Страница:
— Сядь, сядь, сядь! — раздраженный ее медлительностью, закричал он.
— Сейчас мы увидим, сумеешь ли ты записать то, что так бойко отбарабанила.
Значит, она отвечала правильно, и он разозлился, что она так много знает! Менолли воспряла духом, и, едва мастер Моршал начал диктовать ноты, как ее пальцы проворно запорхали над песком, рисуя значки. Ей слышался совсем другой голос — добрый и ласковый, а само упражнение из проверки, устроенной придирчивым и предвзятым экзаменатором, превратилось в забавную игру.
— Ну-ка отодвинься, а то мне не видно, что ты там нацарапала, — вернул ее к действительности брюзгливый голос Моршала.
Он придирчиво проверил ее запись, поджал губы, хмыкнул и жестом велел стереть написанное. Потом, быстро продиктовал следующую серию аккордов. В них оказались кое-какие сложные модуляции и смены ритма, но после первых же двух аккордов девочка узнала «Песенку-загадку» и обрадовалась, что Петирон в свое время заставил ее выучить эту запоминающуюся мелодию назубок.
— Ладно, хватит, — прервал ее мастер Моршал, сердито теребя камзол.
— У тебя есть с собой инструмент?
— Есть, мой господин.
— Тогда возьми его и достань с верхней полки вон ту нотную тетрадь, да пошевеливайся.
Ступив на больные ноги, Менолли едва не вскрикнула: пока она сидела, опухоль не спала, ступни казались тяжелыми и неповоротливыми.
— Я сказал: пошевеливайся! Не сидеть же мне тут с тобой до ночи! Прятавшаяся на верхней полке Красотка тихонько зашипела и открыла глаза; по едва слышному шороху, донесшемуся оттуда, девочка поняла, что и остальные файры насторожились. Повернувшись к Моршалу спиной, она дала Красотке знак закрыть глаза и сидеть тихо. От одной мысли, как среагирует мастер Моршал на появление файров, по спине у нее пробежали мурашки.
— Ты что, уснула?
Менолли зашаркала к тому месту, где лежала ее гитара, и, забрав ее, вместе с нотами подошла к мастеру. Он взял сшитые кожаные листы и, недовольно кривя губы, стал переворачивать толстые страницы. Запись новая — это Менолли сразу увидела: кожа совсем светлая, и ноты отчетливо выделяются. Края кожаных страниц аккуратно обрезаны, и хоть нотные знаки покрывают их сплошняком, ни одна нотка не потеряется в излохмаченных полях.
— А теперь сыграй мне вот это! — Он через весь стол швырнул ей тетрадь, не проявляя ни малейшего уважения к труду, вложенному в записи.
По какой-то иронии судьбы выбор мастера Моршала пал на «Балладу о полете Мориты». Менолли знала: ей никогда не сыграть эту вещь в точности, как она написана, так что у Моршала будут все основания обвинить ее в неспособности…
— Мой господин, у меня… — начала Менолли, протягивая левую ладонь.
— Не желаю ничего слушать. Или ты умеешь играть по нотам, или мне остается сделать вывод, что ты не соответствуешь нужному уровню. Менолли пробежала пальцами по струнам, проверяя настройку.
— Ну, живее. Если ты умеешь читать партитуру, то должна суметь ее сыграть.
«Легко сказать», — невесело подумала Менолли, но делать было нечего. Она ударила по струнам и, помня о том, что Моршал наверняка ждет от нее ошибок, заиграла эту известнейшую балладу, которую отлично знала наизусть, в точном соответствии с лежавшей перед ней записью. В балладе присутствовало несколько вариаций. С первыми двумя девочка легко справилась, а вот четвертая и пятая ей не дались — сказался стягивающий ладонь шрам.
— Все ясно, — со странным удовлетворением воскликнул Моршал, давая ей знак прекратить игру. — Ты не умеешь точно следовать указанному темпу. Прекрасно, на этом закончим. Ты свободна.
— Прошу прощения, мастер Моршал… — снова попыталось объяснить Менолли, вытягивая левую ладонь.
— Что такое? — не веря своим глазам, уставился на нее Моршал. — Ты что же, спорить со мной собираешься? Вон! Я, кажется, уже сказал: ты свободна. Вот до чего может дойти, когда девицы воображают себя арфистками да еще претендуют на сочинительство! Ступай вон! Клянусь Великой скорлупой и звездами… — Тут его брюзгливый голос испуганно дрогнул. — Это еще что такое? Кто их сюда впустил?
Менолли, которая уже спускалась по лестнице, услышала в его голосе неподдельный страх и даже перестала обижаться. Раскричавшись на нее, Моршал разбудил дремлющих файров, и они, посчитав, что их хозяйка в опасности, ринулись на ее защиту, с криками налетая на мастера. Услышав, как хлопнула тяжелая дверь, Менолли рассмеялась, но тут же пожалела о случившемся. Теперь мастер Моршал будет ее врагом, а от этого жизнь в Цехе арфистов для нее легче не станет. «Арфистов нечего бояться», — так кажется, сказал ей Т'геллан только вчера вечером? Бояться, может быть, и не надо, но осторожность никогда не повредит. Не стоило, наверное, обнаруживать слишком большие познания в музыке — ведь именно этим она его так допекла. Но разве не ее познания он хотел проверить? Менолли снова задумалась: сумеет ли она найти здесь свое место? Разве она посмела бы вообразить себя арфисткой? Какое там — ведь все решил за нее мастер Робинтон. Может быть, Моршал и Домис — тоже часть той общепринятой процедуры, о которой упоминал Главный арфист? Хорошо бы впредь пореже сталкиваться с ними — больно уж они ее невзлюбили.
Менолли вздохнула и, повернув на лестничной площадке, собралась спускаться дальше, но вдруг остановилась. Посреди вестибюля застыл Пьемур — окаменев и вытаращив глаза от изумления, он завороженно наблюдал за порханием файров. Вот Лентяй и Дядюшка сели на перила неподалеку от него.
— Я не сплю? — недоверчиво глядя на ящериц, спросил он и, не шелохнувшись, показал одним пальцем в сторону Лентяя с Дядюшкой.
— Да вроде нет. Коричневого зовут Лентяй, а голубого — Дядюшка. — Глаза мальчугана продолжали следить за полетом остальных файров — он явно пытался их сосчитать — и вдруг стали еще больше: он увидел, как Красотка плавно опустилась Менолли на плечо.
— Это Красотка, моя королева.
— Да уж, ничего не скажешь… — Пьемур не сводил глаз с Менолли. Красотка вытянула шею и, плавно вращая глазами, посмотрела на мальчика. И вдруг они с Пьемуром разом мигнули. Менолли не удержалась от смеха.
— Не удивительно, что Камо от нее последние мозги растерял. — Тут Пьемур встряхнулся, совсем как отряхивающийся от воды файр. — Да, чуть не забыл: ведь меня послали, чтобы я отвел тебя к мастеру Шоганару!
— А кто он? — с опаской спросила Менолли, еще не отошедшая от встречи с мастером Моршалом.
— Что, старый Морщила задал тебе жару? Да ты не бойся — мастер Шоганар тебе непременно понравится! Он мой учитель, мастер вокала. И вообще мировой старикан. — Лицо Пьемура загорелось неподдельным воодушевлением. — Знаешь, он сказал, что если ты умеешь петь хотя бы вполовину так же здорово, как твои файры, то ты просто вупер… вумер…
— Вундеркинд? — Менолли впервые слышала такое по отношению к себе.
— Вот именно! И еще он сказал, что даже если ты квакаешь, как страж, это не имеет никакого значения, раз ты научила своих файров петь. Как ты думаешь, я ей понравился? — вдруг спросил он, по-прежнему не шевелясь и не спуская глаз с Красотки.
— Почему ты спрашиваешь?
— Она так странно смотрит на меня и вращает глазами, — мальчуган неуверенно махнул рукой.
— Это потому, что ты сам на нее пялишься.
Пьемур заморгал и, застенчиво улыбнувшись взглянул на Менолли, потом смущенно хихикнул. — И правда. Ты уж извини, Красотка, я сам знаю, что это невежливо, но я всю жизнь мечтал увидеть файра! Пошли, Менолли, — Пьемур вприпрыжку двинулся через двор, торопя девочку. — Нас ждет мастер Шоганар. Я знаю, ты тут новенькая, но все равно нельзя заставлять мастера ждать. Слушай, а ты не могла бы сделать так, чтобы они не увязывались за нами? Видишь ли, мастер Шоганар сказал, что хочет сегодня послушать, как поешь ты, — их он и так уже слышал.
— Если я им велю, они будут молчать.
— Ранли, тот парень, что сидел за столом напротив тебя, — он из Крома и считает себя большим умником — так вот, он сказал, что файры только делают вид, что поют.
— Ничего подобного!
— Я так и знал! Я еще сказал ему: они такие же умные, как драконы, а он мне не поверил. — Пьемур вел ее к большому залу, где утром репетировал хор. — Шевели ногами, Менолли! Мастера терпеть не могут, когда их заставляют ждать, а ведь пока я тебя отыскал, прошла уйма времени.
— Не могу я идти быстрее, — стиснув зубы от боли, тихо ответила Менолли.
— Да, походочка у тебя какая-то чудная. Что у тебя с ногами?
Менолли удивилась: неужели до него еще не дошел этот слух?
— В самый разгар Падения я оказалась вдали от своей пещеры. Вот и пришлось уносить ноги.
Казалось, еще секунда, и глаза у Пьемура выскочат из орбит.
— Ты бежала? — голос его сорвался. — Наперегонки с Нитями?
— И при этом изодрала в клочья не только подметки, но и собственные ступни.
Больше поговорить не удалось — они стояли на пороге зала. Не успели глаза у Менолли привыкнуть к царившему в огромном помещении полумраку, как ей уже было велено не торчать у входа, а быстренько шагать вперед — мастер ненавидел копуш.
— Извините, учитель, но только Менолли повредила ноги, убегая от Нитей, — изрек Пьемур с таким видом, как будто давным-давно знал об этом случае. — А вообще-то она не копуша.
Наконец Менолли разглядела бочкообразного толстяка, восседавшего за массивным письменным столом прямо напротив входа.
— Тогда иди, как можешь. Понятно, что девица, убежавшая от Нитей, не может быть копушей. — Его голос, плывущий из темноты, звучал сочно и округло, «р» он произносил раскатисто, а гласные выпевал чисто и протяжно.
В открытую дверь ворвалась стайка ящериц, и мастер, приподняв тяжелые веки, с деланным недоумением воззрился на Менолли.
— Пьемур! — От одного этого возгласа мальчуган застыл на месте. Увидев, что Менолли ошеломила его громкость, он лукаво ухмыльнулся ей исподтишка. — Ты что же, не передал ей мою просьбу? Я, кажется, сказал, чтобы эти существа здесь не показывались?
— Они повсюду сопровождают ее, мастер Шоганар. И она обещала, что велит им сидеть смирно.
Мастер Шоганар повернул массивную голову и смерил Менолли взглядом из-под тяжелых век.
— Ну так вели!
Менолли сняла с плеча Красотку и приказала ей вместе с остальными устроиться где-нибудь и помалкивать.
— И чтобы ни единого звука, пока я вам не позволю, — строго добавила она.
— Что ж, — заметил мастер Шоганар, слегка повернув голову, чтобы оценить результат, — отрадное зрелище на фоне того непослушания, которое мне изо дня в день приходится наблюдать. — Прищурившись, он в упор посмотрел на Пьемура, который имел неосторожность дерзко хихикнуть, но встретившись глазами с мастером Шоганаром, постарался изобразить на лице невинное выражение. — Вот что, Пьемур, я уже насмотрелся на твою нахальную физиономию и развязные манеры. Ступай-ка вон!
— Слушаюсь, учитель, — бодро ответил Пьемур и, повернувшись на каблуках, вприпрыжку зашагал к двери. Выходя, он на миг замешкался, чтобы ободряюще помахать Менолли рукой, а потом помчался вниз по лестнице.
— Негодник! — с притворной свирепостью рявкнул мастер, сделав девочке знак сесть на табурет. — Мне стало известно, Менолли, что Петирон провел последние годы своей жизни в вашем холде, где исполнял обязанности арфиста.
Девочка кивнула — ей стало как-то спокойнее от того, что мастер неожиданно обратился к ней по имени.
— И он учил тебя играть и разбираться в теории музыки?
Менолли снова кивнула.
— Что мастер Домис и мастер Моршал и проверили сегодня. — Девочку внезапно насторожила легкая насмешка в его тоне, и она уже более внимательно смотрела, как он покачивает тяжелой головой, думая о чем-то своем. — А теперь скажи, потрудился ли Петирон, — его густой бас вдруг грозно зарокотал, так что Менолли на миг показалось, что она неверно оценила этого человека и он, как и ехидный Домис и брюзга Моршал, заранее настроен против нее, — …вернее, отважился ли он научить тебя пользоваться голосом?
— Нет, мой господин. По крайней мере, я так не думаю. Мы… мы просто пели вместе.
— То-то! — Огромная ладонь мастера Шоганара с такой силой обрушилась на письменный стал, что песок взметнулся столбом. — Вы просто пели вместе. Так же, как ты пела вместе со своими файрами?
Ее питомцы вопросительно чирикнули.
— Молчать! — рявкнул он, снова грохнув ладонью по столу.
Менолли мимолетно удивилась: несмотря на то, что поведение мастера Шоганара испугало ее, файры прижали крылья и затихли.
— Ну так что?
— Вы хотите знать, пела ли я с ними? Да, пела.
— Так же, как раньше пела с Петироном?
— Да, пожалуй, — только раньше мелодию вел Петирон, а я подпевала, а теперь они подпевают мне.
— Это не совсем то, что я имел в виду. А теперь я хочу, чтобы ты спела для меня.
— А что петь, мой господин? — спросила она, потянувшись за висевшей за плечом гитарой.
— Нет-нет, — он нетерпеливо замахал руками, — только без этой штуки.
Я хочу слышать пение, а не концертный номер. Для меня важен голос, а не то, как ты скрываешь несовершенство вокала мелодичными аккордами и затейливой гармонией… Ведь именно голосом мы общаемся друг с другом, голос произносит слова, которыми мы хотим произвести впечатление на окружающих, голос вызывает эмоциональный отклик: слезы, смех, раздумья. Голос — вот самый важный, самый сложный, самый удивительный из инструментов. И если ты не умеешь пользоваться голосом правильно и с толком, то лучше тебе вернуться в свой захолустный холд.
Менолли так зачаровало богатство и разнообразие его интонаций, что она даже не обратила внимание на смысл сказанного.
— Ну? — требовательно спросил он.
Менолли заморгала и судорожно вздохнула, запоздало поняв, что он ждет ее пения.
— Да не так! Вот дуреха! Дышать нужно вот отсюда, — он положил растопыренную ладонь на бочкообразный живот, там где полагалось быть диафрагме, и нажал, так что давление ясно ощущалось в выходившем изо рта голосе. — Вдыхаешь через нос, вот так… — Он вдохнул, но его массивная грудь почти не шевельнулась. — Воздух идет через дыхательное горло, — продолжал он на той же ноте, — и в живот, — голос понизился сразу на целую октаву. — Правильно дышать — значит дышать животом! Менолли набрала воздуха, как ей было показано, и снова выдохнула: она по-прежнему не знала, что петь.
— Клянусь холдом, который нас защищает, — он воздел глаза и руки, как будто искал утешения у бесплотного воздуха, — эта девица сведет меня с ума… Пой же, Менолли, пой!
Менолли с радостью спела бы, но перед тем, как начать ей хотелось столько сказать, а если нельзя, то хотя бы подумать, что же лучше спеть.
Она снова быстро вдохнула, почувствовала, что сидя петь неудобно, не спрашивая разрешения, встала и начала ту же песню, которую утром пели школяры. Сначала у нее мелькнула мысль: сейчас я ему покажу, что не он один умеет наполнять воздух оглушительными звуками, но потом, вспомнив брошенный вскользь совет Петирона, передумала и постаралась петь не столько громко, сколько выразительно.
Шоганар внимательно глядел на нее.
Вот последняя нота замерла вдали — как будто певец закончил песню и ушел, и Менолли без сил рухнула на табурет. Ее трясло. Как только она кончила петь, вернулась тупая дергающая боль в ногах.
Мастер Шоганар продолжал сидеть молча, его многочисленные подбородки опустились на грудь Потом, так и не шевельнув пальцем, он откинулся назад и пристально взглянул на девочку из-под кустистых темных бровей. — Так, говоришь, Петирон никогда не учил тебя пользоваться голосом?
— Так, как вы — нет, — для наглядности Менолли прижала ладони к плоскому животу. — Он всегда говорил, что петь нужно сердцем и нутром.
Я могу петь еще громче, — на всякий случай добавила она, опасаясь, что не угодила Шоганару.
Он только рукой махнул.
— Велика хитрость. Орать любой дурак умеет. Даже наш Камо. А вот петь он не может.
— Петирон часто говорил: если петь громко, то слышен только шум, а не голос и не сама песня.
— Да ну? Это он тебе сказал? Мои слова! Мои собственные слова! Значит, все-таки он меня слушал, — отметил Шоганар и тихо добавил, обращаясь к самому себе: — Петирон был достаточно умен, чтобы понимать пределы своих возможностей.
Менолли промолчала, но все в ней вознегодовало. Зато с оконного карниза послышалось шипение Красотки; Крепыш с Нырком вторили ей со своих мест. Мастер Шоганар поднял голову и с легким недоумением воззрился на файров. — Вот оно что! — Он перевел взгляд на Менолли. — Эти прелестные создания выражают чувства своей хозяйки? А ты любила Петирона и не желаешь слушать о нем ничего дурного? — Он слегка подался вперед и погрозил ей пальцем. — Запомни, бегунья Менолли: у каждого из нас есть свой предел, и мудр тот, кто его осознает. Вот что я имел в виду, — он снова откинулся в кресле, — совершенно не желая обидеть покойного Петирона. Для меня это похвала. — Он склонил голову на бок. — А для тебя — большая удача. Петирону хватило разума не портить твой голос, а подождать, пока твоим вокальным образованием займусь я. Так, шлифуя и доводя до совершенства то, что заложено самой природой, мы получим… — левая бровь мастера Шоганара, изогнувшись, поползла вверх, правая же оставалась неподвижной; зачарованная столь искусной мимикой, Менолли не спускала с него глаз, — …получим хорошо поставленный, безупречный певческий голос. — Мастер громко выдохнул.
Тут до Менолли, наконец, дошел смысл слов мастера, не затуманенный его мимическими упражнениями.
— Вы хотите сказать, что я могу петь?
— Петь может любой дурак на Перне, — небрежно бросил Шоганар. — И вообще, хватит разговоров. Я устал. — Он отмахнулся от нее, как от назойливого насекомого. — И этих сладкоголосых проныр тоже забирай с собой. Хватит с меня их злобных взглядов и немузыкальных воплей.
— Следующий раз я позабочусь, чтобы они…
— Остались за дверью? Нет, — брови Шоганара стремительно взметнулись, — бери их с собой. Похоже, они учатся на примере. Так что придется тебе показывать им хороший пример. — Лицо его омрачилось какой-то мыслью, потом на нем расплылась улыбка. — А теперь ступай, Менолли. Ступай. Все это невероятно утомило меня.
С этими словами он оперся локтем о письменный стол, да так тяжело, что тот накренился. Уронив голову на ладонь, мастер без всякой паузы оглушительно захрапел. Менолли опешила — она и не предполагала, что можно заснуть так быстро. Тем не менее, повинуясь приказу, она поманила за собой файров и бесшумно вышла.
Глава 4
Менолли с радостью свернулась бы где-нибудь клубочком и уснула, но Красотка начала тихонько курлыкать. «Кажется, Сильвина обещала, что им будут собирать остатки еды», — вспомнила девочка и направилась через двор к кухне. Но среди царившей там кутерьмы ей долго не удавалось обнаружить ни Сильвины, ни Камо. Наконец, она увидела, как дурачок, ковыляя, появился из кладовой; обеими руками он бережно прижимал к себе огромный круг сыра. Увидев девочку, Камо радостно осклабился и опустил сыр на единственное незанятое место, оставшееся на кухонном столе.
— Камо — кормить милашек? Камо — кормить?
— Будь умником, Камо, закончи сначала с сыром, — велела женщина, которую, как припомнила Менолли, звали Альбуна.
— Камо должен кормить, — заявил дурачок и, схватив миску, бесцеремонно вывалил ее содержимое прямо на стол, а потом зашагал по направлению к кладовой.
— Камо! Вернись сейчас же и займись сыром!
Менолли уже и сама пожалела о том, что явилась на кухню, и тут ее заметила Альбуна.
— Так вот кто всему виной! Ну да ладно — все равно от него теперь не будет никакого проку, пока он не поможет тебе накормить твоих зверюшек. Только держи их подальше от кухни!
— Хорошо, Альбуна. Извини, что я тебе помешала…
— Еще бы — устроить такой тарарам в самый разгар приготовления к ужину…
— Камо — кормить милашек? Камо — кормить милашек? — Дурачок уже со всех ног спешил обратно, роняя на пол кусочки мяса из переполненной миски.
— Только не в кухне, Камо! Ступай вон отсюда Ступай, тебе говорят. А ты, девочка, пришли его обратно, когда они поедят, ладно? Одно из немногих доступных ему дел — это управляться с сыром.
Менолли кивнула Альбуне и, улыбнувшись Камо, повела его из кухни вверх по ступенькам во двор. Красотка с компанией сразу же набросились на них. Обе Тетушки с Дядюшкой снова уселись на плечи Камо. Лицо дурачка светилось восторгом, он стоял, боясь шелохнуться, видимо, опасаясь, как бы малейшее его движение не спугнуло дорогих гостей. Остальные файры тоже то и дело подлетали к нему, чтобы схватить кусочек, или, уцепившись за его одежду, клевали прямо из миски. И хотя Красотка, Нырок и Крепыш предпочитали брать еду из рук Менолли, миска, тем не менее, скоро опустела.
— Камо принесет еще? Камо принесет еще?
Менолли поймала его за руку и повернула лицом к себе.
— Нет, Камо. Им хватит. Больше не надо, Камо. Теперь ты должен заняться сыром.
— Милашки уходят? — Лицо дурачка печально вытянулось Он наблюдал, как файры, один за другим, лениво взлетают на высокую крышу здания. — Милашки уходят?
— Теперь, Камо, им нужно поспать на солнышке. Они хорошо поели. А ты возвращайся к своему сыру. — Менолли легонько подтолкнула его в сторону кухни.
Он неохотно заковылял прочь, сжимая в руках миску и так неотрывно глядя через плечо на файров, что врезался прямо в дверной косяк. Потом, так и не сводя глаз со своих любимцев, сделал шаг в сторону и исчез в дверном проеме.
— А можно я тоже буду помогать тебе их кормить? Хотя бы иногда? Ну хоть разок? — раздался рядом просительный голос.
Быстро обернувшись, Менолли увидела Пьемура — взлохмаченные волосы падают на лицо, вся шея, до самых ушей, в грязных разводах.
Другие мальчишки и подмастерья еще только начинали выходить во двор, направляясь в сторону главного здания. Помнится, мастер Шоганар, назвал его негодником. Что ж, очень похоже — несмотря на вкрадчивый голосок, от Менолли не укрылся озорной блеск в его хитрющих глазах.
— Что, с Ранли поспорил?
— Поспорил? — Пьемур испытующе взглянул на девочку, потом не выдержал и фыркнул. — Видишь ли, Менолли, малышам вроде меня все время приходится думать: как бы хоть на шаг обойти здоровенных балбесов вроде Ранли. А не то они в любой момент могут устроить мне темную в спальне.
— Ну и на что же ты побился с ним об заклад?
— На то, что ты позволишь мне кормить ящериц, потому что они уже меня знают. Они ведь и вправду меня знают, верно?
— А ты и вправду негодник, верно?
Ухмылка Пьемура превратилась в хорошо отрепетированную гримасу, и он скромно пожал плечами в знак согласия.
— Хватит с меня Камо — он чуть не расквасил себе физиономию с этим кормлением…
— Милая Красотка, — завел Пьемур, в совершенстве копируя голос и манеры дурачка, — кормить милую Красотку… Да ты не бойся, Менолли, мы с Камо приятели. Он не будет возражать, если я тоже стану тебе помогать.
Видимо, считая вопрос решенным, Пьемур схватил Менолли за руку и потащил вверх по лестнице.
— Пошли, не хочешь же ты снова опоздать к столу, — напомнил он, направляясь вместе с ней к входу в столовую.
— Менолли!
Оба они застыли как вкопанные, заслышав голос Главного арфиста, и, обернувшись, стали ждать, пока он спустится к ним по лестнице.
— Ну, Менолли, как прошел день? Ты ведь уже познакомилась с Домисом, Моршалом и Шоганаром? Скоро я представлю тебя Сибелу — еще до того, как проклюнутся яйца! — Предвкушая это радостное событие, мастер Робинтон улыбнулся, ну совсем как Пьемур. — Я смотрю, этот шалопай уже прилип к тебе. Что ж, может быть, тебе удастся хоть ненадолго отвлечь его от шалостей. О, Брудеган, я как раз хотел перемолвиться с тобой парой слов перед ужином!
— Скорее! — Пьемур схватил ее за руку и повлек в столовую. Менолли даже показалось, что оба они — и Главный арфист, и Пьемур — не хотели, чтобы она столкнулась нос к косу с подмастерьем Брудеганом, чей хоровой урок ее файры так бесцеремонно нарушили. — А Сибел — голова, — как ни в чем не бывало, заметил Пьемур, и Менолли упрекнула себя за слишком буйную фантазию. — Это он получит второе яйцо. — Мальчуган свистнул сквозь зубы. — Ты боишься, что с ним тоже могут быть неприятности? Не волнуйся, он только совсем недавно поменял стол.
— Поменял стол?
— Так у нас говорят, когда кого-нибудь повышают в звании. Это обычно происходит за ужином. Если ты ученик, то к тебе подходит подмастерье и отводит на новое место. — Он указал на овальные столы в конце обеденного зала. — А оттуда мастер в свое время сопровождает подмастерье к круглому столу. Только со мной все это случится еще ох как не скоро, — со вздохом посетовал он, — если вообще когда-нибудь случится.
— Но почему? Разве не все ученики становятся подмастерьями?
— Нет, — нахмурившись, ответил мальчуган. — Некоторых отсылают домой как неспособных. Другие получают какую-нибудь нудную работу здесь и остаются помогать подмастерьям и мастерам, или их отправляют в захолустные цеха.
Может быть, именно такую участь уготовил для нее Главный арфист — стать помощницей мастера или подмастерья в каком-нибудь далеком холде или цехе? Что ж, не так уж плохо, но почему-то Менолли взгрустнулось. Она вздохнула, а вслед за ней и Пьемур.
— Сейчас мы увидим, сумеешь ли ты записать то, что так бойко отбарабанила.
Значит, она отвечала правильно, и он разозлился, что она так много знает! Менолли воспряла духом, и, едва мастер Моршал начал диктовать ноты, как ее пальцы проворно запорхали над песком, рисуя значки. Ей слышался совсем другой голос — добрый и ласковый, а само упражнение из проверки, устроенной придирчивым и предвзятым экзаменатором, превратилось в забавную игру.
— Ну-ка отодвинься, а то мне не видно, что ты там нацарапала, — вернул ее к действительности брюзгливый голос Моршала.
Он придирчиво проверил ее запись, поджал губы, хмыкнул и жестом велел стереть написанное. Потом, быстро продиктовал следующую серию аккордов. В них оказались кое-какие сложные модуляции и смены ритма, но после первых же двух аккордов девочка узнала «Песенку-загадку» и обрадовалась, что Петирон в свое время заставил ее выучить эту запоминающуюся мелодию назубок.
— Ладно, хватит, — прервал ее мастер Моршал, сердито теребя камзол.
— У тебя есть с собой инструмент?
— Есть, мой господин.
— Тогда возьми его и достань с верхней полки вон ту нотную тетрадь, да пошевеливайся.
Ступив на больные ноги, Менолли едва не вскрикнула: пока она сидела, опухоль не спала, ступни казались тяжелыми и неповоротливыми.
— Я сказал: пошевеливайся! Не сидеть же мне тут с тобой до ночи! Прятавшаяся на верхней полке Красотка тихонько зашипела и открыла глаза; по едва слышному шороху, донесшемуся оттуда, девочка поняла, что и остальные файры насторожились. Повернувшись к Моршалу спиной, она дала Красотке знак закрыть глаза и сидеть тихо. От одной мысли, как среагирует мастер Моршал на появление файров, по спине у нее пробежали мурашки.
— Ты что, уснула?
Менолли зашаркала к тому месту, где лежала ее гитара, и, забрав ее, вместе с нотами подошла к мастеру. Он взял сшитые кожаные листы и, недовольно кривя губы, стал переворачивать толстые страницы. Запись новая — это Менолли сразу увидела: кожа совсем светлая, и ноты отчетливо выделяются. Края кожаных страниц аккуратно обрезаны, и хоть нотные знаки покрывают их сплошняком, ни одна нотка не потеряется в излохмаченных полях.
— А теперь сыграй мне вот это! — Он через весь стол швырнул ей тетрадь, не проявляя ни малейшего уважения к труду, вложенному в записи.
По какой-то иронии судьбы выбор мастера Моршала пал на «Балладу о полете Мориты». Менолли знала: ей никогда не сыграть эту вещь в точности, как она написана, так что у Моршала будут все основания обвинить ее в неспособности…
— Мой господин, у меня… — начала Менолли, протягивая левую ладонь.
— Не желаю ничего слушать. Или ты умеешь играть по нотам, или мне остается сделать вывод, что ты не соответствуешь нужному уровню. Менолли пробежала пальцами по струнам, проверяя настройку.
— Ну, живее. Если ты умеешь читать партитуру, то должна суметь ее сыграть.
«Легко сказать», — невесело подумала Менолли, но делать было нечего. Она ударила по струнам и, помня о том, что Моршал наверняка ждет от нее ошибок, заиграла эту известнейшую балладу, которую отлично знала наизусть, в точном соответствии с лежавшей перед ней записью. В балладе присутствовало несколько вариаций. С первыми двумя девочка легко справилась, а вот четвертая и пятая ей не дались — сказался стягивающий ладонь шрам.
— Все ясно, — со странным удовлетворением воскликнул Моршал, давая ей знак прекратить игру. — Ты не умеешь точно следовать указанному темпу. Прекрасно, на этом закончим. Ты свободна.
— Прошу прощения, мастер Моршал… — снова попыталось объяснить Менолли, вытягивая левую ладонь.
— Что такое? — не веря своим глазам, уставился на нее Моршал. — Ты что же, спорить со мной собираешься? Вон! Я, кажется, уже сказал: ты свободна. Вот до чего может дойти, когда девицы воображают себя арфистками да еще претендуют на сочинительство! Ступай вон! Клянусь Великой скорлупой и звездами… — Тут его брюзгливый голос испуганно дрогнул. — Это еще что такое? Кто их сюда впустил?
Менолли, которая уже спускалась по лестнице, услышала в его голосе неподдельный страх и даже перестала обижаться. Раскричавшись на нее, Моршал разбудил дремлющих файров, и они, посчитав, что их хозяйка в опасности, ринулись на ее защиту, с криками налетая на мастера. Услышав, как хлопнула тяжелая дверь, Менолли рассмеялась, но тут же пожалела о случившемся. Теперь мастер Моршал будет ее врагом, а от этого жизнь в Цехе арфистов для нее легче не станет. «Арфистов нечего бояться», — так кажется, сказал ей Т'геллан только вчера вечером? Бояться, может быть, и не надо, но осторожность никогда не повредит. Не стоило, наверное, обнаруживать слишком большие познания в музыке — ведь именно этим она его так допекла. Но разве не ее познания он хотел проверить? Менолли снова задумалась: сумеет ли она найти здесь свое место? Разве она посмела бы вообразить себя арфисткой? Какое там — ведь все решил за нее мастер Робинтон. Может быть, Моршал и Домис — тоже часть той общепринятой процедуры, о которой упоминал Главный арфист? Хорошо бы впредь пореже сталкиваться с ними — больно уж они ее невзлюбили.
Менолли вздохнула и, повернув на лестничной площадке, собралась спускаться дальше, но вдруг остановилась. Посреди вестибюля застыл Пьемур — окаменев и вытаращив глаза от изумления, он завороженно наблюдал за порханием файров. Вот Лентяй и Дядюшка сели на перила неподалеку от него.
— Я не сплю? — недоверчиво глядя на ящериц, спросил он и, не шелохнувшись, показал одним пальцем в сторону Лентяя с Дядюшкой.
— Да вроде нет. Коричневого зовут Лентяй, а голубого — Дядюшка. — Глаза мальчугана продолжали следить за полетом остальных файров — он явно пытался их сосчитать — и вдруг стали еще больше: он увидел, как Красотка плавно опустилась Менолли на плечо.
— Это Красотка, моя королева.
— Да уж, ничего не скажешь… — Пьемур не сводил глаз с Менолли. Красотка вытянула шею и, плавно вращая глазами, посмотрела на мальчика. И вдруг они с Пьемуром разом мигнули. Менолли не удержалась от смеха.
— Не удивительно, что Камо от нее последние мозги растерял. — Тут Пьемур встряхнулся, совсем как отряхивающийся от воды файр. — Да, чуть не забыл: ведь меня послали, чтобы я отвел тебя к мастеру Шоганару!
— А кто он? — с опаской спросила Менолли, еще не отошедшая от встречи с мастером Моршалом.
— Что, старый Морщила задал тебе жару? Да ты не бойся — мастер Шоганар тебе непременно понравится! Он мой учитель, мастер вокала. И вообще мировой старикан. — Лицо Пьемура загорелось неподдельным воодушевлением. — Знаешь, он сказал, что если ты умеешь петь хотя бы вполовину так же здорово, как твои файры, то ты просто вупер… вумер…
— Вундеркинд? — Менолли впервые слышала такое по отношению к себе.
— Вот именно! И еще он сказал, что даже если ты квакаешь, как страж, это не имеет никакого значения, раз ты научила своих файров петь. Как ты думаешь, я ей понравился? — вдруг спросил он, по-прежнему не шевелясь и не спуская глаз с Красотки.
— Почему ты спрашиваешь?
— Она так странно смотрит на меня и вращает глазами, — мальчуган неуверенно махнул рукой.
— Это потому, что ты сам на нее пялишься.
Пьемур заморгал и, застенчиво улыбнувшись взглянул на Менолли, потом смущенно хихикнул. — И правда. Ты уж извини, Красотка, я сам знаю, что это невежливо, но я всю жизнь мечтал увидеть файра! Пошли, Менолли, — Пьемур вприпрыжку двинулся через двор, торопя девочку. — Нас ждет мастер Шоганар. Я знаю, ты тут новенькая, но все равно нельзя заставлять мастера ждать. Слушай, а ты не могла бы сделать так, чтобы они не увязывались за нами? Видишь ли, мастер Шоганар сказал, что хочет сегодня послушать, как поешь ты, — их он и так уже слышал.
— Если я им велю, они будут молчать.
— Ранли, тот парень, что сидел за столом напротив тебя, — он из Крома и считает себя большим умником — так вот, он сказал, что файры только делают вид, что поют.
— Ничего подобного!
— Я так и знал! Я еще сказал ему: они такие же умные, как драконы, а он мне не поверил. — Пьемур вел ее к большому залу, где утром репетировал хор. — Шевели ногами, Менолли! Мастера терпеть не могут, когда их заставляют ждать, а ведь пока я тебя отыскал, прошла уйма времени.
— Не могу я идти быстрее, — стиснув зубы от боли, тихо ответила Менолли.
— Да, походочка у тебя какая-то чудная. Что у тебя с ногами?
Менолли удивилась: неужели до него еще не дошел этот слух?
— В самый разгар Падения я оказалась вдали от своей пещеры. Вот и пришлось уносить ноги.
Казалось, еще секунда, и глаза у Пьемура выскочат из орбит.
— Ты бежала? — голос его сорвался. — Наперегонки с Нитями?
— И при этом изодрала в клочья не только подметки, но и собственные ступни.
Больше поговорить не удалось — они стояли на пороге зала. Не успели глаза у Менолли привыкнуть к царившему в огромном помещении полумраку, как ей уже было велено не торчать у входа, а быстренько шагать вперед — мастер ненавидел копуш.
— Извините, учитель, но только Менолли повредила ноги, убегая от Нитей, — изрек Пьемур с таким видом, как будто давным-давно знал об этом случае. — А вообще-то она не копуша.
Наконец Менолли разглядела бочкообразного толстяка, восседавшего за массивным письменным столом прямо напротив входа.
— Тогда иди, как можешь. Понятно, что девица, убежавшая от Нитей, не может быть копушей. — Его голос, плывущий из темноты, звучал сочно и округло, «р» он произносил раскатисто, а гласные выпевал чисто и протяжно.
В открытую дверь ворвалась стайка ящериц, и мастер, приподняв тяжелые веки, с деланным недоумением воззрился на Менолли.
— Пьемур! — От одного этого возгласа мальчуган застыл на месте. Увидев, что Менолли ошеломила его громкость, он лукаво ухмыльнулся ей исподтишка. — Ты что же, не передал ей мою просьбу? Я, кажется, сказал, чтобы эти существа здесь не показывались?
— Они повсюду сопровождают ее, мастер Шоганар. И она обещала, что велит им сидеть смирно.
Мастер Шоганар повернул массивную голову и смерил Менолли взглядом из-под тяжелых век.
— Ну так вели!
Менолли сняла с плеча Красотку и приказала ей вместе с остальными устроиться где-нибудь и помалкивать.
— И чтобы ни единого звука, пока я вам не позволю, — строго добавила она.
— Что ж, — заметил мастер Шоганар, слегка повернув голову, чтобы оценить результат, — отрадное зрелище на фоне того непослушания, которое мне изо дня в день приходится наблюдать. — Прищурившись, он в упор посмотрел на Пьемура, который имел неосторожность дерзко хихикнуть, но встретившись глазами с мастером Шоганаром, постарался изобразить на лице невинное выражение. — Вот что, Пьемур, я уже насмотрелся на твою нахальную физиономию и развязные манеры. Ступай-ка вон!
— Слушаюсь, учитель, — бодро ответил Пьемур и, повернувшись на каблуках, вприпрыжку зашагал к двери. Выходя, он на миг замешкался, чтобы ободряюще помахать Менолли рукой, а потом помчался вниз по лестнице.
— Негодник! — с притворной свирепостью рявкнул мастер, сделав девочке знак сесть на табурет. — Мне стало известно, Менолли, что Петирон провел последние годы своей жизни в вашем холде, где исполнял обязанности арфиста.
Девочка кивнула — ей стало как-то спокойнее от того, что мастер неожиданно обратился к ней по имени.
— И он учил тебя играть и разбираться в теории музыки?
Менолли снова кивнула.
— Что мастер Домис и мастер Моршал и проверили сегодня. — Девочку внезапно насторожила легкая насмешка в его тоне, и она уже более внимательно смотрела, как он покачивает тяжелой головой, думая о чем-то своем. — А теперь скажи, потрудился ли Петирон, — его густой бас вдруг грозно зарокотал, так что Менолли на миг показалось, что она неверно оценила этого человека и он, как и ехидный Домис и брюзга Моршал, заранее настроен против нее, — …вернее, отважился ли он научить тебя пользоваться голосом?
— Нет, мой господин. По крайней мере, я так не думаю. Мы… мы просто пели вместе.
— То-то! — Огромная ладонь мастера Шоганара с такой силой обрушилась на письменный стал, что песок взметнулся столбом. — Вы просто пели вместе. Так же, как ты пела вместе со своими файрами?
Ее питомцы вопросительно чирикнули.
— Молчать! — рявкнул он, снова грохнув ладонью по столу.
Менолли мимолетно удивилась: несмотря на то, что поведение мастера Шоганара испугало ее, файры прижали крылья и затихли.
— Ну так что?
— Вы хотите знать, пела ли я с ними? Да, пела.
— Так же, как раньше пела с Петироном?
— Да, пожалуй, — только раньше мелодию вел Петирон, а я подпевала, а теперь они подпевают мне.
— Это не совсем то, что я имел в виду. А теперь я хочу, чтобы ты спела для меня.
— А что петь, мой господин? — спросила она, потянувшись за висевшей за плечом гитарой.
— Нет-нет, — он нетерпеливо замахал руками, — только без этой штуки.
Я хочу слышать пение, а не концертный номер. Для меня важен голос, а не то, как ты скрываешь несовершенство вокала мелодичными аккордами и затейливой гармонией… Ведь именно голосом мы общаемся друг с другом, голос произносит слова, которыми мы хотим произвести впечатление на окружающих, голос вызывает эмоциональный отклик: слезы, смех, раздумья. Голос — вот самый важный, самый сложный, самый удивительный из инструментов. И если ты не умеешь пользоваться голосом правильно и с толком, то лучше тебе вернуться в свой захолустный холд.
Менолли так зачаровало богатство и разнообразие его интонаций, что она даже не обратила внимание на смысл сказанного.
— Ну? — требовательно спросил он.
Менолли заморгала и судорожно вздохнула, запоздало поняв, что он ждет ее пения.
— Да не так! Вот дуреха! Дышать нужно вот отсюда, — он положил растопыренную ладонь на бочкообразный живот, там где полагалось быть диафрагме, и нажал, так что давление ясно ощущалось в выходившем изо рта голосе. — Вдыхаешь через нос, вот так… — Он вдохнул, но его массивная грудь почти не шевельнулась. — Воздух идет через дыхательное горло, — продолжал он на той же ноте, — и в живот, — голос понизился сразу на целую октаву. — Правильно дышать — значит дышать животом! Менолли набрала воздуха, как ей было показано, и снова выдохнула: она по-прежнему не знала, что петь.
— Клянусь холдом, который нас защищает, — он воздел глаза и руки, как будто искал утешения у бесплотного воздуха, — эта девица сведет меня с ума… Пой же, Менолли, пой!
Менолли с радостью спела бы, но перед тем, как начать ей хотелось столько сказать, а если нельзя, то хотя бы подумать, что же лучше спеть.
Она снова быстро вдохнула, почувствовала, что сидя петь неудобно, не спрашивая разрешения, встала и начала ту же песню, которую утром пели школяры. Сначала у нее мелькнула мысль: сейчас я ему покажу, что не он один умеет наполнять воздух оглушительными звуками, но потом, вспомнив брошенный вскользь совет Петирона, передумала и постаралась петь не столько громко, сколько выразительно.
Шоганар внимательно глядел на нее.
Вот последняя нота замерла вдали — как будто певец закончил песню и ушел, и Менолли без сил рухнула на табурет. Ее трясло. Как только она кончила петь, вернулась тупая дергающая боль в ногах.
Мастер Шоганар продолжал сидеть молча, его многочисленные подбородки опустились на грудь Потом, так и не шевельнув пальцем, он откинулся назад и пристально взглянул на девочку из-под кустистых темных бровей. — Так, говоришь, Петирон никогда не учил тебя пользоваться голосом?
— Так, как вы — нет, — для наглядности Менолли прижала ладони к плоскому животу. — Он всегда говорил, что петь нужно сердцем и нутром.
Я могу петь еще громче, — на всякий случай добавила она, опасаясь, что не угодила Шоганару.
Он только рукой махнул.
— Велика хитрость. Орать любой дурак умеет. Даже наш Камо. А вот петь он не может.
— Петирон часто говорил: если петь громко, то слышен только шум, а не голос и не сама песня.
— Да ну? Это он тебе сказал? Мои слова! Мои собственные слова! Значит, все-таки он меня слушал, — отметил Шоганар и тихо добавил, обращаясь к самому себе: — Петирон был достаточно умен, чтобы понимать пределы своих возможностей.
Менолли промолчала, но все в ней вознегодовало. Зато с оконного карниза послышалось шипение Красотки; Крепыш с Нырком вторили ей со своих мест. Мастер Шоганар поднял голову и с легким недоумением воззрился на файров. — Вот оно что! — Он перевел взгляд на Менолли. — Эти прелестные создания выражают чувства своей хозяйки? А ты любила Петирона и не желаешь слушать о нем ничего дурного? — Он слегка подался вперед и погрозил ей пальцем. — Запомни, бегунья Менолли: у каждого из нас есть свой предел, и мудр тот, кто его осознает. Вот что я имел в виду, — он снова откинулся в кресле, — совершенно не желая обидеть покойного Петирона. Для меня это похвала. — Он склонил голову на бок. — А для тебя — большая удача. Петирону хватило разума не портить твой голос, а подождать, пока твоим вокальным образованием займусь я. Так, шлифуя и доводя до совершенства то, что заложено самой природой, мы получим… — левая бровь мастера Шоганара, изогнувшись, поползла вверх, правая же оставалась неподвижной; зачарованная столь искусной мимикой, Менолли не спускала с него глаз, — …получим хорошо поставленный, безупречный певческий голос. — Мастер громко выдохнул.
Тут до Менолли, наконец, дошел смысл слов мастера, не затуманенный его мимическими упражнениями.
— Вы хотите сказать, что я могу петь?
— Петь может любой дурак на Перне, — небрежно бросил Шоганар. — И вообще, хватит разговоров. Я устал. — Он отмахнулся от нее, как от назойливого насекомого. — И этих сладкоголосых проныр тоже забирай с собой. Хватит с меня их злобных взглядов и немузыкальных воплей.
— Следующий раз я позабочусь, чтобы они…
— Остались за дверью? Нет, — брови Шоганара стремительно взметнулись, — бери их с собой. Похоже, они учатся на примере. Так что придется тебе показывать им хороший пример. — Лицо его омрачилось какой-то мыслью, потом на нем расплылась улыбка. — А теперь ступай, Менолли. Ступай. Все это невероятно утомило меня.
С этими словами он оперся локтем о письменный стол, да так тяжело, что тот накренился. Уронив голову на ладонь, мастер без всякой паузы оглушительно захрапел. Менолли опешила — она и не предполагала, что можно заснуть так быстро. Тем не менее, повинуясь приказу, она поманила за собой файров и бесшумно вышла.
Глава 4
Почему, мой арфист, ты печален —
Ведь у песни веселый лад?
Что твой голос дрожит и струна дребезжит,
Почему ты отводишь взгляд?
Менолли с радостью свернулась бы где-нибудь клубочком и уснула, но Красотка начала тихонько курлыкать. «Кажется, Сильвина обещала, что им будут собирать остатки еды», — вспомнила девочка и направилась через двор к кухне. Но среди царившей там кутерьмы ей долго не удавалось обнаружить ни Сильвины, ни Камо. Наконец, она увидела, как дурачок, ковыляя, появился из кладовой; обеими руками он бережно прижимал к себе огромный круг сыра. Увидев девочку, Камо радостно осклабился и опустил сыр на единственное незанятое место, оставшееся на кухонном столе.
— Камо — кормить милашек? Камо — кормить?
— Будь умником, Камо, закончи сначала с сыром, — велела женщина, которую, как припомнила Менолли, звали Альбуна.
— Камо должен кормить, — заявил дурачок и, схватив миску, бесцеремонно вывалил ее содержимое прямо на стол, а потом зашагал по направлению к кладовой.
— Камо! Вернись сейчас же и займись сыром!
Менолли уже и сама пожалела о том, что явилась на кухню, и тут ее заметила Альбуна.
— Так вот кто всему виной! Ну да ладно — все равно от него теперь не будет никакого проку, пока он не поможет тебе накормить твоих зверюшек. Только держи их подальше от кухни!
— Хорошо, Альбуна. Извини, что я тебе помешала…
— Еще бы — устроить такой тарарам в самый разгар приготовления к ужину…
— Камо — кормить милашек? Камо — кормить милашек? — Дурачок уже со всех ног спешил обратно, роняя на пол кусочки мяса из переполненной миски.
— Только не в кухне, Камо! Ступай вон отсюда Ступай, тебе говорят. А ты, девочка, пришли его обратно, когда они поедят, ладно? Одно из немногих доступных ему дел — это управляться с сыром.
Менолли кивнула Альбуне и, улыбнувшись Камо, повела его из кухни вверх по ступенькам во двор. Красотка с компанией сразу же набросились на них. Обе Тетушки с Дядюшкой снова уселись на плечи Камо. Лицо дурачка светилось восторгом, он стоял, боясь шелохнуться, видимо, опасаясь, как бы малейшее его движение не спугнуло дорогих гостей. Остальные файры тоже то и дело подлетали к нему, чтобы схватить кусочек, или, уцепившись за его одежду, клевали прямо из миски. И хотя Красотка, Нырок и Крепыш предпочитали брать еду из рук Менолли, миска, тем не менее, скоро опустела.
— Камо принесет еще? Камо принесет еще?
Менолли поймала его за руку и повернула лицом к себе.
— Нет, Камо. Им хватит. Больше не надо, Камо. Теперь ты должен заняться сыром.
— Милашки уходят? — Лицо дурачка печально вытянулось Он наблюдал, как файры, один за другим, лениво взлетают на высокую крышу здания. — Милашки уходят?
— Теперь, Камо, им нужно поспать на солнышке. Они хорошо поели. А ты возвращайся к своему сыру. — Менолли легонько подтолкнула его в сторону кухни.
Он неохотно заковылял прочь, сжимая в руках миску и так неотрывно глядя через плечо на файров, что врезался прямо в дверной косяк. Потом, так и не сводя глаз со своих любимцев, сделал шаг в сторону и исчез в дверном проеме.
— А можно я тоже буду помогать тебе их кормить? Хотя бы иногда? Ну хоть разок? — раздался рядом просительный голос.
Быстро обернувшись, Менолли увидела Пьемура — взлохмаченные волосы падают на лицо, вся шея, до самых ушей, в грязных разводах.
Другие мальчишки и подмастерья еще только начинали выходить во двор, направляясь в сторону главного здания. Помнится, мастер Шоганар, назвал его негодником. Что ж, очень похоже — несмотря на вкрадчивый голосок, от Менолли не укрылся озорной блеск в его хитрющих глазах.
— Что, с Ранли поспорил?
— Поспорил? — Пьемур испытующе взглянул на девочку, потом не выдержал и фыркнул. — Видишь ли, Менолли, малышам вроде меня все время приходится думать: как бы хоть на шаг обойти здоровенных балбесов вроде Ранли. А не то они в любой момент могут устроить мне темную в спальне.
— Ну и на что же ты побился с ним об заклад?
— На то, что ты позволишь мне кормить ящериц, потому что они уже меня знают. Они ведь и вправду меня знают, верно?
— А ты и вправду негодник, верно?
Ухмылка Пьемура превратилась в хорошо отрепетированную гримасу, и он скромно пожал плечами в знак согласия.
— Хватит с меня Камо — он чуть не расквасил себе физиономию с этим кормлением…
— Милая Красотка, — завел Пьемур, в совершенстве копируя голос и манеры дурачка, — кормить милую Красотку… Да ты не бойся, Менолли, мы с Камо приятели. Он не будет возражать, если я тоже стану тебе помогать.
Видимо, считая вопрос решенным, Пьемур схватил Менолли за руку и потащил вверх по лестнице.
— Пошли, не хочешь же ты снова опоздать к столу, — напомнил он, направляясь вместе с ней к входу в столовую.
— Менолли!
Оба они застыли как вкопанные, заслышав голос Главного арфиста, и, обернувшись, стали ждать, пока он спустится к ним по лестнице.
— Ну, Менолли, как прошел день? Ты ведь уже познакомилась с Домисом, Моршалом и Шоганаром? Скоро я представлю тебя Сибелу — еще до того, как проклюнутся яйца! — Предвкушая это радостное событие, мастер Робинтон улыбнулся, ну совсем как Пьемур. — Я смотрю, этот шалопай уже прилип к тебе. Что ж, может быть, тебе удастся хоть ненадолго отвлечь его от шалостей. О, Брудеган, я как раз хотел перемолвиться с тобой парой слов перед ужином!
— Скорее! — Пьемур схватил ее за руку и повлек в столовую. Менолли даже показалось, что оба они — и Главный арфист, и Пьемур — не хотели, чтобы она столкнулась нос к косу с подмастерьем Брудеганом, чей хоровой урок ее файры так бесцеремонно нарушили. — А Сибел — голова, — как ни в чем не бывало, заметил Пьемур, и Менолли упрекнула себя за слишком буйную фантазию. — Это он получит второе яйцо. — Мальчуган свистнул сквозь зубы. — Ты боишься, что с ним тоже могут быть неприятности? Не волнуйся, он только совсем недавно поменял стол.
— Поменял стол?
— Так у нас говорят, когда кого-нибудь повышают в звании. Это обычно происходит за ужином. Если ты ученик, то к тебе подходит подмастерье и отводит на новое место. — Он указал на овальные столы в конце обеденного зала. — А оттуда мастер в свое время сопровождает подмастерье к круглому столу. Только со мной все это случится еще ох как не скоро, — со вздохом посетовал он, — если вообще когда-нибудь случится.
— Но почему? Разве не все ученики становятся подмастерьями?
— Нет, — нахмурившись, ответил мальчуган. — Некоторых отсылают домой как неспособных. Другие получают какую-нибудь нудную работу здесь и остаются помогать подмастерьям и мастерам, или их отправляют в захолустные цеха.
Может быть, именно такую участь уготовил для нее Главный арфист — стать помощницей мастера или подмастерья в каком-нибудь далеком холде или цехе? Что ж, не так уж плохо, но почему-то Менолли взгрустнулось. Она вздохнула, а вслед за ней и Пьемур.