеля.Второй раз за день я постучал в растрескавшуюся дверь кухни. Там горел свет, он проникал сквозь дверные щели.
— Кто там? — тихо спросил Донни, голос его дрожал от страха.
— Вы меня знаете, Донни.
Дверь заскрипела. Он глупо посмотрел на меня и показал рукой, что я могу войти. Он был очень бледен и сильно чем-то взволнован. Глаза опухшие, как будто он долго плакал. Сейчас Донни еще сильнее напоминал стареющего мальчика, который, несмотря на все жизненные перипетии, так и не смог стать мужчиной.
— У вас кто-нибудь есть?
Из комнаты послышался какой-то шорох. Это был ответ на мой вопрос. Я отодвинул Донни в сторону и открыл дверь. Элла Саланда стояла, нагнувшись над пустым чемоданом, лежавшим на узкой кровати. Увидев меня, девушка резко выпрямилась. Рот ее был сжат, глаза широко открыты. В руке ее при свете голой лампы на потолке слабо поблескивал пистолет 38-го калибра.
— Я ухожу отсюда, и вам меня не остановить, — сказала она.
— Не уверен, что буду вас останавливать. Куда же вы собрались, Ферн?
За моей спиной раздался печальный голос Донни:
— Она уходит от меня, хотя обещала, что останется здесь со мной, если я сделаю то, о чем она меня просила. Она обещала, что будет моей девушкой...
— Замолчи, дурак! — отрезала она.
Донни сжался, будто его ударили хлыстом по спине.
— Что она просила вас сделать, Донни? Что вы сделали для нее?
— Когда она приехала прошлой ночью в мотель с этим парнем из Детройта, то подала мне знак, чтобы я сделал вид, будто не знаю ее. Потом оставила мне записку, которую написала помадой на бумажном полотенце. Она все еще у меня. Я спрятал ее на кухне.
— И что же она написала? — спросил я.
Донни спрятался за мою спину, не сводя испуганного взгляда с пистолета, который девушка держала в руке, но еще больше боясь ее гнева. Она сквозь зубы процедила:
— Не сходи с ума, Донни. Он ничего не знает. Абсолютно ничего. Он ничего не может для нас сделать.
— Мне плевать, что будет со мной или с кем бы то ни было, — он очень нервничал и косноязычил. — Ты... ты бросаешь меня, не хочешь выполнить своего обещания. Я всегда знал, что этого не может быть. Это было бы слишком большое счастье. А сейчас мне на все плевать...
— А мне нет, — сказала она. — Мне не наплевать, что со мной будет. — Она посмотрела на меня, твердо держа пистолет.
— Я не останусь здесь и застрелю вас обоих, если будет нужно.
— Это совсем не нужно. Опустите пистолет, Ферн. Это пистолет Бартоломео, ведь так? Я нашел к нему патроны в его машине.
— Откуда вы все это знаете?
— Я разговаривал с Ангелом.
— Он здесь? — она запаниковала.
— Нет, я приехал один.
— Тогда лучше убирайтесь, пока еще можете это сделать! — грубо бросила она. — Иначе вас вынесут вперед ногами.
— Я остаюсь. Кто-то должен вас защитить, хотите вы этого или нет. И мне нужна информация. Донни, отправляйтесь на кухню и принесите записку.
— Не делай этого, Донни. Предупреждаю тебя.
Его ноги в тапочках нерешительно зашуршали по полу.
Я начал приближаться к девушке, продолжая спокойно с ней разговаривать:
— Вы уговорили Донни убить человека, но вам нечего бояться. Этот человек заслужил, чтобы его убили. Расскажите всю правду полиции, и я уверен, они даже не задержат вас. Вы даже можете стать знаменитой. Власти хотят, чтобы вы выступили свидетелем на суде по делу об уклонении от налогов.
— Что это еще за дело?
— Ангела обвиняют в уклонении от уплаты налогов. Вероятно, это единственное, в чем они могут его обвинить. Вы можете сделать так, что он проведет в тюрьме остаток своей жизни, как Аль Капоне. Вы станете героиней, Ферн.
— Не называйте меня Ферн. Ненавижу это имя. — На глазах у нее вдруг появились слезы. — Ненавижу все, что связано с этим именем. Ненавижу себя.
— Вы еще больше будете себя ненавидеть, если не опустите этот пистолет. Убьете меня, и все начнется сначала. За вами будут охотиться полицейские. За вами будут охотиться люди Ангела.
Теперь между нами была только кровать, узкая армейская кровать. Пистолет все еще был направлен на меня.
— Это может стать поворотным моментом в вашей жизни. Вы сделали много глупостей и чуть не испортили себе жизнь, связавшись с бандитами. Вы можете продолжать идти тем же путем, все туже затягивая этот узел, пока они не убьют вас. Или же вы можете сейчас вернуться к нормальной жизни.
— К нормальной жизни? Здесь? С моим отцом, который женился на Мейбл?
— Не думаю, что Мейбл долго проживет теперь с вами. Во всяком случае, я — не Мейбл. И я на вашей стороне.
Я замолчал и стал ждать. Она бросила пистолет на кровать. Я взял его и повернулся к Донни:
— Принесите записку.
Он пошел на кухню, сгорбившись.
— Что мне было делать? У меня не было выбора. Или я, или Барт. Всю дорогу от Акапулько я думала, как мне выпутаться из этого положения. Когда мы пересекали границу, он приставил к моим ребрам пистолет. То же самое было, когда мы останавливались, чтобы заправиться или поесть. И я решила, что его нужно убить. Моим единственным шансом был отцовский мотель. Я уговорила Барта переночевать там. Он не знал, что хозяин — мой отец. У меня не было плана, только решимость поскорее избавиться от Барта. Я понимала, что, если мне придется вернуться к Ангелу, моя жизнь кончится. Если даже он и не уберет меня, я буду вынуждена жить с ним. А хуже этого ничего быть не может. Я пошла в ванную, написала Донни записку и выбросила ее в окно, чтоб он подобрал. Он всегда сходил с ума по мне.
Теперь, когда слезы исповеди очистили ее лицо, она выглядела очень молодой и невинной. Лишь темные круги под глазами говорили о пережитом.
— Донни застрелил Барта из его пистолета. Он был сильнее духом, чем, я. Я перестала владеть собой, когда вошла утром в номер. При виде крови я начала кричать — сдали нервы. Это, наверно, было последней каплей.
Но, оказалось, это все же не было последней каплей. В кухне что-то грохнулось. Поток холодного воздуха ворвался в комнату. Послышалось два выстрела, но видно ничего не было. Затем, пятясь, появился Донни. В руке он сжимал коричневатого цвета бумажку. Плечо его было в крови. Он покачнулся и упал навзничь.
Я схватил Эллу за руку, и мы, пригнувшись, затаились за кроватью. В дверном проеме вырос Джино. Упершись ногой в спортивной туфле в грудь Донни, мафиози победно огляделся. Я выстрелил и выбил пистолет у него из рук. Он попятился к стене, сжимая раненое запястье.
Тщательно прицелившись в его сросшиеся брови, я выстрелил еще раз. Джино растянулся ничком рядом с Донни.
Элла бросилась к бедному ночному портье, нагнулась над ним, потом села рядом и положила его голову себе на колени. Невероятно, но Донни еще смог говорить:
— Ты больше не оставишь меня, Элла? Ведь я сделал все, что ты просила. Ты обещала мне...
— Я обещала. И я не оставлю тебя, Донни. Сумасшедший парень. Дурачок.
— Теперь я тебе больше нравлюсь, чем раньше?
— Ты мне нравишься, Донни. Ты самый настоящий мужчина, лучший из всех мужчин.
Она держала его бедную никчемную голову в руках. Он глубоко вздохнул, кровавая пена выступила на его губах.
Рука его ослабла, и я смог взять бумажку. Это была записка, которую Элла написала ему на куске бумажного полотенца:
«Донни, этот человек убьет меня, если ты не убьешь его раньше. Его пистолет будет под его одеждой на стуле около кровати. Приходи в полночь и убей его. Удачи тебе. А я тогда останусь здесь и буду твоей девушкой, как ты мечтал. С любовью, Элла».
Я посмотрел на эту пару на полу. Она баюкала его мертвую голову, как ребенка, на своей груди. Джино рядом с ними казался очень маленьким и одиноким.
Желание Донни исполнилось. Мое тоже. Интересно, подумал я, а какое желание загадала Элла.