Страница:
В ответ что-то стукнуло глухо. Круглолицый взял Илью за плечо, чтобы перевернуть на живот, и получил удар лбом в переносицу. Запрокинул голову, захлюпала хлынувшая из носа кровь, Илья сел рывком и локтем с разворота врезал поджарому локтем в глаз. Тот молча рухнул рядом. Илья вскочил, подобрал свой рюкзак и лежащий рядом нож, что заботливо прихватили с собой «загонщики», когда накинули на «мышку» аркан. Шнур валялся рядом, Илья поднял его, свернул петлей, набросил ее на шею плотному и перекрутил от души, с силой. Подержал немного, пнул бьющееся, как в агонии, тело в спину, врезал уже приходящему в себя второму ботинком по ребрам и рванул прочь.
Снова вверх по мокрому склону, оскальзываясь на траве и глине, выползти, полежать немного, подышать, глядя в темное небо над головой, почувствовать на лице первые теплые капли, упавшие из туч. Десять секунд, пятнадцать, двадцать – и голова перестала кружиться, только зверски саднило кожу шеи, содранную шнуром, да глухо стучало сердце. Но громкий шорох и треск снизу заставили вскочить, всмотреться в темноту, уже затянутую серой дождевой сеткой. На дне канавы шевелился кто-то, отплевывался и быстро и негромко говорил что-то, явно в телефон. Докладывал обстановку и свои координаты, не иначе, и если первое еще можно внятно донести до руководства, то остальное звучало примерно так: я в канаве по шею в грязи, «объект» упустили. Ах нет, пардоньте, веду преследование. Бормотание стихло, зато усилились трески, шорох и натужное сопение: уцелевший «комитетчик» лез из канавы с упорством активированного колдуном зомби. Он и внешне походил на нежить – грязный, косматый, рукав куртки оторван, сам перекошен на левый бок, локоть прижат к ребрам. И под глазом должен быть «фонарь», но отсюда не видно, да Илью и не тянуло рассматривать физиономию преследователя с близкого расстояния. Он вскочил, закинул рюкзак за спину и, сжимая в ладони рукоятку ножа, побежал по тропке мимо нежилых домов и полуразвалившихся бараков к насыпи, по которой неслась, сверкая в темноте огнями, электричка из Москвы.
И вроде близко была «железка», грохотали и гудели в темноте поезда – товарняки, пассажирские, электрички, – а все ж бежать до нее оказалось прилично, Илья выдохся, сбавил прыть и постоянно оглядывался. Последний «комитетчик» тащился следом, как приклеенный – догнать не мог, но и не отставал, в мороси и темноте за спиной Илья видел высокую фигуру, тот уже перестал гнуться набок, двигался вполне себе ровно и умеренно прытко, но сил на финальный бросок у него не оставалось. «Отвали, сволочь!» – Илья обернулся еще раз и сам едва не свалился: тропинка здесь переходила в дорожку, заасфальтированную еще в эпоху молодого Брежнева, нога провалилась в выбоину, и Илья едва не вскрикнул от боли. Поэтому больше головой не вертел, перешел на неширокую рысь и смотрел то себе под ноги, то по сторонам – хоть и тихо вокруг, но все ж таки неуютно среди заброшенных, превращенных в помойку строений, и хочется побыстрее проскочить насыщенный запахами тухлятины участок. Шаги позади стали отчетливыми, Илья притормозил, обернулся на ходу и повернул зажатый в ладони нож, прижал холодный мокрый клинок к тыльной стороне руки. Да, по-другому, видно, не получится, этот глупый щенок прет следом, то ли одержимый азартом погони, то ли желание выслужиться подгоняет. А может, за голову «мышки» награда нешуточная объявлена, и надобно эту голову хозяину доставить отдельно от хвостика и лапок, на блюде со льдом, как один психопат пару месяцев назад требовал.
«Ни за что сдохнешь, дурак. И не найдут ведь». Илья снова рванул во весь дух, под ногами с мерзким стуком шевелился мокрый щебень, пахло металлом и дождем. Зимой тут почище было, а сейчас словно кто-то тонким слоем вытряхнул над полотном «железки» содержимое мусорного контейнера – бумажки, пакеты, остатки скользкой гниющей органики и прочая дрянь устилали путь к рельсам. Илья влетел на насыпь, притормозил, услышав слева низкий протяжный рев – к вокзалу шел то ли товарняк, то ли скорый, из-за поворота в полукилометре уже блеснул и снова пропал за лесополосой отблеск прожектора на головном вагоне.
– Стой, сволочь, или стреляю! – заорали снизу, посыпался щебень, и, почти утонувший в грохоте подходившего поезда, прозвучал выстрел.
«Ничего себе!» Илья отпрыгнул вбок, уходя с линии огня, глянул влево – поезд пер с лязгом и грохотом, по глазам резанул яркий свет, ослепил так, что слезы выступили. А снизу по насыпи карабкался «комитетчик», и ловко так, споро, словно только тем всю жизнь и занимался, что по мокрому щебню мухой летал, а может, и летал – черт его знает. Зато в беспощадном желто-белом свете видно, как оборванный «зомби» поднимает правую руку и целит в ноги прыткой «мышке», помня о приказе шкуру ей не портить и здоровье для беседы с заинтересованными лицами сохранить. О поименованных лицах не мешало бы узнать поподробнее, уж явно не господин извращенец и его раненный на голову телохранитель с того света прытким юношей руководят, здесь чье-то другое присутствие видится. Кто-то третий в игру вступил, причем ровно с того места, где она оборвалась, как показалось Илье, два месяца назад, вступил и натравил свою свору на того, кто всю жизнь был Кондратьевым, умер, чтобы воскреснуть как Андреев, и что его завтра ждет – лучше не думать. Думать пока о другом надо, и чем быстрее, тем лучше…
Тепловоз гудел, казалось, в самое ухо. Оглохший и ослепший Илья застыл у края насыпи и под надвигавшийся грохот колес и безумный свет прыгнул вперед, перемахнул через рельсы, «подрезая» прущую махину, оказался на соседнем пути. Еще рывок, нога поехала по скользкому от дождя рельсу, вывернулась, Илья грохнулся на одно колено и едва не заорал от боли – мышцу словно разорвало от лодыжки вверх, нога не слушалась, и на миг ему показалось, что ступня осталась под колесами товарняка. Тот летел рядом, обдавал теплой тугой воздушной волной, пахшей горячим металлом, а справа, недалеко, где-то в районе вокзала, блеснул еще один «лобовой» фонарь – от перрона отходила электричка, и шла она навстречу товарняку. Но и это еще полбеды, ее света хватило, чтобы разглядеть на пустых пока рельсах высокую поджарую фигуру – человек двигался быстро, уверенно и бежал к Илье, на ходу поднимая пистолет.
«Вот скотина!» Илья кое-как перебрался через рельсы, оказался на краю насыпи, съежился, закрыл голову руками и, стараясь не выронить нож, покатился по щебню вниз. С рюкзаком на спине проделывать этот трюк на будущее он зарекся, к финалу Илье казалось, что в теле у него не осталось ни одной целой кости, ныло и гудело все – спина, руки, плечи. А особенно лодыжка, вернее, уже и голень правой ноги – при малейшем движении нога отвечала такой болью, что приходилось стискивать зубы, чтобы не заорать. Перелом, вывих, растяжение – все, что угодно, может, даже и два в одном или три. Пока понятно одно – если и перелом, то не открытый, крови нет, обломков костей не видно, но чтобы в этом убедиться, надо задрать штанину и посмотреть. А сейчас не до того – живой, здоровый и полный служебного рвения юноша чешет вниз по насыпи, улепетывая от догнавшей его электрички, катится вниз, привычно приземляясь на задницу, но не выпуская из руки пистолет. И бежит в темноте к оврагу, тому самому заветному овражку, вонючему, грязному, как прямая кишка, длинному и глубокому, к оврагу-мечте, куда так стремился Илья. Во-первых, место глухое, нормальный человек тут только белым днем рискнет пройти, и не один, а в компании, но уж никак не в одиночку, а ночью тут если только бомж из местных или крыса проскочит, и обоим все равно, кто на пути попался. А во-вторых, ведет эта кишка прямиком к вокзалу, откуда – на выбор – в Москву можно уехать на электричке или на автобусе. Да только не сегодня и не завтра, может, вообще тут останется – ибо шагу сам ступить не может, от боли аж искры из глаз летят, какая уж тут Москва. И поганый «комитетчик» где-то поблизости бродит, носом землю роет, чуя добычу, а также головокружительный взлет своей карьеры. Мотив у юноши железный, служебные перспективы для него открываются сказочные – дело дрянь…
Илья кое-как перевернулся на спину, сел, уставился на согнутую в колене правую ногу. Болит зверски, стоит только мышцы напрячь. О том, чтобы идти, и речи нет, болевой шок и обморок гарантированы. «Только бы не перелом», – повторил он и, опираясь на ладони, отполз подальше от тропинки к лопухам и крапиве, скривился от разившей из зарослей вони и затих. Ночное зрение и слух у «комитетчика» оказались превосходные, легкое движение не ускользнуло от него, юноша прекратил рыскать наугад и двинул к источнику шума. Счет шел на секунды, Илья едва ли не до крови прикусил губу и грохнулся на бок, не забывая прижимать клинок к правому запястью. И прислушивался к каждому звуку – шелесту травы, робкому стрекотанию мелкой живности, шороху дождя по широким листьям лопуха и шагам, тоже тихим, но быстрым и мягким, точно кошачьим. Так хищник мчится к застигнутому врасплох грызуну, выпускает когти и обнажает клыки, не оставляя мышке шансов.
Человек был близко, с шумом раздвинулась крапива, хрустнула под подошвой пустая пивная банка, от пинка отлетела в лопухи. Человек постоял так немного, толкнул Илью носком ботинка в плечо.
– Подъем, урод! Или пристрелю прямо здесь. Хочешь сдохнуть на помойке? – Негромкий лязг затвора поддержал угрозу. Илья не шевелился, не сводил глаз с темных штанин «комитетчика», маячивших прямо перед носом. Назойливо маячивших, долго и нудно, до тех пор, пока юноша не сдал немного назад. Еще удар, еще партия угроз, но уже дежурных, выданных для собственного успокоения – «мышка» попалась, ей не уйти, она лежит смирно, а «кошку» не видит и, кажется, не слышит. Охота завершена, осталось отнести добычу хозяину.
– Взяли, – услышал Илья. – Овраг за железной дорогой, на тропинке. А черт его знает, где это, я тут в первый раз. Да, пришлось стрелять, два раза. Не знаю, вроде жив, дышит. Сейчас посмотрю.
«Загонщик» присел на корточки, прижал мобильник плечом к уху и рывком перевернул Илью на спину. Наклонился, всматриваясь в лицо жертвы, и сквозь прикрытые ресницы Илья видел, что рожа «комитетчика» расцарапана и заляпана грязью, рукав ветровки выдран с корнем, а на футболку вообще лучше не смотреть – бомжи приличнее выглядят. Юноша потянулся к лицу Ильи, попытался оттянуть тому нижнее веко, чтобы проверить рефлексы – хотя один черт знает, что бы разобрал в темноте, даже если бы и успел. И отшатнулся, выронил телефон – Илья открыл глаза, улыбнулся «комитетчику»:
– Привет. Хорошо бегаешь, молодец. Вернее, бегал. Отбегался ты, дядя. Держи!
И выкинул вперед руку с ножом. Два колющих удара в живот, третий в горло – и быстрее, как можно быстрее назад, подальше от содрогающегося в агонии тела, от тошнотного запаха крови, от хрипов и воплей из брошенного мобильника. И никак не дотянуться до него, если только перелезть через умирающего «загонщика», да и плевать бы на этот телефон, но проворный гад успел доложить наверх, где он находится, где настиг добычу. А что та оказалась хитрее – так кто ж угадать мог, лежала себе, дохлятиной прикидываясь, и вдруг такая незадача приключилась…
Но объяснять все это Илья никому не собирался, особенно тем, кто прибудет к оврагу минут через пятнадцать, самое большее – через полчаса. Город небольшой, добровольные помощники из местных у «загонщиков» найдутся. Думать надо, и думать быстро, время летит быстрее грохочущих по насыпи поездов. Если бы не нога, мчался бы он к вокзалу или уже бы в электричке к Москве ехал, но чертово «если бы» на планах отхода поставило жирный крест. Значит, придется встречать остальных здесь, отсидеться не получится, «загонщики» обшарят весь овраг и прилегающие территории, с больной ногой не уйти. Палку бы какую под костыль приспособить – Илья осматривался в темноте, кое-как поднялся на четвереньки и подполз к затихшему «комитетчику». Вранье, что снаряд дважды в одну воронку не попадает, – кривясь и преодолевая приступы тошноты, он, как прошлой зимой, обыскивал убитого. Правда, дело тогда происходило в его квартире, и двух «гостей» он прирезал ножом, которым Ольга себе вены вскрыла, но суть дела не меняется. Тот же выворачивающий кишки запах крови, та же тяжесть мертвого тела и та же добыча – «иж» и запасной магазин к нему.
Илья нашел мобильник, выдрал аккумулятор и зашвырнул куда подальше. Чертыхаясь, отполз к лопухам, привалился спиной к брошенному кем-то холодильнику без дверцы, вытащил из рукоятки «ижа» магазин. Да, покойник не наврал, стрелял он действительно дважды, в обойме оставалось восемь патронов. Илья загнал обойму обратно, прикинул расклад – початый магазин плюс еще десять в запасной: есть чем встретить коллег убитого, только паршиво, что последний придется себе оставить. Погано, что все вот так закончится, но тут, как ни крути, всюду конец карьеры маячит, даже не на горизонте, а гораздо ближе.
Шаги он расслышал издалека – шли со стороны старых домов привокзального микрорайона. Этот кто-то шел уверенно, торопился и что-то бормотал себе под нос – то ли обстановку докладывал, то ли указания получал. Давно заткнувшийся мобильник убитого молчал где-то в крапиве, но тишина эта ровным счетом ничего не значила. Аккумулятор сел – хорошее объяснение, сойдет за неимением других гипотез. Илья подобрался, поднял «иж», снял с предохранителя и приготовился. Если вспомнить анатомическую мишень, то стрелять придется в «десятку» – голова, шея, хребет, а посему целиться надо тщательно, не торопиться и бить наверняка. Раз уж судьба ему навсегда остаться в этом протухшем овраге, то прихватит он с собой ровно семнадцать шакальих голов, и никак не меньше. Ну, давайте уже, погнали, что ли…
Человек приближался, и каждый его шаг сопровождался странными глухими шлепками, точно этот кто-то шел босиком. Илья поднял «иж» на уровень глаз, прицелился в показавшуюся над крапивой макушку, положил палец на спусковой крючок. А человек тем временем умолк, прекратил болтовню и остановился так резко, словно споткнулся. Впрочем, так оно и было – ноги убитого «комитетчика» протянулись через тропинку, на них-то с полными недоумения матюками и налетел человек.
– Эй, але, ты чего разлегся? – Голос отрывистый, глухой, полный презрения и страха одновременно. Ответа, по понятным причинам, не последовало, человек постоял еще немного и подошел поближе.
– Хорош прикидываться! – Голос звучал увереннее, в нем появилась злость, даже остервенение. Послышался странный звук – это ночной прохожий пнул убитого и, не дождавшись реакции, присел рядом с телом на корточки.
Илья опустил пистолет и подался вперед, рассматривая человека, но морось и темнота скрывали его, оставили только длинный силуэт, облаченный в футболку и шорты фасона «семейники» и резиновые шлепки, а лет ему тридцать или даже меньше. Прохожий посидел так в позе бандерлога, неустанно матерясь и сплевывая, потом решился, для придания себе бодрости выругался особенно громко и принялся обшаривать убитого. Вляпался руками в кровь на животе «загонщика», разразился насыщенной фразой и принялся вытирать руки о штаны убитого. «Вот они, шакалы, ждал – получи». Илья не сводил с человека глаз, а сам все прислушивался, ловил каждый звук. Но нет, все как обычно – поезда, шорох дождя и матерный речитатив: «бандерлог» еще не оставил своих планов поживиться, топтался рядом, перешагнул через убитого и оказался на расстоянии броска. Нагнулся и принялся деловито, с некоторой сноровкой обшаривать карманы штанов покойника, выкопал что-то и заорал, перекрывая вой подлетавшей электрички, почувствовав, как его схватили за лодыжку. Дернулся бежать, но Илья сжал пальцы и рванул мародера за ногу так, что тот грохнулся аккурат на покойника, заорал еще громче и от приключившегося временного паралича даже сопротивляться перестал.
– Сюда иди, паскудник! – Илья рванул его за футболку, швырнул в лопухи и скривился от запаха дешевого пойла – парень уже основательно набрался и странно, как вообще держался на ногах. Навык, вероятно, плюс генетика: наследственность – великое дело. Илья приставил «иж» ко лбу грабителя:
– Попался, гад. Ты за что его убил? Отвечай, или пристрелю! – Он сжал мародеру горло, не забывая впечатывать дульный срез в узкий лоб под мокрой темной челкой.
Глаза «убийцы» стали размером с суповую тарелку. Илье даже показалось, что черные, расширенные с перепугу зрачки крутятся в разные стороны. Ничего внятного произнести пойманный «на месте преступления» не мог, мычал только, разевал рот, а под конец расплакался, призывая в свидетели и родственников, и обитателей потустороннего мира.
– Не я, я его не трогал, я мимо шел, а он лежит… – разобрал Илья. Снизошел, убрал пистолет и спросил душевно:
– А кто тогда?
– Чтоб я сдох, – поклялся мародер. – Я шел, он лежал, я….
– Карманы обшарил. Молодец, нервишки у тебя крепкие, – похвалил парня Илья. – На дозу не хватает?
Илья вскинулся, прислушался – показалось или нет, но к оврагу вроде как машина подъехала? Или обостренный слух так причудливо обычные звуки синтезирует, или галлюцинацию подкинул? В любом случае проверять все это неохота, да и недосуг.
– Ладно, – сжалился Илья, – уговорил. Мое дело сторона – ты его завалил или не ты. Да пофиг мне, – сказал, видя, как мародер корчит рожу и старательно подбирает слова оправдания. – Вон там, в траве, посмотри, правее. Нашел? Бери, дарю, – распорядился Илья чужим мобильником. «Бандерлог» обрадовался, бережно протер экран о футболку, убрал телефон в карман шорт и уставился на благодетеля.
– Тебя как звать? – спросил Илья и снова прислушался. А вот сейчас точно не глюки – по насыпи идут люди, несколько человек, неуверенно идут, слышатся голоса и шорох гравия под ногами.
– Леха, – представился грабитель, но Илья оборвал его:
– Валим! – Он приподнялся и снова прикусил губу, чтобы не орать от боли, – это менты, сейчас нас обоих повяжут. Я тебе помог, а ты мне помоги. – Не дожидаясь ответа, он ухватил мародера за плечо и кое-как поднялся на ноги, подхватил рюкзак, бросил в него пистолет.
– Менты? – Подгонять Леху не пришлось. Ясное дело, он давно бы уже смылся куда подальше, бросив невесть как оказавшегося рядом с трупом доброго человека, но Илья такой возможности мародеру не давал. В обнимку поковыляли прочь по тухлой тропинке, вылезли наверх и остановились, предусмотрительно отойдя подальше от ближайшего источника света – фонаря над крыльцом закрытого магазина.
– Ты куда, Леха, топал? Уж не на вокзал ли? – Илья снова попал в точку: если пойло в изобилии продавалось в непосредственной близости от мест обитания аборигенов, то за веществами надлежало ходить к местному очагу культуры – на вокзал. Несомненно, местные барыги скоро положение поправят, и вещества будут доставляться точно по адресу заказчика, но пока крюк Лехе и ему подобным приходится делать немалый.
– Что употребляешь? – Они снова медленно ковыляли к домам. Илья ловко прыгал на левой ноге, поджав правую, как раненый пес, подбитую лапу.
– Соль, – буркнул Леха. Судя по тону, он уже успел пожалеть о своей доброте и отзывчивости к чужой беде и начал соображать, что дело тут нечисто.
«Соль» – это хорошо, синтетический аналог кокаина дешев и легален, прекрасное средство очистки генофонда, доступен к употреблению внутрь всеми не противными природе способами, но Леха, судя по виду его локтевых сгибов, предпочитает внутривенно. И, видимо, недавно укололся, раз сразу погнал за новой дозой – качественный приход наступает быстро, но эффект держится недолго, а сразу «после того» становится страшно – не больно, а именно страшно. Так страшно, что хочется бежать куда-нибудь сломя голову, но если вовремя сделать еще укол, то страха не будет. Жизнь от укола до укола. Вот Леха и побежал, да пришлось вернуться, а время его, видимо, на исходе.
– Я тебе куплю. Вернее, денег дам, сам купишь, – пообещал Илья и уточнил, глядя на воспрявшего в эйфории наркомана: – Не знаешь, где тут без проблем заколоться можно? Квартира, комната, чтобы тихо было?
Риск огромный, но и ситуация та еще, чудом выскользнул, «комитетчик», как ни крути, помог, хоть и в дохлом виде. Кабы не его тело бездыханное, лежать бы сейчас Илье рядом с «загонщиком» не в лучшем виде. И черт ли, бог ли ему обдолбыша послал – разбираться некогда, спасибо вам, духи предков, с меня жертвенный костер, только подождать придется, сейчас не до вас.
– У Колобка можно, – прогнусавил Леха. – Он один живет, квартира ему после бабки осталась. Только ему тоже купить надо…
– Купишь, купишь! – Илья вцепился в Лехино плечо, тот покачнулся, но устоял. – Деньги на месте отдам, не волнуйся. Топай, чего встал?! – подогнал он, поджал ногу и запрыгал на отдохнувшей левой, опираясь, как на костыль, на плечо наркомана, к крайнему подъезду панельной девятиэтажки.
Лифт не работал, и, судя по состоянию дверей, давно. Створки перекосило, одну явно пытались выдрать, но не совладали и оставили в покое, основательно погнув и покорежив. Из шахты смачно сквозило тухлятиной и следами человеческой жизнедеятельности. Илью едва не вывернуло – пожалуй, в овраге дышалось полегче, и если тут с первого до последнего этажа так несет… Но гнилая вонь отвязалась уже на третьем этаже, из-за намертво заколоченных окон в подъезде было душно и жарко, Илья взмок, пока они едва ли не полчаса тащились, как и следовало ожидать, на последний этаж.
Подъем занял минут двадцать, как Илья ни торопился убраться подальше от оврага, быстрее не получилось. На малейшее резкое или неосторожное движение нога отзывалась уже не пронзительной, а тупой тяжелой болью, перед глазами мутнело, и без того темный подъезд превращался и вовсе уже в пещеру. Лехе тоже приходилось нелегко, он сопел и тяжело дышал. Нарика ощутимо мотало, и неизвестно, кто кого доволок до финиша. К заветной двери, обшитой изодранным дерматином, они подползли едва ли не на карачках. Кнопка звонка оказалась декорацией, Леха яростно заколотил в дверь, и долбил в нее кулаками до тех пор, пока створка не приоткрылась.
– Принес? – выдохнули из вонючей темноты. Запашком из квартиры потянуло таким, что Илья бы предпочел оказаться у раскуроченных дверей в лифтовую шахту. Но сдержался, дернул дверь на себя, да так и замер, стоя на одной ноге, разглядывая хозяина. Если проводить ассоциации со словом «колобок», то, по логике, на пороге должно было оказаться нечто круглое, лысое и непременно юркое и изворотливое, но здесь по чьему-то недомыслию система присвоения прозвищ дала сбой. Колобок в данном случае походил на останки рыбы-воблы, причем этими останками побрезговала бы и голодная кошка. Ростом Илье до плеча, голова похожа на огурец со впалыми боками, взгляд остановившийся, белки сплошь в красных прожилках, руки трясутся, теребят край длинной майки, суетливо лезут в карманы немыслимо грязных и драных треников, снова цепляют ободранный, бывший когда-то красным подол. На первый взгляд лет Колобку было двадцать пять, но дышал он, как загнанный жизнью древний старик, – тяжело, с хрипами, покашливал нехорошо и пару раз сплюнул через порог.
Илья без приглашения запрыгнул в квартиру, едва не задохнулся от вони и двинул по коридору, открывая все попавшиеся на пути двери. За каждой разгром и мерзость запустения, старая – несомненно бабкина – мебель покорежена от души, на полу груды тряпья вперемешку с мусором, под потолком на проводе висит одинокая лампочка, занавесок на окнах нет. Хотя, если подумать, зачем они нужны на последнем этаже, кому придет в голову смотреть в окно – если только с крыши свесится. В кухне, ванной и туалете та же картина: сантехника, ровесница хозяина берлоги, в муках доживает свой век, везде грязь и воняет так, что к горлу подступает тошнота.
Илья толкнул последнюю дверь, остановился на пороге, держась за стену. Это подойдет, выбирать все равно не из чего. Комнатенка крохотная, узкая и длинная, как пенал, заканчивается балконной дверью, открытой настежь по случаю теплого времени года. У одной стены продавленный диван, на котором, можно не сомневаться, бабка Колобка когда-то провела свою первую брачную ночь, напротив – полированный письменный стол из цельного дерева с одним-единственным уцелевшим ящиком, остальных давно и след простыл. Больше мебели в комнате не было, зато воняло не так сильно, как в остальной квартире, через открытую дверь с балкона тянуло сырой свежестью, и было слышно, как по перилам стучат капли дождя. Илья плюхнулся на диван, вытянул больную ногу, осторожно повернул ступню вправо-влево: болит, зараза, и ворочается еле-еле. «Только бы не перелом, с остальным я разберусь». Он положил рюкзак на колени, достал из внутреннего кармана пятисотку, кинул ее на подлокотник дивана. Леха и безразличный ко всему, кроме денег, Колобок рванули наперегонки. Хозяин жилья успел первым, сгреб купюру и бессмысленно пялился на Илью.
– У меня к тебе предложение, – проговорил тот. – Каждый день я буду давать тебе деньги. Каждый день по пятьсот рублей. А ты меня ни о чем не спрашиваешь, словно меня и нет здесь. Договорились?
– Да, – невнятно пробормотал Колобок. – А…
– И вопросов не задаешь. Если мне что-то понадобится – сходишь и купишь, сам я пока не могу. Держи. – Рядом легла еще одна, на этот раз тысячная, купюра. – Сгоняйте кто-нибудь в аптеку. Обезболивающее купите, для дезинфекции ран что-нибудь и бинт эластичный. И поесть что-нибудь заодно. Сдачу себе оставьте, только быстро!
Снова вверх по мокрому склону, оскальзываясь на траве и глине, выползти, полежать немного, подышать, глядя в темное небо над головой, почувствовать на лице первые теплые капли, упавшие из туч. Десять секунд, пятнадцать, двадцать – и голова перестала кружиться, только зверски саднило кожу шеи, содранную шнуром, да глухо стучало сердце. Но громкий шорох и треск снизу заставили вскочить, всмотреться в темноту, уже затянутую серой дождевой сеткой. На дне канавы шевелился кто-то, отплевывался и быстро и негромко говорил что-то, явно в телефон. Докладывал обстановку и свои координаты, не иначе, и если первое еще можно внятно донести до руководства, то остальное звучало примерно так: я в канаве по шею в грязи, «объект» упустили. Ах нет, пардоньте, веду преследование. Бормотание стихло, зато усилились трески, шорох и натужное сопение: уцелевший «комитетчик» лез из канавы с упорством активированного колдуном зомби. Он и внешне походил на нежить – грязный, косматый, рукав куртки оторван, сам перекошен на левый бок, локоть прижат к ребрам. И под глазом должен быть «фонарь», но отсюда не видно, да Илью и не тянуло рассматривать физиономию преследователя с близкого расстояния. Он вскочил, закинул рюкзак за спину и, сжимая в ладони рукоятку ножа, побежал по тропке мимо нежилых домов и полуразвалившихся бараков к насыпи, по которой неслась, сверкая в темноте огнями, электричка из Москвы.
И вроде близко была «железка», грохотали и гудели в темноте поезда – товарняки, пассажирские, электрички, – а все ж бежать до нее оказалось прилично, Илья выдохся, сбавил прыть и постоянно оглядывался. Последний «комитетчик» тащился следом, как приклеенный – догнать не мог, но и не отставал, в мороси и темноте за спиной Илья видел высокую фигуру, тот уже перестал гнуться набок, двигался вполне себе ровно и умеренно прытко, но сил на финальный бросок у него не оставалось. «Отвали, сволочь!» – Илья обернулся еще раз и сам едва не свалился: тропинка здесь переходила в дорожку, заасфальтированную еще в эпоху молодого Брежнева, нога провалилась в выбоину, и Илья едва не вскрикнул от боли. Поэтому больше головой не вертел, перешел на неширокую рысь и смотрел то себе под ноги, то по сторонам – хоть и тихо вокруг, но все ж таки неуютно среди заброшенных, превращенных в помойку строений, и хочется побыстрее проскочить насыщенный запахами тухлятины участок. Шаги позади стали отчетливыми, Илья притормозил, обернулся на ходу и повернул зажатый в ладони нож, прижал холодный мокрый клинок к тыльной стороне руки. Да, по-другому, видно, не получится, этот глупый щенок прет следом, то ли одержимый азартом погони, то ли желание выслужиться подгоняет. А может, за голову «мышки» награда нешуточная объявлена, и надобно эту голову хозяину доставить отдельно от хвостика и лапок, на блюде со льдом, как один психопат пару месяцев назад требовал.
«Ни за что сдохнешь, дурак. И не найдут ведь». Илья снова рванул во весь дух, под ногами с мерзким стуком шевелился мокрый щебень, пахло металлом и дождем. Зимой тут почище было, а сейчас словно кто-то тонким слоем вытряхнул над полотном «железки» содержимое мусорного контейнера – бумажки, пакеты, остатки скользкой гниющей органики и прочая дрянь устилали путь к рельсам. Илья влетел на насыпь, притормозил, услышав слева низкий протяжный рев – к вокзалу шел то ли товарняк, то ли скорый, из-за поворота в полукилометре уже блеснул и снова пропал за лесополосой отблеск прожектора на головном вагоне.
– Стой, сволочь, или стреляю! – заорали снизу, посыпался щебень, и, почти утонувший в грохоте подходившего поезда, прозвучал выстрел.
«Ничего себе!» Илья отпрыгнул вбок, уходя с линии огня, глянул влево – поезд пер с лязгом и грохотом, по глазам резанул яркий свет, ослепил так, что слезы выступили. А снизу по насыпи карабкался «комитетчик», и ловко так, споро, словно только тем всю жизнь и занимался, что по мокрому щебню мухой летал, а может, и летал – черт его знает. Зато в беспощадном желто-белом свете видно, как оборванный «зомби» поднимает правую руку и целит в ноги прыткой «мышке», помня о приказе шкуру ей не портить и здоровье для беседы с заинтересованными лицами сохранить. О поименованных лицах не мешало бы узнать поподробнее, уж явно не господин извращенец и его раненный на голову телохранитель с того света прытким юношей руководят, здесь чье-то другое присутствие видится. Кто-то третий в игру вступил, причем ровно с того места, где она оборвалась, как показалось Илье, два месяца назад, вступил и натравил свою свору на того, кто всю жизнь был Кондратьевым, умер, чтобы воскреснуть как Андреев, и что его завтра ждет – лучше не думать. Думать пока о другом надо, и чем быстрее, тем лучше…
Тепловоз гудел, казалось, в самое ухо. Оглохший и ослепший Илья застыл у края насыпи и под надвигавшийся грохот колес и безумный свет прыгнул вперед, перемахнул через рельсы, «подрезая» прущую махину, оказался на соседнем пути. Еще рывок, нога поехала по скользкому от дождя рельсу, вывернулась, Илья грохнулся на одно колено и едва не заорал от боли – мышцу словно разорвало от лодыжки вверх, нога не слушалась, и на миг ему показалось, что ступня осталась под колесами товарняка. Тот летел рядом, обдавал теплой тугой воздушной волной, пахшей горячим металлом, а справа, недалеко, где-то в районе вокзала, блеснул еще один «лобовой» фонарь – от перрона отходила электричка, и шла она навстречу товарняку. Но и это еще полбеды, ее света хватило, чтобы разглядеть на пустых пока рельсах высокую поджарую фигуру – человек двигался быстро, уверенно и бежал к Илье, на ходу поднимая пистолет.
«Вот скотина!» Илья кое-как перебрался через рельсы, оказался на краю насыпи, съежился, закрыл голову руками и, стараясь не выронить нож, покатился по щебню вниз. С рюкзаком на спине проделывать этот трюк на будущее он зарекся, к финалу Илье казалось, что в теле у него не осталось ни одной целой кости, ныло и гудело все – спина, руки, плечи. А особенно лодыжка, вернее, уже и голень правой ноги – при малейшем движении нога отвечала такой болью, что приходилось стискивать зубы, чтобы не заорать. Перелом, вывих, растяжение – все, что угодно, может, даже и два в одном или три. Пока понятно одно – если и перелом, то не открытый, крови нет, обломков костей не видно, но чтобы в этом убедиться, надо задрать штанину и посмотреть. А сейчас не до того – живой, здоровый и полный служебного рвения юноша чешет вниз по насыпи, улепетывая от догнавшей его электрички, катится вниз, привычно приземляясь на задницу, но не выпуская из руки пистолет. И бежит в темноте к оврагу, тому самому заветному овражку, вонючему, грязному, как прямая кишка, длинному и глубокому, к оврагу-мечте, куда так стремился Илья. Во-первых, место глухое, нормальный человек тут только белым днем рискнет пройти, и не один, а в компании, но уж никак не в одиночку, а ночью тут если только бомж из местных или крыса проскочит, и обоим все равно, кто на пути попался. А во-вторых, ведет эта кишка прямиком к вокзалу, откуда – на выбор – в Москву можно уехать на электричке или на автобусе. Да только не сегодня и не завтра, может, вообще тут останется – ибо шагу сам ступить не может, от боли аж искры из глаз летят, какая уж тут Москва. И поганый «комитетчик» где-то поблизости бродит, носом землю роет, чуя добычу, а также головокружительный взлет своей карьеры. Мотив у юноши железный, служебные перспективы для него открываются сказочные – дело дрянь…
Илья кое-как перевернулся на спину, сел, уставился на согнутую в колене правую ногу. Болит зверски, стоит только мышцы напрячь. О том, чтобы идти, и речи нет, болевой шок и обморок гарантированы. «Только бы не перелом», – повторил он и, опираясь на ладони, отполз подальше от тропинки к лопухам и крапиве, скривился от разившей из зарослей вони и затих. Ночное зрение и слух у «комитетчика» оказались превосходные, легкое движение не ускользнуло от него, юноша прекратил рыскать наугад и двинул к источнику шума. Счет шел на секунды, Илья едва ли не до крови прикусил губу и грохнулся на бок, не забывая прижимать клинок к правому запястью. И прислушивался к каждому звуку – шелесту травы, робкому стрекотанию мелкой живности, шороху дождя по широким листьям лопуха и шагам, тоже тихим, но быстрым и мягким, точно кошачьим. Так хищник мчится к застигнутому врасплох грызуну, выпускает когти и обнажает клыки, не оставляя мышке шансов.
Человек был близко, с шумом раздвинулась крапива, хрустнула под подошвой пустая пивная банка, от пинка отлетела в лопухи. Человек постоял так немного, толкнул Илью носком ботинка в плечо.
– Подъем, урод! Или пристрелю прямо здесь. Хочешь сдохнуть на помойке? – Негромкий лязг затвора поддержал угрозу. Илья не шевелился, не сводил глаз с темных штанин «комитетчика», маячивших прямо перед носом. Назойливо маячивших, долго и нудно, до тех пор, пока юноша не сдал немного назад. Еще удар, еще партия угроз, но уже дежурных, выданных для собственного успокоения – «мышка» попалась, ей не уйти, она лежит смирно, а «кошку» не видит и, кажется, не слышит. Охота завершена, осталось отнести добычу хозяину.
– Взяли, – услышал Илья. – Овраг за железной дорогой, на тропинке. А черт его знает, где это, я тут в первый раз. Да, пришлось стрелять, два раза. Не знаю, вроде жив, дышит. Сейчас посмотрю.
«Загонщик» присел на корточки, прижал мобильник плечом к уху и рывком перевернул Илью на спину. Наклонился, всматриваясь в лицо жертвы, и сквозь прикрытые ресницы Илья видел, что рожа «комитетчика» расцарапана и заляпана грязью, рукав ветровки выдран с корнем, а на футболку вообще лучше не смотреть – бомжи приличнее выглядят. Юноша потянулся к лицу Ильи, попытался оттянуть тому нижнее веко, чтобы проверить рефлексы – хотя один черт знает, что бы разобрал в темноте, даже если бы и успел. И отшатнулся, выронил телефон – Илья открыл глаза, улыбнулся «комитетчику»:
– Привет. Хорошо бегаешь, молодец. Вернее, бегал. Отбегался ты, дядя. Держи!
И выкинул вперед руку с ножом. Два колющих удара в живот, третий в горло – и быстрее, как можно быстрее назад, подальше от содрогающегося в агонии тела, от тошнотного запаха крови, от хрипов и воплей из брошенного мобильника. И никак не дотянуться до него, если только перелезть через умирающего «загонщика», да и плевать бы на этот телефон, но проворный гад успел доложить наверх, где он находится, где настиг добычу. А что та оказалась хитрее – так кто ж угадать мог, лежала себе, дохлятиной прикидываясь, и вдруг такая незадача приключилась…
Но объяснять все это Илья никому не собирался, особенно тем, кто прибудет к оврагу минут через пятнадцать, самое большее – через полчаса. Город небольшой, добровольные помощники из местных у «загонщиков» найдутся. Думать надо, и думать быстро, время летит быстрее грохочущих по насыпи поездов. Если бы не нога, мчался бы он к вокзалу или уже бы в электричке к Москве ехал, но чертово «если бы» на планах отхода поставило жирный крест. Значит, придется встречать остальных здесь, отсидеться не получится, «загонщики» обшарят весь овраг и прилегающие территории, с больной ногой не уйти. Палку бы какую под костыль приспособить – Илья осматривался в темноте, кое-как поднялся на четвереньки и подполз к затихшему «комитетчику». Вранье, что снаряд дважды в одну воронку не попадает, – кривясь и преодолевая приступы тошноты, он, как прошлой зимой, обыскивал убитого. Правда, дело тогда происходило в его квартире, и двух «гостей» он прирезал ножом, которым Ольга себе вены вскрыла, но суть дела не меняется. Тот же выворачивающий кишки запах крови, та же тяжесть мертвого тела и та же добыча – «иж» и запасной магазин к нему.
Илья нашел мобильник, выдрал аккумулятор и зашвырнул куда подальше. Чертыхаясь, отполз к лопухам, привалился спиной к брошенному кем-то холодильнику без дверцы, вытащил из рукоятки «ижа» магазин. Да, покойник не наврал, стрелял он действительно дважды, в обойме оставалось восемь патронов. Илья загнал обойму обратно, прикинул расклад – початый магазин плюс еще десять в запасной: есть чем встретить коллег убитого, только паршиво, что последний придется себе оставить. Погано, что все вот так закончится, но тут, как ни крути, всюду конец карьеры маячит, даже не на горизонте, а гораздо ближе.
Шаги он расслышал издалека – шли со стороны старых домов привокзального микрорайона. Этот кто-то шел уверенно, торопился и что-то бормотал себе под нос – то ли обстановку докладывал, то ли указания получал. Давно заткнувшийся мобильник убитого молчал где-то в крапиве, но тишина эта ровным счетом ничего не значила. Аккумулятор сел – хорошее объяснение, сойдет за неимением других гипотез. Илья подобрался, поднял «иж», снял с предохранителя и приготовился. Если вспомнить анатомическую мишень, то стрелять придется в «десятку» – голова, шея, хребет, а посему целиться надо тщательно, не торопиться и бить наверняка. Раз уж судьба ему навсегда остаться в этом протухшем овраге, то прихватит он с собой ровно семнадцать шакальих голов, и никак не меньше. Ну, давайте уже, погнали, что ли…
Человек приближался, и каждый его шаг сопровождался странными глухими шлепками, точно этот кто-то шел босиком. Илья поднял «иж» на уровень глаз, прицелился в показавшуюся над крапивой макушку, положил палец на спусковой крючок. А человек тем временем умолк, прекратил болтовню и остановился так резко, словно споткнулся. Впрочем, так оно и было – ноги убитого «комитетчика» протянулись через тропинку, на них-то с полными недоумения матюками и налетел человек.
– Эй, але, ты чего разлегся? – Голос отрывистый, глухой, полный презрения и страха одновременно. Ответа, по понятным причинам, не последовало, человек постоял еще немного и подошел поближе.
– Хорош прикидываться! – Голос звучал увереннее, в нем появилась злость, даже остервенение. Послышался странный звук – это ночной прохожий пнул убитого и, не дождавшись реакции, присел рядом с телом на корточки.
Илья опустил пистолет и подался вперед, рассматривая человека, но морось и темнота скрывали его, оставили только длинный силуэт, облаченный в футболку и шорты фасона «семейники» и резиновые шлепки, а лет ему тридцать или даже меньше. Прохожий посидел так в позе бандерлога, неустанно матерясь и сплевывая, потом решился, для придания себе бодрости выругался особенно громко и принялся обшаривать убитого. Вляпался руками в кровь на животе «загонщика», разразился насыщенной фразой и принялся вытирать руки о штаны убитого. «Вот они, шакалы, ждал – получи». Илья не сводил с человека глаз, а сам все прислушивался, ловил каждый звук. Но нет, все как обычно – поезда, шорох дождя и матерный речитатив: «бандерлог» еще не оставил своих планов поживиться, топтался рядом, перешагнул через убитого и оказался на расстоянии броска. Нагнулся и принялся деловито, с некоторой сноровкой обшаривать карманы штанов покойника, выкопал что-то и заорал, перекрывая вой подлетавшей электрички, почувствовав, как его схватили за лодыжку. Дернулся бежать, но Илья сжал пальцы и рванул мародера за ногу так, что тот грохнулся аккурат на покойника, заорал еще громче и от приключившегося временного паралича даже сопротивляться перестал.
– Сюда иди, паскудник! – Илья рванул его за футболку, швырнул в лопухи и скривился от запаха дешевого пойла – парень уже основательно набрался и странно, как вообще держался на ногах. Навык, вероятно, плюс генетика: наследственность – великое дело. Илья приставил «иж» ко лбу грабителя:
– Попался, гад. Ты за что его убил? Отвечай, или пристрелю! – Он сжал мародеру горло, не забывая впечатывать дульный срез в узкий лоб под мокрой темной челкой.
Глаза «убийцы» стали размером с суповую тарелку. Илье даже показалось, что черные, расширенные с перепугу зрачки крутятся в разные стороны. Ничего внятного произнести пойманный «на месте преступления» не мог, мычал только, разевал рот, а под конец расплакался, призывая в свидетели и родственников, и обитателей потустороннего мира.
– Не я, я его не трогал, я мимо шел, а он лежит… – разобрал Илья. Снизошел, убрал пистолет и спросил душевно:
– А кто тогда?
– Чтоб я сдох, – поклялся мародер. – Я шел, он лежал, я….
– Карманы обшарил. Молодец, нервишки у тебя крепкие, – похвалил парня Илья. – На дозу не хватает?
Илья вскинулся, прислушался – показалось или нет, но к оврагу вроде как машина подъехала? Или обостренный слух так причудливо обычные звуки синтезирует, или галлюцинацию подкинул? В любом случае проверять все это неохота, да и недосуг.
– Ладно, – сжалился Илья, – уговорил. Мое дело сторона – ты его завалил или не ты. Да пофиг мне, – сказал, видя, как мародер корчит рожу и старательно подбирает слова оправдания. – Вон там, в траве, посмотри, правее. Нашел? Бери, дарю, – распорядился Илья чужим мобильником. «Бандерлог» обрадовался, бережно протер экран о футболку, убрал телефон в карман шорт и уставился на благодетеля.
– Тебя как звать? – спросил Илья и снова прислушался. А вот сейчас точно не глюки – по насыпи идут люди, несколько человек, неуверенно идут, слышатся голоса и шорох гравия под ногами.
– Леха, – представился грабитель, но Илья оборвал его:
– Валим! – Он приподнялся и снова прикусил губу, чтобы не орать от боли, – это менты, сейчас нас обоих повяжут. Я тебе помог, а ты мне помоги. – Не дожидаясь ответа, он ухватил мародера за плечо и кое-как поднялся на ноги, подхватил рюкзак, бросил в него пистолет.
– Менты? – Подгонять Леху не пришлось. Ясное дело, он давно бы уже смылся куда подальше, бросив невесть как оказавшегося рядом с трупом доброго человека, но Илья такой возможности мародеру не давал. В обнимку поковыляли прочь по тухлой тропинке, вылезли наверх и остановились, предусмотрительно отойдя подальше от ближайшего источника света – фонаря над крыльцом закрытого магазина.
– Ты куда, Леха, топал? Уж не на вокзал ли? – Илья снова попал в точку: если пойло в изобилии продавалось в непосредственной близости от мест обитания аборигенов, то за веществами надлежало ходить к местному очагу культуры – на вокзал. Несомненно, местные барыги скоро положение поправят, и вещества будут доставляться точно по адресу заказчика, но пока крюк Лехе и ему подобным приходится делать немалый.
– Что употребляешь? – Они снова медленно ковыляли к домам. Илья ловко прыгал на левой ноге, поджав правую, как раненый пес, подбитую лапу.
– Соль, – буркнул Леха. Судя по тону, он уже успел пожалеть о своей доброте и отзывчивости к чужой беде и начал соображать, что дело тут нечисто.
«Соль» – это хорошо, синтетический аналог кокаина дешев и легален, прекрасное средство очистки генофонда, доступен к употреблению внутрь всеми не противными природе способами, но Леха, судя по виду его локтевых сгибов, предпочитает внутривенно. И, видимо, недавно укололся, раз сразу погнал за новой дозой – качественный приход наступает быстро, но эффект держится недолго, а сразу «после того» становится страшно – не больно, а именно страшно. Так страшно, что хочется бежать куда-нибудь сломя голову, но если вовремя сделать еще укол, то страха не будет. Жизнь от укола до укола. Вот Леха и побежал, да пришлось вернуться, а время его, видимо, на исходе.
– Я тебе куплю. Вернее, денег дам, сам купишь, – пообещал Илья и уточнил, глядя на воспрявшего в эйфории наркомана: – Не знаешь, где тут без проблем заколоться можно? Квартира, комната, чтобы тихо было?
Риск огромный, но и ситуация та еще, чудом выскользнул, «комитетчик», как ни крути, помог, хоть и в дохлом виде. Кабы не его тело бездыханное, лежать бы сейчас Илье рядом с «загонщиком» не в лучшем виде. И черт ли, бог ли ему обдолбыша послал – разбираться некогда, спасибо вам, духи предков, с меня жертвенный костер, только подождать придется, сейчас не до вас.
– У Колобка можно, – прогнусавил Леха. – Он один живет, квартира ему после бабки осталась. Только ему тоже купить надо…
– Купишь, купишь! – Илья вцепился в Лехино плечо, тот покачнулся, но устоял. – Деньги на месте отдам, не волнуйся. Топай, чего встал?! – подогнал он, поджал ногу и запрыгал на отдохнувшей левой, опираясь, как на костыль, на плечо наркомана, к крайнему подъезду панельной девятиэтажки.
Лифт не работал, и, судя по состоянию дверей, давно. Створки перекосило, одну явно пытались выдрать, но не совладали и оставили в покое, основательно погнув и покорежив. Из шахты смачно сквозило тухлятиной и следами человеческой жизнедеятельности. Илью едва не вывернуло – пожалуй, в овраге дышалось полегче, и если тут с первого до последнего этажа так несет… Но гнилая вонь отвязалась уже на третьем этаже, из-за намертво заколоченных окон в подъезде было душно и жарко, Илья взмок, пока они едва ли не полчаса тащились, как и следовало ожидать, на последний этаж.
Подъем занял минут двадцать, как Илья ни торопился убраться подальше от оврага, быстрее не получилось. На малейшее резкое или неосторожное движение нога отзывалась уже не пронзительной, а тупой тяжелой болью, перед глазами мутнело, и без того темный подъезд превращался и вовсе уже в пещеру. Лехе тоже приходилось нелегко, он сопел и тяжело дышал. Нарика ощутимо мотало, и неизвестно, кто кого доволок до финиша. К заветной двери, обшитой изодранным дерматином, они подползли едва ли не на карачках. Кнопка звонка оказалась декорацией, Леха яростно заколотил в дверь, и долбил в нее кулаками до тех пор, пока створка не приоткрылась.
– Принес? – выдохнули из вонючей темноты. Запашком из квартиры потянуло таким, что Илья бы предпочел оказаться у раскуроченных дверей в лифтовую шахту. Но сдержался, дернул дверь на себя, да так и замер, стоя на одной ноге, разглядывая хозяина. Если проводить ассоциации со словом «колобок», то, по логике, на пороге должно было оказаться нечто круглое, лысое и непременно юркое и изворотливое, но здесь по чьему-то недомыслию система присвоения прозвищ дала сбой. Колобок в данном случае походил на останки рыбы-воблы, причем этими останками побрезговала бы и голодная кошка. Ростом Илье до плеча, голова похожа на огурец со впалыми боками, взгляд остановившийся, белки сплошь в красных прожилках, руки трясутся, теребят край длинной майки, суетливо лезут в карманы немыслимо грязных и драных треников, снова цепляют ободранный, бывший когда-то красным подол. На первый взгляд лет Колобку было двадцать пять, но дышал он, как загнанный жизнью древний старик, – тяжело, с хрипами, покашливал нехорошо и пару раз сплюнул через порог.
Илья без приглашения запрыгнул в квартиру, едва не задохнулся от вони и двинул по коридору, открывая все попавшиеся на пути двери. За каждой разгром и мерзость запустения, старая – несомненно бабкина – мебель покорежена от души, на полу груды тряпья вперемешку с мусором, под потолком на проводе висит одинокая лампочка, занавесок на окнах нет. Хотя, если подумать, зачем они нужны на последнем этаже, кому придет в голову смотреть в окно – если только с крыши свесится. В кухне, ванной и туалете та же картина: сантехника, ровесница хозяина берлоги, в муках доживает свой век, везде грязь и воняет так, что к горлу подступает тошнота.
Илья толкнул последнюю дверь, остановился на пороге, держась за стену. Это подойдет, выбирать все равно не из чего. Комнатенка крохотная, узкая и длинная, как пенал, заканчивается балконной дверью, открытой настежь по случаю теплого времени года. У одной стены продавленный диван, на котором, можно не сомневаться, бабка Колобка когда-то провела свою первую брачную ночь, напротив – полированный письменный стол из цельного дерева с одним-единственным уцелевшим ящиком, остальных давно и след простыл. Больше мебели в комнате не было, зато воняло не так сильно, как в остальной квартире, через открытую дверь с балкона тянуло сырой свежестью, и было слышно, как по перилам стучат капли дождя. Илья плюхнулся на диван, вытянул больную ногу, осторожно повернул ступню вправо-влево: болит, зараза, и ворочается еле-еле. «Только бы не перелом, с остальным я разберусь». Он положил рюкзак на колени, достал из внутреннего кармана пятисотку, кинул ее на подлокотник дивана. Леха и безразличный ко всему, кроме денег, Колобок рванули наперегонки. Хозяин жилья успел первым, сгреб купюру и бессмысленно пялился на Илью.
– У меня к тебе предложение, – проговорил тот. – Каждый день я буду давать тебе деньги. Каждый день по пятьсот рублей. А ты меня ни о чем не спрашиваешь, словно меня и нет здесь. Договорились?
– Да, – невнятно пробормотал Колобок. – А…
– И вопросов не задаешь. Если мне что-то понадобится – сходишь и купишь, сам я пока не могу. Держи. – Рядом легла еще одна, на этот раз тысячная, купюра. – Сгоняйте кто-нибудь в аптеку. Обезболивающее купите, для дезинфекции ран что-нибудь и бинт эластичный. И поесть что-нибудь заодно. Сдачу себе оставьте, только быстро!