Страница:
Сделав отчаянное усилие, адмирал попытался подняться, но несколько пар рук — заботливых и крепких — удержали его.
— С ним все в порядке, сэр. — Голос Тэрнера прозвучал непривычно тихо.
— Это правда, сэр. Дэвис больше не мучается. Он отмучился.
Тиндалл все понял. Ошеломленный страшным открытием, закрыв глаза, адмирал плашмя упал на спину.
Глаза его были все еще закрыты, когда появился Брукс, уверенный, расторопный. С его приходом у всех словно отлегло от сердца. Не прошло, казалось, и минуты, как адмирал снова был на ногах — потрясенный, весь в синяках и ушибах, но в целом невредимый. Открыто выражая неповиновение доктору, Тиндалл настоял, чтобы его отвели на мостик. При виде Вэллери, который, пошатываясь, прижимал ко рту белое полотенце, глаза его вспыхнули.
Но он промолчал. Нагнув голову, адмирал с мучительным усилием забрался в свое высокое кресло.
— На мостике! Докладывает радиорубка! Докладывает радиорубка. Прошу подтвердить сообщение.
— Этот проклятый болван все еще бормочет? — сварливо заметил Тиндалл. — Почему никто не заткнет ему глотку?
— Вы были без сознания всего лишь несколько минут, сэр, — заметил Капковый мальчик.
— Несколько минут! — Тиндалл изумленно уставился на него и тотчас умолк. Потом взглянул на Брукса, перевязывавшего ему правую руку.
— Начальнику корабельной медслужбы больше нечего делать? — спросил он неприязненно.
— Да, нечего, — проворчал Брукс. — Когда снаряды рвутся в четырех стенах, начальнику медслужбы остается одно... подписывать свидетельства о смерти, — добавил он грубо. Вэллери и Тэрнер переглянулись. Вэллери понял, что Брукс даже не догадывается, насколько тяжело состояние Тиндалла.
— На мостике! Докладывает радиорубка! «Вектра» снова запрашивает указаний. Срочно. Срочно.
— "Вектра", — Вэллери взглянул на умолкнувшего, оцепеневшего адмирала и повернулся к посыльному. — Крайслер! Во что бы то ни стало доберитесь до радиста. Пусть повторит первое донесение.
Снова поглядев на Тиндалла и увидев его искаженное лицо, он посмотрел вниз, через борт, куда смотрел адмирал... И тотчас отпрянул в ужасе, подавив внезапную тошноту. Зенитчик, находившийся в гнезде ниже мостика, — ровесник Крайслера, должно быть, увидев падающую мачту, попытался спастись. Едва он выскочил из гнезда, как антенна радиолокатора, укрепленная на мачте, обрушившейся на мостик, — стальная решетка площадью в добрую сотню квадратных футов — с размаху ударила по нему. Комендор лежал без движения — обезображенный, изуродованный, не похожий на человеческое существо. Лежал, раскинув руки, словно распятый на спаренном стволе своего «эрликона».
Вэллери отвернулся в душевной боли. Боже, до чего безумная и бессмысленная эта вещь — война! Будь проклят этот немецкий крейсер, эти немецкие артиллеристы! Будь они трижды прокляты!.. Хотя что это он? Ведь они просто делают свое дело, и делают его дьявольски умело. Невидящим взором каперанг уставился на остатки своего мостика. Какая точность, будь они неладны! «Интересно, получил ли повреждения вражеский корабль?» — машинально подумал Вэллери. Очевидно, нет, а теперь попасть в него и вовсе невозможно.
«Улисс», по-прежнему мчавшийся в тумане на зюйд-ост, стал слеп, пав жертвой непогоды и немецких орудий, выведших из строя обе радарные установки. Хуже того, и оба командно-дальномерных поста в безнадежном состоянии. Если так будет продолжаться и дальше, криво усмехнулся он, останется одно: пустить в ход абордажные крючья и сабли. Хотя орудия главного калибра «Улисса» и уцелели, с военной точки зрения крейсер беспомощен. Больше того, он попросту обречен. Как это выразился кочегар Райли? Ах, да. «Нас бросают на съедение своре волков». Вот именно, брошены на съедение волкам. Но только Нерон, подумал он устало, был бы способен ослепить гладиатора, прежде чем бросить его на арену...
Огонь прекратился. На мостике воцарилась могильная тишина. Невыносимая, небывалая тишина. Слышен был лишь шум воды, рассекаемой форштевнем, глухой рев огромных втяжных вентиляторов котельного отделения да монотонное, действующее на нервы щелканье гидролокатора. Но, странное дело, эти звуки лишь усугубляли безмолвие.
Вэллери увидел, что глаза всех устремлены на адмирала Тиндалла. Старина Джайлс бубнил что-то неразборчивое. Его лицо стало вдруг мертвенно-серым, изможденным. Адмирал перегнулся через борт. Казалось, взгляд его был прикован к убитому юноше. А может быть, к решетке локатора? Дошло ли до его сознания, что в действительности означают сбитая радарная антенна и разрушенные командно-дальномерные посты? Вэллери долго смотрел на адмирала, потом отвернулся, поняв, что дошло.
— На мостике! Докладывает радиорубка! Докладывает радиорубка!
Все, кто находился на мостике, и без того взвинченные до предела, так и подпрыгнули, заслышав голос в динамике. Все, кроме Тиндалла. Он застыл словно изваяние.
— Донесение с «Вектры». Первое донесение, полученное в 09.52.
Вэллери взглянул на часы. Прошло всего шесть минут. Невероятно!
— Повторяем текст донесения. "Установлены контакты. Три контакта.
Повторяю, три. Отставить три. Пять контактов. Крупное сосредоточение подводных лодок противника впереди по курсу и на траверзе. Вступаю в бой".
Всем было известно, что, вопреки указаниям руководства, Тиндалл самолично принял решение оставить конвой почти без всякого охранения. На свой страх и риск. Вэллери невольно восхитился мастерством, с каким была подложена приманка и рассчитано время захлопнуть мышеловку. Каково-то воспримет старина Джайлс этот страшный просчет, завершивший целый ряд роковых ошибок, — просчетов, за которые, говоря по справедливости, судить его нельзя... Но держать ответ ему все равно придется. Железный голос динамика прервал размышления командира крейсера.
— Передаю текст второго донесения с «Вектры»:
"Вступил в бой. Начал бомбометание. Один транспорт торпедирован, тонет.
Танкер торпедирован, имеет повреждения, но остается на плаву, управляется.
Прошу срочных указаний. Прошу срочной помощи".
В динамике щелкнуло. Снова воцарилась напряженная, неестественная тишина. Так продолжалось пять, десять, двадцать секунд. Потом все, словно сговорясь, как-то неловко отвернулись.
Тиндалл стал слезать со своего кресла. Движения его были неуклюжими, медленными. Он неуверенно зашаркал ногами — так ходят очень дряхлые люди.
Было заметно, что он сильно хромает. Правая рука, неестественно белая из-за наложенной на нее повязки, поддерживала сломанную кисть левой руки. В фигуре адмирала ощущалось какое-то неестественное, как бы вымученное достоинство, лицо было бесстрастно, лишь бледный отсвет улыбки, казалось, еще играл на нем. Потом он заговорил — словно бы с самим собой.
— Я нездоров, — произнес он. — Спущусь вниз.
Крайслер, при всей своей молодости понявший разыгравшуюся у него на глазах трагедию, отворил дверцу и вовремя подхватил Тиндалла, когда тот оступился на ступеньке трапа.
Адмирал, бросив через плечо умоляющий взгляд, заметил сочувственный кивок Вэллери.
Оба — старик и юноша — медленно, бок о бок, пошли в сторону юта. Спустя короткое время шарканье стихло.
Изуродованный мостик стал удивительно пустынным, а те, кто на нем находились, чувствовали себя словно осиротелыми. Старины Джайлса — жизнерадостного, энергичного, неутомимого Джайлса — больше не было. Люди еще не успели осознать непоправимое: столь быстрой и разительной была эта страшная перемена в адмирале. В ту минуту они лишь почувствовали себя беззащитными, беспомощными и одинокими.
— Ибо сказано: «Устами младенцев глаголет истина...» — Конечно же, первым нарушил тишину Брукс. — Николлс всегда утверждал...
Осекшись на полуслове, старый врач медленно, словно что-то припоминая, покачал головой.
— Схожу выясню, не могу ли чем-нибудь помочь, — проговорил он и стал торопливо спускаться с мостика.
Вэллери, проводив его взглядом, повернулся к Бентли. Поросшее седой щетиной, осунувшееся лицо командира, казавшееся мертвенно бледным в туманном полусвете, было бесстрастно.
— Отправьте три депеши, главстаршина. Сначала «Вектре»: «Идти курсом 360 градусов. Не рассеиваться. Повторяю, не рассеиваться. Иду на помощь». — Помолчав, он добавил:
— "Подписано: Командующий 14-й эскадрой авианосцев".
Записали?.. Хорошо. Шифровать некогда. Пусть передают клером. Пошлите немедленно кого-нибудь из ваших людей в радиорубку.
— Второе радио «Стерлингу», «Сиррусу» и «Викингу»: «Немедленно оставить преследование. Курс норд-ост. Ход самый полный». Это тоже передать открытым текстом.
Вэллери повернулся к Карпентеру.
— Как голова, штурман? Можете нести службу?
— Разумеется, сэр.
— Спасибо, мой мальчик. Вы слышали, что я говорил? Конвой изменит курс на норд... минут через шесть, в 10.15. Скорость его шесть узлов. Рассчитайте как можно скорей наш курс соединения с конвоем.
— Третье радио, Бентли. «Стерлингу», «Сиррусу» и «Викингу»: «Радар выведен из строя. Не могу обнаружить вас. Выпустить туманные буи. Подавать сигналы сиреной с перерывом в две минуты». Эту депешу пусть зашифруют.
Подтверждения депеш тотчас на мостик. Старший офицер!
— Слушаю, сэр. — Тэрнер в мгновение ока был рядом.
— Объявить обычную походную готовность. Полагаю, к тому времени, как мы придем, «волчья стая» уберется восвояси. Кто будет на подвахте?
— А Бог ее знает? — откровенно признался Тэрнер. — Допустим, вахта левого борта.
Вэллери усмехнулся.
— Левого так левого. Отрядите из подвахтенных две партии. Пусть первая партия расчищает обломки. Все за борт. Ничего не оставлять. Вам понадобится кузнец и его подручный, а Додсон, думаю, выделит вам газорезчиков.
Руководство примете на себя. Вторая партия будет выполнять обязанности похоронной команды. Пусть ее возглавит Николлс. Все трупы снести в корабельную лавку... Через час дать мне отчет о потерях и повреждениях сумеете?
— Сделаю это гораздо раньше, сэр... Нельзя ли поговорить с вами с глазу на глаз?
Оба зашли в броневую рубку. Когда дверь за ними захлопнулась, Вэллери с любопытством и чуть ли не весело взглянул на Тэрнера.
— Снова бунт, старпом?
— Нет, сэр. — Тэрнер, расстегнув куртку, достал из заднего кармана брюк плоскую бутылку и посмотрел сквозь нее на свет.
— Слава Богу, цела! — произнес он с облегчением. — Боялся, что она разбилась, когда я упал. Это ром, сэр. Неразбавленный. Я знаю, вы противник подобного зелья, но ничего. Хлебните, вам это необходимо!
Вэллери нахмурил брови.
— Ром. Послушайте, старпом, что это вы себе позволяете?
— К едреной матери правила и уставы, командир! — грубо прервал его Тэрнер. — Выпейте, вам это будет как нельзя кстати! Вы контужены, потеряли много крови и до смерти замерзли.
Он открыл фляжку и сунул ее в руки Вэллери, который неохотно взял ее.
— Будем смотреть фактам в лицо. Вы нам нужны, нужны как никогда, а вы едва стоите на ногах. Да, да, едва стоите, — прибавил он сурово. — А ром поможет вам продержаться еще несколько часов.
— Вы весьма деликатны, — пробормотал Вэллери. — Хорошо, как вам угодно.
Он замолчал, не донеся флягу до рта.
— Кстати, вы подали мне одну мысль, старпом. Прикажите боцману начать раздачу рома. Велите сыграть сигнал: «Улучшить состояние!» Каждому матросу двойную порцию. Им это тоже понадобится. — Глотнув, он поморщился. Но не вкус рома вызвал у него гримасу отвращения. — Особенно похоронной команде, — добавил он.
Глава 10
— С ним все в порядке, сэр. — Голос Тэрнера прозвучал непривычно тихо.
— Это правда, сэр. Дэвис больше не мучается. Он отмучился.
Тиндалл все понял. Ошеломленный страшным открытием, закрыв глаза, адмирал плашмя упал на спину.
Глаза его были все еще закрыты, когда появился Брукс, уверенный, расторопный. С его приходом у всех словно отлегло от сердца. Не прошло, казалось, и минуты, как адмирал снова был на ногах — потрясенный, весь в синяках и ушибах, но в целом невредимый. Открыто выражая неповиновение доктору, Тиндалл настоял, чтобы его отвели на мостик. При виде Вэллери, который, пошатываясь, прижимал ко рту белое полотенце, глаза его вспыхнули.
Но он промолчал. Нагнув голову, адмирал с мучительным усилием забрался в свое высокое кресло.
— На мостике! Докладывает радиорубка! Докладывает радиорубка. Прошу подтвердить сообщение.
— Этот проклятый болван все еще бормочет? — сварливо заметил Тиндалл. — Почему никто не заткнет ему глотку?
— Вы были без сознания всего лишь несколько минут, сэр, — заметил Капковый мальчик.
— Несколько минут! — Тиндалл изумленно уставился на него и тотчас умолк. Потом взглянул на Брукса, перевязывавшего ему правую руку.
— Начальнику корабельной медслужбы больше нечего делать? — спросил он неприязненно.
— Да, нечего, — проворчал Брукс. — Когда снаряды рвутся в четырех стенах, начальнику медслужбы остается одно... подписывать свидетельства о смерти, — добавил он грубо. Вэллери и Тэрнер переглянулись. Вэллери понял, что Брукс даже не догадывается, насколько тяжело состояние Тиндалла.
— На мостике! Докладывает радиорубка! «Вектра» снова запрашивает указаний. Срочно. Срочно.
— "Вектра", — Вэллери взглянул на умолкнувшего, оцепеневшего адмирала и повернулся к посыльному. — Крайслер! Во что бы то ни стало доберитесь до радиста. Пусть повторит первое донесение.
Снова поглядев на Тиндалла и увидев его искаженное лицо, он посмотрел вниз, через борт, куда смотрел адмирал... И тотчас отпрянул в ужасе, подавив внезапную тошноту. Зенитчик, находившийся в гнезде ниже мостика, — ровесник Крайслера, должно быть, увидев падающую мачту, попытался спастись. Едва он выскочил из гнезда, как антенна радиолокатора, укрепленная на мачте, обрушившейся на мостик, — стальная решетка площадью в добрую сотню квадратных футов — с размаху ударила по нему. Комендор лежал без движения — обезображенный, изуродованный, не похожий на человеческое существо. Лежал, раскинув руки, словно распятый на спаренном стволе своего «эрликона».
Вэллери отвернулся в душевной боли. Боже, до чего безумная и бессмысленная эта вещь — война! Будь проклят этот немецкий крейсер, эти немецкие артиллеристы! Будь они трижды прокляты!.. Хотя что это он? Ведь они просто делают свое дело, и делают его дьявольски умело. Невидящим взором каперанг уставился на остатки своего мостика. Какая точность, будь они неладны! «Интересно, получил ли повреждения вражеский корабль?» — машинально подумал Вэллери. Очевидно, нет, а теперь попасть в него и вовсе невозможно.
«Улисс», по-прежнему мчавшийся в тумане на зюйд-ост, стал слеп, пав жертвой непогоды и немецких орудий, выведших из строя обе радарные установки. Хуже того, и оба командно-дальномерных поста в безнадежном состоянии. Если так будет продолжаться и дальше, криво усмехнулся он, останется одно: пустить в ход абордажные крючья и сабли. Хотя орудия главного калибра «Улисса» и уцелели, с военной точки зрения крейсер беспомощен. Больше того, он попросту обречен. Как это выразился кочегар Райли? Ах, да. «Нас бросают на съедение своре волков». Вот именно, брошены на съедение волкам. Но только Нерон, подумал он устало, был бы способен ослепить гладиатора, прежде чем бросить его на арену...
Огонь прекратился. На мостике воцарилась могильная тишина. Невыносимая, небывалая тишина. Слышен был лишь шум воды, рассекаемой форштевнем, глухой рев огромных втяжных вентиляторов котельного отделения да монотонное, действующее на нервы щелканье гидролокатора. Но, странное дело, эти звуки лишь усугубляли безмолвие.
Вэллери увидел, что глаза всех устремлены на адмирала Тиндалла. Старина Джайлс бубнил что-то неразборчивое. Его лицо стало вдруг мертвенно-серым, изможденным. Адмирал перегнулся через борт. Казалось, взгляд его был прикован к убитому юноше. А может быть, к решетке локатора? Дошло ли до его сознания, что в действительности означают сбитая радарная антенна и разрушенные командно-дальномерные посты? Вэллери долго смотрел на адмирала, потом отвернулся, поняв, что дошло.
— На мостике! Докладывает радиорубка! Докладывает радиорубка!
Все, кто находился на мостике, и без того взвинченные до предела, так и подпрыгнули, заслышав голос в динамике. Все, кроме Тиндалла. Он застыл словно изваяние.
— Донесение с «Вектры». Первое донесение, полученное в 09.52.
Вэллери взглянул на часы. Прошло всего шесть минут. Невероятно!
— Повторяем текст донесения. "Установлены контакты. Три контакта.
Повторяю, три. Отставить три. Пять контактов. Крупное сосредоточение подводных лодок противника впереди по курсу и на траверзе. Вступаю в бой".
Всем было известно, что, вопреки указаниям руководства, Тиндалл самолично принял решение оставить конвой почти без всякого охранения. На свой страх и риск. Вэллери невольно восхитился мастерством, с каким была подложена приманка и рассчитано время захлопнуть мышеловку. Каково-то воспримет старина Джайлс этот страшный просчет, завершивший целый ряд роковых ошибок, — просчетов, за которые, говоря по справедливости, судить его нельзя... Но держать ответ ему все равно придется. Железный голос динамика прервал размышления командира крейсера.
— Передаю текст второго донесения с «Вектры»:
"Вступил в бой. Начал бомбометание. Один транспорт торпедирован, тонет.
Танкер торпедирован, имеет повреждения, но остается на плаву, управляется.
Прошу срочных указаний. Прошу срочной помощи".
В динамике щелкнуло. Снова воцарилась напряженная, неестественная тишина. Так продолжалось пять, десять, двадцать секунд. Потом все, словно сговорясь, как-то неловко отвернулись.
Тиндалл стал слезать со своего кресла. Движения его были неуклюжими, медленными. Он неуверенно зашаркал ногами — так ходят очень дряхлые люди.
Было заметно, что он сильно хромает. Правая рука, неестественно белая из-за наложенной на нее повязки, поддерживала сломанную кисть левой руки. В фигуре адмирала ощущалось какое-то неестественное, как бы вымученное достоинство, лицо было бесстрастно, лишь бледный отсвет улыбки, казалось, еще играл на нем. Потом он заговорил — словно бы с самим собой.
— Я нездоров, — произнес он. — Спущусь вниз.
Крайслер, при всей своей молодости понявший разыгравшуюся у него на глазах трагедию, отворил дверцу и вовремя подхватил Тиндалла, когда тот оступился на ступеньке трапа.
Адмирал, бросив через плечо умоляющий взгляд, заметил сочувственный кивок Вэллери.
Оба — старик и юноша — медленно, бок о бок, пошли в сторону юта. Спустя короткое время шарканье стихло.
Изуродованный мостик стал удивительно пустынным, а те, кто на нем находились, чувствовали себя словно осиротелыми. Старины Джайлса — жизнерадостного, энергичного, неутомимого Джайлса — больше не было. Люди еще не успели осознать непоправимое: столь быстрой и разительной была эта страшная перемена в адмирале. В ту минуту они лишь почувствовали себя беззащитными, беспомощными и одинокими.
— Ибо сказано: «Устами младенцев глаголет истина...» — Конечно же, первым нарушил тишину Брукс. — Николлс всегда утверждал...
Осекшись на полуслове, старый врач медленно, словно что-то припоминая, покачал головой.
— Схожу выясню, не могу ли чем-нибудь помочь, — проговорил он и стал торопливо спускаться с мостика.
Вэллери, проводив его взглядом, повернулся к Бентли. Поросшее седой щетиной, осунувшееся лицо командира, казавшееся мертвенно бледным в туманном полусвете, было бесстрастно.
— Отправьте три депеши, главстаршина. Сначала «Вектре»: «Идти курсом 360 градусов. Не рассеиваться. Повторяю, не рассеиваться. Иду на помощь». — Помолчав, он добавил:
— "Подписано: Командующий 14-й эскадрой авианосцев".
Записали?.. Хорошо. Шифровать некогда. Пусть передают клером. Пошлите немедленно кого-нибудь из ваших людей в радиорубку.
— Второе радио «Стерлингу», «Сиррусу» и «Викингу»: «Немедленно оставить преследование. Курс норд-ост. Ход самый полный». Это тоже передать открытым текстом.
Вэллери повернулся к Карпентеру.
— Как голова, штурман? Можете нести службу?
— Разумеется, сэр.
— Спасибо, мой мальчик. Вы слышали, что я говорил? Конвой изменит курс на норд... минут через шесть, в 10.15. Скорость его шесть узлов. Рассчитайте как можно скорей наш курс соединения с конвоем.
— Третье радио, Бентли. «Стерлингу», «Сиррусу» и «Викингу»: «Радар выведен из строя. Не могу обнаружить вас. Выпустить туманные буи. Подавать сигналы сиреной с перерывом в две минуты». Эту депешу пусть зашифруют.
Подтверждения депеш тотчас на мостик. Старший офицер!
— Слушаю, сэр. — Тэрнер в мгновение ока был рядом.
— Объявить обычную походную готовность. Полагаю, к тому времени, как мы придем, «волчья стая» уберется восвояси. Кто будет на подвахте?
— А Бог ее знает? — откровенно признался Тэрнер. — Допустим, вахта левого борта.
Вэллери усмехнулся.
— Левого так левого. Отрядите из подвахтенных две партии. Пусть первая партия расчищает обломки. Все за борт. Ничего не оставлять. Вам понадобится кузнец и его подручный, а Додсон, думаю, выделит вам газорезчиков.
Руководство примете на себя. Вторая партия будет выполнять обязанности похоронной команды. Пусть ее возглавит Николлс. Все трупы снести в корабельную лавку... Через час дать мне отчет о потерях и повреждениях сумеете?
— Сделаю это гораздо раньше, сэр... Нельзя ли поговорить с вами с глазу на глаз?
Оба зашли в броневую рубку. Когда дверь за ними захлопнулась, Вэллери с любопытством и чуть ли не весело взглянул на Тэрнера.
— Снова бунт, старпом?
— Нет, сэр. — Тэрнер, расстегнув куртку, достал из заднего кармана брюк плоскую бутылку и посмотрел сквозь нее на свет.
— Слава Богу, цела! — произнес он с облегчением. — Боялся, что она разбилась, когда я упал. Это ром, сэр. Неразбавленный. Я знаю, вы противник подобного зелья, но ничего. Хлебните, вам это необходимо!
Вэллери нахмурил брови.
— Ром. Послушайте, старпом, что это вы себе позволяете?
— К едреной матери правила и уставы, командир! — грубо прервал его Тэрнер. — Выпейте, вам это будет как нельзя кстати! Вы контужены, потеряли много крови и до смерти замерзли.
Он открыл фляжку и сунул ее в руки Вэллери, который неохотно взял ее.
— Будем смотреть фактам в лицо. Вы нам нужны, нужны как никогда, а вы едва стоите на ногах. Да, да, едва стоите, — прибавил он сурово. — А ром поможет вам продержаться еще несколько часов.
— Вы весьма деликатны, — пробормотал Вэллери. — Хорошо, как вам угодно.
Он замолчал, не донеся флягу до рта.
— Кстати, вы подали мне одну мысль, старпом. Прикажите боцману начать раздачу рома. Велите сыграть сигнал: «Улучшить состояние!» Каждому матросу двойную порцию. Им это тоже понадобится. — Глотнув, он поморщился. Но не вкус рома вызвал у него гримасу отвращения. — Особенно похоронной команде, — добавил он.
Глава 10
В ПЯТНИЦУ
(пополудни)
Щелкнул выключатель, и хирургическую палату, где начало темнеть, залило резким голубоватым светом. Вздрогнув, Николлс проснулся и машинально прикрыл рукой утомленные веки: резало глаза. Он прищурился и с усилием взглянул на стрелки ручных часов. Уже четыре! Неужели он так долго спал?
Боже, ну и колотун!
Восседая в зубоврачебном кресле, он с трудом повернул голову назад. У двери стоял Брукс. Запорошенный снегом капюшон, словно венец, обрамлял его серебристые волосы. Онемевшими пальцами он пытался распечатать пачку сигарет. Наконец ему удалось вытащить одну сигарету. Держа в руке горящую спичку, он насмешливо поднял брови.
— Привет, Джонни! Простите, что разбудил вас, но вы нужны командиру.
Правда, времени у вас еще хватит. — Поднеся сигарету к угасающему пламени, он снова поднял глаза. — Как себя чувствуете? Хотя чего тут спрашивать? Я себя чувствую еще хуже. Не осталось ли у вас этой отравы?
— Отравы, сэр? — в тон ему ответил Николлс. — Она понадобилась вам только потому, что поставили ошибочный диагноз? С адмиралом все будет в порядке, не волнуйтесь.
— О дьявол! До чего же несносны зеленые юнцы, особенно в тех, слава Богу, редких случаях, когда они оказываются правы... Я имел в виду ту самую бутылку контрабандного зелья, что изготовлено на острове Молл.
— Колл! — поправил его Николлс. — Но это неважно, как оно называется, — все равно его больше нет. Это вы его выпили, — прибавил он недружелюбно. Он устало усмехнулся при виде огорченного лица Брукса, затем, сжалившись, произнес:
— Но бутылочка «Талис-кера» у нас найдется.
Подойдя к шкафчику с надписью «Яд», он отвинтил крышку флакона с наклейкой «Лизол». Он скорее услышал, чем увидел, как стекло коснулось стекла, и машинально, как бы со стороны, попытался определить, почему у него так сильно трясутся руки.
Брукс опустошил свой стакан и блаженно вздохнул, чувствуя, как по всему телу разливается благодатное тепло.
— Спасибо, мой мальчик, спасибо. У вас налицо все задатки первоклассного лекаря.
— Вы так думаете, сэр? А я нет. Я больше так не думаю. После сегодняшнего дня. — Он поморщился, вспомнив что-то. — Их было сорок четыре.
Одного за другим, словно мешки с мусором, их побросали за борт. На все ушло каких-то десять минут.
— Сорок четыре? — поднял глаза Брукс. — Неужели так много?
— Не совсем, сэр. Это число пропавших без вести. Убитых человек тридцать, и Бог знает, сколько кусков и клочьев... В посту управления авиацией пришлось пустить в ход швабры и лопаты. — Он невесело усмехнулся. — Сегодня я не обедал. Не думаю, что и у остальных из похоронной команды появился аппетит. Задраю-ка я этот иллюминатор.
Он поспешно отвернулся от Брукса и пересек лазарет. Невысоко над горизонтом сквозь редкий снежок он заметил мигающий свет вечерней звезды.
Значит, туман рассеялся — туман, который спас конвой, укрыл корабли от подводных лодок, когда транспорты резко повернули на север. Он увидел «Вектру» с бомбосбрасывателями, на которых не оставалось ничего, даже отдаленно похожего на глубинные бомбы. Увидел «Вайтуру», подбитый танкер, почти по палубу осевший в воду, который угрюмо тащился в хвосте конвоя.
Видел четыре транспорта типа «Виктори» — огромные, мощные, надежные и в то же время, при всей их кажущейся неуязвимости, какие-то жалкие. Захлопнув водонепроницаемую крышку иллюминатора, туго закрутив все до последнего барашка, Николлс круто обернулся.
— Почему мы не поворачиваем назад, черт возьми? — вырвалось у него. — Кого Старик хочет одурачить, нас или немцев? Без авиационной поддержки, без радара, без малейшей надежды на помощь! Немцы теперь знают наши координаты с точностью до дюйма, а дальше им будет еще проще следить за нами. А впереди еще целая тысяча миль! — Повысив голос, он продолжал:
— И теперь каждый поганый немец, действующий в Ледовитом океане, — будь то надводный корабль, субмарина или самолет — облизывается, выжидая момент, когда можно будет прикончить нас на досуге. — Он в отчаянии покачал головой. — Я не боюсь опасности, сэр. Вы это знаете. Но ведь мы свидетели самого настоящего убийства, если не сказать самоубийства. Выбирайте, что вам угодно, сэр. Все равно конец будет одинаков.
— Послушайте, Джонни, что-то вы разговорились...
— Почему же он не поворачивает назад? — Николлс даже не услышал замечания, сделанного Бруксом. — Ему стоит только отдать приказ. Чего он хочет? Смерти или славы? Чего ищет? Бессмертия за мой счет, за наш счет? — Он зло выругался. — Пожалуй, Райли был прав. Не правда ли, заголок получится превосходный: «Капитан первого ранга Ричард Вэллери, кавалер ордена „За боевые заслуги“, посмертно представлен...»
— Заткнитесь! — Фраза прозвучала как удар хлыста. Глаза Брукса стали холодными, как Ледовитый океан, — И вы смеете подобным образом отзываться о капитане первого ранга Вэллери? — продолжал старый врач. — Осмеливаетесь чернить имя достойнейшего человека...
Не окончив фразы, Брукс с гневным удивлением покачал головой. Он молчал, тщательно подыскивая нужные слова, не сводя при этом глаз с побелевшего, напряженного лица лейтенанта.
— Он отличный офицер, лейтенант Николлс. Возможно, даже превосходный офицер. Но это не самое главное. Это еще ничего не значит. Главное то, что он самый честный, самый порядочный человек из всех, кто ходил по этой не знающей милосердия, Богом забытой земле. Ни вы, ни я ему не чета. Никто ему не чета. Он один в этом мире, но никогда не бывает одинок. С ним такие люди, как апостол Петр, Беда Достопочтенный [8], святой Франциск Ассизский. — С коротким смешком Брукс прибавил:
— Не правда ли, забавно слышать подобные речи от такого закоренелого циника, как я?.. Возможно, мои слова кажутся вам святотатственными, хотя правда не может быть святотатством. А я знаю, что это правда.
Николлс ничего не сказал. Лицо его словно окаменело.
— Гибель, слава, бессмертие... — безжалостно продолжал Брукс. — Таковы были ваши слова, не так ли? Смерть? — Он усмехнулся и снова покачал головой.
— Для Ричарда Вэллери смерти не существует. Слава? Конечно, он стремится к славе, каждый из нас ищет славы, но все великосветские «Лондон Гэзетт», все букингемские дворцы мира, вместе взятые, не помогут нашему командиру снискать такой славы, какая ему нужна. Капитан первого ранга Вэллери не ребенок, а лишь дети забавляются побрякушками... Что касается бессмертия...
— Брукс усмехнулся, но уже без всякого сарказма, и положил руку на плечо Николлсу. — Я вас спрашиваю, Джонни, разве это не глупо — стремиться к бессмертию, если одной ногой стоишь в могиле?
Николлс ничего не ответил. Затянувшееся молчание стало тягостным, шум воздуха, втягиваемого вентилятором, — раздражающе громким. Наконец Брукс откашлялся и многозначительно посмотрел на «Лизол».
Наполнив стаканы, Николлс закрыл шкафчик. Заметив взгляд молодого лейтенанта, Брукс почувствовал жалость. Да, что же сказал Каннингем [9] во время немецкого вторжения на Кипр?.. «Неразумно злоупотреблять долготерпением людей». Банально, но справедливо. Справедливо даже по отношению к таким людям, как Николлс. Какое тяжкое испытание пришлось, должно быть, на долю этого мальчика. Целое утро он извлекал из-под обломков изуродованные останки того, что недавно называлось людьми. В довершение всего, ему было вменено в обязанность опознать каждый из трупов, осмотреть все куски...
— Еще один шаг, и я окажусь в дерьме. — Голос Николлса был едва слышен.
— Не знаю, что и сказать в свое оправдание. Не понимаю, как я мог говорить подобным образом... Простите меня.
— И вы меня простите, — искренне проговорил Брукс, — Я был с вами резок. Мне действительно жаль, — подняв стакан, он стал любовно рассматривать его содержимое. — За наших врагов, Джонни. За их гибель и посрамление. Не забудем и адмирала Старра.
Осушив залпом стакан, Брукс поставил его и пристально посмотрел на Николлса.
— Полагаю, вам следует выслушать и все остальное, Джонни. Знаете, почему Вэллери не поворачивает назад? — Он криво усмехнулся. — Вовсе не потому, что этих проклятых немецких лодок сзади ничуть не меньше, чем впереди, а это наверняка так. — Брукс закурил новую сигарету и стал спокойно продолжать:
— Сегодня утром командир связался с Лондоном. Он высказал предположение, что конвой Эф-Ар-77 отправят на дно (правда, он выразился иначе, сказал, что конвой будет истреблен, что одно и то же) задолго до того, как он достигнет мыса Нордкап. Вэллери просил хотя бы разрешить ему, на худой конец, обогнуть Нордкап с севера, а не идти прямо на восток...
Жаль, что сегодня не было заката, — прибавил он не без юмора. — Хотелось бы взглянуть на него еще раз.
— Ну, разумеется, — нетерпеливо проговорил Николлс. — И каков же был ответ?
— Что? Ах да, ответ... Вэллери рассчитывал получить его тотчас же. А ждать пришлось целых четыре часа. — Брукс улыбнулся, но глаза его были невеселы. — Кто-то где-то замышляет нечто грандиозное. Скорее всего, гигантскую десантную операцию. Только об этом — молчок, Джонни.
— Само собой, сэр.
— Но что именно, не имею ни малейшего представления. Возможно, даже давно обещанный Второй фронт. Во всяком случае, для операции, очевидно, крайне необходима поддержка флота метрополии. Но флот метрополии по рукам и ногам связан «Тирпицем». Отсюда — приказ во что бы то ни стало разделаться с этим линкором. Любой ценой. — Брукс усмехнулся, в глазах сверкнул холодок. — Мы — большие шишки, Джонни, важные персоны. Мы представляем собой самую богатую, самую лакомую приманку и потребовались для того, чтобы заполучить самую богатую, самую лакомую добычу в мире, хотя подозреваю, что шарниры капкана, при помощи которого намереваются поймать эту добычу, подзаржавели... Радиограмма была подписана первым лордом адмиралтейства... и Старром. Решение принято на уровне кабинета. Мы должны следовать дальше.
Идем прямо на восток.
— Выходит, мы и есть та самая «любая цена», — возмущенно проговорил Николлс. — Нас заранее списали, как залежалый товар.
— Да, нас заранее списали, — согласился Брукс. В динамике над его головой щелкнуло, и он простонал:
— Вот чертова музыка! Опять двадцать пять!
Дождавшись, когда замрет горн, возвещающий вечернюю боевую тревогу, Брукс протянул руку в сторону Николлса, поспешившего было к двери.
— К вам это не относится, Джонни. Пока. Я говорил, вы нужны командиру.
Через десять минут после объявления тревоги он велел явиться на мостик.
— Что? На мостик? Какого еще дьявола?
— Восклицания такого рода не украшают младшего офицера, — с торжественной миной произнес Брукс. — Какое впечатление произвели на вас морячки? — продолжал он без всякой связи с предыдущим. — Ведь вы работали с ними все утро. Такие же, как всегда?
Николлс заморгал недоуменно, потом пришел в себя.
— Пожалуй. — Помолчав, прибавил:
— Как ни странно, дня два назад они были в лучшей форме. Ну, а теперь они в таком же состоянии, как тогда, в Скапа-Флоу. Зомби, бродячие привидения. Даже хуже. Теперь они и ходят-то еле-еле! — Николлс сокрушенно покачал головой. — Одни носилки тащили пять-шесть человек. То и дело запинаются, натыкаются на разные предметы.
Словом, спят на ходу. Глаза открыты, но ничего не видят. Люди чертовски устали, даже под ноги себе не смотрят.
— Знаю, Джонни, знаю, — кивнул Брукс. — Сам все видел.
— В них не осталось больше ни бунтарства, ни злобы. — Николлс говорил с каким-то изумлением, пытаясь сложить в стройное целое расплывчатые, рассеянные впечатления. — Для мятежа они просто выдохлись. Но дело не в этом. Когда мы расчищали пост наведения истребителей, то и дело слышались от них такие вот фразы: «Счастливчик», «Умер легкой смертью» и все в таком вот духе. А еще говорили: «Старый Джайлс совсем из ума выжил». Вы бы видели, каким жестом сопровождалась эта фраза. Причем говорили без всякого юмора, даже мрачного юмора висельников... — Николлс снова покачал головой. — Не знаю, что это с ними, сэр. Апатия, безразличие, безнадежность, называйте как хотите. Словом, люди они пропащие!
Брукс пристально поглядел на него, потом негромко спросил:
— Пропащие, говорите? — После некоторого раздумья он прибавил:
— Знаете, Джонни, пожалуй, вы правы... Но, как бы то ни было, поднимайтесь наверх. Командир намерен сделать обход корабля.
— Что? — Николлс был поражен. — Во время боевой тревоги? Покинуть мостик?
— Вот именно.
— Ну это невозможно, сэр. Это... это беспрецедентно!
— Таков уж каперанг Вэллери. Об этом-то я и твержу вам весь вечер.
— Но этим он убьет себя! — негодующе воскликнул Николлс.
— Именно так и я сказал ему, — согласился Брукс. — С клинической точки зрения он уже умирает. Он давно должен быть мертв. В чем у него душа держится, одному Богу известно. Во всяком случае, жив он не переливанием плазмы и не лекарствами... Иногда, Джонни, нам полезно напоминать, сколь ограничены возможности медицины. Кстати, это я уговорил его взять вас с собой... Не нужно заставлять ждать себя.
То, что увидел лейтенант Николлс, напоминало чистилище. Во время продолжавшегося целых два часа обхода корабля им с Вэллери пришлось перешагивать через высокие комингсы дверей, втискиваться в невероятно узкие люки и горловины, пробираться между изуродованными стальными конструкциями, взбираться и спускаться по сотне трапов, стынуть на холоде, от которого заходится сердце. Но воспоминание об этом обходе на всю жизнь останется в его памяти, всякий раз согревая душу удивительно теплым и светлым чувством признательности к Вэллери.
Командир крейсера, Николлс и главный старшина Хартли начали обход корабля с юта. Вэллери и слышать не хотел, чтобы его, как прежде, сопровождал полицейский сержант Гастингс. Грузная фигура Хартли дышала какой-то спокойной уверенностью. В тот вечер Хартли работал точно вол, открывая и закрывая десятки водонепроницаемых дверей, поднимая и опуская бесчисленное количество тяжелых люков, поворачивая тысячи задраек, закрывавших эти двери и люки, и уже через десять минут после начала обхода, несмотря на протест Вэллери, протянул свою могучую руку и предложил командиру помощь.
Боже, ну и колотун!
Восседая в зубоврачебном кресле, он с трудом повернул голову назад. У двери стоял Брукс. Запорошенный снегом капюшон, словно венец, обрамлял его серебристые волосы. Онемевшими пальцами он пытался распечатать пачку сигарет. Наконец ему удалось вытащить одну сигарету. Держа в руке горящую спичку, он насмешливо поднял брови.
— Привет, Джонни! Простите, что разбудил вас, но вы нужны командиру.
Правда, времени у вас еще хватит. — Поднеся сигарету к угасающему пламени, он снова поднял глаза. — Как себя чувствуете? Хотя чего тут спрашивать? Я себя чувствую еще хуже. Не осталось ли у вас этой отравы?
— Отравы, сэр? — в тон ему ответил Николлс. — Она понадобилась вам только потому, что поставили ошибочный диагноз? С адмиралом все будет в порядке, не волнуйтесь.
— О дьявол! До чего же несносны зеленые юнцы, особенно в тех, слава Богу, редких случаях, когда они оказываются правы... Я имел в виду ту самую бутылку контрабандного зелья, что изготовлено на острове Молл.
— Колл! — поправил его Николлс. — Но это неважно, как оно называется, — все равно его больше нет. Это вы его выпили, — прибавил он недружелюбно. Он устало усмехнулся при виде огорченного лица Брукса, затем, сжалившись, произнес:
— Но бутылочка «Талис-кера» у нас найдется.
Подойдя к шкафчику с надписью «Яд», он отвинтил крышку флакона с наклейкой «Лизол». Он скорее услышал, чем увидел, как стекло коснулось стекла, и машинально, как бы со стороны, попытался определить, почему у него так сильно трясутся руки.
Брукс опустошил свой стакан и блаженно вздохнул, чувствуя, как по всему телу разливается благодатное тепло.
— Спасибо, мой мальчик, спасибо. У вас налицо все задатки первоклассного лекаря.
— Вы так думаете, сэр? А я нет. Я больше так не думаю. После сегодняшнего дня. — Он поморщился, вспомнив что-то. — Их было сорок четыре.
Одного за другим, словно мешки с мусором, их побросали за борт. На все ушло каких-то десять минут.
— Сорок четыре? — поднял глаза Брукс. — Неужели так много?
— Не совсем, сэр. Это число пропавших без вести. Убитых человек тридцать, и Бог знает, сколько кусков и клочьев... В посту управления авиацией пришлось пустить в ход швабры и лопаты. — Он невесело усмехнулся. — Сегодня я не обедал. Не думаю, что и у остальных из похоронной команды появился аппетит. Задраю-ка я этот иллюминатор.
Он поспешно отвернулся от Брукса и пересек лазарет. Невысоко над горизонтом сквозь редкий снежок он заметил мигающий свет вечерней звезды.
Значит, туман рассеялся — туман, который спас конвой, укрыл корабли от подводных лодок, когда транспорты резко повернули на север. Он увидел «Вектру» с бомбосбрасывателями, на которых не оставалось ничего, даже отдаленно похожего на глубинные бомбы. Увидел «Вайтуру», подбитый танкер, почти по палубу осевший в воду, который угрюмо тащился в хвосте конвоя.
Видел четыре транспорта типа «Виктори» — огромные, мощные, надежные и в то же время, при всей их кажущейся неуязвимости, какие-то жалкие. Захлопнув водонепроницаемую крышку иллюминатора, туго закрутив все до последнего барашка, Николлс круто обернулся.
— Почему мы не поворачиваем назад, черт возьми? — вырвалось у него. — Кого Старик хочет одурачить, нас или немцев? Без авиационной поддержки, без радара, без малейшей надежды на помощь! Немцы теперь знают наши координаты с точностью до дюйма, а дальше им будет еще проще следить за нами. А впереди еще целая тысяча миль! — Повысив голос, он продолжал:
— И теперь каждый поганый немец, действующий в Ледовитом океане, — будь то надводный корабль, субмарина или самолет — облизывается, выжидая момент, когда можно будет прикончить нас на досуге. — Он в отчаянии покачал головой. — Я не боюсь опасности, сэр. Вы это знаете. Но ведь мы свидетели самого настоящего убийства, если не сказать самоубийства. Выбирайте, что вам угодно, сэр. Все равно конец будет одинаков.
— Послушайте, Джонни, что-то вы разговорились...
— Почему же он не поворачивает назад? — Николлс даже не услышал замечания, сделанного Бруксом. — Ему стоит только отдать приказ. Чего он хочет? Смерти или славы? Чего ищет? Бессмертия за мой счет, за наш счет? — Он зло выругался. — Пожалуй, Райли был прав. Не правда ли, заголок получится превосходный: «Капитан первого ранга Ричард Вэллери, кавалер ордена „За боевые заслуги“, посмертно представлен...»
— Заткнитесь! — Фраза прозвучала как удар хлыста. Глаза Брукса стали холодными, как Ледовитый океан, — И вы смеете подобным образом отзываться о капитане первого ранга Вэллери? — продолжал старый врач. — Осмеливаетесь чернить имя достойнейшего человека...
Не окончив фразы, Брукс с гневным удивлением покачал головой. Он молчал, тщательно подыскивая нужные слова, не сводя при этом глаз с побелевшего, напряженного лица лейтенанта.
— Он отличный офицер, лейтенант Николлс. Возможно, даже превосходный офицер. Но это не самое главное. Это еще ничего не значит. Главное то, что он самый честный, самый порядочный человек из всех, кто ходил по этой не знающей милосердия, Богом забытой земле. Ни вы, ни я ему не чета. Никто ему не чета. Он один в этом мире, но никогда не бывает одинок. С ним такие люди, как апостол Петр, Беда Достопочтенный [8], святой Франциск Ассизский. — С коротким смешком Брукс прибавил:
— Не правда ли, забавно слышать подобные речи от такого закоренелого циника, как я?.. Возможно, мои слова кажутся вам святотатственными, хотя правда не может быть святотатством. А я знаю, что это правда.
Николлс ничего не сказал. Лицо его словно окаменело.
— Гибель, слава, бессмертие... — безжалостно продолжал Брукс. — Таковы были ваши слова, не так ли? Смерть? — Он усмехнулся и снова покачал головой.
— Для Ричарда Вэллери смерти не существует. Слава? Конечно, он стремится к славе, каждый из нас ищет славы, но все великосветские «Лондон Гэзетт», все букингемские дворцы мира, вместе взятые, не помогут нашему командиру снискать такой славы, какая ему нужна. Капитан первого ранга Вэллери не ребенок, а лишь дети забавляются побрякушками... Что касается бессмертия...
— Брукс усмехнулся, но уже без всякого сарказма, и положил руку на плечо Николлсу. — Я вас спрашиваю, Джонни, разве это не глупо — стремиться к бессмертию, если одной ногой стоишь в могиле?
Николлс ничего не ответил. Затянувшееся молчание стало тягостным, шум воздуха, втягиваемого вентилятором, — раздражающе громким. Наконец Брукс откашлялся и многозначительно посмотрел на «Лизол».
Наполнив стаканы, Николлс закрыл шкафчик. Заметив взгляд молодого лейтенанта, Брукс почувствовал жалость. Да, что же сказал Каннингем [9] во время немецкого вторжения на Кипр?.. «Неразумно злоупотреблять долготерпением людей». Банально, но справедливо. Справедливо даже по отношению к таким людям, как Николлс. Какое тяжкое испытание пришлось, должно быть, на долю этого мальчика. Целое утро он извлекал из-под обломков изуродованные останки того, что недавно называлось людьми. В довершение всего, ему было вменено в обязанность опознать каждый из трупов, осмотреть все куски...
— Еще один шаг, и я окажусь в дерьме. — Голос Николлса был едва слышен.
— Не знаю, что и сказать в свое оправдание. Не понимаю, как я мог говорить подобным образом... Простите меня.
— И вы меня простите, — искренне проговорил Брукс, — Я был с вами резок. Мне действительно жаль, — подняв стакан, он стал любовно рассматривать его содержимое. — За наших врагов, Джонни. За их гибель и посрамление. Не забудем и адмирала Старра.
Осушив залпом стакан, Брукс поставил его и пристально посмотрел на Николлса.
— Полагаю, вам следует выслушать и все остальное, Джонни. Знаете, почему Вэллери не поворачивает назад? — Он криво усмехнулся. — Вовсе не потому, что этих проклятых немецких лодок сзади ничуть не меньше, чем впереди, а это наверняка так. — Брукс закурил новую сигарету и стал спокойно продолжать:
— Сегодня утром командир связался с Лондоном. Он высказал предположение, что конвой Эф-Ар-77 отправят на дно (правда, он выразился иначе, сказал, что конвой будет истреблен, что одно и то же) задолго до того, как он достигнет мыса Нордкап. Вэллери просил хотя бы разрешить ему, на худой конец, обогнуть Нордкап с севера, а не идти прямо на восток...
Жаль, что сегодня не было заката, — прибавил он не без юмора. — Хотелось бы взглянуть на него еще раз.
— Ну, разумеется, — нетерпеливо проговорил Николлс. — И каков же был ответ?
— Что? Ах да, ответ... Вэллери рассчитывал получить его тотчас же. А ждать пришлось целых четыре часа. — Брукс улыбнулся, но глаза его были невеселы. — Кто-то где-то замышляет нечто грандиозное. Скорее всего, гигантскую десантную операцию. Только об этом — молчок, Джонни.
— Само собой, сэр.
— Но что именно, не имею ни малейшего представления. Возможно, даже давно обещанный Второй фронт. Во всяком случае, для операции, очевидно, крайне необходима поддержка флота метрополии. Но флот метрополии по рукам и ногам связан «Тирпицем». Отсюда — приказ во что бы то ни стало разделаться с этим линкором. Любой ценой. — Брукс усмехнулся, в глазах сверкнул холодок. — Мы — большие шишки, Джонни, важные персоны. Мы представляем собой самую богатую, самую лакомую приманку и потребовались для того, чтобы заполучить самую богатую, самую лакомую добычу в мире, хотя подозреваю, что шарниры капкана, при помощи которого намереваются поймать эту добычу, подзаржавели... Радиограмма была подписана первым лордом адмиралтейства... и Старром. Решение принято на уровне кабинета. Мы должны следовать дальше.
Идем прямо на восток.
— Выходит, мы и есть та самая «любая цена», — возмущенно проговорил Николлс. — Нас заранее списали, как залежалый товар.
— Да, нас заранее списали, — согласился Брукс. В динамике над его головой щелкнуло, и он простонал:
— Вот чертова музыка! Опять двадцать пять!
Дождавшись, когда замрет горн, возвещающий вечернюю боевую тревогу, Брукс протянул руку в сторону Николлса, поспешившего было к двери.
— К вам это не относится, Джонни. Пока. Я говорил, вы нужны командиру.
Через десять минут после объявления тревоги он велел явиться на мостик.
— Что? На мостик? Какого еще дьявола?
— Восклицания такого рода не украшают младшего офицера, — с торжественной миной произнес Брукс. — Какое впечатление произвели на вас морячки? — продолжал он без всякой связи с предыдущим. — Ведь вы работали с ними все утро. Такие же, как всегда?
Николлс заморгал недоуменно, потом пришел в себя.
— Пожалуй. — Помолчав, прибавил:
— Как ни странно, дня два назад они были в лучшей форме. Ну, а теперь они в таком же состоянии, как тогда, в Скапа-Флоу. Зомби, бродячие привидения. Даже хуже. Теперь они и ходят-то еле-еле! — Николлс сокрушенно покачал головой. — Одни носилки тащили пять-шесть человек. То и дело запинаются, натыкаются на разные предметы.
Словом, спят на ходу. Глаза открыты, но ничего не видят. Люди чертовски устали, даже под ноги себе не смотрят.
— Знаю, Джонни, знаю, — кивнул Брукс. — Сам все видел.
— В них не осталось больше ни бунтарства, ни злобы. — Николлс говорил с каким-то изумлением, пытаясь сложить в стройное целое расплывчатые, рассеянные впечатления. — Для мятежа они просто выдохлись. Но дело не в этом. Когда мы расчищали пост наведения истребителей, то и дело слышались от них такие вот фразы: «Счастливчик», «Умер легкой смертью» и все в таком вот духе. А еще говорили: «Старый Джайлс совсем из ума выжил». Вы бы видели, каким жестом сопровождалась эта фраза. Причем говорили без всякого юмора, даже мрачного юмора висельников... — Николлс снова покачал головой. — Не знаю, что это с ними, сэр. Апатия, безразличие, безнадежность, называйте как хотите. Словом, люди они пропащие!
Брукс пристально поглядел на него, потом негромко спросил:
— Пропащие, говорите? — После некоторого раздумья он прибавил:
— Знаете, Джонни, пожалуй, вы правы... Но, как бы то ни было, поднимайтесь наверх. Командир намерен сделать обход корабля.
— Что? — Николлс был поражен. — Во время боевой тревоги? Покинуть мостик?
— Вот именно.
— Ну это невозможно, сэр. Это... это беспрецедентно!
— Таков уж каперанг Вэллери. Об этом-то я и твержу вам весь вечер.
— Но этим он убьет себя! — негодующе воскликнул Николлс.
— Именно так и я сказал ему, — согласился Брукс. — С клинической точки зрения он уже умирает. Он давно должен быть мертв. В чем у него душа держится, одному Богу известно. Во всяком случае, жив он не переливанием плазмы и не лекарствами... Иногда, Джонни, нам полезно напоминать, сколь ограничены возможности медицины. Кстати, это я уговорил его взять вас с собой... Не нужно заставлять ждать себя.
То, что увидел лейтенант Николлс, напоминало чистилище. Во время продолжавшегося целых два часа обхода корабля им с Вэллери пришлось перешагивать через высокие комингсы дверей, втискиваться в невероятно узкие люки и горловины, пробираться между изуродованными стальными конструкциями, взбираться и спускаться по сотне трапов, стынуть на холоде, от которого заходится сердце. Но воспоминание об этом обходе на всю жизнь останется в его памяти, всякий раз согревая душу удивительно теплым и светлым чувством признательности к Вэллери.
Командир крейсера, Николлс и главный старшина Хартли начали обход корабля с юта. Вэллери и слышать не хотел, чтобы его, как прежде, сопровождал полицейский сержант Гастингс. Грузная фигура Хартли дышала какой-то спокойной уверенностью. В тот вечер Хартли работал точно вол, открывая и закрывая десятки водонепроницаемых дверей, поднимая и опуская бесчисленное количество тяжелых люков, поворачивая тысячи задраек, закрывавших эти двери и люки, и уже через десять минут после начала обхода, несмотря на протест Вэллери, протянул свою могучую руку и предложил командиру помощь.