Войдя в базу, Журавлев отыскал фамилию «Донцов» и нажал кнопку вызова, через несколько секунд ему ответил бодрый голос:
   – Донцов на проводе.
   – Добрый вечер, полковник, это Журавлев. Помнишь такого?
   – Так точно, здравия желаю, товарищ генерал-полковник, – по-военному откликнулся старший опер ГУБОПа Олег Донцов.
   – Это хорошо, что вспомнил. Нужно встретиться.
   – Где и когда?
   – Завтра, запоминай адрес…

Глава 2

   Солнце закатилось за линию горизонта, и последние уходящие лучи окрасили перистые облака на небосводе пестрыми цветами, придавая им сходство с хвостом бойцового петуха. День подходил к своему завершению.
   Спортивный «Опель Кадет» бирюзового цвета с перламутровым оттенком на мгновение остановился перед полосатым шлагбаумом, закрывающим въезд в подземный гараж. Молодой араб в синей униформе охранника, едва заметив подъезжающий автомобиль, поспешно нажал кнопку подъемного устройства.
   «Опель» заскользил по серпантину дороги на самый нижний уровень. Парковочную площадку заливал холодный белый свет множества люминесцентных ламп, большая часть этой подземной галереи была занята автомобилями вернувшихся домой жильцов.
   Встав на свободное место, машина мигнула фарами. Из салона, опустив на асфальт стройные ноги, выбралась молодая высокая женщина. С заднего сиденья она подхватила небольшой портфель и походкой манекенщицы продефилировала к лифту. Вышла из кабины на девятнадцатом этаже и своим ключом открыла дверь, покрытую темно-вишневым лаком.
   Просторная квартира, оформленная в стиле хай-тек, принадлежала коммерческому директору крупной туристической фирмы «Глобус-Тур» Зульфие Мехли.
   Заперев двери, она небрежно бросила портфель на диванчик в холле, сняла плащ, размотала цветастый хиджаб. Взмах головы – и по спине заструились вьющиеся черные волосы.
   В спальне Алена – а звали ее именно так – сбросила одежду и нагишом прошла в ванную, где почти час нежилась в теплой воде, наслаждаясь ароматом пышной пены. Нежно-персикового цвета стены, матовые светильники, рассеивающие неяркий свет, тишина и покой – что еще нужно человеку в конце длинного, выматывающего и насыщенного событиями дня? Накопившаяся за день усталость постепенно уходила, уступая место умиротворению и расслабленности. После контрастного душа девушка ощутила прилив сил. Она набросила на влажное тело легкий халат, соорудила на голове чалму и пристально вгляделась в зеркало на полстены.
   «Как же давно это было», – горько улыбнулась своему отражению Зульфия и медленно прошла в гостиную, обставленную элегантной мебелью, с задернутыми тяжелыми портьерами на окнах – молодая хозяйка предпочитала в своем жилище полумрак. Пробежав взглядом по бутылкам в баре, остановила свой выбор на французском сухом вине «Романе-Конти». На треть наполнила бокал, уселась на диван и, подогнув по себя ноги, включила телевизор. Немного пощелкав кнопками пульта дистанционного управления, нашла музыкальный канал.
   Пригубив, Зульфия прикрыла веки, наслаждаясь изысканным букетом вина.
   «Штирлиц в день Советской армии ел печеный картофель и пил водку, вспоминая родные березки», – с невольной улыбкой подумала она. Русские березки, трескучий мороз и снежные, метровой высоты сугробы мало трогали Мехли – по сути, России она толком не знала. Родилась в военном городке на базе в Ливии – отец, специалист по электронной разведке, командовал станцией радиоперехвата; потом были базы в Йемене и Сирии. До достижения пятнадцати лет она жила под жарким восточным солнцем среди брутальных, но веселых головорезов из спецназа. Подруг не было вовсе, поэтому едва ли не с ползунков Алена проводила все свободное время то на стрельбище, то в спортгородке и общалась, соответственно, с теми, кто там тренировался. Вот и выросла отчаянной, бесстрашной, даже немного грубоватой – настоящий сорвиголова в юбке. Знания давались ей довольно легко. Уже в пятнадцать лет, когда развалился Советский Союз и их семья вернулась в Россию, девочка экстерном сдала экзамены за десятый выпускной класс. Мечтала стать кинозвездой, блистать на экранах телевизоров и лучезарно улыбаться с афиш, поэтому решила поступать в ГИТИС. Но ее судьбу решили другие люди…
   Жарким летним днем Алена в праздничном настроении шла сдавать документы в приемную комиссию. Вдруг рядом, взвизгнув тормозами, остановилась черная «тридцать первая» «Волга» с тонированными стеклами. Распахнулась дверца, и из машины буквально вывалился широкоплечий «бультерьер» в строгом костюме и с непроницаемым лицом. Продемонстрировав девушке «краснокожее» удостоверение с золоченым орлом, пробасил:
   – Гражданка Воронцова, вы проедете с нами.
   Алена была девушкой умной, привыкшей к дисциплине, поэтому не стала качать права, не уточнила, какая спецслужба заинтересовалась ее скромной особой, а послушно забралась на заднее сиденье «Волги».
   Через сорок минут она утопала в глубоком кресле в просторном кабинете в особняке, наверняка помнящем коронацию последнего русского императора. Ее собеседником оказался немолодой мужчина с добрым лицом.
   – Здравствуйте, Алена Игоревна, меня зовут Леонид Ильич, – он церемонно представился.
   «Как Брежнева», – машинально подумала девушка, вспомнив генсека, о котором слышала в детстве.
   – Извините, что мы столь бесцеремонным образом вмешались в ваши планы, но это сделано не из самодурства, а исключительно в интересах государства. – Леонид Ильич неожиданно перешел на арабский язык. Только сейчас Воронцова обратила внимание на глаза собеседника – ничего не выражающие, на радушно улыбающемся лице они казались инородными, как будто принадлежали другому человеку.
   Алене на мгновение почудилось, что она находится перед ученым мужем или заслуженным исследователем, а себя ощутила подопытным мышонком, которого вот-вот должны препарировать. Девушку от макушки до пят окатила волна ужаса, хотя раньше она была уверена, что ничего и никого не боится. Переборов страх, спросила:
   – Вы уверены, что государству нужна именно я? – Непроизвольно Алена заговорила также на арабском.
   – Абсолютно уверен. Наша служба умеет работать. Вы, Алена Игоревна, собираетесь в будущем посвятить себя Мельпомене. Конечно же, юную особу, особенно если она такая привлекательная, как вы, манит яркий свет софитов, завораживающий голос режиссера, отдающего команду к съемке, и как результат – популярность, слава, фанатичная любовь поклонников.
   – А что в этом плохого?
   – Ничего предосудительного, если не считать одного нюанса – какова будет реакция госпожи Фортуны? Ведь даже если вас заметит режиссер и предложит главную роль, нет никакой гарантии, что фильм получится удачным и зритель его достойно оценит. А ведь иногда достаточно одного раза, чтобы надолго, если не навсегда, выпасть из поля зрения сто€ящих режиссеров и до самой пенсии играть «кушать подано». – Леонид Ильич легко и непринужденно переходил с ливийского на сирийский и йеменский диалекты. – Можете поверить мне на слово: в своей жизни я встречал достаточно талантливых, одаренных людей, которым так и не предложили ни одной более-менее приличной роли.
   – Вы можете предложить мне что-то более интересное? – спросила Алена. Замаячившая было перспектива влачить жалкое существование никчемной актрисульки еще больше ее напугала. О подобном пируэте судьбы она в своих грезах прежде не задумывалась.
   – Можем, – с улыбкой подтвердил собеседник, на этот раз на французском языке, которым Воронцова также свободно владела благодаря матери-преподавателю. – Вы, Алена Игоревна, хорошо знаете Ближний Восток, обычаи, языки, находитесь в отличной физической и психологической форме. Как вы смотрите на Институт внешней разведки? Помните, как говорят американцы: «Ты нужен стране».
   Леонид Ильич не сводил взгляда с Воронцовой, ожидая ее реакции, его глаза по-прежнему оставались холодными, оценивающими, а с лица не сходила полуулыбка.
   – А страну не смущает, что кандидат слишком молод? Мне едва исполнилось шестнадцать лет.
   – В Японии ниндзя готовят лазутчиков с рождения, а их кланы существуют не одну сотню лет. – Теперь собеседник степенно выражался на языке Шекспира, в котором Алена не была особо сильна. – Ко всему прочему, современная наука последние годы все больше и больше развивает тему «детей-индиго». Молва наделяет их сверхъестественными способностями, но наши эксперты считают – и не без оснований, – что эта категория детишек просто развивается быстрее сверстников. Они же (эксперты) и вас отнесли к этой категории. А процесс обучения в стенах наших учебных заведений долгий и кропотливый, экстерном проскочить не получится. Слишком много дисциплин, кстати, включая актерское мастерство по системе Станиславского. Ведь разведчик многолик и должен уметь молниеносно перевоплощаться. Так что к диплому вы уже сформируетесь как взрослый человек.
   – Ну, хорошо, допустим, я соглашусь, но как на это посмотрят мои родители? – вынуждена была сдаться под таким напором Воронцова. – Вряд ли они согласятся. Да и как объяснить друзьям, знакомым, родственникам, где я учусь?
   – С родителями вопрос мы решим, а для всех остальных вы учитесь за границей.
   – Хорошо, я согласна…
   Учеба действительно оказалась утомительно длинной и сверхнасыщенной. За пять лет Алена получила не только специальные знания, но и гуманитарные в полном объеме. Освоила актерское мастерство, искусство макияжа и грима, английское произношение довела до блестящего.
   Последний год ее целенаправленно подводили под Египет. Алена учила язык, обычаи, заучивала расположение улиц Каира. Когда командование решило, что агент готов для внедрения, ее отправили на «холод». В Каир она прилетела из Парижа к «дяде»; по разработанной в СВР легенде, Зульфия Мехли вернулась на родину после трагической гибели родителей в автокатастрофе.
   «Дядя» Саид Мехли, высокий мужчина лет пятидесяти с грубым, волевым лицом и копной густых седеющих волос, провел в Египте в качестве агента-нелегала больше двадцати лет, за этот солидный срок обзаведясь в столице обширными связями благодаря налаженному торговому бизнесу. Алене «дядя» внешне напомнил любимого киноактера Леонида Маркова. Вскоре именно она должна была сменить Саида на этом посту, но это «скоро» растянулось на долгих два года. За это время девушка не только акклиматизировалась в стране – она также обрела влиятельных знакомых, а «дядя» со временем стал ее любовником, открыв истинные радости секса. Через два года Саид Мехли «скоропостижно скончался» и после «погребения» без особых опасений за свою жизнь отбыл на родину.
   Алена так и не успела начать свою работу на СВР – политическая ситуация стремительно менялась, и ее переподчинили «Комитету информации», а главной и основной задачей стала борьба с международным терроризмом. «Дядин» бизнес пришлось продать и переключиться на туризм, это позволило молодой женщине путешествовать по миру в случае необходимости…
   За эти годы Зульфия приняла участие в нескольких серьезных операциях по ликвидации сепаратистов. Как правило, все эти смерти были закамуфлированы под естественные.
   Весь последний год ее ни разу не задействовали, и Алена невольно ощущала себя парусником, попавшим в штиль. Это затишье ее настораживало; скорее, даже тревожило не на шутку. Она все чаще вспоминала высказывание «дяди», на подобный счет выражавшегося так: «Гроза зреет в тишине».
   По мере приобретения и накопления оперативного опыта девушка не раз убеждалась в справедливости этих слов. И сегодня она почему-то снова вспомнила Саида. Женская интуиция, помноженная на знания и опыт, подсказывала ей: скоро о ней вспомнят.
   Захотелось закурить. Одним глотком допив показавшееся безвкусным дорогое французское вино, Алена протянула руку к журнальному столику и взяла пачку сигарет…
 
   Огромная жирная муха, поблескивая изумрудной спинкой, перебирая лапками, по-хозяйски расхаживала по оголенной груди пленника.
   Андрей Веретенников с трудом разлепил веки, пытаясь определиться, где он находится. Несколько минут изображение плыло, как в сломанном телевизоре, но вскоре фокусировка восстановилась, и он смог разглядеть глинобитные стены и низкий потолок, небрежно сложенный из снопов сухого тростника, сквозь который золотыми стрелами выстреливали солнечные лучи. В углу виднелась узкая дверь, сбитая из покоробившихся от времени досок, из-за чего в ней зияли большие щели. Полом служил слежавшийся песок.
   «Ясно, сарай или заброшенная сакля», – догадался пленник. Внутри было жарко, воздух спертый, дышалось с трудом. Андрей открыл рот, пытаясь вздохнуть полной грудью, и тут же ощутил резкую боль – от обезвоживания кожа на губах потрескалась и кровоточила, во рту появился острый вкус соли. Он хотел поднять руку, промокнуть раны, как вдруг понял, что его руки стянуты деревянными колодками, а вместо привычной одежды – какое-то домотканое рубище.
   Теперь молодой дипломат все вспомнил: как ехал на первую встречу с невестой «по переписке» и как его подрезал грузовик, затем нападение трех арабов, а дальше провал…
   Опираясь спиной о шершавую стену, Андрей попытался подняться. Это простое действие далось ему с трудом – от напряжения ноги дрожали в коленях, как у спортсмена-тяжеловеса, взявшего рекордный вес. Долго простоять не смог, медленно опустился и застонал, силы окончательно его покинули, и молодой дипломат впал в прострацию.
   Сколько он так просидел, Веретенников точно сказать не мог, но мозг помимо его желания уже включился и пытался настроиться на рабочий режим.
   «То, что я облачен в это тряпье, означает одно – меня ограбили. Забрали все – не только деньги, мобильник и часы, но и вещи. Значит, ребята алчные. А то, что не бросили там же, у дороги, подтверждает еще одну догадку – меня похитили». Что-что, а вот за логику Андрея хвалили преподаватели еще на первом курсе МГИМО, видимо, проявили себя качества, приобретенные в отрочестве в странах Дальнего Востока.
   Похищение. Мозг дипломата пытался извлечь из своих глубин все, что было ему известно об этой разновидности преступного промысла. Сейчас Веретенников отметал всю шелуху, почерпнутую им из фильмов и книг, выуживая самую суть из инструктажа, который провел шеф безопасности посольства сразу по прибытии Андрея в Каир. Нападения на сотрудников дипломатической миссии не являлись редкостью.
   «Как правило, похищают по одной из двух причин – либо для озвучивания каких-либо политических требований, либо ради выкупа, – уперев взгляд в щербатую дверь, размышлял пленник. – Политическим фанатикам алчность не присуща, все, что им причитается, они получат в раю от Аллаха. А вот те, кто меня спеленал, люди меркантильные. Вот и выходит, что взяли меня ради презренного металла».
   Постепенно начала складываться более-менее правдоподобная картинка, теперь для ясности фона не хватало деталей.
   «Судя по моему физическому состоянию, с момента похищения прошло несколько дней, – продолжал терзать свой мозг дипломат. – Сперва вырубили, потом накачали какой-то дрянью. Жара в сочетании с обезвоживанием способна ослабить самый выносливый и тренированный организм».
   В результате начало приходить осознание происходящего – чувство, огромное, как накатывающая волна цунами, как страх после боя, как боль, которую не замечаешь в разгар драки. Андрей понял: если его похитили несколько дней назад, то об этом уже известили не только руководство МИДа, но и его родителей.
   «Бабушка, наверное, совсем слегла», – промелькнула тут же отброшенная мысль, думать о фатальном совсем не хотелось. В глубине человеческого сознания живет множество первобытных суеверий, одно из которых – это страх смерти. Даже обреченные избегают о ней упоминать вслух, будто боятся раньше времени потревожить «костлявую» и тем самым обратить на себя внимание.
   В голове окончательно прояснилось, и сам по себе возник извечный русский вопрос: «Что делать?»
   «Если вы попали в руки бандитов или, не дай бог, террористов, – так говорил начальник службы безопасности посольства, наставляя новичка, как себя вести в этой экзотической стране, попав в экстремальную ситуацию, – выполняйте все, что вам приказывают похитители, не корчите из себя героев. На Востоке говорят так: «Живая собака лучше мертвого льва».
   «Покорность забитого раба, безмолвного скота, с которым хозяева вольны поступить так, как им заблагорассудится. Захотят – убьют, продадут, а особо изощренные садисты забьют или спустят живьем шкуру».
   – Я не скот, – заскрежетал зубами от бессильной злобы Андрей, потревожив сухой, как наждачная бумага, язык.
   Перед ним возник образ учителя джиу-джитсу Нити Такимуры. Маленький сухенький старичок жил в борцовском зале, стены которого были увешаны древними доспехами и оружием самураев. Старик не только обучал своих воспитанников приемам универсальной борьбы, он вкладывал в их души и сознания психологию воинов, которой жили и руководствовались древние, истинные аристократы духа. Главный принцип этих учений заключался в одной короткой фразе: «Жизнь коротка, честь бессмертна». Именно эти иероглифы были вышиты на кимоно воспитанников Нити Такимуры.
   «Я не уроню чести! – собрав все свои силы, пленник рванул тело вверх, зашатался, как молодое деревцо на ветру, но удержался. – «Человек изначально обладает огромным потенциалом и массой способностей». Этими словами, по-моему, начинается американский учебник по психологии. Зачем же я тогда столько лет изучал боевые искусства, тренировал тело и дух? Чтобы теперь стать покорной бессловесной скотиной, как будто до сих пор продолжается игра в дочки-матери? Нет, твари, я еще не сказал свое последнее слово».
   С протяжным скрипом отворилась дверь, и пленник напрягся – наконец приблизился момент истины. Сейчас он встретится с глазу на глаз со своими похитителями. Почему-то в памяти вновь всплыли слова шефа безопасности: «Если похитители закрывают свои лица, у вас есть шанс на спасение. Если лица открыты, то похищенного скорее всего ликвидируют. Криминалитет свидетелей не любит».
   В прямоугольнике дверного проема появилась массивная фигура. Пригнув голову, похититель шагнул внутрь. Андрей сразу узнал его по фигуре культуриста, несмотря на то что лицо араба по самые глаза закрывала куфия. В одной руке он держал ржавое ведро, над которым роились мухи, а в другой – медный длинношеий кувшин и черствую лепешку.
   Вошедший несколько секунд не сводил с пленника пристального взгляда, видимо, пытаясь оценить его физическое состояние, потом зашвырнул в угол ведро, поставил у своих ног кувшин и лепешку и молча вышел.
   Когда дверь со скрипом захлопнулась, Андрей оттолкнулся от стены и, пошатываясь из стороны в сторону, бросился к ярко блестевшему в солнечных лучах кувшину, не удержался на ногах, упал. Но все же ухватил длинную шею сосуда и, высоко запрокинув голову, жадно припал к живительной влаге.
   Вода была теплая и солоноватая, но ничего вкуснее прежде Веретенникову пить не доводилось. За один раз молодой человек осушил едва не половину кувшина, потом откинулся на спину и, проведя ладонью по потному лицу, тяжело задышал. Вскоре дыхание восстановилось, и Андрей почувствовал дикий голод. Подняв с пола лепешку и стряхнув прилипшие песчинки, вцепился зубами в пресное тесто. Немного утолив голод и жажду, стал строить планы на побег…
 
   Султану Дадышеву пришлось обживать столицу Ливана, Бейрут.
   Под именем Сулеймана Гаджи он поселился в мусульманском квартале, вскоре арендовал спортивный зал и открыл детскую секцию китайского бокса «Саньда» (для мастера спорта по армейскому рукопашному бою это было несложно).
   Год он жил тихо и неприметно, чтобы не попасть в поле зрения спецслужб и политических группировок, единственное, что «тренер» себе позволял, – это посещать по вечерам кофейню Кривого Юсуфа. Хозяин – старый балагур и неутомимый рассказчик – был местной знаменитостью, и в его заведении всегда было полно народу, особенно по вечерам не протолкнуться. Проследить здесь встречи Султана со связником в случае необходимости (третий четверг каждого месяца) практически было невозможно. Сегодня выпал как раз такой день…
   После душа Султан зачесал назад и аккуратно уложил черные, густые волосы, оделся и, заперев спортзал, прямиком направился в кофейню. Не подозревая, что через несколько дней его жизнь снова круто изменится и в той самой кофейне он получит шифровку с сообщением, что его отзывают из резерва. Есть новое задание…

Глава 3

   – Отлично выглядишь, Олег Сергеевич, – пожимая руку Донцову, проговорил генерал Журавлев.
   И действительно, полковник выглядел свежо, бодро; костюм из тонкой шотландской шерсти без единой морщинки сидел на его подтянутой, атлетически сложенной фигуре.
   Блондин равнодушно пожал широкими плечами и нарочито ворчливо ответил:
   – Так уж и отлично. Возраст уже к полтиннику подходит, так сказать, к мужскому закату. В общем, прошла любовь, завяли помидоры…
   – Ты, Олег, не красна девица, чтобы о возрасте да морщинах переживать. Мужик – он как коллекционное вино: чем старше, тем дороже.
   Генерал и полковник встретились в одном из спальных районов столицы на конспиративной квартире «Комитета информации». Обычно эту точку использовал для встречи с агентурой начальник внутренней безопасности Зимогляд, но сегодня ее задействовал сам глава «Комитета». Неприметная, скромно меблированная «панелька» как нельзя лучше подходила для оперативных целей.
   Своего гостя генерал Журавлев принимал на кухне за чашкой зеленого чая – возраст уже не позволял, как прежде, глушить кофе литрами.
   – Слышал, вашу контору распустили? – спросил Андрей Андреевич.
   Донцов молча кивнул. Управление по борьбе с организованной преступностью уже три месяца как упразднили. Долгие годы руководивший ГУБОПом старый опер, прозванный подчиненными за любовь к форме Генералом, ушел на заслуженную почетную пенсию. Остальные – кто перевелся в другие подразделения МВД, кто ушел на вольные хлеба.
   Смакуя зеленый чай с мятой, Журавлев вновь задал вопрос:
   – Ты-то как сам?
   – Пока в бессрочном отпуске, как невеста на выданье, выбираю женихов. Есть два предложения – возглавить одну из оперативных бригад в МУРе или идти в чиновники в министерстве. Только кабинетная работа не по мне.
   – А работа в МУРе живая, но в отношении карьерного роста тупиковая, – понимающе кивнув, закончил за сыщика генерал Журавлев. – Есть еще вариант: сейчас создается управление по защите свидетелей при Министерстве юстиции. Начальника уже подобрали, нужны заместители. Должность, как сам понимаешь, генеральская, год продержишься – получишь по большой звезде на погоны и лампасы на штаны. Да и работа не совсем кабинетная, по-настоящему живая. Ну, как тебе такое предложение?
   – Да кто же откажется от штанов с лампасами, – мрачно усмехнулся Донцов, чашку с нетронутым чаем он отодвинул на край стола и пристально посмотрел на Журавлева. – А что взамен?
   – Что, полковник, не веришь в бескорыстную мужскую дружбу? – насмешливо спросил генерал.
   – Так ведь дружим-то не первый год.
   Ответ был, что называется, не в бровь, а в глаз. Несколько лет назад старший оперуполномоченный ГУБОПа подполковник Донцов узнал о существовании сверхсекретной организации «Комитет информации». Тогда решалась его судьба – либо подписка о неразглашении и дальнейшая карьера участкового в далеком северном стойбище, либо подписка о сотрудничестве и работа не только на ГУБОП, но и на «Комитет». Решение оставалось за генералом Журавлевым. После личной беседы с Олегом он остановился на втором варианте. Потом Донцов участвовал в нескольких серьезных операциях, от результата которых зависели престиж и безопасность России.
   – Молодец, не утратил хватки, – не скрыл довольной улыбки Андрей Андреевич, с доводом сыщика он был солидарен. Допил остывший чай и продолжил: – Верно, есть у меня к тебе дело. В Каире пропал сотрудник нашего посольства. Поиски по горячим следам ничего не дали. Так вот, Олег Сергеевич, мне очень бы хотелось, чтобы ты провел предварительное дознание. – Он протянул полковнику тонкую пластиковую папку. – Здесь все собранные материалы, фотографии пропавшего, список фигурантов по делу и удостоверение сотрудника Следственного комитета, чтобы меньше возникало бюрократических рогаток.
   Донцов открыл папку. Сверху лежала красная корочка служебного удостоверения. В ее подлинности Олег нисколько не сомневался, зная возможности «Комитета информации». Рядом – фотография парня в смокинге и черном галстуке-бабочке.
   «Типичный мажор. Вряд ли этот представитель золотой молодежи имеет отношение к спецслужбам», – вглядываясь в снимок, сделал первый вывод сыщик. Затем внимательно просмотрел список будущих допрашиваемых и убедился в правоте своего довода насчет «мажора».
   – Серьезная клиентура, – произнес он вслух, постукивая указательным пальцем по столбику фамилий.
   – Вот поэтому у тебя такая солидная ксива, – произнес Журавлев. – Сколько нужно времени на общение с этой публикой?
   – С учетом свободного времени за три дня управлюсь.
   – Вот и отлично. Через три дня встречаемся здесь в это же время…
   Уже на следующий день генерал-полковник сидел в вагоне правительственного метро, направляясь на очередной доклад к президенту. Впрочем, мысли Андрея Андреевича были заняты не предстоящим докладом и тем, что «откопает» губоповский волкодав Олег Донцов. Часом раньше на его служебный телефон позвонила Веретенникова.