Страница:
Поражения, которые потерпела Германия в 1943 г., вызвали в ней серьезный политический кризис, находившийся под неусыпным наблюдением советской разведки. Весьма плачевно складывалась ситуация в Италии, откуда поступали сведения о близости краха фашистского режима. Италия на самом деле капитулировала в сентябре 1943 г., а немецкий фюрер лишился наиболее преданного союзника. В других странах-сателлитах обстановка тоже была напряженной, поскольку местное население все настойчивее требовало прекращения войны. Даже принципиально нейтральные государства Швеция и Турция стали уменьшать объемы экономической помощи странам нацистского блока. Повстанцы ряда стран резко увеличили активность во Франции, Польше, Чехословакии, Югославии, Греции и т. д. Все это в совокупности облегчало задачи советской стратегической разведки. Существенно расширилась резидентурная база во вражеских странах. Это было очень важно, поскольку за предвоенные и первые годы войны советские агентурные сети ослабели и основной груз ответственности по снабжению армии сведениями о противнике пал на другие виды разведки.
Успешные кампании советских войск в 1942–1943 гг. обозначили коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны в пользу Советского Союза, да и Второй мировой войны в целом. Деятельность советских разведчиков стала свидетельством высокого развития советского военного искусства. Органы разведки, отдельные разведчики и их руководители приобрели огромный опыт, на основе которого постоянно совершенствовали методы работы, уровень взаимодействия между разными видами разведки.
Перед Берлинской операцией по линии 3-го Белорусского фронта разведке удалось провести фотосъемку всех вражеских оборонительных объектов до самого Кенигсберга (Калининграда). Были выполнены 1800 разведывательных поисков, в плен взяты примерно 1400 представителей вражеских сил и добыты приблизительно 2000 немецких штабных документов. Широкое распространение получила заброска разведывательных групп в тыл противника. К началу операции советскому командованию было в подробностях известно о составе и боевых порядках германских соединений 1 – го эшелона, об особенностях устройства одерско-нейсенского оборонительного рубежа. В общей сложности авиаразведка осуществила около 2580 разведывательных вылетов. Комплекс оборонительных объектов оказался многократно сфотографирован на глубину более 80 км, были предоставлены снимки и столицы Германии. Радиоразведка выявила дислокацию войск 3-й танковой армии, 9-й армии, штабов всех корпусов 15 из 25 дивизий нацистов. Использование разных видов и средств разведки сыграло исключительную роль в победном шествии Красной армии и благополучном исходе последних операций войны.
В 1944–1945 гг. радиоразведка продемонстрировала свои возможности на огромной территории. От линии фронта до ставки Гитлера она выявляла состав и порядок вражеских частей и соединений, перемещение войск, аэродромную сеть.
В последних операциях в основном использовалась засылка в тыл врага компактных, достаточно малых по составу радиофицированных разведгрупп, а также отдельных разведчиков, включая немцев. Например, операция в Восточной Пруссии была поддержана заброской 36 разведывательных групп, а в полосе 1-го Украинского фронта работали свыше 1 8 разведгрупп.
Глава 4
Глава 5
«Красная капелла»
Успешные кампании советских войск в 1942–1943 гг. обозначили коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны в пользу Советского Союза, да и Второй мировой войны в целом. Деятельность советских разведчиков стала свидетельством высокого развития советского военного искусства. Органы разведки, отдельные разведчики и их руководители приобрели огромный опыт, на основе которого постоянно совершенствовали методы работы, уровень взаимодействия между разными видами разведки.
Завершающий этап войны
Естественно, фронтам ставилась индивидуальная задача перед любой операцией, и обстановка ее проведения была уникальной, что не могло не отразиться на характере действий разведки. Последними операциями в этой затянувшейся войне были Висло-Одерская, Восточно-Прусская и Берлинская. При подготовке к 1 – й из них в начале 1945 г. активно использовались ночной захват «языков», засады, скрытное наблюдение, разведка боем. Контроль деятельности немцев в глубине их территории осуществлялся с помощью авиации и соответствующей агентуры. Таким образом, вражеская оборона от Вислы до Одера была полностью известна. Нацисты постарались максимально усложнить проведение столь масштабной разведки и оборудовали за Вислой 7 оборонительных рубежей, эшелонированных на глубину до 500 км. Однако это им не помогло, и фронтовая разведка смогла вскрыть всю систему обороны противника. Благодаря этому в начале операции советские войска накрыли позиции гитлеровцев массированным артиллерийским огнем, причинив им значительный ущерб и полностью нарушив управление военными подразделениями.Перед Берлинской операцией по линии 3-го Белорусского фронта разведке удалось провести фотосъемку всех вражеских оборонительных объектов до самого Кенигсберга (Калининграда). Были выполнены 1800 разведывательных поисков, в плен взяты примерно 1400 представителей вражеских сил и добыты приблизительно 2000 немецких штабных документов. Широкое распространение получила заброска разведывательных групп в тыл противника. К началу операции советскому командованию было в подробностях известно о составе и боевых порядках германских соединений 1 – го эшелона, об особенностях устройства одерско-нейсенского оборонительного рубежа. В общей сложности авиаразведка осуществила около 2580 разведывательных вылетов. Комплекс оборонительных объектов оказался многократно сфотографирован на глубину более 80 км, были предоставлены снимки и столицы Германии. Радиоразведка выявила дислокацию войск 3-й танковой армии, 9-й армии, штабов всех корпусов 15 из 25 дивизий нацистов. Использование разных видов и средств разведки сыграло исключительную роль в победном шествии Красной армии и благополучном исходе последних операций войны.
С 1943 по 1945 г. все разведгруппы обеспечивались рациями. Всего на протяжении войны были обучены порядка 5000 радистов, причем более 3000 работали в тылу врага. На 86 % состав радистов был женским.К этому времени внешняя разведка «залечила раны», полученные из-за неудач 1941–1943 гг. Аппараты военных атташе в тех государствах, с которыми у СССР были дипотношения, активно расширяли свою деятельность по сбору информации о противнике, используя любые доступные средства, благо на завершающем этапе войны обстановка для подобного рода разведки во многих странах была благоприятной. Давала о себе знать Высшая спецшкола ГРУ, созданная в 1943 г. и готовившая квалифицированных специалистов для восполнения имевшегося дефицита опытных кадров. Успешно функционировали разведывательные сети в Канаде, Иране, Италии, Японии, США, Болгарии, Турции и др. Все они предоставляли необходимые сведения о вооруженных силах Германии, ее военно-экономическом потенциале, об активности ее союзников. Не прекращалась заброска разведгрупп в тыл противника.
В 1944–1945 гг. радиоразведка продемонстрировала свои возможности на огромной территории. От линии фронта до ставки Гитлера она выявляла состав и порядок вражеских частей и соединений, перемещение войск, аэродромную сеть.
В последних операциях в основном использовалась засылка в тыл врага компактных, достаточно малых по составу радиофицированных разведгрупп, а также отдельных разведчиков, включая немцев. Например, операция в Восточной Пруссии была поддержана заброской 36 разведывательных групп, а в полосе 1-го Украинского фронта работали свыше 1 8 разведгрупп.
Глава 4
Воздушная советская разведка
Воздушная разведка занимала важное место среди остальных видов разведок и осуществлялась в тесном контакте с ними. К началу войны существовали армейская и корпусная авиаразведки. Первую составляли отдельные разведывательные авиационные полки (орап), в каждый из которых входили по 4 разведывательные авиаэскадрильи (раэ). В них находились по 12 самолетов-разведчиков типа СБ и Як-4, а также авиаэскадрилья связи с 12 самолетами У-2. Корпусная авиаразведка состояла из отдельных разведывательных авиаэскадрилий (ораэ) с 9 самолетами-корректировщиками и разведчиками и 6 самолетами связи.
В общей сложности полностью или частично были образованы 10 разведывательных полков и 63 отдельные эскадрильи. Однако у значительной доли корпусных авиаэскадрилий не было материальной части и летного состава. Дело в том, что полки и эскадрильи укомплектовали личным составом только на 37,7 %, а снабжение самолетами достигало лишь 5,5 % от общего состава боевой авиации ВВС.
В период с 1940 по 1941 г. в СССР были организованы училища и авиасоединения разных видов авиации, в связи с чем самый квалифицированный летный состав перевели туда. В авиаразведку набрали молодых летчиков, не имевших достаточной подготовки, навыков воздушной разведки и передачи данных с борта самолета. Поэтому качество подготовки летного состава этого рода войск заметно снизилось.
На тот период советским войскам очень не хватало точной и достоверной информации о немецких захватчиках. Как уже говорилось, в начале войны состояние всех видов разведки оставляло желать лучшего. Воздушная разведка не была исключением. С учетом потерь в авиатехнике она не могла на голом энтузиазме в полной мере выполнять поставленные задачи. Советское Верховное Главнокомандование было вынуждено предпринять ряд мер по исправлению создавшейся ситуации. В конце 1941 – начале 1942 г. сформировали 3 разведывательных авиаполка Главнокомандования, осуществлявшие воздушную разведку по прямому указанию Генерального штаба и командующего ВВС. Кроме того, появился отдельный запасной разведывательный авиаполк, в котором готовили квалифицированные экипажи. Весной 1942 г. открыли Училище воздушных разведчиков. Тогда же приняли решение приступить к формированию отдельных разведывательных авиаполков и эскадрилий.
Постепенно количество самолетов у разведчиков увеличилось, улучшилась их подготовка, а также подготовка офицеров штабов и летного состава, повысилась эффективность воздушной разведки. Однако численность разведывательных самолетов на протяжении всей войны не превышала 5,5 % от всей боевой авиации. Это при том, что объем задач постоянно возрастал.
Постепенно довольно остро встал вопрос о необходимости задействовать в разведывательных мероприятиях остальные виды авиации. Директива командующего ВВС предписывала авиационным соединениям иметь нештатные разведывательные авиаподразделения. С 1942 г. в воздушных армиях появились воздушные разведчики в виде полка истребителей, пары эскадрилий штурмовиков и пары эскадрилий легких ночных бомбардировщиков, к которым прикомандировывали самых подготовленных пилотов. Обученные выполнению специфических задач истребители и штурмовики показали себя замечательными воздушными разведчиками поля боя и ближних тылов.
Штатная воздушная разведка, как правило, обеспечивала информацией штабы фронтов. Получалось, что в распоряжении штаба авиационного объединения оставались нештатные самолеты-разведчики.
При вынесении решения во время войны командиры и штабы, конечно, принимали во внимание данные всех видов разведки. Однако первостепенное значение придавалось именно воздушной. Ни одна операция не начиналась без учета сведений, поставляемых авиаразведкой. Ранее принятые планы корректировались в соответствии с новой информацией воздушной разведки. В частности, 1 5 сентября 1943 г. разведчики 14-й ВА немного западнее Тарту обнаружили перемещение машин, вражеской живой силы, артиллерийских орудий на запад и юго-запад. Узнав об этом, командиры Ленинградского фронта изменили прежнее решение и направили удар левого фланга армии в северо-западном направлении, благодаря чему 22 сентября был освобожден Таллин.
Образованные органы разведки укомплектовывались высокопрофессиональными офицерами-разведчиками. В Разведуправлении ВВС не менее 50 % генералов и офицеров имели высшее военное образование. Весьма своевременное решение приняла Ставка Верховного Главнокомандования о закреплении офицеров разведки за соответствующими разведорганами. В результате опытные кадры перестали «утекать» в другие службы, улучшился анализ действий противника, наблюдение за ним велось более качественно.
На вооружение воздушная разведка взяла 2 способа – визуальное наблюдение и фотографирование, т. е. инструментальные средства. Увеличение доли последнего за годы войны составило внушительную цифру – с 10 % в 1941 г. до 87 % в 1945 г. Это говорит о том, что в планировании операций повысилась роль документированной информации. Довольно любопытен опыт воздушной фоторазведки для танковых и механизированных войск. В этом случае самолеты вылетали и фотографировали маршруты предстоящего наступления, после чего снимки монтировали в полноценную панораму запечатленной местности. Далее в виде фотосхем или проецированием на экран все это показывали танкистам, чтобы те наглядно ознакомились с рельефом, естественными препятствиями, немецкими огневыми точками и т. п. Эти панорамы очень ценились командующими соединений и частей сухопутных войск.
За время войны Разведуправление ВВС обработало свыше 150 000 разведывательных документов. Получается практически по 100 в день. С 1943 г. «разведывательная машина» больше сбоев не давала. Все разведданные поступали в определенные сроки, как того требовала обстановка. Каждый служащий, будь это простой солдат или командир, отдавал себе отчет в том, что успех боевой операции зависит от предоставленной вовремя информации. Штабы всячески старались способствовать оперативности ее прохождения. Оперативность в воздушной разведке играла основополагающую роль: необходимо было довести информацию до соответствующих штабов любыми способами. Поэтому практически бесперебойно работала радиосвязь, причем для авиаразведчиков выделяли особые ее каналы. Все заинтересованные войсковые подразделения были обеспечены радиоприемниками.
Опыт Великой Отечественной войны продемонстрировал целесообразность закрепления за отдельными разведчастями постоянных полос и районов разведки, а за отдельными членами экипажа – конкретных объектов. Это упрощало определение изменений на местности, больше внимания уделяли непосредственно разведке и меньше – ориентировке.
В общей сложности полностью или частично были образованы 10 разведывательных полков и 63 отдельные эскадрильи. Однако у значительной доли корпусных авиаэскадрилий не было материальной части и летного состава. Дело в том, что полки и эскадрильи укомплектовали личным составом только на 37,7 %, а снабжение самолетами достигало лишь 5,5 % от общего состава боевой авиации ВВС.
В период с 1940 по 1941 г. в СССР были организованы училища и авиасоединения разных видов авиации, в связи с чем самый квалифицированный летный состав перевели туда. В авиаразведку набрали молодых летчиков, не имевших достаточной подготовки, навыков воздушной разведки и передачи данных с борта самолета. Поэтому качество подготовки летного состава этого рода войск заметно снизилось.
На тот период советским войскам очень не хватало точной и достоверной информации о немецких захватчиках. Как уже говорилось, в начале войны состояние всех видов разведки оставляло желать лучшего. Воздушная разведка не была исключением. С учетом потерь в авиатехнике она не могла на голом энтузиазме в полной мере выполнять поставленные задачи. Советское Верховное Главнокомандование было вынуждено предпринять ряд мер по исправлению создавшейся ситуации. В конце 1941 – начале 1942 г. сформировали 3 разведывательных авиаполка Главнокомандования, осуществлявшие воздушную разведку по прямому указанию Генерального штаба и командующего ВВС. Кроме того, появился отдельный запасной разведывательный авиаполк, в котором готовили квалифицированные экипажи. Весной 1942 г. открыли Училище воздушных разведчиков. Тогда же приняли решение приступить к формированию отдельных разведывательных авиаполков и эскадрилий.
Постепенно количество самолетов у разведчиков увеличилось, улучшилась их подготовка, а также подготовка офицеров штабов и летного состава, повысилась эффективность воздушной разведки. Однако численность разведывательных самолетов на протяжении всей войны не превышала 5,5 % от всей боевой авиации. Это при том, что объем задач постоянно возрастал.
Постепенно довольно остро встал вопрос о необходимости задействовать в разведывательных мероприятиях остальные виды авиации. Директива командующего ВВС предписывала авиационным соединениям иметь нештатные разведывательные авиаподразделения. С 1942 г. в воздушных армиях появились воздушные разведчики в виде полка истребителей, пары эскадрилий штурмовиков и пары эскадрилий легких ночных бомбардировщиков, к которым прикомандировывали самых подготовленных пилотов. Обученные выполнению специфических задач истребители и штурмовики показали себя замечательными воздушными разведчиками поля боя и ближних тылов.
Штатная воздушная разведка, как правило, обеспечивала информацией штабы фронтов. Получалось, что в распоряжении штаба авиационного объединения оставались нештатные самолеты-разведчики.
При вынесении решения во время войны командиры и штабы, конечно, принимали во внимание данные всех видов разведки. Однако первостепенное значение придавалось именно воздушной. Ни одна операция не начиналась без учета сведений, поставляемых авиаразведкой. Ранее принятые планы корректировались в соответствии с новой информацией воздушной разведки. В частности, 1 5 сентября 1943 г. разведчики 14-й ВА немного западнее Тарту обнаружили перемещение машин, вражеской живой силы, артиллерийских орудий на запад и юго-запад. Узнав об этом, командиры Ленинградского фронта изменили прежнее решение и направили удар левого фланга армии в северо-западном направлении, благодаря чему 22 сентября был освобожден Таллин.
Анализируя Лъвовско-Сандамирскую операцию, маршал И. С. Конев по поводу значения авиаразведки сказал так: «Благодаря хорошо организованной воздушной разведке, мужеству и настойчивости экипажей-разведчиков мы имели возможность упреждать противника во всех его действиях…»Во время войны постоянно совершенствовались не только силы и средства авиаразведки, но и организационная структура органов, отвечающих за текущее руководство практической деятельностью воздушной разведки. На первом году войны в штабах фронтов при оперативном отделе находились 1–2 офицера разведки, примерно столько же было и в аналогичном отделе ВВС Красной армии. Но уже в начале 1942 г. в штабах ВВС фронтов формируют самостоятельные разведотделы, а в штабе ВВС Красной Армии – целое разведуправление из 4-х отделов.
Образованные органы разведки укомплектовывались высокопрофессиональными офицерами-разведчиками. В Разведуправлении ВВС не менее 50 % генералов и офицеров имели высшее военное образование. Весьма своевременное решение приняла Ставка Верховного Главнокомандования о закреплении офицеров разведки за соответствующими разведорганами. В результате опытные кадры перестали «утекать» в другие службы, улучшился анализ действий противника, наблюдение за ним велось более качественно.
На вооружение воздушная разведка взяла 2 способа – визуальное наблюдение и фотографирование, т. е. инструментальные средства. Увеличение доли последнего за годы войны составило внушительную цифру – с 10 % в 1941 г. до 87 % в 1945 г. Это говорит о том, что в планировании операций повысилась роль документированной информации. Довольно любопытен опыт воздушной фоторазведки для танковых и механизированных войск. В этом случае самолеты вылетали и фотографировали маршруты предстоящего наступления, после чего снимки монтировали в полноценную панораму запечатленной местности. Далее в виде фотосхем или проецированием на экран все это показывали танкистам, чтобы те наглядно ознакомились с рельефом, естественными препятствиями, немецкими огневыми точками и т. п. Эти панорамы очень ценились командующими соединений и частей сухопутных войск.
За время войны Разведуправление ВВС обработало свыше 150 000 разведывательных документов. Получается практически по 100 в день. С 1943 г. «разведывательная машина» больше сбоев не давала. Все разведданные поступали в определенные сроки, как того требовала обстановка. Каждый служащий, будь это простой солдат или командир, отдавал себе отчет в том, что успех боевой операции зависит от предоставленной вовремя информации. Штабы всячески старались способствовать оперативности ее прохождения. Оперативность в воздушной разведке играла основополагающую роль: необходимо было довести информацию до соответствующих штабов любыми способами. Поэтому практически бесперебойно работала радиосвязь, причем для авиаразведчиков выделяли особые ее каналы. Все заинтересованные войсковые подразделения были обеспечены радиоприемниками.
Опыт Великой Отечественной войны продемонстрировал целесообразность закрепления за отдельными разведчастями постоянных полос и районов разведки, а за отдельными членами экипажа – конкретных объектов. Это упрощало определение изменений на местности, больше внимания уделяли непосредственно разведке и меньше – ориентировке.
Глава 5
Деятельность советской разведки в предвоенные и военные годы
«Красная капелла»
Тема о группе немецких антифашистов, именуемой «Красной капеллой», весьма популярна в европейских странах. Написано множество книг, затрагивающих этот сюжет. По словам известного французского писателя Жиля Перро, «Красная капелла» на Западе изучается в виде организации, которая по сути является сочетанием антифашистского сопротивления и элементов разведдеятельности, результат которой был впечатляющим. Но он же отмечает однобокость и фрагментарность западного понимания истории «Красной капеллы». Скорее всего, это вызвано использованием западными историками в качестве источников в основном мемуаров нацистских контрразведчиков, естественно, видевших в участниках «капеллы» исключительно врагов.
Лишь с некоторых пор стало возможным ознакомиться с архивными материалами советской, американской и британской спецслужб.
Как появилось название этой антифашистской группы, поведал заместитель шефа гестапо Г. Мюллера оберфюрер СС Ф. Паннцингер на допросах в Смерш 1 февраля 1947 г. и 29 июня 1951 г. Он рассказал, что был осуществлен радиоперехват шифрованных сообщений – слышался стрекот морзянки нескольких передатчиков. Радистов контрразведчики называли «музыкантами», поэтому хор сигналов стал «оркестром», а по-немецки – «капеллой». Нацисты установили, что передачи шли в советскую Москву, так что цвет «оркестра» мог быть только красным.
Для немцев безуспешная борьба с «оркестрантами», естественно, была неприятным воспоминанием, и оберфюрер о подпольщиках высказывался весьма пренебрежительно. Несмотря на замалчивание немцами нелицеприятного для себя факта, Харро Шульце-Бойзена (Старшину), Арвида Харнака (Корсиканца) и остальных участников Сопротивления многие помнят как мужественных людей, боровшихся за новую, свободную, мирную Германию.
В «Красную капеллу» входило много разных антифашистских групп, иногда не связанных друг с другом. Они либо сотрудничали с советской внешней разведкой под контролем Главного разведывательного управления Генштаба Красной армии, либо работали самостоятельно. Иногда говорят о том, что всем Сопротивлением управляли из-за границы через советского разведчика Л. Треппера. Это не соответствует действительности. Группа Старшины и Корсиканца вышла на советскую разведку ради повышения эффективности борьбы с гитлеровским режимом. Отношения между советскими разведчиками и повстанцами были партнерскими. По большей части «Красная капелла» не была разведывательной структурой в классическом понимании. До войны связь с ней осуществляли через легальную агентурную сеть в Берлине.
Все началось в 1933 г., когда канцлером Германии стал Гитлер. Советская разведка наблюдала за торжеством фашизма в отдельно взятой стране и получила задание связаться с силами, выступавшими против Гитлера, узнать о его планах во внутренней и внешней политике. Для этого было необходимо иметь своих людей во властных структурах.
Эту работу поручили Б. М. Гордону, возглавлявшему консульский отдел посольства Советского Союза в Берлине. Первый секретарь посольства А. Гиршфельд познакомил его с философом и юристом А. Харнаком. В конце лета 1935 г. была достигнута принципиальная договоренность о том, что Харнак объединит усилия с советскими товарищами в противостоянии диктатуре фашизма и в недопущении развязывания мировой войны.
Гордон четко проинструктировал Харнака. Корсиканец стал членом Национал-социалистской партии, чтобы превратиться в своего человека для нацистов. Вскоре он поднялся до старшего правительственного советника в имперском министерстве экономики, где ему представилась возможность добывать сведения о любом секторе хозяйства государства, в том числе и военном. Вся эта неоценимая информация исправно поступала в Москву. Харнаку помогали верные друзья: писатель и театральный деятель А. Кукхоф (Старик) с супругой Гретой (Кан). В это же время Харнак заводит знакомство со служащим разведывательного штаба авиации Г. Геринга Харро Шульце-Бойзеном (Старшиной). Сложился костяк, наверное, самой известной группы антифашистов. Между Харнаком и Гордоном с соблюдением тщательной конспирации проходили регулярные встречи.
В заслугу «Красной капелле» прежде всего можно поставить то, что руководство СССР задолго до войны знало о военных приготовлениях Германии, свидетельствовавших о ее агрессивных намерениях. Другое дело, что им не уделяли должного внимания и сотрудничество по вине советской системы не всегда шло гладко.
В 1937 г. Гордона затребовали в Москву, чтобы арестовать по глупому и мелочному доносу какого-то незначительного человека. Клевета неудачно совпала с очередной чисткой руководства разведки, и берлинского связного расстреляли. Это событие негативно повлияло на всю резидентуру в Германии, которая оказалась без фактического руководителя. Причем случилось все тогда, когда разведывательная деятельность становилась наиболее эффективной. Агентская сеть насчитывала до 15 разведчиков с доступом к важным источникам информации. Когда Гордон уехал, его функции на себя взял опытный разведчик А. И. Агаянц, но и с ним не повезло. В декабре 1938 г. он умер на операционном столе из-за прободения язвы желудка.
Перед отъездом Кобулов встретился с «ветеранами» разведки П. М. Фитиным и П. М. Журавлевым. У последнего от разговора с самонадеянным резидентом осталось неприятное ощущение. Прибыв на место, протеже Берии с энтузиазмом взялся за дело, в результате чего на прыткого болтливого молодого человека, заводящего знакомства со всеми подряд, обратил внимание начальник отделения гестапо штандартенфюрер Р. Ликус. Именно он поручил проверить не в меру активного Кобулова. По отчетам тайной германской полиции, он проходил как резидент советской разведки.
В это время П. М. Журавлев, предчувствуя беду, попытался как-то образумить Кобулова, подготовив соответствующий проект указания резиденту. Однако руководство смягчило первоначальный текст, поскольку со всесильным Берией ссориться никто не хотел. Несмотря на достаточно мягкое предупреждение, Кобулов возмутился и настрочил письмо Фитину, в котором жаловался на то, что его работу критикуют, и просил денег, поскольку жизнь за границей дорогая. Его просьбу удовлетворили, но от греха подальше решили заменить на другого резидента – А. М. Короткова.
В апреле 1940 г. Коротков приехал на место и через некоторое время восстановил связь с Корсиканце» и Старшиной. От них узнал важные сведения о приготовлениях Германии к войне с Советским Союзом. Но вскоре встречи пришлось на время прекратить, поскольку одна из сотрудниц угодила в ловушку гестаповцев. В Москве насторожились, приказали Короткову заморозить контакты и вернуться в СССР, что он и сделал в конце осени 1940 г. Руководство составило новый план, в котором почему-то основное внимание уделили обеспечению безопасности советских учреждений за границей. Лишь небольшая его часть была посвящена вопросу о военных приготовлениях Германии. При этом поручалось установить ее намерения по использованию экономических ресурсов СССР в случае начала военных действий. Сейчас очевидно, что военная подготовка Германии и должна была стать главным направлением во всей работе с немецкой резидентурой, но, видимо, в то время исходили из других соображений.
В январе 1941 г. Коротков (Захар) отъехал в Берлин, где Корсиканец сообщил ему о том, что для вооруженных сил Германии поручено составить карту промышленных объектов Советского Союза. Он видел в этом явный намек на цели, которые предполагается захватить или уничтожить. Эта информация сразу же была направлена в Москву.
От всех участников антифашистской группы поступали сведения, свидетельствующие об интенсивной военной подготовке Германии к нападению на СССР. Например, Старшина узнал о планах штаба ВВС, в которых предполагалась бомбардировка Ленинграда, Киева и других объектов на советской территории, об окончании подготовки к агрессии. Эти сведения надлежало правильно оценить и отреагировать адекватными действиями. Однако Короткову из Центра напоминали, чтобы он не «клевал» на англо-американскую и немецкую дезинформацию. Резидент же был полностью уверен в достоверности полученных сведений. В середине марта 1941 г. Корсиканец получил информацию о том, что «подготовка удара по СССР стала очевидностью». Что и было доведено до сведения наркома госбезопасности В. Н. Меркулова.
Конечно, советская внешняя разведка постоянно сообщала получаемые от резидентов в Берлине сведения высшему руководству страны. Проблема была в наличии среди истинной информации о приближающейся войне фактов противоположного характера, над чем ломали голову в Центре уже давно, а особенно напряженно – с весны 1941 г., когда ситуация стала резко ухудшаться. Было решено освободить Корсиканца от подысточников (других членов антифашистского движения, от которых он также получал сведения), чтобы он самостоятельно и тщательно анализировал только материалы, попадающие напрямую к нему. Со стороны это выглядело так, будто его отодвигают. Поэтому, когда из Центра пришло соответствующее указание, Коротков долго подбирал правильные слова, так как без Харнака работа группы была немыслима. Корсиканец все понял и согласился познакомить резидента с другими антифашистами. Коротков благополучно наладил прямые контакты с некоторыми участниками группы, в частности со Старшиной, К. Беренсом (Лучистым), Стариком. Правда, эти меры не облегчили для Центра задачу по проверке и оценке информации из Германии.
Весной 1941 г. Старшина передал Короткову сообщение: «Возможен неожиданный удар. Будут ли при этом выдвинуты германской стороной какие-либо требования, неизвестно. Первые удары германской авиацией будут нанесены по узлам Мурманска, Вильно, Белостока, Кишинева, авиазаводам Москвы и ее окрестностей, по портам Балтики, Беломоро-Балтийскому каналу, железнодорожным линиям в направлении границ и мостам». Резидент переправил донесение в Москву, где оно вызвало переполох. Руководство внешней разведки даже не решилось доложить вышестоящему начальству и уведомило Разведуправление Генштаба. Обстановка общей неуверенности царила и там, поэтому военные разведчики посчитали, что сообщение напоминает провокацию, хотя и признали, что источник, вероятно, сообщал достоверную информацию.
Короткову такая реакция Центра казалась странной. Он не понимал, почему не верили его немецким друзьям, причем в то время, когда решалась судьба родины. Но все-таки, раз угроза войны была, в марте – апреле 1941 г. Москва предприняла ряд мер по формированию в Берлине нелегальных резидентур, обеспеченных радиосвязью с Центром. Радиосвязь играла важную роль в сохранении контактов с немецкой резидентурой и между группами Сопротивления. Радистом назначили коммуниста Г. Коппи, а вот соответствующее техническое оборудование пришло лишь в начале мая. В багаже обнаружились 2 портативные рации, работавшие от батареек. Радиус действия устройства достигал 1000 км. Принимающая база находилась около Бреста. Короткову при виде маломощных раций на батарейках оставалось только почесать затылок. Ему было непонятно, во-первых, как ими пользоваться: инструкция отсутствовала; во-вторых, как с их помощью можно поддерживать устойчивую связь антифашистской группы с Центром. Что касается базы на границе с Польшей, то резидент подумал, что советские войска будут бить врага на его территории. Тем временем группа Корсиканца продолжала собирать тревожные сведения. Касались они завершения подготовки нацистов к агрессии против СССР. 16 июня 1941 г. в Москву ушло известное сообщение, предупреждавшее о том, что война может начаться в любой момент. По поручению Фитина информацию немедленно довели до сведения Сталина и Молотова. В своих мемуарах начальник разведки вспоминал, что 17 июня Сталин вызвал к себе его и Меркулова. Войдя в кабинет, посетители остались стоять у двери, тогда как Сталин, покуривая трубку, молча прохаживался вдоль стола и периодически поглядывал на подчиненных, как будто пытаясь определить, понимают ли те всю сложность ситуации. Через некоторое время Иосиф Виссарионович остановился напротив Фитина, пристально посмотрел ему в глаза и сказал, что знает содержание сообщения. Он попросил разъяснить, откуда и как источник получает эти сведения, почему ему верят и может ли главный разведчик поручиться за его правдивость и искренность.
Лишь с некоторых пор стало возможным ознакомиться с архивными материалами советской, американской и британской спецслужб.
Как появилось название этой антифашистской группы, поведал заместитель шефа гестапо Г. Мюллера оберфюрер СС Ф. Паннцингер на допросах в Смерш 1 февраля 1947 г. и 29 июня 1951 г. Он рассказал, что был осуществлен радиоперехват шифрованных сообщений – слышался стрекот морзянки нескольких передатчиков. Радистов контрразведчики называли «музыкантами», поэтому хор сигналов стал «оркестром», а по-немецки – «капеллой». Нацисты установили, что передачи шли в советскую Москву, так что цвет «оркестра» мог быть только красным.
Для немцев безуспешная борьба с «оркестрантами», естественно, была неприятным воспоминанием, и оберфюрер о подпольщиках высказывался весьма пренебрежительно. Несмотря на замалчивание немцами нелицеприятного для себя факта, Харро Шульце-Бойзена (Старшину), Арвида Харнака (Корсиканца) и остальных участников Сопротивления многие помнят как мужественных людей, боровшихся за новую, свободную, мирную Германию.
В «Красную капеллу» входило много разных антифашистских групп, иногда не связанных друг с другом. Они либо сотрудничали с советской внешней разведкой под контролем Главного разведывательного управления Генштаба Красной армии, либо работали самостоятельно. Иногда говорят о том, что всем Сопротивлением управляли из-за границы через советского разведчика Л. Треппера. Это не соответствует действительности. Группа Старшины и Корсиканца вышла на советскую разведку ради повышения эффективности борьбы с гитлеровским режимом. Отношения между советскими разведчиками и повстанцами были партнерскими. По большей части «Красная капелла» не была разведывательной структурой в классическом понимании. До войны связь с ней осуществляли через легальную агентурную сеть в Берлине.
Все началось в 1933 г., когда канцлером Германии стал Гитлер. Советская разведка наблюдала за торжеством фашизма в отдельно взятой стране и получила задание связаться с силами, выступавшими против Гитлера, узнать о его планах во внутренней и внешней политике. Для этого было необходимо иметь своих людей во властных структурах.
Эту работу поручили Б. М. Гордону, возглавлявшему консульский отдел посольства Советского Союза в Берлине. Первый секретарь посольства А. Гиршфельд познакомил его с философом и юристом А. Харнаком. В конце лета 1935 г. была достигнута принципиальная договоренность о том, что Харнак объединит усилия с советскими товарищами в противостоянии диктатуре фашизма и в недопущении развязывания мировой войны.
Гордон четко проинструктировал Харнака. Корсиканец стал членом Национал-социалистской партии, чтобы превратиться в своего человека для нацистов. Вскоре он поднялся до старшего правительственного советника в имперском министерстве экономики, где ему представилась возможность добывать сведения о любом секторе хозяйства государства, в том числе и военном. Вся эта неоценимая информация исправно поступала в Москву. Харнаку помогали верные друзья: писатель и театральный деятель А. Кукхоф (Старик) с супругой Гретой (Кан). В это же время Харнак заводит знакомство со служащим разведывательного штаба авиации Г. Геринга Харро Шульце-Бойзеном (Старшиной). Сложился костяк, наверное, самой известной группы антифашистов. Между Харнаком и Гордоном с соблюдением тщательной конспирации проходили регулярные встречи.
В заслугу «Красной капелле» прежде всего можно поставить то, что руководство СССР задолго до войны знало о военных приготовлениях Германии, свидетельствовавших о ее агрессивных намерениях. Другое дело, что им не уделяли должного внимания и сотрудничество по вине советской системы не всегда шло гладко.
В 1937 г. Гордона затребовали в Москву, чтобы арестовать по глупому и мелочному доносу какого-то незначительного человека. Клевета неудачно совпала с очередной чисткой руководства разведки, и берлинского связного расстреляли. Это событие негативно повлияло на всю резидентуру в Германии, которая оказалась без фактического руководителя. Причем случилось все тогда, когда разведывательная деятельность становилась наиболее эффективной. Агентская сеть насчитывала до 15 разведчиков с доступом к важным источникам информации. Когда Гордон уехал, его функции на себя взял опытный разведчик А. И. Агаянц, но и с ним не повезло. В декабре 1938 г. он умер на операционном столе из-за прободения язвы желудка.
Может показаться странным, но по поводу важных и интересных данных у советских аналитиков и руководства возникали сомнения, а дезинформацию часто принимали на веру. Вероятно, тут дело в психологии человека. Не зря же министру народного просвещения и пропаганды третьего рейха П. Й. Геббельсу приписывают фразу: «Чем чудовищнее ложь, тем охотнее люди в нее верят».Практически целый год агенты в Берлине существовали без резидента. В Москве чувствовался дефицит опытных разведчиков, так как многих репрессировали. В сентябре 1939 г. резидент в Берлине все-таки появился. Правда, А. З. Кобулов совершенно не имел опыта и попал на самое ответственное направление что называется, по «блату», будучи братом заместителя наркома внутренних дел Л. Берии.
Перед отъездом Кобулов встретился с «ветеранами» разведки П. М. Фитиным и П. М. Журавлевым. У последнего от разговора с самонадеянным резидентом осталось неприятное ощущение. Прибыв на место, протеже Берии с энтузиазмом взялся за дело, в результате чего на прыткого болтливого молодого человека, заводящего знакомства со всеми подряд, обратил внимание начальник отделения гестапо штандартенфюрер Р. Ликус. Именно он поручил проверить не в меру активного Кобулова. По отчетам тайной германской полиции, он проходил как резидент советской разведки.
В это время П. М. Журавлев, предчувствуя беду, попытался как-то образумить Кобулова, подготовив соответствующий проект указания резиденту. Однако руководство смягчило первоначальный текст, поскольку со всесильным Берией ссориться никто не хотел. Несмотря на достаточно мягкое предупреждение, Кобулов возмутился и настрочил письмо Фитину, в котором жаловался на то, что его работу критикуют, и просил денег, поскольку жизнь за границей дорогая. Его просьбу удовлетворили, но от греха подальше решили заменить на другого резидента – А. М. Короткова.
В апреле 1940 г. Коротков приехал на место и через некоторое время восстановил связь с Корсиканце» и Старшиной. От них узнал важные сведения о приготовлениях Германии к войне с Советским Союзом. Но вскоре встречи пришлось на время прекратить, поскольку одна из сотрудниц угодила в ловушку гестаповцев. В Москве насторожились, приказали Короткову заморозить контакты и вернуться в СССР, что он и сделал в конце осени 1940 г. Руководство составило новый план, в котором почему-то основное внимание уделили обеспечению безопасности советских учреждений за границей. Лишь небольшая его часть была посвящена вопросу о военных приготовлениях Германии. При этом поручалось установить ее намерения по использованию экономических ресурсов СССР в случае начала военных действий. Сейчас очевидно, что военная подготовка Германии и должна была стать главным направлением во всей работе с немецкой резидентурой, но, видимо, в то время исходили из других соображений.
В январе 1941 г. Коротков (Захар) отъехал в Берлин, где Корсиканец сообщил ему о том, что для вооруженных сил Германии поручено составить карту промышленных объектов Советского Союза. Он видел в этом явный намек на цели, которые предполагается захватить или уничтожить. Эта информация сразу же была направлена в Москву.
От всех участников антифашистской группы поступали сведения, свидетельствующие об интенсивной военной подготовке Германии к нападению на СССР. Например, Старшина узнал о планах штаба ВВС, в которых предполагалась бомбардировка Ленинграда, Киева и других объектов на советской территории, об окончании подготовки к агрессии. Эти сведения надлежало правильно оценить и отреагировать адекватными действиями. Однако Короткову из Центра напоминали, чтобы он не «клевал» на англо-американскую и немецкую дезинформацию. Резидент же был полностью уверен в достоверности полученных сведений. В середине марта 1941 г. Корсиканец получил информацию о том, что «подготовка удара по СССР стала очевидностью». Что и было доведено до сведения наркома госбезопасности В. Н. Меркулова.
Конечно, советская внешняя разведка постоянно сообщала получаемые от резидентов в Берлине сведения высшему руководству страны. Проблема была в наличии среди истинной информации о приближающейся войне фактов противоположного характера, над чем ломали голову в Центре уже давно, а особенно напряженно – с весны 1941 г., когда ситуация стала резко ухудшаться. Было решено освободить Корсиканца от подысточников (других членов антифашистского движения, от которых он также получал сведения), чтобы он самостоятельно и тщательно анализировал только материалы, попадающие напрямую к нему. Со стороны это выглядело так, будто его отодвигают. Поэтому, когда из Центра пришло соответствующее указание, Коротков долго подбирал правильные слова, так как без Харнака работа группы была немыслима. Корсиканец все понял и согласился познакомить резидента с другими антифашистами. Коротков благополучно наладил прямые контакты с некоторыми участниками группы, в частности со Старшиной, К. Беренсом (Лучистым), Стариком. Правда, эти меры не облегчили для Центра задачу по проверке и оценке информации из Германии.
Весной 1941 г. Старшина передал Короткову сообщение: «Возможен неожиданный удар. Будут ли при этом выдвинуты германской стороной какие-либо требования, неизвестно. Первые удары германской авиацией будут нанесены по узлам Мурманска, Вильно, Белостока, Кишинева, авиазаводам Москвы и ее окрестностей, по портам Балтики, Беломоро-Балтийскому каналу, железнодорожным линиям в направлении границ и мостам». Резидент переправил донесение в Москву, где оно вызвало переполох. Руководство внешней разведки даже не решилось доложить вышестоящему начальству и уведомило Разведуправление Генштаба. Обстановка общей неуверенности царила и там, поэтому военные разведчики посчитали, что сообщение напоминает провокацию, хотя и признали, что источник, вероятно, сообщал достоверную информацию.
Короткову такая реакция Центра казалась странной. Он не понимал, почему не верили его немецким друзьям, причем в то время, когда решалась судьба родины. Но все-таки, раз угроза войны была, в марте – апреле 1941 г. Москва предприняла ряд мер по формированию в Берлине нелегальных резидентур, обеспеченных радиосвязью с Центром. Радиосвязь играла важную роль в сохранении контактов с немецкой резидентурой и между группами Сопротивления. Радистом назначили коммуниста Г. Коппи, а вот соответствующее техническое оборудование пришло лишь в начале мая. В багаже обнаружились 2 портативные рации, работавшие от батареек. Радиус действия устройства достигал 1000 км. Принимающая база находилась около Бреста. Короткову при виде маломощных раций на батарейках оставалось только почесать затылок. Ему было непонятно, во-первых, как ими пользоваться: инструкция отсутствовала; во-вторых, как с их помощью можно поддерживать устойчивую связь антифашистской группы с Центром. Что касается базы на границе с Польшей, то резидент подумал, что советские войска будут бить врага на его территории. Тем временем группа Корсиканца продолжала собирать тревожные сведения. Касались они завершения подготовки нацистов к агрессии против СССР. 16 июня 1941 г. в Москву ушло известное сообщение, предупреждавшее о том, что война может начаться в любой момент. По поручению Фитина информацию немедленно довели до сведения Сталина и Молотова. В своих мемуарах начальник разведки вспоминал, что 17 июня Сталин вызвал к себе его и Меркулова. Войдя в кабинет, посетители остались стоять у двери, тогда как Сталин, покуривая трубку, молча прохаживался вдоль стола и периодически поглядывал на подчиненных, как будто пытаясь определить, понимают ли те всю сложность ситуации. Через некоторое время Иосиф Виссарионович остановился напротив Фитина, пристально посмотрел ему в глаза и сказал, что знает содержание сообщения. Он попросил разъяснить, откуда и как источник получает эти сведения, почему ему верят и может ли главный разведчик поручиться за его правдивость и искренность.