Но вообще-то этот тип никогда мне не нравился.
Хрупкая секретарша с огромным рыжим осиным гнездом на голове подарила мне полный сочувствия взгляд поверх очков в перевязанной проволочкой оправе.
— Очень жаль, но мистер Рид нынче сказался больным.
От удивления я немного опешил. Придя в себя, развернулся и поплелся к машине. Выруливая со стоянки, я еле поборол неодолимое желание подбросить в школьный подвал дымовушку. Эх, старые добрые времена!
По пути обратно в Двенадцать Дубов, я злился, что не догадался сразу заскочить к Ридам — сэкономил бы массу времени и сил.
Машины Уинзло перед крыльцом не оказалось, но это ничего не значило. Гараж Испанского замка был закрыт, кто знает, может, хозяин и дома. В его болезнь верилось с трудом.
Еще больше я удивился, когда дверь открыла Джун. Значит, и она взяла отгул? Неужто осталась ухаживать за смертельно больным мужем? Или они оба подхватили какую-то заразу? Эти микробы такие прилипчивые.
Джун, однако, больной мне не показалась. Блестящие каштановые волосы она забрала назад с помощью широкой черной ленты, надела кружевную белую блузку с коротким рукавом и липучие, тягучие черные лосины со штрипками. Никогда не был поклонником лосин. По мне, так они слишком напоминают эластичный черный бинт. А иногда кажется, что женщина попала ногами во что-то липкое и вязкое, и теперь никак не может стряхнуть. Хотя при виде Джун я склонен был изменить свое отношение к этим тянучкам. Ее ноги казались невероятно длинными и гладкими.
Но когда она открыла массивную дубовую дверь, взгляд мой был прикован отнюдь не к её ногам. Я поднял глаза вверх, памятуя о птичьих балкончиках над входом и связанной с ними опасностью. Пока птиц не наблюдалось, но нельзя же рассчитывать, что так будет продолжаться вечно.
Джун посмотрела на меня, потом — с легким недоумением — на балкончик, как бы пытаясь проследить за ходом моих мыслей, и снова на меня. Наконец она сказала:
— Хаскелл. Рада тебя видеть.
Голос у неё и вправду был веселый, и сопровождался ослепительной улыбкой капитанши команды болельщиц, с ямочками в придачу. Но по каким-то незримым признакам мне показалась, что она совсем не в восторге от моего прихода.
Может, её беспокоило, что они с Уинзло могут меня заразить?
В ответ я подарил ей недурной экземпляр из коллекции моих приветственных улыбок.
— А Уинзло дома? Я заходил в школу, и мне сказали…
— Уинзло нет, — прервала меня Джун. Слишком поспешно, как мне показалось. — Жаль, что ты его не застал.
Чего-чего, а сожаления у неё в голосе не было и в помине. Как не было и намерения объяснять, куда мог деться больной человек, которому положено лежать в кровати. Джун стояла в дверном проеме и сверлила меня огромными карими глазами.
Уинзло наверняка отправился к доктору — выписать побольше лекарств, чтобы на двоих хватило.
— Ну, что ж, тогда я, может, зайду и дождусь его, а?
Глаза Джун каким-то образом ухитрились сделаться ещё больше.
— Не хотелось бы тебя задерживать. Он, может, не скоро еще…
Я улыбнулся.
— Я вовсе не прочь немного подождать.
Это, конечно, была не совсем правда. Мне категорически не хотелось ждать на том месте, где я сейчас стоял. Дело в том, что пара жирных серых птиц только что приземлилась на резную решетку балкончика прямо над моей головой.
Если Джун немедленно не впустит меня, я войду насильно.
Но тут, слава Богу, она отстранилась, и я влетел с такой скоростью, что поднятый мною вихрь подхватил полы одежд конквистадора у входа. Джун бесшумно прошла за мной по толстому ковру в идеально прибранную гостиную. Она уселась на покрытую мексиканским покрывалом софу рядом с лампой в виде тореадора. Я же удобно устроился в ярко красном кресле напротив, по соседству с гигантским кактусом в красно-зелено-желтом горшке.
По крайней мере, попытался устроиться удобно. Трудно расслабиться, когда в паре сантиметров от твоей оголенной руки угрожающе топорщит иглы гигантский кактус. Весь его вид говорил о том, что он может оставить на теле долго не заживающие раны.
Первой заговорила Джун.
— Послушай, Хаскелл, если ты насчет смерти этой женщины по фамилии Карвер, то хочу тебе сказать: Уинзло не годится на роль подозреваемого. У него не было мотивов. Ему незачем было затыкать ей рот. Все, что она имела сообщить, я знала и без нее.
До этой самой минуты у меня в голове существовал хорошо продуманный план разговора, но теперь все пошло насмарку. Честно говоря, я совершенно не ожидал, что Джун знает о Филлис и шантаже. А тем более, о Уинзло и официанточке Лизе.
А Джун продолжала говорить с такой легкостью, будто пересказывала сюжет мыльной оперы.
— Видишь ли, у нас с Уинзло договоренность. Так называемый «открытый брак». Мы в принципе не возражаем, если один из нас заведет связь на стороне. Мы считаем, что ревность и собственнические инстинкты не должны портить отношения между зрелыми, думающими людьми.
По-моему, у меня рот открыт, некстати подумал я. Да, это определенно новый взгляд на замужество. Выяснив случайно, что Клодзилла завела, по выражению Джун, «связи на стороне», я очень даже возражал. Назовите меня незрелым. Назовите меня не думающим. Я закрыл рот и тут же снова открыл его, чтобы сказать:
— Ты серьезно?
Оснащенная ямочками улыбка Джун стала ещё бодрее.
— Я серьезно, — и она поправила абажур на тореадорской лампе. А мне казалось, он и так в порядке.
— Я давно в курсе маленького любовного приключения Уинзло с этой блондинистой официанточкой. Поверь, Хаскелл, мне нет до них дела, — Джун повернулась и поглядела прямо на меня, её карие глаза и в самом деле выказывали полное безразличие. — Мимолетные увлечения Уинзло не имеют ко мне никакого отношения. У меня к нему только два требования — во-первых, обеспечивать мне безбедное существование, к которому я привыкла, и во-вторых — практиковать безопасный секс.
Я постарался, чтобы моя вымученная ухмылка хоть немного соответствовала жизнерадостной улыбке Джун. Может, я и не прав, но, основываясь на своем ограниченном опыте семейной жизни, я всегда считал, что безопасный секс — это прежде всего секс между супругами. Клодзилла, по крайней мере, с первого дня ясно дала понять, что для меня секс с кем-нибудь кроме собственной супруги будет далеко не безопасным предприятием, а как раз наоборот, может оказаться смертельно опасным для здоровья. Хотя себя она ни в чем не ограничивала.
Джун пожала красивыми плечами. Жест, обозначавший, что она сказала как бы нечто само собой разумеющееся и обсуждению не подлежащее.
— Представить только, ведь многие из-за этого даже разводятся. Можешь поверить?
Я кивнул и тихо сказал:
— Да, я слышал, бывает и такое.
— Мы с Уинзло считаем, — с нажимом произнесла Джун, — что узы брака священны. Их нельзя просто взять и порвать из-за ничего не значащего мимолетного увлечения.
Я тупо моргал. Священные узы без такой мелочи, как супружеская верность?
Джун улыбнулась.
— Я, конечно, всегда просила Уинзло соблюдать осторожность, — она наклонилась ближе, как будто нас могли подслушать. Не знаю, я никого кроме нас в комнате не заметил. Разве что конквистадор проявлял излишнее любопытство. — В этом городе столько недалеких, ограниченных людей с предрассудками. Но мой Уинзло никогда не нарушал соглашения. Он никогда, ни разу нигде не оставался на целую ночь, — она улыбнулась ещё шире. — Всегда возвращался ко мне, домой. Замечательный муж.
Я криво улыбнулся в ответ. А Уинзло молодец, все продумал. Ай да мужик!
— Вот видишь, — продолжала Джун, — если ты решил, что Уинзло имел хоть малейшую причину заткнуть рот этой бедной Филлис, что ж, значит, ты ошибался, вот и все.
В принципе, звучало довольно складно. Если, конечно, ей верить. Но что-то мне мешало. Сомневаюсь, чтобы Джун принадлежала к разряду жен, закрывающих глаза на такую незначительную деталь, как супружеская верность. Неужели женщина, превратившая дом в сплошной свадебный сувенир, могла действительно закрывать на это глаза?
Честно говоря, я больше склонен был согласиться с Верджилом, выдавшим у дома Филлис важную фразу: «Что-то я не слышал, чтобы хоть одна женщина поощряла измены мужа». И тем не менее, передо мной сидела именно такая женщина.
Боже мой. Все не перестаю удивляться: как это Уинзло отхватил себе такую женушку.
Может, он ей что-нибудь в еду подсыпает? Или во время сна подвергает гипнозу?
Или же — на секунду предположим такую возможность — я свидетель самого высококлассного представления, достойного «Оскара»?
Если это представление, то Уинзло великолепно сыграл роль второго плана. Войдя в гостиную из столовой, он остановился как вкопанный.
Одет он был совсем не так, как одеваются больные. На нем была коричневая в клетку рубашка с коротким рукавом и воротничком на пуговицах, красно-коричневые широкие брюки, носки с ромбиками, и те же мокасины на жесткой подошве, в каких я его видел в прошлый раз. Он выглядел бы как настоящий, стопроцентный денди, если бы не хипповский медальон на цепи, и не волосы, стянутые сзади резинкой. Хвостик получился куцый, и больше напоминал шишку.
Я не слышал, как подъехала его машина, но стены в доме толстые, ничего странного, что сюда не доносятся звуки с улицы. Или Уинзло поставил машину сзади и зашел через стеклянную дверь черного хода. Есть ещё вариант. Например, он мог все это время быть дома.
Но какая разница. Главное — на лице его было написано неподдельное удивление. Он открыл было рот для запоздалой реакции, но Джун его опередила:
— Дорогой, — сказала она, поднимаясь и беря его под руку. — Я как раз рассказывала Хаскеллу о нашем маленьком соглашении.
Уинзло нервно поскреб бороду. Он явно не горел желанием говорить на эту тему, но все слова Джун подтвердил. Я сидел и внимал. Или эти двое пропадающие в глуши самые гениальные актеры со времен Ричарда Бартона и Элизабет Тейлор, или они действительно не лгут.
После того, как парочка с воодушевлением поведала, как нечестно вела себя по отношению друг к другу, и как им обоим на это плевать, я решил что самое время предъявить им предсмертную записку Филлис. Я встал и протянул бумажку. Случилось так, что смотрел я при этом на Джун. Почему — не знаю. Может, оттого, что она стояла прямо напротив меня, а может — оттого, что на неё смотреть гораздо приятнее, чем на Уинзло.
Джун, едва увидев листок, перепугалась.
Точно вам говорю. Это был внезапный испуг, который прошел так же быстро, как появился. Но я успел заметить.
Уинзло же, не мигая, уставился на листок.
— Семь? — бросил он на меня удивленный взгляд. — Это ведь семерка?
Я смотрел на Джун, не отрываясь.
— Ну, мы не уверены, что это именно семерка. Может, это что-то еще…
Джун меня опередила. Испуганного выражения на её лице как не бывало, она подняла на меня совершенно спокойные глаза.
— Знаешь, а ты прав, — медленно проговорила она. — Это действительно может быть кое-что другое. По-моему, Филлис могла пытаться написать заглавную «И», но ей не хватило сил. Поэтому буква и напоминает семерку.
Воздух застрял у меня в легких. Было нетрудно вспомнить, чье имя может начинаться с заглавной «И». Имоджин. На что пыталась намекнуть Джун?
Она снова обратила глаза на записку.
— Я знала обоих сестер по школе. — В голосе её слышалось сожаление. Господи, они постоянно грызлись между собой. Прямо как кошки бешеные. И разлад только усугубился, когда Филлис увела Орвала из-под носа Имоджин.
— Что? — на всякий случай переспросил я, слабо надеясь, что ослышался.
Взгляд Джун метнулся в мою сторону.
— Ой, да разве ты не знал? Орвал встречался с Имоджин, пока не переметнулся к Филлис.
После того, как под носом у меня разорвалась эта бомбочка, я постарался быстро свернуть разговор, попросив Джун и Уинзло связаться со мной, если у них появятся какие-то идеи. Мысли мои скакали галопом, пока я с трудом подбирал слова для прощания.
Имоджин и Орвал? Боже правый. Красавица и Чудовище. Ну ладно, понимаю, Имоджин, конечно, не классическая красотка, но симпатичная — это точно. Так что, назовем ситуацию, Симпатяга и Чудовище. Потому что Орвал без сомнения — Чудовище. По крайней мере, на мой взгляд.
Но беспокоило меня вовсе не то, что Орвал с Имоджин — неподходящая пара. Главное — Имоджин была не до конца со мной откровенна. Признаю, эта женщина тронула меня за сердце, и горько было осознавать, что она, оказывается, намеренно утаила кое-какие факты.
Неужели Имоджин причастна к смерти собственной сестры? Неужели вчерашние слезы — всего лишь дымовая завеса? Неужели я действительно настолько не разбираюсь в женской психологии, в чем неоднократно убеждала меня Клодзилла? Что ж, быть может, в конце концов Клодзилла хоть в чем-то оказалась права. А вдруг отвращение, написанное вчера на лице Имоджин, когда она слушала пленку с Орвалом и Фло, было связано с тем, что она до сих пор сама влюблена в Орвала? И возможно ли, чтобы Орвал одновременно крутил роман сразу с несколькими женщинами? Что ж, это должно вдохновить нас, мужчин, на подвиги.
Хотя это была не единственная причина моего беспокойства. Если не сказать — депрессии. Я начинал подозревать, что даже женатые мужчины Пиджин-Форка ходят на свидания чаще, чем ваш покорный слуга. Хорошо еще, что в моем распоряжении не оказалось всех пленок Филлис, иначе я бы окончательно погрузился в пучину хандры. Звуки чужих постельных развлечений могут нагнать жуткую тоску.
В таком похоронном настроении я добрался до своей конторы. Загнал пикап на задворки аптеки и поплелся к входу. Навстречу мне выскочила Мельба.
— Хаскелл, — промурлыкала она этим новым голоском, к которому я все никак не мог привыкнуть. — Я вас повсюду искала!
Мельба искала меня, вместо того, чтобы я охотился за ней? В другое время я непременно отпраздновал бы такое событие, но не сегодня. Мельба, понимаете ли, нарядилась. Не уверен, что она сделала это на трезвую голову. На ней была прозрачная черная блузка с длинным рукавом, сквозь которую отчетливо просматривался черный кружевной бюстгальтер. Эта деталь была переполнена содержимым, и учтите: такой вывод стал результатом лишь самого мимолетного изучения. Остальные детали туалета моей секретарши были под стать: черная кожаная мини-юбка в обтяжку, черные сетчатые колготки, смахивающие на рыболовную снасть, черные башмачки на высоченном каблуке, а на вершине «пучка с начесом» — черный бант из той же рыболовной снасти.
При своих ста тридцати килограммах, Мельбе удалось добиться полного сходства с Мадонной.
Я не смог совладать с собой. Остановился, как вкопанный и уставился на неё во все глаза. Если бы Мельба открыла рот и запела куплет из популярной песенки Мадонны, я бы пустился наутек.
И она-таки открыла рот, но, слава Богу, не запела, а проворковала:
— Я приняла для вас сообщение, миленький, и даже записала имя абонента.
Судя по всему, она считала, что после этого я должен на неё молиться.
— Это была Эмма Джейн. Она просила вас перезвонить ей домой.
Я с трудом обрел голос. И постарался спросить как можно вежливее:
— А может быть, это была Имоджин?
Мельба равнодушно махнула пухлой ручкой:
— Ах, Эмма Джейн, Имоджин, какая разница! Это единственное сообщение. Ваш телефон молчал как мертвый. — С этими словами она подалась ко мне, и я едва не задохнулся в облаке душистого аромата. Мельба доверительно сказала: — Хаскелл, я вам хочу ещё кое-что сказать! Далтон сделал самую восхитительную вещь на свете!
Спрашивать мне не хотелось, но пришлось. Мельба торопливо ответила:
— Он попросил меня вложить капитал в его торговый центр! Правда, здорово?
Ой, мамочки! Я тяжело вздохнул.
— Мельба, я не предполагал, что у вас есть капитал для того…
Она прервала меня, страшно довольная собой.
— Ну, что вы, глупенький, разве вы не знали, что мы с детками откладывали пенсию Отиса? Я копила для них на колледж, но, думаю, Отис ужасно гордился бы, если бы знал, что они пойдут на такое грандиозное дело!
Скорее, Отис в гробу перевернулся бы.
— Мельба, — мягко заговорил я, — поймите, деньги не вкладывают вот так, с бухты-барахты, это целая наука, и…
— …и Далтон этой наукой прекрасно владеет! — закончила за меня Мельба. Лицо её сияло. — В этом-то вся прелесть. Он сказал, что мне ни о чем не надо думать. О, Хаскелл, можете представить? Я — владелица торгового центра! Далтон сказал, что прямо видит, как мы с ним прогуливаемся вокруг фонтанчика посреди торгового зала, обедаем в одном из ресторанчиков…. О, как это чудесно, как чудесно!
Я выдавил слабую улыбку.
— Так вы уже отдали ему свои деньги?
Мельба снова махнула рукой.
— Нет, нет, ещё нет. Следующий пенсионный чек как раз на подходе, и я сказала Далтону, что как только деньги придут, то отдам ему все!
Я не знал, что и сказать. Все мои силы ушли на то, чтобы удержать на лице дурацкую улыбку. Зато у Мельбы не возникало никаких проблем со словами:
— О, Хаскелл, неужели сбудутся все мои сокровенные мечты? — она хохотнула и, пошатываясь на каблуках, засеменила прочь. Я смотрел ей вслед, и на душе у меня было ещё хуже, чем раньше. Мечты! Мечты о торговом центре в Пиджин-Форке сбудутся не скорее, чем мои мечты о тихом, уютном счастье у семейного очага. Далтон — или непроходимый тупица, или закоренелый мошенник.
Эта мысль крутилась в моей перегруженной заботами голове, пока я поднимался по лестнице. Вот почему я не сразу среагировал на открытие, которое поджидало меня в кабинете. Открыв дверь, я застыл в немом изумлении. И долго-долго соображал. Потом меня как обухом по голове огрело.
Кто-то взломал мой кабинет!
Впрочем, догадаться было не слишком сложно. Косяк в районе замка был разворочен. Похоже, орудовали отверткой.
Перебравшись в тихий Пиджин-Форк, я и думать забыл о хитроумных замках. Кому бы пришло в голову грабить частного детектива? В городке, где грабители — огромная редкость.
Теперь-то я, разумеется, изменил свое мнение.
Все ящики стола были выдвинуты. Картотека вывалена на пол. Книги сброшены с книжных полок и в беспорядке громоздились по всему кабинету. Лампа опрокинута на бок. Обивка кресла вспорота, и горсти опилок, словно горы мыльной пены, щедро украшали раскиданные вещи, довершая разгром.
Громилы не пощадили даже маленькую ванную комнатку рядом с кабинетом. Крышку бачка сняли и поставили у стены, а содержимое полок словно взрывом разметало. Хотя ничего, конечно, не похитили.
Это было мало похоже на ограбление. Скорее, на поспешные поиски чего-то определенного. И нетрудно догадаться, чего именно.
Кассеты Филлис.
Глава 13
Хрупкая секретарша с огромным рыжим осиным гнездом на голове подарила мне полный сочувствия взгляд поверх очков в перевязанной проволочкой оправе.
— Очень жаль, но мистер Рид нынче сказался больным.
От удивления я немного опешил. Придя в себя, развернулся и поплелся к машине. Выруливая со стоянки, я еле поборол неодолимое желание подбросить в школьный подвал дымовушку. Эх, старые добрые времена!
По пути обратно в Двенадцать Дубов, я злился, что не догадался сразу заскочить к Ридам — сэкономил бы массу времени и сил.
Машины Уинзло перед крыльцом не оказалось, но это ничего не значило. Гараж Испанского замка был закрыт, кто знает, может, хозяин и дома. В его болезнь верилось с трудом.
Еще больше я удивился, когда дверь открыла Джун. Значит, и она взяла отгул? Неужто осталась ухаживать за смертельно больным мужем? Или они оба подхватили какую-то заразу? Эти микробы такие прилипчивые.
Джун, однако, больной мне не показалась. Блестящие каштановые волосы она забрала назад с помощью широкой черной ленты, надела кружевную белую блузку с коротким рукавом и липучие, тягучие черные лосины со штрипками. Никогда не был поклонником лосин. По мне, так они слишком напоминают эластичный черный бинт. А иногда кажется, что женщина попала ногами во что-то липкое и вязкое, и теперь никак не может стряхнуть. Хотя при виде Джун я склонен был изменить свое отношение к этим тянучкам. Ее ноги казались невероятно длинными и гладкими.
Но когда она открыла массивную дубовую дверь, взгляд мой был прикован отнюдь не к её ногам. Я поднял глаза вверх, памятуя о птичьих балкончиках над входом и связанной с ними опасностью. Пока птиц не наблюдалось, но нельзя же рассчитывать, что так будет продолжаться вечно.
Джун посмотрела на меня, потом — с легким недоумением — на балкончик, как бы пытаясь проследить за ходом моих мыслей, и снова на меня. Наконец она сказала:
— Хаскелл. Рада тебя видеть.
Голос у неё и вправду был веселый, и сопровождался ослепительной улыбкой капитанши команды болельщиц, с ямочками в придачу. Но по каким-то незримым признакам мне показалась, что она совсем не в восторге от моего прихода.
Может, её беспокоило, что они с Уинзло могут меня заразить?
В ответ я подарил ей недурной экземпляр из коллекции моих приветственных улыбок.
— А Уинзло дома? Я заходил в школу, и мне сказали…
— Уинзло нет, — прервала меня Джун. Слишком поспешно, как мне показалось. — Жаль, что ты его не застал.
Чего-чего, а сожаления у неё в голосе не было и в помине. Как не было и намерения объяснять, куда мог деться больной человек, которому положено лежать в кровати. Джун стояла в дверном проеме и сверлила меня огромными карими глазами.
Уинзло наверняка отправился к доктору — выписать побольше лекарств, чтобы на двоих хватило.
— Ну, что ж, тогда я, может, зайду и дождусь его, а?
Глаза Джун каким-то образом ухитрились сделаться ещё больше.
— Не хотелось бы тебя задерживать. Он, может, не скоро еще…
Я улыбнулся.
— Я вовсе не прочь немного подождать.
Это, конечно, была не совсем правда. Мне категорически не хотелось ждать на том месте, где я сейчас стоял. Дело в том, что пара жирных серых птиц только что приземлилась на резную решетку балкончика прямо над моей головой.
Если Джун немедленно не впустит меня, я войду насильно.
Но тут, слава Богу, она отстранилась, и я влетел с такой скоростью, что поднятый мною вихрь подхватил полы одежд конквистадора у входа. Джун бесшумно прошла за мной по толстому ковру в идеально прибранную гостиную. Она уселась на покрытую мексиканским покрывалом софу рядом с лампой в виде тореадора. Я же удобно устроился в ярко красном кресле напротив, по соседству с гигантским кактусом в красно-зелено-желтом горшке.
По крайней мере, попытался устроиться удобно. Трудно расслабиться, когда в паре сантиметров от твоей оголенной руки угрожающе топорщит иглы гигантский кактус. Весь его вид говорил о том, что он может оставить на теле долго не заживающие раны.
Первой заговорила Джун.
— Послушай, Хаскелл, если ты насчет смерти этой женщины по фамилии Карвер, то хочу тебе сказать: Уинзло не годится на роль подозреваемого. У него не было мотивов. Ему незачем было затыкать ей рот. Все, что она имела сообщить, я знала и без нее.
До этой самой минуты у меня в голове существовал хорошо продуманный план разговора, но теперь все пошло насмарку. Честно говоря, я совершенно не ожидал, что Джун знает о Филлис и шантаже. А тем более, о Уинзло и официанточке Лизе.
А Джун продолжала говорить с такой легкостью, будто пересказывала сюжет мыльной оперы.
— Видишь ли, у нас с Уинзло договоренность. Так называемый «открытый брак». Мы в принципе не возражаем, если один из нас заведет связь на стороне. Мы считаем, что ревность и собственнические инстинкты не должны портить отношения между зрелыми, думающими людьми.
По-моему, у меня рот открыт, некстати подумал я. Да, это определенно новый взгляд на замужество. Выяснив случайно, что Клодзилла завела, по выражению Джун, «связи на стороне», я очень даже возражал. Назовите меня незрелым. Назовите меня не думающим. Я закрыл рот и тут же снова открыл его, чтобы сказать:
— Ты серьезно?
Оснащенная ямочками улыбка Джун стала ещё бодрее.
— Я серьезно, — и она поправила абажур на тореадорской лампе. А мне казалось, он и так в порядке.
— Я давно в курсе маленького любовного приключения Уинзло с этой блондинистой официанточкой. Поверь, Хаскелл, мне нет до них дела, — Джун повернулась и поглядела прямо на меня, её карие глаза и в самом деле выказывали полное безразличие. — Мимолетные увлечения Уинзло не имеют ко мне никакого отношения. У меня к нему только два требования — во-первых, обеспечивать мне безбедное существование, к которому я привыкла, и во-вторых — практиковать безопасный секс.
Я постарался, чтобы моя вымученная ухмылка хоть немного соответствовала жизнерадостной улыбке Джун. Может, я и не прав, но, основываясь на своем ограниченном опыте семейной жизни, я всегда считал, что безопасный секс — это прежде всего секс между супругами. Клодзилла, по крайней мере, с первого дня ясно дала понять, что для меня секс с кем-нибудь кроме собственной супруги будет далеко не безопасным предприятием, а как раз наоборот, может оказаться смертельно опасным для здоровья. Хотя себя она ни в чем не ограничивала.
Джун пожала красивыми плечами. Жест, обозначавший, что она сказала как бы нечто само собой разумеющееся и обсуждению не подлежащее.
— Представить только, ведь многие из-за этого даже разводятся. Можешь поверить?
Я кивнул и тихо сказал:
— Да, я слышал, бывает и такое.
— Мы с Уинзло считаем, — с нажимом произнесла Джун, — что узы брака священны. Их нельзя просто взять и порвать из-за ничего не значащего мимолетного увлечения.
Я тупо моргал. Священные узы без такой мелочи, как супружеская верность?
Джун улыбнулась.
— Я, конечно, всегда просила Уинзло соблюдать осторожность, — она наклонилась ближе, как будто нас могли подслушать. Не знаю, я никого кроме нас в комнате не заметил. Разве что конквистадор проявлял излишнее любопытство. — В этом городе столько недалеких, ограниченных людей с предрассудками. Но мой Уинзло никогда не нарушал соглашения. Он никогда, ни разу нигде не оставался на целую ночь, — она улыбнулась ещё шире. — Всегда возвращался ко мне, домой. Замечательный муж.
Я криво улыбнулся в ответ. А Уинзло молодец, все продумал. Ай да мужик!
— Вот видишь, — продолжала Джун, — если ты решил, что Уинзло имел хоть малейшую причину заткнуть рот этой бедной Филлис, что ж, значит, ты ошибался, вот и все.
В принципе, звучало довольно складно. Если, конечно, ей верить. Но что-то мне мешало. Сомневаюсь, чтобы Джун принадлежала к разряду жен, закрывающих глаза на такую незначительную деталь, как супружеская верность. Неужели женщина, превратившая дом в сплошной свадебный сувенир, могла действительно закрывать на это глаза?
Честно говоря, я больше склонен был согласиться с Верджилом, выдавшим у дома Филлис важную фразу: «Что-то я не слышал, чтобы хоть одна женщина поощряла измены мужа». И тем не менее, передо мной сидела именно такая женщина.
Боже мой. Все не перестаю удивляться: как это Уинзло отхватил себе такую женушку.
Может, он ей что-нибудь в еду подсыпает? Или во время сна подвергает гипнозу?
Или же — на секунду предположим такую возможность — я свидетель самого высококлассного представления, достойного «Оскара»?
Если это представление, то Уинзло великолепно сыграл роль второго плана. Войдя в гостиную из столовой, он остановился как вкопанный.
Одет он был совсем не так, как одеваются больные. На нем была коричневая в клетку рубашка с коротким рукавом и воротничком на пуговицах, красно-коричневые широкие брюки, носки с ромбиками, и те же мокасины на жесткой подошве, в каких я его видел в прошлый раз. Он выглядел бы как настоящий, стопроцентный денди, если бы не хипповский медальон на цепи, и не волосы, стянутые сзади резинкой. Хвостик получился куцый, и больше напоминал шишку.
Я не слышал, как подъехала его машина, но стены в доме толстые, ничего странного, что сюда не доносятся звуки с улицы. Или Уинзло поставил машину сзади и зашел через стеклянную дверь черного хода. Есть ещё вариант. Например, он мог все это время быть дома.
Но какая разница. Главное — на лице его было написано неподдельное удивление. Он открыл было рот для запоздалой реакции, но Джун его опередила:
— Дорогой, — сказала она, поднимаясь и беря его под руку. — Я как раз рассказывала Хаскеллу о нашем маленьком соглашении.
Уинзло нервно поскреб бороду. Он явно не горел желанием говорить на эту тему, но все слова Джун подтвердил. Я сидел и внимал. Или эти двое пропадающие в глуши самые гениальные актеры со времен Ричарда Бартона и Элизабет Тейлор, или они действительно не лгут.
После того, как парочка с воодушевлением поведала, как нечестно вела себя по отношению друг к другу, и как им обоим на это плевать, я решил что самое время предъявить им предсмертную записку Филлис. Я встал и протянул бумажку. Случилось так, что смотрел я при этом на Джун. Почему — не знаю. Может, оттого, что она стояла прямо напротив меня, а может — оттого, что на неё смотреть гораздо приятнее, чем на Уинзло.
Джун, едва увидев листок, перепугалась.
Точно вам говорю. Это был внезапный испуг, который прошел так же быстро, как появился. Но я успел заметить.
Уинзло же, не мигая, уставился на листок.
— Семь? — бросил он на меня удивленный взгляд. — Это ведь семерка?
Я смотрел на Джун, не отрываясь.
— Ну, мы не уверены, что это именно семерка. Может, это что-то еще…
Джун меня опередила. Испуганного выражения на её лице как не бывало, она подняла на меня совершенно спокойные глаза.
— Знаешь, а ты прав, — медленно проговорила она. — Это действительно может быть кое-что другое. По-моему, Филлис могла пытаться написать заглавную «И», но ей не хватило сил. Поэтому буква и напоминает семерку.
Воздух застрял у меня в легких. Было нетрудно вспомнить, чье имя может начинаться с заглавной «И». Имоджин. На что пыталась намекнуть Джун?
Она снова обратила глаза на записку.
— Я знала обоих сестер по школе. — В голосе её слышалось сожаление. Господи, они постоянно грызлись между собой. Прямо как кошки бешеные. И разлад только усугубился, когда Филлис увела Орвала из-под носа Имоджин.
— Что? — на всякий случай переспросил я, слабо надеясь, что ослышался.
Взгляд Джун метнулся в мою сторону.
— Ой, да разве ты не знал? Орвал встречался с Имоджин, пока не переметнулся к Филлис.
После того, как под носом у меня разорвалась эта бомбочка, я постарался быстро свернуть разговор, попросив Джун и Уинзло связаться со мной, если у них появятся какие-то идеи. Мысли мои скакали галопом, пока я с трудом подбирал слова для прощания.
Имоджин и Орвал? Боже правый. Красавица и Чудовище. Ну ладно, понимаю, Имоджин, конечно, не классическая красотка, но симпатичная — это точно. Так что, назовем ситуацию, Симпатяга и Чудовище. Потому что Орвал без сомнения — Чудовище. По крайней мере, на мой взгляд.
Но беспокоило меня вовсе не то, что Орвал с Имоджин — неподходящая пара. Главное — Имоджин была не до конца со мной откровенна. Признаю, эта женщина тронула меня за сердце, и горько было осознавать, что она, оказывается, намеренно утаила кое-какие факты.
Неужели Имоджин причастна к смерти собственной сестры? Неужели вчерашние слезы — всего лишь дымовая завеса? Неужели я действительно настолько не разбираюсь в женской психологии, в чем неоднократно убеждала меня Клодзилла? Что ж, быть может, в конце концов Клодзилла хоть в чем-то оказалась права. А вдруг отвращение, написанное вчера на лице Имоджин, когда она слушала пленку с Орвалом и Фло, было связано с тем, что она до сих пор сама влюблена в Орвала? И возможно ли, чтобы Орвал одновременно крутил роман сразу с несколькими женщинами? Что ж, это должно вдохновить нас, мужчин, на подвиги.
Хотя это была не единственная причина моего беспокойства. Если не сказать — депрессии. Я начинал подозревать, что даже женатые мужчины Пиджин-Форка ходят на свидания чаще, чем ваш покорный слуга. Хорошо еще, что в моем распоряжении не оказалось всех пленок Филлис, иначе я бы окончательно погрузился в пучину хандры. Звуки чужих постельных развлечений могут нагнать жуткую тоску.
В таком похоронном настроении я добрался до своей конторы. Загнал пикап на задворки аптеки и поплелся к входу. Навстречу мне выскочила Мельба.
— Хаскелл, — промурлыкала она этим новым голоском, к которому я все никак не мог привыкнуть. — Я вас повсюду искала!
Мельба искала меня, вместо того, чтобы я охотился за ней? В другое время я непременно отпраздновал бы такое событие, но не сегодня. Мельба, понимаете ли, нарядилась. Не уверен, что она сделала это на трезвую голову. На ней была прозрачная черная блузка с длинным рукавом, сквозь которую отчетливо просматривался черный кружевной бюстгальтер. Эта деталь была переполнена содержимым, и учтите: такой вывод стал результатом лишь самого мимолетного изучения. Остальные детали туалета моей секретарши были под стать: черная кожаная мини-юбка в обтяжку, черные сетчатые колготки, смахивающие на рыболовную снасть, черные башмачки на высоченном каблуке, а на вершине «пучка с начесом» — черный бант из той же рыболовной снасти.
При своих ста тридцати килограммах, Мельбе удалось добиться полного сходства с Мадонной.
Я не смог совладать с собой. Остановился, как вкопанный и уставился на неё во все глаза. Если бы Мельба открыла рот и запела куплет из популярной песенки Мадонны, я бы пустился наутек.
И она-таки открыла рот, но, слава Богу, не запела, а проворковала:
— Я приняла для вас сообщение, миленький, и даже записала имя абонента.
Судя по всему, она считала, что после этого я должен на неё молиться.
— Это была Эмма Джейн. Она просила вас перезвонить ей домой.
Я с трудом обрел голос. И постарался спросить как можно вежливее:
— А может быть, это была Имоджин?
Мельба равнодушно махнула пухлой ручкой:
— Ах, Эмма Джейн, Имоджин, какая разница! Это единственное сообщение. Ваш телефон молчал как мертвый. — С этими словами она подалась ко мне, и я едва не задохнулся в облаке душистого аромата. Мельба доверительно сказала: — Хаскелл, я вам хочу ещё кое-что сказать! Далтон сделал самую восхитительную вещь на свете!
Спрашивать мне не хотелось, но пришлось. Мельба торопливо ответила:
— Он попросил меня вложить капитал в его торговый центр! Правда, здорово?
Ой, мамочки! Я тяжело вздохнул.
— Мельба, я не предполагал, что у вас есть капитал для того…
Она прервала меня, страшно довольная собой.
— Ну, что вы, глупенький, разве вы не знали, что мы с детками откладывали пенсию Отиса? Я копила для них на колледж, но, думаю, Отис ужасно гордился бы, если бы знал, что они пойдут на такое грандиозное дело!
Скорее, Отис в гробу перевернулся бы.
— Мельба, — мягко заговорил я, — поймите, деньги не вкладывают вот так, с бухты-барахты, это целая наука, и…
— …и Далтон этой наукой прекрасно владеет! — закончила за меня Мельба. Лицо её сияло. — В этом-то вся прелесть. Он сказал, что мне ни о чем не надо думать. О, Хаскелл, можете представить? Я — владелица торгового центра! Далтон сказал, что прямо видит, как мы с ним прогуливаемся вокруг фонтанчика посреди торгового зала, обедаем в одном из ресторанчиков…. О, как это чудесно, как чудесно!
Я выдавил слабую улыбку.
— Так вы уже отдали ему свои деньги?
Мельба снова махнула рукой.
— Нет, нет, ещё нет. Следующий пенсионный чек как раз на подходе, и я сказала Далтону, что как только деньги придут, то отдам ему все!
Я не знал, что и сказать. Все мои силы ушли на то, чтобы удержать на лице дурацкую улыбку. Зато у Мельбы не возникало никаких проблем со словами:
— О, Хаскелл, неужели сбудутся все мои сокровенные мечты? — она хохотнула и, пошатываясь на каблуках, засеменила прочь. Я смотрел ей вслед, и на душе у меня было ещё хуже, чем раньше. Мечты! Мечты о торговом центре в Пиджин-Форке сбудутся не скорее, чем мои мечты о тихом, уютном счастье у семейного очага. Далтон — или непроходимый тупица, или закоренелый мошенник.
Эта мысль крутилась в моей перегруженной заботами голове, пока я поднимался по лестнице. Вот почему я не сразу среагировал на открытие, которое поджидало меня в кабинете. Открыв дверь, я застыл в немом изумлении. И долго-долго соображал. Потом меня как обухом по голове огрело.
Кто-то взломал мой кабинет!
Впрочем, догадаться было не слишком сложно. Косяк в районе замка был разворочен. Похоже, орудовали отверткой.
Перебравшись в тихий Пиджин-Форк, я и думать забыл о хитроумных замках. Кому бы пришло в голову грабить частного детектива? В городке, где грабители — огромная редкость.
Теперь-то я, разумеется, изменил свое мнение.
Все ящики стола были выдвинуты. Картотека вывалена на пол. Книги сброшены с книжных полок и в беспорядке громоздились по всему кабинету. Лампа опрокинута на бок. Обивка кресла вспорота, и горсти опилок, словно горы мыльной пены, щедро украшали раскиданные вещи, довершая разгром.
Громилы не пощадили даже маленькую ванную комнатку рядом с кабинетом. Крышку бачка сняли и поставили у стены, а содержимое полок словно взрывом разметало. Хотя ничего, конечно, не похитили.
Это было мало похоже на ограбление. Скорее, на поспешные поиски чего-то определенного. И нетрудно догадаться, чего именно.
Кассеты Филлис.
Глава 13
Я позвонил Верджилу и доложил о том, что мой офис подвергся нападению. Ответ шерифа был полон сочувствия, как и полагается, если имеешь дело с близким человеком.
— И с чего это ты взял? — саркастически спросил шериф.
— Верджил, — сказал я немного обиженно. — Признаю, порой в моем кабинете бывает беспорядок, но сейчас здесь все разворочено, книги все до единой на полу, и вообще…
В ответ Верджил весело хрюкнул. Но все же согласился заскочить и снять отпечатки пальцев.
Ага, заскочил. Он явился примерно через час в сопровождении того же парня из криминалистической лаборатории, которого я видел в доме Филлис.
Весь этот час я старался ни к чему не притрагиваться. А потому просто стоял, как пень, посреди комнаты и глазел на дикий бардак. Наконец я притомился, и поняв, что шериф не торопится, побрел вниз.
Ни Элмо, ни посетители аптеки не видели, чтобы кто-нибудь поднимался в мой кабинет. И никакого шума не слышали. Все лишь недоуменно пожимали плечами. И только Мельба, прихлопнув рыболовный бант на голове, объявила:
— Ой, Хаскелл, кажется, я слышала, как кто-то поднимается по вашей лестнице!
Мельба была жутко довольна собой. Однако почему-то ей не пришло в голову пойти и посмотреть, кто это.
— Теперь припоминаю, что шаги на лестнице сильно отличались от ваших, — задумчиво произнесла верная секретарша, поддергивая дымчатый рукав прозрачного платья. — Тот человек шел гораздо медленнее. Ну надо же, значит, он крался наверх, чтобы распотрошить ваш офис!
Я молча смотрел на нее. Ну, спасибо, Мельба, за помощь.
Из Элмо тоже вышел отличный помощник — братец не упустил случая напомнить, что я избрал слишком опасную профессию.
— Попомни мои слова, — он беспокойно почесал лысину. — Прибьют тебя, этим все и кончится!
А затем разразился краткой, но пылкой речью о полном чудес мире аптечного бизнеса. Я кивал, делая вид, что внимаю, ибо не хотел оскорблять родственника в лучших чувствах. Элмо был без ума от своего дела, но честно говоря, если бы мне пришлось выбирать между аптечным бизнесом и сырой могилой, то пусть уж меня лучше прибьют, как выразился братец.
Когда с рекламными речами было покончено, я вышел на улицу и поспешил на другую сторону, чтобы расспросить старичков — завсегдатаев скамеек. В отличие от посетителей аптеки, стариканы прекрасно помнили, что кто-то поднимался ко мне по лестнице.
Один из них, достопочтенный джентльмен лет восьмидесяти в зеленом рабочем комбинезоне, — морщин на лице у него было больше, чем линий в автомобильнои атласе, — был уверен, что взломщиком была дама. «Молоденькая курочка» — так он выразился. При этих словах обнаружилось, что у Атласа осталось всего три зуба. Два сверху, один снизу. Это никак не способствовало хорошей артикуляции.
Второй старичок — в линялых рабочих штанах и пожелтевшей майке, некогда белой — далеко обогнал Атласа в области зубных достижений. Рабочие Штаны был счастливым обладателем целых восьми зубов, трех сверху и пяти снизу. Этот внушительный комплект я заметил, когда он заквохтал, потешаясь над словами приятеля.
— Пффе! — воскликнул Рабочие Штаны. — Вовсе и не девица это была, а парнишка, светловолосый такой. — Слово «это» он произносил с буквой «х» впереди: «хэто». — Мои глаза не врут. Хэто был светловолосый парень.
Ага! По описанию смахивает на Уинзло. Может, он сказался сегодня больным как раз для того, чтобы навестить мой офис.
Рабочие Штаны поскреб седую щетину на подбородке и, щуря водянистые глаза, покосился в сторону моей конторы.
— А может, и черная у него была голова-то, — задумчиво протянул он.
Я молчал, пытаясь представить мужика с отвратительной черной головой. Потом, правда, сообразил, что Рабочие Штаны говорит о цвете волос. Если так, то речь идет о Бойде. Правда, у меня возникли большие сомнения: неужто можно перепутать блондина с брюнетом? Как, впрочем, и женщину с мужчиной?
Но оказалось можно, раз оба старичка умудрились это сделать. Рабочие Штаны ещё немного поскреб подбородок и добавил:
— Да, или черный, или белый. — Потом глубоко вздохнул и спросил у приятеля: — А может, рыжий?
Так! Теперь он, видимо, перепутал грабителя со мной.
Словом, они так и не пришли к окончательному выводу, кого видели у моих дверей. Оба, однако, сошлись на едином мнении: что у аптеки слишком густая тень.
— Ни черта не видно! — прошамкали они в один голос.
Напротив аптеки растет одно-единственное дерево, и тень его не дотягивается до входа в мою контору. Я кивнул и поблагодарил старичков за помощь. И тут же пожалел о содеянном. Они наградили меня широченными улыбками. Я неуверенно улыбнулся в ответ и пошел к себе.
Да, опрос свидетелей был на удивление результативным.
А через каких-то пятнадцать минут появился и Верджил.
Он вошел в кабинет, поправил ремень и угрюмо огляделся.
— Ну, что ж… Особых изменений я тут не вижу.
Море сочувствия!
Пока криминалист посыпал комнату порошком для снятия отпечатков, Верджил поведал (в качестве светской беседы), что, по словам следователя, смерть Филлис произошла между часом и тремя дня, и наступила в результате выстрелов из пистолета 38 калибра. Еще он сказал, что проверил версию Орвала насчет того, что его партнерша — та самая Фло.
— Я прослушал пленку целиком, и Орвал действительно произносит её имя несколько раз.
Это прозвучали так, будто к голове Верджила приставили ружье, чтобы заставить слушать кассету. Шериф отчаянно покраснел. Наверное, из-за того, что вынужден был совершить позорный поступок. Ну, меня на мякине не проведешь. Я не сомневался, что старина Верджил прослушал запись далеко не один раз. Черт возьми, да он наверняка может на память её продекламировать, дословно. Со всеми вздохами и хихиканьем в нужных местах.
Верджил сказал, что Орвал произносил имя Фло в основном к концу пленки, когда они немного поспорили насчет того, сколько Орвал, по мнению Фло, должен ей за хихиканье и некоторые другие таланты. Столковались на 150 долларах. Да, профессиональное хихиканье нынче дорогого стоит.
Я не мог избавиться от мысли о пустых вешалках в гардеробе бедняги Филлис.
Верджил рассказывал о споре Орвала и Фло совершенно беспристрастно. Словно мы вели разговор о погоде. Но когда речь зашла о взломе в моем кабинете, тон его переменился.
— И с чего это ты взял? — саркастически спросил шериф.
— Верджил, — сказал я немного обиженно. — Признаю, порой в моем кабинете бывает беспорядок, но сейчас здесь все разворочено, книги все до единой на полу, и вообще…
В ответ Верджил весело хрюкнул. Но все же согласился заскочить и снять отпечатки пальцев.
Ага, заскочил. Он явился примерно через час в сопровождении того же парня из криминалистической лаборатории, которого я видел в доме Филлис.
Весь этот час я старался ни к чему не притрагиваться. А потому просто стоял, как пень, посреди комнаты и глазел на дикий бардак. Наконец я притомился, и поняв, что шериф не торопится, побрел вниз.
Ни Элмо, ни посетители аптеки не видели, чтобы кто-нибудь поднимался в мой кабинет. И никакого шума не слышали. Все лишь недоуменно пожимали плечами. И только Мельба, прихлопнув рыболовный бант на голове, объявила:
— Ой, Хаскелл, кажется, я слышала, как кто-то поднимается по вашей лестнице!
Мельба была жутко довольна собой. Однако почему-то ей не пришло в голову пойти и посмотреть, кто это.
— Теперь припоминаю, что шаги на лестнице сильно отличались от ваших, — задумчиво произнесла верная секретарша, поддергивая дымчатый рукав прозрачного платья. — Тот человек шел гораздо медленнее. Ну надо же, значит, он крался наверх, чтобы распотрошить ваш офис!
Я молча смотрел на нее. Ну, спасибо, Мельба, за помощь.
Из Элмо тоже вышел отличный помощник — братец не упустил случая напомнить, что я избрал слишком опасную профессию.
— Попомни мои слова, — он беспокойно почесал лысину. — Прибьют тебя, этим все и кончится!
А затем разразился краткой, но пылкой речью о полном чудес мире аптечного бизнеса. Я кивал, делая вид, что внимаю, ибо не хотел оскорблять родственника в лучших чувствах. Элмо был без ума от своего дела, но честно говоря, если бы мне пришлось выбирать между аптечным бизнесом и сырой могилой, то пусть уж меня лучше прибьют, как выразился братец.
Когда с рекламными речами было покончено, я вышел на улицу и поспешил на другую сторону, чтобы расспросить старичков — завсегдатаев скамеек. В отличие от посетителей аптеки, стариканы прекрасно помнили, что кто-то поднимался ко мне по лестнице.
Один из них, достопочтенный джентльмен лет восьмидесяти в зеленом рабочем комбинезоне, — морщин на лице у него было больше, чем линий в автомобильнои атласе, — был уверен, что взломщиком была дама. «Молоденькая курочка» — так он выразился. При этих словах обнаружилось, что у Атласа осталось всего три зуба. Два сверху, один снизу. Это никак не способствовало хорошей артикуляции.
Второй старичок — в линялых рабочих штанах и пожелтевшей майке, некогда белой — далеко обогнал Атласа в области зубных достижений. Рабочие Штаны был счастливым обладателем целых восьми зубов, трех сверху и пяти снизу. Этот внушительный комплект я заметил, когда он заквохтал, потешаясь над словами приятеля.
— Пффе! — воскликнул Рабочие Штаны. — Вовсе и не девица это была, а парнишка, светловолосый такой. — Слово «это» он произносил с буквой «х» впереди: «хэто». — Мои глаза не врут. Хэто был светловолосый парень.
Ага! По описанию смахивает на Уинзло. Может, он сказался сегодня больным как раз для того, чтобы навестить мой офис.
Рабочие Штаны поскреб седую щетину на подбородке и, щуря водянистые глаза, покосился в сторону моей конторы.
— А может, и черная у него была голова-то, — задумчиво протянул он.
Я молчал, пытаясь представить мужика с отвратительной черной головой. Потом, правда, сообразил, что Рабочие Штаны говорит о цвете волос. Если так, то речь идет о Бойде. Правда, у меня возникли большие сомнения: неужто можно перепутать блондина с брюнетом? Как, впрочем, и женщину с мужчиной?
Но оказалось можно, раз оба старичка умудрились это сделать. Рабочие Штаны ещё немного поскреб подбородок и добавил:
— Да, или черный, или белый. — Потом глубоко вздохнул и спросил у приятеля: — А может, рыжий?
Так! Теперь он, видимо, перепутал грабителя со мной.
Словом, они так и не пришли к окончательному выводу, кого видели у моих дверей. Оба, однако, сошлись на едином мнении: что у аптеки слишком густая тень.
— Ни черта не видно! — прошамкали они в один голос.
Напротив аптеки растет одно-единственное дерево, и тень его не дотягивается до входа в мою контору. Я кивнул и поблагодарил старичков за помощь. И тут же пожалел о содеянном. Они наградили меня широченными улыбками. Я неуверенно улыбнулся в ответ и пошел к себе.
Да, опрос свидетелей был на удивление результативным.
А через каких-то пятнадцать минут появился и Верджил.
Он вошел в кабинет, поправил ремень и угрюмо огляделся.
— Ну, что ж… Особых изменений я тут не вижу.
Море сочувствия!
Пока криминалист посыпал комнату порошком для снятия отпечатков, Верджил поведал (в качестве светской беседы), что, по словам следователя, смерть Филлис произошла между часом и тремя дня, и наступила в результате выстрелов из пистолета 38 калибра. Еще он сказал, что проверил версию Орвала насчет того, что его партнерша — та самая Фло.
— Я прослушал пленку целиком, и Орвал действительно произносит её имя несколько раз.
Это прозвучали так, будто к голове Верджила приставили ружье, чтобы заставить слушать кассету. Шериф отчаянно покраснел. Наверное, из-за того, что вынужден был совершить позорный поступок. Ну, меня на мякине не проведешь. Я не сомневался, что старина Верджил прослушал запись далеко не один раз. Черт возьми, да он наверняка может на память её продекламировать, дословно. Со всеми вздохами и хихиканьем в нужных местах.
Верджил сказал, что Орвал произносил имя Фло в основном к концу пленки, когда они немного поспорили насчет того, сколько Орвал, по мнению Фло, должен ей за хихиканье и некоторые другие таланты. Столковались на 150 долларах. Да, профессиональное хихиканье нынче дорогого стоит.
Я не мог избавиться от мысли о пустых вешалках в гардеробе бедняги Филлис.
Верджил рассказывал о споре Орвала и Фло совершенно беспристрастно. Словно мы вели разговор о погоде. Но когда речь зашла о взломе в моем кабинете, тон его переменился.