- Так это приятель Йетс сдал Брайанта Варшаве? - поинтересовался Антон, протискиваясь мимо Грелля.
- Да. А теперь шевелись - не искушай судьбу!
- Милые ребятишки, - заключил Антон, запихивая в машину труп только что убитого им человека и набрасывая сверху свою накидку. - На обратном пути сделаю круг через холмы. Увидимся через пару часов.
Грелль считает - нам очень повезло, только это не совсем так, подумал Антон. Нам нужно кое-что побольше, чем удача - нам необходимы уши и глаза по всей Европе. Об этом нам говорили не раз, но очень ободряюще действует, когда получаешь подтверждение... Нас пока немного, однако любое серьезное движение, любая сила зарождается с горсточки убежденных людей. Никаких широких масс - это все на следующем этапе. Не нужно даже народной поддержки - только демократии оперируют категориями большинства, а это не наша модель. Демократия все свое время тратит на болтовню и самооправдания. У нас мозги получше, чем у этой публики, да ещё и здравый смысл впридачу, которым они вообще никогда обладали. Одному меня правильно учили в Восточной Германии: зажравшийся Запад ослабел. У коммунистов многому стоило поучиться, и мы так и сделали. У этих ребят верное представление о том, что такое власть, как получить её и как удержать в своих руках. Стоит посмотреть на современную Россию: всего-то одиннадцать миллионов коммунистов держат в руках две сотни миллионов беспартийных. И Китай не хуже: девятнадцать милиионов партийной элиты контролируют семьсот миллионов населения... Народное одобрение? Чушь собачья, смех один. Дайте нам газеты, и радио, и ТВ, и мы предоставим народу пятилетний план, о котором он только и мечтает... Это мы-то психи? Все вполне осуществимо. Потому что уже осуществлено однажды, только мы сработаем получше. Лучше всяких русских и китаез. И на этот раз будем умнее. Способ, которым старая Германия решала еврейский вопрос - это не просто преступление, это позор. Мы обойдемся с евреями так же, как русские: горсточку выставим напоказ, остальных затолкаем в ничтожество. Да, мы преуспеем там, где провалилась старая Германия; мы возьмем на вооружение её былое величие, но не повторим её ошибок. А величие - было! Враги могли разрушить наши дома, нашу страну - но у нас остались наши мозги, наше мужество, наше упорство. Мы не сдаемся, мы не идем на компромиссы. И у нас есть цель. Всеобщий мир - через мировое господство. С какой стати уступать коммунистам отличный лозунг?
Он промчался через Унтервальд на приличной скорости. Встречного транспорта не было, а следующая горная деревушка начиналась минутах в пятнадцати езды. Прекрасная пустынная дорога. Он прибавил скорость. Ему нравилось волнующее ощущение быстрой езды по извилистой дороге. В отдалении он заметил проблеск черной луковицы купола маленькой церквушки, стоявшей на отдаленном лугу; потом она скрылась из виду, её заслонил новый лесистый склон. Вниз-вверох, туда-сюда, виляя над лежащей внизу долиной... Туман уже рассеялся, осталась только влага, пропитавшая земляную дорогу. Неудобство создавало только тяжелое тело Брайанта, при каждом повороте или толчке наваливавшееся на его ноги. Наконец он почти миновал церковь, под скрип тормозов вписавшись в поворот.
Но тут начался настоящий спуск, куда более быстрый, чем он расчитывал. Неприятно удивленный, Антон крутанул руль вправо - нет, это ошибка, поворачивать надо по направлению спуска. Он вспомнил также, что надо снять ногу с тормоза и чуть-чуть газануть. Он свернул прямо на узкую дорогу, задние колеса слегка увязали в мягкой земле. Он услышал визг резины и выругался, нащупывая ручку дверцы, но тут на его ноги снова навалилось тяжелое тело, а времени уже не оставалось, не оставалось совсем...
Машина соскользнула через предательский край дороги и нырнула вниз, покачиваясь и поворачиваясь, покачиваясь и поворачиваясь...
4
Телефон звякнул, заставив Анну Брайант подскочить. Она отбросила с лица спутанные волосы, мазнула ладонью по мокрым щекам и застыла, держась за край стола. Она боялась отвечать. Неужели это Дик?.. Может быть, может быть... Торопливо выйдя из теплой кухни, Анна пробежала по узкому коридору, мимо проявочной и лаборатории, в магазин. Она успела схватить трубку после седьмого сигнала.
- Да? - выдохнула она, не решаясь сказать:"Дик?" Но это был он.
Она перегнулась через прилавок, на котором были расставлены фотоаппараты, уставившись на стенку с фотографиями Дика. Уже рассвело, на узкой улочке было полно людей. Дик сказал ей, что у него все отлично, что он обсыхает в придорожной гостинице, к полудню будет дома, будет дома, будет дома... "Скоро увидимся, дорогая", - сказал он и повесил трубку прежде, чем она успела спросить, сделал ли он то, что хотел.
Наверняка сделал, подумала она. Дик нашел контейнер и перепрятал его. Иначе его голос не звучал бы так уверенно. Возможно, это оказалось проще, чем она думала. Вот только этот туман... Анна глубоко вздохнула. По правде говоря, она не надеялась больше увидеть его. Прошлой ночью они ужинали очень поздно - вернее, ужинал Дик, а она смотрела, как он ест, и слушала его, сама не в состоянии проглотить ни кусочка. Она испытывала полное отчаяние и ужас от того, что привычный мир снова рушится, разваливается на куски. Но Дик был прав: свою работу он должен сделать. Анна остановилась, помедлила перед одной из фотографий на стене, легко коснулась её пальцами. Это был снимок Финстерзее, сделанный с площадки для пикников в начале июля: луг, пестрый от обилия цветов, за ним - зеленый лес, а вдали, за лесом серый, голый каменный склон. Но её взгляд остановился на трех наклонных обломках скал у края луга, увитых у основания плетями шиповника и люпина.
Возвращаясь по длинному коридору старого дома назад, в кухню, она услышала гулкие шаги своего брата в гостевой спальне наверху. Если Иоганн у них в гостях Иоганн, всегда легко догадаться, когда он собирается спуститься вниз. Она подошла к двери кухни, ведущей в большой каменный холл, и открыла её. Просторный холл с каменным сводом служил одновременно и парадным входом, общим для всех жильцов верхних этажей, и единственным способом подняться наверх. Непростое дело - жизнь в Старом Городе Зальцбурга, но Брайант считал большой удачей, что им удалось найти квартиру над магазином, и, как все здешние обитатели, быстро привык ко всем неудобствам планировки семнадцатого века. Из стен выпирала кладка, полы проваливались, но все бережно подкрашивалось и ремонтировалось под восторженные причитания об очаровании старины. Неудобства не упоминал никто, кроме тех, кто перебрался в антисептические пригороды - так Дик называл современные дома, рассыпанные по холмам вокруг Зальцбурга.
Оглядев неприбранную кухню, Анна не без раздражения подумала об упрямстве Дика. Каким-то загадочным образом мебель из гостиной наверху понемногу, предмет за предметом, просочилась вниз - её было не так уж много, но просторное помещение вдруг стало тесным. Раньше здесь не было кухни, но Дик решил, что будет удобней всего готовить и перекусывать здесь, внизу, если им придется поздно работать в проявочной. А теперь - как назвать эту комнату? Анна улыбнулась, догадываясь, каким был бы ответ Дика: самой уютной и теплой во всем доме. Надо бы привести все в порядок, подумала она, но продолжала стоять, не решаясь взяться за дело, а потом через полуоткрытую дверь до неё донеслись тяжелые шаги Иоганна, сбегавшего по каменной лестнице.
- Осторожно! - встревоженно крикнула она. Лестница была истертая, скользкая, плохо освещенная. Анна услышала, как Иоганн поскользнулся и упал. Он громко выругался, и, продолжая сыпать проклятиями, влетел в кухню.
- ...чертова мерзость, - закончил он длинную тираду, потирая спину. На прошлой неделе я поднимался на Дахштайн, попал в снежную бурю, под проливным дождем вернулся в БадАузее, и ни разу не поскользнулся и не упал. А всего-то нужно было на три дня заскочить в Зальцбург, и уж тут я начинаю спотыкаться и сморкаться... - он замолчал, заметив состояние кухни и измученное лицо сестры. На столе оставалась грязная посуда, мойка была забита кастрюлями и сковородками, все лампы включены, а занавески задернуты, хотя на улице уже стало совсем светло. Волосы Анны спутанными прядями свисали на тонкое, бледное лицо. На ней были те же самые свитер и рубашка, в которых она кормила его бульоном и поила чаем из трав прошлым вечером. И несмотря на то, что в кухне было тепло, она куталась в старую куртку Дика, обычно висевшую на крючке в прихожей.
- Ты что, просидела здесь всю ночь? Что...
- Все в порядке, - перебила она решительно. - Не считая тебя. Тебе не стоит сегодня выходить из дому, ещё один денек в постели никому не повредит.
- Да я уже в порядке, - голос его звучал глухо из-за простуды, глаза казались скорее серыми, чем голубыми, но лихорадочный румянец исчез. Одного дня в постели мне вполне достаточно.
Он погасил лампы, раздвинул занавески и выглянул в окно, на скопление домов на маленьком пятачке старинной площади, напоминавшее пчелиный улей.
- Тебе следует оставаться дома...
- Посмотрим, посмотрим, - раздраженно перебил Иоганн. Он проголодался, но в кухне стоял такой беспорядок, что у него отшибло аппетит. Анна никогда не была выдающейся хозяйкой, но этим утром просто превзошла себя.
- Анна, ты выглядишь ужасно. Почему б тебе не подняться наверх и не привести себя в порядок? А потом мы бы прибрали здесь, чтобы человек мог спокойно насладиться завтраком...
- Ладно, - сказала она, повесив куртку на крючок перед тем, как выйти. Она быстро взбежала по лестнице. Лучше накормить его, а уж потом выложить новости об отстутствии Дика, подумала она. Дик говорил, что она может рассказать Иоганну все. Все, кроме места, где спрятан контейнер. И содержимого. А об этом говорить только если что-нибудь пойдет не так, если Дик не вернется. Она получила полные инструкции на этот случай. Но теперь ничего этого не нужно. Дик скоро вернется и все возьмет в свои руки, как обычно.
Она смыла со щек засохшие дорожки от слез, причесала волосы и уложила мягкими волнами; чтобы вернуть себе самообладание, даже немного подкрасила бледные губы. Иоганн наверняка начинает сердиться. Скоро он просто рассвирепеет. Анна медленно спустилась по лестнице.
Проблему грязной посуды Иоганн решил просто: он собрал все тарелки и запихал в мойку за кастрюли и сковородки, а сверхху прикрыл полотенцем, чтоб не портили пейзаж. Он смолол кофе и поставил на плиту чайник.
- Дело обстоит ещё хуже, чем я думал, - сообщил он, бросив на неё короткий мрачный взгляд. - У тебя совсем пусто - я нашел три яйца и совсем мало хлеба.
- Я буду только кофе, - она приготовила обильный ужин для Дика прошлым вечером.
- А как насчет Дика? Он захочет поесть, когда проснется.
- До тех пор я что-нибудь придумаю, - она начала выливать яйца в миску.
- Он к этому относится просто, не так ли?
- Есть заботы поважнее. Книжка уже готова. Фотографии собраны для отправки в Цюрих. Он сможет отвезти их на этой неделе.
- Почему бы не отослать по почте?
- Дик предпочитает встретиться с издателем лично, чтобы оговорить некоторые детали. Он... этот человек - ещё не совсем издатель. Он просто руководитель цюрихского офиса большого американского издательства. Это фирма из Нью-Йорка... - она перестала взбивать яйца и покосилась на брата. На Иоганна её объяснения не произвели особого впечатления. - Это очень серьезная фирма, - закончила она сердито.
- Понимаю, понимаю.
- Они заплатили очень щедрый аванс: Дик получил чек на триста американских долларов.
На такие деньги я протянул бы месяца три, подумал Иоганн.
- Вашему приятелю в Цюрихе не нужна книга об альпинизме?
Анна невольно улыбнулась. Не такой уж несчастный у неё вид, подумал Иоганн. Скорее всего, вчера они с Диком сильно повздорили. И все же почему она просидела в кухне всю ночь? Сперва позавтракаю, решил он, потом разберусь. Он молча уселся за стол в ожидании завтрака. Успехи Анны в кулинарии были куда значительнее, чем в домоводстве - при условии, что никто не мешал ей сосредоточиться. Правда, готовила она просто; у Дика был невзыскательный вкус. Но разве у неё была когда-нибудь возможность учиться, как вести дом или печь "Линценторт"? Ей исполнилось всего четырнадцать, когда закончился артиллерийский обстрел Вены, и с востока в город ворвалась орда русских. Наверное, не найти ни одной женщины или девушки - некоторые были ещё моложе Анны, - которых не терзали бы кошмары, связанные с этим днем освобождения. Говорить об этом вслух не принято; воспоминания погребены и забыты, как трупы под обломками кафедрального собора. Никто не хочет вспоминать: все забыто, полное молчание. По крайней мере, так кажется... Но порой все это всплывает в памяти, и хочется схватить весь этот подлый мир за жадную глотку и свернуть ему лицемерную шею!
- Иоганн! Пожалуйста, ешь, пока все горячее.
Она поставила перед Иоганном его любимый омлет, пышный и мягкий, чуть-чуть подслащенный, с горячими консервированными абрикосами, посыпанными белейшим сахаром. Он отвернулся и яростно высморкался.
- У Дика найдется на мою долю несколько носовых платков? От этой простуды у меня вся голова гудит.
- Я принесу. И шлепанцы тоже.
- Они мне не подойдут.
- Все равно они лучше, чем сырые ботинки, - сердито отрезала Анна. Ох уж эти мужчины!
Да, подумал Иоганн, ох уж эти мужчины... Он уже почти прикончил небольшую порцию омлета, когда Анна взбежала вверх по лестнице. Наверху послышались её легкие, быстрые шаги. Иоганн поморщился, наливая себе горячей смеси молока и кофе, а потом, когда Анна спустилась и накинула ему на локоть несколько чистых платков и подставила под ноги шлепанцы, ровным тоном спросил:
- Где Дик?
- Твои ботинки совершенно мокрые, - сказала она и налила себе кофе. Но не села за столл. - Ты, должно быть, попал под настоящий ливень. Где ты, собственно, бродил?
- По Мюнхсберг.
- И наверное, с хорошенькой девушкой, которая сейчас погибает от плеврита. Ох, Иоганн, ну почему бы тебе не сводить её в кафе или в кино?
- Мы были и в кафе, и в кино, а потом поднялись на гору, чтобы полюбоваться природой.
- В полночь?
- Было совсем ясно, пока не пошел дождь. И можешь не тревожиться о здоровье Элизабеты. Я отдал ей свою накидку. Иначе как, по-твоему, мне удалось бы так промокнуть?
- Элизабета... Нет, мне не стоит тревожиться о здоровье этой особы.
- Анна, - тихо сказал он, - где Дик? Сядь, пожалуйста; нет, не так, напротив меня. Налей себе ещё кофе. Где Дик?
- Он уехал на Финстерзее.
Иоганн посмотрел на нее, медленно опустил на стол чашку.
- Уже все в порядке, Иоганн. Все в порядке. Он сейчас в Унтервальде. И звонил мне оттуда.
- Откуда? - быстро спросил он. В Унтервальде было не так-то много телефонов.
- Из "Гастоф Вальдесрух". Он собирался позавтракать с герром Греллем и его сыном Антоном.
- Кажется, ты говорила, что все фотографии готовы.
- Так оно и есть.
- Значит, он не собирался делать какие-то новые снимки? Он поехал к Финстерзее, чтобы... - Иоганн замолчал, от гнева у него перехватило горло. Потом он подумал: это невозможно, Дик хотел просто ещё разок осмотреться... Он успокоился.
- Что он тебе сказал?
- Все.
- А что значит - все? - он снова начал закипать. Дик не стал бы ничего говорить Анне, если б не собирался что-то сделать с проклятым контейнероми. - Он действительно верит, что ящик лежит на подводном карнизе?
- Он считал, что нужно, по крайней мере, взглянуть.
- Но ведь это только слова одного-единственного информатора - да ещё сказанные сто лет назад, и тогда он этому не поверил. Мы вместе посмеялись, когда он мне рассказал, и это было очень давно.
- В этой части озера есть подводный выступ.
- Я-то знаю! Я и есть тот идиот, который ему об этом сказал!
- Это он мне тоже говорил, - мягко сказала она. Иоганн работал с группой альпинистов-любителей около Финстерзее прошлым летом, и побывал с ними на берегу, как раз в том месте, где, по мнению Дика, спрятан контейнер. Иоганн обнаружил подводный карниз совершенно случайно, когда рассказывал девушкам из группы, что озеро очень глубокое, с необычными подводными течениями, поэтому никто в нем не купается. Анна хорошо представляла себе эту сцену: время отдыха, девушки дразнят Иоганна за его россказни. Она представляла себе его красивое загорелое лицо, улыбку, с которой он бросает в озеро веревку с привязанным грузом, и груз тонет, тонет... А когда девушки, потрясенные, уходят, бросает ещё раз, у самого берега. И груз касается выступа примерно в четырех метрах под водой.
- Он рассказывал мне, как просил тебя придумать способ проверки, существует ли подводный выступ, и ты сумел это сделать. И знаешь, Иоганн, тебе не стоит особенно огорчаться, если эта история не будет иметь к тебе никакого отношения.
- Ну да, после озера Топлиц... - он не закончил фразу. Анна слышала об озере Топлиц, это можно было прочитать по её лицу. Но Иоганн готов был спорить, что ей неизвестно ни о найденных двух трупах, ни о том, как умерли эти бедняги. - Когда он уехал? Давай, Анна. Расскажи мне все.
И она рассказала. Все, кроме точного места тайника и содержимого контейнера. Это обещание она должна была сдержать.
- Он должен был взять меня с собой, - горько сказал Иоганн, когда она замолчала. - Ему нужен был помощник.
Если Финстерзее действительно хранит что-то ценное, нацисты наверняка приглядывают за своим тайником.
- Ты простудился. С такой простудой нырять нельзя. Дик сказал, что болезнь выводит тебя из игры, и...
- Он сделает эту работу сам. Я мирно спал, а он решил обойти меня. Он что, не доверяет мне?
- Конечно же, доверяет. Просто... просто... - ей было неловко, и она просто замолчала.
- Просто он хотел, чтобы контейнер попал в руки чертовых англичан или проклятых американцев, - он снова рассвирепел.
- Он сказал: важно только, чтобы наци больше никогда не овладели этой штукой, - так же яростно парировала она. - И тебе по душе эти американцы и англичане, зачем же ты ругаешь их? К тому же он англичанин, верно? Он обнаружил этот тайник - значит, это его дело. Разве это не честно?
- Нет! Контейнер находится в австрийском озере, значит, он должен быть наш.
- Но мы ведь нейтральны. Мы ничего не сможем с ним сделать. Мы просто запрем его под замок и забудем о нем. А наци не забудут. И коммунисты тоже. Дик говорит, они просочились повсюду, и...
- Это отговорки, - Иоганн помолчал. Содержимое контейнера может стоить дорого. - Он говорил тебе, что там, внутри?
- Он не хотел разговаривать об этом, - это была истинная правда.
- И ты, правда, не знаешь?
Она с трудом выдержала его взгляд, не дрогнув.
- Он сказал, мне это ни к чему, - ответила она, чувствуя, как в горле пересохло. Но она говорила правду - отчасти. Дик действительно сначала отказывался наотрез говорить на эту тему. Но потом, когда Анна настояла, согласился рассказать - в основном, не из-за её настойчивости, а на случай, если что-нибудь пойдет не так. Но теперь все в порядке, и она может забыть про этот контейнер. Если б только ещё Иоганн прекратил свои расспросы...
Но Иоганн не собирался останавливаться.
- А Дик знает! - быстро сказал он. Он побарабанил костяшками пальцев по столу, отодвинул свой кофе, встал. - Я пошел звонить.
- Кому?
Иоганн помедлил с ответом. Самым подходящим человеком для такого случая был Феликс Заунер из австрийского министерства туризма, прослуживший там много лет, а потом - после истории с озером Топлиц - ушедший в отставку. Он открыл в Зальцбурге магазин спортивного инвентаря - очень скромный бизнес, оставлявший массу времени для его истинного увлечения, лыжного спорта. Феликсу принадлежало также несколько других родственных магазинчиков, о чем не было известно никому, кроме доверенных людей. К последним относился и Иоганн. Феликс - сотрудник австрийской спецслужбы, и поэтому он - самый подходящий советчик. Он отлично разбирается в самых разных областях человеческой деятельности. Он подобрал себе помощников ребят, которым можно доверять, отлично знающих горы и не страдающих избытком симпатии к нацистам и всяким прочим чужакам - иностранцам, осложняющим Австрии жизнь. Они с Иоганном дружили давно, и Брайант ему нравился, а к Анне он относился со своего рода галантной симпатией.
Но на пути к телефону Иоганна остановило одно соображение; он вспомнил давний разговор с Феликсом насчет возможных нацистских тайников в озерах вроде Топлица."Вот пусть там и сгниют, - сказал Феликс. - Это то, чего они заслуживают. Если, конечно, не будет веских доказательств, что наци снова поднимают голову. Тогда нам придется пошевелиться. Но если какой-нибудь идиот воображает, что сможет найти эти документы - старые гитлеровцы достанут его прежде, чем он успеет добраться до тайников, и на свете станет ещё одним благонамеренным дурнем меньше. Скажи своему зятю, чтобы не горячился. Он это не всерьез, я надеюсь?" Иоганн сказал - нет, непохоже, чтобы Дик серьезно подумывал о такой эскападе.
Анна смотрела на брата, пытаясь угадать, что у него на уме.
- Но мы не знаем здесь никого, кому следовало бы сообщить о Финстерзее. И зачем подводить Дика? Ты ведь этого не хочешь. Он не приносит Австрии никакого вреда. Пожалуйста, подожди, пока он вернется, и обсуди все с ним.
- Почему он ничего не сказал мне о снаряжении для подводного плавания? Что он взял с собой? - А я-то сказал Феликсу, что это простое любопытство...
- Не кричи! - взмолилась Анна. - Я не знаю, какое он взял снаряжение. Думаю, что-нибудь из того, что использовал в прошлом году для подводных съемок.
- Где он его купил?
Не в Зальцбурге, конечно же, чтобы избежать пересудов. А ведь никто не знал о его подводных съемках...
- Думаю, в Цюрихе.
До чего же скрытный ублюдок, подумал Иоганн. Подбирая слова для разговора с Феликсом, он подошел к столу за новым платком. Он ещё раз прочистил нос, и это будто прочистило ему мозги.
- Анна! Он не мог пока забрать контейнер. Понимаешь? Он бы ни за что не отправился завтракать с этиими типами, оставив такую ценную вещь в багажнике. Разве нет?
Анна молчала. Не стоит громоздить новую ложь, подумала она, и облегчение появилось на её лице.
- Нет, конечно, - подтвердила она после паузы.
Настроение Иоганна поднялось. Она рада не меньше меня, подумал он, что у Дика ничего не получилось. Феликс прав: некоторым вещам лучше предоставить гнить в свое удовольствие.
- До чего здорово, что он ничего не нашел. Над ним нависла бы страшная угроза, и над тобой тоже. Волноваться пришлось бы не из-за одних наци. Тебе известно, что пару русских туристов из Бад-Аузее вежливо проводили к границе? Они оказались не теми, за кого себя выдавали. И ещё болтался здесь один француз, выдававший себя за итальянского школьного учителя на каникулах. Он слонялся вокруг озера Топлиц, разнюхивая, не осталось ли там каких-нибудь документов. Его отправили следом за русскими.
- А документов не осталось? Дик думал иначе.
- Почему?
Анна вытерла руки насухо полотенцем и выдвинула ящик маленького рабочего стола, куда Дик на прошлой неделе положил вырезку из газеты. Когда-нибудь, подумала она, у нас будет настоящая кухня и настоящая гостиная - все по отдельности, все аккуратно прибранное.
- Вот, - сказала она, протягивая Иоганну вырезку, и вернулась к мойке. Она взглянула на часы.
- Ох, дорогуша! Придется мне сначала сделать покупки. Суп следовало бы поставить прямо сейчас.
Иоганн изумленно уставился на нее; никто не умел так, как Анна, выбирать неправильный порядок действий. Зато в проявочной она была на высоте. Даже Дик, дрожавший над освещением, и текстурой, и тенями, добивавшийся безупречных отпечатков, признавал, что она неподражаема. Зато сейчас она преспокойно оставила посуду мокнуть и подхватила свой плащ и сумку из захламленного шкафа у двери. К тому времени, когда она собралась, он прочитал вырезку.
"Со времени первых подводных работ в озере Топлитц в
1959 году, когда были обнаружены многочисленные контейнеры, утопленные нацистами в 1945, в информированных кругах ходили настойчивые слухи относительно содержимого этих находок. Из официальных сообщений стало известно, что среди обнаруженных предметов был портфель с фальшивыми английскими пятифунтовыми банкнотами на сумму более 25 000 000 австрийских шиллингов, а также чертежи противолодочных ракет (подробности приводятся в статье от 11 августа в немецком журнале"Штерн"). Но относительно прочих находок до сих пор хранится полное молчание, заставляющее мыслящих людей поверить, что в озере Топлитц могли остаться и другие важные документы. Эти слабо мотивированные догадки можно теперь смело отбросить. Согласно достоверным источникам, документы идентифицированы как немецкие записи и списки за 1936-39 годы, включая список балканских агентов, работавших в то время на немецкий рейх. Государственные представители заявляют теперь, что подводные работы были завершены несколько лет спустя, когда было официально признано, что наши Штирийские озера поделились последними своими секретами. Эти дорогостоящие работы признаны были, в силу отсутствия всяких дальнейших результатов, напрасной потерей времени и средств."
- Так что тут заинтересовало Дика? Совершенно ясно, что мы уже выудили все документы.
И едва ли они стоили затраченных усилий, подумал Иоганн. Может, фальшивые банкноты и чертежи ракет ещё представляли определенный интерес; но список балканских агентов, вряд ли переживших последовавшую войну... Он рассмеялся.
- Ты думаешь?
- Конечно, это же очевидно! Здесь так и сказано...
- Да. А теперь шевелись - не искушай судьбу!
- Милые ребятишки, - заключил Антон, запихивая в машину труп только что убитого им человека и набрасывая сверху свою накидку. - На обратном пути сделаю круг через холмы. Увидимся через пару часов.
Грелль считает - нам очень повезло, только это не совсем так, подумал Антон. Нам нужно кое-что побольше, чем удача - нам необходимы уши и глаза по всей Европе. Об этом нам говорили не раз, но очень ободряюще действует, когда получаешь подтверждение... Нас пока немного, однако любое серьезное движение, любая сила зарождается с горсточки убежденных людей. Никаких широких масс - это все на следующем этапе. Не нужно даже народной поддержки - только демократии оперируют категориями большинства, а это не наша модель. Демократия все свое время тратит на болтовню и самооправдания. У нас мозги получше, чем у этой публики, да ещё и здравый смысл впридачу, которым они вообще никогда обладали. Одному меня правильно учили в Восточной Германии: зажравшийся Запад ослабел. У коммунистов многому стоило поучиться, и мы так и сделали. У этих ребят верное представление о том, что такое власть, как получить её и как удержать в своих руках. Стоит посмотреть на современную Россию: всего-то одиннадцать миллионов коммунистов держат в руках две сотни миллионов беспартийных. И Китай не хуже: девятнадцать милиионов партийной элиты контролируют семьсот миллионов населения... Народное одобрение? Чушь собачья, смех один. Дайте нам газеты, и радио, и ТВ, и мы предоставим народу пятилетний план, о котором он только и мечтает... Это мы-то психи? Все вполне осуществимо. Потому что уже осуществлено однажды, только мы сработаем получше. Лучше всяких русских и китаез. И на этот раз будем умнее. Способ, которым старая Германия решала еврейский вопрос - это не просто преступление, это позор. Мы обойдемся с евреями так же, как русские: горсточку выставим напоказ, остальных затолкаем в ничтожество. Да, мы преуспеем там, где провалилась старая Германия; мы возьмем на вооружение её былое величие, но не повторим её ошибок. А величие - было! Враги могли разрушить наши дома, нашу страну - но у нас остались наши мозги, наше мужество, наше упорство. Мы не сдаемся, мы не идем на компромиссы. И у нас есть цель. Всеобщий мир - через мировое господство. С какой стати уступать коммунистам отличный лозунг?
Он промчался через Унтервальд на приличной скорости. Встречного транспорта не было, а следующая горная деревушка начиналась минутах в пятнадцати езды. Прекрасная пустынная дорога. Он прибавил скорость. Ему нравилось волнующее ощущение быстрой езды по извилистой дороге. В отдалении он заметил проблеск черной луковицы купола маленькой церквушки, стоявшей на отдаленном лугу; потом она скрылась из виду, её заслонил новый лесистый склон. Вниз-вверох, туда-сюда, виляя над лежащей внизу долиной... Туман уже рассеялся, осталась только влага, пропитавшая земляную дорогу. Неудобство создавало только тяжелое тело Брайанта, при каждом повороте или толчке наваливавшееся на его ноги. Наконец он почти миновал церковь, под скрип тормозов вписавшись в поворот.
Но тут начался настоящий спуск, куда более быстрый, чем он расчитывал. Неприятно удивленный, Антон крутанул руль вправо - нет, это ошибка, поворачивать надо по направлению спуска. Он вспомнил также, что надо снять ногу с тормоза и чуть-чуть газануть. Он свернул прямо на узкую дорогу, задние колеса слегка увязали в мягкой земле. Он услышал визг резины и выругался, нащупывая ручку дверцы, но тут на его ноги снова навалилось тяжелое тело, а времени уже не оставалось, не оставалось совсем...
Машина соскользнула через предательский край дороги и нырнула вниз, покачиваясь и поворачиваясь, покачиваясь и поворачиваясь...
4
Телефон звякнул, заставив Анну Брайант подскочить. Она отбросила с лица спутанные волосы, мазнула ладонью по мокрым щекам и застыла, держась за край стола. Она боялась отвечать. Неужели это Дик?.. Может быть, может быть... Торопливо выйдя из теплой кухни, Анна пробежала по узкому коридору, мимо проявочной и лаборатории, в магазин. Она успела схватить трубку после седьмого сигнала.
- Да? - выдохнула она, не решаясь сказать:"Дик?" Но это был он.
Она перегнулась через прилавок, на котором были расставлены фотоаппараты, уставившись на стенку с фотографиями Дика. Уже рассвело, на узкой улочке было полно людей. Дик сказал ей, что у него все отлично, что он обсыхает в придорожной гостинице, к полудню будет дома, будет дома, будет дома... "Скоро увидимся, дорогая", - сказал он и повесил трубку прежде, чем она успела спросить, сделал ли он то, что хотел.
Наверняка сделал, подумала она. Дик нашел контейнер и перепрятал его. Иначе его голос не звучал бы так уверенно. Возможно, это оказалось проще, чем она думала. Вот только этот туман... Анна глубоко вздохнула. По правде говоря, она не надеялась больше увидеть его. Прошлой ночью они ужинали очень поздно - вернее, ужинал Дик, а она смотрела, как он ест, и слушала его, сама не в состоянии проглотить ни кусочка. Она испытывала полное отчаяние и ужас от того, что привычный мир снова рушится, разваливается на куски. Но Дик был прав: свою работу он должен сделать. Анна остановилась, помедлила перед одной из фотографий на стене, легко коснулась её пальцами. Это был снимок Финстерзее, сделанный с площадки для пикников в начале июля: луг, пестрый от обилия цветов, за ним - зеленый лес, а вдали, за лесом серый, голый каменный склон. Но её взгляд остановился на трех наклонных обломках скал у края луга, увитых у основания плетями шиповника и люпина.
Возвращаясь по длинному коридору старого дома назад, в кухню, она услышала гулкие шаги своего брата в гостевой спальне наверху. Если Иоганн у них в гостях Иоганн, всегда легко догадаться, когда он собирается спуститься вниз. Она подошла к двери кухни, ведущей в большой каменный холл, и открыла её. Просторный холл с каменным сводом служил одновременно и парадным входом, общим для всех жильцов верхних этажей, и единственным способом подняться наверх. Непростое дело - жизнь в Старом Городе Зальцбурга, но Брайант считал большой удачей, что им удалось найти квартиру над магазином, и, как все здешние обитатели, быстро привык ко всем неудобствам планировки семнадцатого века. Из стен выпирала кладка, полы проваливались, но все бережно подкрашивалось и ремонтировалось под восторженные причитания об очаровании старины. Неудобства не упоминал никто, кроме тех, кто перебрался в антисептические пригороды - так Дик называл современные дома, рассыпанные по холмам вокруг Зальцбурга.
Оглядев неприбранную кухню, Анна не без раздражения подумала об упрямстве Дика. Каким-то загадочным образом мебель из гостиной наверху понемногу, предмет за предметом, просочилась вниз - её было не так уж много, но просторное помещение вдруг стало тесным. Раньше здесь не было кухни, но Дик решил, что будет удобней всего готовить и перекусывать здесь, внизу, если им придется поздно работать в проявочной. А теперь - как назвать эту комнату? Анна улыбнулась, догадываясь, каким был бы ответ Дика: самой уютной и теплой во всем доме. Надо бы привести все в порядок, подумала она, но продолжала стоять, не решаясь взяться за дело, а потом через полуоткрытую дверь до неё донеслись тяжелые шаги Иоганна, сбегавшего по каменной лестнице.
- Осторожно! - встревоженно крикнула она. Лестница была истертая, скользкая, плохо освещенная. Анна услышала, как Иоганн поскользнулся и упал. Он громко выругался, и, продолжая сыпать проклятиями, влетел в кухню.
- ...чертова мерзость, - закончил он длинную тираду, потирая спину. На прошлой неделе я поднимался на Дахштайн, попал в снежную бурю, под проливным дождем вернулся в БадАузее, и ни разу не поскользнулся и не упал. А всего-то нужно было на три дня заскочить в Зальцбург, и уж тут я начинаю спотыкаться и сморкаться... - он замолчал, заметив состояние кухни и измученное лицо сестры. На столе оставалась грязная посуда, мойка была забита кастрюлями и сковородками, все лампы включены, а занавески задернуты, хотя на улице уже стало совсем светло. Волосы Анны спутанными прядями свисали на тонкое, бледное лицо. На ней были те же самые свитер и рубашка, в которых она кормила его бульоном и поила чаем из трав прошлым вечером. И несмотря на то, что в кухне было тепло, она куталась в старую куртку Дика, обычно висевшую на крючке в прихожей.
- Ты что, просидела здесь всю ночь? Что...
- Все в порядке, - перебила она решительно. - Не считая тебя. Тебе не стоит сегодня выходить из дому, ещё один денек в постели никому не повредит.
- Да я уже в порядке, - голос его звучал глухо из-за простуды, глаза казались скорее серыми, чем голубыми, но лихорадочный румянец исчез. Одного дня в постели мне вполне достаточно.
Он погасил лампы, раздвинул занавески и выглянул в окно, на скопление домов на маленьком пятачке старинной площади, напоминавшее пчелиный улей.
- Тебе следует оставаться дома...
- Посмотрим, посмотрим, - раздраженно перебил Иоганн. Он проголодался, но в кухне стоял такой беспорядок, что у него отшибло аппетит. Анна никогда не была выдающейся хозяйкой, но этим утром просто превзошла себя.
- Анна, ты выглядишь ужасно. Почему б тебе не подняться наверх и не привести себя в порядок? А потом мы бы прибрали здесь, чтобы человек мог спокойно насладиться завтраком...
- Ладно, - сказала она, повесив куртку на крючок перед тем, как выйти. Она быстро взбежала по лестнице. Лучше накормить его, а уж потом выложить новости об отстутствии Дика, подумала она. Дик говорил, что она может рассказать Иоганну все. Все, кроме места, где спрятан контейнер. И содержимого. А об этом говорить только если что-нибудь пойдет не так, если Дик не вернется. Она получила полные инструкции на этот случай. Но теперь ничего этого не нужно. Дик скоро вернется и все возьмет в свои руки, как обычно.
Она смыла со щек засохшие дорожки от слез, причесала волосы и уложила мягкими волнами; чтобы вернуть себе самообладание, даже немного подкрасила бледные губы. Иоганн наверняка начинает сердиться. Скоро он просто рассвирепеет. Анна медленно спустилась по лестнице.
Проблему грязной посуды Иоганн решил просто: он собрал все тарелки и запихал в мойку за кастрюли и сковородки, а сверхху прикрыл полотенцем, чтоб не портили пейзаж. Он смолол кофе и поставил на плиту чайник.
- Дело обстоит ещё хуже, чем я думал, - сообщил он, бросив на неё короткий мрачный взгляд. - У тебя совсем пусто - я нашел три яйца и совсем мало хлеба.
- Я буду только кофе, - она приготовила обильный ужин для Дика прошлым вечером.
- А как насчет Дика? Он захочет поесть, когда проснется.
- До тех пор я что-нибудь придумаю, - она начала выливать яйца в миску.
- Он к этому относится просто, не так ли?
- Есть заботы поважнее. Книжка уже готова. Фотографии собраны для отправки в Цюрих. Он сможет отвезти их на этой неделе.
- Почему бы не отослать по почте?
- Дик предпочитает встретиться с издателем лично, чтобы оговорить некоторые детали. Он... этот человек - ещё не совсем издатель. Он просто руководитель цюрихского офиса большого американского издательства. Это фирма из Нью-Йорка... - она перестала взбивать яйца и покосилась на брата. На Иоганна её объяснения не произвели особого впечатления. - Это очень серьезная фирма, - закончила она сердито.
- Понимаю, понимаю.
- Они заплатили очень щедрый аванс: Дик получил чек на триста американских долларов.
На такие деньги я протянул бы месяца три, подумал Иоганн.
- Вашему приятелю в Цюрихе не нужна книга об альпинизме?
Анна невольно улыбнулась. Не такой уж несчастный у неё вид, подумал Иоганн. Скорее всего, вчера они с Диком сильно повздорили. И все же почему она просидела в кухне всю ночь? Сперва позавтракаю, решил он, потом разберусь. Он молча уселся за стол в ожидании завтрака. Успехи Анны в кулинарии были куда значительнее, чем в домоводстве - при условии, что никто не мешал ей сосредоточиться. Правда, готовила она просто; у Дика был невзыскательный вкус. Но разве у неё была когда-нибудь возможность учиться, как вести дом или печь "Линценторт"? Ей исполнилось всего четырнадцать, когда закончился артиллерийский обстрел Вены, и с востока в город ворвалась орда русских. Наверное, не найти ни одной женщины или девушки - некоторые были ещё моложе Анны, - которых не терзали бы кошмары, связанные с этим днем освобождения. Говорить об этом вслух не принято; воспоминания погребены и забыты, как трупы под обломками кафедрального собора. Никто не хочет вспоминать: все забыто, полное молчание. По крайней мере, так кажется... Но порой все это всплывает в памяти, и хочется схватить весь этот подлый мир за жадную глотку и свернуть ему лицемерную шею!
- Иоганн! Пожалуйста, ешь, пока все горячее.
Она поставила перед Иоганном его любимый омлет, пышный и мягкий, чуть-чуть подслащенный, с горячими консервированными абрикосами, посыпанными белейшим сахаром. Он отвернулся и яростно высморкался.
- У Дика найдется на мою долю несколько носовых платков? От этой простуды у меня вся голова гудит.
- Я принесу. И шлепанцы тоже.
- Они мне не подойдут.
- Все равно они лучше, чем сырые ботинки, - сердито отрезала Анна. Ох уж эти мужчины!
Да, подумал Иоганн, ох уж эти мужчины... Он уже почти прикончил небольшую порцию омлета, когда Анна взбежала вверх по лестнице. Наверху послышались её легкие, быстрые шаги. Иоганн поморщился, наливая себе горячей смеси молока и кофе, а потом, когда Анна спустилась и накинула ему на локоть несколько чистых платков и подставила под ноги шлепанцы, ровным тоном спросил:
- Где Дик?
- Твои ботинки совершенно мокрые, - сказала она и налила себе кофе. Но не села за столл. - Ты, должно быть, попал под настоящий ливень. Где ты, собственно, бродил?
- По Мюнхсберг.
- И наверное, с хорошенькой девушкой, которая сейчас погибает от плеврита. Ох, Иоганн, ну почему бы тебе не сводить её в кафе или в кино?
- Мы были и в кафе, и в кино, а потом поднялись на гору, чтобы полюбоваться природой.
- В полночь?
- Было совсем ясно, пока не пошел дождь. И можешь не тревожиться о здоровье Элизабеты. Я отдал ей свою накидку. Иначе как, по-твоему, мне удалось бы так промокнуть?
- Элизабета... Нет, мне не стоит тревожиться о здоровье этой особы.
- Анна, - тихо сказал он, - где Дик? Сядь, пожалуйста; нет, не так, напротив меня. Налей себе ещё кофе. Где Дик?
- Он уехал на Финстерзее.
Иоганн посмотрел на нее, медленно опустил на стол чашку.
- Уже все в порядке, Иоганн. Все в порядке. Он сейчас в Унтервальде. И звонил мне оттуда.
- Откуда? - быстро спросил он. В Унтервальде было не так-то много телефонов.
- Из "Гастоф Вальдесрух". Он собирался позавтракать с герром Греллем и его сыном Антоном.
- Кажется, ты говорила, что все фотографии готовы.
- Так оно и есть.
- Значит, он не собирался делать какие-то новые снимки? Он поехал к Финстерзее, чтобы... - Иоганн замолчал, от гнева у него перехватило горло. Потом он подумал: это невозможно, Дик хотел просто ещё разок осмотреться... Он успокоился.
- Что он тебе сказал?
- Все.
- А что значит - все? - он снова начал закипать. Дик не стал бы ничего говорить Анне, если б не собирался что-то сделать с проклятым контейнероми. - Он действительно верит, что ящик лежит на подводном карнизе?
- Он считал, что нужно, по крайней мере, взглянуть.
- Но ведь это только слова одного-единственного информатора - да ещё сказанные сто лет назад, и тогда он этому не поверил. Мы вместе посмеялись, когда он мне рассказал, и это было очень давно.
- В этой части озера есть подводный выступ.
- Я-то знаю! Я и есть тот идиот, который ему об этом сказал!
- Это он мне тоже говорил, - мягко сказала она. Иоганн работал с группой альпинистов-любителей около Финстерзее прошлым летом, и побывал с ними на берегу, как раз в том месте, где, по мнению Дика, спрятан контейнер. Иоганн обнаружил подводный карниз совершенно случайно, когда рассказывал девушкам из группы, что озеро очень глубокое, с необычными подводными течениями, поэтому никто в нем не купается. Анна хорошо представляла себе эту сцену: время отдыха, девушки дразнят Иоганна за его россказни. Она представляла себе его красивое загорелое лицо, улыбку, с которой он бросает в озеро веревку с привязанным грузом, и груз тонет, тонет... А когда девушки, потрясенные, уходят, бросает ещё раз, у самого берега. И груз касается выступа примерно в четырех метрах под водой.
- Он рассказывал мне, как просил тебя придумать способ проверки, существует ли подводный выступ, и ты сумел это сделать. И знаешь, Иоганн, тебе не стоит особенно огорчаться, если эта история не будет иметь к тебе никакого отношения.
- Ну да, после озера Топлиц... - он не закончил фразу. Анна слышала об озере Топлиц, это можно было прочитать по её лицу. Но Иоганн готов был спорить, что ей неизвестно ни о найденных двух трупах, ни о том, как умерли эти бедняги. - Когда он уехал? Давай, Анна. Расскажи мне все.
И она рассказала. Все, кроме точного места тайника и содержимого контейнера. Это обещание она должна была сдержать.
- Он должен был взять меня с собой, - горько сказал Иоганн, когда она замолчала. - Ему нужен был помощник.
Если Финстерзее действительно хранит что-то ценное, нацисты наверняка приглядывают за своим тайником.
- Ты простудился. С такой простудой нырять нельзя. Дик сказал, что болезнь выводит тебя из игры, и...
- Он сделает эту работу сам. Я мирно спал, а он решил обойти меня. Он что, не доверяет мне?
- Конечно же, доверяет. Просто... просто... - ей было неловко, и она просто замолчала.
- Просто он хотел, чтобы контейнер попал в руки чертовых англичан или проклятых американцев, - он снова рассвирепел.
- Он сказал: важно только, чтобы наци больше никогда не овладели этой штукой, - так же яростно парировала она. - И тебе по душе эти американцы и англичане, зачем же ты ругаешь их? К тому же он англичанин, верно? Он обнаружил этот тайник - значит, это его дело. Разве это не честно?
- Нет! Контейнер находится в австрийском озере, значит, он должен быть наш.
- Но мы ведь нейтральны. Мы ничего не сможем с ним сделать. Мы просто запрем его под замок и забудем о нем. А наци не забудут. И коммунисты тоже. Дик говорит, они просочились повсюду, и...
- Это отговорки, - Иоганн помолчал. Содержимое контейнера может стоить дорого. - Он говорил тебе, что там, внутри?
- Он не хотел разговаривать об этом, - это была истинная правда.
- И ты, правда, не знаешь?
Она с трудом выдержала его взгляд, не дрогнув.
- Он сказал, мне это ни к чему, - ответила она, чувствуя, как в горле пересохло. Но она говорила правду - отчасти. Дик действительно сначала отказывался наотрез говорить на эту тему. Но потом, когда Анна настояла, согласился рассказать - в основном, не из-за её настойчивости, а на случай, если что-нибудь пойдет не так. Но теперь все в порядке, и она может забыть про этот контейнер. Если б только ещё Иоганн прекратил свои расспросы...
Но Иоганн не собирался останавливаться.
- А Дик знает! - быстро сказал он. Он побарабанил костяшками пальцев по столу, отодвинул свой кофе, встал. - Я пошел звонить.
- Кому?
Иоганн помедлил с ответом. Самым подходящим человеком для такого случая был Феликс Заунер из австрийского министерства туризма, прослуживший там много лет, а потом - после истории с озером Топлиц - ушедший в отставку. Он открыл в Зальцбурге магазин спортивного инвентаря - очень скромный бизнес, оставлявший массу времени для его истинного увлечения, лыжного спорта. Феликсу принадлежало также несколько других родственных магазинчиков, о чем не было известно никому, кроме доверенных людей. К последним относился и Иоганн. Феликс - сотрудник австрийской спецслужбы, и поэтому он - самый подходящий советчик. Он отлично разбирается в самых разных областях человеческой деятельности. Он подобрал себе помощников ребят, которым можно доверять, отлично знающих горы и не страдающих избытком симпатии к нацистам и всяким прочим чужакам - иностранцам, осложняющим Австрии жизнь. Они с Иоганном дружили давно, и Брайант ему нравился, а к Анне он относился со своего рода галантной симпатией.
Но на пути к телефону Иоганна остановило одно соображение; он вспомнил давний разговор с Феликсом насчет возможных нацистских тайников в озерах вроде Топлица."Вот пусть там и сгниют, - сказал Феликс. - Это то, чего они заслуживают. Если, конечно, не будет веских доказательств, что наци снова поднимают голову. Тогда нам придется пошевелиться. Но если какой-нибудь идиот воображает, что сможет найти эти документы - старые гитлеровцы достанут его прежде, чем он успеет добраться до тайников, и на свете станет ещё одним благонамеренным дурнем меньше. Скажи своему зятю, чтобы не горячился. Он это не всерьез, я надеюсь?" Иоганн сказал - нет, непохоже, чтобы Дик серьезно подумывал о такой эскападе.
Анна смотрела на брата, пытаясь угадать, что у него на уме.
- Но мы не знаем здесь никого, кому следовало бы сообщить о Финстерзее. И зачем подводить Дика? Ты ведь этого не хочешь. Он не приносит Австрии никакого вреда. Пожалуйста, подожди, пока он вернется, и обсуди все с ним.
- Почему он ничего не сказал мне о снаряжении для подводного плавания? Что он взял с собой? - А я-то сказал Феликсу, что это простое любопытство...
- Не кричи! - взмолилась Анна. - Я не знаю, какое он взял снаряжение. Думаю, что-нибудь из того, что использовал в прошлом году для подводных съемок.
- Где он его купил?
Не в Зальцбурге, конечно же, чтобы избежать пересудов. А ведь никто не знал о его подводных съемках...
- Думаю, в Цюрихе.
До чего же скрытный ублюдок, подумал Иоганн. Подбирая слова для разговора с Феликсом, он подошел к столу за новым платком. Он ещё раз прочистил нос, и это будто прочистило ему мозги.
- Анна! Он не мог пока забрать контейнер. Понимаешь? Он бы ни за что не отправился завтракать с этиими типами, оставив такую ценную вещь в багажнике. Разве нет?
Анна молчала. Не стоит громоздить новую ложь, подумала она, и облегчение появилось на её лице.
- Нет, конечно, - подтвердила она после паузы.
Настроение Иоганна поднялось. Она рада не меньше меня, подумал он, что у Дика ничего не получилось. Феликс прав: некоторым вещам лучше предоставить гнить в свое удовольствие.
- До чего здорово, что он ничего не нашел. Над ним нависла бы страшная угроза, и над тобой тоже. Волноваться пришлось бы не из-за одних наци. Тебе известно, что пару русских туристов из Бад-Аузее вежливо проводили к границе? Они оказались не теми, за кого себя выдавали. И ещё болтался здесь один француз, выдававший себя за итальянского школьного учителя на каникулах. Он слонялся вокруг озера Топлиц, разнюхивая, не осталось ли там каких-нибудь документов. Его отправили следом за русскими.
- А документов не осталось? Дик думал иначе.
- Почему?
Анна вытерла руки насухо полотенцем и выдвинула ящик маленького рабочего стола, куда Дик на прошлой неделе положил вырезку из газеты. Когда-нибудь, подумала она, у нас будет настоящая кухня и настоящая гостиная - все по отдельности, все аккуратно прибранное.
- Вот, - сказала она, протягивая Иоганну вырезку, и вернулась к мойке. Она взглянула на часы.
- Ох, дорогуша! Придется мне сначала сделать покупки. Суп следовало бы поставить прямо сейчас.
Иоганн изумленно уставился на нее; никто не умел так, как Анна, выбирать неправильный порядок действий. Зато в проявочной она была на высоте. Даже Дик, дрожавший над освещением, и текстурой, и тенями, добивавшийся безупречных отпечатков, признавал, что она неподражаема. Зато сейчас она преспокойно оставила посуду мокнуть и подхватила свой плащ и сумку из захламленного шкафа у двери. К тому времени, когда она собралась, он прочитал вырезку.
"Со времени первых подводных работ в озере Топлитц в
1959 году, когда были обнаружены многочисленные контейнеры, утопленные нацистами в 1945, в информированных кругах ходили настойчивые слухи относительно содержимого этих находок. Из официальных сообщений стало известно, что среди обнаруженных предметов был портфель с фальшивыми английскими пятифунтовыми банкнотами на сумму более 25 000 000 австрийских шиллингов, а также чертежи противолодочных ракет (подробности приводятся в статье от 11 августа в немецком журнале"Штерн"). Но относительно прочих находок до сих пор хранится полное молчание, заставляющее мыслящих людей поверить, что в озере Топлитц могли остаться и другие важные документы. Эти слабо мотивированные догадки можно теперь смело отбросить. Согласно достоверным источникам, документы идентифицированы как немецкие записи и списки за 1936-39 годы, включая список балканских агентов, работавших в то время на немецкий рейх. Государственные представители заявляют теперь, что подводные работы были завершены несколько лет спустя, когда было официально признано, что наши Штирийские озера поделились последними своими секретами. Эти дорогостоящие работы признаны были, в силу отсутствия всяких дальнейших результатов, напрасной потерей времени и средств."
- Так что тут заинтересовало Дика? Совершенно ясно, что мы уже выудили все документы.
И едва ли они стоили затраченных усилий, подумал Иоганн. Может, фальшивые банкноты и чертежи ракет ещё представляли определенный интерес; но список балканских агентов, вряд ли переживших последовавшую войну... Он рассмеялся.
- Ты думаешь?
- Конечно, это же очевидно! Здесь так и сказано...