Я и раньше имел обыкновение разговаривать с ней и мерить комнату шагами, пока она печатала на машинке. А теперь я принялся вкрапливать в обыденную болтовню элементы сказки и то и дело напоминал ей про злого великана Льюиса Кожа Да Кости. "Элен из конторы" пыталась не обращать на это внимания, но откуда-то из глубины ее глаз нет-нет да и выглядывала "Элен из пустыни". Я разглагольствовал о своей пошедшей прахом карьере геолога и о том, что все немедленно уладилось бы, если бы я обнаружил жилу. Я размышлял вслух о том, как это было бы здорово жить и работать в разных экзотических странах и как нужна была бы мне помощь жены, которая присматривала бы за домом и вела бы за меня переписку. Мои побасенки тревожили "Элен из конторы". Она делала опечатки и роняла вещи на пол. А я знай себе пел свое, стараясь нащупать точную пропорцию между реальными фактами и фантазией, и "Элен из конторы" день ото дня приходилось все труднее.
   Как-то вечером старый Дейв вновь предупредил меня:
   - Элен сохнет прямо на глазах, и люди говорят нехорошее. Миссис Фаулер толкует, что она не спит по ночам, все плачет и не хочет сказать, что с ней такое. Ты, часом, не знаешь, что ее мучает?
   - Я с ней не говорю ни о чем, кроме ее обязанностей, - заявил я. Может, она соскучилась по дому? Может, дать ей небольшой отпуск? Я спрошу ее об этом. - Мне вовсе не нравилось выражение, с каким Дейв смотрел на меня. - Я ничем ее не обидел. Право, Дейв, я совсем не хотел причинить ей зла...
   - Людей линчуют не за их намерения, а за их поступки, - отозвался он. Учти, сынок, если ты обидишь Элен Прайс, у нас в Баркере найдутся желающие выпустить тебе кишки, как какому-нибудь паршивому койоту...
   Назавтра я начал обрабатывать Элен с самого утра и после полудня сумел наконец взять нужный тон и сломить ее. Правда, мне и во сне не снилось, что это случится именно так.
   - В сущности, вся жизнь - игра, - только и сказал я. - Если подумать хорошенько, то все, что мы делаем, так или иначе игра... - Она приподняла карандаш и взглянула мне прямо в глаза, а до того дня она никогда не осмеливалась на это в конторе, и сердце у меня екнуло. - Ты научила меня играть, Элен. Раньше я был таким серьезным, я и не догадывался, как надо играть...
   - Меня научил Оуэн. Он понимал волшебство. Сестры мои только и знали, что нянчить кукол и выбирать себе мужей. Я их ненавидела...
   Ее глаза были широко раскрыты, губы трепетали - она почти превратилась в "Элен из пустыни", хоть и не покидала конторы.
   - Волшебство и волшебные чары встречаются и в обыденной жизни, только вглядись как следует, - сказал я. - Разве не так, Элен?
   - Я знаю! - воскликнула она, побледнев и выронив карандаш. - Оуэну колдовством навязали жену и трех дочерей, а ведь он был еще мальчик! Но он остался единственным мужчиной в доме, и все, кроме меня, ненавидели его лютой ненавистью - ведь мы были так бедны... - Она дрожала, голос ее упал до шепота. - Он не мог этого вынести. Он взял сокровище, и оно убило его. - Слезы бежали у нее по щекам. - Я говорила себе, что он на самом деле не умер, только околдован, и если я семь лет не буду ни говорить, ни смеяться, то расколдую его...
   Она уронила голову на руки. Мной овладела тревога. Я подошел поближе и положил руку ей на плечо.
   - Но я не выдержала! - Плечи Элен затряслись от рыданий. - Меня заставили говорить, и теперь Оуэн уже никогда не вернется...
   Я наклонился и обнял ее за плечи.
   - Не плачь, Элен. Он вернется. Я знаю другие волшебные средства вернуть его...
   Едва ли я отдавал себе отчет в своих словах. Я был в ужасе от того, что наделал, и хотел утешить ее. Она подпрыгнула как ужаленная и сбросила мою руку.
   - Я этого не вынесу! Я уезжаю домой!..
   Она стремглав выскочила из конторы, сбежала по лестнице, и я видел из окна, как она бежит, бежит от меня по улице вся в слезах. Моя игра представилась мне вдруг жестокой и глупой, и в тот же миг я прекратил ее. Я изорвал в клочья карту волшебной страны и свои письма полковнику Льюису и сам не понимал, за каким дьяволом мне понадобилось все это.
   Вечером после ужина старый Дейв поманил меня в дальний конец веранды. Лицо его казалось высеченным из дерева.
   - Не знаю, что стряслось сегодня у тебя в конторе, и тебе же лучше будет, если не узнаю. Но утром ты с первой же почтой отправишь Элен обратно к матери, слышишь?
   - Ладно, пусть едет, если хочет, - ответил я. - Не могу же я уволить ее ни с того ни с сего...
   - Я говорю от имени всех наших. Лучше отправь ее с первой почтой, или мы все придем потолковать с тобой.
   - Хорошо, Дейв, я так и сделаю.
   Мне хотелось сказать ему, что игре пришел конец и что я сам очень желал бы уладить отношения с Элен, - но, поразмыслив еще чуть-чуть, я не решился на это. Голос у Дейва был ровный, но исполненный такого бешеного презрения, что я испугался - испугался древнего старика.
   Утром Элен не вышла на работу. В девять часов я сам сходил за почтой, получил несколько писем, а также большой пакет и принес их в контору. Первое же письмо, которое я вскрыл, оказалось от доктора Льюиса и словно по волшебству разрешило все моя проблемы.
   На основании предварительных структурно-контурных карт Льюису разрешили прекратить полевые изыскания. В пакете как раз и были копии этих карт для моего сведения. Мне надлежало составить инвентарную опись и подготовиться к передаче имущества интендантской команде, которая пожалует в ближайшие дни. А потом предстояло дорабатывать карты, нанося на них массу всяческих сведений. Я получил теперь право присоединиться к остальным и вместе с ними пройти наконец долгожданную лабораторную практику.
   Я чувствовал себя на седьмом небе. Я похаживал по комнате, насвистывал и прищелкивал пальцами. Если бы еще Элен пришла и помогла мне с составлением описи! Затем я вскрыл пакет и стал лениво перелистывать карты. Их было множество - базальтовые пласты, похожие друг на друга, словно слои пирожного десяти миль в поперечнике. Но когда я развернул последнюю карту, изображавшую довулканический миоценовый ландшафт, волосы у меня на голове встали дыбом.
   _Точно такую же карту я рисовал своими руками. Это была волшебная страна Элен. Топография совпадала во всех деталях_.
   Я стиснул кулаки, у меня перехватило дыхание. Спустя минуту правда обрушилась на меня с новой силой, и по спине поползли мурашки.
   _Игра имела под собой реальную почву. Я не мог положить ей, конец. С самого начала не я управлял ею, а она мной. И продолжает управлять_.
   Я выбежал из дома, бросился вниз по улице и встретил старого Дейва, который торопливо шагал в сторону постоялого двора. С бедер у него свисали две кобуры с револьверами.
   - Дейв, я должен разыскать Элен! - воскликнул я.
   - Ее видели на рассвете, она ушла в пустыню, - ответил он. - Я иду за лошадью. - Он не замедлял шага. - Садись-ка ты в свой рыдван и поезжай туда сам. И если не найдешь ее до нас, сынок, то назад лучше не возвращайся...
   Я помчался за "джипом", завел его и принялся с ревом крушить жалкую полынь пустыни. Я натыкался на скалы и не могу понять, как не разнес машину вдребезги. Куда ехать, я знал, но боялся и думать о том, что там найду. Я знал, что люблю Элен Прайс больше собственной жизни, - и я знал, что сам, своими руками убил ее.
   Я заметил ее издали: она то бежала, то пряталась. Я направил "джип" ей наперерез и закричал, но она меня не видела и не слышала. Тогда я затормозил, выпрыгнул и побежал следом за ней. Мир померк, я не различал ничего, кроме Элен, но не мог догнать ее.
   - Подожди меня, сестренка! - кричал я. - Я люблю тебя, Элен! Подожди меня!..
   Она вдруг замерла, сжавшись в комок, и я едва не столкнулся с ней. Я опустился на колени и прижал ее к себе - и тут оно и случилось.
   Говорят, во время землетрясения, когда верх и низ опрокидываются и меняются местами, люди испытывают такой дикий страх, что сходят с ума, если не могут заставить себя забыть о нем. Тут было еще хуже. Тут перепуталось все: право и лево, верх и низ, пространство и время. Ветер с грохотом несся сквозь скалы у нас под ногами, а воздух над нами загустел до того, что давил, как скала. Помню, что мы прильнули друг к другу и были друг для друга всем, а вокруг не было ничего, - и это все, что я помню, а потом мы сидели в "джипе", и я гнал его к поселку так же отчаянно, как недавно гнал в глубину пустыни.
   И мир вновь обрел очертания. Солнце ярко светило, а на горизонте я увидел цепочку всадников. Они двигались туда, где когда-то нашли тело Оуэна. Мальчишка проделал в тот день долгий путь, одинокий, израненный, придавленный тяжкой ношей.
   Я привез Элен в контору. Она сидела за столом, уронив голову на руки, и дрожала безудержной дрожью. Я крепко обнимал ее за плечи.
   - Буря была внутри нас, Элен, - повторял я. - Все, что было в нас темного, теперь ушло. Игра окончена, мы теперь свободны, и я люблю тебя...
   Вновь и вновь повторял я эти слова - на благо себе и ей. Я повторял их намеренно, я верил в них. Я говорил ей, что она станет моей женой, что мы сыграем свадьбу и уедем за тысячу миль от этой пустыни и вырастим там детей. Дрожь ее унялась до легкого озноба, но ответить она все еще не могла. И тогда я услышал под окном стук копыт и скрип упряжи, а затем медленные шаги вверх по лестнице.
   В дверях появился старый Дейв. Два его револьвера казались при нем столь же естественными, как руки и ноги. Он взглянул на Элен, склонившуюся над столом, и на меня, застывшего подле нее.
   - А ну-ка, спускайся вниз, сынок. Ребята хотят потолковать с тобой, сказал он.
   Я вышел было за ним - и остановился.
   - Но Элен невредима, - сказал я. - Жила там действительно есть, Дейв, но никто никогда не найдет ее...
   - Скажи об этом ребятам.
   - В самые ближайшие дни, - добавил я, - мы вообще сворачиваем все дело. Я женюсь на Элен и увезу ее с собой...
   - Спускайся вниз, или мы стащим тебя силой! - жестко оборвал он. - Элен поедет домой к своей мамаше.
   Я испугался. Я не знал, что мне делать.
   - Нет, я не поеду домой к мамаше!..
   Рядом со мной стояла Элен. Это была "Элен из пустыни", но поразительно выросшая. Бледная, хорошенькая, сильная, уверенная в себе.
   - Я уезжаю с Дьюардом, - сказала она. - Никто в целом мире не будет больше распоряжаться мной, как бессловесной зверушкой!..
   Дейв поскреб себе челюсть и, прищурясь, уставился на Элен.
   - Я люблю ее, Дейв, - сказал я. - Я буду о ней заботиться всю жизнь.
   Я обвил ее левой рукой, и она приникла ко мне. И старый Дейв неожиданно смягчился и улыбнулся, не сводя с нее глаз.
   - Малышка Элен Прайс, - произнес он удивленно. - Кто, в самом деле, мог бы вообразить себе такое?.. - Он протянул руку и ласково потрепал нас обоих по очереди. - Благословляю вас, молодежь, - сказал он и подмигнул. Пойду передам ребятам, что все в порядке...
   Он повернулся и стал не спеша спускаться по лестнице. Мы с Элен посмотрели друг на друга - и, по-моему, я выглядел таким же обновленным, как она.
   С тех пор прошло шестнадцать лет. Я сам уже стал профессором, и виски у меня начали седеть. Как ученый я совершенный позитивист, самый отъявленный из всех, каких только можно сыскать в бассейне Миссисипи. Когда я поучаю студента на семинаре: "Подобное утверждение не имеет утилитарного смысла", - я умею произнести это так, чтобы он воспринял мои слова как грубейшее из ругательств. Студенты заливаются краской и платят мне ненавистью, но я поступаю так ради их же собственной пользы. Наука - единственно безопасная из всех человеческих игр, и безопасна она лишь до тех пор, пока не замутнена вымыслом. На том стою - и не встречал еще студента, справиться с которым оказалось бы мне не по силам.
   Мой сын слеплен из другого теста. Мы назвали его Оуэн Льюис, и он унаследовал глаза Элен, цвет ее волос и тип лица. Учился он читать по современным трезвым, стерилизованным детским книжкам. В доме у нас нет ни единой сказки, зато есть научная библиотека. И Оуэн стал складывать сказки на основе науки. Сейчас он, вслед за Джинсом и Эддингтоном, увлечен измерениями времени и пространства. Вероятно, он не понимает и десятой доли того, что читает, в том смысле, как понимаю я. И в то же время он понимает все до строчки, только на собственный, недоступный для нас манер.
   Недавно он взял да и заявил мне:
   - Знаешь, папа, расширяется не только пространство. Время расширяется тоже, это-то и позволяет нам попадать все дальше от того момента, где мы привыкли быть...
   И мне придется рассказать ему, чем я занимался во время войны. Именно тогда я возмужал и нашел жену. Как и почему, я, видимо, не вполне понимаю и, надеюсь, никогда не пойму. Но Оуэн унаследовал у Элен еще и сердце, удивительно пытливое сердце. Я боюсь за него. Боюсь, что он поймет.