Я глянул на Верджила, и он подтвердил мои подозрения измученным, исстрадавшимся взглядом. И, бесспорно, обвиняющим. О Господи! Верджил возлагал на меня вину за необходимость потратить часть ночи с рыдающей женщиной. Как будто я должен отвечать за то, что у Мейдин на месте слезных протоков водопроводные краны.
Чтобы не видеть Верджила, я отвел глаза и случайно посмотрел на Мейдин. Интересно, интересно: они с Джинни Сью тоже обменялись взглядами. Я не совсем понял, что они пытались друг другу сообщить, но когда Джинни Сью шла мимо сестры в кухню, та сочла необходимым воспользоваться голосовым способом коммуникации в довершение к зрительному.
— Не беспокойся, Джинни, — сказала Мейдин. — Я уже сказала Шерифу, что мы весь вечер провели вместе на этой милой вечеринке.
Милая вечеринка? Я взглянул на Джинни Сью. Разве она тоже играла в банко?
Я попытался вспомнить всех, кого там видел, но бесполезно. В голове у меня стоял туман, скрывший лица гостей. Я в который раз раскаялся, что не принимал всерьез происходящего и не запоминал деталей. Грызи теперь локти, дуралей.
— О, милейшая вечеринка, правда, сестрица? Ее устроила одна из самых гостеприимных хозяюшек здешних мест, Люси Белл Хейнс, — Мейдин уже обращалась как бы ко всем присутствующим. — Люси Белл родом из прекрасной семьи, она с юга приехала, знаете? Нам с Джинни просто безумно, безумно повезло, что нас пригласили, потому что мы с Люси Белл познакомились всего несколько недель назад в церкви, а её вечеринки — это что-то необычайно прелестное…
Бог мой, подумал я, да ведь это была просто вечеринка с игрой в банко. В устах Мейдин она превратилась по меньшей мере в президентский званый ужин. Верджил вытаращился на болтушку.
— Миссис Пакетт, я хотел бы поговорить с вашей сестрой немедленно, до того, как вы скажете ещё хотя бы слово. Понятно?
Наверное, ему стоило быть чуточку потактичнее. Он слишком явственно дал понять, что считает это попыткой подсказать Джинни Сью, какой версии она должна придерживаться.
Квадратный подбородок вдовы вздернулся, и она приняла оскорбленный вид. Как будто её несправедливо обвинили в жульничестве.
— Ну, разумеется, Шериф, как скажете. Я не хотела встревать не вовремя, просто до того расстроилась, что перестала отдавать отчет своим словам.
Пупсик, видимо, уловил тон хозяйки, потому что начал поскуливать и лихорадочно озираться в поисках какого-нибудь укрытия. Но поздно. Слезы побежали по лицу Мейдин, капая точнехонько ему на макушку. Черт меня подери, если эта женщина не умеет по желанию включать свой слезопровод. Вот настоящее актерское мастерство! Когда Пупсику на голову снова закапало, он взвыл.
Верджил, похоже, и сам готов был ему подвыть. Он явно стремился избавиться от присутствия плаксы, пока она не открыла клапаны до предела. И, конечно, не подсказала ещё что-нибудь своей сестренке. Мрачно обернувшись к Джинни Сью, он буркнул:
— Мисс Хестер, прошу следовать за мной…
Они скрылись в холле, но до нас донесся голос Джинни, звонкий, как колокольчик:
— Слушайте, шериф! Я же, кажется, ясно сказала: не Мисс, а Миз Хестер.
Я порадовался, что не стану свидетелем этого интервью.
Однако, радость мою омрачила необходимость провести ещё некоторое время с несравненной Мейдин. Как только шериф скрылся из виду, она подскочила ко мне и со сверкающими глазами прошипела:
— Вот видите, что вы наделали!
Пупсик мгновенно перестал стонать и поддержал хозяйку сдержанным рычанием.
Я отступил от неё в изумлении. Менее, чем за секунду она закрыла свои слезоточивые шлюзы. Единственным признаком недавнего водопада были влажные щеки.
— Если бы вы забрали этот дурацкий платок у Дуайта, когда я просила, этот идиот шериф не терзал бы меня и мою сестру с такой яростью. Меня за всю жизнь так не оскорбляли.
— Мейдин, шерифу все равно пришлось бы брать у вас показания.
— Но он бы со мной по-другому разговаривал. Видели бы вы, как он на меня смотрел! Как будто я — хладнокровная…
— Мейдин, — оборвал я её жалобы, — уверяю вас, шериф на всех так смотрит. На своего парикмахера он смотрит таким же взглядом, на меня он смотрит таким же…
Но Мейдин не слушала моих утешений.
— Это, между прочим, обидно! И виноваты во всем вы, и только вы!
Минуточку! Передо мной — женщина, которая называла своего покойного мужа засранцем, которая выключает слезы чуть быстрее, чем я закрываю кран в ванной, и которая не стесняется носить наряды, слишком откровенные даже для проститутки в Большом Городе. И она обвиняет меня в том, что её подозревают в убийстве мужа? Это что, шутка?
— Послушайте, в первую очередь вы должны пенять на того, кто оставил ваш платок на месте преступления, а я тут не при чем.
Мейдин раздраженно фыркнула.
— Я же говорю, это Дуайт. Сначала застрелился, а потом…
Тут я решил, что самое время сменить тему. Прочистив горло, я сказал:
— Кстати, Мейдин, что-то я не заметил Джинни Сью на вечеринке.
Мейдин тряхнула светлыми кудрями.
— А ещё детективом себя называете! Была она там, как это вы не заметили, была! Не верите мне — спросите хозяйку. Это прелестная, утонченная женщина…
Да, да, уже наслышаны. Прелестная, утонченная южанка из замечательной семьи, которая носит фартук с вышивкой «Банкомет». Ничего более утонченного и придумать невозможно.
Я и вправду намеревался побеседовать с Люси Белл Хейнс, однако докладывать о своих намерениях Мейдин не собирался. Я отмахнулся, как будто не хотел даже слушать об этом.
— Я вам и так верю, Мейдин. Раз вы говорите — Джинни Сью была там значит, действительно, была.
Может, я ошибаюсь, но мне почудилось, что по лицу собеседницы пробежала тень облегчения.
— Ну то-то, — сказала она.
Что бы это означало?
Тем не менее, она слегка успокоилась, а значит, можно задать ей парочку-другую вопросов.
— Мейдин, вы не знаете, кто мог желать смерти вашему мужу?
Наверное, мой вопрос застал её врасплох. Прежде, чем ответить, она долго мялась.
— Ну… э-м-м… нет, конечно! — и почесала Пупсика за ухом, но движения её показались мне немного нервозными.
Я наблюдал. Мейдин наверняка подумала о ком-то конкретном. Могу поклясться.
— Никто не мог затаить на него злобу? Он ни с кем не ругался за последнее время?
Не успел я договорить, а Мейдин уже качала головой. И даже успела сложить губы, чтобы произнести «нет», но вдруг передумала.
— Ну, вообще-то, Дуайт продавал подержанные машины.
Я вздернул бровь. Это в том смысле, что все торговцы подержанными автомобилями обычно умирают от пули в сердце?
Мейдин энергично чесала мокрую Пупсикову макушку.
— Я вдруг подумала: может, какой-нибудь недовольный клиент отомстил Дуайту таким образом.
Она проговорила это, невинно глядя мне в глаза, как будто всерьез. Будто сама верила, что Дуайт пал от руки какого-то жадины, который обнаружил, что мог в другом месте купить такую же машину на пару долларов дешевле.
Я нервно провел рукой по волосам.
— Мейдин, — голос мой был исполнен ангельского терпения. — А больше вам ничего не приходит на ум?
— Не-а, — на этот раз она ответила без малейших сомнений. — Больше ничего. Если, конечно, не считать Нолана, брата Дуайта. Нолан утверждал, что не возражает, если Дуайт унаследует всю землю и дом, но мало ли что можно сказать. Понимаете, что я имею в виду? Нужно же быть полным идиотом, чтобы не возражать, если после смерти вашего отца брату достается все, а вам — фиг с маслом, правда?
Здорово подано. Но, надо признаться, в словах Мейдин было зерно истины. По крайней мере, это более обещающая теория, чем с разгневанным клиентом. Ощущение, что Мейдин не до конца искренна, не пропало, зато в списке людей, с которыми я не прочь побеседовать, появилось ещё два кандидата — хозяйка вечеринки Люси Белл Хейнс и младший брат Дуайта Нолан.
Но, к сожалению, прежде мне предстоит объяснение с Верджилом. Когда я наконец услышал его шаги в прихожей, часовая стрелка перевалила за цифру три.
Следом за ним в столовую вошла Джинни Сью. Мейдин встретила её так, будто Верджил все это время пытал сестрицу раскаленным железом.
— О, Джинни, бедняжечка, ну как ты себя чувствуешь? — у Мейдин, как ни странно, глаза были снова на мокром месте. — О, милая, — голос её предательски дрожал, — это было ужасно, да?
Не желая досматривать представление, Верджил молча сделал мне жест в сторону кухни. Со стороны было похоже, что он ловит попутку. Это называется, меня официально пригласили. Без лишних слов я последовал за ним.
Разговор наш долго не продлился. Я довольно быстро иссяк. Особо не о чем было рассказывать. После чего Верджил захлопнул блокнот, испустил коронный вздох, по тяжести претендующий на место в книге Гиннеса, и молча уставился на меня.
— Итак, — протянул он, наглядевшись, — ты снова влип. Значит, ты подвязался работать телохранителем у Мейдин Пакетт.
Я к тому времени уже порядком устал. Может, поэтому не мог смотреть в глаза шерифу. И уставился на обложку его блокнота. Дурак дураком.
— Послушайте, — сказал я блокноту, — я просто ездил за Мейдин весь день и наблюдал. Вот что я делал. Честное благородное.
Верджил чудовищно долго молчал. Сидел, как и я уставившись на дурацкую обложку.
Стояла такая тишина, что я слышал его дыхание. Это он нарочно, чтобы у меня мурашки по коже забегали.
— Верджил, — наконец родил я, — если вы мне не верите, могу предъявить фотографии.
Нет, все-таки вечно у меня язык вперед паровоза бежит. Представьте себе, Верджил вздохнул печальнее, чем раньше. Хотя, казалось бы, это выходит за пределы человеческих возможностей.
— Твое телохранительство включало фотосъемки?
Я с трудом выдавил:
— Да, Верджил. — Потом оторвал взгляд от блокнота и добавил, глядя ему прямо в глаза: — Включало.
Ответом мне был вздох, что же еще. Длиннее и громче, чем прежние. Откидываясь на спинку стула, шериф сказал:
— Хаскелл, если выяснится, что ты кого-то покрываешь, родственные чувства не помешают мне упечь твою задницу за решетку. Это так же верно, что завтра взойдет солнце.
Вообще-то, солнце должно взойти часа черед три, но поправлять его я не решился.
— Никого я, Верджил, не покрываю, — а сам подумал: разве что себя самого. Хоть убейте, не хотелось рассказывать, для чего меня наняли. Пусть лучше считает меня преступником, чем кретином. Натянуто улыбнувшись ему, я поднялся.
Верджил не вернул мне даже намека на улыбку.
Я до того утомился, что проходя мимо столовой, где сидели Мейдин и Джинни Сью, даже не притормозил. Парочка увлеченно перешептывалась, но у меня не осталось сил даже подслушать.
Миновав гостиную, я краем глаза углядел, что Хорас до сих пор возится с бедным Дуайтом. Но и на этот раз не остановился. Прошел к входной двери мимо Гантерманов, и прямой наводкой — к своей машине. До дому я ехал десять минут, и умудрился дважды задремать за рулем. Даже истерический вой Рипа не пробудил меня. Я заволок его наверх, и едва добравшись до постели, рухнул и отрубился.
Не могу сказать, что утро я встретил бодро. Еще бы, всего четыре часа проспал. Я накормил пса, отнес его в сад и обратно и приготовил себе гигантский стакан Кока-колы, надеясь, что от холода и кофеина у меня откроются глаза. Как бы не так.
Не помог и душ. Я выдул ещё один стакан Коки по дороге на работу, но все равно глаза у меня поневоле слезились и щурились. Я был такой сонный, что чуть не забыл сказать Мельбе, что пришел. Но вовремя заметил ее: она стояла перед секцией со сладостями. Видимо, ей предстояло сделать нелегкий выбор между «Milky Way» и огромной коробкой «M&M's». На тщательное взвешивание всех «за» и «против» около этих полок у Мельбы обычно и уходит большая часть рабочего дня.
Сладости Элмо расположил специально поближе к витрине: чтобы клиент, пожаловавший за лекарствами, поневоле прошел мимо этой заманчивой выставки, от которой у всякого слюнки потекут. Задумка оказалась верна: с тех пор, как секцию передвинули к окну, продажа сладостей увеличилась более чем вдвое.
Думаю, Элмо преследовал ещё одну цель: убрать приманку как можно дальше от лакомки Мельбы. Однако, эта часть плана прошла далеко не так успешно, как первая. Мельба не перестала отвлекаться от работы, просто теперь у неё уходило на это больше времени.
Я зашел в аптеку, и обогнув стойки с комиксами, направился к тому месту, где неподвижно стояла наша секретарша, погруженная в задумчивость.
— Мельба, — позвал я, — для меня нет сообщений?
Она подняла глаза, но, как ни странно, ответила не сразу. Ее внимание привлекло что-то над моим левым плечом. Судя по направлению её взгляда, я догадался, что это «что-то» находится снаружи, прямо напротив входа в аптеку. Я тоже хотел обернуться, но Мельба схватила меня за рукав.
— Хаскелл!
Я даже испугался, так неожиданно громко прозвучал её голос, и отпрянул на шаг.
— Что?
Под моим взглядом Мельба неожиданно потеряла мысль и замолчала, не зная, что сказать. Она посмотрела сначала на меня, потом на пол, и затем на потолок. Наконец, взгляд её вернулся к тому месту, где и был с самого начала. К полке со сладостями.
— Э-э, Хаскелл, а вы знали, э-э, что вон те шоколадки «Карамелло» дико вкусные? — она потянулась, взяла одну и покрутила у меня перед носом.
Я стоял, открыв рот.
— И ради этого вы на меня так заорали?
Мельба пожала плечами.
— Я подумала, что вам это будет интересно узнать.
Она говорила таким тоном, чтобы я устыдился. Чего только? Того, что не интересуюсь её мнением по поводу качества шоколадок «Карамелло»?
— Господи, ну спасибо, Мельба. Я непременно приму это к сведению.
Признаюсь, у меня промелькнула мысль, что её пятеро детей наконец сделали то, чего ожидал от них весь город. Я решил, что монстры окончательно свели мамочку с ума.
И она начала подтверждать мои опасения, снова уставясь на что-то выше моего левого плеча. Мне эти игры надоели. И пока она не до конца утратила способность связно говорить, я поспешил вырвать у неё ответ на мой вопрос.
— Так что же, Мельба, никто мне не звонил?
Взгляд её скользнул по мне, и Мельба затараторила:
— Э-э, Хаскелл, гхм, не поговорить ли нам возле моего стола?
— Вы записали мои сообщения?
— Ну, э-э, да, — пухлое лицо секретарши делалось все страннее и страннее. — Вот-вот, верно-верно. Точно, я там записала сообщения, именно там…
И все это время она не сводила глаз с того, что было ей видно над моим левым плечом снаружи, и её маленькие глазки делались все больше и больше.
Мне самому не терпелось повернуться к этому таинственному «что-то». Но я понимал, что как только начну поворачиваться, Мельба снова меня сцапает. Поэтому как можно быстрее отступил и освободился от её цепкой руки. И обернулся. И посмотрел. Сначала я увидел только темноволосую женщину в строгом синем костюме, стоящую очень близко к парню, с ног до головы одетому в черное. Но в следующий миг я осознал, кто это. Боже мой, это была Имоджин. Помните, моя девушка. И Рэнди Харнед. Помните, напыщенный кретин? И когда до меня дошло, чем они занимаются, на меня накатила внезапная слабость, как будто током дернуло.
Одно из двух: или Рэнди делал ей искусственное дыхание в вертикальном положении, или они целовались. Целовались — на Главной Улице, на глазах у всего города!
Глава 9
Чтобы не видеть Верджила, я отвел глаза и случайно посмотрел на Мейдин. Интересно, интересно: они с Джинни Сью тоже обменялись взглядами. Я не совсем понял, что они пытались друг другу сообщить, но когда Джинни Сью шла мимо сестры в кухню, та сочла необходимым воспользоваться голосовым способом коммуникации в довершение к зрительному.
— Не беспокойся, Джинни, — сказала Мейдин. — Я уже сказала Шерифу, что мы весь вечер провели вместе на этой милой вечеринке.
Милая вечеринка? Я взглянул на Джинни Сью. Разве она тоже играла в банко?
Я попытался вспомнить всех, кого там видел, но бесполезно. В голове у меня стоял туман, скрывший лица гостей. Я в который раз раскаялся, что не принимал всерьез происходящего и не запоминал деталей. Грызи теперь локти, дуралей.
— О, милейшая вечеринка, правда, сестрица? Ее устроила одна из самых гостеприимных хозяюшек здешних мест, Люси Белл Хейнс, — Мейдин уже обращалась как бы ко всем присутствующим. — Люси Белл родом из прекрасной семьи, она с юга приехала, знаете? Нам с Джинни просто безумно, безумно повезло, что нас пригласили, потому что мы с Люси Белл познакомились всего несколько недель назад в церкви, а её вечеринки — это что-то необычайно прелестное…
Бог мой, подумал я, да ведь это была просто вечеринка с игрой в банко. В устах Мейдин она превратилась по меньшей мере в президентский званый ужин. Верджил вытаращился на болтушку.
— Миссис Пакетт, я хотел бы поговорить с вашей сестрой немедленно, до того, как вы скажете ещё хотя бы слово. Понятно?
Наверное, ему стоило быть чуточку потактичнее. Он слишком явственно дал понять, что считает это попыткой подсказать Джинни Сью, какой версии она должна придерживаться.
Квадратный подбородок вдовы вздернулся, и она приняла оскорбленный вид. Как будто её несправедливо обвинили в жульничестве.
— Ну, разумеется, Шериф, как скажете. Я не хотела встревать не вовремя, просто до того расстроилась, что перестала отдавать отчет своим словам.
Пупсик, видимо, уловил тон хозяйки, потому что начал поскуливать и лихорадочно озираться в поисках какого-нибудь укрытия. Но поздно. Слезы побежали по лицу Мейдин, капая точнехонько ему на макушку. Черт меня подери, если эта женщина не умеет по желанию включать свой слезопровод. Вот настоящее актерское мастерство! Когда Пупсику на голову снова закапало, он взвыл.
Верджил, похоже, и сам готов был ему подвыть. Он явно стремился избавиться от присутствия плаксы, пока она не открыла клапаны до предела. И, конечно, не подсказала ещё что-нибудь своей сестренке. Мрачно обернувшись к Джинни Сью, он буркнул:
— Мисс Хестер, прошу следовать за мной…
Они скрылись в холле, но до нас донесся голос Джинни, звонкий, как колокольчик:
— Слушайте, шериф! Я же, кажется, ясно сказала: не Мисс, а Миз Хестер.
Я порадовался, что не стану свидетелем этого интервью.
Однако, радость мою омрачила необходимость провести ещё некоторое время с несравненной Мейдин. Как только шериф скрылся из виду, она подскочила ко мне и со сверкающими глазами прошипела:
— Вот видите, что вы наделали!
Пупсик мгновенно перестал стонать и поддержал хозяйку сдержанным рычанием.
Я отступил от неё в изумлении. Менее, чем за секунду она закрыла свои слезоточивые шлюзы. Единственным признаком недавнего водопада были влажные щеки.
— Если бы вы забрали этот дурацкий платок у Дуайта, когда я просила, этот идиот шериф не терзал бы меня и мою сестру с такой яростью. Меня за всю жизнь так не оскорбляли.
— Мейдин, шерифу все равно пришлось бы брать у вас показания.
— Но он бы со мной по-другому разговаривал. Видели бы вы, как он на меня смотрел! Как будто я — хладнокровная…
— Мейдин, — оборвал я её жалобы, — уверяю вас, шериф на всех так смотрит. На своего парикмахера он смотрит таким же взглядом, на меня он смотрит таким же…
Но Мейдин не слушала моих утешений.
— Это, между прочим, обидно! И виноваты во всем вы, и только вы!
Минуточку! Передо мной — женщина, которая называла своего покойного мужа засранцем, которая выключает слезы чуть быстрее, чем я закрываю кран в ванной, и которая не стесняется носить наряды, слишком откровенные даже для проститутки в Большом Городе. И она обвиняет меня в том, что её подозревают в убийстве мужа? Это что, шутка?
— Послушайте, в первую очередь вы должны пенять на того, кто оставил ваш платок на месте преступления, а я тут не при чем.
Мейдин раздраженно фыркнула.
— Я же говорю, это Дуайт. Сначала застрелился, а потом…
Тут я решил, что самое время сменить тему. Прочистив горло, я сказал:
— Кстати, Мейдин, что-то я не заметил Джинни Сью на вечеринке.
Мейдин тряхнула светлыми кудрями.
— А ещё детективом себя называете! Была она там, как это вы не заметили, была! Не верите мне — спросите хозяйку. Это прелестная, утонченная женщина…
Да, да, уже наслышаны. Прелестная, утонченная южанка из замечательной семьи, которая носит фартук с вышивкой «Банкомет». Ничего более утонченного и придумать невозможно.
Я и вправду намеревался побеседовать с Люси Белл Хейнс, однако докладывать о своих намерениях Мейдин не собирался. Я отмахнулся, как будто не хотел даже слушать об этом.
— Я вам и так верю, Мейдин. Раз вы говорите — Джинни Сью была там значит, действительно, была.
Может, я ошибаюсь, но мне почудилось, что по лицу собеседницы пробежала тень облегчения.
— Ну то-то, — сказала она.
Что бы это означало?
Тем не менее, она слегка успокоилась, а значит, можно задать ей парочку-другую вопросов.
— Мейдин, вы не знаете, кто мог желать смерти вашему мужу?
Наверное, мой вопрос застал её врасплох. Прежде, чем ответить, она долго мялась.
— Ну… э-м-м… нет, конечно! — и почесала Пупсика за ухом, но движения её показались мне немного нервозными.
Я наблюдал. Мейдин наверняка подумала о ком-то конкретном. Могу поклясться.
— Никто не мог затаить на него злобу? Он ни с кем не ругался за последнее время?
Не успел я договорить, а Мейдин уже качала головой. И даже успела сложить губы, чтобы произнести «нет», но вдруг передумала.
— Ну, вообще-то, Дуайт продавал подержанные машины.
Я вздернул бровь. Это в том смысле, что все торговцы подержанными автомобилями обычно умирают от пули в сердце?
Мейдин энергично чесала мокрую Пупсикову макушку.
— Я вдруг подумала: может, какой-нибудь недовольный клиент отомстил Дуайту таким образом.
Она проговорила это, невинно глядя мне в глаза, как будто всерьез. Будто сама верила, что Дуайт пал от руки какого-то жадины, который обнаружил, что мог в другом месте купить такую же машину на пару долларов дешевле.
Я нервно провел рукой по волосам.
— Мейдин, — голос мой был исполнен ангельского терпения. — А больше вам ничего не приходит на ум?
— Не-а, — на этот раз она ответила без малейших сомнений. — Больше ничего. Если, конечно, не считать Нолана, брата Дуайта. Нолан утверждал, что не возражает, если Дуайт унаследует всю землю и дом, но мало ли что можно сказать. Понимаете, что я имею в виду? Нужно же быть полным идиотом, чтобы не возражать, если после смерти вашего отца брату достается все, а вам — фиг с маслом, правда?
Здорово подано. Но, надо признаться, в словах Мейдин было зерно истины. По крайней мере, это более обещающая теория, чем с разгневанным клиентом. Ощущение, что Мейдин не до конца искренна, не пропало, зато в списке людей, с которыми я не прочь побеседовать, появилось ещё два кандидата — хозяйка вечеринки Люси Белл Хейнс и младший брат Дуайта Нолан.
Но, к сожалению, прежде мне предстоит объяснение с Верджилом. Когда я наконец услышал его шаги в прихожей, часовая стрелка перевалила за цифру три.
Следом за ним в столовую вошла Джинни Сью. Мейдин встретила её так, будто Верджил все это время пытал сестрицу раскаленным железом.
— О, Джинни, бедняжечка, ну как ты себя чувствуешь? — у Мейдин, как ни странно, глаза были снова на мокром месте. — О, милая, — голос её предательски дрожал, — это было ужасно, да?
Не желая досматривать представление, Верджил молча сделал мне жест в сторону кухни. Со стороны было похоже, что он ловит попутку. Это называется, меня официально пригласили. Без лишних слов я последовал за ним.
Разговор наш долго не продлился. Я довольно быстро иссяк. Особо не о чем было рассказывать. После чего Верджил захлопнул блокнот, испустил коронный вздох, по тяжести претендующий на место в книге Гиннеса, и молча уставился на меня.
— Итак, — протянул он, наглядевшись, — ты снова влип. Значит, ты подвязался работать телохранителем у Мейдин Пакетт.
Я к тому времени уже порядком устал. Может, поэтому не мог смотреть в глаза шерифу. И уставился на обложку его блокнота. Дурак дураком.
— Послушайте, — сказал я блокноту, — я просто ездил за Мейдин весь день и наблюдал. Вот что я делал. Честное благородное.
Верджил чудовищно долго молчал. Сидел, как и я уставившись на дурацкую обложку.
Стояла такая тишина, что я слышал его дыхание. Это он нарочно, чтобы у меня мурашки по коже забегали.
— Верджил, — наконец родил я, — если вы мне не верите, могу предъявить фотографии.
Нет, все-таки вечно у меня язык вперед паровоза бежит. Представьте себе, Верджил вздохнул печальнее, чем раньше. Хотя, казалось бы, это выходит за пределы человеческих возможностей.
— Твое телохранительство включало фотосъемки?
Я с трудом выдавил:
— Да, Верджил. — Потом оторвал взгляд от блокнота и добавил, глядя ему прямо в глаза: — Включало.
Ответом мне был вздох, что же еще. Длиннее и громче, чем прежние. Откидываясь на спинку стула, шериф сказал:
— Хаскелл, если выяснится, что ты кого-то покрываешь, родственные чувства не помешают мне упечь твою задницу за решетку. Это так же верно, что завтра взойдет солнце.
Вообще-то, солнце должно взойти часа черед три, но поправлять его я не решился.
— Никого я, Верджил, не покрываю, — а сам подумал: разве что себя самого. Хоть убейте, не хотелось рассказывать, для чего меня наняли. Пусть лучше считает меня преступником, чем кретином. Натянуто улыбнувшись ему, я поднялся.
Верджил не вернул мне даже намека на улыбку.
Я до того утомился, что проходя мимо столовой, где сидели Мейдин и Джинни Сью, даже не притормозил. Парочка увлеченно перешептывалась, но у меня не осталось сил даже подслушать.
Миновав гостиную, я краем глаза углядел, что Хорас до сих пор возится с бедным Дуайтом. Но и на этот раз не остановился. Прошел к входной двери мимо Гантерманов, и прямой наводкой — к своей машине. До дому я ехал десять минут, и умудрился дважды задремать за рулем. Даже истерический вой Рипа не пробудил меня. Я заволок его наверх, и едва добравшись до постели, рухнул и отрубился.
Не могу сказать, что утро я встретил бодро. Еще бы, всего четыре часа проспал. Я накормил пса, отнес его в сад и обратно и приготовил себе гигантский стакан Кока-колы, надеясь, что от холода и кофеина у меня откроются глаза. Как бы не так.
Не помог и душ. Я выдул ещё один стакан Коки по дороге на работу, но все равно глаза у меня поневоле слезились и щурились. Я был такой сонный, что чуть не забыл сказать Мельбе, что пришел. Но вовремя заметил ее: она стояла перед секцией со сладостями. Видимо, ей предстояло сделать нелегкий выбор между «Milky Way» и огромной коробкой «M&M's». На тщательное взвешивание всех «за» и «против» около этих полок у Мельбы обычно и уходит большая часть рабочего дня.
Сладости Элмо расположил специально поближе к витрине: чтобы клиент, пожаловавший за лекарствами, поневоле прошел мимо этой заманчивой выставки, от которой у всякого слюнки потекут. Задумка оказалась верна: с тех пор, как секцию передвинули к окну, продажа сладостей увеличилась более чем вдвое.
Думаю, Элмо преследовал ещё одну цель: убрать приманку как можно дальше от лакомки Мельбы. Однако, эта часть плана прошла далеко не так успешно, как первая. Мельба не перестала отвлекаться от работы, просто теперь у неё уходило на это больше времени.
Я зашел в аптеку, и обогнув стойки с комиксами, направился к тому месту, где неподвижно стояла наша секретарша, погруженная в задумчивость.
— Мельба, — позвал я, — для меня нет сообщений?
Она подняла глаза, но, как ни странно, ответила не сразу. Ее внимание привлекло что-то над моим левым плечом. Судя по направлению её взгляда, я догадался, что это «что-то» находится снаружи, прямо напротив входа в аптеку. Я тоже хотел обернуться, но Мельба схватила меня за рукав.
— Хаскелл!
Я даже испугался, так неожиданно громко прозвучал её голос, и отпрянул на шаг.
— Что?
Под моим взглядом Мельба неожиданно потеряла мысль и замолчала, не зная, что сказать. Она посмотрела сначала на меня, потом на пол, и затем на потолок. Наконец, взгляд её вернулся к тому месту, где и был с самого начала. К полке со сладостями.
— Э-э, Хаскелл, а вы знали, э-э, что вон те шоколадки «Карамелло» дико вкусные? — она потянулась, взяла одну и покрутила у меня перед носом.
Я стоял, открыв рот.
— И ради этого вы на меня так заорали?
Мельба пожала плечами.
— Я подумала, что вам это будет интересно узнать.
Она говорила таким тоном, чтобы я устыдился. Чего только? Того, что не интересуюсь её мнением по поводу качества шоколадок «Карамелло»?
— Господи, ну спасибо, Мельба. Я непременно приму это к сведению.
Признаюсь, у меня промелькнула мысль, что её пятеро детей наконец сделали то, чего ожидал от них весь город. Я решил, что монстры окончательно свели мамочку с ума.
И она начала подтверждать мои опасения, снова уставясь на что-то выше моего левого плеча. Мне эти игры надоели. И пока она не до конца утратила способность связно говорить, я поспешил вырвать у неё ответ на мой вопрос.
— Так что же, Мельба, никто мне не звонил?
Взгляд её скользнул по мне, и Мельба затараторила:
— Э-э, Хаскелл, гхм, не поговорить ли нам возле моего стола?
— Вы записали мои сообщения?
— Ну, э-э, да, — пухлое лицо секретарши делалось все страннее и страннее. — Вот-вот, верно-верно. Точно, я там записала сообщения, именно там…
И все это время она не сводила глаз с того, что было ей видно над моим левым плечом снаружи, и её маленькие глазки делались все больше и больше.
Мне самому не терпелось повернуться к этому таинственному «что-то». Но я понимал, что как только начну поворачиваться, Мельба снова меня сцапает. Поэтому как можно быстрее отступил и освободился от её цепкой руки. И обернулся. И посмотрел. Сначала я увидел только темноволосую женщину в строгом синем костюме, стоящую очень близко к парню, с ног до головы одетому в черное. Но в следующий миг я осознал, кто это. Боже мой, это была Имоджин. Помните, моя девушка. И Рэнди Харнед. Помните, напыщенный кретин? И когда до меня дошло, чем они занимаются, на меня накатила внезапная слабость, как будто током дернуло.
Одно из двух: или Рэнди делал ей искусственное дыхание в вертикальном положении, или они целовались. Целовались — на Главной Улице, на глазах у всего города!
Глава 9
Когда я впервые увидел мою бывшую жену Клодзиллу в чужих объятиях, я повел себя как набитый дурак. Случилось это на рождественской вечеринке у моих соседей. Около полуночи до меня вдруг дошло, что я довольно давно не видел свою женушку. И я, как последний идиот, отправился на её поиски, бегая из комнаты в комнату по этому большому, просторному кирпичному ранчо.
И наконец отыскал. Клодзилла и муж её лучшей подруги прямо-таки влипли друг в друга — где бы вы думали? — в подвале, в комнате для стирки белья. И ваш покорный слуга подошел к своей супруге, и схватив её за плечо, спросил:
— Какого черта ты тут делаешь?
Как будто с того прекрасного дня, когда она позволила мне её поцеловать, прошло столько времени, что я успел позабыть, как вообще поцелуй выглядит. После того, как я задал Клодзилле наиглупейший вопрос, я сотворил ещё большую глупость. Вцепился в парня, оторвал его от своей женушки, и врезал кулаком прямо по губам.
На той неделе он точно никого больше не целовал.
Подло, правда? Признаю. На несколько дней я отключил этому мужику поцелуйный аппарат, и в течение следующего года беспокоился, что он заявится мне мстить. Клодзилла же все это время убеждала меня, что я видел вовсе не то, что видел, но где тут логика, скажите, пожалуйста?
Теперь же, глядя на Рэнди и Имоджин, я не испытывал ни малейшего желания подойти к ним. Мне было неохота слушать, как Имоджин станет оправдываться. И лупить Рэнди мне тоже не хотелось. А хотелось мне только одного — сесть в машину и поехать домой. Лечь в кровать, натянуть на голову одеяло и притвориться, что сегодня ещё не наступило. А ещё притвориться, что я не чувствую себя так, будто меня лягнула в живот лошадь.
Мельба смотрела на меня с таким выражением, будто минуту назад позвонил мой врач и сказал, что я смертельно болен. Я откашлялся.
— Мельба, — сказал я, удивляясь, что голос мой спокоен, как никогда. Последний раз спрашиваю: есть для меня сообщения?
Маленькие глазки Мельбы стали совсем круглыми. Она покачала головой.
— Нет, — и снова взгляд её скользнул над моим плечом.
— О'кей, — сказал я, не отрывая глаз от её круглого лица. — Меня некоторое время не будет. Если кто-нибудь позвонит, оставь, пожалуйста, сообщение.
— Конечно, конечно, — жалостливо пробормотала она.
— Не волнуйтесь, Мельба, со мной все в порядке, — я постарался придать голосу веселость, но, боюсь, вышло это довольно искусственно. Мельба, понятное дело, встревожилась ещё больше.
Я собрался выйти с черного хода, обойти аптеку сзади и незамеченным добраться до места, где оставил машину. Не самый короткий путь, зато безопасный. Никто меня не заметит.
Но Мельба просто так меня не хотела отпускать.
— Хаскелл!
Не имело смысла прикидываться, что не слышу — я не успел сделать и двух шагов. Пришлось обернуться.
— Если вам это поможет, то знайте: я смотрела с самого начала. По-моему, он застал Имоджин врасплох.
— Принимайте для меня сообщения, ладно? — хрипло сказал я и сделал ещё шаг, но вновь был остановлен.
— Хаскелл!
Я вздохнул и опять повернул голову.
— Вообще-то, я не думаю, что Рэнди Харнед такой уж красавчик.
Я молчал. Понятное дело, Мельба старалась меня утешить. Но ей это плохо удавалось.
— Мельба, — пробормотал я. — Мы потом поговорим, ладно? — и бросился к двери черного хода.
Я не позволял себе задуматься о том, что сейчас видел. Как будто образ целующейся Имоджин я на время запрятал в укромное местечко, чтобы на досуге вынуть и разглядеть как следует. Я обошел аптеку, сел в машину и завел двигатель. И тут понял, что не знаю, куда ехать. Так, дайте подумать. Вчера я собирался немного поболтать с хозяйкой банко-вечеринки. Посмотрим, видел ли там кто-нибудь двух милых сестричек.
Кратчайший путь до дома Люси Белл лежал по Главной Улице. Мимо аптеки. Посему я решил двинуться самой длинной дорогой. До недавнего времени эта дорога была не так уж и плоха. Но с некоторых пор определенная часть округа Крейтон обзавелась городским водоснабжением.
Эта самая определенная часть не включала дом вашего покорного слуги, зато нападению водопроводной лихорадки подверглись некоторые из боковых улочек, параллельных Главной. Та, по которой я поехал, оказалась в их числе. Она была изгрызена вдоль глубокими, уродливыми траншеями, по краям которых громоздились длинные отрезки труб, ожидающих страшной участи быть закопанными. Грязи на этой несчастной дороге было столько, сколько я за всю жизнь не встречал, — как по обочинам, так и под колесами.
Слышал я, что за удовольствие подключить свой дом к этой трубе нужно было платить три тысячи долларов! Глядя на эту грязь, мне пришел на ум более легкий способ финансировать весь этот водопроводный проект. Нужно только огородить веревками несколько самых удобных для проезда улиц и устроить посреди них ринг для грязевой борьбы. Уверен, что народ сбежится со всего округа и согласится платить большие деньги, чтобы поглядеть, как их полураздетые сограждане будут копошиться в скользком месиве.
Но поскольку Пиджин-Форк расположился как раз прямиком посреди так называемого Библейского пояса, [6]то, думаю, было бы не слишком мудро с моей стороны выдвинуть эту идею на ближайшем городском собрании. Иначе меня, как говорится, забросают грязью. Кстати, меня-таки забрасывало грязью всю дорогу. Постоянный звук шлеп-шлеп-шлеп о дно машины преследовал меня до самой бревенчатой хижины. Звук не прекратился даже когда я свернул на шоссе № 11 и помчался прочь от города. Шоссе № 11 покрыто асфальтом, и никаких ям и траншей вдоль него не нарыто. Однако, шлепанье преследовало меня и дальше. Наверное, это отваливалась налипшая грязь. Или же кто-то не видимый мне бежал впереди и швырял грязь под новенькие покрышки моего пикапа.
Спустя десять грязевых минут я стучал в дверь бревенчатого коттеджа. Открывшую мне женщину я узнал тотчас же. Это была та самая высокая леди, которая разносила «Ка на Пэ» на подносе. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что она как минимум лет на десять старше, чем я вчера предположил, разглядывая её в телеобъектив. Люси Белл Хейнс было за пятьдесят.
Сегодня её темные, без намека на седину, волосы не были стянуты в пучок, а болтались хвостом. Вместо фартука с надписью «Банкомет» на ней был тренировочный костюм и резиновые перчатки, а в руке она держала ковровый шампунь-спрей. Да, прелестная и утонченная, как охарактеризовала её Мейдин.
Люси Белл продемонстрировала это, едва открыв дверь.
— Чего!? — прорычала она.
Тон её был настолько враждебным и злобным, что я на секунду опешил. Господи! Она что, брала уроки дурного поведения у Джинни Сью? Глубоко вздохнув, я одарил её солнечной улыбкой.
— Миссис Хейнс? Я — Хаскелл Блевинс, и…
Улыбка была растрачена впустую.
— Слушай, ты, — перчатка метнула в мою сторону брызги, — если ты что-то продаешь, то мне ничего не надобно. И дел у меня по горло, — дверь начала закрываться.
Захлопнутая перед носом дверь для меня не новость. В шестом классе, пытаясь заработать на велосипед, я продавал по домам семена. Клюнул на рекламное объявление на задней обложке комикса — и вот я уже в семенном бизнесе. Это было с самого начала безнадежное предприятие. Чтобы собрать на велосипед, я должен был продать столько семян, что хватило бы засеять всю Латинскую Америку. Более того, большинство семян, которые мне всучили для распродажи, не пользовались спросом в таких маленьких городах, как наш. Растения типа кольраби и баклажан, например. В общем, единственное, что я вынес из этого семенного приключения — это умение быстро подставлять ногу под захлопываемую дверь.
Это примерно то же, что научиться плавать — никогда потом не разучишься. Моя нога оказалась в дверном проеме Люси Белл прежде чем я успел понять, что делаю.
— Я ничего не продаю. Я расследую убийство.
Забавно. Стоит произнести слово «убийство» — и внимание собеседника в вашем полном распоряжении. Люси Белл перестала давить на дверь и уставилась на меня, не скрывая интереса.
— Убийство Пакетта?
Теперь настала моя очередь вытаращиться на нее. Слишком рано, чтобы событие попало в Пиджин-Форк Газетт, и тем не менее, Люси уже в курсе. В который раз я восхитился скоростью распространения слухов.
— Вы об этом знаете?
Люси Белл небрежно махнула ковровым шампунем.
— Да кто не знает, вы мне скажите!
Я кивнул. Действительно. Уже прошло больше девяти часов с тех пор, как найдено тело Дуайта. Все население вплоть до Луисвиля наверняка знает об этом во всех подробностях. Иногда я удивляюсь, зачем Пиджин-Форку вообще нужна газета.
— Ну что ж, тогда вы, наверное, догадываетесь, почему я хотел бы с вами побеседовать.
Люси Белл кивнула.
— Из-за того, что Мейдин была у меня вчера на вечеринке. Я только об этом узнала — сразу поняла, что ко мне непременно пожалует представитель закона. — Она открыла дверь нараспашку и сделала мне пригласительный жест шампунем. — Я знала, что вы все захотите взять у меня показания.
Я не стал медлить, но честно говоря, слова хозяйки немного меня смутили. Ведь я не был официальным представителем закона, как она изволила изящно выразиться. И обязан в этом признаться. Если вздумаешь выдавать себя за полицейского — недолго и в тюрьму угодить. Я припомнил слова Верджила о том, что несмотря на родственные чувства, он упечет мою задницу за решетку. Не было у меня ни малейшего желания проверять это заявление на деле.
Пока я шел за Люси Белл в гостиную, она говорила через плечо:
— Я, знаете, не из сплетниц, вам это каждый скажет, но раз это официально, думаю, делать нечего. Придется дать вам показания. Хотя и не хотелось мне совать нос в чужие дела.
Я вздохнул. Похоже, она мне ни слова не скажет, если я ей признаюсь. Пусть что хочет, то и думает.
— Простите, что сразу вас не признала, — продолжала она. — Ведь ваша фотография была во всех газетах, правильно? Вы тогда, кажется, поймали какого-то преступника.
И наконец отыскал. Клодзилла и муж её лучшей подруги прямо-таки влипли друг в друга — где бы вы думали? — в подвале, в комнате для стирки белья. И ваш покорный слуга подошел к своей супруге, и схватив её за плечо, спросил:
— Какого черта ты тут делаешь?
Как будто с того прекрасного дня, когда она позволила мне её поцеловать, прошло столько времени, что я успел позабыть, как вообще поцелуй выглядит. После того, как я задал Клодзилле наиглупейший вопрос, я сотворил ещё большую глупость. Вцепился в парня, оторвал его от своей женушки, и врезал кулаком прямо по губам.
На той неделе он точно никого больше не целовал.
Подло, правда? Признаю. На несколько дней я отключил этому мужику поцелуйный аппарат, и в течение следующего года беспокоился, что он заявится мне мстить. Клодзилла же все это время убеждала меня, что я видел вовсе не то, что видел, но где тут логика, скажите, пожалуйста?
Теперь же, глядя на Рэнди и Имоджин, я не испытывал ни малейшего желания подойти к ним. Мне было неохота слушать, как Имоджин станет оправдываться. И лупить Рэнди мне тоже не хотелось. А хотелось мне только одного — сесть в машину и поехать домой. Лечь в кровать, натянуть на голову одеяло и притвориться, что сегодня ещё не наступило. А ещё притвориться, что я не чувствую себя так, будто меня лягнула в живот лошадь.
Мельба смотрела на меня с таким выражением, будто минуту назад позвонил мой врач и сказал, что я смертельно болен. Я откашлялся.
— Мельба, — сказал я, удивляясь, что голос мой спокоен, как никогда. Последний раз спрашиваю: есть для меня сообщения?
Маленькие глазки Мельбы стали совсем круглыми. Она покачала головой.
— Нет, — и снова взгляд её скользнул над моим плечом.
— О'кей, — сказал я, не отрывая глаз от её круглого лица. — Меня некоторое время не будет. Если кто-нибудь позвонит, оставь, пожалуйста, сообщение.
— Конечно, конечно, — жалостливо пробормотала она.
— Не волнуйтесь, Мельба, со мной все в порядке, — я постарался придать голосу веселость, но, боюсь, вышло это довольно искусственно. Мельба, понятное дело, встревожилась ещё больше.
Я собрался выйти с черного хода, обойти аптеку сзади и незамеченным добраться до места, где оставил машину. Не самый короткий путь, зато безопасный. Никто меня не заметит.
Но Мельба просто так меня не хотела отпускать.
— Хаскелл!
Не имело смысла прикидываться, что не слышу — я не успел сделать и двух шагов. Пришлось обернуться.
— Если вам это поможет, то знайте: я смотрела с самого начала. По-моему, он застал Имоджин врасплох.
— Принимайте для меня сообщения, ладно? — хрипло сказал я и сделал ещё шаг, но вновь был остановлен.
— Хаскелл!
Я вздохнул и опять повернул голову.
— Вообще-то, я не думаю, что Рэнди Харнед такой уж красавчик.
Я молчал. Понятное дело, Мельба старалась меня утешить. Но ей это плохо удавалось.
— Мельба, — пробормотал я. — Мы потом поговорим, ладно? — и бросился к двери черного хода.
Я не позволял себе задуматься о том, что сейчас видел. Как будто образ целующейся Имоджин я на время запрятал в укромное местечко, чтобы на досуге вынуть и разглядеть как следует. Я обошел аптеку, сел в машину и завел двигатель. И тут понял, что не знаю, куда ехать. Так, дайте подумать. Вчера я собирался немного поболтать с хозяйкой банко-вечеринки. Посмотрим, видел ли там кто-нибудь двух милых сестричек.
Кратчайший путь до дома Люси Белл лежал по Главной Улице. Мимо аптеки. Посему я решил двинуться самой длинной дорогой. До недавнего времени эта дорога была не так уж и плоха. Но с некоторых пор определенная часть округа Крейтон обзавелась городским водоснабжением.
Эта самая определенная часть не включала дом вашего покорного слуги, зато нападению водопроводной лихорадки подверглись некоторые из боковых улочек, параллельных Главной. Та, по которой я поехал, оказалась в их числе. Она была изгрызена вдоль глубокими, уродливыми траншеями, по краям которых громоздились длинные отрезки труб, ожидающих страшной участи быть закопанными. Грязи на этой несчастной дороге было столько, сколько я за всю жизнь не встречал, — как по обочинам, так и под колесами.
Слышал я, что за удовольствие подключить свой дом к этой трубе нужно было платить три тысячи долларов! Глядя на эту грязь, мне пришел на ум более легкий способ финансировать весь этот водопроводный проект. Нужно только огородить веревками несколько самых удобных для проезда улиц и устроить посреди них ринг для грязевой борьбы. Уверен, что народ сбежится со всего округа и согласится платить большие деньги, чтобы поглядеть, как их полураздетые сограждане будут копошиться в скользком месиве.
Но поскольку Пиджин-Форк расположился как раз прямиком посреди так называемого Библейского пояса, [6]то, думаю, было бы не слишком мудро с моей стороны выдвинуть эту идею на ближайшем городском собрании. Иначе меня, как говорится, забросают грязью. Кстати, меня-таки забрасывало грязью всю дорогу. Постоянный звук шлеп-шлеп-шлеп о дно машины преследовал меня до самой бревенчатой хижины. Звук не прекратился даже когда я свернул на шоссе № 11 и помчался прочь от города. Шоссе № 11 покрыто асфальтом, и никаких ям и траншей вдоль него не нарыто. Однако, шлепанье преследовало меня и дальше. Наверное, это отваливалась налипшая грязь. Или же кто-то не видимый мне бежал впереди и швырял грязь под новенькие покрышки моего пикапа.
Спустя десять грязевых минут я стучал в дверь бревенчатого коттеджа. Открывшую мне женщину я узнал тотчас же. Это была та самая высокая леди, которая разносила «Ка на Пэ» на подносе. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что она как минимум лет на десять старше, чем я вчера предположил, разглядывая её в телеобъектив. Люси Белл Хейнс было за пятьдесят.
Сегодня её темные, без намека на седину, волосы не были стянуты в пучок, а болтались хвостом. Вместо фартука с надписью «Банкомет» на ней был тренировочный костюм и резиновые перчатки, а в руке она держала ковровый шампунь-спрей. Да, прелестная и утонченная, как охарактеризовала её Мейдин.
Люси Белл продемонстрировала это, едва открыв дверь.
— Чего!? — прорычала она.
Тон её был настолько враждебным и злобным, что я на секунду опешил. Господи! Она что, брала уроки дурного поведения у Джинни Сью? Глубоко вздохнув, я одарил её солнечной улыбкой.
— Миссис Хейнс? Я — Хаскелл Блевинс, и…
Улыбка была растрачена впустую.
— Слушай, ты, — перчатка метнула в мою сторону брызги, — если ты что-то продаешь, то мне ничего не надобно. И дел у меня по горло, — дверь начала закрываться.
Захлопнутая перед носом дверь для меня не новость. В шестом классе, пытаясь заработать на велосипед, я продавал по домам семена. Клюнул на рекламное объявление на задней обложке комикса — и вот я уже в семенном бизнесе. Это было с самого начала безнадежное предприятие. Чтобы собрать на велосипед, я должен был продать столько семян, что хватило бы засеять всю Латинскую Америку. Более того, большинство семян, которые мне всучили для распродажи, не пользовались спросом в таких маленьких городах, как наш. Растения типа кольраби и баклажан, например. В общем, единственное, что я вынес из этого семенного приключения — это умение быстро подставлять ногу под захлопываемую дверь.
Это примерно то же, что научиться плавать — никогда потом не разучишься. Моя нога оказалась в дверном проеме Люси Белл прежде чем я успел понять, что делаю.
— Я ничего не продаю. Я расследую убийство.
Забавно. Стоит произнести слово «убийство» — и внимание собеседника в вашем полном распоряжении. Люси Белл перестала давить на дверь и уставилась на меня, не скрывая интереса.
— Убийство Пакетта?
Теперь настала моя очередь вытаращиться на нее. Слишком рано, чтобы событие попало в Пиджин-Форк Газетт, и тем не менее, Люси уже в курсе. В который раз я восхитился скоростью распространения слухов.
— Вы об этом знаете?
Люси Белл небрежно махнула ковровым шампунем.
— Да кто не знает, вы мне скажите!
Я кивнул. Действительно. Уже прошло больше девяти часов с тех пор, как найдено тело Дуайта. Все население вплоть до Луисвиля наверняка знает об этом во всех подробностях. Иногда я удивляюсь, зачем Пиджин-Форку вообще нужна газета.
— Ну что ж, тогда вы, наверное, догадываетесь, почему я хотел бы с вами побеседовать.
Люси Белл кивнула.
— Из-за того, что Мейдин была у меня вчера на вечеринке. Я только об этом узнала — сразу поняла, что ко мне непременно пожалует представитель закона. — Она открыла дверь нараспашку и сделала мне пригласительный жест шампунем. — Я знала, что вы все захотите взять у меня показания.
Я не стал медлить, но честно говоря, слова хозяйки немного меня смутили. Ведь я не был официальным представителем закона, как она изволила изящно выразиться. И обязан в этом признаться. Если вздумаешь выдавать себя за полицейского — недолго и в тюрьму угодить. Я припомнил слова Верджила о том, что несмотря на родственные чувства, он упечет мою задницу за решетку. Не было у меня ни малейшего желания проверять это заявление на деле.
Пока я шел за Люси Белл в гостиную, она говорила через плечо:
— Я, знаете, не из сплетниц, вам это каждый скажет, но раз это официально, думаю, делать нечего. Придется дать вам показания. Хотя и не хотелось мне совать нос в чужие дела.
Я вздохнул. Похоже, она мне ни слова не скажет, если я ей признаюсь. Пусть что хочет, то и думает.
— Простите, что сразу вас не признала, — продолжала она. — Ведь ваша фотография была во всех газетах, правильно? Вы тогда, кажется, поймали какого-то преступника.