Энн Маккефри
Скороходы Перна

* * *

   Тенна преодолела подъем и остановилась перевести дыхание, упершись руками в колени, чтобы дать отдых мускулам спины. Потом, как ее учили, она походила по небольшой ровной площадке, дрыгая ногами и дыша ртом, пока дыхание не стало ровным. Она сняла с пояса фляжку и позволила себе отпить глоток, .оросив сначала пересохший рот. Выплюнув воду, она сделала еще глоток, тонкой струйкой пропустив его в горло. Ночь была прохладная, и Тенна не слишком вспотела. Но долго стоять все равно нельзя, иначе можно простудиться.
   Дыхание она восстановила быстро и осталась довольна собой. Она в хорошей форме. Тенна подрыгала ногами еще, чтобы снять напряжение, вызванное бегом в гору. Потом поправила пояс, проверила почтовую сумку и пустилась вниз с холма быстрым шагом. Для бега было слишком темно – Белиор еще не взошел над равниной и не осветли склон. Эту часть пути Тенна знала только понаслышке, а не по опыту. Она бегала всего только второй Оборот и уже проделала большую часть своего первого Перехода, с легкостью покрывая короткие дистанции. Скороходы заботились друг о друге, и ни один станционный смотритель не стал бы перегружать новичка. Если повезет, на следующей седьмице она уже доберется до Западного моря. Так она выдержит свое первое испытание, как скороход. Осталось только пересечь Западный кряж – и она добежит до холда Форт.
   На середине спуска она поняла, что миновала перевал, и, по привычке проверив сумку, сдвинула колени и понеслась вниз длинными прыжками, представлявшими собой гордость пернского скорохода.
   Конечно, легендарные «прыгуны», те, что преодолевали по сотне миль за день, давно уже вымерли, но память о них все еще жила. Их выносливость и преданность делу служили примером всякому, кто бегал по пернским трассам. Первых скороходов, согласно легенде, было немного, но это они основали почтовые станции, когда во время первого Нитепада возникла потребность в быстрой доставке писем. «Прыгуны» обладали способностью впадать в своего рода транс, что позволяло им не только бегать на самые длинные дистанции, но и не замерзать в метель и в мороз. Они проложили также первые трассы, которые теперь разрослись в сеть, охватывающую весь континент.
   Только старосты холдов и цеховые мастера могут себе позволить содержать верховников для своих почтовых нужд – обычные же люди свободно могут послать письмо любому цеху, или родственникам, или друзьям в почтовой сумке, которую передают от станции к станции. Посторонние иногда называют эти поселения холдами, но сами скороходы всегда говорят «станции». Станции, как и смотрители, – это неотъемлемая часть их ремесла. Барабаны хорошо передают короткие вести, если погода подходящая и ветер не мешает слышать дробь, – но пока люди будут писать письма, будут и скороходы, которые эти письма носят.
   Тенна часто с гордостью думала о традиции, которую продолжала. В долгих одиноких пробегах была своя прелесть. Сейчас ей бежалось особенно хорошо: почва, хотя и твердая, пружинила под ногами благодаря покрытию, которое тщательно поддерживалось на трассах со времен первых бегунов. Упругий мох не только облегчал бег, но и обозначал дорогу. Бегун или бегунья сразу почувствует разницу, если ненароком собьется с трассы.
   Белиор, медленно поднимаясь за спиной у Тенны, все лучше освещал дорогу, и девушка прибавила шаг. Она бежала легко, дыша без усилий, руки на уровне груди, локти прижаты к бокам. Незачем оставлять «рычаги», как говорил ее отец, которые цепляют ветер и тормозят бег. В такие времена, как теперь, когда дорога хорошая, света достаточно и погода прохладная, кажется, будто можешь бежать вечно. Пока не упрешься в море.
   Тенна бежала, видя горы вокруг себя. Дорога опять пошла под уклон, и Белиор светил в полную силу. Завидев впереди ручей, она предусмотрительно сбавила скорость, хотя ей говорили, что дно там прочное, галечное. Она преодолела брод по щиколотку в холодной воде, взбежала на другой берег и слегка отклонилась к югу, узнав трассу по ее пружинистой поверхности.
   Теперь она где-то на полдороги до холда Форт и к рассвету должна быть там. Это торная дорога – она ведет на юго-запад вдоль побережья в другие холды. Почти все, что Тенна несла с собой, предназначалось для жителей Форта – это будет конечная станция и для сумки, и для нее. Она столько наслышалась об удобствах Форта, что не совсем верила слухам. Бегуны склонны скорее преуменьшать, чем преувеличивать. Если бегун говорит тебе, что трасса опасная, этому веришь! Но о Форте рассказывали просто чудеса.
   Тенна происходила из семьи бегунов: отец, дядьки, кузены, оба деда, братья, сестры, две тетки – все бегали по трассам, пересекающим Перн от мыса Нерат до Дальнего Плеса, от Бендена до Болла.
   – Это у нас в роду, – говорила мать своим младшим детям. Сесила управляла большой почтовой станцией у Лемоса, в северном конце Керунской равнины, где растут большие небесные метлы. Странные это деревья – больше на Перне их нигде нет. В детстве Тенна думала, что на них отдыхают драконы Бенденского вейра, когда летают через континент. Сесила над этим смеялась.
   – Пернские драконы в отдыхе не нуждаются, милая. Они летят, куда хотят, без остановки. Может, ты просто видела, как они охотятся – раз в неделю им надо поесть.
   В бытность свою бегуньей Сесила совершала девять полных Переходов за один Оборот, пока не вышла за другого бегуна и не начала производить на свет будущих скороходов. – От природы мы почти все худые и длинноногие, с объемистыми легкими и крепкими костями. Есть и такие, в которых главная черта быстрота, а не выносливость, – они хороши на Собраниях, где пересекают финишную черту, пока другие топчутся на старте. В мире мы значим не меньше, чем холдеры или даже вейровцы. Каждый занимается своим делом – ткач и красильщик, фермер и рыбак, кузнец и скороход.
   – В Песне Долга поется не так, – заметил младший: братишка Тенны.
   – Может, и не так, но я пою ее на свой лад, и ты так делай. Вот ужо поговорю с первым же арфистом, который к нам зайдет. Пусть изменит слова, если хочет, чтобы его письма доставлялись куда надо. – Сесила выразительно потрясла головой, давая понять, что разговор окончен.
   Когда дети бегунов подрастали, их испытывали, чтобы проверить, способны ли они бегать сами. У Тенны ноги перестали расти, когда ей минуло полных пятнадцать Оборотов. Тогда ее представили бегуну из другого рода. Тенна очень волновалась, но мать, окинув свою долговязую дочку долгим понимающим взглядом, сказала в своей обычной небрежной манере:
   – Девять детей я родила Федри, твоему отцу, и четверо уже бегают. Ты тоже побежишь, не бойся.
   – А Седра?
   – Да, твоя сестра вышла замуж и рожает детей, но она сделала два Перехода до того, как встретила своего суженого. Поэтому она тоже считается. Чтобы рожать хороших бегунов, надо самой быть бегуньей. – Сесила помолчала и продолжила, видя, что Тенна ее больше не прерывает: – В моем холде было двенадцать таких родов. Ты побежишь, девочка, можешь не сомневаться. Ты побежишь. – И мать засмеялась. – Весь вопрос в том, долго ли ты будешь бегать.
   Тенна давно уже – с тех самых пор, как ей доверили нянчить младших, – решила, что лучше будет бегать, чем рожать бегунов. Будет бегать, пока ноги несут. Одна ее тетка так и не вышла замуж и бегала, пока не стала старше Сесилы, а тогда стала управлять соседней с ними станцией по пути на Иген. Тенна тоже была не прочь содержать станцию, если придется уйти на покой. Мать вела свою образцово, всегда имела наготове горячую воду для усталых бегунов, хорошую еду, мягкие постели, а лечебную помощь могла оказать не хуже, чем в холде. На станции не бывает скучно – никогда ведь не знаешь, кто прибежит сегодня и куда он направится дальше. Бегуны регулярно пересекали континент, принося новости со всего Перна. Они рассказывали много поучительного о трудностях на трассе и о том, как с ними справляться. От них узнавали о жизни холдов, цехов и единственного вейра, а также о том, что касается одних скороходов; каковы условия на дороге и где трасса нуждается в починке после сильных дождей или оползня.
   Тенна испытала большое облегчение, когда отец сказал, что попросил Маллума с Телгарской станции ввести ее в бегуны. С ним она уже встречалась, когда он пробегал через Керунскую равнину. Как и другие скороходы, он был долговяз, длиннолиц и седеющие волосы связывал позади.
   Родители Тенны не сказали, когда ждут Маллума, но в одно ясное утро он явился с сумкой на боку. Его прибытие отметили на доске у двери, и он с трудом доковылял до ближайшего сиденья.
   – Ушиб пятку. Надо будет снова очистить южную трассу от камней. Могу поклясться, с каждым Оборотом на ней прорастают новые. – Он промокнул лоб оранжевой повязкой и поблагодарил Тенну, подавшую ему чашу с водой. – Сесила, сделаешь мне свою волшебную припарку?
   – А то как же. Я поставила чайник, как только увидела, как ты плетешься по трассе.
   – Я не плелся – просто старался не наступать на пятку.
   – Не пытайся меня надуть, охромевший одер. – Сесила обмакнула мешочек с травами в кипяток и попробовала воду пальцем.
   – Кто побежит дальше? Есть письма, которые надо срочно доставить на юг. – Я их возьму. – Федри вышел из своей комнаты и закрепил повязку на голове. Скороходский пояс висел у него через плечо. – Насколько они срочные? У меня есть и другие, пришли утром с восточного перегона.
   – Надо бы успеть к Игенскому Собранию.
   – Ха! Туда-то я успею. – Федри взял сумку и добавил туда другие письма, прежде чем продеть в нее пояс. Сдвинув сумку на поясницу, он записал на доске время обмена. – До скорого.
   Он вышел за дверь и устремился на юг аллюром, рассчитанным на долгую дистанцию, как только его ноги коснулись моховой дорожки.
   Тенна, зная, что от нее требуется, уже поставила Маллуму под ноги скамеечку. Он кивнул, и она сняла с него правый башмак из отменно хорошей кожи. Маллум сам шил себе обувь, делая красивые, прочные швы.
   Сесила опустилась на колени рядом с дочерью и склонила набок голову, разглядывая ушиб.
   – Ого! С утра пораньше стукнулся, да?
   – Да. – Маллум со свистом втянул в себя воздух, когда Сесила шлепнула припарку ему на пятку. – О-ох! Слушай, она у тебя не слишком горячая?
   Сесила только фыркнула, ловко привязывая припарку к ноге.
   – Это и есть твоя дочка, которую надо испытать? – Гримаса на лице Маллума постепенно разгладилась. – Самая красивая из всего выводка, – сказал он, усмехнувшись Тенне.
   – С лица воду не пить. Ноги – вот что главное, – заявила Сесила. – Ее Тонной зовут.
   – Ну, красота тоже не помешает. Я вижу, эта дочка в тебя пошла.
   Сесила снова фыркнула, но Тенна заметила, что мать не возражает против таких слов. Сесила и правда была красива: все еще гибкая и стройная, с изящными руками и ногами. Тенне хотелось бы еще больше походить на мать.
   – Хорошая нога, длинная. – Маллум сделал Тенне знак подойти поближе и осмотрел ее мускулы, потом попросил показать ступню. Скороходы много ходят босиком, а некоторые даже и бегают. – Хорошие кости и линии правильные. Мякоти бы только побольше, девочка, – не то ведь замерзнешь зимой. – Это была старая скороходская шуточка, но веселость Маллума ободряла, и Тенна радовалась, что это он ее экзаменует. Он всегда был очень мил во время своих кратких посещений станции 97. – Пробежимся немного завтра, когда ноге полегчает.
   Прибыли новые бегуны, и Сесила с Тонной занялись делом, принимая почту, сортируя письма для обмена, подавая еду, грея воду для ванн, леча пострадавшие ноги. Была весна, а скороходы, как правило, надевали гетры только в сильные холода.
   Довольно много народу осталось на ночь, так что было с кем поболтать, и Тенне недосуг было беспокоиться о завтрашнем дне.
   Поздно ночью прибыла бегунья, следующая на север. Несколько ее писем следовало передать на восток. Маллуму стало намного легче, и он решил, что возьмет их.
   – Как раз сгодится для испытания, – сказал он и велел Тенне прицепить почтовую сумку к поясу. – Я побегу налегке, девочка. – Это делалось больше для виду – сумка весила немногим больше, чем кожа, из которой была сделана. – Теперь покажи, как ты обута.
   Она показала ему башмаки – самую важную часть снаряжения бегуна. Тенна пользовалась особыми фамильными маслами для смягчения кожи и кроила обувь по колодке, которую для нее сделал дядя – он обеспечивал ими всю семью. Швы у Тенны получались аккуратные, но не такие красивые, как у Маллума. Она намеревалась добиться большего совершенства, но и эти башмачки были неплохи и сидели на ноге как перчатки. Шипы были средней длины ввиду сухого сезона. Почти все бегуны на длинные дистанции брали с собой вторую пару с более короткими шипами для более твердой почвы, особенно весной и летом. Тенна сейчас трудилась над зимней парой, надеясь, что она ей понадобится. Зимние сапожки доходили до половины икры и требовали утепления – но даже они были легче обуви, которую носили холдеры. Поступь у холдеров, как правило, тяжелая, и кожа им нужна гораздо более толстая, чем бегунам.
   Маллум, осмотрев башмаки, одобрительно кивнул. Потом проверил, достаточно ли плотно затянут пояс, чтобы не натирать поясницу на бегу, не давят ли ногу короткие штанишки и хорошо ли прикрывает спину безрукавка – она должна быть гораздо ниже талии, иначе можно простудить почки. Если ты слишком часто останавливаешься справить нужду, ритм бега нарушается.
   – Что ж, пошли, – сказал Маллум, удостоверившись, что Тенна снаряжена как надо.
   Сесила постояла в дверях, провожая дочь, а Тенна с Маллумом свернули на восточную трассу. Сесила испустила особый скороходский переливчатый крик, и они остановились. Она указывала на небо – там летели клином драконы, редкостное зрелище по нынешним временам.
   Увидеть драконов в небе – лучшая из примет. Они скрылись из виду, и Тенна улыбнулась. Жаль, что скороходы не могут передвигаться столь же быстро, как драконы. Маллум, словно читая ее мысли, с усмешкой повернулся в нужную сторону, и все беспокойство Тенны как рукой сняло. Она догнала его на третьем шагу, и он опять одобрительно кивнул ей.
   – Бегать – это не просто пятками сверкать, – говорил Маллум, не отрывая глаз от трассы, хотя должен был знать ее не хуже Тенны. – Прежде всего надо научиться соизмерять свой шаг. Надо знать поверхность дорожки, по которой бежишь. Надо уметь беречь силы, чтобы выдержать самый долгий перегон. Надо знать, когда перейти на шаг, когда попить и поесть, чтобы не слишком отяжелеть. Надо знать наикратчайшие способы Переходов и погоду, которая ждет тебя в пути… а на северных трассах приходится бежать и на лыжах. Полезно также вовремя спрятать в укрытие и дать непогоде пройти стороной. Так ты доставишь свою почту намного быстрее.
   Тенна согласно кивала в ответ. Она все это слышала уже много раз от всех своих родственников и от каждого бегуна, бывавшего на станции. Но Маллума стоило выслушать еще раз. При этом она наблюдала за ним, чтобы посмотреть, не беспокоит ли его ушибленная пятка. Он заметил это и усмехнулся:
   – Не забывай брать с собой вашу припарку на длинные перегоны, девочка. Никогда не знаешь, когда она может понадобиться. Вот и я не знал. – Он скорчил гримасу, напомнив Тенне, что даже самый лучший бегун может оступиться.
   Все скороходы бегают налегке, но длинной оранжевой головной повязкой можно забинтовать растянутые связки. В промасленном мешочке не больше ладони хранится лоскут, пропитанный соком немейника, который одновременно очищает царапины и унимает боль. Простые средства от наиболее частых повреждений. К этому можно добавить и мешочек с припаркой – она стоит своего веса.
   Тенна преодолела перегон без труда, даже когда Маллум прибавил ходу на ровном месте.
   – С красивой девушкой и бежать легче, – сказал он, когда они остановились ненадолго передохнуть.
   Напрасно он столько говорит о ее красоте. Красота не поможет Тенне осуществить свою мечту – стать одной из первых бегуний.
   Когда они к середине дня добрались до станции Ирмы, Тенна даже не запыхалась. Зато Маллум, перейдя на шаг и начав опираться на пятку, заметно захромал.
   – Гм-м. Ну что ж, я могу переждать здесь денек и поставить еще припарку. – Он показал Тенне пакетик, достав его из кармашка на поясе. – Видишь – очень удобно.
   Тенна с улыбкой похлопала по собственному карману. Старая Ирма вышла к ним с усмешкой на иссушенном солнцем лице.
   – Ну как, Маллум, годится она? – спросила старуха, дав обоим напиться.
   – Еще как годится. Делает честь своему роду, да и бежать с ней не скучно, – весело заявил Маллум.
   – Так я принята, Маллум? – спросила Тенна – ей нужен был прямой ответ.
   – О да, – засмеялся он, прохаживаясь и подрыгивая ногами. Тенна делала то же самое. – Можешь не беспокоиться. Есть кипяток для припарки, Ирма?
   – Сейчас закипит. – Вскоре Ирма вынесла из дому миску с кипятком и поставила ее на длинную скамью, непременную принадлежность каждой станции. Свес крыши защищает ее от солнца и дождя, а бегунов хлебом не корми, дай посмотреть, кто приближается по трассе, а кто отбывает. Длинная скамья, отполированная целыми поколениями задов, позволяла видеть все четыре дороги, сходящиеся у Ирминой станции.
   Тенна по привычке достала из-под лавки ножную скамеечку, сняла с Маллума правый башмак и приложила размоченную в воде припарку к ушибу, а Ирма подала ей бинт, разглядывая между тем синяк.
   – Еще денек, и все пройдет. Хорошо бы и на утро ее оставить.
   – Ну нет. Когда еще представится случай пробежаться с такой красавицей.
   – Эх, мужчины, – махнула рукой Ирма. Тенна зарделась. Она начинала верить, что он не просто дразнится. Никто еще не говорил ей, что она красива.
   – Этот перегон для испытания не подходит, Ирма. Он почти весь ровный, и покрытие хорошее, – сказала она, застенчиво улыбаясь Маллуму.
   – Скажешь тоже! Не хватало еще по горам бегать.
   – Найдется у тебя что-нибудь для Тенны на обратный путь? Чтобы она уж полную ходку сделала.
   – Найдется. – Ирма подмигнула Тенне, как бы принимая ее в ряды пернских скороходов. – А пока можете поесть… суп готов, и хлеб тоже.
   – Не возражаю. – Маллум ерзал от горячей припарки, которая пробирала даже его загрубевшую подошву.
   Когда Тенна слегка перекусила, прибыли еще двое бегунов: незнакомый ей мужчина издалека, из Битры, с письмами для передачи на запад, и один из сыновей Ирмы.
   – Я могу доставить это на девяносто седьмую, – сказала Тенна – такой номер носила их семейная станция.
   – Вот и хорошо. – Мужчина отдувался после долгого пробега. – Только смотри, письма срочные. Как тебя зовут?
   – Тенна.
   – Дочь Федри? Хорошо, мне этого довольно. Готова отправиться в дорогу?
   – Конечно. – Она протянула руку, скороход снял свою сумку, отметил на крышке время передачи и отдал ей. – А ты кто? – Тенна пристегнула сумку к поясу и передвинула за спину.
   – Массо. – Он принял от Ирмы чашу с водой и махнул Тенне, чтобы отправлялась. С благодарностью помахав на прощание Маллуму, она побежала на запад, а Маллум проводил ее традиционным скороходским «йо-хо».
   Домой она добежала быстрее, чем до Ирмы. На станции как раз оказался один из ее братьев, Силан. Он одобрительно хмыкнул, посмотрев на время передачи, сделал собственную пометку и понес сумку дальше на запад.
   – Ну вот ты и принята, девочка, – обняла ее мать. – А потеть вовсе не обязательно, правда?
   – Не всегда бывает так легко, – сказал со скамейки отец, – но ты показала хорошее время и хорошо начала. Я думал, ты вернешься только к вечеру.
   Все лето, а потом и зиму Тенна бегала на короткие дистанции вокруг станции 97, закаляя себя для длинных перегонов. Ее уже знали на всех окрестных станциях. Самую долгую свою ходку она совершила в Серые Камни, на побережье, незадолго до сильной метели. Она одна находилась на станции 18, когда прибыл измученный скороход со срочными депешами, и пришлось ей сделать еще два перегона на север. Рыбачий баркас не мог прийти в порт, пока не поставят новую мачту, – между тем судно там ждали, и доставленное Тонной письмо оказалось очень кстати.
   Такие срочные известия следовало бы передавать барабанным боем, но сильные ветры лишили бы послание всякого смысла. Трудной выдалась эта пробежка по приморским низинам – холод, ветер и снег, Тенна передохнула часок в одном из убежищ против Нити, часто встречавшихся на трассе, и все-таки покрыла дистанцию за короткое время, за что на ее поясе прибавилось еще несколько стежков – знак повышения.
* * *
   Путешествие в холд Форт добавит ей еще два стежка, если она опять покажет хорошее время, И Тенна была уверена, что покажет… старые бегуны говорят, что такая уверенность приходит ко всем, кто бегает по трассам сколько-нибудь долго. Тенна научилась определять, сколько она пробежала, по собственным ногам. Сейчас в них нисколько не чувствовалось свинцовой тяжести, признака истинной усталости, и она по-прежнему бежала легко. Если судорога не схватит, она запросто добежит до станции 300 в Форт в том же хорошем темпе. Судорога всегда грозит бегуну, и настигает она без предупреждения. Тенна всегда носила с собой пастилки, которые жуют в таких случаях. А по возможности прихватывала и пригоршню целебных трав. Не надо бы позволять своим мыслям так блуждать, но в такую хорошую ночь, когда бежится легко, трудно думать только о работе. Иное дело, если погода дурная или свет плохой. А местность здесь слишком людная для подземных змей, которые бегуну опаснее всего – обычно эти твари выползают поохотиться на рассвете или в сумерки. Изменники встречаются, конечно, реже подземных змей, зато они опаснее – это ведь люди, а не животные. Впрочем, как сказать. Но бегуны редко носят при себе деньги, поэтому их не подкарауливают так, как верховых гонцов или других одиноких путников. Тенна не слышала, чтобы изменники нападали на кого-то так далеко на западе, но порой они бывают так злы, что способны задержать бегуна из одной вредности. За последние три Оборота было два случая, в северном Лемосе и Битре, когда скороходам подрезали поджилки просто так, ни за что.
   Иногда, в особо суровую зиму, стая изголодавшихся верриев может напасть на бегуна в открытой местности, но такое случается редко. Змеи – вот самая вероятная опасность, особенно в середине лета, когда вылупляется молодняк.
   Отец Тенны пострадал от них в позапрошлое лето. Он говорил, что просто удивительно, как быстро движется взрослая змея, если ее потревожить. Вообще-то они вялые, и только голод придает им проворство. Но он вступил прямо в гнездо, и змееныши поползли у него по ногам, кусаясь при этом – до самого паха добрались. (Тут мать подавила смешок и сказала, что тут не только отцова гордость могла пострадать.) На отце есть шрамы и от когтей, и от зубов. В такие вот лунные ночи бегать одно удовольствие – прохладный воздух сушит потные лицо и грудь, тропа пружинит под ногами, и видно далеко. И можно думать о разном.
   В Форте скоро будет Собрание – Тенна несла письма некоторым расположенным там цехам. Если бежишь в место Собрания или из него, сумка всегда тяжелеет – ремесленники, которые не могут присутствовать, извещают об этом старшину цеха. Может быть, если Тенне повезет, она сможет остаться на Собрание. Она давно уже на них не бывала, а ей надо купить хорошо выделанную кожу для новой пары беговых башмаков. На ее счету достаточно денег, чтобы уплатить хорошую цену: Тенна проверила это по книгам матери. Многие цеховики охотно принимают бирки почтовых станций, а у Тенны такая бирка лежит в поясном кармашке. Если попадется хорошая кожа, можно будет сторговаться даже за большую сумму, чем указано в бирке.
   Притом на Собраниях всегда весело. Тенна хорошо танцевала и мастерски исполняла подлеталку – если находился хороший кавалер. Форт – хороший холд, и музыка в нем должна быть отменная, поскольку там расположен цех арфистов. Мелодии арфы звучали у Тенны в голове, хотя петь на бегу она не могла.
   Дорожка описывала длинный поворот вокруг скопления скал – обычно трассы прокладывались по возможности прямыми, – и Тенна вернулась мыслями к насущным делам. Как раз за этой кривой трасса должна повернуть направо, в глубь суши, к Форту. Нужно быть внимательной, чтобы не пришлось потом возвращаться.
   Внезапно земля под ногами задрожала, хотя Тенна не видала ничего за окружающей дорожку растительностью. Она насторожила уши и услышала «пуфф-пуфф», становившееся все громче. Это побудило ее сдвинуться влево с середины дорожки, где она могла бы получше разглядеть, что это такое пыхтит и сотрясает землю. Это почтовая трасса, а не проезжая дорога, но ни один бегун не мог издавать таких звуков и так топотать. На Тенну надвинулась какая-то темная громада, и она нырнула в кусты, а верховик вместе с всадником промчались на какой-нибудь палец от нее. На Тенну пахнуло ветром и запахом животного.
   – Дурак! – прокричала она вслед. В рот ей набились листья и ветки, в руки вонзились колючки. Она поднялась на ноги и стала отплевываться. Листья оставляли горький, вяжущий вкус: неотвязка! Она упала в кусты неотвязки. В это время года у них на ветках появляются волосяные шипы – расплата за вкусные ягоды, поспевающие осенью.
   А всадник даже не остановился, не вернулся посмотреть, не пострадала ли она. Не мог же он ее не заметить, не услышать ее крик. И как он смеет, прежде всего, скакать по почтовой трассе? Чуть севернее есть хорошая проезжая дорога.