Страница:
— Это правда, — признала Клодах. — У нас летом солнечные дни очень долгие, и всякие растения очень быстро вырастают. А рыба и животные, которых мы едим, растут круглый год.
— Может, вам, доктор Фиске, и перепадало кое-что из гидропонных садов на станциях, — сказала Яна. — А мне даже продукты лиофильной сушки, пролежавшие несколько лет на продуктовом складе, — и те казались когда-то райской амброзией.
Все как раз заканчивали есть, когда Торкель и маленький негр вернулись в пещеру. Торкель шагал чуть более твердо, чем раньше.
— Все в порядке, ребята, собирайте все, что вы хотите взять с собой, — начал было Торкель.
— Не так уж много тут собирать, — сказал кто-то из команды разбившегося шаттла.
— За нами уже вылетел грузовой вертолет с командой медиков на борту, — Торкель нахмурился, вспоминая, что еще собирался сказать, и тут заметил Яну, которая сидела возле его отца. — Мэддок, считай, что с этой минуты ты под арестом.
Яна посмотрела на него, как на ненормального.
— Слушай, Торкель! — резковато сказал Фиске-старший. — Неужто ты в самом деле думаешь, что кто-нибудь из этих людей, а тем более — майор Мэддок, устроили на Сурсе геологическую катастрофу? Я говорю тебе со всей ответственностью, что твоим дурацким выдумкам нет никакого научного обоснования.
— Сэр, вы разбираетесь в планетах, а я разбираюсь в расследованиях. Мэддок предала интересы Компании и активно пособничала мятеж...
— Которые, как ты говоришь, свили себе гнездо в Килкуле? — спокойно спросил Фиске-старший, глядя снизу вверх на сына, нависавшего над ним, как скала. — В том самом поселке, жители которого организовали столь эффективную, хоть и не совсем обычную, — ученый с улыбкой глянул на Клодах, — спасательную экспедицию? Честно говоря, что-то не очень верится.
Клодах усмехнулась, а Торкель тяжело вздохнул, явно недовольный таким поворотом дела, и присел рядом с отцом.
— Вы хотели, чтобы я выяснил причину, по которой пропадали без вести поисковые партии геологов.., сэр, — сказал Торкель с преувеличенным смирением и покорностью, усталым, хриплым голосом. — И чтобы я обнаружил биологические аномалии, которые есть на этой планете. Вы видели большого кота, который пришел вместе с этими людьми? Он и сейчас никуда не делся — лежит на площадке перед пещерой и греется на солнышке. И следит за нами — я уверен. Этот кот — явная биологическая аномалия. Это один из милых домашних любимцев доктора Шонгили, о которых ничего не было сказано в ваших файлах. Майор Янаба Мэддок почти сразу после прибытия на планету близко сошлась с этим Шонгили и, я уверен, попала под его влияние и стала его соучастницей. У меня нет Шонгили, зато есть Мэддок, а взяв ее под стражу, я сумею добраться и до самого Шонгили.
Фиске-старший поднял руку, заставляя сына замолчать, и, глядя Яне прямо в глаза, спросил:
— Признаете ли вы себя виновной, Янаба Мэддок?
— Я, сэр? Нет, сэр, — ответила Яна и невесело улыбнулась. — Беда в том, что ваш сын не захотел слушать того, что я изложила ему в рапорте.
— Сэр, сейчас не время и не место обсуждать сложившеся положение, — вмешался Торкель. Он говорил довольно тихо, но твердым, уверенным голосом, буравя Яну тяжелым взглядом. — Это не то, что вам кажется!
— И я от “этого” не отступлюсь, — пылко сказала Яна.
— Когда вы создаете жизнь, иной раз случается, что ей не подходит та форма, которую вы для нее избрали, — с загадочной улыбкой сказала Клодах, глядя на доктора Фиске.
— И что бы это значило? — нахмурившись, спросил ученый.
— Вам скоро представится случай это постичь. — Клодах встала, давая понять, что разговор окончен. — Пойдем, Яна, нам надо еще поговорить с Шинид. Наверное, лучше ей — ну, может, вместе с Банни — увести кудряшей обратно После того, что натворило последнее извержение, им вряд ли удастся найти здесь пропитание.
— Последнее извержение? Откуда вы знаете, что оно было последним? — Фиске-старший попытался подняться, но от долгого сидения ноги у него затекли, и он не успел остановить Клодах.
— Папа, она так же испорчена, как и все остальные! — сказал Торкель, весьма довольный тем, что Клодах этими словами так удачно себя скомпрометировала.
— Испорчена? — возмутился Фиске. — При чем здесь испорченность, сын? Марголис, идите сюда, нам надо поговорить! — и ученый, прихрамывая, пошел к Стиву, который вместе с Диего помогал раненым приготовиться к отбытию.
Яна осталась с Клодах. Капитан Грин занял Торкеля подготовкой к погрузке раненых, так что капитану Фиске некогда было отвлекаться на что-нибудь другое. Когда прилетел вертолет, работа закипела вовсю. Люди с носилками сновали туда и обратно. Яна заметила, что Клодах что-то оживленно обсуждает с Шинид, капитаном Грином и Банни, но не придала этому особого значения. Для нее главным было одно — Яна наконец твердо уверилась, что ей не придется пока иметь дело с Торкелем. Капитан Грин чуть ли не силой запихнул измученного Торкеля в салон вертолета и убедил его немедленно выслушать срочный доклад.
— Я оставила сумку с лекарствами в пещере, — спохватилась Клодах, как раз когда в вертолет садились последние из спасенных.
— Ничего страшного, — сказала Яна и пошла обратно в пещеру за сумкой. Внутри она столкнулась носом к носу с Шинид, которая убирала оставшийся после людей Грина мусор. Шинид как-то странно улыбнулась, и тут Яна услышала голоса в проходе, ведущем наружу.
— Вы должны увидеть это прямо сейчас, доктор Фиске, — говорила Клодах, входя в пещеру. За ней нетерпеливо прихрамывал Фиске-старший. — Это нужно, чтобы вы поняли, каков Сурс внутри той формы, которую дал ему ваш народ.
— Внутри той... О чем это вы, милая дама? — Фиске беспокоился, как бы не опоздать на вертолет, а потому сделался раздражительным и сварливым. — Вы что, хотите, чтоб вертолет улетел без нас?
— Он подождет, — успокоила его Клодах, и Яна поняла, что Клодах пришла сюда ради дела, гораздо более неотложного и важного, чем розыск и спасение уцелевших в катастрофе.
Глава 17
— Может, вам, доктор Фиске, и перепадало кое-что из гидропонных садов на станциях, — сказала Яна. — А мне даже продукты лиофильной сушки, пролежавшие несколько лет на продуктовом складе, — и те казались когда-то райской амброзией.
Все как раз заканчивали есть, когда Торкель и маленький негр вернулись в пещеру. Торкель шагал чуть более твердо, чем раньше.
— Все в порядке, ребята, собирайте все, что вы хотите взять с собой, — начал было Торкель.
— Не так уж много тут собирать, — сказал кто-то из команды разбившегося шаттла.
— За нами уже вылетел грузовой вертолет с командой медиков на борту, — Торкель нахмурился, вспоминая, что еще собирался сказать, и тут заметил Яну, которая сидела возле его отца. — Мэддок, считай, что с этой минуты ты под арестом.
Яна посмотрела на него, как на ненормального.
— Слушай, Торкель! — резковато сказал Фиске-старший. — Неужто ты в самом деле думаешь, что кто-нибудь из этих людей, а тем более — майор Мэддок, устроили на Сурсе геологическую катастрофу? Я говорю тебе со всей ответственностью, что твоим дурацким выдумкам нет никакого научного обоснования.
— Сэр, вы разбираетесь в планетах, а я разбираюсь в расследованиях. Мэддок предала интересы Компании и активно пособничала мятеж...
— Которые, как ты говоришь, свили себе гнездо в Килкуле? — спокойно спросил Фиске-старший, глядя снизу вверх на сына, нависавшего над ним, как скала. — В том самом поселке, жители которого организовали столь эффективную, хоть и не совсем обычную, — ученый с улыбкой глянул на Клодах, — спасательную экспедицию? Честно говоря, что-то не очень верится.
Клодах усмехнулась, а Торкель тяжело вздохнул, явно недовольный таким поворотом дела, и присел рядом с отцом.
— Вы хотели, чтобы я выяснил причину, по которой пропадали без вести поисковые партии геологов.., сэр, — сказал Торкель с преувеличенным смирением и покорностью, усталым, хриплым голосом. — И чтобы я обнаружил биологические аномалии, которые есть на этой планете. Вы видели большого кота, который пришел вместе с этими людьми? Он и сейчас никуда не делся — лежит на площадке перед пещерой и греется на солнышке. И следит за нами — я уверен. Этот кот — явная биологическая аномалия. Это один из милых домашних любимцев доктора Шонгили, о которых ничего не было сказано в ваших файлах. Майор Янаба Мэддок почти сразу после прибытия на планету близко сошлась с этим Шонгили и, я уверен, попала под его влияние и стала его соучастницей. У меня нет Шонгили, зато есть Мэддок, а взяв ее под стражу, я сумею добраться и до самого Шонгили.
Фиске-старший поднял руку, заставляя сына замолчать, и, глядя Яне прямо в глаза, спросил:
— Признаете ли вы себя виновной, Янаба Мэддок?
— Я, сэр? Нет, сэр, — ответила Яна и невесело улыбнулась. — Беда в том, что ваш сын не захотел слушать того, что я изложила ему в рапорте.
— Сэр, сейчас не время и не место обсуждать сложившеся положение, — вмешался Торкель. Он говорил довольно тихо, но твердым, уверенным голосом, буравя Яну тяжелым взглядом. — Это не то, что вам кажется!
— И я от “этого” не отступлюсь, — пылко сказала Яна.
— Когда вы создаете жизнь, иной раз случается, что ей не подходит та форма, которую вы для нее избрали, — с загадочной улыбкой сказала Клодах, глядя на доктора Фиске.
— И что бы это значило? — нахмурившись, спросил ученый.
— Вам скоро представится случай это постичь. — Клодах встала, давая понять, что разговор окончен. — Пойдем, Яна, нам надо еще поговорить с Шинид. Наверное, лучше ей — ну, может, вместе с Банни — увести кудряшей обратно После того, что натворило последнее извержение, им вряд ли удастся найти здесь пропитание.
— Последнее извержение? Откуда вы знаете, что оно было последним? — Фиске-старший попытался подняться, но от долгого сидения ноги у него затекли, и он не успел остановить Клодах.
— Папа, она так же испорчена, как и все остальные! — сказал Торкель, весьма довольный тем, что Клодах этими словами так удачно себя скомпрометировала.
— Испорчена? — возмутился Фиске. — При чем здесь испорченность, сын? Марголис, идите сюда, нам надо поговорить! — и ученый, прихрамывая, пошел к Стиву, который вместе с Диего помогал раненым приготовиться к отбытию.
Яна осталась с Клодах. Капитан Грин занял Торкеля подготовкой к погрузке раненых, так что капитану Фиске некогда было отвлекаться на что-нибудь другое. Когда прилетел вертолет, работа закипела вовсю. Люди с носилками сновали туда и обратно. Яна заметила, что Клодах что-то оживленно обсуждает с Шинид, капитаном Грином и Банни, но не придала этому особого значения. Для нее главным было одно — Яна наконец твердо уверилась, что ей не придется пока иметь дело с Торкелем. Капитан Грин чуть ли не силой запихнул измученного Торкеля в салон вертолета и убедил его немедленно выслушать срочный доклад.
— Я оставила сумку с лекарствами в пещере, — спохватилась Клодах, как раз когда в вертолет садились последние из спасенных.
— Ничего страшного, — сказала Яна и пошла обратно в пещеру за сумкой. Внутри она столкнулась носом к носу с Шинид, которая убирала оставшийся после людей Грина мусор. Шинид как-то странно улыбнулась, и тут Яна услышала голоса в проходе, ведущем наружу.
— Вы должны увидеть это прямо сейчас, доктор Фиске, — говорила Клодах, входя в пещеру. За ней нетерпеливо прихрамывал Фиске-старший. — Это нужно, чтобы вы поняли, каков Сурс внутри той формы, которую дал ему ваш народ.
— Внутри той... О чем это вы, милая дама? — Фиске беспокоился, как бы не опоздать на вертолет, а потому сделался раздражительным и сварливым. — Вы что, хотите, чтоб вертолет улетел без нас?
— Он подождет, — успокоила его Клодах, и Яна поняла, что Клодах пришла сюда ради дела, гораздо более неотложного и важного, чем розыск и спасение уцелевших в катастрофе.
Глава 17
Идя следом за Клодах и Фиске, Яна услышала звук взлетевшего вертолета. Она задержалась, подождала, пока звук стал едва слышным, потом повернулась и последовала за Клодах. Как только Яна пошла дальше, она почувствовала, что атмосфера в пещере немного переменилась. Стало заметно светлее, и вся пещера как будто вздохнула с облегчением — она наконец смогла расслабиться и успокоиться. Недаром же, когда Яна впервые сюда вошла, ей показалось, что пещера как будто замерла, затаив дыхание.
Тут послышался какой-то всплеск, и Яна обернулась — но ничего не увидела и решила, что звук, наверное, донесся снаружи. Пробираясь следом за Клодах, Яна увидела небольшой ручеек, протекавший в пещеру через маленькое темное отверстие. Яна присмотрелась к ручейку повнимательнее.
И тут из ручья что-то вынырнуло. Плеснула вода, от удлинненного серебристо-коричневого тела, которое выбралось на берег, во все стороны полетели брызги — оно отряхивалось. Яна, как зачарованная, смотрела сквозь летящие капли на изящно очерченную голову с небольшими, аккуратными ушками и смышлеными глазами, которые явно искали выход из пещеры. Но вот животное отряхнулось, шерсть на его голове как будто распушилась, а тело удлинилось и вдруг сделалось человеческим — теперь это был мужчина, весь словно покрытый красивой шелковистой шерсткой. Или, скорее, одетый в мокрый серый костюм из шерсти. Когда мужчина подошел поближе, Яну ожидал приятный сюрприз — потому что это был не кто иной, как Шон, и на нем не было ничего, кроме серого вулканического пепла, который он, наверное, и пытался отмыть в источнике, прежде чем выбраться наружу.
— Ты всегда путешествуешь таким вот образом? — спросила Яна, не до конца веря тому, что только что видела, и надеясь, что Шон как-нибудь сам ей все объяснит или она найдет способ поделикатнее его расспросить.
Шон улыбнулся.
— Не всегда... Но хорошо, что ты теперь знаешь — как. — Он осмотрел свое тело. — Надо бы что-нибудь накинуть, раз уж я выбрался из воды.
В пещере хватало грязной, попорченной огнем форменной одежды, которую солдаты с шаттла побросали, поскольку она больше ни на что не годилась. Шон отыскал прожженный в нескольких местах, но более-менее сохранный летный комбинезон и надел его прямо на голое тело, чтобы выглядеть поприличнее.
— Пепел вместо маскировки, подводные реки — для перемещений? Неплохо придумано, — сказала Яна, сама не веря своей дикой догадке.
— Да, ничего, — сказал Шон. Он подошел к Яне вплотную и обнял ее за плечи.
Его прикосновение не отвлекло Яну от беспокойных мыслей, приводивших ее в смущение и замешательство. Ей не давал покоя странный способ появления Шона и еще — то, что самой ей казалось нелепым обманом восприятия, плодом разгулявшегося воображения.
— Знаешь... Я все думала о том вороне, который нас сюда привел... Мне казалось, будто я тогда ощущала твое присутствие. Скажи, ты при случае не можешь переодеться в такой блестящий черный костюм и слетать куда надо на глайдере, а? — спросила Яна и приподняла брови, требуя от Шона полного доверия.
Шон остался таким же смешливым и загадочным, как всегда.
— И сделаться маленьким-маленьким, да? Ну уж нет, такого я не умею. Крылья у меня не вырастают. Зато у меня исключительное взаимопонимание с водой. И еще у меня есть друзья, которые умеют летать.
Яна решила, что разберется со всем этим потом, а сейчас лучше заняться более насущными делами. Она взяла Шона за руку и сказала:
— Шон, давай я лучше расскажу тебе, что у нас тут произошло. Торкель Фиске хочет отдать меня под суд за то, что я пытаюсь защитить Сурс, а Клодах повела отца Торкеля в пещеру...
— Я знаю, Яна, знаю. И я все тебе объясню, как только у нас будет время. А сейчас давай лучше поможем доктору Фиске и Клодах.
Его теплая, сильная рука, лежавшая у Яны на плече, успокаивала и придавала уверенности. Так, обнявшись, они и пошли в глубь пещеры, туда, куда ушла Клодах с доктором Фиске.
Яна встревожилась, снова услышав рокот винтов вертолета, который совсем было утих, когда появился Шон, а теперь стал слышен гораздо громче прежнего. Она непроизвольно пошла быстрее. Шон тоже услышал вертолет и ускорил шаги. Они плечом к плечу быстро вошли в узкий коридор в конце пещеры.
Свет в пещере стал еще ярче, и Яна издалека услышала голос Клодах, которая говорила, успокаивая:
— ..некто, кто хотел с вами встретиться, доктор Фиске.
Рокот вертолета становился все громче и громче, потом внезапно снова начал затихать, и Яна услышала сзади, в проходе, быстрые шаги.
— Мэддок, Шонгили, стоять! Руки вверх! — крикнул Торкель. — Я видел, как вы встретились! И молитесь, чтобы мой отец был цел и невредим, а не то...
— Поможешь мне? — тихо спросил Шон у Яны. Яна молча кивнула. Они быстро стали с обеих сторон прохода, прижавшись к стенам, и замерли, ожидая. Разъяренный Торкель позабыл все, чему его учили в военной академии, и по-глупому угодил прямо в засаду. Яна без труда обезоружила Торкеля и завернула ему руки за спину, а Шон одним быстрым движением сделал так, что тело Торкеля ослабло и безвольно обвисло у него на руках. Со стороны наружной пещеры слышались шаги других людей, но Шон, не обращая на это внимания, потащил Торкеля дальше по проходу, во внутреннюю пещеру, где Клодах, Шинид, Банни, Нанук и Дина стояли вокруг доктора Фиске.
От множества тоненьких ручейков, струившихся по полу и стенам пещеры, поднялся теплый туман, который уже заполнил всю подземную полость. От тумана исходил свежий запах земли, озона, живых зеленых растений и перегноя. К этому букету примешивался тонкий, изысканный аромат каких-то экзотических цветов. Туман струился над полом и обвивался вокруг колен людей, словно уговаривая их присесть на землю.
Мягкое свечение на стенах пульсировало, игра теней создавала впечатление отблесков пламени. Казалось, стены пещеры бьются, как большое сердце. Туман сгустился и окутал фигуры людей, словно полупрозрачная вуаль, тяжелый, теплый туман, пропитанный ароматами живой планеты — самой сущностью всех ее пещер, земли, воды, воздуха. Этот живой туман с каждым вдохом вливался в тела людей и снова вытекал наружу.
Сзади послышалось быстрое шарканье ног, воздух чуть заколебался — Яна поняла, что в пещеру вошел еще кто-то. Но никто ничего не сказал, и когда Яна обернулась посмотреть, то увидела, что фигуры вновь прибывших тоже затянуло туманом. И их дыхание и биение их сердец тоже влились в общий ритм пульсирующей пещеры.
Все звуки стали громче, легкое журчание ручейков, струящихся по стенам, стало похожим на шелест капель дождя, барабанящего по крыше, — к размеренному ритму пульса пещеры прибавился нежный, воздушный оттенок.
Внезапно Торкель дернулся и высвободил руки из Яниной хватки. Яна поняла, что он полностью пришел в себя. Сбивчивое, неровное дыхание Торкеля слышалось даже сквозь завесу того, что сейчас происходило в пещере.
— Не-ет! — закричал Торкель. — Нет! Прекратите! Они промывают вам мозги! Папа, не слушай их!
Голос доктора Фиске прозвучал чуть приглушенно, в нем слышалось легкое удивление и смущение:
— Со мной все в порядке, Торкель. Не будь таким ослом!
Клодах подбодрила его, пробормотав:
— Все хорошо, вы оба в порядке...
Сзади, у Яны из-за спины, протянулись еще одни руки и тоже легли на плечи капитана Фиске — стараясь не удержать его, а скорее успокоить и подбодрить.
— Не надо противиться этому, капитан, — тихо прошептал Диего. — Пожалуйста, не противьтесь. Слушайте! Она не хочет вам навредить, она хочет только, чтобы вы ее выслушали.
— Я тоже здесь, капитан Фиске, — шепотом сказал Стив Марголис, но вовсе не так мягко и заботливо, как Диего. — Я — ученый, и ваш отец — тоже ученый. Если это — какая-нибудь мистификация, мы сумеем это понять. С нами вы в безопасности. Грин и второй пилот тоже здесь. Вы в безопасности.
— Вы в безопасности, и с вами все в порядке. И вы здесь потому, что Сурс хочет очень многое сказать потомкам тех, кто первым пробудил его к жизни, — сказала Клодах.
Торкель снова попытался вырваться, и тут вся пещера внезапно содрогнулась и стала содрогаться снова и снова, в такт слившемуся воедино дыханию присутствующих. По стенам заскользили смутные образы, и Яна снова ощутила уже знакомое потрясение от мысленного контакта с планетой. Ее пробрала приятная дрожь.
Вдоль позвоночника словно пробежали искорки, и разум Яны озарился новым всплеском неземной радости и блаженства от полного единения с иным разумом — самое прекрасное и захватывающее чувство из всех, которые ей когда-либо доводилось испытать. Какой-то частью сознания Яна уловила изумленный возглас Торкеля, которого тоже захватило волной этого ощущения — как, впрочем, и всех остальных. Все застыли в изумлении, прикоснувшись к нечеловеческому разуму планеты, слившись с ним воедино. Каждый стал частью одного целого, каждый ощущал близость других: теплая кожа и теплые стены пещеры, теплый туман и теплое дыхание — все смешалось и растворилось в тяжелой ритмичной пульсации огромного сердца планеты.
Прохладный пол пещеры представился Яне раковиной изо льда и камня, в котором томилось до времени это сердце. Потом, казалось, самая суть Яны содрогнулась от невыразимого счастья и блаженства — это было блаженство пробуждения, пробуждения планеты к жизни. Жизнь наполнила ее до краев и забурлила неудержимым потоком радости. Ее тело не могло удержать в себе такую радость жизни, и прекрасные новые живые создания стали прорастать прямо сквозь ее кожу, и волосы, и глаза, и рот, и нос, и уши, и каждый ноготь, и каждый волосок на коже сочился жизнью, каждое мгновение порождая тысячи тысяч новых, прекрасных созданий — цветущих и покрытых мехом, крылатых и когтистых, и мягкую стелющуюся губку зеленого мха, и стройные, устремленные ввысь стволы деревьев с нежными, трепетными листьями, источающими сладостный аромат. И посредством каждого из этих прекрасных существ она могла с необычайной легкостью — стоило только пожелать — говорить и петь, играть и танцевать, любить и смеяться — и жить. Даже смерть была только частью жизни — она чувствовала это, с сожалением, но без печали.
Эти чудесные создания вызывали у нее блаженный трепет, они ласкали ее кожу, они ныряли и плавали в ее живой крови, насыщая ее и поддерживая в ней жизнь. Ей было хорошо, она была одним целым со всеми этими прекрасными живыми созданиями, она жила и была счастлива.
Но вот она вдруг почувствовала боль — несильную боль, совсем рядом с сердцем. Сначала эта боль побеспокоила ее всего раз и совсем недолго. Боль стала сильнее, когда часть созданий, выросших из ее тела, покинули ее — но и эту боль она поначалу смогла вынести. Но прошло время, а боль не унималась, и пришла другая боль. Боль становилась все сильнее и сильнее — острая, резкая боль пронзала тело, как будто кто-то безжалостно терзал ножом ее плоть, живьем резал ее на куски. Она содрогнулась и вскрикнула от боли, и заплакала — посредством тех существ, что выросли из нее. И были такие, кто услышал и пожалел ее, но были и те, кто не смог вынести тяжести ее страданий. Задыхаясь от боли, она терпеливо ждала, когда станет легче — и боль отступала, но только для того, чтобы вскоре вернуться вновь.
И тогда первая боль, главная, основная боль, чем-то похожая на тот экстаз освобождения, который когда-то разорвал оковы льда и камня, пленившие ее живое сердце, — стала сильнее и глубже, пронизала все ее существо, так что она не в силах была больше терпеть. И тогда она рассекла свое тело... Она сдавливала больное место все сильнее и сильнее, напрягая всю силу своих мышц и остова, и до звона натянутых нервов, направляя туда свою кровь — и нарыв лопнул, а она вздохнула с облегчением, истекающая кровью, но освободившаяся от боли. Те существа, что питали ее тело, бросились ей на помощь и собрались вокруг больного места, чтобы поддержать ее. И она почувствовала эту поддержку и помощь и снова ощутила целостность и единство с ними, покой и радость освобождения от боли — ощутила посредством тех, кто первым ее освободил.
Постепенно образ вулкана, разорвавшего изнутри ее грудь, померк, растворился в ощущении боли, хлынувшей наружу из всех пор на ее коже — и понемногу затихшей. Образ рассеялся — Яна восприняла боль Сурса изнутри, как свою собственную, и освободилась от этой боли, пропустив ее через себя. Она лежала на полу пещеры, рядом всхлипывал Торкель Фиске, здесь же лежал Диего, а с другой стороны — Стив Марголис и Шон.
Туман исчез. Доктор Фиске сидел на полу и смотрел на светящиеся стены пещеры, по его щекам катились слезы. Больной рукой Фиске неловко обнимал за плечи Клодах, а второй рукой — Банику.
Все медленно поднялись и вышли из пещеры. О'Ши и Грин пришли в пещеру последними, и поэтому первыми оказались снаружи и первыми подошли к ожидавшему вертолету. Яна забралась в кабину и пристроилась рядом с носилками, на которых лежал Джианкарло. Вдоль носилок вытянулся во весь рост Нанук. Пятнистый котище мурлыкал и делал то, чем обычно занимались его рыжие собратья. Шон присел возле Яны с другой стороны. Пока вертолет летел, никто не сказал ни слова.
— С научной точки зрения, мне трудно в это поверить, — ответил доктор Фиске, сидевший на кровати Клодах.
Сама Клодах тем временем замешивала очередную порцию лечебной мази от ран и ожогов — для Яны и Торкеля. Джианкарло отправили в госпиталь на космобазе. О'Ши снова пришлось улететь, и он предпочел не сообщать дежурному офицеру, что на борту было еще несколько пассажиров — пассажиров, которые сейчас пытались переварить огромную порцию новой информации. По пути на космобазу О'Ши приземлился в Килкуле — там вышли те, кто присутствовал при откровениях Сурса.
Торкель медленнее всех приходил в себя от потрясения после общения с планетой и долго еще оставался очень тихим и задумчивым. Но тем не менее он все с таким же тихим и задумчивым видом взял у Стива Марголиса комм и приказал отряду солдат, расквартированному в Килкуле, вооружиться и окружить дом Клодах.
Торкель был смущен — Яна прекрасно это понимала и не могла винить его за это. Она и сама немного смутилась, но гораздо сильнее обрадовалась, узнав об истинной природе того, что связывает планету с ее обитателями. Еще бы не смутиться — после того, как непосредственно почувствуешь на своей шкуре все то, что чувствовала целая планета!
— С научной точки зрения этому не существует никаких объяснений, — сказал Шон, спокойно соглашаясь с доктором Фиске. — Я сам и в юности, и всю свою взрослую жизнь изучал науки, которые так или иначе имели отношение к этой природной загадке — и не нашел никаких приемлемых с научной точки зрения объяснений того, что здесь происходит. Но я знаю, что планета воздействует на нас, изменяет нас — и изменяется сама. Можно сказать, что Сурс и его обитатели живут в уникальном симбиозе.
— Согласен, это может быть некой разновидностью симбиоза, — сказал Фиске-старший и кивнул. Свободной рукой ученый поглаживал пушистую кошку. — Весьма примечательной и определенно уникальной. И все же я хотел бы узнать еще кое-что. К примеру, скажите, Шонгили, догадывался ли ваш дедушка о том, что планета разумна и способна чувствовать? Установил ли он, что планета стала разумной в процессе терраформирования или после его завершения? Как вы сами узнали о том, что планета разумна, и — самое главное — как быть теперь с ее дипломатическим статусом? Я не думаю, что в Интергале существуют подобные прецеденты — в любой другой исследованной Компанией системе. Я понимаю теперь — по крайней мере, мне кажется, что понимаю, — почему наши научно-ориентированные и совершенно не подготовленные к такому исследовательские партии не сумели справиться с этим... Как бы поточнее выразиться? Скажем так — с непосредственным психическим постижением разумности Сурса. Бедный Франсиско Метаксос прекрасный ученый, но он всегда был слишком рассудительным...
— И все же он не так уж плох, дорогой, — заметила Клодах. — Он и раньше был не так плох, а теперь, как мне кажется, он гораздо лучше готов это понять и принять.
После событий в пещере между Клодах и доктором Фиске зародилась странная нежная привязанность. Всю дорогу, пока они летели обратно на вертолете, доктор Фиске держал Клодах за руку. Они сидели рядышком и смотрели в окно вертолета и время от времени обменивались долгими, заинтересованными взглядами. Яна с удовольствием посмотрела бы точно таким же взглядом на Шона Шонгили — но только не сейчас, когда их окружала такая толпа людей.
— Эйслинг скоро приведет Фрэнка сюда, — продолжала между тем Клодах. — Как только они закончат кормить и чистить кудряшей. Может, удастся как-нибудь привезти в Килкул и полковника Джианкарло, после того, как ему станет чуть получше? Он был так настроен против нас, что ни за что не выжил бы в пещере, особенно в таком состоянии — слабый, раненый. Пусть немного поправится, окрепнет — и можно будет представить его Сурсу. Может, он даже начнет нас немного понимать...
Фиске-старший кивнул, а Яна подумала, что Клодах по доброте своей склонна переоценивать достоинства Джианкарло, его психологическую гибкость и приспособляемость. Этот тип такой же прямолинейный, как Устав строевой службы Компании.
— Я расскажу вам, что смогу, доктор Фиске, — сказал Шон. Он наклонился вперед и оперся локтями о колени. — Расскажу все, что я сам знаю о Сурсе. Начать с того, что я никогда не старался держать это в тайне и ни от кого этого не скрывал — другое дело, что, как вы сами теперь знаете, трудновато объяснить это кому-нибудь на словах, а тем более убедить кого-нибудь в это поверить. Вот все, что мы знаем: когда процесс терраформирования, запущенный вашим прадедом, завершился и планета была готова к заселению, специалисты Интергала определили наиболее подходящую для нее экологическую систему.
Шон смыл с себя весь пепел и надел чистые брюки и толстый серый свитер ручной вязки, который дала ему Шинид. Серый свитер очень удачно сочетался с серебристыми глазами и светлыми, платиново-русыми волосами Шона — Яне вспомнилось, как она увидела его на берегу маленького ручейка в пещере и по ошибке приняла за тюленя. Яна легонько погладила Шона по руке — от локтя к кисти. Шон поймал ее ладонь в свою и нежно пожал, не отвлекаясь от разговора.
— Моему деду, ведущему биогенетику Интергала, поручили произвести необходимые биологические изменения, чтобы приспособить к суровому климату планеты те виды животных, которые смогут существовать в таких условиях и будут полезны поселенцам там, где современные технологии и механизмы оказались непригодными. И он сделал это — он создал экологическую систему с полноценной пищевой цепочкой, которая включала в себя низшие растения, деревья, злаковые культуры, животных, годных в пищу, и животных, которые пригодятся для разнообразных хозяйственных нужд — к примеру, собаки для санных упряжек или кудряши. Все, что здесь живет и растет, и растения, и животные, все это появилось здесь благодаря ему.
— Он сделал гораздо больше, чем от него требовалось, — заметил Торкель. Он встревожился, но был настроен уже не так воинственно, как раньше.
— Я бы так не сказал. Мой дед, как и вы, был ученым, и он не рассматривал саму планету как часть экосистемы. Но, однажды пробудившись, планета стала действовать по собственному разумению и внесла свой вклад в изменения, начатые моим дедом, усиливая и подкрепляя их — тогда и теперь, в тех случаях, когда это кажется ей необходимым. Те из нас, кто большую часть жизни проводит в естественных природных условиях Сурса — как Лавилла, — гораздо более подвержены таким изменениям, по сравнению, например, с молодыми людьми, которые завербовываются в Интергал, на службу вне планеты. Я сам никогда не покидал Сурс. И знаю, что никогда не смогу этого сделать, — Шон мило улыбнулся. — И я не хочу никуда отсюда уезжать. Планета сделала меня частью себя и в то же время стала неотделимой частью меня самого.
Тут послышался какой-то всплеск, и Яна обернулась — но ничего не увидела и решила, что звук, наверное, донесся снаружи. Пробираясь следом за Клодах, Яна увидела небольшой ручеек, протекавший в пещеру через маленькое темное отверстие. Яна присмотрелась к ручейку повнимательнее.
И тут из ручья что-то вынырнуло. Плеснула вода, от удлинненного серебристо-коричневого тела, которое выбралось на берег, во все стороны полетели брызги — оно отряхивалось. Яна, как зачарованная, смотрела сквозь летящие капли на изящно очерченную голову с небольшими, аккуратными ушками и смышлеными глазами, которые явно искали выход из пещеры. Но вот животное отряхнулось, шерсть на его голове как будто распушилась, а тело удлинилось и вдруг сделалось человеческим — теперь это был мужчина, весь словно покрытый красивой шелковистой шерсткой. Или, скорее, одетый в мокрый серый костюм из шерсти. Когда мужчина подошел поближе, Яну ожидал приятный сюрприз — потому что это был не кто иной, как Шон, и на нем не было ничего, кроме серого вулканического пепла, который он, наверное, и пытался отмыть в источнике, прежде чем выбраться наружу.
— Ты всегда путешествуешь таким вот образом? — спросила Яна, не до конца веря тому, что только что видела, и надеясь, что Шон как-нибудь сам ей все объяснит или она найдет способ поделикатнее его расспросить.
Шон улыбнулся.
— Не всегда... Но хорошо, что ты теперь знаешь — как. — Он осмотрел свое тело. — Надо бы что-нибудь накинуть, раз уж я выбрался из воды.
В пещере хватало грязной, попорченной огнем форменной одежды, которую солдаты с шаттла побросали, поскольку она больше ни на что не годилась. Шон отыскал прожженный в нескольких местах, но более-менее сохранный летный комбинезон и надел его прямо на голое тело, чтобы выглядеть поприличнее.
— Пепел вместо маскировки, подводные реки — для перемещений? Неплохо придумано, — сказала Яна, сама не веря своей дикой догадке.
— Да, ничего, — сказал Шон. Он подошел к Яне вплотную и обнял ее за плечи.
Его прикосновение не отвлекло Яну от беспокойных мыслей, приводивших ее в смущение и замешательство. Ей не давал покоя странный способ появления Шона и еще — то, что самой ей казалось нелепым обманом восприятия, плодом разгулявшегося воображения.
— Знаешь... Я все думала о том вороне, который нас сюда привел... Мне казалось, будто я тогда ощущала твое присутствие. Скажи, ты при случае не можешь переодеться в такой блестящий черный костюм и слетать куда надо на глайдере, а? — спросила Яна и приподняла брови, требуя от Шона полного доверия.
Шон остался таким же смешливым и загадочным, как всегда.
— И сделаться маленьким-маленьким, да? Ну уж нет, такого я не умею. Крылья у меня не вырастают. Зато у меня исключительное взаимопонимание с водой. И еще у меня есть друзья, которые умеют летать.
Яна решила, что разберется со всем этим потом, а сейчас лучше заняться более насущными делами. Она взяла Шона за руку и сказала:
— Шон, давай я лучше расскажу тебе, что у нас тут произошло. Торкель Фиске хочет отдать меня под суд за то, что я пытаюсь защитить Сурс, а Клодах повела отца Торкеля в пещеру...
— Я знаю, Яна, знаю. И я все тебе объясню, как только у нас будет время. А сейчас давай лучше поможем доктору Фиске и Клодах.
Его теплая, сильная рука, лежавшая у Яны на плече, успокаивала и придавала уверенности. Так, обнявшись, они и пошли в глубь пещеры, туда, куда ушла Клодах с доктором Фиске.
Яна встревожилась, снова услышав рокот винтов вертолета, который совсем было утих, когда появился Шон, а теперь стал слышен гораздо громче прежнего. Она непроизвольно пошла быстрее. Шон тоже услышал вертолет и ускорил шаги. Они плечом к плечу быстро вошли в узкий коридор в конце пещеры.
Свет в пещере стал еще ярче, и Яна издалека услышала голос Клодах, которая говорила, успокаивая:
— ..некто, кто хотел с вами встретиться, доктор Фиске.
Рокот вертолета становился все громче и громче, потом внезапно снова начал затихать, и Яна услышала сзади, в проходе, быстрые шаги.
— Мэддок, Шонгили, стоять! Руки вверх! — крикнул Торкель. — Я видел, как вы встретились! И молитесь, чтобы мой отец был цел и невредим, а не то...
— Поможешь мне? — тихо спросил Шон у Яны. Яна молча кивнула. Они быстро стали с обеих сторон прохода, прижавшись к стенам, и замерли, ожидая. Разъяренный Торкель позабыл все, чему его учили в военной академии, и по-глупому угодил прямо в засаду. Яна без труда обезоружила Торкеля и завернула ему руки за спину, а Шон одним быстрым движением сделал так, что тело Торкеля ослабло и безвольно обвисло у него на руках. Со стороны наружной пещеры слышались шаги других людей, но Шон, не обращая на это внимания, потащил Торкеля дальше по проходу, во внутреннюю пещеру, где Клодах, Шинид, Банни, Нанук и Дина стояли вокруг доктора Фиске.
От множества тоненьких ручейков, струившихся по полу и стенам пещеры, поднялся теплый туман, который уже заполнил всю подземную полость. От тумана исходил свежий запах земли, озона, живых зеленых растений и перегноя. К этому букету примешивался тонкий, изысканный аромат каких-то экзотических цветов. Туман струился над полом и обвивался вокруг колен людей, словно уговаривая их присесть на землю.
Мягкое свечение на стенах пульсировало, игра теней создавала впечатление отблесков пламени. Казалось, стены пещеры бьются, как большое сердце. Туман сгустился и окутал фигуры людей, словно полупрозрачная вуаль, тяжелый, теплый туман, пропитанный ароматами живой планеты — самой сущностью всех ее пещер, земли, воды, воздуха. Этот живой туман с каждым вдохом вливался в тела людей и снова вытекал наружу.
Сзади послышалось быстрое шарканье ног, воздух чуть заколебался — Яна поняла, что в пещеру вошел еще кто-то. Но никто ничего не сказал, и когда Яна обернулась посмотреть, то увидела, что фигуры вновь прибывших тоже затянуло туманом. И их дыхание и биение их сердец тоже влились в общий ритм пульсирующей пещеры.
Все звуки стали громче, легкое журчание ручейков, струящихся по стенам, стало похожим на шелест капель дождя, барабанящего по крыше, — к размеренному ритму пульса пещеры прибавился нежный, воздушный оттенок.
Внезапно Торкель дернулся и высвободил руки из Яниной хватки. Яна поняла, что он полностью пришел в себя. Сбивчивое, неровное дыхание Торкеля слышалось даже сквозь завесу того, что сейчас происходило в пещере.
— Не-ет! — закричал Торкель. — Нет! Прекратите! Они промывают вам мозги! Папа, не слушай их!
Голос доктора Фиске прозвучал чуть приглушенно, в нем слышалось легкое удивление и смущение:
— Со мной все в порядке, Торкель. Не будь таким ослом!
Клодах подбодрила его, пробормотав:
— Все хорошо, вы оба в порядке...
Сзади, у Яны из-за спины, протянулись еще одни руки и тоже легли на плечи капитана Фиске — стараясь не удержать его, а скорее успокоить и подбодрить.
— Не надо противиться этому, капитан, — тихо прошептал Диего. — Пожалуйста, не противьтесь. Слушайте! Она не хочет вам навредить, она хочет только, чтобы вы ее выслушали.
— Я тоже здесь, капитан Фиске, — шепотом сказал Стив Марголис, но вовсе не так мягко и заботливо, как Диего. — Я — ученый, и ваш отец — тоже ученый. Если это — какая-нибудь мистификация, мы сумеем это понять. С нами вы в безопасности. Грин и второй пилот тоже здесь. Вы в безопасности.
— Вы в безопасности, и с вами все в порядке. И вы здесь потому, что Сурс хочет очень многое сказать потомкам тех, кто первым пробудил его к жизни, — сказала Клодах.
Торкель снова попытался вырваться, и тут вся пещера внезапно содрогнулась и стала содрогаться снова и снова, в такт слившемуся воедино дыханию присутствующих. По стенам заскользили смутные образы, и Яна снова ощутила уже знакомое потрясение от мысленного контакта с планетой. Ее пробрала приятная дрожь.
Вдоль позвоночника словно пробежали искорки, и разум Яны озарился новым всплеском неземной радости и блаженства от полного единения с иным разумом — самое прекрасное и захватывающее чувство из всех, которые ей когда-либо доводилось испытать. Какой-то частью сознания Яна уловила изумленный возглас Торкеля, которого тоже захватило волной этого ощущения — как, впрочем, и всех остальных. Все застыли в изумлении, прикоснувшись к нечеловеческому разуму планеты, слившись с ним воедино. Каждый стал частью одного целого, каждый ощущал близость других: теплая кожа и теплые стены пещеры, теплый туман и теплое дыхание — все смешалось и растворилось в тяжелой ритмичной пульсации огромного сердца планеты.
Прохладный пол пещеры представился Яне раковиной изо льда и камня, в котором томилось до времени это сердце. Потом, казалось, самая суть Яны содрогнулась от невыразимого счастья и блаженства — это было блаженство пробуждения, пробуждения планеты к жизни. Жизнь наполнила ее до краев и забурлила неудержимым потоком радости. Ее тело не могло удержать в себе такую радость жизни, и прекрасные новые живые создания стали прорастать прямо сквозь ее кожу, и волосы, и глаза, и рот, и нос, и уши, и каждый ноготь, и каждый волосок на коже сочился жизнью, каждое мгновение порождая тысячи тысяч новых, прекрасных созданий — цветущих и покрытых мехом, крылатых и когтистых, и мягкую стелющуюся губку зеленого мха, и стройные, устремленные ввысь стволы деревьев с нежными, трепетными листьями, источающими сладостный аромат. И посредством каждого из этих прекрасных существ она могла с необычайной легкостью — стоило только пожелать — говорить и петь, играть и танцевать, любить и смеяться — и жить. Даже смерть была только частью жизни — она чувствовала это, с сожалением, но без печали.
Эти чудесные создания вызывали у нее блаженный трепет, они ласкали ее кожу, они ныряли и плавали в ее живой крови, насыщая ее и поддерживая в ней жизнь. Ей было хорошо, она была одним целым со всеми этими прекрасными живыми созданиями, она жила и была счастлива.
Но вот она вдруг почувствовала боль — несильную боль, совсем рядом с сердцем. Сначала эта боль побеспокоила ее всего раз и совсем недолго. Боль стала сильнее, когда часть созданий, выросших из ее тела, покинули ее — но и эту боль она поначалу смогла вынести. Но прошло время, а боль не унималась, и пришла другая боль. Боль становилась все сильнее и сильнее — острая, резкая боль пронзала тело, как будто кто-то безжалостно терзал ножом ее плоть, живьем резал ее на куски. Она содрогнулась и вскрикнула от боли, и заплакала — посредством тех существ, что выросли из нее. И были такие, кто услышал и пожалел ее, но были и те, кто не смог вынести тяжести ее страданий. Задыхаясь от боли, она терпеливо ждала, когда станет легче — и боль отступала, но только для того, чтобы вскоре вернуться вновь.
И тогда первая боль, главная, основная боль, чем-то похожая на тот экстаз освобождения, который когда-то разорвал оковы льда и камня, пленившие ее живое сердце, — стала сильнее и глубже, пронизала все ее существо, так что она не в силах была больше терпеть. И тогда она рассекла свое тело... Она сдавливала больное место все сильнее и сильнее, напрягая всю силу своих мышц и остова, и до звона натянутых нервов, направляя туда свою кровь — и нарыв лопнул, а она вздохнула с облегчением, истекающая кровью, но освободившаяся от боли. Те существа, что питали ее тело, бросились ей на помощь и собрались вокруг больного места, чтобы поддержать ее. И она почувствовала эту поддержку и помощь и снова ощутила целостность и единство с ними, покой и радость освобождения от боли — ощутила посредством тех, кто первым ее освободил.
Постепенно образ вулкана, разорвавшего изнутри ее грудь, померк, растворился в ощущении боли, хлынувшей наружу из всех пор на ее коже — и понемногу затихшей. Образ рассеялся — Яна восприняла боль Сурса изнутри, как свою собственную, и освободилась от этой боли, пропустив ее через себя. Она лежала на полу пещеры, рядом всхлипывал Торкель Фиске, здесь же лежал Диего, а с другой стороны — Стив Марголис и Шон.
Туман исчез. Доктор Фиске сидел на полу и смотрел на светящиеся стены пещеры, по его щекам катились слезы. Больной рукой Фиске неловко обнимал за плечи Клодах, а второй рукой — Банику.
Все медленно поднялись и вышли из пещеры. О'Ши и Грин пришли в пещеру последними, и поэтому первыми оказались снаружи и первыми подошли к ожидавшему вертолету. Яна забралась в кабину и пристроилась рядом с носилками, на которых лежал Джианкарло. Вдоль носилок вытянулся во весь рост Нанук. Пятнистый котище мурлыкал и делал то, чем обычно занимались его рыжие собратья. Шон присел возле Яны с другой стороны. Пока вертолет летел, никто не сказал ни слова.
***
— То, что вы терраформировали, оказалось разумным существом, которое — так уж случилось — имеет форму планеты, — сказал Шон, когда все уютно разместились в домике Клодах.— С научной точки зрения, мне трудно в это поверить, — ответил доктор Фиске, сидевший на кровати Клодах.
Сама Клодах тем временем замешивала очередную порцию лечебной мази от ран и ожогов — для Яны и Торкеля. Джианкарло отправили в госпиталь на космобазе. О'Ши снова пришлось улететь, и он предпочел не сообщать дежурному офицеру, что на борту было еще несколько пассажиров — пассажиров, которые сейчас пытались переварить огромную порцию новой информации. По пути на космобазу О'Ши приземлился в Килкуле — там вышли те, кто присутствовал при откровениях Сурса.
Торкель медленнее всех приходил в себя от потрясения после общения с планетой и долго еще оставался очень тихим и задумчивым. Но тем не менее он все с таким же тихим и задумчивым видом взял у Стива Марголиса комм и приказал отряду солдат, расквартированному в Килкуле, вооружиться и окружить дом Клодах.
Торкель был смущен — Яна прекрасно это понимала и не могла винить его за это. Она и сама немного смутилась, но гораздо сильнее обрадовалась, узнав об истинной природе того, что связывает планету с ее обитателями. Еще бы не смутиться — после того, как непосредственно почувствуешь на своей шкуре все то, что чувствовала целая планета!
— С научной точки зрения этому не существует никаких объяснений, — сказал Шон, спокойно соглашаясь с доктором Фиске. — Я сам и в юности, и всю свою взрослую жизнь изучал науки, которые так или иначе имели отношение к этой природной загадке — и не нашел никаких приемлемых с научной точки зрения объяснений того, что здесь происходит. Но я знаю, что планета воздействует на нас, изменяет нас — и изменяется сама. Можно сказать, что Сурс и его обитатели живут в уникальном симбиозе.
— Согласен, это может быть некой разновидностью симбиоза, — сказал Фиске-старший и кивнул. Свободной рукой ученый поглаживал пушистую кошку. — Весьма примечательной и определенно уникальной. И все же я хотел бы узнать еще кое-что. К примеру, скажите, Шонгили, догадывался ли ваш дедушка о том, что планета разумна и способна чувствовать? Установил ли он, что планета стала разумной в процессе терраформирования или после его завершения? Как вы сами узнали о том, что планета разумна, и — самое главное — как быть теперь с ее дипломатическим статусом? Я не думаю, что в Интергале существуют подобные прецеденты — в любой другой исследованной Компанией системе. Я понимаю теперь — по крайней мере, мне кажется, что понимаю, — почему наши научно-ориентированные и совершенно не подготовленные к такому исследовательские партии не сумели справиться с этим... Как бы поточнее выразиться? Скажем так — с непосредственным психическим постижением разумности Сурса. Бедный Франсиско Метаксос прекрасный ученый, но он всегда был слишком рассудительным...
— И все же он не так уж плох, дорогой, — заметила Клодах. — Он и раньше был не так плох, а теперь, как мне кажется, он гораздо лучше готов это понять и принять.
После событий в пещере между Клодах и доктором Фиске зародилась странная нежная привязанность. Всю дорогу, пока они летели обратно на вертолете, доктор Фиске держал Клодах за руку. Они сидели рядышком и смотрели в окно вертолета и время от времени обменивались долгими, заинтересованными взглядами. Яна с удовольствием посмотрела бы точно таким же взглядом на Шона Шонгили — но только не сейчас, когда их окружала такая толпа людей.
— Эйслинг скоро приведет Фрэнка сюда, — продолжала между тем Клодах. — Как только они закончат кормить и чистить кудряшей. Может, удастся как-нибудь привезти в Килкул и полковника Джианкарло, после того, как ему станет чуть получше? Он был так настроен против нас, что ни за что не выжил бы в пещере, особенно в таком состоянии — слабый, раненый. Пусть немного поправится, окрепнет — и можно будет представить его Сурсу. Может, он даже начнет нас немного понимать...
Фиске-старший кивнул, а Яна подумала, что Клодах по доброте своей склонна переоценивать достоинства Джианкарло, его психологическую гибкость и приспособляемость. Этот тип такой же прямолинейный, как Устав строевой службы Компании.
— Я расскажу вам, что смогу, доктор Фиске, — сказал Шон. Он наклонился вперед и оперся локтями о колени. — Расскажу все, что я сам знаю о Сурсе. Начать с того, что я никогда не старался держать это в тайне и ни от кого этого не скрывал — другое дело, что, как вы сами теперь знаете, трудновато объяснить это кому-нибудь на словах, а тем более убедить кого-нибудь в это поверить. Вот все, что мы знаем: когда процесс терраформирования, запущенный вашим прадедом, завершился и планета была готова к заселению, специалисты Интергала определили наиболее подходящую для нее экологическую систему.
Шон смыл с себя весь пепел и надел чистые брюки и толстый серый свитер ручной вязки, который дала ему Шинид. Серый свитер очень удачно сочетался с серебристыми глазами и светлыми, платиново-русыми волосами Шона — Яне вспомнилось, как она увидела его на берегу маленького ручейка в пещере и по ошибке приняла за тюленя. Яна легонько погладила Шона по руке — от локтя к кисти. Шон поймал ее ладонь в свою и нежно пожал, не отвлекаясь от разговора.
— Моему деду, ведущему биогенетику Интергала, поручили произвести необходимые биологические изменения, чтобы приспособить к суровому климату планеты те виды животных, которые смогут существовать в таких условиях и будут полезны поселенцам там, где современные технологии и механизмы оказались непригодными. И он сделал это — он создал экологическую систему с полноценной пищевой цепочкой, которая включала в себя низшие растения, деревья, злаковые культуры, животных, годных в пищу, и животных, которые пригодятся для разнообразных хозяйственных нужд — к примеру, собаки для санных упряжек или кудряши. Все, что здесь живет и растет, и растения, и животные, все это появилось здесь благодаря ему.
— Он сделал гораздо больше, чем от него требовалось, — заметил Торкель. Он встревожился, но был настроен уже не так воинственно, как раньше.
— Я бы так не сказал. Мой дед, как и вы, был ученым, и он не рассматривал саму планету как часть экосистемы. Но, однажды пробудившись, планета стала действовать по собственному разумению и внесла свой вклад в изменения, начатые моим дедом, усиливая и подкрепляя их — тогда и теперь, в тех случаях, когда это кажется ей необходимым. Те из нас, кто большую часть жизни проводит в естественных природных условиях Сурса — как Лавилла, — гораздо более подвержены таким изменениям, по сравнению, например, с молодыми людьми, которые завербовываются в Интергал, на службу вне планеты. Я сам никогда не покидал Сурс. И знаю, что никогда не смогу этого сделать, — Шон мило улыбнулся. — И я не хочу никуда отсюда уезжать. Планета сделала меня частью себя и в то же время стала неотделимой частью меня самого.