Страница:
Алексей Макеев
Смертельный архив
Глава 1
По набережной шел мужчина, прикладывая белоснежный платок ко лбу. На вид около сорока, подтянутый, он заметно выделялся среди разноцветной толпы гуляющих – строгий серый костюм-тройка; идеально начищенные туфли на высоком каблуке; серый же – под цвет костюма – галстук с немного легкомысленным «цветочным» узором… и крошечный розовый бутон в левом нагрудном кармане – яркое пятно, отвлекающее от лица.
Солнце палило высоко в небе, шумно резвились дети под неусыпным приглядом старших… Мужчина бросал короткие настороженные взгляды из-под полей старомодной шляпы и оценивал. Когда его интерес замечали, быстро улыбался и проходил дальше, снова останавливался… В конце одной из аллей он выбрал спрятанную в густом кустарнике лавку и осторожно присел, заранее подстелив под брюки платок.
– Дядя похож на гангстера! – детский голос заставил мужчину обернуться: толстенький пацан лет десяти глазел на него с дорожки. – Я в такую игру играл!
– Миша, нельзя так говорить! Вдруг дядя обидится?
– Все в порядке, – человек улыбнулся: получилось слегка натянуто, но в меру искренне… по крайней мере, ему так хотелось.
– Идем; папа, наверное, билеты на колесо взял.
Женщина уволокла чадо к аттракционам. Мужчина остался сидеть.
– Здравствуйте, Виталий Петрович. – Рядом плюхнулся молодой парень в майке «Love me, baby!» и шортах. – Давно ждете?
– Нет.
– Хорошо, боялся опоздать… – Собеседник вытащил пачку «Кэмела», закурил. – У меня начальство, сами знаете…
– Мне все равно. Давай.
– Сразу и по делу… – парень огляделся и протянул мужчине пластиковую карту. – Пин-код на обороте. Сумма полностью, никаких частей; как договаривались.
Молча убрав прямоугольник, «гангстер» дал парню сложенный пополам листок формата А4.
– Время, место, имена. Фотографии в указанном месте.
– Ага…
– Всего доброго.
Мужчина встал, вытер платком и без того играющие на солнце туфли и пошел в сторону выхода из парка.
– Старый козел! – буркнул парень, выкинул окурок и тоже поднялся.
На солнце набежало легкое, почти прозрачное облачко – стало чуть прохладнее, громче зашуршали нападающие на бетонный пандус волны. Кричала девчонка-продавщица: «Газировка! Газировка!»: когда покупали, улыбалась счастливо, будто продать газировку – самая большая радость ее недлинной жизни…
Никто не заметил, как упал мужчина в идеальном костюме: обратили внимание, когда старомодная шляпа, играя с ветром, унеслась в реку. Заохали, подбежали, перевернули… отшатнулись – человек, несомненно, мертв: синее скорченное лицо; не дышит; неестественно подвернутая рука, будто он сам – то ли судорога, то ли еще какая прихоть костлявой – решил ее сломать… Вызвали «Скорую» – толстая докторша пожала плечами, кинула в пустоту «грузим!» и уселась обратно в карету – кто ж захочет возиться с трупом в такую погоду?
Мужчину упаковали в непрозрачный пакет и сунули ногами вперед.
«Скорая» уехала. Через полчаса о происшествии забыли.
Солнце палило высоко в небе, шумно резвились дети под неусыпным приглядом старших… Мужчина бросал короткие настороженные взгляды из-под полей старомодной шляпы и оценивал. Когда его интерес замечали, быстро улыбался и проходил дальше, снова останавливался… В конце одной из аллей он выбрал спрятанную в густом кустарнике лавку и осторожно присел, заранее подстелив под брюки платок.
– Дядя похож на гангстера! – детский голос заставил мужчину обернуться: толстенький пацан лет десяти глазел на него с дорожки. – Я в такую игру играл!
– Миша, нельзя так говорить! Вдруг дядя обидится?
– Все в порядке, – человек улыбнулся: получилось слегка натянуто, но в меру искренне… по крайней мере, ему так хотелось.
– Идем; папа, наверное, билеты на колесо взял.
Женщина уволокла чадо к аттракционам. Мужчина остался сидеть.
– Здравствуйте, Виталий Петрович. – Рядом плюхнулся молодой парень в майке «Love me, baby!» и шортах. – Давно ждете?
– Нет.
– Хорошо, боялся опоздать… – Собеседник вытащил пачку «Кэмела», закурил. – У меня начальство, сами знаете…
– Мне все равно. Давай.
– Сразу и по делу… – парень огляделся и протянул мужчине пластиковую карту. – Пин-код на обороте. Сумма полностью, никаких частей; как договаривались.
Молча убрав прямоугольник, «гангстер» дал парню сложенный пополам листок формата А4.
– Время, место, имена. Фотографии в указанном месте.
– Ага…
– Всего доброго.
Мужчина встал, вытер платком и без того играющие на солнце туфли и пошел в сторону выхода из парка.
– Старый козел! – буркнул парень, выкинул окурок и тоже поднялся.
На солнце набежало легкое, почти прозрачное облачко – стало чуть прохладнее, громче зашуршали нападающие на бетонный пандус волны. Кричала девчонка-продавщица: «Газировка! Газировка!»: когда покупали, улыбалась счастливо, будто продать газировку – самая большая радость ее недлинной жизни…
Никто не заметил, как упал мужчина в идеальном костюме: обратили внимание, когда старомодная шляпа, играя с ветром, унеслась в реку. Заохали, подбежали, перевернули… отшатнулись – человек, несомненно, мертв: синее скорченное лицо; не дышит; неестественно подвернутая рука, будто он сам – то ли судорога, то ли еще какая прихоть костлявой – решил ее сломать… Вызвали «Скорую» – толстая докторша пожала плечами, кинула в пустоту «грузим!» и уселась обратно в карету – кто ж захочет возиться с трупом в такую погоду?
Мужчину упаковали в непрозрачный пакет и сунули ногами вперед.
«Скорая» уехала. Через полчаса о происшествии забыли.
Глава 2
Июнь, 1997 год
– Саня, Рощин, левый фланг! Копытов, Некрасов – правый! Беречь патроны!
Лейтенант отдавал приказы четко, намеренно громко – и только его голос вырывал из мутного, бессильного ступора, разом охватившего молоденьких бойцов. Мощно рокотал пулемет сержанта Громыко; стреляные гильзы со звоном падали на бетонный пол и латунно блестели в лучах послеобеденного солнца. В воздухе кружила выбитая пулями известь, сыпалась бойцам на головы и, смешиваясь с едким потом, текла по лицам грязными струйками.
Внезапно затих стонущий Ромка Тарасов – первый, кто заметил врагов и открыл огонь, не дав ворваться в здание. Случись такое – и маленькая группа лейтенанта Громова обречена. Тарасов уложил двоих, но не успел скрыться – осколки «РГД» посекли тело, рисуя на ткани новенькой формы бурые потеки…
Разведка доложила – боевиков нет, территория безопасна настолько, насколько это возможно в объятом войной регионе. Село Знамено – десяток дворов, три заброшенные стройки; население – старики, женщины, дети. Командование решило отправить новичков, едва устроившихся в казарме.
Разведка, как это часто бывает, ошиблась…
– Звонарев! Уснул? – Громов несильно пнул солдата по ноге. – В бой!
Санька широко открытыми серыми глазами наблюдал, как сержант Петров закрыл ладонью глаза Тарасова; как гудящие пули щербят на стенах причудливые рисунки; как танцуют столбы пыли в косых лучах солнца, беля погоны матерящегося Громыко…
Предупреждали, что будет страшно, но Звонарев не верил – смеялся в лицо пугливым сослуживцам, заявляя: «Посмотрим, кто кого!..» Посмотрел – не просто страшно, а СТРАШНО – до онемения рук, до паралича, до пронизывающего холода в мокром от пота теле.
Тряхнув головой, Санька вытащил из подсумка рожок, вставил в автомат… Бывший чемпион района по боксу, признанный силач двора, Звонарев в эту минуту клял себя за трусость, за позорные мысли и мокрые ладони, скользящие по цевью, будто оно живое и норовит выпрыгнуть… Выставив ствол в окно, парень короткими очередями простреливал округу, находя укрытия противника… Через минуту он забыл о страхе, превратившись в машину, которую недолго, но все же учили воевать.
Звонарев не мог видеть, как наблюдавший за ним лейтенант довольно качнул головой – не видел он чемпиона района, признанного силача, да и не было ему до этой мишуры дела – командир видел девятнадцатилетнего мальчишку, распластанного на полу бетонной стройки у черта на рогах, нашедшего мужество поднять автомат.
Мебели почти нет – не стал забирать после развода: наверное, теплилась мыслишка, что не все потеряно. Света тогда высказалась категорично: «Или я, или гадская служба!» – не говоря ни слова, капитан юстиции Звонарев, ненавидящий скандалы, оделся и вышел за дверь. Теперь жалел, что не принял ее слова всерьез… Вернувшись через пару часов с букетом роз и коробкой любимых женой «Рафаэлло», нашел два упакованных чемодана и записку: «Не ищи, все кончено». Через две недели на адрес матери пришла повестка – Света подала на развод.
Не желая теснить мать, Звонарев оказался в съемной «однушке»: из мебели диван, два продавленных кресла и стол с крутящимся стулом – с пьяницами-соседями и воющей с завидным постоянством собакой. Один плюс – до работы, стоившей жены и двухмесячного курса лечения после огнестрела, всего два квартала, пять минут спокойной ходьбы.
Ему на будущий год исполнится тридцать пять. Короткие черные волосы серебрятся по бокам; приятное лицо слегка портят серые, жестко прищуренные глаза; широкие брови – правая чуть приподнята шрамом, делая выражение лица ироничным, даже немного циничным – будто никому не верит: полезное качество на работе, но создающее проблемы в общении. Рослый, широкоплечий – капитан неизменно притягивал женские взгляды, но никогда – пока был женат – не отвечал взаимностью ни одной представительнице прекрасного пола. Сама мысль об измене выглядела кощунственной – со Светой познакомились в школе, с десятого класса вместе… Она не может иметь детей – слова врача едва не стали приговором их отношениям, но справились; казалось, страшный диагноз пережили, так ничего не страшно… ошиблись.
Капитан недовольно отмечал появившееся брюшко, но врожденная лень не позволяла вплотную им заняться: энтузиазма хватало не пропускать зарядку, не более. Мастер спорта по боксу, профессиональный «рукопашник», отличный бегун – Звонарев твердо верил, что и без лишней физической нагрузки может справиться с любым соперником – надо сказать, верил не без основания, – но брюшко росло, волосы белели заметнее… Все чаще кусали грустные мысли, что молодость осталась позади, скоро вовсе захиреет; до этого верилось, что организм – цельный, литой щит, который не подведет в ответственный момент, теперь же были некоторые сомнения…
Тридцать пять, без жены, детей, квартиры… руки невольно опустятся, но только не у капитана Звонарева. Ситуация, наоборот, подстегивала к работе – дела раскрывались, преступники один за другим несли заслуженную кару. Александр почти физически ощущал, как копится вокруг негатив – от зависти менее удачливых коллег, от бандитов, от тех, на кого они работали… всегда есть те, кто управляет процессом, кукловоды, – и они таили до поры злость, готовую вот-вот прорваться…
Страшно не было: в жизни часто приходилось ступать по краю, играть в прятки со старухой – и ловко, в последний момент, убирать голову с пути ее косы. Крикнуть смерти «Не сегодня!» и уйти – девиз Звонарева не раз себя оправдал, притупив чувство опасности, но не самосохранения – с каждой новой напастью он становился осторожнее, хитрее, изворотливее… Возможно, поэтому его обходили стороной даже закоренелые урки – капитан не раздумывая пускал в ход оружие и после никогда не жалел об этом.
Скандал за стенкой, судя по звукам, перерос в драку – звенело стекло, мат – до этого чередующийся с нормальными словами – слился в нескончаемый поток, визжала пьяным голосом баба… Одним прыжком соскочив с дивана, Звонарев быстро надел спортивные штаны и вышел на площадку.
Вместо звонка висели два провода – капитан несколько раз пнул дверь ногой. Шум стих, но открывать не торопились: осторожные, едва слышные шаги приблизились к двери и замерли.
– Открывай, милиция! – для верности еще раз саданул в дверь так, что послышался хруст дерева.
– Иди отсюда! – не очень уверенно отозвались с той стороны. – Не вызывали.
– Открывай, говорю!
Видимо, сосед в глазок рассмотрел, что «милиция» стоит полуголый, в одних штанах. Щелкнул замок:
– Ты че, падла, адрес напутал?
Мужик смотрелся настоящим медведем – центнер веса, волосатое тело, мышцы перекатываются… Далеко не маленький Звонарев выглядел на фоне такой туши пятиклассником. Сосед грозно – по его пьяному мнению – хмурился и наступал:
– Че не отвечаешь, вша? Кому в дверь пинал, говорю?
Что тут ответишь? Не дожидаясь, пока мужик соберет наконец глаза в кучу, капитан отработанным ударом заехал ему кулаком в переносицу. Не успел еще кровавый ручей достигнуть пола, как сосед получил ногой в колено, в челюсть и, под конец, в кадык.
Из дверей выглянула бабенка лет сорока, потрепанная жизнью и частыми встречами с Бахусом; на ее скуле красовался здоровый, набирающий цвета синяк. Увидев поверженного сожителя, она икнула, несколько секунд тупо рассматривала сцену и наконец сообразила – подошла и пнула мужика под зад:
– У, гад! Поделом тебе!
– Отойди, – Звонарев оттолкнул ее обратно к двери.
– А вы, собственно, кто? – она подозрительно уставилась на капитана. – Почему бесчинствуете?
– Сосед. Громко у вас… Спать мешаете.
– Ой, извините, – она запахнула халат, убрав с глаз исподнее. – А… Вы правда из милиции?
– Правда, – Звонарев примерился, взял недавнего противника за ноги и втащил в квартиру. – Больше чтоб не слышал!
– Так я скажу Викентию Петровичу, не сомневайтесь! Как напьется, сволочь, так буянит. Вы не подумайте чего – хороший он, только судьба… да у кого она щас легкая, скажите мне? – она закатила глаза. – А как вас звать-то?
– Александр.
– Так, может, Александр, по маленькой – за знакомство? – баба лукаво подмигнула и улыбнулась; стало видно, что совсем еще не старая, просто не разглядеть с первого раза…
– Не пью. Как очнется, объясни, что больше не потерплю драк.
– Объясню… по роже б снова не получить, – она потрогала фингал, – удар ого-го какой…
– Мне пожалуешься, я разберусь. Так и передай.
– Передам, не сомневайся… Ну, спасибо, что ли…
– Не за что.
Капитан вернулся в квартиру. Всегда невольно жалел таких – было непонятное понимание, будто что-то общее есть. Менталитет, наверное, – в России всегда сочувствовали пьяницам: нормальному и десяти копеек не простят, а «синяку» и бутылку в долг дадут. Страна контрастов.
Глянул на часы – половина девятого, пора собираться. Побрился, надел форму, снова посетовав на брюшко. Через двадцать минут входил в большие двойные двери прокуратуры.
– Саня, Рощин, левый фланг! Копытов, Некрасов – правый! Беречь патроны!
Лейтенант отдавал приказы четко, намеренно громко – и только его голос вырывал из мутного, бессильного ступора, разом охватившего молоденьких бойцов. Мощно рокотал пулемет сержанта Громыко; стреляные гильзы со звоном падали на бетонный пол и латунно блестели в лучах послеобеденного солнца. В воздухе кружила выбитая пулями известь, сыпалась бойцам на головы и, смешиваясь с едким потом, текла по лицам грязными струйками.
Внезапно затих стонущий Ромка Тарасов – первый, кто заметил врагов и открыл огонь, не дав ворваться в здание. Случись такое – и маленькая группа лейтенанта Громова обречена. Тарасов уложил двоих, но не успел скрыться – осколки «РГД» посекли тело, рисуя на ткани новенькой формы бурые потеки…
Разведка доложила – боевиков нет, территория безопасна настолько, насколько это возможно в объятом войной регионе. Село Знамено – десяток дворов, три заброшенные стройки; население – старики, женщины, дети. Командование решило отправить новичков, едва устроившихся в казарме.
Разведка, как это часто бывает, ошиблась…
– Звонарев! Уснул? – Громов несильно пнул солдата по ноге. – В бой!
Санька широко открытыми серыми глазами наблюдал, как сержант Петров закрыл ладонью глаза Тарасова; как гудящие пули щербят на стенах причудливые рисунки; как танцуют столбы пыли в косых лучах солнца, беля погоны матерящегося Громыко…
Предупреждали, что будет страшно, но Звонарев не верил – смеялся в лицо пугливым сослуживцам, заявляя: «Посмотрим, кто кого!..» Посмотрел – не просто страшно, а СТРАШНО – до онемения рук, до паралича, до пронизывающего холода в мокром от пота теле.
Тряхнув головой, Санька вытащил из подсумка рожок, вставил в автомат… Бывший чемпион района по боксу, признанный силач двора, Звонарев в эту минуту клял себя за трусость, за позорные мысли и мокрые ладони, скользящие по цевью, будто оно живое и норовит выпрыгнуть… Выставив ствол в окно, парень короткими очередями простреливал округу, находя укрытия противника… Через минуту он забыл о страхе, превратившись в машину, которую недолго, но все же учили воевать.
Звонарев не мог видеть, как наблюдавший за ним лейтенант довольно качнул головой – не видел он чемпиона района, признанного силача, да и не было ему до этой мишуры дела – командир видел девятнадцатилетнего мальчишку, распластанного на полу бетонной стройки у черта на рогах, нашедшего мужество поднять автомат.
* * *
Звонок будильника стер лица и события давнего боя – Звонарев открыл глаза и недовольно поморщился. Потолок в желтых разводах; за окном воет собака; за картонной стеной кто-то ругается – новое жилье «радовало» с первых минут знакомства. Хозяйка, полная татарка Динара, клялась, что квартира тихая, беспокойства не будет… Соврала. Кто бы сомневался.Мебели почти нет – не стал забирать после развода: наверное, теплилась мыслишка, что не все потеряно. Света тогда высказалась категорично: «Или я, или гадская служба!» – не говоря ни слова, капитан юстиции Звонарев, ненавидящий скандалы, оделся и вышел за дверь. Теперь жалел, что не принял ее слова всерьез… Вернувшись через пару часов с букетом роз и коробкой любимых женой «Рафаэлло», нашел два упакованных чемодана и записку: «Не ищи, все кончено». Через две недели на адрес матери пришла повестка – Света подала на развод.
Не желая теснить мать, Звонарев оказался в съемной «однушке»: из мебели диван, два продавленных кресла и стол с крутящимся стулом – с пьяницами-соседями и воющей с завидным постоянством собакой. Один плюс – до работы, стоившей жены и двухмесячного курса лечения после огнестрела, всего два квартала, пять минут спокойной ходьбы.
Ему на будущий год исполнится тридцать пять. Короткие черные волосы серебрятся по бокам; приятное лицо слегка портят серые, жестко прищуренные глаза; широкие брови – правая чуть приподнята шрамом, делая выражение лица ироничным, даже немного циничным – будто никому не верит: полезное качество на работе, но создающее проблемы в общении. Рослый, широкоплечий – капитан неизменно притягивал женские взгляды, но никогда – пока был женат – не отвечал взаимностью ни одной представительнице прекрасного пола. Сама мысль об измене выглядела кощунственной – со Светой познакомились в школе, с десятого класса вместе… Она не может иметь детей – слова врача едва не стали приговором их отношениям, но справились; казалось, страшный диагноз пережили, так ничего не страшно… ошиблись.
Капитан недовольно отмечал появившееся брюшко, но врожденная лень не позволяла вплотную им заняться: энтузиазма хватало не пропускать зарядку, не более. Мастер спорта по боксу, профессиональный «рукопашник», отличный бегун – Звонарев твердо верил, что и без лишней физической нагрузки может справиться с любым соперником – надо сказать, верил не без основания, – но брюшко росло, волосы белели заметнее… Все чаще кусали грустные мысли, что молодость осталась позади, скоро вовсе захиреет; до этого верилось, что организм – цельный, литой щит, который не подведет в ответственный момент, теперь же были некоторые сомнения…
Тридцать пять, без жены, детей, квартиры… руки невольно опустятся, но только не у капитана Звонарева. Ситуация, наоборот, подстегивала к работе – дела раскрывались, преступники один за другим несли заслуженную кару. Александр почти физически ощущал, как копится вокруг негатив – от зависти менее удачливых коллег, от бандитов, от тех, на кого они работали… всегда есть те, кто управляет процессом, кукловоды, – и они таили до поры злость, готовую вот-вот прорваться…
Страшно не было: в жизни часто приходилось ступать по краю, играть в прятки со старухой – и ловко, в последний момент, убирать голову с пути ее косы. Крикнуть смерти «Не сегодня!» и уйти – девиз Звонарева не раз себя оправдал, притупив чувство опасности, но не самосохранения – с каждой новой напастью он становился осторожнее, хитрее, изворотливее… Возможно, поэтому его обходили стороной даже закоренелые урки – капитан не раздумывая пускал в ход оружие и после никогда не жалел об этом.
Скандал за стенкой, судя по звукам, перерос в драку – звенело стекло, мат – до этого чередующийся с нормальными словами – слился в нескончаемый поток, визжала пьяным голосом баба… Одним прыжком соскочив с дивана, Звонарев быстро надел спортивные штаны и вышел на площадку.
Вместо звонка висели два провода – капитан несколько раз пнул дверь ногой. Шум стих, но открывать не торопились: осторожные, едва слышные шаги приблизились к двери и замерли.
– Открывай, милиция! – для верности еще раз саданул в дверь так, что послышался хруст дерева.
– Иди отсюда! – не очень уверенно отозвались с той стороны. – Не вызывали.
– Открывай, говорю!
Видимо, сосед в глазок рассмотрел, что «милиция» стоит полуголый, в одних штанах. Щелкнул замок:
– Ты че, падла, адрес напутал?
Мужик смотрелся настоящим медведем – центнер веса, волосатое тело, мышцы перекатываются… Далеко не маленький Звонарев выглядел на фоне такой туши пятиклассником. Сосед грозно – по его пьяному мнению – хмурился и наступал:
– Че не отвечаешь, вша? Кому в дверь пинал, говорю?
Что тут ответишь? Не дожидаясь, пока мужик соберет наконец глаза в кучу, капитан отработанным ударом заехал ему кулаком в переносицу. Не успел еще кровавый ручей достигнуть пола, как сосед получил ногой в колено, в челюсть и, под конец, в кадык.
Из дверей выглянула бабенка лет сорока, потрепанная жизнью и частыми встречами с Бахусом; на ее скуле красовался здоровый, набирающий цвета синяк. Увидев поверженного сожителя, она икнула, несколько секунд тупо рассматривала сцену и наконец сообразила – подошла и пнула мужика под зад:
– У, гад! Поделом тебе!
– Отойди, – Звонарев оттолкнул ее обратно к двери.
– А вы, собственно, кто? – она подозрительно уставилась на капитана. – Почему бесчинствуете?
– Сосед. Громко у вас… Спать мешаете.
– Ой, извините, – она запахнула халат, убрав с глаз исподнее. – А… Вы правда из милиции?
– Правда, – Звонарев примерился, взял недавнего противника за ноги и втащил в квартиру. – Больше чтоб не слышал!
– Так я скажу Викентию Петровичу, не сомневайтесь! Как напьется, сволочь, так буянит. Вы не подумайте чего – хороший он, только судьба… да у кого она щас легкая, скажите мне? – она закатила глаза. – А как вас звать-то?
– Александр.
– Так, может, Александр, по маленькой – за знакомство? – баба лукаво подмигнула и улыбнулась; стало видно, что совсем еще не старая, просто не разглядеть с первого раза…
– Не пью. Как очнется, объясни, что больше не потерплю драк.
– Объясню… по роже б снова не получить, – она потрогала фингал, – удар ого-го какой…
– Мне пожалуешься, я разберусь. Так и передай.
– Передам, не сомневайся… Ну, спасибо, что ли…
– Не за что.
Капитан вернулся в квартиру. Всегда невольно жалел таких – было непонятное понимание, будто что-то общее есть. Менталитет, наверное, – в России всегда сочувствовали пьяницам: нормальному и десяти копеек не простят, а «синяку» и бутылку в долг дадут. Страна контрастов.
Глянул на часы – половина девятого, пора собираться. Побрился, надел форму, снова посетовав на брюшко. Через двадцать минут входил в большие двойные двери прокуратуры.
Глава 3
– Саня, ты не поверишь, кто попал в холодильник! – следователь Юрков, ворвавшийся тайфуном в дверь, махал руками. – Теперь будет «спокойная» жизнь!
Двухметровый амбал с каменным лицом убийцы и странно добрыми глазами, Юрков моментально занял половину кабинета. Также в комнатке чудом разместились два стола, заваленные бумагами; два небольших шкафа и один на двоих сейф – уродливо-массивный и зеленый, как аллигатор. Пол в стандартную линолеумную клетку протерт многочисленными подошвами и стыдливо прикрыт половичком – тоже страшным и старым, но все же чуть более уютным. На подоконнике устроился непонятный цветок, чудом борющийся с никотиновыми облачками и постоянным отсутствием воды…
– Чай будешь? – привыкший к шумной манере общения капитан Звонарев щелкнул выключателем электрочайника.
– Выпью, – Юрков уселся за стол. – Ермолаев нас покинул. Скоропостижно и подозрительно.
Звонарев остановился, медленно посмотрел на коллегу…
– Подозрительно?
– Так точно. В воротах парка, что на набережной. Предположительно, сердечный приступ.
– Может, и впрямь… Хорошо бы сам!
– Надо в морг ехать, смотреть, – Юрков взял протянутую чашку, – но Пушок икру мечет, и, конечно, на нас.
Пушок – начальник следственного отдела Пушенков – из всех сотрудников больше всех не любил Звонарева: самоуверенный до наглости следак выводил подполковника из себя, и, что больше всего злило, никак повлиять на него не удавалось – раскрытые дела одно за другим еженедельно ложились на стол. Мстил по-мелкому – не похвалит, награду зажмет, – но Звонарев работал из любви к работе, а не к благам с царской руки, потому не обращал внимания на каверзы отца-командира.
– Значит, умер… – капитан задумчиво дул в чашку. – С одной стороны, плохо, а с другой…
– Со всех плохо: представь, что в городе начнется! За мифический архив перережут друг друга, что мясники.
– Надо первым бумажки найти. Сколько всего интересного…
– Поищем, но Ерема тот еще жучара… не на видном месте оставил, – Юрков уныло махнул рукой.
– Допил? – Звонарев встал, поправил китель. – Поехали, узнаем, что и как.
– К Пушку не пойдешь? Он звал…
– Нет времени, работы полно.
Юрков понимающе хмыкнул и вышел за другом в коридор. Через пять минут его потертая красная «девятка» летела к городскому моргу.
Приземистое одноэтажное здание расположилось недалеко от третьей больницы – по иронии, самой высокосмертной в городе. Синие холодные стены навечно впитали запахи химикатов, смерти и еще чего-то непередаваемого, но знакомого каждому, кто хоть раз побывал в последнем пристанище. Никакой охраны – прямо у входа, на каталке, два трупа, укрытые дырявыми простынями; чуть дальше еще один – валяется прямо на полу, «бесхозник». В конце коридора – железная двойная дверь, за которой играет музыка.
Картина за дверью вызвала отвращение: флегматичный молодой парень – здоровый, рыжеволосый – приделывал руку одного тела к другому. Недовольно качал головой, примерял ее то так, то так… наконец убрал конечность в сторону.
– Капитан Звонарев, – протянул удостоверение, но в руки парню не дал. – По поводу Ермолаева. Сегодня привезли, в районе двух.
– Мне их каждый час привозят, оптом, всех не упомнить. Кто таков?
– Около сорока, дорогая одежда, – Юрков, успевший прочесть ориентировку, встрял в разговор. – Доставлен из Набережного парка.
– А! Есть такой, – парень будто бы обрадовался, – третий холодильник. Вроде приличный, решили выделить ему «люкс»…
– Хорош шутить! – Звонарев поморщился. – Это ж люди были, не куски мяса!
– Поработай с мое, будешь по-другому смотреть. Не поверишь, сегодня входит приличная на вид краля, такая… ухоженная вся, в золоте – жених у нее того… Ну, подходит она к нему и говорит – почему рука сломана? Отпили и приделай – сама ведь пошла, выбрала подходящую…
– Жуть! – Юрков поморщился. – Помрешь, и распилят на части.
– Кстати! – парень тряхнул головой. – Вот ваш клиент!
– В смысле? – Звонарев, идущий к холодильникам, резко обернулся.
– В прямом. Вон лежит, на каталке, его невеста приходила!
Капитан быстро подошел и откинул простыню – так и есть, почти неузнаваемый, но – Ермолаев. Смерть обошлась с ним жестко: мужик был красивый, волевой, спортом занимался – сейчас мумия, страшная и жалкая.
– Н-да… – неслышно подошел Юрков; при гигантской комплекции и топорном лице сочувствие в его голосе казалось поддельным. – Эк, скорежило-то…
– А чего, не надо было руку делать? – парень испугался. – Это, что ль, крутой кто? Так я мигом приделаю!
– Нет у него никого: ни жены, ни детей, ни невесты… Где рука? Родная?
– Ща! Мигом! – Парень выбежал из дверей; вернулся через пять минут с посеревшим лицом. – Нету! Унесла, кажись, баба!
– Что, у вас выбрасывают органы?! Что за дебильная организация?! – Звонарев медленно краснел.
– Кладут в специальный холодильник у входа! – Рыжий, оправдываясь, чуть не плакал. – Она сказала, что положит! Да кому может понадобиться?! А охраны нет – я один работаю, а там…
– Ладно, что не так с рукой было? – Юрков перевел тему. – Почему отрезали?
– Поломана, то ли при падении… – в голосе парня мелькнула неловкость, которую мгновенно уловил Звонарев.
– Договаривай!
– Ну, я давно работаю… Таких травм от падения не видел. Открытый перелом возле локтя – похожие бывают у тех, кому нарочно сломали.
– Так ведь не ломали: сердце, говорят, не выдержало жары.
– Сам, наверное, сломал…
– Это же бред: зачем? – Юрков пожал плечами. – Шел и надумал сломать руку?
– Того не знаю, – парень для пущей убедительности выставил ладони. – Скажите… что со мной будет? Я ведь один, за охранника, за доктора… А люди, знаете, разные приходят, кто накричит, а кто и…
– Расстрел надо бы… – Звонарев отвернулся. – Устроим проверку на халатность: выясним, кто виноват. Камеры хоть есть?
– Есть одна, на входе. Выведена в больницу, на пульт.
Не прощаясь, следователи вышли и с удовольствием втянули грудью чистый летний воздух.
– Ты и впрямь хочешь устроить проверку? – Юрков закурил вонючую «Яву».
– Какой смысл, и так дел полно. Ничего не изменится – потом, когда будет свободнее… Бабу эту надо ловить! Ерема был безумным, местами неприятным, но за это руки не отпиливают. Хотя, я уверен, на камере ничего нет.
– Пойдем, узнаем.
– Ты иди, у этого лося словесное возьми – что вспомнит, – а я к охране, вдруг…
Звонарев оказался прав – все, чем смог помочь дежурный на пульте, была размытая картинка «со спины», а вывод Юркова, что «бабенка и впрямь ничего», следствию ничего не дал.
Двухметровый амбал с каменным лицом убийцы и странно добрыми глазами, Юрков моментально занял половину кабинета. Также в комнатке чудом разместились два стола, заваленные бумагами; два небольших шкафа и один на двоих сейф – уродливо-массивный и зеленый, как аллигатор. Пол в стандартную линолеумную клетку протерт многочисленными подошвами и стыдливо прикрыт половичком – тоже страшным и старым, но все же чуть более уютным. На подоконнике устроился непонятный цветок, чудом борющийся с никотиновыми облачками и постоянным отсутствием воды…
– Чай будешь? – привыкший к шумной манере общения капитан Звонарев щелкнул выключателем электрочайника.
– Выпью, – Юрков уселся за стол. – Ермолаев нас покинул. Скоропостижно и подозрительно.
Звонарев остановился, медленно посмотрел на коллегу…
– Подозрительно?
– Так точно. В воротах парка, что на набережной. Предположительно, сердечный приступ.
– Может, и впрямь… Хорошо бы сам!
– Надо в морг ехать, смотреть, – Юрков взял протянутую чашку, – но Пушок икру мечет, и, конечно, на нас.
Пушок – начальник следственного отдела Пушенков – из всех сотрудников больше всех не любил Звонарева: самоуверенный до наглости следак выводил подполковника из себя, и, что больше всего злило, никак повлиять на него не удавалось – раскрытые дела одно за другим еженедельно ложились на стол. Мстил по-мелкому – не похвалит, награду зажмет, – но Звонарев работал из любви к работе, а не к благам с царской руки, потому не обращал внимания на каверзы отца-командира.
– Значит, умер… – капитан задумчиво дул в чашку. – С одной стороны, плохо, а с другой…
– Со всех плохо: представь, что в городе начнется! За мифический архив перережут друг друга, что мясники.
– Надо первым бумажки найти. Сколько всего интересного…
– Поищем, но Ерема тот еще жучара… не на видном месте оставил, – Юрков уныло махнул рукой.
– Допил? – Звонарев встал, поправил китель. – Поехали, узнаем, что и как.
– К Пушку не пойдешь? Он звал…
– Нет времени, работы полно.
Юрков понимающе хмыкнул и вышел за другом в коридор. Через пять минут его потертая красная «девятка» летела к городскому моргу.
Приземистое одноэтажное здание расположилось недалеко от третьей больницы – по иронии, самой высокосмертной в городе. Синие холодные стены навечно впитали запахи химикатов, смерти и еще чего-то непередаваемого, но знакомого каждому, кто хоть раз побывал в последнем пристанище. Никакой охраны – прямо у входа, на каталке, два трупа, укрытые дырявыми простынями; чуть дальше еще один – валяется прямо на полу, «бесхозник». В конце коридора – железная двойная дверь, за которой играет музыка.
Картина за дверью вызвала отвращение: флегматичный молодой парень – здоровый, рыжеволосый – приделывал руку одного тела к другому. Недовольно качал головой, примерял ее то так, то так… наконец убрал конечность в сторону.
– Капитан Звонарев, – протянул удостоверение, но в руки парню не дал. – По поводу Ермолаева. Сегодня привезли, в районе двух.
– Мне их каждый час привозят, оптом, всех не упомнить. Кто таков?
– Около сорока, дорогая одежда, – Юрков, успевший прочесть ориентировку, встрял в разговор. – Доставлен из Набережного парка.
– А! Есть такой, – парень будто бы обрадовался, – третий холодильник. Вроде приличный, решили выделить ему «люкс»…
– Хорош шутить! – Звонарев поморщился. – Это ж люди были, не куски мяса!
– Поработай с мое, будешь по-другому смотреть. Не поверишь, сегодня входит приличная на вид краля, такая… ухоженная вся, в золоте – жених у нее того… Ну, подходит она к нему и говорит – почему рука сломана? Отпили и приделай – сама ведь пошла, выбрала подходящую…
– Жуть! – Юрков поморщился. – Помрешь, и распилят на части.
– Кстати! – парень тряхнул головой. – Вот ваш клиент!
– В смысле? – Звонарев, идущий к холодильникам, резко обернулся.
– В прямом. Вон лежит, на каталке, его невеста приходила!
Капитан быстро подошел и откинул простыню – так и есть, почти неузнаваемый, но – Ермолаев. Смерть обошлась с ним жестко: мужик был красивый, волевой, спортом занимался – сейчас мумия, страшная и жалкая.
– Н-да… – неслышно подошел Юрков; при гигантской комплекции и топорном лице сочувствие в его голосе казалось поддельным. – Эк, скорежило-то…
– А чего, не надо было руку делать? – парень испугался. – Это, что ль, крутой кто? Так я мигом приделаю!
– Нет у него никого: ни жены, ни детей, ни невесты… Где рука? Родная?
– Ща! Мигом! – Парень выбежал из дверей; вернулся через пять минут с посеревшим лицом. – Нету! Унесла, кажись, баба!
– Что, у вас выбрасывают органы?! Что за дебильная организация?! – Звонарев медленно краснел.
– Кладут в специальный холодильник у входа! – Рыжий, оправдываясь, чуть не плакал. – Она сказала, что положит! Да кому может понадобиться?! А охраны нет – я один работаю, а там…
– Ладно, что не так с рукой было? – Юрков перевел тему. – Почему отрезали?
– Поломана, то ли при падении… – в голосе парня мелькнула неловкость, которую мгновенно уловил Звонарев.
– Договаривай!
– Ну, я давно работаю… Таких травм от падения не видел. Открытый перелом возле локтя – похожие бывают у тех, кому нарочно сломали.
– Так ведь не ломали: сердце, говорят, не выдержало жары.
– Сам, наверное, сломал…
– Это же бред: зачем? – Юрков пожал плечами. – Шел и надумал сломать руку?
– Того не знаю, – парень для пущей убедительности выставил ладони. – Скажите… что со мной будет? Я ведь один, за охранника, за доктора… А люди, знаете, разные приходят, кто накричит, а кто и…
– Расстрел надо бы… – Звонарев отвернулся. – Устроим проверку на халатность: выясним, кто виноват. Камеры хоть есть?
– Есть одна, на входе. Выведена в больницу, на пульт.
Не прощаясь, следователи вышли и с удовольствием втянули грудью чистый летний воздух.
– Ты и впрямь хочешь устроить проверку? – Юрков закурил вонючую «Яву».
– Какой смысл, и так дел полно. Ничего не изменится – потом, когда будет свободнее… Бабу эту надо ловить! Ерема был безумным, местами неприятным, но за это руки не отпиливают. Хотя, я уверен, на камере ничего нет.
– Пойдем, узнаем.
– Ты иди, у этого лося словесное возьми – что вспомнит, – а я к охране, вдруг…
Звонарев оказался прав – все, чем смог помочь дежурный на пульте, была размытая картинка «со спины», а вывод Юркова, что «бабенка и впрямь ничего», следствию ничего не дал.
Глава 4
На город медленно падал вечер. Загорались вывески магазинов; стихал нескончаемый рокот автомобилей; пустели тротуары и дорожки – пробежит изредка хмурый, припозднившийся человечек, юркнет в подъезд, и снова никого… Желтели в сумерках окна, за которыми ждали горячий чай, теплый плед и ужасные теленовости.
Звонарев скинул надоевшую за день форму, натянул треники и устроился на кухне. Перед собой разложил несколько исписанных листков дела: точнее, дела-то никакого не было – предварительный осмотр места происшествия, краткая биографическая справка по жертве… Или не жертве – никаких объективных причин считать смерть Ермолаева убийством не виделось, интуитивные догадки, не более.
«И странная баба!»
Капитан поморщился – ему так хотелось, чтобы Ерема умер своей смертью, что он забыл о загадочной гостье морга.
Судьба иногда выкидывает странные коленца – Звонарев хорошо знал Ермолаева, уважал как специалиста и человека… до тех пор, пока не оказался с ним по разные стороны. Помимо своей воли капитан закрыл глаза и унесся по волнам воспоминаний.
…Погода не задалась с утра – город атаковал мелкий колючий дождь с ветром; по асфальту неслись потоки жидкой грязи вперемежку с мусором; люди прятались под козырьками уцелевших пока остановок и норовили вытолкнуть тех, кто стоял с краю, – чтоб не давили. Низко висящее, уныло-серое до горизонта небо обещало затяжной, пасмурный день.
Лейтенант Звонарев крутился перед зеркалом: то одним боком встанет, то другим, то новенькие погоны ровняет, то снова – в который раз! – начищает ботинки… Первый рабочий день, знакомство с коллегами и – кто знает? – может, первое дело? Хочется, как у великого Шерлока Холмса – непременно таинственное, но которое можно раскрыть по упущенной злодеем мелочи и поразить окружающих выдающимися способностями.
Саша, конечно, проходил практику и участвовал в расследованиях – но все они казались скучными и банальными: наркоманы украли телефон, хозяин телефона нашел бандитов и три раза пырнул ножом, один умер – раскрытое убийство. Кражи, пьяная поножовщина, драки… Звонарев удивился, выяснив, сколько на свете внешне приличных «бакланов» – совершивших крошечное преступление по глупости, за которую взимается плата годами потерянной молодости.
– Иди, опоздаешь, – Света, жена, обняла сзади, ткнувшись носом рослому Звонареву между лопаток.
– Не опоздаю. Как тебе? – он покрутился перед ней. – Хорош?
– Герой! Теперь попробуй меня упрекнуть, что долго перед зеркалом стою! – девушка шутливо нахмурилась и погрозила пальцем.
– Не буду, – лейтенант наклонился и поцеловал жену в светлую макушку. – Все, пошел!
– Зонт возьми…
Укрывшись «под цветочками», новоиспеченный лейтенант добежал до работы, взлетел по высоким каменным ступеням и впервые открыл тяжелую железную дверь.
– Лейтенант Звонарев, назначен в первый отдел.
Служащий на проходной лениво мазнул глазами удостоверение, кивнул:
– Второй этаж, двадцать восьмой кабинет.
Перед нужной дверью Саня еще раз оправил форму, быстро вытер ботинки платком и постучал:
– Можно?
– Входи. Звонарев? – подтянутый человек за столом, в гражданской одежде, приветливо махнул рукой.
– Так точно! Назначен…
– Да знаю я, кем назначен… Садись. – Мужчина встал и протянул руку: – Подполковник Ермолаев, командир первого отдела по борьбе с оргпреступностью.
Звонарев передал ему бумаги, сам устроился на простом деревянном стуле.
Некоторое время подполковник молчал. Молодой лейтенант огляделся.
Никаких изысков – стандартный кабинет с простым, заметно потертым столом буквой «Т» и шкафом, заставленным книгами в красных переплетах. На столе два дисковых аппарата, на окне занавеска в желтых никотиновых разводах. Некоторый интерес вызвал пистолет за стеклом шкафа – обычный «ТТ», – видно, хозяин ценил оружие, раз убрал…
Ермолаев проследил за взглядом новичка:
– Наградной. Ничего особенного, память…
– Понятно.
– Ну, что… – подполковник снова уселся за стол, просверлив Саню карими глазами. – Отдел наш, как ты, наверное, понял, давит всю эту криминально-организованную мразь, что развелась в невиданных количествах… Пока не трогали, они выросли до размеров катастрофических, а нам теперь воевать. Не буду скрывать – работа опасная, слишком привыкли к безнаказанности. Оружие постоянно держи при себе – чуть что, пали не раздумывая. Пока все, иди в двадцать третий, с ребятами познакомься – обживайся, чувствуй себя как дома, потому что ты дома, – он хмыкнул. – Жена есть?
– Да.
– Молодая?
– Двадцать два, Светой зовут.
– Понятно… – Звонареву показалось, что в голосе подполковника мелькнуло сожаление или сочувствие. – Ладно, шагай. Если что, заходи без обиняков – все свои, какая помощь или еще что…
– Понял. Разрешите идти?
Вместо ответа Ермолаев улыбнулся и махнул рукой.
Из кабинета лейтенант вышел с твердым убеждением, что с командиром можно идти в разведку.
Из воспоминаний капитана вырвал звонок мобильного. Звонарев потряс головой, отгоняя последние образы:
– Да?
– Здорово, спишь? – Юрков. Кажется, слегка поддатый.
– Работаю. Что у тебя?
– Есть кое-что интересное по Ермолаеву. Я запросил в архиве личное дело, так вот… Помнишь Елену, архивную? Ну, я еще с ней…
– Да помню, давай дальше!
– Ну, так вот – она мне нарыла аж два личных дела!
– Это как? – Звонарев быстро схватил ручку и приготовился записывать.
– А так! Одно – когда он впервые поступал на службу, восемьдесят пятого года; второе – когда получил назначение в первый отдел.
– И что? Может, обновляли.
– Если обновляли, то очень странно. – Юрков сделал паузу. – В первом деле значится мать, некая Лыбина Полина Карповна, сорок пятого года рождения. Адрес, все как положено…
Звонарев скинул надоевшую за день форму, натянул треники и устроился на кухне. Перед собой разложил несколько исписанных листков дела: точнее, дела-то никакого не было – предварительный осмотр места происшествия, краткая биографическая справка по жертве… Или не жертве – никаких объективных причин считать смерть Ермолаева убийством не виделось, интуитивные догадки, не более.
«И странная баба!»
Капитан поморщился – ему так хотелось, чтобы Ерема умер своей смертью, что он забыл о загадочной гостье морга.
Судьба иногда выкидывает странные коленца – Звонарев хорошо знал Ермолаева, уважал как специалиста и человека… до тех пор, пока не оказался с ним по разные стороны. Помимо своей воли капитан закрыл глаза и унесся по волнам воспоминаний.
…Погода не задалась с утра – город атаковал мелкий колючий дождь с ветром; по асфальту неслись потоки жидкой грязи вперемежку с мусором; люди прятались под козырьками уцелевших пока остановок и норовили вытолкнуть тех, кто стоял с краю, – чтоб не давили. Низко висящее, уныло-серое до горизонта небо обещало затяжной, пасмурный день.
Лейтенант Звонарев крутился перед зеркалом: то одним боком встанет, то другим, то новенькие погоны ровняет, то снова – в который раз! – начищает ботинки… Первый рабочий день, знакомство с коллегами и – кто знает? – может, первое дело? Хочется, как у великого Шерлока Холмса – непременно таинственное, но которое можно раскрыть по упущенной злодеем мелочи и поразить окружающих выдающимися способностями.
Саша, конечно, проходил практику и участвовал в расследованиях – но все они казались скучными и банальными: наркоманы украли телефон, хозяин телефона нашел бандитов и три раза пырнул ножом, один умер – раскрытое убийство. Кражи, пьяная поножовщина, драки… Звонарев удивился, выяснив, сколько на свете внешне приличных «бакланов» – совершивших крошечное преступление по глупости, за которую взимается плата годами потерянной молодости.
– Иди, опоздаешь, – Света, жена, обняла сзади, ткнувшись носом рослому Звонареву между лопаток.
– Не опоздаю. Как тебе? – он покрутился перед ней. – Хорош?
– Герой! Теперь попробуй меня упрекнуть, что долго перед зеркалом стою! – девушка шутливо нахмурилась и погрозила пальцем.
– Не буду, – лейтенант наклонился и поцеловал жену в светлую макушку. – Все, пошел!
– Зонт возьми…
Укрывшись «под цветочками», новоиспеченный лейтенант добежал до работы, взлетел по высоким каменным ступеням и впервые открыл тяжелую железную дверь.
– Лейтенант Звонарев, назначен в первый отдел.
Служащий на проходной лениво мазнул глазами удостоверение, кивнул:
– Второй этаж, двадцать восьмой кабинет.
Перед нужной дверью Саня еще раз оправил форму, быстро вытер ботинки платком и постучал:
– Можно?
– Входи. Звонарев? – подтянутый человек за столом, в гражданской одежде, приветливо махнул рукой.
– Так точно! Назначен…
– Да знаю я, кем назначен… Садись. – Мужчина встал и протянул руку: – Подполковник Ермолаев, командир первого отдела по борьбе с оргпреступностью.
Звонарев передал ему бумаги, сам устроился на простом деревянном стуле.
Некоторое время подполковник молчал. Молодой лейтенант огляделся.
Никаких изысков – стандартный кабинет с простым, заметно потертым столом буквой «Т» и шкафом, заставленным книгами в красных переплетах. На столе два дисковых аппарата, на окне занавеска в желтых никотиновых разводах. Некоторый интерес вызвал пистолет за стеклом шкафа – обычный «ТТ», – видно, хозяин ценил оружие, раз убрал…
Ермолаев проследил за взглядом новичка:
– Наградной. Ничего особенного, память…
– Понятно.
– Ну, что… – подполковник снова уселся за стол, просверлив Саню карими глазами. – Отдел наш, как ты, наверное, понял, давит всю эту криминально-организованную мразь, что развелась в невиданных количествах… Пока не трогали, они выросли до размеров катастрофических, а нам теперь воевать. Не буду скрывать – работа опасная, слишком привыкли к безнаказанности. Оружие постоянно держи при себе – чуть что, пали не раздумывая. Пока все, иди в двадцать третий, с ребятами познакомься – обживайся, чувствуй себя как дома, потому что ты дома, – он хмыкнул. – Жена есть?
– Да.
– Молодая?
– Двадцать два, Светой зовут.
– Понятно… – Звонареву показалось, что в голосе подполковника мелькнуло сожаление или сочувствие. – Ладно, шагай. Если что, заходи без обиняков – все свои, какая помощь или еще что…
– Понял. Разрешите идти?
Вместо ответа Ермолаев улыбнулся и махнул рукой.
Из кабинета лейтенант вышел с твердым убеждением, что с командиром можно идти в разведку.
Из воспоминаний капитана вырвал звонок мобильного. Звонарев потряс головой, отгоняя последние образы:
– Да?
– Здорово, спишь? – Юрков. Кажется, слегка поддатый.
– Работаю. Что у тебя?
– Есть кое-что интересное по Ермолаеву. Я запросил в архиве личное дело, так вот… Помнишь Елену, архивную? Ну, я еще с ней…
– Да помню, давай дальше!
– Ну, так вот – она мне нарыла аж два личных дела!
– Это как? – Звонарев быстро схватил ручку и приготовился записывать.
– А так! Одно – когда он впервые поступал на службу, восемьдесят пятого года; второе – когда получил назначение в первый отдел.
– И что? Может, обновляли.
– Если обновляли, то очень странно. – Юрков сделал паузу. – В первом деле значится мать, некая Лыбина Полина Карповна, сорок пятого года рождения. Адрес, все как положено…