Галицкому казалось, что он попал в какой-то заколдованный круг, из которого невозможно вырваться. Николай понимал, что находится на секретном объекте Квантунской армии, а это не сулило ничего хорошего.
   Воду в душе перекрыли, людей вновь выгнали в просторное помещение, построили в шеренгу, сначала мужчин, потом женщин. Вольнонаемный шел вдоль строя, макал кисточку в тушь и выводил на груди у каждого порядковый номер. Счет начинался с «775». Галицкий машинально прикинул, что ему достанется номер «781», но тут в помещении появился коротышка в белом халате. Было видно, что он спешил оказаться здесь. К нему относились уважительно. Тихо перебросившись парой слов с «каллиграфом», Ихара сразу направился к Галицкому.
   – Вы медик? – спросил он.
   – Да, в прошлом я военный медик, меня уже спрашивали об этом.
   – Хорошо, очень хорошо, – заулыбался Ихара. – Немецким языком владеете?
   – Немного хуже, чем родным – русским.
   – Переводчиком сможете побыть?
   – Думаю, что – да.
   – Тогда одевайтесь.
   Ихара вывел Николая из шеренги.
   – Во что одеваться? – Галицкий пожал плечами.
   – Ах, да, вашу одежду уже унесли, – спохватился японец.
   Вскоре Галицкий уже сидел в небольшом кабинете Ихара. Белый халат, который ему подыскали, был мал. Коротышка поил Галицкого чаем, торопливо рассказывал, зачем ему понадобился переводчик с немецкого на японский.
   – Завтра к нам прибывает представитель медицинской службы вермахта. А мой штатный переводчик заболел… – Вы же служили на фронте, видели тяжелые ранения, трупы, так что вид ран, обморожений вас не должен смутить?
   – Нет.
   – И в «анатомическом театре» вам приходилось бывать. Так что при виде вскрытого тела в обморок не грохнетесь?
   – Уверен, что нет.
   Ихара еще подлил чаю.
   – Переночуете сегодня в нашем «отряде», а завтра с утра мы поедем встречать немца на наш аэродром.
   Прозвучало многообещающе. Оказывается, в этом странном заведении имелся еще и свой аэродром. Галицкий не стал рисковать, отнекиваться от предложения поработать какое-то время на японцев. С ними в Маньчжурии лучше было не ссориться.
   Ихара лично отвел его в жилой поселок, находившийся на территории «отряда». Тут имелось что-то вроде ведомственной гостиницы с крошечными номерами. С Николая сняли мерку, принесли ему ужин и оставили в покое. Давно уже Галицкий не видел некоторых продуктов. Креветки, устрицы, колобки чистейшего риса, свежие овощи. В небольшом керамическом графинчике плескалось подогретое саке. Конечно же, Николай предпочел бы классическую, а не японскую водку, холодную, а не теплую, но выбора ему никто не предлагал. Выставив грязную посуду на тележку в коридоре, Галицкий погасил свет и устроился спать на узкой кровати, стараясь не думать о том, что поджидало его завтра.
* * *
   Николая разбудил утром деликатный стук в дверь. В номер вошли двое японцев в форме вольнонаемных, принесли плащ, костюм, рубашку, галстук, белье и туфли. Все новое, уже идеально подогнанное на Галицкого. В бумажном пакетике оказались бритва, брусок душистого мыла, помазок и бритва.
   – Господин Ихара заедет за вами через час, – сообщив это, вольнонаемные удалились.
   Побритый, облачившийся в дорогой костюм, Галицкий выглядел так, словно собирался на дипломатический прием. Он ожидал Ихара, стоя на крыльце. Легковая машина камуфляжной раскраски показалась из-за поворота. Николай устроился на заднем сиденье. После приветствия коротышка, сидевший впереди, спросил:
   – Курите? – и протянул еще не распечатанную пачку сигарет и коробок спичек.
   – Не откажусь.
   Когда Николай хотел вернуть пачку, Ихара тут же замахал на него руками.
   – Берите себе.
   Машина миновала тщательно охраняемый КПП и покатила степным проселком. Ехали недолго, километров пятнадцать. Впереди показались стоящие посреди степи ангары, выложенная металлическими перфорированными полосами взлетная полоса. Николай и не подозревал раньше о наличии здесь аэродрома. Вообще-то, он раньше не так часто выбирался из Харбина. Ну, что делать в пустынной степи? Весело трепетал полосатый матерчатый конус, указывая направление ветра. Солдат-сигнальщик с флажками неторопливо расхаживал у приземистого здания с маленькими окнами. Господин Ихара выбрался из машины. Утренний воздух был чист, морозен. Местами лежал снег. Новые кожаные туфли Галицкого приятно поскрипывали. Японец смотрел в небо.
   – У вас большая практика в городе? – спросил он.
   – Как когда, – уклончиво ответил Николай. – Раньше дела шли лучше. Когда война началась, у людей стало меньше денег.
   Ихара хмыкнул, ведь сказанное Галицким как бы подразумевало, что война вскоре закончится и все вернется на свои места.
   – Нам требуются образованные медики с большой практикой. Есть уникальная возможность проводить научные исследования. И деньги платят хорошие.
   – Я бы предпочел практиковать самостоятельно. Помогу вам сегодня-завтра. Я человек консервативный.
   – Я тоже так когда-то думал, – проговорил Ихара.
   В небе раздался еле уловимый звук двигателей. Вскоре на горизонте показался двухмоторный гражданский самолет. Он шел невысоко, пронесся над головами, заложил вираж и, выровнявшись, опустился, замер после короткой пробежки. С откинутого трапа легко сбежал высокий мужчина в кожаном плаще. Вскинул руку в нацистском приветствии. Ихара сложил ладони у груди и слегка склонился.
   – Доктор Ихара, – произнес немец, и Галицкий перевел его. – Я наслышан о ваших опытах в области выживания в экстремальных условиях. Достойная работа.
   – Рад слышать это от вас, доктор Гросс. Знакомьтесь, наш переводчик Николай Галицкий.
   – Русский? – удивленно вскинул брови немец, пожимая Николаю руку. – Вот уж не ожидал.
   – Я и сам не ожидал, – признался поручик. Ко мне обратились только вчера вечером.
   – Все, что ни происходит в этом мире, – к лучшему, – ухмыльнулся Гросс.
   – Даже война? – не удержался и спросил Николай.
   – Война в особенности. Она позволяет решить многие проблемы, на которые у политиков в мирное время не хватает решимости. Да и в медицине, особенно в хирургии, многие открытия совершаются в военное время. Появляется государственное финансирование, обилие человеческого материала.
   В машине Гросс с Николаем устроились на заднем сиденье, Ихара рядом с водителем. Немец с некоей тоской во взгляде смотрел на ровную степь, простирающуюся по обе стороны от дороги.
   – Пейзаж формирует психику нации, – проговорил немец. – Для кочевника невыносимо видеть вспаханную землю. Ведь она непригодна для выпаса скота. Для него это святотатство. Потому кочевники-монголы и сжигали во время набегов европейские города.
   – Так продолжалось не очень долго, – возразил Николай. – Со временем в плен к монголам стали попадать образованные китайцы. Они-то и объяснили правителям кочевников, что куда выгоднее не разорять города и убивать их жителей, а просто обкладывать данью. Если сам не умеешь заниматься каким-то делом, то пусть его делает другой.
   – Странная у вас мысль, но, кажется, верная, – похвалил Гросс. – Вы, как понимаю, воевали в прошлую войну?
   – Довелось.
   – Интересно было бы с вами поговорить об этом. Но в первую очередь работа.
   – В первую очередь завтрак, – обернулся Ихара. – Я не знал, какую кухню вы предпочитаете. Поэтому приготовили и блюда европейской кухни, и традиционные японские.
   – Давайте обойдемся без завтрака, господин Ихара. Я неголоден и уже пил кофе. Освободим лишний час для работы.
   – Не боитесь испортить себе аппетит?
   – У меня крепкие нервы, и я не очень впечатлительный.
   Впереди уже отливали в лучах утреннего солнца корпуса «Отряда 731». Гросс с уважением покачал головой.
   – Построено с размахом.
   – И оборудование самое лучшее, современное.
   – Не сомневаюсь.
   – Предлагаю начать знакомство с нашим «отрядом» с так называемой выставочной комнаты, – предложил Ихара.
   – Вы хозяин, вам и решать, – согласился немец.
   У Галицкого никто согласия и не спрашивал.
   В кабинете господина Ихара все надели белые халаты, Гросс оставил свой багаж. Поскольку Галицкий не представлял себе, что и где находится, то дорогу показывал японец. Встречавшиеся в коридорах сотрудники «отряда» чуть заметно косились на Николая и немца, чувствовалось, что европейцев здесь видят нечасто.
   – А вот и наша выставочная комната, – Ихара распахнул дверь и почему-то не пропустил впереди себя гостей, первым шагнул сам.
   Лишь когда Галицкий переступил порог, он понял причину этого. Даже у него – фронтового медика, навидавшегося всяких видов, перехватило дыхание. Вдоль всех стен располагались крепкие стеллажи, заставленные стеклянными цилиндрами сантиметров сорок в диаметре и высотой сантиметров шестьдесят. В них в спирте, в формалине плавали отрезанные человеческие головы: китайцы, русские, монголы. Среди них были абсолютно целые, распиленные с обнажившимся мозгом, простреленные навылет. Казалось, все они смотрят на вошедших и беззвучно спрашивают: «Почему, зачем мы оказались здесь?» Имелись и головы с разложившимися лицами, так что даже понять, к какой расе они относятся, было невозможно. Гросс подошел к одному из цилиндров – череп был распилен вдоль канала огнестрельной раны, было отчетливо видно, как пуля изувечила мозг.
   – Как вы сделали такой изумительный образец? – спросил Гросс.
   – Распиловка замороженного трупа мелкозубчатой пилой позволяет получить идеальную картину. Вот, посмотрите на это, – Ихара повел рукой, указывая на еще один цилиндр.
   В формалине плавал обрубок женского тела. В распиленной матке отчетливо прочитывался эмбрион. Срок беременности большой, было видно, что нерожденный ребенок – мальчик. В других цилиндрах плавали внутренности, отрезанные руки, ноги, в более мелких хранились отдельные органы: сердца, печень, почки.
   – Эта комната у нас служит не только как выставочная, – продолжил Ихара. – Здесь наши медики готовят отчеты о своей работе.
   Он указал за большой стол посреди комнаты, за которым что-то писали несколько мужчин в белых халатах. Среди них выделялся художник. Он, установив перед собой фотографию, что-то рисовал на большом листе бумаги кисточкой.
   – Не будем ему мешать, – шепотом предупредил Ихара. – Но подойдем поближе и понаблюдаем. Уникальный специалист. Мы всегда стараемся фиксировать на фото и кинопленку состояние повреждений. Но снимки, во-первых, черно-белые, во-вторых, нечеткие. И вот я предложил привлечь художника. Он присутствует при вскрытиях, опытах, а потом по памяти с помощью фотографий восстанавливает клиническую картину в красках.
   – Обморожение? – поинтересовался Гросс, глядя из-за спины художника.
   Тот как раз выводил кисточкой гангренозные пятна на руке. Из-под клочьев плоти выглядывали обнажившиеся кости.
   – Вы сразу поняли. А вот фотография, даже сделанная при хорошем освещении, могла бы ввести в заблуждение, и вы решили бы, что это ожог.
   – Отличное решение проблемы. Надо будет подумать о чем-то подобном и в нашей лаборатории. Думаю, доктор Менделе одобрит подобное нововведение.
   – Я знаком с его работами. Вот только мне кажется, что он слишком увлекся проблемой появления близнецов. Она интересна с точки зрения фундаментальной науки, но, когда работаешь по заказу военного министерства, больше внимания уделяешь практической пользе.
   – Тут вы не правы, господин Ихара, – покачал головой немец. – Близнецы хороши тем, что вы можете наблюдать изменения у двух идентичных организмов, наблюдать и сравнивать.
   – Откуда у вас столько европейцев? – спросил Галицкий, указывая на цилиндры.
   – Это господин Гросс спрашивает или вы сами интересуетесь? – уточнил, прежде чем ответить, Ихара.
   – Я интересуюсь.
   – Это русские. Еще с Халхин-Гола. Ваши не забрали их с поля боя.
   Николай понял, что ему нагло врут. Под Халхин-Голом советские войска вместе с монгольскими наступали. А потому просто не могли оставить своих убитых японцам. Но возражать Галицкий не спешил, ему как медику стало понятно, что здесь ставят эксперименты на живых людях. Он и раньше слышал о подобном, но особо не верил, считая такие рассказы частью городского фольклора. Теперь у него было лишь одно желание, поскорее закончить свою подневольную работу переводчика и вернуться домой, чтобы больше не вспоминать об услышанном и увиденном.
   – Теперь я хочу предложить вам экскурсию в отдел вирусов. По дороге осмотрим большой лекционный зал, кинотеатр и столовую, – Ихара повел немецкого гостя дальше.
   Он хвалил обустройство «отряда», рассказывал о том, что сотрудники, по военным меркам, питаются отлично. Чем ближе они подходили к низкому серому зданию, расположенному в стороне от других, тем сильнее становился запах гниющей плоти. Гросс даже стал прикрывать лицо носовым платком.
   – Откуда такая вонь? – спросил он.
   – Как вы успели заметить, у нас повсюду полная стерильность. А вонь – неизбежный спутник производства вирусов и бактерий.
   Часовой сверился со списком и пропустил внутрь здания пришедших. В небольшой комнате Ихара надел сам и заставил надеть Гросса и Галицкого прорезиненные бахилы и накидки.
   – Должен честно предупредить, что производство опасное, – сказал он. – Поэтому меры предосторожности лишними не будут.
   Железная дверь открылась. Обширное помещение напоминало заводской цех. Ярко горели лампы. Почти половину площади занимал бассейн, наполненный до самых краев, по нему то и дело проходилась автоматическая мешалка.
   – В бассейне находится питательный бульон, приготовленный из агар-агара. Вон печи для его плавления, – пояснял Ихара. – Для ускорения процесса он подогревается паром, поэтому тут так жарко. Белая пена, которую вы видите наверху – это и есть субстанция, насыщенная вирусами.
   – Можно узнать, какие именно? – Гросс всматривался в клокочущую субстанцию.
   – Черная оспа, – буднично сообщил Ихара. – Их отлично переносят блохи. Кстати, – он подвел гостя к столику, на котором высилась горка яблок. – Берите, погрызите немного и сплевывайте в урны. Это тоже одна из мер предосторожности. Вирусы могут оседать на зубах при дыхании. Все наши сотрудники так поступают.
   И Гросс, и Галицкий воспользовались советом. Пожевали сладкие яблоки и сплюнули в урну, куда был вставлен бумажный пакет.
   – Впечатляет, – признался Гросс. – А как вы собираетесь распространять вирус?
   Было видно, что немцу хоть и интересно, но он хотел бы поскорее покинуть страшное производство.
   – Вернемся в кинотеатр, – прочувствовал его настроение Ихара.
   В полутемном зале они сидели втроем, слабый свет лился из амбразуры проекционной. Застрекотал проектор, на экране высветились кадры хроники. Вольнонаемные закрепляли под крыльями самолета контейнеры. Ихара давал пояснения.
   – В контейнерах находятся блохи, зараженные вирусом…
   Самолет разбежался по полосе и взмыл в небо. Далее изображение уже пошло от камеры, установленной на хвостовом оперении.
   – Самолет летит над полигоном, – комментировал Ихара. – Высота небольшая, если подняться выше, то блохи могут погибнуть от холода. Смотрите, контейнер открывается…
   На экране возле крыла возникло и растворилось в воздухе темное облачко.
   – Распыление прошло успешно.
   Самолет сел на землю, его обмыли из распылителей, экипаж вышел.
   – И вот результат. Съемки на полигоне проводили через три дня.
   На экране появились мертвые животные. Лошадь, корова, овца, верблюд. Все они были привязаны к вбитым в землю колышкам, а потому и не могли покинуть полигон. Проектор погас, в зале вспыхнул свет.
   Ихара просто светился от счастья.
   – Теперь вы понимаете, что нам не страшны советские дивизии, стоящие в Монголии. Всего несколько рейсов – и вся живая сила противника просто вымрет. А нам достанутся неповрежденные техника и боеприпасы. Бактерии и вирусы также можно сливать в реки, которые текут на территорию противника.
   Гросс задумчиво смотрел на погасший экран, затем повернулся к Галицкому.
   – Согласитесь, нравы войны сильно изменились с четырнадцатого года.
   Николай сдержанно кивнул. Он понимал, что узнал много лишнего, того, что, возможно, знают даже не все сотрудники «отряда». Но пока Ихара выглядел вполне добродушно, и Галицкий не терял надежды в ближайшее время оказаться у себя дома.
   – Продолжим знакомство с нашим хозяйством, я даже продемонстрирую некоторое оборудование в действии.
   Ихара очень горделиво показал огромную холодильную камеру.
   – Раньше мы могли проводить опыты по последствию обморожения лишь в зимнее время. Теперь же получили возможность делать это их круглый год. Мощные компрессоры позволяют понижать температуру да минус сорока градусов по Цельсию.
   Гросс не стал уточнять, на каких подопытных животных проводятся опыты. Скорее всего и Ихара, и немец прекрасно понимали в некоторых вопросах друг друга без слов.
   – Мои лаборатории специализируются на проблемах выживания в экстремальных условиях, – рассказывал Ихара. – В частности, мы занимаемся исследованиями влияния на живые организмы пониженного давления.
   Ихара пропустил Гросса и Галицкого в помещение с барокамерой. Оператор поднялся со своего места и опустил голову в церемониальном поклоне.
   – При помощи барокамеры мы моделируем попадание самолета в верхние слои атмосферы, – проговорил он.
   – Вам повезло, сегодня как раз есть возможность увидеть все в действии, – улыбнулся Ихара.
   Оператор отворил железную дверцу в стене. Двое вольнонаемных выкатили из нее рельсовую тележку, на которой лежал привязанный к носилкам китаец. Рот его был залеплен пластырем. Несчастный извивался, пытался что-то сказать.
   – Не переживайте из-за него так, – Ихара покосился на Галицкого, который отвел взгляд. – Это преступник, приговоренный к смертной казни. По договоренности с властями Маньчжоу-Го они передают нам смертников. Хоть какая-то польза от этого негодяя.
   – А что он совершил? – спросил Николай.
   – Я не знаю. Разве это что-то изменит?
   Вольнонаемные поставили носилки в барокамеру, закрыли люк, установили перед иллюминатором кинокамеру, застрекотал моторчик. Оператор смотрел на Ихару, тот дал отмашку. Загудел компрессор, выкачивая воздух. Стрелка манометра медленно поползла влево.
   – Задержи понижение давления, – распорядился Ихара, заглядывая в иллюминатор. – Посмотрите, сейчас начинаются необратимые процессы. Особенно заметно это на лице. Лопаются капиллярные сосуды, глаза выпучиваются. Снижайте давление.
   Голова у китайца стала раздуваться. Раздувалось и тело. Ихара недовольно морщился, чистота эксперимента оказалась нарушена. Веревки, которыми был привязан несчастный к носилкам, врезались в плоть, из-под них уже сочилась кровь.
   Голова, раздувшаяся, как футбольный мяч, взорвалась, брызнув кровью. Галицкий, видавший всякое, пошатнулся, но все же устоял на ногах. Немец брезгливо кусал нижнюю губу. На этот раз он не произнес своего любимого слова «впечатляет».
   Затем Ихара еще демонстрировал клетки с крысами, колбы с черными блохами. «Экскурсия» подходила к концу.
   – Нас ждут в столовой, – ближе к вечеру напомнил Ихара.
   – Спасибо, но я не голоден, – ответил Гросс.
   – Я тоже, – негромко проговорил Галицкий после того, как перевел ответ немца.

Глава 6

   Глядя на китайца или японца, европейцу трудно понять, что у них творится в голове. Даже Николай, долго проживший в Маньчжурии, не мог с уверенностью сказать, какие планы у Ихара на будущее – его, Николая, будущее. А потому сам решил спросить об этом напрямую.
   – Господин Ихара, как долго вам еще потребуется моя помощь?
   – Наш гость завтра днем улетает в Токио. Тогда и поговорим о дальнейшем.
   Это прозвучало предостережением. Дальнейшее могло означать работу в «отряде». А Галицкому даже думать об этом не хотелось. Он и так еле сдерживался, испытывая к Ихара прямо-таки звериную ненависть. Даже если китаец, взорвавшийся в барокамере, и был преступником, осужденным на смерть, то медик не мог выступать в роли палача.
   Когда удалось улучить минутку, оставшийся один на один с Гроссом Николай напомнил гостю:
   – Вы хотели поговорить со мной о прошлой войне.
   – О, да.
   – Думаю, лучше всего сделать это у меня дома. Я приглашаю вас. У меня есть неплохие запасы спиртного. После увиденного у меня есть только одно желание – напиться.
   – Солидарен, – согласился Гросс. – В моем багаже тоже кое-что припасено.
   – Тогда попросите господина Ихара об этом. Вам как гостю он не откажет.
   Ихара заметно расстроился, когда немец сказал, что хотел бы побывать в гостях у Галицкого, но все же не стал настаивать, чтобы тот остался в гостинице «отряда».
   – Я дам вам машину с шофером, – предложил он.
   Выезжали из «отряда», когда уже начинало темнеть. На шоссе Галицкий обернулся. Следом за ними катил еще один автомобиль. Впрочем, этого и следовало ожидать. Ихара не рискнул бы отпускать немца без надежной охраны.
   – Как вам сегодняшний день? – устало спросил Гросс.
   – Я хотел бы вообще стереть его из памяти, – признался Галицкий.
   – Я вас в чем-то понимаю. Но такие опыты нужны, – принялся рассуждать немец. – Исследовать действие лекарств или изучать человеческие болезни на лабораторных животных неправильно. И, если есть возможность работать с людьми, нельзя ее упускать. Только так можно быстро достигнуть результата.
   Николай принялся доказывать, что опыты над людьми проводить нельзя, даже если те преступники.
   – Я сомневаюсь, что Ихара сказал нам правду. и тот китаец был приговорен к смертной казни, – проговорил Гросс.
   Машина остановилась возле дома, где жил Галицкий. Второй автомобиль проехал чуть дальше, из него никто не вышел. Водитель-вольнонаемный сказал, что будет ждать в машине, и передал немцу упакованные в бумажные пакеты продукты. Только сейчас Николай вспомнил, что у него нет ключей, ему ничего из вещей так и не вернули.
   Окно в квартире Маши горело, пришлось постучать.
   – Николай Васильевич! – обрадовалась девушка. – Я так волновалась. Куда вы пропали?
   – Как-нибудь расскажу. Мне ключи нужны. Что-нибудь о Дурове известно?
   – Он в городской больнице. Это все, что я про него знаю.
   Маше хотелось расспросить Галицкого, но тот был не один. Поэтому она только шепнула, что еще нескоро ляжет спать. Мол, если Николай захочет, может зайти к ней на чай позже.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента