Страница:
Проститутки не отличались особой привлекательностью. Наоборот, в большинстве своем такие особы казались ему вызывающе отвратительными. И — что было выше понимания Фрэнсиса — эти уличные шлюхи неудержимо влекли его. Он не знал мирской жизни. Не знал ее совершенно. Фрэнсис продолжал отчаянно молиться. Скрестив на груди руки, он уповал только на то, что ему удастся выбраться из этой мерзкой клоаки.
Похоже, он еще долго бродил по кругу, пока наконец не выбрался на крошечную площадь. И тут же тень огромного зверя метнулась перед ним, два злобных желтых глаза уставились на юношу. И опять словно неведомая волна подхватила и понесла Фрэнсиса. Он наткнулся на рекламный столб. На плакате красовалась броская фемина с лицом и грудью Анны. От столба исходил пряный, сладковатый аромат, и Фрэнсис вдруг почувствовал, как женские зубки вновь впиваются ему в шею. Однако Фрэнсис был глух ко всему окружающему и не слышал, о чем шушукаются и хихикают за его спиной проститутки и напомаженные мальчики.
На город уже опустилась ночь, когда Фрэнсис приблизился к дому. Тот казался пустым, ни звука не доносилось изнутри. «И хорошей, — подумалось юноше, ибо Фрэнсис никого не мог сейчас видеть. Он хотел только одного: собрать свой нехитрый скарб и убраться из города куда подальше, туда, где жуткое искушение перестало бы мучить его.
Запыхавшись, Фрэнсис вбежал в комнату. Он смежил веки и рухнул в постель, пытаясь урвать хоть часок для отдыха. И тут же кровь застыла в его жилах. Ибо Фрэнсис внезапно понял, что не один в комнате. Кто-то дышал в едином ритме с ним. Мужчина и женщина.
Юноша снова забормотал молитву и судорожно потянулся за распятием, но, коснувшись его, испугался, потому что на ощупь распятие оказалось как живая плоть. Фрэнсиса передернуло, и он открыл глаза.
На кровати распласталась Анна, а на ней лежал юноша. Их обнаженные тела были сплетены. Из уст Фрэнсиса вырвался стон, а эти двое как будто следили за юношей, не спуская с него глаз. И Фрэнсис вдруг узнал лицо молодого человека. Это был двойник Дэмьена Торна, осклабившийся в похотливой ухмылке. Желтые звериные глаза его не мигая уставились на Фрэнсиса.
Внезапно Анна перевернулась на бок и поманила Фрэнсиса рукой, как будто приглашала присоединиться к ним Она молча призывала юношу овладеть ею. Затем Анна обронила какие-то слова, но Фрэнсис так и не понял их..
Он замотал головой, чтобы избавиться от этого кошмарного наваждения, но видение не исчезало. Фрэнсис через силу отвернулся и, вскочив с кровати, бросился к противоположной стене, на которой висело большое распятие. Монах привез его из Субиако. Распятие исчезло. Фрэнсис опустил глаза и тут же в нескольких шагах от себя заметил на полу крест с отколотой перекладиной.
Монах кинулся к распятию, схватил его и, прижав к груди, повернулся к постели. Юноша по-прежнему буравил Фрэнсиса взглядом. Из уголков его губ стекала слюна. От двойника за милю несло зловонием. Этот смрад почему-то напомнил Фрэнсису загаженный зоопарк. И тут монаха внезапно осенило, что нужно делать. Кинжалы-то пока могу и подождать.
— Отец Всемилостивейший, придай мне сил, — прошептал он, с размаху опуская распятие в широко раскрытый рот Дэмьена и заталкивая его вглубь, в самую глотку Анна завизжала, взметнув свое роскошное нагое тело, а Фрэнсис крушил зубы, рвал язык и десны, засовывая распятие все дальше и дальше, пока… сам не начал задыхаться. Он вдруг почувствовал боль этого юноши и привкус его крови у себя на губах, У Фрэнсиса перехватило дыхание. А желтые глаза торжествующе уставились на него.
Фрэнсиса стошнило, он попытался глотнуть воздуха, но, упав на колени, успел лишь заметить, что Анна, нашептывая мерзости и царапая простыню черными ногтями, похотливо тянет к нему руку.
Утром его нашла хозяйка. В глубочайшем шоке женщина трясущимися пальцами набрала номер полицейского участка. Спустя некоторое время явился блюститель порядка. Сей страж законности немало повидал на своем веку и не избегал возможности прихвастнуть при случае репутацией тертого калача. Однако он до глубины души был потрясен увиденным и едва не потерял сознания. Первый раз полицейского стошнило тут же на месте и вторично уже в участке, когда он пересказывал случившееся дежурному сержанту. Два часа спустя он сел наконец печатать отчет. Полицейский ломал себе голову, пытаясь осмыслить, каким патологически изощренным воображением должен был обладать несчастный, который исхитрился свести счеты с жизнью таким вот варварским способом.
Глава 9
Похоже, он еще долго бродил по кругу, пока наконец не выбрался на крошечную площадь. И тут же тень огромного зверя метнулась перед ним, два злобных желтых глаза уставились на юношу. И опять словно неведомая волна подхватила и понесла Фрэнсиса. Он наткнулся на рекламный столб. На плакате красовалась броская фемина с лицом и грудью Анны. От столба исходил пряный, сладковатый аромат, и Фрэнсис вдруг почувствовал, как женские зубки вновь впиваются ему в шею. Однако Фрэнсис был глух ко всему окружающему и не слышал, о чем шушукаются и хихикают за его спиной проститутки и напомаженные мальчики.
На город уже опустилась ночь, когда Фрэнсис приблизился к дому. Тот казался пустым, ни звука не доносилось изнутри. «И хорошей, — подумалось юноше, ибо Фрэнсис никого не мог сейчас видеть. Он хотел только одного: собрать свой нехитрый скарб и убраться из города куда подальше, туда, где жуткое искушение перестало бы мучить его.
Запыхавшись, Фрэнсис вбежал в комнату. Он смежил веки и рухнул в постель, пытаясь урвать хоть часок для отдыха. И тут же кровь застыла в его жилах. Ибо Фрэнсис внезапно понял, что не один в комнате. Кто-то дышал в едином ритме с ним. Мужчина и женщина.
Юноша снова забормотал молитву и судорожно потянулся за распятием, но, коснувшись его, испугался, потому что на ощупь распятие оказалось как живая плоть. Фрэнсиса передернуло, и он открыл глаза.
На кровати распласталась Анна, а на ней лежал юноша. Их обнаженные тела были сплетены. Из уст Фрэнсиса вырвался стон, а эти двое как будто следили за юношей, не спуская с него глаз. И Фрэнсис вдруг узнал лицо молодого человека. Это был двойник Дэмьена Торна, осклабившийся в похотливой ухмылке. Желтые звериные глаза его не мигая уставились на Фрэнсиса.
Внезапно Анна перевернулась на бок и поманила Фрэнсиса рукой, как будто приглашала присоединиться к ним Она молча призывала юношу овладеть ею. Затем Анна обронила какие-то слова, но Фрэнсис так и не понял их..
Он замотал головой, чтобы избавиться от этого кошмарного наваждения, но видение не исчезало. Фрэнсис через силу отвернулся и, вскочив с кровати, бросился к противоположной стене, на которой висело большое распятие. Монах привез его из Субиако. Распятие исчезло. Фрэнсис опустил глаза и тут же в нескольких шагах от себя заметил на полу крест с отколотой перекладиной.
Монах кинулся к распятию, схватил его и, прижав к груди, повернулся к постели. Юноша по-прежнему буравил Фрэнсиса взглядом. Из уголков его губ стекала слюна. От двойника за милю несло зловонием. Этот смрад почему-то напомнил Фрэнсису загаженный зоопарк. И тут монаха внезапно осенило, что нужно делать. Кинжалы-то пока могу и подождать.
— Отец Всемилостивейший, придай мне сил, — прошептал он, с размаху опуская распятие в широко раскрытый рот Дэмьена и заталкивая его вглубь, в самую глотку Анна завизжала, взметнув свое роскошное нагое тело, а Фрэнсис крушил зубы, рвал язык и десны, засовывая распятие все дальше и дальше, пока… сам не начал задыхаться. Он вдруг почувствовал боль этого юноши и привкус его крови у себя на губах, У Фрэнсиса перехватило дыхание. А желтые глаза торжествующе уставились на него.
Фрэнсиса стошнило, он попытался глотнуть воздуха, но, упав на колени, успел лишь заметить, что Анна, нашептывая мерзости и царапая простыню черными ногтями, похотливо тянет к нему руку.
Утром его нашла хозяйка. В глубочайшем шоке женщина трясущимися пальцами набрала номер полицейского участка. Спустя некоторое время явился блюститель порядка. Сей страж законности немало повидал на своем веку и не избегал возможности прихвастнуть при случае репутацией тертого калача. Однако он до глубины души был потрясен увиденным и едва не потерял сознания. Первый раз полицейского стошнило тут же на месте и вторично уже в участке, когда он пересказывал случившееся дежурному сержанту. Два часа спустя он сел наконец печатать отчет. Полицейский ломал себе голову, пытаясь осмыслить, каким патологически изощренным воображением должен был обладать несчастный, который исхитрился свести счеты с жизнью таким вот варварским способом.
Глава 9
Анна целый день провела в библиотеке Би-Би-Си, и мысли ее до такой степени были погружены в работу, что, уже находясь в метро, она не обратила внимания на, двух женщин, оживленно обсуждавших кошмарное убийство, Да, Лондон теперь похлеще Нью-Йорка. И кому только в голову пришло такое — казнить распятием?
Краем уха прислушиваясь к разговору, Анна отметила про себя, что судачившие рядом женщины обвиняют в случившемся всех и вся, начиная от плохой погоды и непредсказуемых китайцев и кончая телевидением, буквально затопленным сценами насилия. Анна едва заметно улыбнулась, сосредоточенно размышляя о том, что на некоторых семьях действительно лежит что-то вроде печати проклятья. Словно неведомая злая сила наваливается на этих бедолаг и держит их в тисках.
В какой-то мере Анна испытала странную закономерность и на себе. С ней то и дело приключалась какая-нибудь беда. Вполне возможно, что все эти неприятности — явления одного порядка. Еще в детстве на Анну время от времени падали разнообразные предметы, она вечно ранилась отвертками и молотками. А уж если Анне вздумывалось покататься на лошади… Однажды та понесла, и Анна чуть было не врезалась в забор. Когда Анна влюблялась, ее лучшая подруга прямо у нее из-под носа «уводила» воздыхателя. А что если и Торны всего-навсего продолжали этот ряд невезучих? Почему, собственно, нет?
Анна фыркнула, представив себе ожидавшую ее перспективу. И тут до нее начал доходить наконец смысл последних новостей.
«Полиция считает, что это самое жестокое убийство, с которым ей когда-либо приходилось сталкиваться» Анна невольно взглянула на экран телевизора. И мгновенно вскочила от неожиданности. Весь экран занимало лицо Фрэнсиса. Закадровый текст сопровождал показ снимков: «Скотланд-Ярд располагает фотографией монаха и обращается к телезрителям с просьбой помочь. Если вам что-нибудь известно об этом человеке…» Резкий телефонный звонок вывел Анну из оцепенения. Звонил ее приятель, видевший Анну с итальянцем на вечеринке. Его интересовало, не того ли бедолагу только что показали по «ящику». Пробурчав что-то невразумительное, Анна бросила трубку. Монах. Ну, конечно! Теперь странное поведение Фрэнсиса хоть как-то можно было объяснить.
Видеомагнитофон в этот раз оказался включен, и Анна, перемотав пленку назад, вновь застыла, вглядываясь в грустное лицо на фотографии. Она смотрела в карие глаза погибшего, вспоминая его предупреждение держаться подальше от Торнов. И вдруг Анна по-настоящему испугалась. Значит, список пополнился еще одним именем. И уж это никак нельзя было отнести к обычному совпадению.
Слезы закапали у нее из глаз, и Анну охватило горькое чувство раскаяния при воспоминании о том, как грубо она обошлась с Фрэнсисом. Анна прорыдала целый час, прежде чем набрала номер полицейского участка.
В участке Анну терзали целую вечность, задавая кучу вопросов. Однако женщина смогла сообщить лишь при каких обстоятельствах они с Фрэнсисом встретились. Здесь же она упомянула и про более чем странное предупреждение юноши относительно семейства Торнов. Об имевшемся у нее списке Анна решила пока умолчать. Но и сказанного оказалось достаточно, чтобы привести полицейских в замешательство. Поблагодарив, ее отпустили.
Только дома Анна поняла, несколько случившееся выбило ее из колеи. Ведь она забыла сообщить полиции о пакете, что оставил ей Фрэнсис. Сверток лежал на письменном столе, и казалось, красная сургучная печать зловеще подмигивает Анне.
Пальцы у нее задрожали, когда она разрезала веревочку на пакете.
Анна вспомнила слова полицейского:'«Убийца скорее всего просто псих, поскольку ни один нормальный человек не станет вгонять распятие в чью-либо глотку. Никаких видимых мотивов для убийства не было, дверь в комнату не взломана, так что…» Анна поморщилась, порезав палец об острый край оберточной бумаги, и, разозлившись, надорвала пакет, перепачканный кровью. На стол скользнули четыре кассеты и связка пожелтевших писем. К ней была приложена записка от Фрэнсиса. «Можете воспринимать это, как бред сумасшедшего. Тогда в него легче вникнуть. Здесь копии, сделанные мною с оригиналов».
Письма были переписаны удивительным каллиграфическим почерком, каждая отдельная буква — настоящее произведение искусства. Анна расправила первое письмо. Оно оказалось от Кейт Рейнолдс и было адресовано отцу де Карло. Фамилия этой женщины стояла где-то в середине списка. Фрэнсис точно охарактеризовал письмо Кейт. «Безумное послание». Однако само изложение поражало удивительной точностью и ясностью мысли. Здесь же Анна обнаружила и письмо некой Ламонт. Эта особа также числилась в списке.
Анна неторопливо читала, не пытаясь вникать в смысл прочитанного. Просто какой-то бред сивой кобылы! Да, вряд ли у Мейсона выгорит это дельце. Ежели он возьмется за подобный бред, его просто поднимут на смех.
Анна взялась наконец за пачку заметок и цитат, выписанных монахом из Библии. Все они повествовали либо о Втором пришествии Христа, либо о евреях, вернувшихся в Сион, а то и о встрече Христа с Антихристом и об Армагеддоне.
Тут Анна не выдержала. Вся эта белиберда по-настоящему разозлила ее. Подобную чушь мололи и фундаменталисты. В большей или меньшей степени. Уж сколько лет подряд американское правительство пыталось справиться с этими людьми, но пока сия затея не принесла видимого успеха. Анна в сердцах выругалась. Если только Мейсон сподобится сопоставить историю семьи Торнов с библейскими текстами, ему никогда не найти издателя! Все решат, что он просто малость «перетрудился».
Анна сунула в магнитофон кассету и устало откинулась на спинку кресла. «Святой Отец, простите мне мою неразборчивую речь», — услышала она надтреснутый, старческий голос. О Господи, опять очередной бред! Но, услышав имя Поля Бухера, Анна чуть не подпрыгнула в кресле. Раздражение ее как рукой сняло. Если на пленке записан действительно Бухер, то Анне есть что показать Мейсону.
Женщина начала внимательно вслушиваться в исповедь старика. Однако через некоторое время ее вновь охватило отчаяние. Опять кинжалы, опять Армагеддон. Новое безумие! Есть ли конец у этого массового помешательства?!
Часа два потратила Анна на прослушивание пленок Потом сложила письма и кассеты в пакет, на котором значилось «Торны», и стала набирать номер телефона.
Мейсона дома не оказалось. Анна надиктовала сообщение на автоответчик и, задумавшись, принялась расхаживать по комнате. Что дальше? А ничего, буду продолжать начатое, — ответила она себе. В конце концов ей за это платили, стало быть, она должна выполнять свою работу Даже если она граничит с безумием.
Из рассказа Бухера Анна узнала, что Маргарет Бреннан еще жива. Старик сообщал ее адрес — госпиталь в Хайгейте.
Ну, что же, надо звякнуть и в госпиталь. Если повезет, то ее туда… не пустят.
До госпиталя Анна доехала минут за тридцать, но эти полчаса показались ей вечностью. Вот пусть сам Мейсон и шляется по подобным заведениям, а Анна с детства панически боялась психушек. Ее собственная мать умерла в лечебнице для умалишенных. Травма эта так глубоко врезалась в душу Анны, что безумные крики матери до сих пор стояли у нее в ушах.
И сейчас Анне вдруг нестерпимо захотелось хлебнуть виски для храбрости. Может быть, сестры не унюхают запаха? Или, пожалуй, можно принять львиную дозу валерьянки, однако вся ее натура мгновенно восстала против такого издевательства Кроме того, для подобных встреч требовалась ясная голова и определенная осторожность.
Местечко оказалось на редкость славным. И за это спасибо. Можно себе представить, что почувствовала бы Анна, окажись она у черта на куличках, в какой-нибудь мрачной и заброшенной юдоли. Хотя пациентам было, пожалуй, глубоко наплевать на местоположение подобного заведения. Кто знает…
Кэб остановился, и водитель указал на здание. Поеживаясь от внезапно охватившего ее озноба, Анна вышла.
Это был монастырь. И как это раньше не пришло ей в голову? Ведь она слышала название — «Святой Игнатий».
Несколько минут разглядывала Анна высокую, выцветшую от времени кирпичную стену, окружавшую здание, тяжелую дубовую дверь, увенчанную пиками. А вот вделанные в кирпичную кладку электрический звонок и «глазок» были, казалось, здесь совсем не к месту.
Анна позвонила, услышав где-то вдали необычное заливистое треньканье. Массивная дверь приоткрылась, и в щелку просунулась голова в капюшоне. Монах окинул женщину изучающим взглядом.
Представившись, Анна сообщила, что ей назначена здесь встреча. Послышался звук отпираемого запора, и дверь со скрипом подалась, пропуская Анну. Внутренний дворик был вымощен каменными плитами; сплошная голая пустошь: ни деревца, ни скамейки, ничего и никого, кроме нескольких монахинь, молчаливо прошествовавших из одной двери в другую. Сей живописный уголок внезапно напомнил Анне тюремный двор. Только в нос здесь шибал еще и запах морфия.
Монахиня жестом пригласила Анну следовать за ней. Анна невольно оглянулась, впившись глазами в синее, глубокое небо над головой. Казалось, внешний мир вдруг бесконечно далеко отодвинулся от монастырских стен, и теперь до Анны доносилось лишь негромкое пение монахинь. «Монотонное и проникнутое тоской», — промелькнуло у нее в голове.
Но она тут же отругала себя за самонадеянность. Кто она такая, чтобы судить этих одиноких женщин и думать свысока, будто в их голосах звучат тоска и отчаяние? Они ушли от «мира» к Христу, и выбор их добровольный.
Внутри здания было не жарко. Прохладой веяло от выложенных зелеными плитами стен, от каменного пола. С Анной никто не заговаривал, никто не оглядывался на нее, пока она шагала вслед за монахиней по узкому коридору.
Анна случайно коснулась каменных плит и тут же отдернула руку: ей показалось, что стена сырая, но пальцы были сухими.
Монахиня остановилась возле двери и, повернув ключ в замке, толкнула дверь ногой. Анна не двигалась. Никто так ни о чем ее и не расспросил, ей не задали ни единого вопроса о том, кто она такая и зачем ей понадобилось навестить Маргарет Бреннан. Надо же, она-то решила, что проникнуть в госпиталь будет непросто, а здесь, похоже, до нее вообще никому нет дела.
Анна нерешительно переступила порог и невольно вздрогнула, услышав, как за ней громко захлопнулась дверь. Комната, куда она вошла, оказалась крошечной каморкой, похожей на тюремную камеру. Узкая железная койка, стул, стол — и больше ничего. Высоко над полом крошечное оконце. Под ним, спиной к двери, восседала прямо на полу Маргарет Бреннан.
Анна кашлянула, но женщина даже не шевельнулась. Анна подошла поближе и, остановившись в двух шагах от Маргарет, окликнула ее по имени. Ноль внимания. Анна позвала громче, и женщина наконец оглянулась.
Анна едва сумела подавить крик. На нее уставилась старуха с испещренным морщинами, желтым лицом и совершенно седыми волосами. Ее вытаращенные воспаленные глаза были багровыми. А ведь с фотографий в газетах смотрело совсем иное лицо. Подобная встреча застала Анну врасплох. Ибо она ожидала увидеть благородное, красивое лицо женщины средних лет, а это… Ее встретила старая карга. Анна с трудом взяла себя в руки, выдавив на лице какое-то жалкое подобие улыбки.
— Миссис Бреннан, меня зовут Анна. Анна Бромптон, — представилась она.
Старуха улыбнулась. Лицо ее сморщилось как сушеное яблоко.
— Очень мило с вашей стороны заглянуть в эту обитель, — глухо отозвалась она.
Она говорила с бостонским акцентом, на блестящем английском, напомнившем Анне почему-то чету Кеннеди. Анна пожала протянутую руку и снова с трудом подавила отвращение, прикоснувшись к сухой, шершавой коже.
— Сейчас чудесное время года, — задумчиво промолвила Маргарет. — Волшебный аромат цветов ..
Анна чувствовала себя не в своей тарелке. Растерявшись, она никак не могла придумать, как подступиться к разговору о Торнах. Господи, и зачем только она вообще заявилась сюда, какие сведения можно выудить из этой старой развалины?
Обычно Анна просто давала людям возможность высказаться и выложить все, что придет им в голову, незаметно подталкивая их к интересующему ее предмету. Сейчас все складывалось иначе.
— Должно быть, вы удивлены моим визитом, — пошла напролом Анна.
Маргарет вежливо улыбнулась.
— Нет, нисколько. Я понимаю вас. — И она снова отвернулась к стене.
— Я помогаю Джеку Мейсону.
Никакой реакции.
— Вы, наверное, слышали о Нем. — Писатель, — кивнула Маргарет. — Слышала, конечно. По-моему, даже встречала его на каком-то званом ужине в Нью-Йорке.
Теплее, теплее, это уже кое-что. Да, все-таки сегодня Анне везло. Она очаровательно улыбнулась:
— Понимаете, он взялся за книгу. О Торнах… Выражение лица Маргарет мгновенно изменилось. Нахмурившись, она тряхнула головой и тут же отвернулась к стене.
— Это своего рода биографическое исследование, — быстро пояснила Анна. — Мейсона заинтриговали некоторые эпизоды из жизни…
— Дэмьена Торна, — внезапно перебила ее Маргарет, задрожав всем телом.
— Д.!. Но и других тоже, — скороговоркой добавила Анна. — Понимаете, Мейсона интересует странная зависимость между той огромной властью, которой обладает семейство Торнов, и страшным… роком, преследующим эту династию.
— Не напоминайте мне о Дэмьене Торне, — равнодушно проговорила Маргарет.
Анну вдруг пробрала дрожь, но она продолжала:
— Но если это вас расстраивает и волнует… Маргарет резко повернулась к ней и неожиданно вскипела:
— Вы же ничего, ровным счетом ничего не знаете! — И она вскочила, вытянув руки с длиннющими ногтями, до смерти перепугав Анну. Та от неожиданности отшатнулась к двери, а Маргарет упала на стул, тяжело дыша и прикрыв лицо безобразными руками. Она разрыдалась, и плечи ее начали вздрагивать от этих рыданий.
Анна заметалась по каморке, не зная, что делать. Она хотела успокоить несчастную женщину, но одновременно страшилась ее ужасных ногтей. Несколько минут стояла Анна в нерешительности, растерянно глядя на плачущую Маргарет. Та, всхлипывая, как ребенок, утирала нос рукавом.
— Сядьте и выслушайте меня, — наконец произнесла она ровным голосом.
Молча кивнув, Анна присела на краешек койки, готовая в любой момент ринуться к двери, если возникнет необходимость. Тут она вспомнила о диктофоне и спросила:
— Вы не возражаете?
Маргарет никак не прореагировала на вопрос. Казалось, она разговаривает сама с собой.
— Это случилось в ночь Армагеддона… — безучастным голосом начала больная.
Сидя в душной комнатенке, вслушиваясь в безумное повествование, Анна думала сейчас лишь об одном: как бы поскорее удрать из этого «веселенького» заведения. Снова Антихристы, снова Армагеддоны — опять все та же старая песенка. Но, с другой стороны, рассказ Маргарет странным образом завораживал, и хотелось дослушать его до конца.
Анна не пыталась прервать женщину, прикинув в уме, что, возможно, такое интервью окажет на больную благотворное воздействие.
— Мой муж был мужественным человеком, самым храбрым на свете. Именно он попытался уничтожить Антихриста в ту ночь, а я его убила.
Маргарет съежилась на стуле, глаза ее лихорадочно блуждали.
— Я вижу его во сне, вижу его отчаянное лицо, обращенное ко мне в поисках спасения. На него ведь тогда еще и собака набросилась. До сих пор помню его удивленные глаза, когда я вонзила кинжал ему в горло. Это меня только и утешает. В последний миг своей жизни он не успел испытать страх. Одно изумление.
— Но почему? Почему вы это сделали?! — воскликнула Анна, забыв, что разговаривает с умалишенной.
— Потому что тогда я была одержима дьяволом. — Маргарет слабо улыбнулась. — Вы думаете, что я сейчас безумна. Но это не так. Вот год назад я действительно душой и телом принадлежала Сатане.
У Анны запершило в горле, и она закашлялась, что помогло ей скрыть изумление, невольно отразившееся на лице.
Между тем Маргарет наклонилась вперед и протянула руку, показывая Анне указательный палец.
— Огонь так и не сумел выжечь клеймо, — грустно проронила она. — Посмотрите.
Прищурившись, Анна разглядела на пальце крошечный шрам. Какие-то завитушки, смахивающие то ли на три девятки, то ли на три шестерки.
— Кто имеет ум, тот сочти число зверя: ибо это число человеческое…
Внезапно в мозгу шевельнулись детские воспоминания, и Анна вслух договорила:
— Число его шестьсот шестьдесят шесть… Маргарет торжествующе рассмеялась.
— Ну, вот, — выпрямившись, бросила она. — Число зверя и его знак. — Она яростно и с отвращением принялась тереть палец. — Моя награда, — чеканя каждое слово, произнесла она. — После того, как я переспала с учеником зверя.
Терпение Анны лопнуло. Она встала, потянувшись за диктофоном, но Маргарет опередила ее, вскочив и как-то уж больно театрально обвив себя руками:
— Неужели вам неинтересно, кто это был? Анна покачала головой:
— Мне кажется, что я…
— Поль Бухер, — перебила Маргарет. — Это был Бухер. Вы наверняка знаете, кто это. Я переспала с ним. — Маргарет вдруг наклонилась к лицу Анны, и та почувствовала зловонное дыхание сумасшедшей. Анна судорожно шарила за спиной в поисках дверной ручки. — Меня искушал дьявол, — зловеще шептала Маргарет. — И я понесла от него.
Анна изо всех сил дергала ручку.
— Миссис Бреннан, пожалуйста… Перестаньте, пожалуйста, — бормотала она.
Маргарет с улыбкой сфинкса резко отпрянула от Анны.
— И я бы родила ублюдка, как та бедняжка, что переспала с Дэмьеном, я бы тоже произвела на свет мерзость, вроде той, что обитает сегодня в Пирфорде.
Дверь никак не открывалась, а Маргарет все сильнее входила в раж.
— Но я одолела его, я его одолела. Я выскребла из своего чрева семя Сатаны.
Внезапно отпрыгнув в сторону, Маргарет Бреннан задрала юбку и обнажила жуткие шрамы на бедрах.
Анна рванула дверь. Та наконец подалась, и женщина вылетела в коридор, больно ударившись о стену. Она бросилась бежать, на ходу запихивая в сумку магнитофон.
— Я была тогда безумна… — эхом разнеслось по коридору.
Пальцы ее судорожно опустились на все клавиши сразу, как только Анна почувствовала вдруг на плече чью-то руку. Резко обернувшись, она увидела перед собой молоденькую, кареглазую монахиню.
— Пожалуйста, пойдемте со мной, — услышала Анна спокойный голос.
Она кивнула, метнувшись в сторону монахини. Из-за двери доносились душераздирающие крики Маргарет Бреннан. Мозг Анны словно переплавлял охватившие ее противоречивые эмоции. Но в одном женщина была абсолютно уверена: ей надо вырваться на свежий воздух и увидеть нормальных людей, с которыми можно болтать о погоде и о всякой другой чепухе.
Они свернули в другой коридор, и Анна растерянно заморгала, не понимая, куда они идут.
Монахиня остановилась, будто прочитав ее мысли.
— Если вы не возражаете… мать-настоятельница хотела бы поговорить с вами, — промолвила девушка, открывая перед Анной дверь.
— Мать-настоятельница? — Анна колебалась. Меньше всего ей хотелось задерживаться в этом здании. Однако, хочешь — не хочешь, она здесь гостья.
— Хорошо, только времени у меня в обрез, — спохватилась она, повернувшись к монахине.
Та с улыбкой пропустила Анну вперед и указала на стул, стоявший возле небольшого столика. Затем вышла и прикрыла за собой дверь.
Несколько минут Анна приходила в себя. Возбужденный голос Маргарет стоял у нее в ушах. Сердце готово было выскочить из груди.
Успокоившись, Анна огляделась вокруг. Мать-настоятельница задерживалась. Анна в одиночестве сидела в комнатке, почти такой же крошечной, как и каморка Маргарет. Стены покрывал звуконепроницаемый толстый пластик. Анна поднялась со стула. Но почему же в комнате всего один стул, если с ней собираются побеседовать? Почему один?
Анна подошла к двери. Та оказалась обитой тем же пластиком и… без ручки. Сердце Анны бешено заколотилось, в горле внезапно пересохло. Она забарабанила в дверь и не услышала стука. Ничего. Ни звука.
— Эй, — закричала Анна, но слова застревали в горле. — Эй, пожалуйста-а…
Внезапно крошечное дверное оконце в двери распахнулось, и в него заглянула монахиня.
— Мать-настоятельница желала меня видеть, — промямлила Анна, стараясь скрыть дрожь в голосе. Ничего не ответив, монахиня захлопнула оконце. Приникнув к двери, Анна сползла на пол. Она еще пыталась убедить себя, будто все это — дурацкое недоразумение, что монахиня, наверное, просто приняла обет молчания и потому ей ничего не ответила, что мать-настоятельница вот-вот явится сюда, и Анну наконец выпустят.
Краем уха прислушиваясь к разговору, Анна отметила про себя, что судачившие рядом женщины обвиняют в случившемся всех и вся, начиная от плохой погоды и непредсказуемых китайцев и кончая телевидением, буквально затопленным сценами насилия. Анна едва заметно улыбнулась, сосредоточенно размышляя о том, что на некоторых семьях действительно лежит что-то вроде печати проклятья. Словно неведомая злая сила наваливается на этих бедолаг и держит их в тисках.
В какой-то мере Анна испытала странную закономерность и на себе. С ней то и дело приключалась какая-нибудь беда. Вполне возможно, что все эти неприятности — явления одного порядка. Еще в детстве на Анну время от времени падали разнообразные предметы, она вечно ранилась отвертками и молотками. А уж если Анне вздумывалось покататься на лошади… Однажды та понесла, и Анна чуть было не врезалась в забор. Когда Анна влюблялась, ее лучшая подруга прямо у нее из-под носа «уводила» воздыхателя. А что если и Торны всего-навсего продолжали этот ряд невезучих? Почему, собственно, нет?
Анна фыркнула, представив себе ожидавшую ее перспективу. И тут до нее начал доходить наконец смысл последних новостей.
«Полиция считает, что это самое жестокое убийство, с которым ей когда-либо приходилось сталкиваться» Анна невольно взглянула на экран телевизора. И мгновенно вскочила от неожиданности. Весь экран занимало лицо Фрэнсиса. Закадровый текст сопровождал показ снимков: «Скотланд-Ярд располагает фотографией монаха и обращается к телезрителям с просьбой помочь. Если вам что-нибудь известно об этом человеке…» Резкий телефонный звонок вывел Анну из оцепенения. Звонил ее приятель, видевший Анну с итальянцем на вечеринке. Его интересовало, не того ли бедолагу только что показали по «ящику». Пробурчав что-то невразумительное, Анна бросила трубку. Монах. Ну, конечно! Теперь странное поведение Фрэнсиса хоть как-то можно было объяснить.
Видеомагнитофон в этот раз оказался включен, и Анна, перемотав пленку назад, вновь застыла, вглядываясь в грустное лицо на фотографии. Она смотрела в карие глаза погибшего, вспоминая его предупреждение держаться подальше от Торнов. И вдруг Анна по-настоящему испугалась. Значит, список пополнился еще одним именем. И уж это никак нельзя было отнести к обычному совпадению.
Слезы закапали у нее из глаз, и Анну охватило горькое чувство раскаяния при воспоминании о том, как грубо она обошлась с Фрэнсисом. Анна прорыдала целый час, прежде чем набрала номер полицейского участка.
В участке Анну терзали целую вечность, задавая кучу вопросов. Однако женщина смогла сообщить лишь при каких обстоятельствах они с Фрэнсисом встретились. Здесь же она упомянула и про более чем странное предупреждение юноши относительно семейства Торнов. Об имевшемся у нее списке Анна решила пока умолчать. Но и сказанного оказалось достаточно, чтобы привести полицейских в замешательство. Поблагодарив, ее отпустили.
Только дома Анна поняла, несколько случившееся выбило ее из колеи. Ведь она забыла сообщить полиции о пакете, что оставил ей Фрэнсис. Сверток лежал на письменном столе, и казалось, красная сургучная печать зловеще подмигивает Анне.
Пальцы у нее задрожали, когда она разрезала веревочку на пакете.
Анна вспомнила слова полицейского:'«Убийца скорее всего просто псих, поскольку ни один нормальный человек не станет вгонять распятие в чью-либо глотку. Никаких видимых мотивов для убийства не было, дверь в комнату не взломана, так что…» Анна поморщилась, порезав палец об острый край оберточной бумаги, и, разозлившись, надорвала пакет, перепачканный кровью. На стол скользнули четыре кассеты и связка пожелтевших писем. К ней была приложена записка от Фрэнсиса. «Можете воспринимать это, как бред сумасшедшего. Тогда в него легче вникнуть. Здесь копии, сделанные мною с оригиналов».
Письма были переписаны удивительным каллиграфическим почерком, каждая отдельная буква — настоящее произведение искусства. Анна расправила первое письмо. Оно оказалось от Кейт Рейнолдс и было адресовано отцу де Карло. Фамилия этой женщины стояла где-то в середине списка. Фрэнсис точно охарактеризовал письмо Кейт. «Безумное послание». Однако само изложение поражало удивительной точностью и ясностью мысли. Здесь же Анна обнаружила и письмо некой Ламонт. Эта особа также числилась в списке.
Анна неторопливо читала, не пытаясь вникать в смысл прочитанного. Просто какой-то бред сивой кобылы! Да, вряд ли у Мейсона выгорит это дельце. Ежели он возьмется за подобный бред, его просто поднимут на смех.
Анна взялась наконец за пачку заметок и цитат, выписанных монахом из Библии. Все они повествовали либо о Втором пришествии Христа, либо о евреях, вернувшихся в Сион, а то и о встрече Христа с Антихристом и об Армагеддоне.
Тут Анна не выдержала. Вся эта белиберда по-настоящему разозлила ее. Подобную чушь мололи и фундаменталисты. В большей или меньшей степени. Уж сколько лет подряд американское правительство пыталось справиться с этими людьми, но пока сия затея не принесла видимого успеха. Анна в сердцах выругалась. Если только Мейсон сподобится сопоставить историю семьи Торнов с библейскими текстами, ему никогда не найти издателя! Все решат, что он просто малость «перетрудился».
Анна сунула в магнитофон кассету и устало откинулась на спинку кресла. «Святой Отец, простите мне мою неразборчивую речь», — услышала она надтреснутый, старческий голос. О Господи, опять очередной бред! Но, услышав имя Поля Бухера, Анна чуть не подпрыгнула в кресле. Раздражение ее как рукой сняло. Если на пленке записан действительно Бухер, то Анне есть что показать Мейсону.
Женщина начала внимательно вслушиваться в исповедь старика. Однако через некоторое время ее вновь охватило отчаяние. Опять кинжалы, опять Армагеддон. Новое безумие! Есть ли конец у этого массового помешательства?!
Часа два потратила Анна на прослушивание пленок Потом сложила письма и кассеты в пакет, на котором значилось «Торны», и стала набирать номер телефона.
Мейсона дома не оказалось. Анна надиктовала сообщение на автоответчик и, задумавшись, принялась расхаживать по комнате. Что дальше? А ничего, буду продолжать начатое, — ответила она себе. В конце концов ей за это платили, стало быть, она должна выполнять свою работу Даже если она граничит с безумием.
Из рассказа Бухера Анна узнала, что Маргарет Бреннан еще жива. Старик сообщал ее адрес — госпиталь в Хайгейте.
Ну, что же, надо звякнуть и в госпиталь. Если повезет, то ее туда… не пустят.
До госпиталя Анна доехала минут за тридцать, но эти полчаса показались ей вечностью. Вот пусть сам Мейсон и шляется по подобным заведениям, а Анна с детства панически боялась психушек. Ее собственная мать умерла в лечебнице для умалишенных. Травма эта так глубоко врезалась в душу Анны, что безумные крики матери до сих пор стояли у нее в ушах.
И сейчас Анне вдруг нестерпимо захотелось хлебнуть виски для храбрости. Может быть, сестры не унюхают запаха? Или, пожалуй, можно принять львиную дозу валерьянки, однако вся ее натура мгновенно восстала против такого издевательства Кроме того, для подобных встреч требовалась ясная голова и определенная осторожность.
Местечко оказалось на редкость славным. И за это спасибо. Можно себе представить, что почувствовала бы Анна, окажись она у черта на куличках, в какой-нибудь мрачной и заброшенной юдоли. Хотя пациентам было, пожалуй, глубоко наплевать на местоположение подобного заведения. Кто знает…
Кэб остановился, и водитель указал на здание. Поеживаясь от внезапно охватившего ее озноба, Анна вышла.
Это был монастырь. И как это раньше не пришло ей в голову? Ведь она слышала название — «Святой Игнатий».
Несколько минут разглядывала Анна высокую, выцветшую от времени кирпичную стену, окружавшую здание, тяжелую дубовую дверь, увенчанную пиками. А вот вделанные в кирпичную кладку электрический звонок и «глазок» были, казалось, здесь совсем не к месту.
Анна позвонила, услышав где-то вдали необычное заливистое треньканье. Массивная дверь приоткрылась, и в щелку просунулась голова в капюшоне. Монах окинул женщину изучающим взглядом.
Представившись, Анна сообщила, что ей назначена здесь встреча. Послышался звук отпираемого запора, и дверь со скрипом подалась, пропуская Анну. Внутренний дворик был вымощен каменными плитами; сплошная голая пустошь: ни деревца, ни скамейки, ничего и никого, кроме нескольких монахинь, молчаливо прошествовавших из одной двери в другую. Сей живописный уголок внезапно напомнил Анне тюремный двор. Только в нос здесь шибал еще и запах морфия.
Монахиня жестом пригласила Анну следовать за ней. Анна невольно оглянулась, впившись глазами в синее, глубокое небо над головой. Казалось, внешний мир вдруг бесконечно далеко отодвинулся от монастырских стен, и теперь до Анны доносилось лишь негромкое пение монахинь. «Монотонное и проникнутое тоской», — промелькнуло у нее в голове.
Но она тут же отругала себя за самонадеянность. Кто она такая, чтобы судить этих одиноких женщин и думать свысока, будто в их голосах звучат тоска и отчаяние? Они ушли от «мира» к Христу, и выбор их добровольный.
Внутри здания было не жарко. Прохладой веяло от выложенных зелеными плитами стен, от каменного пола. С Анной никто не заговаривал, никто не оглядывался на нее, пока она шагала вслед за монахиней по узкому коридору.
Анна случайно коснулась каменных плит и тут же отдернула руку: ей показалось, что стена сырая, но пальцы были сухими.
Монахиня остановилась возле двери и, повернув ключ в замке, толкнула дверь ногой. Анна не двигалась. Никто так ни о чем ее и не расспросил, ей не задали ни единого вопроса о том, кто она такая и зачем ей понадобилось навестить Маргарет Бреннан. Надо же, она-то решила, что проникнуть в госпиталь будет непросто, а здесь, похоже, до нее вообще никому нет дела.
Анна нерешительно переступила порог и невольно вздрогнула, услышав, как за ней громко захлопнулась дверь. Комната, куда она вошла, оказалась крошечной каморкой, похожей на тюремную камеру. Узкая железная койка, стул, стол — и больше ничего. Высоко над полом крошечное оконце. Под ним, спиной к двери, восседала прямо на полу Маргарет Бреннан.
Анна кашлянула, но женщина даже не шевельнулась. Анна подошла поближе и, остановившись в двух шагах от Маргарет, окликнула ее по имени. Ноль внимания. Анна позвала громче, и женщина наконец оглянулась.
Анна едва сумела подавить крик. На нее уставилась старуха с испещренным морщинами, желтым лицом и совершенно седыми волосами. Ее вытаращенные воспаленные глаза были багровыми. А ведь с фотографий в газетах смотрело совсем иное лицо. Подобная встреча застала Анну врасплох. Ибо она ожидала увидеть благородное, красивое лицо женщины средних лет, а это… Ее встретила старая карга. Анна с трудом взяла себя в руки, выдавив на лице какое-то жалкое подобие улыбки.
— Миссис Бреннан, меня зовут Анна. Анна Бромптон, — представилась она.
Старуха улыбнулась. Лицо ее сморщилось как сушеное яблоко.
— Очень мило с вашей стороны заглянуть в эту обитель, — глухо отозвалась она.
Она говорила с бостонским акцентом, на блестящем английском, напомнившем Анне почему-то чету Кеннеди. Анна пожала протянутую руку и снова с трудом подавила отвращение, прикоснувшись к сухой, шершавой коже.
— Сейчас чудесное время года, — задумчиво промолвила Маргарет. — Волшебный аромат цветов ..
Анна чувствовала себя не в своей тарелке. Растерявшись, она никак не могла придумать, как подступиться к разговору о Торнах. Господи, и зачем только она вообще заявилась сюда, какие сведения можно выудить из этой старой развалины?
Обычно Анна просто давала людям возможность высказаться и выложить все, что придет им в голову, незаметно подталкивая их к интересующему ее предмету. Сейчас все складывалось иначе.
— Должно быть, вы удивлены моим визитом, — пошла напролом Анна.
Маргарет вежливо улыбнулась.
— Нет, нисколько. Я понимаю вас. — И она снова отвернулась к стене.
— Я помогаю Джеку Мейсону.
Никакой реакции.
— Вы, наверное, слышали о Нем. — Писатель, — кивнула Маргарет. — Слышала, конечно. По-моему, даже встречала его на каком-то званом ужине в Нью-Йорке.
Теплее, теплее, это уже кое-что. Да, все-таки сегодня Анне везло. Она очаровательно улыбнулась:
— Понимаете, он взялся за книгу. О Торнах… Выражение лица Маргарет мгновенно изменилось. Нахмурившись, она тряхнула головой и тут же отвернулась к стене.
— Это своего рода биографическое исследование, — быстро пояснила Анна. — Мейсона заинтриговали некоторые эпизоды из жизни…
— Дэмьена Торна, — внезапно перебила ее Маргарет, задрожав всем телом.
— Д.!. Но и других тоже, — скороговоркой добавила Анна. — Понимаете, Мейсона интересует странная зависимость между той огромной властью, которой обладает семейство Торнов, и страшным… роком, преследующим эту династию.
— Не напоминайте мне о Дэмьене Торне, — равнодушно проговорила Маргарет.
Анну вдруг пробрала дрожь, но она продолжала:
— Но если это вас расстраивает и волнует… Маргарет резко повернулась к ней и неожиданно вскипела:
— Вы же ничего, ровным счетом ничего не знаете! — И она вскочила, вытянув руки с длиннющими ногтями, до смерти перепугав Анну. Та от неожиданности отшатнулась к двери, а Маргарет упала на стул, тяжело дыша и прикрыв лицо безобразными руками. Она разрыдалась, и плечи ее начали вздрагивать от этих рыданий.
Анна заметалась по каморке, не зная, что делать. Она хотела успокоить несчастную женщину, но одновременно страшилась ее ужасных ногтей. Несколько минут стояла Анна в нерешительности, растерянно глядя на плачущую Маргарет. Та, всхлипывая, как ребенок, утирала нос рукавом.
— Сядьте и выслушайте меня, — наконец произнесла она ровным голосом.
Молча кивнув, Анна присела на краешек койки, готовая в любой момент ринуться к двери, если возникнет необходимость. Тут она вспомнила о диктофоне и спросила:
— Вы не возражаете?
Маргарет никак не прореагировала на вопрос. Казалось, она разговаривает сама с собой.
— Это случилось в ночь Армагеддона… — безучастным голосом начала больная.
Сидя в душной комнатенке, вслушиваясь в безумное повествование, Анна думала сейчас лишь об одном: как бы поскорее удрать из этого «веселенького» заведения. Снова Антихристы, снова Армагеддоны — опять все та же старая песенка. Но, с другой стороны, рассказ Маргарет странным образом завораживал, и хотелось дослушать его до конца.
Анна не пыталась прервать женщину, прикинув в уме, что, возможно, такое интервью окажет на больную благотворное воздействие.
— Мой муж был мужественным человеком, самым храбрым на свете. Именно он попытался уничтожить Антихриста в ту ночь, а я его убила.
Маргарет съежилась на стуле, глаза ее лихорадочно блуждали.
— Я вижу его во сне, вижу его отчаянное лицо, обращенное ко мне в поисках спасения. На него ведь тогда еще и собака набросилась. До сих пор помню его удивленные глаза, когда я вонзила кинжал ему в горло. Это меня только и утешает. В последний миг своей жизни он не успел испытать страх. Одно изумление.
— Но почему? Почему вы это сделали?! — воскликнула Анна, забыв, что разговаривает с умалишенной.
— Потому что тогда я была одержима дьяволом. — Маргарет слабо улыбнулась. — Вы думаете, что я сейчас безумна. Но это не так. Вот год назад я действительно душой и телом принадлежала Сатане.
У Анны запершило в горле, и она закашлялась, что помогло ей скрыть изумление, невольно отразившееся на лице.
Между тем Маргарет наклонилась вперед и протянула руку, показывая Анне указательный палец.
— Огонь так и не сумел выжечь клеймо, — грустно проронила она. — Посмотрите.
Прищурившись, Анна разглядела на пальце крошечный шрам. Какие-то завитушки, смахивающие то ли на три девятки, то ли на три шестерки.
— Кто имеет ум, тот сочти число зверя: ибо это число человеческое…
Внезапно в мозгу шевельнулись детские воспоминания, и Анна вслух договорила:
— Число его шестьсот шестьдесят шесть… Маргарет торжествующе рассмеялась.
— Ну, вот, — выпрямившись, бросила она. — Число зверя и его знак. — Она яростно и с отвращением принялась тереть палец. — Моя награда, — чеканя каждое слово, произнесла она. — После того, как я переспала с учеником зверя.
Терпение Анны лопнуло. Она встала, потянувшись за диктофоном, но Маргарет опередила ее, вскочив и как-то уж больно театрально обвив себя руками:
— Неужели вам неинтересно, кто это был? Анна покачала головой:
— Мне кажется, что я…
— Поль Бухер, — перебила Маргарет. — Это был Бухер. Вы наверняка знаете, кто это. Я переспала с ним. — Маргарет вдруг наклонилась к лицу Анны, и та почувствовала зловонное дыхание сумасшедшей. Анна судорожно шарила за спиной в поисках дверной ручки. — Меня искушал дьявол, — зловеще шептала Маргарет. — И я понесла от него.
Анна изо всех сил дергала ручку.
— Миссис Бреннан, пожалуйста… Перестаньте, пожалуйста, — бормотала она.
Маргарет с улыбкой сфинкса резко отпрянула от Анны.
— И я бы родила ублюдка, как та бедняжка, что переспала с Дэмьеном, я бы тоже произвела на свет мерзость, вроде той, что обитает сегодня в Пирфорде.
Дверь никак не открывалась, а Маргарет все сильнее входила в раж.
— Но я одолела его, я его одолела. Я выскребла из своего чрева семя Сатаны.
Внезапно отпрыгнув в сторону, Маргарет Бреннан задрала юбку и обнажила жуткие шрамы на бедрах.
Анна рванула дверь. Та наконец подалась, и женщина вылетела в коридор, больно ударившись о стену. Она бросилась бежать, на ходу запихивая в сумку магнитофон.
— Я была тогда безумна… — эхом разнеслось по коридору.
Пальцы ее судорожно опустились на все клавиши сразу, как только Анна почувствовала вдруг на плече чью-то руку. Резко обернувшись, она увидела перед собой молоденькую, кареглазую монахиню.
— Пожалуйста, пойдемте со мной, — услышала Анна спокойный голос.
Она кивнула, метнувшись в сторону монахини. Из-за двери доносились душераздирающие крики Маргарет Бреннан. Мозг Анны словно переплавлял охватившие ее противоречивые эмоции. Но в одном женщина была абсолютно уверена: ей надо вырваться на свежий воздух и увидеть нормальных людей, с которыми можно болтать о погоде и о всякой другой чепухе.
Они свернули в другой коридор, и Анна растерянно заморгала, не понимая, куда они идут.
Монахиня остановилась, будто прочитав ее мысли.
— Если вы не возражаете… мать-настоятельница хотела бы поговорить с вами, — промолвила девушка, открывая перед Анной дверь.
— Мать-настоятельница? — Анна колебалась. Меньше всего ей хотелось задерживаться в этом здании. Однако, хочешь — не хочешь, она здесь гостья.
— Хорошо, только времени у меня в обрез, — спохватилась она, повернувшись к монахине.
Та с улыбкой пропустила Анну вперед и указала на стул, стоявший возле небольшого столика. Затем вышла и прикрыла за собой дверь.
Несколько минут Анна приходила в себя. Возбужденный голос Маргарет стоял у нее в ушах. Сердце готово было выскочить из груди.
Успокоившись, Анна огляделась вокруг. Мать-настоятельница задерживалась. Анна в одиночестве сидела в комнатке, почти такой же крошечной, как и каморка Маргарет. Стены покрывал звуконепроницаемый толстый пластик. Анна поднялась со стула. Но почему же в комнате всего один стул, если с ней собираются побеседовать? Почему один?
Анна подошла к двери. Та оказалась обитой тем же пластиком и… без ручки. Сердце Анны бешено заколотилось, в горле внезапно пересохло. Она забарабанила в дверь и не услышала стука. Ничего. Ни звука.
— Эй, — закричала Анна, но слова застревали в горле. — Эй, пожалуйста-а…
Внезапно крошечное дверное оконце в двери распахнулось, и в него заглянула монахиня.
— Мать-настоятельница желала меня видеть, — промямлила Анна, стараясь скрыть дрожь в голосе. Ничего не ответив, монахиня захлопнула оконце. Приникнув к двери, Анна сползла на пол. Она еще пыталась убедить себя, будто все это — дурацкое недоразумение, что монахиня, наверное, просто приняла обет молчания и потому ей ничего не ответила, что мать-настоятельница вот-вот явится сюда, и Анну наконец выпустят.