"Вы что-то понимаете в делах умерших?"
   "Я многое понимаю в делах живущих, мой друг. Больше, чем, осмелюсь сказать, понимали ваши бедные родители. О да, я знаю об их экспериментах по поводу природы человеческой души, об ужасных делах с оживлением из мертвых, и о несчастном случае, произошедшем, когда они попытались оживить мертвеца с помощью духов."
   "Надеюсь, вы не возражаете, если я упоминаю об этом", добавил он с хитрой фальшивой слащавостью. "По ленте, что вы носите, я вижу, что вы еще в трауре."
   "По правде говоря, возражаю и очень сильно. Это совершенно не ваше дело."
   "Ну, я так не думаю", сказал доктор Преториус, постукивая пальцем по боковинке носа. "Я говорил о своем ученике. Он тоже занимался оживлением мертвецов. Он выкраивал новые тела из старых и вместо жизненной силы насыщал их электричеством. Мне кажется, это не слишком-то отличается от работы ваших родителей, и она равным образом привела его к плохому концу. Фактически, она чуть не привела к моей собственной смерти, но я ускользнул, да еще и получил несколько ценных уроков. Наш водитель, например. Вероятно, вы обратили на него внимание. Он значительно выиграл от моего ухода за ним. В прошлой жизни он был обыкновенным вором, которому как-то ночью надумалось пробраться в мое жилище и украсть приобретенное мною за день. Я поймал его и сделал из него нового человека. Небольшая хирургия мозга, некоторая реконструкция черепа... Что ж, вот мы и прибыли."
   Повозка толчком встала - водитель либо гнал на полной скорости, либо стоял, ничего в промежутке - а доктор Преториус открыл дверцу и с удивительной живостью выпрыгнул. Он взял меня под руку, когда я выбрался вслед за ним, и повлек через тротуар к железной решетке, устроенной в основании стены набережной.
   "Лондонский Камень", величественно произнес доктор Преториус. "Я вижу, на вас он не производит большого впечатления, но если вы приглядитесь, то поймете, почему я привез вас сюда."
   Камень стоял в нише за решеткой, почерневшая глыба примерно в два фута шириной, совершенно ничем не примечательный, если не считать пары желобков, высеченных на закругленной верхушке. Если бы он лежал где-то на пустыре, я не побеспокоился бы бросить на него второй взгляд, однако здесь, пока я смотрел на него, я почувствовал, словно он открывается, как жерло колодца или шахты, пробитой в измерение, которого я прежде не замечал. Когда доктор Преториус потащил меня прочь, всегдашний шум и грохот улицы вернулся с внезапностью взрыва, оставив меня в таком обмороке, что я вынужден был привалиться к стене.
   "Вы почувствовали его могущество", сказал доктор Преториус, словно учитель, поощряющий своего лучшего ученика. "Я знаю, вы должны были его почувствовать."
   Краешком сознания ч все еще ощущал его черную мощь, словно начало головной боли перед грозой. Я еле выговорил, и слова исходили из меня с великим трудом, словно я заговорил впервые после многих лет молчания: "Что это?"
   "Некоторые говорят, что это римский верстовой столб, вероятнее всего центр, от которого делались все измерения в провинции Британия. Другие утверждают, что камень родом из Трои, и его привезли сюда праправнуки Энея, который возглавил исход побежденных троянцев после разрушения города греками, они утверждают, что Лондон - это новая Троя."
   Доктор Преториус вошел в роль и заговорил с актерским вибрато: "И будут от тебя рождены Короли, которых устрашится Мир, и которые покорят храбрые Народы", потом он подмигнул и продолжил: "Однако, возможно, это просто кусок щебня от какого-то забытого здания древнего Лондиниума римлян. На самом-то деле, неважно, что он есть. Важно, что люди думают о нем, и я уверен, вы с этим согласитесь. Кентский бунтарь Джек Кейд въехал в Сити и объявил себя мэром, ударив по этому камню своим мечом. И многие другие приносили на нем похожие клятвы."
   "Зачем вы привезли меня сюда?"
   "Этот камень открыт для всех и стоит на обычной улице. Вам не кажется, что в городе таком древнем, как этот, где улицы воздвигнуты на добрые двадцать футов выше первоначального грунта на хламе и щебне веков, могут быть и другие камни, более могущественные, более сильные, прячущиеся под нашими ногами?"
   "Если и существуют такие камни, доктор, я считаю, что они должны оставаться погребенными. И я, конечно, понимаю, зачем этот посажен в клетку - не для защиты его от публики, но потому что, как от дикого зверя, публика должна быть защищена от него."
   "Я разочарован", сказал доктор Преториус, хотя все еще улыбался своей лукавой, кошачьей улыбкой. "Я думал, вы человек с амбициями и с видением, вроде меня. Наверное, это всего лишь шок, наверное", сказал он, предлагая свою фляжку. "Капелька джину поможет вам думать более ясно."
   "Я и так думаю достаточно ясно", ответил я. Я был разгневан и ошеломлен инсинуациями доктора Преториуса о моих родителях, и гнев сделал меня весьма безрассудным. "Я думаю, Кофейный Джо был убит, потому что нашел что-то вам необходимое. Я думаю, вы пытаетесь подольститься ко мне, потому что бедняга Кофейный Джо устоял против ваших вопросов, и теперь вам нужна моя помощь, чтобы найти то, что вы ищете."
   "Мне не нужна ваша помощь, чтобы отыскать то, что у меня уже есть", сказал доктор Преториус, и взмахнул костлявым пальцем перед моим лицом, когда я начал говорить. "Мы ровня друг другу, мой дорогой мистер Карлайл, и мы не должны что-то скрывать друг от друга. Инженер нанял вас, я полагаю, чтобы избавить этот смехотворный туннель от зловредного влияния. Да, я знаю, что вы ходили туда с ним прошлой ночью. Он узнал об убийстве, понял, что хвастовство этого бродяги о какой-то находке оказалось правдой, проглотил свою немалую гордость и принял участие в спиритическом сеансе. Он надеялся задать вопрос духу, но вместо этого нашел вас. А что же нашли вы?"
   "Ничем не могу вам помочь."
   "Я мог бы забрать это у вас. Я мог бы одним единственным словом заморозить вашу кровь и взять это немедленно." Доктор Преториус какое-то мгновение изучал меня, потом сказал: "Инженер не понимает, на что он наткнулся. Это гораздо более сложное дело, чем устранить сглаз с этой дыры в земле."
   "Тем не менее, он мой клиент."
   Доктор Преториус засмеялся. "А вы упрямый тип, Карлайл, но я надеюсь, не слишком упрямый, потому что я не хотел бы лишаться такого таланта, как вы. Какие чудеса мы могли бы творить вместе! Когда вы будете готовы говорить со мной, меня можно найти в Музее Природных Курьезов на Фаррингтон-стрит. Это недалеко отсюда, сразу за старыми стенами. А сейчас, извините меня. Дела продвигаются очень хорошо, и мне надо заняться своим бизнесом."
   И как только доктор Преториус забрался в свой экипаж, лошадь рванула, словно укушенная пчелой. Доктор Преториус помахал из окна, и повозка со странным грузом была проглочена нескончаемым потоком уличного движения.
   x x x
   Я заново обрел большую часть своего душевного равновесия и, наверное, половину своих сил, умяв две порции сэндвичей с говядиной и хреном и пинту крепкого кофе, и прошел на Фаррингтон-стрит кружным путем, чтобы избежать места казней в Смитфилде, где воздух был еще густым от вони толп на сожжении ведьм. Улица, забитая медленно движущимися телегами, проходила по узкой лощине; я вспомнил, что сказал доктор Преториус, когда мы с ним пересекали старое русло речки Флит, и догадался, что я открыл тайну.
   Музей Природных Курьезов имел двойной фасад, его деревянные балки были выкрашены в ярко-красный цвет, а стекла окон позолочены. На досках висели списки чудес, которые можно было увидеть внутри (среди прочего, ребенка с собачьей головой, двухголовую овцу, скелет гиганта, настоящую русалку с берегов Флориды, чрезвычайно миниатюрную балерину). Громадный негр стоял в дверях, скрестив мускулистые руки на бочкообразной груди и внимательно рассматривая каждого прохожего. Он носил что-то вроде арабского костюма из "1001-й ночи": свободные шальвары цвета ярко-желтого масла, широкий матерчатый пояс, глубоко вырезанную розовую тунику и белый тюрбан. Меч в ножнах, подвешенный к поясу, казался не более чем раскрашенной деревяшкой, но негр был такого роста, что не требовалось никакого другого оружия, кроме его кулаков, чтобы справиться с большинством нарушителей спокойствия. У меня не возникло никакого сомнения, что именно он убил несчастного Кофейного Джо.
   Я следил за музеем и его мускулистым охранником с другой стороны оживленной улицы, хрустя жареными орешками, купленными у уличного разносчика, однако не видел ни следа доктора Преториуса. Под конец я воспользовался случаем и пересек улицу, когда большой поток уличного движения остановился (повсюду вокруг меня сотни лошадей, на миг освободившихся от работы, фыркали и трясли головами), хладнокровно прошел мимо музея и его страшного стража, и вошел в табачную лавку, находившуюся рядом. За цену понюшки табака я узнал, что музей открыт уже шесть месяцев, и что табачник, который жил над своей лавкой, подумывает не возбудить ли иск против его владельца, потому что строительные работы продолжаются и днем, и ночью, и уже несколько раз его подвалы затапливало.
   Сбежав от потока жалоб табачника, я пошел по бурлящим улицам к своему меблированному дому, остановившись только раз, чтобы подарить мою понюшку нюхательного средства нуждающемуся на углу с условием, чтобы он перестал мучить свою волынку, пока я не отойду за пределы слышимости.
   x x x
   Когда я вернулся в дом миссис Ролт, я нашел на столе в холле сложенную полоску бумаги с моим именем, написанным косым почерком. Это было сообщение от Брюнеля. Все приготовления сделаны, и я должен встретиться с ним в строительном дворе в Ротерхите в час дня завтра "для необычного похода".
   Я поужинал с миссис и мистером Ролтами и с их двумя дочерьми, и удалился в свою комнату сразу, как только смог приличным образом высвободить себя из общего круга разговоров. Встреча с доктором Преториусом измучила меня, и я сильно желал исследовать мрачные останки того, что стоило жизни Кофейный Джо. Но хотя я изучал их долго и пристально, я не смог найти никакой силы, даже на маленького импа, в соединенных огрызках почерневшей кости, и я не смог представить, зачем они нужны доктору Преториусу, и что они могут означать в делах туннеля.
   Под конец я завернул кости в чистый льняной платок, положил их на маленький столик, служивший мне письменным столом, и перед тем, как улечься, записал несколько заметок о своих приключениях в этот день.
   x x x
   Я пробудился на следующее утро от ужасного кошмара, весь в поту, с дико стучащим сердцем. Я пошлепал к окну и вдохнул несколько успокаивающих глотков теплого утреннего воздуха. Повсюду вокруг обычный мир принимался за свои обычные дела. Черный дрозд, усевшись на верхушку ограды, выпятил хвост, чуть повернул в сторону желтый клюв и запел от всего сердца. Двумя садиками дальше женщина развешивала на веревке белые простыни. Запах жареного бекона подымался из кухонного окна прямо подо мной. Черный, душащий кошмар растаял, и я вновь обрел способность подумать о завтраке и одеться.
   Я шнуровал ботинки, когда заметил, что платок странным образом развязался и две косточки пальца упали на пол, лежа там со своей полоской черной кожи, как мумия экзотической гусеницы.
   Когда мы встретились на стройке, я рассказал Брюнелю о находке костей, о встрече с доктором Преториусом и о сне-кошмаре. Он слушал с пристальным вниманием, впитывая результаты допроса духа Кофейного Джо, словно это было описание какой-нибудь остроумной токарной работы, и спросил под конец, не может ли он посмотреть на мою находку. Я переложил косточки в жестянку, в которой прежде лежали пастилки из пармских фиалок. Брюнель пошевелил их кончиком пальца и сказал: "Вы думаете, что это породило ваши кошмары, где вы тонули?"
   "Я не тонул, мистер Брюнель, меня топили. Я погружался в глубокую холодную воду, вода заполняла мой нос, рот и легкие, и такой громадный вес воды давил на меня, что я не мог шевельнуться."
   "Мои сны всегда были о том, что я тону при потопе в туннеле", сказал Брюнель, искоса глядя на меня. Незажженная сигара торчала у него изо рта. "Однако, все равно похоже. Но если ваши кошмары порождаются этими маленькими костями, то что порождает мои?"
   "При моем ограниченно опыте с костями, мистер Брюнель, там, где находят одну кость, должны быть и другие."
   Брюнель улыбнулся с сигарой во рту, и вернул мне жестянку. "Вы считаете, эти маленькие косточки принадлежат телу, ютящемуся над туннелем. Что ж, время взглянуть на него, вам не кажется?"
   "Вы обещали необычную прогулку. Что именно?.."
   "Пусть это будет сюрпризом", сказал Брюнель и, взяв меня под руку, повел через двор.
   Стоял прекрасный солнечный день и мачты судов, стоявших на якоре вдоль берега реки, походили на множество черных деревьев, царапающих голубое небо над крышами складов, как если бы Бирнамский лес забрел в реку, чтобы отдохнуть и охладить ноги-корни прежде чем возобновить свой марш на Дунсинан. На низкой воде отлива пристань стояла на коленях. Небольшое суденышко с каким-то грузом, закутанным в промасленный брезент, качалось по одну сторону пристани, обычный ялик с матросом на веслах по другую. Как только Брюнель и я устроились в ялике, матрос отчалил и сильными ударами весел повлек нас поперек сильного течения реки, каждое погружение лопастей высвобождало небольшие пакеты гнусной вони, которые плыли мимо нас в жарком, тугом ветре. Брюнель, спасаясь от вони, закурил сигару, а я закрыл рот и нос платком, которым до сих пор пользовался для обмахивания. Щетинистая изгородь судов вдоль дальнего берега, а за ними вздымающиеся крыши и шпили, тонули в саване густеющей дымки. Паровой пакетбот прошел мимо, волоча за собой хвост густого дыма, его гребное колесо взбивало пенистые волны, на которых закачался наш маленький ялик, когда они, обогнав нас, понеслись к другому берегу. Брюнель улыбнулся, когда я ухватился за сырую деревяшку своего сидения, и показал на низкую темную баржу, стоявшую на якоре чуть далее. Из ее середины под углом торчала стрела крана, а на палубе под стрелой, соединенная с ней колыбелью гибких цепей, стояла бронзовая полусфера с острыми отблесками яркого солнечного света на ней, которая могла показаться колоколом собора. "Вот куда мы направляемся", сказал Брюнель.
   "Я понимаю, что баржа стоит на якоре над концом туннеля."
   "Совсем нет. Туннель простирается ярдов на пятьдесят дальше. Но здесь, как я подсчитал, находится место, на котором Кофейный Джо оставил нас. Что с вами, мистер Карлайл?"
   Косточки задребезжали внутри своего маленького гробика, который я сунул в нагрудный карман сюртука. Я достал жестянку и положил ее на ладонь. Брюнель смотрел, как она трясется и дрожит, а я сказал: "Если эти кости могут навевать дурные сны, то предполагаю, нас не должно ошеломлять, что они могут еще и двигаться."
   "Я не сомневаюсь в том, что они двигаются", сказал Брюнель. "Вопрос в том, почему они двигаются?"
   "Наверное, они оживают желанием воссоединиться со своими приятелями, хотя сознаюсь, что никогда прежде такого не видел."
   "Они совершенно уникальны, не правда ли? С вашего позволения, мистер Карлайл, я хочу провести маленький эксперимент."
   Он попросил меня зажать жестянку двумя пальцами, пока матрос под взглядами парочки работяг с низкой палубы вел нашу лодку параллельно черному, влажному боку баржи. Жестянка начала настойчиво и шумно вибрировать, когда мы подплыли к носу баржи. Брюнель приказал матросу замереть, чтобы нас немного снесло течением. Дребезг стал тише, когда нас понесло назад, и снова усилился, когда матрос погреб вперед. Брюнель засек наше расположение по берегам и приказал лодочнику грести к трапу.
   Когда мы взобрались на борт, Брюнель представил меня капитану, а потом важно зашагал к сияющему колоколу (его отражение поплыло навстречу в сверкающей поверхности) и живо постучал по нему суставами пальцев. "Я взял его напрокат у компании Вест-Индийских Доков, мистер Карлайл. Кстати, как вы относитесь к замкнутому пространству? Я совершенно забыл спросить."
   "Как всякий другой", ответил я. "А какое отношение имеет колокол к тралению?"
   "К тралению? Нет, сэр, мне кажется слишком рискованно полагаться на слепую удачу. Мы откопаем это сами."
   Брюнель оставил меня раздумывать над своими словами, пока давал капитану инструкции, указывая на место в воде в нескольких десятках ярдов от носа баржи, там, где кости трепетали наиболее оживленно. Баржа выдула из высокой трубы клубы черного дыма, подняла якорь, немного продвинулась против течения и снова бросила якорь, все это примерно за минуту. Брюнель удовлетворился занятым местом и тогда два матроса занялись паровым двигателем крана. Цепи загрохотали, наматываясь на большой барабан, остов баржи затрещал, когда бронзовый колокол поднялся над палубой на ярд и я запоздало понял дерзкий план Брюнеля.
   Узкие деревянные подмостки окаймляли внутренность колокола примерно на фут от края, кожаные держалки были приделаны к изогнутой металлической стене. Сняв шляпы и сюртуки, в сопровождении грубоватого рабочего с крюком-багром и деревянной лопатой, мы с Брюнелем схватились за эти держалки, в то время как колокол повис над быстро бегущей бурой водой и начал опускаться в нее.
   Во время спуска в ушах запело и захлопало. Уровень водяного круга под нашими ногами поднялся к подмосткам, и Брюнель объяснил, что стремление воздуха убежать из колокола почти точно рассчитано соответствовать стремлению воды войти в него, однако воздух сжимаем, а вода нет.
   "Я и прежде пользовался этим аппаратом", сказал он, "чтобы исследовать последствия первого наводнения. Мне удалось с этих подмосток поставить ногу на угол рамы номер двенадцать туннельного щита: весьма интересное переживание. Что говорят кости? Мы уже близко?"
   Жестянку я сунул в карман брюк и косточки в ней дребезжали, как бешеные кастаньеты. "Они очень возбуждены", ответил я.
   Колокол опустился на дно с солидным глухим стуком. Ниже края подмосток под шестью дюймами взбаламученной воды лежал кружок черной грязи пополам с крупным песком. Брюнель, рабочий и я скребли по нему баграми, пока с красными лицами и выпученными глазами не были вынуждены дернуть за веревку связи и были подняты на поверхность для короткой передышки на свежем воздухе, прежде чем погрузиться снова.
   Так продолжалась с полдюжины попыток, пока рабочий не зацепил конец длинной черной кости. Брюнель сошел с подмосток, стал копаться в иле и вытащил эту кость. Я взял ее у него (это была кость предплечья), чувствуя, как жестянка вибрирует настоящей тарантеллой. Мы поднялись на воздух и почти сразу вернулись назад, где Брюнель с рабочим начали рыться примерно в двух футах ила над каменной аркой туннеля, и в конце концов откопали сверток длинною в рост человека, завернутого во что-то похожее на чехол гигантского жука, черный, скользкий и страшно вонявший.
   Мы втроем с трудом затащили сверток на подмостки, и когда закончили, у нас кружились головы и мы почти задыхались. Брюнель четыре раза сильно дернул за веревку и мы поднялись в последний раз и повисли над палубой баржи. Никогда прежде я не был более благодарен солнечному свету на своем лице, когда вынырнул из-под капающего края колокола.
   Мы с Брюнелем разматывали тело на верстаке в длинном сарае. Оболочка когда-то была шкурой какого-то громадного животного, несколько клоков грубой шерсти еще висели там и сям. Хотя шкура веками консервировалась в речном иле, она воняла чудовищно и была такой жесткой и ломкой, словно одеревенела. Брюнель своим карманным ножом разрезал последний пласт и целое болото густой, словно овсянка, черной грязи вылилось на пол, обнажая человеческий скелет. У скелета не хватало правой руки, которая, должно быть, выпала в неровную дыру кожаного савана, и черепа.
   Брюнель посмотрел на меня над кучей мокрых костей. "Как ваша жестянка?"
   "На удивление спокойна."
   Брюнель с восторгом прихлопнул в ладоши. "Тогда, мне кажется, мы получили наш приз. Вопрос в том, что же это такое?"
   "Я не умею оживлять мертвецов, мистер Брюнель, и с этими костями не связано никаких духов или импов. Это просто скелет, не более и не менее, человека, который умер очень давно."
   "Я мало понимаю в костях", сказал Брюнель, "но не думаю, что обычные скелеты порождают тревожное оживление в своих заблудившихся частях. И потом еще, здесь отсутствуют голова."
   "Это загадка."
   "У каждой загадки есть разгадка. Надеюсь, даже в тех делах, где вы являетесь экспертом. У нас имеется скелет и небольшая кость, танцующая джигу, которая столь настойчиво хочет воссоединиться со своими приятелями. У нас имеются дурные сны, как у Кофейного Джо, так и у еще по крайней мере дюжины других людей, тесно связанных с этим местом. У нас имеется вода, которая так оживилась вчера и которая оказала на вас определенное влияние, мистер Карлайл."
   "И которая, к тому же, отдавала кровью."
   Брюнель нацелил в меня свой яркий взор. "А кровь, смею думать, будучи жизненным флюидом, должна обладать определенной значимостью в подобных оккультных материях."
   "Данное дело не оккультное, мистер Брюнель. Но я согласен, что мы, наверное, наткнулись на нечто более глубокое, чем простые духи. И есть еще один факт, который мы обязаны принять во внимание. Это была не обычная смерть."
   Я показал Брюнелю место, где седьмой позвонок был поврежден весьма острым лезвием. "Если судить по углу среза, удар был направлен вниз", сказал я."
   "Это означает?.."
   "Что он стоял на коленях, а человек, который его обезглавил, нанес удар сверху."
   "Как при казни."
   "Именно."
   Мы тщательно осмотрели кости. Это был скелет человека, который при жизни был заметно выше шести футов. Мы обнаружили кольцо из почерневшего металла, болтающееся на указательном пальце левой руки; царапина лезвием карманного ножа Брюнеля показала, что это золото, а когда он вытер кольцо кусочком тряпки, открылось имя, написанное на внутренней поверхности: Ульпиус Сильванус. Мы обнаружили наконечник стрелы, погребенный в старой залеченной ране на правой бедренной кости. Мы нашли сильно заржавевшую пряжку, украшенную рельефом человека в странной высокой шапочке, верхом на быке.
   Ульпиус Сильванус был высоким, крупно скроенным человеком, который, судя по ране от стрелы, мог когда-то быть солдатом. Он был обезглавлен, однако труп его не был ограблен, а завернут в саван из бычьей шкуры и опущен в реку, где приливы в конце концов перенесли его останки в место, где многими веками позже их потревожило строительство брюнелева туннеля. Его рука отделилась от других костей, а две косточки пальцев проникли с водой в сам туннель через одну из бесчисленных небольших промоин в рабочей плоскости проходческого щита. Кофейный Джо забрал их, наверное, как амулет на счастье, что и послужило причиной всех последующих неприятностей. Оставались еще многие вопросы, не последним из которых был: почему казнили этого человека, и когда. Имя подразумевало римскую эпоху, и Брюнель сказал, что хочет вызвать на экспертизу куратора Британского Музея, куда передавались многие из находок, сделанных при земляных работах.
   Я почувствовал глубокое удовлетворение. Я не только получил своего первого клиента, но я за два дня разгадал этот случай. Я сказал Брюнелю, что надеюсь, теперь проклятие будет снято и туннель будет вскоре завершен, так что я смогу пройтись пешком по всей его длине с одного берега Темзы до другого, и заверил, что буду в его полном распоряжении, если возникнут какие-нибудь проблемы, касающиеся погребения останков.
   Брюнель многозначительно покачал головой. "Это еще не конец дела", сказал он. "Вы забыли доктора Преториуса."
   "Совсем нет. Этот человек, конечно, опасен, и хотя у меня нет доказательств, которые могли бы удовлетворить полицию, я убежден, что он несет ответственность за убийство Кофейного Джо. Но он всего лишь фигляр, мистер Брюнель, не лучше, чем цыганка."
   "Тем не менее, он нашел Кофейного Джо, и вас он нашел тоже."
   "Предполагаю, в этом повинен имп", неохотно сказал я, и мне пришлось объяснить Брюнелю, что именно доктор Преториус оставил в подвале, где был убит Кофейный Джо.
   "Значит, он не совсем фигляр", сказал Брюнель.
   "Думаю, нет. Что вы собираетесь делать теперь?"
   "У меня есть сильные свидетельства, что эти кости разыскивает кто-то еще", сказал Брюнель. "Мне очень сильно кажется, что вы еще об этом услышите, мистер Карлайл, тогда не забудьте рассказать мне свое мнение."
   x x x
   Мы накрыли кости бедного Ульпиуса Сильвануса клеенкой, заперли сарай и пошли на восток по Ротерхит-стрит, между рекой и доками Сюррея к маленькой таверне под названием "Приют Портера". Пройдя по безымянной боковой улочке и миновав крошечный дворик, мы оказались в таверне, наполовину нависавшей над рекой, стиснутой между беспорядочными строениями по обе ее стороны, словно какой-то древний галеон на своей последней якорной стоянке. Деревянные балки штукатурных стен были из черного дуба, но ни одна не стояла к остальным под прямым углом, так что маленькое строение казалось кренящимся, словно в зубах тайфуна. Под двустворчатым окном стоял простой стол и два старинных кресла, обитых выцветшим бархатом, смотрели друг на друга по обе стороны камина, сложенного из грубых камней. По одну сторону камина кривая дверь вела в темную, кривую же, уютную каморку, где два скрюченных возрастом старикана горбились над лесенкой домино на перекошенном столе, а скользящее окошко в дальнем конце комнаты открывалось в бар заведения, где крепкий старик с полированной башкой сидел на высоком стуле хранителем ряда пивных кружек на полке у окна. Он носил очки на самом кончике носа и внимательно читал газету, держа ее в нескольких дюймах от лица, двигая газету, а не шевеля глазами, когда читал и перечитывал убористо напечатанные колонки.