Маккаммон Роберт. Жизнь мальчишки (История невинности и зла)

   - Упадет где-то между нами и Юнион-Тауном, - заключил Донни. Его голова склонилась вбок, лицо было угрюмым, а волосы казались скользкими и сальными, как от бриллиантина. - Падает-то как, сукин сын!
   Между Зефиром и Юнион-Тауном лежало примерно восемь миль холмов, лесов и болот, через которые пробиралась река Текумса. "Это все станет территорией марсиан, если вторжение произойдет," - подумал я - и почувствовал, что все мои мозговые извилины гудели словно пожарная тревога. Я взглянул на Бена: его глаза, казалось, вылезали из орбит от прущего изнутри чистого страха. Единственной вещью, о которой я смог подумать при взгляде на огненный шар у нас над головами, была голова в виде стеклянной чаши, с щупальцами и дьявольским лицом слегка восточно-азиатского типа. Я едва смог сделать шаг настолько ослабели у меня ноги.
   - Эй, Сэм? - голос Донни был низким и тягучим, к тому же он продолжал жевать зубочистку. - Как насчет того, чтобы отыскать эту штуковину? - Он повернулся к мистеру Сирсу. Его нос был плоским, словно когда-то его вбили внутрь огромным кулаком. - Что скажешь на это, Сэм?
   - Ага! - ответил он. - Отлично, мы поохотимся за ней там! Найдем место, где она свалится!
   - Нет, Сэм! - сказала миссис Сирс. В ее голосе заметно ощущалась нотка мольбы. - Останься сегодня со мной и с мальчиками!
   - Это же комета, Элизабет! - объяснил он, ухмыльнувшись. - Часто ли тебе приходилось охотиться за кометами?
   - Пожалуйста, Сэм, - она схватила его за предплечье. - Останься с нами. Хорошо? - Я видел, как сжались ее пальцы.
   - Ну же! - Челюстные мускулы Донни сокращались, когда он пожевывал зубочистку. - Мы теряем время...
   - Да! Время уходит, Элизабет! - мистер Сирс убрал ее руку. - Я только возьму куртку! - он помчался по ступенькам, затем через веранду в дом. Не успела стеклянная дверь захлопнуться, как Бен побежал вслед за отцом.
   Мистер Сирс направился в спальню, которую они делили вместе с женой, открыл шкаф, взял коричневую поплиновую куртку и натянул ее на себя. Потом дотянулся до самой верхней полки шкафа, его рука стала нащупывать что-то под красным одеялом. Когда мистер Сирс вытащил оттуда руку, Бен вошел в комнату и успел заметить блеск металла в пальцах своего отца.
   Бен прекрасно понял, что это было. Он знал, для чего это предназначалось.
   - Папа? - позвал он. - Пожалуйста, останься дома...
   - Эх, парень! - его отец обернулся к нему и усмехнулся, а потом засунул металлический предмет внутрь куртки и застегнул ее на молнию. - Я собираюсь вместе с мистером Блэйлоком посмотреть, где упадет эта комета. Долго не задержусь, и потому не хочу слышать никаких возражений...
   Бен встал в дверном проходе, между комнатой и внешним миром, куда так стремился сейчас его отец. Он словно бы преграждал ему путь в огромный мир по ту сторону двери. Его глаза были мокрыми и испуганными:
   - Могу я пойти вместе с тобой, пап?
   - Нет, Бен. Не в этот раз. Мне надо спешить...
   - Разреши мне пойти с тобой. Ладно? Я не буду мешать. Хорошо?
   - Нет, сынок, - мистер Сирс поднял руку и похлопал Бена по плечу. - Ты должен остаться здесь вместе с мамой и Кори. - Хотя Бен упрямо стоял посреди дороги, отец легонько отодвинул его рукой. - Будь же хорошим мальчиком, Бен...
   Бен сделал еще одну попытку задержать отца, схватив его за пальцы и пытаясь остановить:
   - Не ходи, папочка! - закричал он. - Не ходи! Ну пожалуйста, не ходи!
   - Бен, не веди себя как малое дитя. Дай мне пройти, сынок...
   - Нет, мистер, - ответил Бен. Влага из глаз стекала вниз по его пухлым щекам. - Не дам...
   - Я только посмотрю, где упадет комета. Я всего лишь отлучусь ненадолго...
   - Если ты уйдешь.., если ты сейчас уйдешь, - горло Бена было напряженным от переживаний и эмоций, поэтому он с трудом выдавливал из себя слова. - То вернешься измененным...
   - Идем же, Сэм! - закричал с веранды Донни Блэйлок. - Время не ждет.
   - Бен? - строго обратился к мальчику мистер Сирс. - Я иду с мистером Блэйлоком. Веди себя как мужчина. - Он высвободил свои пальцы, и Бен уставился на него с выражением отчаяния и страха в глазах. Его отец провел рукой по стриженным волосам сына. - Я принесу тебе от нее кусочек, хорошо, тигренок?
   - Не ходи, - выдавил из себя рыдающий тигр.
   Его отец повернулся к нему спиной и направился к стеклянной двери веранды, за которой его ждал Донни Блэйлок. Я по-прежнему стоял вместе с миссис Сирс во дворе и наблюдал за последними секундами полета пылающего нечто над поверхностью земли. Миссис Сирс сказала:
   - Сэм? Не делай этого, - однако голос ее оказался настолько слабым, что с ним не посчитались, попросту не заметив его. Мистер Сирс ничего не сказал жене, а направился вслед за своим приятелем к темно-синему "Чеви", припаркованному у обочины. На месте антенны свисал какой-то непонятный отросток, а вся правая задняя часть машины была сильно помятой. Донни Блэйлок ударил ногой по колесу, потом уселся за руль, а мистер Сирс разместился с ним рядом. "Чеви" завелся с таким звуком, словно выпалила пушка, выпустив при этом густой черный выхлоп. Когда машина тронулась с места, я услышал смех мистера Сирса, словно он только что рассказал очередной анекдот про священника. Донни Блэйлок, похоже, вовсю давил на педаль газа, потому что шины визжали, пока машина выбиралась к началу Дирман-стрит.
   Потом я снова взглянул в сторону запада и увидел, как пылающий предмет исчез где-то за холмами, покрытыми лесами и всяческой другой растительностью. Сияние этого предмета билось в темноте словно ритмично сокращавшееся сердце. Оно падало на землю в каком-то диком и глухом месте. К тому же, здесь в окрестностях и в помине не было песка. Я подумал, что марсианам предстоит тяжелая работенка - пробиваться под землей через толщу грязи и корней сорняков и деревьев.
   Я услышал, как хлопнула дверь, повернулся и увидел Бена, стоявшего на веранде. Он вытирал глаза тыльной стороной ладони, затем уставился на дорогу через Дирман-стрит, словно мог следить за движением "Чеви", но к тому времени машина уже свернула направо, на улицу Шэнтак, и исчезла с глаз.
   Где-то вдалеке, возможно, в Братоне, собаки продолжали скулить и лаять. Миссис Сирс сделала глубокий и длительный выдох, а потом обратилась к нам с Беном:
   - Пойдемте в дом, - проговорила она с видимым трудом.
   Глаза Бена были все еще затуманены слезами, но он уже не плакал. Казалось, ни у кого уже не было желания заканчивать нашу партию в скрабл. Миссис Сирс снова обратилась к нам:
   - Почему бы вам не поиграть в твоей комнате, Бен? - И он медленно кивнул, глаза его смотрели так, словно он только что получил тяжелейший удар по голове. Миссис Сирс пошла на кухню, где включила воду. В комнате Бена я сел прямо на пол, разглядывая вкладыши о Гражданской Войне, а Бен застыл у окна.
   Я мог с уверенностью сказать, что он страдает. Прежде я никогда еще не видел его в таком состоянии, и мне следовало хоть что-то сказать.
   - Не беспокойся, - сказал я Бену. - Это не марсиане. Просто метеор, вот и все...
   Он не ответил.
   - Метеор - это всего лишь большой раскаленный камень, - продолжал я свою успокоительную тираду. - Внутри него нет никаких марсиан...
   Бен хранил молчание. Его все еще одолевали мысли.
   - С твоим отцом все будет в порядке, он вернется, - продолжал я успокаивать Бена.
   Бен заговорил, голосом, ужасным в своем спокойствии:
   - Он вернется, но вернется измененным.
   - Нет, это не так. Слушай.., там же было всего лишь кино. Оно было снято режиссером... - Я подумал, что говорю так потому, что и сам пытаюсь избавиться от чего-то в своей душе, и это казалось одновременно болезненным, жалостливым и приятным. - Слушай, ведь на самом деле не существует такой машины, которая вырезала бы марсианские знаки на шее у людей; нет на самом деле огромной марсианской головы в стеклянном шлеме. Все это выдумано создателями фильма. Не нужно этого бояться. Понимаешь?
   - Он вернется измененным, - упрямо повторил Бен.
   Я продолжал пытаться говорить с ним, но ничто из того, что я произносил, не могло заставить его поверить во что-то другое. Миссис Сирс вошла в комнату, и ее глаза тоже выглядели какими-то опухшими и потускневшими, как и у Бена. Однако ей удалось бодро улыбнуться, и улыбка эта словно бритвой резанула по моему сердцу. Она сказала:
   - Кори? Не хочешь ли ты первым принять ванну?
   Мистер Сирс к десяти часам, когда его жена выключила в комнате Бена свет, так и не появился дома. Я лежал рядом с Беном под накрахмаленной простыней и прислушивался к звукам ночи. Несколько собак еще переговаривались друг с другом то тут, то там, вероятно обмениваясь впечатлениями о прошедшем дне, и всякий раз Тампер при этом тихо рычал что-то в ответ.
   - Бен? - прошептал я. - Ты не спишь? - Он ничего не ответил, но по прерывистости его дыхания я понял, что он не спал. - Не волнуйся, - сказал я. - Ладно?
   Он перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку.
   Наконец меня понесло по волнам сна. Удивительно, но мой сон не был связан ни с марсианами, ни с зияющими ранами на чьих-то облюбованных марсианами шеях. В моем сновидении мой отец плыл к тонущему автомобилю, но когда его голова погружалась под воду, то больше уже не всплывала на поверхность. Я стоял на красном утесе перед озером и звал его, пока Лэнни не подошла ко мне словно белый туман и не взяла мою руку в свою влажную ладонь. И когда она повела меня прочь от озера, я услышал, как где-то вдали меня звала мама, а на лесной опушке стояла фигура в плаще, полы которого развевались на ветру.
   Резкий толчок разбудил меня.
   Я открыл глаза, мое сердце бешено колотилось. Что-то разбилось, и звук этот заполнил мое сознание, проник внутрь моей головы. Все огни были еще погашены, снаружи по-прежнему царствовала ночь. Я протянул руку и дотронулся до Бена, который все еще лежал рядом со мной. Он тяжело вздохнул, словно мое прикосновение до смерти напугало его. Я услышал рокот двигателя и выглянул в окно в сторону Дирман-стрит, чтобы увидеть задние огни "Чеви" Донни Блэйлока, отъезжающего прочь от дома.
   Дверь веранды, догадался я. Ее стук и разбудил меня.
   - Бен? - глухо сказал я, мой язык еле ворочался от еще не ушедшего полностью сна. - Твой папа пришел домой!
   Что-то грохнуло у входной двери. Казалось, что от этого удара весь дом задрожал.
   - Сэм? - это был голос миссис Сирс, несколько визгливый. - Сэм?
   Я выскользнул из кровати, но Бен по-прежнему лежал. Думаю, он просто смотрел в потолок. Я прошел в темноте по коридору, доски пола скрипели под моими ногами. В темноте я наткнулся на миссис Сирс, которая стояла как раз там, где был проход из коридора в большую комнату. Света нигде не было.
   Я услышал ужасное хриплое дыхание.
   Это был звук, который, как я думал, могли бы издавать марсиане, когда их инопланетные легкие вдыхали бы земной воздух.
   - Сэм? - спросила миссис Сирс. - Я здесь...
   - Здесь? - ответил хрипловатый голос. - Здесь.., здесь.., мать твою.., прямо здесь...
   Это был голос мистера Сирса, да, без сомнения это был его голос, но он несколько отличался от его обычного голоса. Он был какой-то измененный. В нем не чувствовалось ни капли юмора, как бывало обычно, когда он поздно приходил домой или рассказывал свои любимые анекдоты про священников и монахов. Сейчас он был таким же натужным, как звук трубы.
   - Сэм, сейчас я включу свет...
   Клик, клик...
   И вот он показался из темноты.
   Мистер Сирс на четвереньках стоял на полу, крепко упираясь всеми своими конечностями в дощатый пол, склонив голову так, что одна его щека терлась о ковер. Его лицо казалось каким-то непомерно раздутым и мокрым, глаза провалились куда-то в мясистые складки. Правое плечо на куртке было запачкано землей, точно так же были запачканы и джинсы, словно он много раз падал в лесу. Он моргнул на свет, серебристая слюна повисла на нижней губе.
   - Где она? - спросил он. - Ты ее видишь?
   - Она.., возле твоей правой руки...
   Его левая рука начала шарить по полу.
   - Проклятая лгунья, - проговорил он вдруг.
   - У другой руки, Сэм, - устало сказала миссис Сирс.
   Его правая рука двинулась в сторону металлического предмета, лежавшего возле нее. Это оказалась фляга с виски, которую он нащупал пальцами и подкатил к себе поближе.
   Затем он поднялся на колени и посмотрел на жену. На лице его проступила свирепость, он стал каким-то злым.
   - Не смей ничего мне говорить, - пробормотал он. - Не смей открывать этот дерзкий губастый рот...
   Я отступил по коридору назад. С меня достаточно было видения чудовища, выползавшего из своей прежней кожи.
   Мистер Сирс попытался подняться на ноги. Он схватился за стол, с которого так и не было убрано после нашей игры в скрабл, и буквы рассыпались по полу, образовав мешанину гласных и согласных. Потом ему все-таки удалось подняться на ноги, отвинтить крышечку фляги и приложиться к горлышку.
   - Ступай в кровать, Сэм, - сказала миссис Сирс; это было произнесено без какого-либо нажима и силы, словно она достаточно хорошо знала, что должно было за этим последовать.
   - Ступай в кровать! - грубо передразнил он. - Ступай в кровать! - его губы скривились. - Я не хочу в кровать, ты, толстожопая корова!
   Я увидел, как миссис Сирс задрожала, словно ее хлестнули кнутом. Рука ее потянулась ко рту:
   - О... Сэм, - зарыдала она, и по дому разнеслись ужасные звуки.
   Я еще немного отошел назад. А потом мимо меня прошел Бен в зеленой пижаме, лицо его было непроницаемым, свободным от всякого выражения, однако по щекам у него текли слезы.
   Это было похуже, чем в кино о чудовищах. Эти ужасы не соскакивают с экрана или со страниц книг, а внезапно приходят в дом, запутывая все и переворачивая вверх дном, ухмыляясь при этом, обладая обликом того, кого вы очень и очень любите. Я был уверен, что в этот момент Бен скорее был бы согласен взглянуть в лицо стеклянноголового марсианина, протягивающего к нему щупальцы, чем смотреть в покрасневшие пьяные глаза своего отца.
   - А-а, Бенни, мальчик! - сказал мистер Сирс. Он пошатнулся и схватился за спинку стула. - Ха, ты знаешь, что с тобой произошло? Знаешь, что? Твоя лучшая часть так и осталась в том рваном презервативе, вот что случилось!
   Бен замер рядом с матерью. Какие бы чувства ни обуревали его сейчас, на его лице их не было видно. Он наверняка знал, что именно это и должно было в итоге произойти, догадался я. Бен отлично знал, что если его отец отправлялся куда-нибудь с Донни Блэйлоком, он всегда приходил домой измененным, но отнюдь не марсианами, а каким-нибудь самодельным пойлом.
   - Вы оба классно смотритесь. Только посмотрите на себя, - мистер Сирс сделал попытку завинтить крышку фляги, но ему не удалось даже приложить ее к нужному месту. - Стоите там, открыв ваши дерзкие рты. И ты находишь это забавным, мой мальчик, а?
   - Нет, мистер...
   - Да, ты находишь это забавным! Ты ждешь не дождешься момента, чтобы посмеяться надо мной и рассказать всем об этом, разве не так? Где этот парень Мэкинсонов? Э-э-эй! - он заметил меня, стоявшего сзади в коридоре, и я вздрогнул. - Ты можешь сказать этому проклятому молочнику, твоему отцу, пусть отправляется прямиком в ад, к чертям собачьим. Слышишь меня?
   Я кивнул, и его внимание переместилось в сторону от моей персоны. Это было вовсе не тем, что в действительности хотел говорить мистер Сирс. Грубым и кровожадным сделала его фляга, которая выкручивала и давила изнутри его душу до тех пор, пока голос его не начал кричать об освобождении.
   - Что ты там сказала? - он пристально посмотрел на миссис Сирс, его веки набухли и отяжелели. - Что ты сейчас говоришь?
   - Я.., я ничего не говорила.
   Он бросился на нее как разъяренный бык. Миссис Сирс закричала и отступила назад, но он схватил ее одной рукой за полы халата, отведя другую руку, с флягой, назад, словно собирался ударить ее по лицу.
   - Да-а, ты сказала! - закричал он с ликованием. - И не заговаривай мне зубы!!
   - Папочка, нет! - взмолился Бен и, обхватив обеими руками бедра отца, повис на них всем своим весом. Так все и застыло, момент растянулся: мистер Сирс, собирающийся ударить свою жену; я, стоящий в шоке в коридоре; Бен, схвативший отца за ноги. Впечатляющая немая сцены.
   Губы миссис Сирс задрожали. Обращаясь к фляге, которая изготовилась стукнуть ее по лицу, она проговорила:
   - Я.., сказала.., что мы оба любим тебя и что.., мы хотим, чтобы ты был счастлив. Вот и все, - слезы тонкими струйками потекли у нее из глаз. - Вот и все. Просто счастлив...
   Он ничего не сказал. Глаза его закрылись, а потом он с явным усилием открыл их.
   - Счастлив, - прошептал он. Теперь Бен зарыдал, его лицо уткнулось в бедро отца, костяшки пальцев побелели от напряжения. Мистер Сирс опустил руку и отпустил халат жены. - Счастлив. Вот видишь, я счастлив. Посмотри, как я улыбаюсь...
   Лицо его при этом не изменилось.
   Он стоял, тяжело и прерывисто дыша, рука с зажатой в ней флягой бессильно повисла вдоль бока. Сначала он повернулся в одну сторону, потом в другую, но, казалось, так и не смог решить, какой путь избрать.
   - Почему бы тебе не сесть, Сэм? - спросила миссис Сирс. Она шмыгнула и вытерла мокрый нос. - Хочешь, я помогу тебе, а?
   - Да... Помоги, - он утвердительно кивнул.
   Бен отпустил его, а миссис Сирс повела мужа к стулу. Он бессильно плюхнулся на него, словно был не человеком, а огромным ворохом грязного белья. Затем посмотрел на противоположную стену, и рот его приоткрылся. Она пододвинула другой стул и села рядом с мужем. В комнате витало ощущение, будто только что прошла гроза. Она могла, конечно, еще вернуться, может быть, несколькими ночами позже, но сейчас она ушла.
   - Мне кажется, - он остановился, словно бы потерял нить того, о чем он собирался сказать, и несколько раз моргнул, отыскивая нужные слова. - Мне кажется, я веду себя не очень хорошо, - наконец проговорил он.
   Миссис Сирс осторожно положила себе на плечо его голову. Он крепко зажмурил глаза, грудь его приподнялась, а потом он начал плакать, и я вышел из их дома прямо в ночь, одетый в одну пижаму, потому что это было для меня слишком тяжело - продолжать оставаться, чужаку, в такую минуту в доме при виде их личной боли. Я уселся на ступеньках веранды. Тампер обежал вокруг меня и уселся рядом, а потом лизнул мою руку. Я почувствовал, что оказался очень далеко от своего дома, хотя наши улицы располагались почти рядом.
   Бен знал. Какая смелость наверняка понадобилась ему, чтобы лгать, притворяясь в постели спящим. Он знал об этом, когда далеко заполночь хлопнула входная дверь, когда захватчик, находившийся прежде внутри фляги, смог попасть в дом. Знание этого и безысходное ожидание наверняка приносили Бену невероятные мучения и страдания.
   Через некоторое время Бен тоже вышел наружу и уселся со мной на ступеньках. Он спросил, все ли у меня в порядке, и я ответил, что да. Я спросил его, все ли у него в порядке, и он ответил мне то же самое. Я поверил ему. Он научился жить со всем этим, и хотя все это было ужасно, он справлялся с этим так, как только мог.
   - У моего папы бывают такие периоды, - объяснил он. - Иногда он говорит очень плохие вещи, но ничего не может с собой поделать...
   Я кивнул в знак понимания.
   - Он не думал так, когда говорил о твоем отце. Ты не должен ненавидеть его, слышишь?
   - Нет, - согласился я. - Я понимаю и не виню его.
   - Ты ведь не ненавидишь меня, а?
   - Нет, - ответил я ему. - Я никого не ненавижу, я всех люблю.
   - Ты действительно хороший друг, - сказал Бен и положил руку на мое плечо, потом обнял меня.
   Миссис Сирс вышла и принесла нам плед. Он был красным. Мы сидели там и смотрели, как звезды медленно изменяли свое положение на небе, и совсем скоро начали щебетать первые предвестники утра - птицы.
   За завтраком у нас была горячая овсяная каша и булочки с клубникой. Миссис Сирс сказала, что мистер Сирс еще спит и, вероятно, проспит большую часть дня, и не буду ли я так любезен, чтобы попросить свою маму позвонить ей, чтобы они могли побеседовать. Одевшись и упаковав в ранец все свои вещи, я поблагодарил миссис Сирс за радушный прием и за великолепное угощение, а Бен сказал, что встретится со мной в школе завтра. Он проводил меня до моего велосипеда, и мы поговорили немного о нашей бейсбольной команде младшей лиги, которая скоро должна была начать выступать. Бейсбольные соревнования начинались как раз в это время года.
   Никогда больше между собой мы не упоминали о том фильме, о марсианах, замышляющих покорить Землю город за городом, семью за семьей. Потому что оба мы уже сталкивались с захватчиком лицом к лицу.
   Было воскресное утро. Я ехал к дому, а когда оглядывался в сторону тупика, которым оканчивалась Дирман-стрит, мой друг все еще стоял там и махал мне рукой...
   Глава 4. Осы на Пасху Метеор, как выяснилось, при падении из космического пространства должен был сгореть почти без остатка. Сосны занялись огнем там, куда он упал, но к вечеру в воскресенье пошел дождь, который и расправился с огнем. В понедельник утром, когда в школе прозвенел звонок на уроки, дождь все еще шел, и шел потом в течение всего серого дня. На следующее воскресенье была Пасха, и мама говорила, что надеется, вопреки предсказаниям синоптиков, что дождь не испортит праздничного пасхального шествия, которое обычно устраивалось на Мерчантс-стрит.
   Рано утром в Страстную Пятницу, где-то с шести или около того, в Зефире обычно начинался парад несколько иного свойства. Он начинался в Братоне возле маленького каркасного дома, окрашенного бордовой, а также всевозможными оттенками оранжевой, красной и золотистой красок. Процессия, состоящая обычно из негров-мужчин в черных костюмах и в белых рубашках, с галстуками, начинала свой путь от того дома, сопровождаемая некоторым количеством женщин и детей в траурных одеяниях, шедших в хвосте колонны. Двое мужчин несли барабаны и отбивали на них медленный мерный ритм в такт своим шагам. Процессия держала путь через железнодорожные пути, затем к центру города по Мерчантс-стрит, но во время этого хода никто между собой не разговаривал. С тех пор как это стало регулярным событием, проводившимся в Страстную Пятницу каждый год, многие жители Зефира торопились покинуть свои дома, чтобы постоять на тротуаре и понаблюдать за происходящим, причем именно среди белых представителей человеческой популяции наблюдался повышенный интерес ко всем событиям такого рода. Моя мама была одним из таких любопытствующих наблюдателей, а папа как правило в такое время был на работе. Я обычно тоже ходил с ней, потому что меня захватывало происходящее там, как и любого другого человека, стоявшего в этой толпе.
   Три негра, которые возглавляли процессию, несли в руках дерюжные мешки. Вокруг их шей, свисая поверх галстуков, болтались ожерелья из янтарных бусин, костей цыплят и раковин речных мидий. На этот раз в Страстную Пятницу улицы были мокрыми и моросил противный дождь, однако участники этого шествия шли без зонтиков. Они не разговаривали друг с другом, а также не заговаривали во время хода ни с кем из зрителей, теми из них, кто набирался нахальства заговорить с ними. Где-то в центре этого шествия я увидел мистера Лайтфута, но он, хотя знал в нашем городе все белые лица, не смотрел ни направо, ни налево, уставив взгляд строго перед собой в затылок мужчины, который шел в процессии перед ним. Маркус Лайтфут, внесший неоценимый вклад в дело сближения общин Братона и Зефира, был мастером на все руки, способным починить любую вещь, которую когда-либо изобретал мозг человека, и обладал умением заниматься вообще любой работой не покладая рук. Я узнал мистера Денниса, работавшего сторожем в начальной школе. Узнал миссис Велведайн, что работала в столовой при нашей церкви, и узнал миссис Перл из пекарни на Мерчантс-стрит, которая всегда была смешливой и веселой. Впрочем, сегодня она была воплощением серьезности и строгости, и ее голову прикрывала от дождя прозрачная шапочка.
   Следуя в самом хвосте процессии, даже позади женщин и детей, шел мужчина, высокий и худой, одетый в смокинг и с цилиндром на голове. Он нес маленький барабан, и его рука, облаченная в черную перчатку, ударяла по нему в ритм хода всей процессии. Именно как раз для того, чтобы посмотреть на этого мужчину и его жену, многие и покинули свои дома в это пасмурное, довольно холодное весеннее утро. Жена его должна была прибыть немного позднее. А пока он шел один, и выражение его лица было подавленным.
   Мы называли его Человек-Луна, а настоящее его имя не знал никто. Он был очень стар, но насколько стар - сказать тоже было невозможно, потому что никто этого не знал. Его очень редко можно было увидеть за пределами Братона за исключением данной церемонии, так же, как и его жену. Либо дефект от рождения, либо какая-то кожная болезнь перекрасила одну сторону его вытянутого узкого лица, сделав ее бледно-желтой, тогда как другая сторона оставалась черной как смоль, и обе половины сходились в пятнистой войне, граница которой шла от его лба вниз через чуть плосковатый нос и терялась на подбородке, заросшем седой бородой. Человек-Луна, человек-загадка, имел по паре часов на каждом запястье и распятие, висевшее на цепочке у него на шее, размером в приличную свиную ляжку. Он был, как мы предполагали, официальным распорядителем шествия, какие бывают обычно в королевских церемониях.
   Шествие шаг за шагом продвигалось под непрерывный бой барабанов через Зефир к мосту через Текумсу, на котором обитали горгульи. Это занимало некоторое время, однако ради такого зрелища стоило опоздать в школу, тем более что в Страстную Пятницу школьные занятия начинались обычно уже после десяти.