Страница:
Главной же тактической «новинкой» стало образование при пехотных полках артиллерии сопровождения, что сразу же повысило самостоятельность пехоты в наступлении. Данный поворот в период Первой мировой войны произошел впервые: до наступления армий Юго-Западного фронта в мае 1916 года в русской армии не использовалась артиллерия сопровождения при наступлении. Результатом отсутствия орудий в первых порядках пехоты становилось то обстоятельство, что пехота попадала под сосредоточенные удары неприятельской артиллерии и пулеметов и несла большие потери. Напомним, что австро-германские оборонительные линии строились на расстоянии пяти-восьми километров друг от друга, дабы не подвергать укрепления обеих линий артиллерийскому обстрелу одновременно. То есть при отражении контрударов, на которых и строилась германская оборона в сочетании с огнем, русская пехота, ворвавшаяся в неприятельские окопы, оставалась без поддержки своей артиллерии. Максимум, что могли сделать артиллеристы, – это организовать огневую завесу дальнобойными орудиями, которых категорически не хватало.
Именно так произошло под Барановичами в июне 1916 года, что послужило одной из основных причин провала операции, в отличие от наступления на Юго-Западном фронте, несмотря на огромное превосходство войск главкозапа ген. А. Е. Эверта над врагом в живой силе. Теперь же, таким образом, атакующая пехота получала постоянную своевременную поддержку: артиллерия сопровождения подчинялась непосредственно командирам полков первого эшелона атаки.
В числе орудий сопровождения пехоты оказались и горные орудия образца 1909 года. Перед войной в русской армии числилось 526 горных трехдюймовых орудий образцов 1904 и 1909 годов. В годы войны Петроградский и Путиловский заводы дали войскам еще более 1400 пушек. Эти орудия использовались в боях 1914–1915 годов в Карпатах и на Кавказском фронте. Теперь же они действовали в полевых войсках, где чрезвычайно пригодились, так как могли вести перекидной огонь, подобно гаубичному: «Благодаря массе (в полтора раза меньшей, чем у полевой пушки обр. 1902 года) расчет легко перемещал орудие вручную, двигаясь в боевых порядках пехоты. Это очень помогло летом 1916 года, во время Брусиловского прорыва, когда горные пушки подавляли точки противника во второй линии обороны и на запасных позициях»[38].
Штабом Юго-Западного фронта было учтено и то обстоятельство, что в предшествовавших боях стремившаяся овладеть артиллерией противника пехота обычно несла большие потери, а затем подоспевшие резервы неприятеля контратакой захватывали расстроенные войска. Теперь захват вражеской артиллерии возлагался только на отдельные особо для того назначенные роты. Такое «разделение труда» повышало как качество управления, так и темпы наступления. Таким образом, главкоюз старался в максимальной степени организовать взаимодействие пехоты и артиллерии, сознавая, что качество пехоты по сравнению с 1914 годом ухудшилось.
Наряду с общим обучением пехотинцев значительное внимание уделялось и подбору людей для атаки. Из образовавшегося сверхкомплекта людей при каждом полку были сформированы резервные роты для немедленного восполнения убыли в атакующих полках в период ближайших боевых действий. Всех этих людей тщательно готовили в тылу к предстоящим боям. Русские командиры не могли допустить того, что происходило в 1915 году, когда безобразно подготовленные резервисты без боя сдавались в плен, а в боях погибал кадр пехотных полков. Как говорит один из участников наступления, служивший в 32-м армейском корпусе, «за месяц до начала операции корпус был отведен в глубокий армейский резерв, где подвергся тщательной фильтрации и муштре. Солдаты из старших возрастов были изъяты и направлены в тыловые учреждения. С остальными в частях производились строевые и полевые занятия с применением технических средств борьбы, по специально разработанным программам. В полках были сформированы специальные команды гранатчиков, проходивших практический курс бомбометания»[39].
Действительно, наряду с обучением войск французской тактике наступления («волнами»), к тому времени уже устаревшей, делалось все возможное, чтобы лить кровь по минимуму. Например, из ветвей граба плелись плетни для того, чтобы преодолевать неразрушенные проволочные заграждения. Паллиатив – но не хватало пушек. Строились плацдармы, максимально сближавшие русские исходные позиции с австрийскими линиями окопов, дабы возможно меньшее время бежать в атаку по открытому пространству под пулеметным огнем неприятеля. Раздавались ножницы для резки колючей проволоки. А чтобы не задерживать развития атаки в захваченных окопах, создавались гренадерские команды, на плечи которых возлагалась обязанность «зачистки» взятых оборонительных рубежей.
Особенное внимание было обращено на транспорт. Транспортные возможности и усилия железнодорожных войск ограничивали даже простое продвижение русских войск вперед. Поэтому говорить о широкомасштабном маневре на упреждение действий неприятеля армиями фронта было тем более бессмысленно. Противник все равно везде и всюду успевал быстрее. Поэтому генерал Брусилов старался укомплектовать подразделения фронта до полного штата, не оставляя сильных фронтовых резервов, рассчитывая, что корпуса должны будут сами, при минимальной поддержке небольших армейских резервов, прорывать оборону, а затем преследовать врага. В любом случае неприятель мог быстрее сосредоточить свои резервы в нужной точке. А нехватка сил не позволяла главкоюзу образовать сильные фронтовые резервы. Поэтому ген. А. А. Брусилов передал все войска в армии для образования армейских резервов, оставив во фронтовом резерве (ближе к 8-й армии, где наносился главный удар) только две пехотные дивизии.
Таким образом, замысел предстоящего наступления армий Юго-Западного фронта строился на:
– совместном и теснейшем взаимодействии всех родов войск,
– непосредственном участии в подготовке и проведении операции начальников всех уровней и степеней,
– одновременном ударе по всему фронту силами всех четырех армий, входивших в состав фронта,
– обдуманном использовании опыта боевых действий не только на Восточном (Русском) фронте, но и на Западном (Французском).
Согласно предварительной директиве Ставки, наступление армий Юго-Западного фронта должно было начаться за несколько дней до наступления армий Северного и Западного фронтов, чтобы неприятель успел перебросить южнее Полесья хотя бы часть своих общих резервов, располагавшихся в тылу, в железнодорожных узлах. Предварительные сроки наступления намечались на первую декаду июня. Между тем положение дел неожиданно изменилось.
11 мая Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев сообщил ген. А. А. Брусилову о поражении итальянцев под Трентино и запросил готовность войск Юго-Западного фронта для начала наступления. В телеграмме из Ставки сообщалось: «Итальянцы потерпели в Трентино неудачу, которая может обратиться в катастрофу, если австрийцы будут продолжать операцию достаточными силами. Союзники, особливо итальянцы, настоятельно просят нашего содействия переходом в скорейшее наступление хотя бы только войсками Юго-Западного фронта, дабы принудить австрийцев оттянуть против нас часть сил, собранных ныне на итальянском фронте… Начать общую атаку в данное время мы не можем, но произвести удар Вашим фронтом против ослабленных войск противника представляется выгодным в виде начала общей операции и крайне желательным для оказания действительной помощи итальянцам, положение которых, по-видимому, продолжает ухудшаться. Прошу Вас спешно уведомить, когда могут быть закончены фронтом подготовительные работы для производства атаки австрийцев по намеченному плану».
Брусилов был, что называется, «всегда готов». После нескольких телефонных переговоров, где генерал Брусилов настаивал на одновременном наступлении и Юго-Западного и Западного фронтов, М. В. Алексеев назначил атаку на 22-е число. Как писал сам главкоюз, «Юзфронту же разрешалось лишь, по его собственному почину, перейти в наступление с исключительной целью – задержать на своих местах противостоящего противника, почему Юзфронту и не было ничего дано. Для выполнения этой задачи я и подготовил свой фронт сообразно с данной ему целью».
18 мая Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего отдал директиву за № 2703, где подводились окончательные итоги в отношении предстоящего наступления русской Действующей армии на Восточном фронте в весенне-летней кампании 1916 года. Наступление армий Юго-Западного фронта ген. А. А. Брусилова назначалось на 22 мая в связи с просьбами итальянского союзника. Наступление армий Западного фронта ген. А. Е. Эверта, наносившего главный удар, должно было начаться 28-го или 29-го числа. Армии Северного фронта ген. А. Н. Куропаткина обязывались провести демонстративные действия в Рижском районе, а также нанести вспомогательный по отношению к Западному фронту удар, дабы затем действовать по обстановке, как только прояснятся результаты главного удара.
Действительно, именно в этот день русский военный агент в Италии полковник Энкель сообщил в Ставку, что итальянцы совсем растерялись и готовят к эвакуации тылы и тяжелую артиллерию, не надеясь удержать австро-венгерские войска в Трентино. Безусловно, итальянское командование намеревалось продолжать сопротивление, но воля к победе у итальянского главнокомандующего ген. Л. Кадорна уже была поколеблена неприятельским наступлением, тем более что оно велось в двух направлениях – в Трентино и на Изонцо. Вдобавок значительную роль играли и закулисные игры союзного военно-политического руководства: итальянцы намеревались перевалить бремя ответственности за исход борьбы в Италии на Российскую империю. Так, в частности, Энкель телеграфировал ген. М. В. Алексееву: «…оробев и потеряв веру в себя, [итальянская] главная квартира взывает о помощи к России, но при этом желает прикрыться флагом общих интересов союзников и снять с себя всякую ответственность перед страной и союзниками, что бы ни произошло. Если Россия выступит немедленно, и итальянцы будут спасены, то главная квартира и армия окружат себя ореолом славы перед страной, а Италия не обяжет себя долгом благодарности перед нами. Если мы выступим, а итальянцы, тем не менее, будут разбиты, то будет виновата Россия, оказавшая недостаточное давление на своем фронте. Если мы не выступим немедленно, а итальянцы будут разбиты, опять-таки всецело будем виноваты мы»[40]. О «виновности» англичан или французов, разумеется, не могло быть и речи. Как известно, на деле был реализован первый сценарий из указанных полковником Энкелем. Второй сценарий будет реализован в конце года в отношении Румынии, выступившей с двухмесячным и ставшим ненужным запозданием, а виновницей ее разгрома, естественно, оказалась Россия, хотя к вступлению в войну румын склоняла Франция, а французские инструкторы фактически возглавляли румынские штабы.
Резерв Юго-Западного фронта, как говорилось выше, состоял всего-навсего из двух дивизий: 126-й пехотной дивизии ген. Г. А. Левицкого, стоявшей в районе Ровно (то есть – к 8-й армии) и 12-й пехотной дивизии ген. Г. Н. Вирановского, расположенной в районе Должок (к 9-й армии). Также в резерв 8-й армии была выведена 2-я Финляндская стрелковая дивизия ген. Ф. Ф. Кублицкого-Пиотуха. Этого количества войск явно не хватало, и потому Ставка пошла навстречу просьбам ген. А. А. Брусилова. Генерал Алексеев все-таки учитывал, что Юго-Западный фронт будет наступать несколько преждевременно, а потому, возможно, ему потребуется ввести свои резервы в дело ранее положенного времени. Вдобавок главкоюз ведь должен был вынудить неприятеля остановить свои атаки в Италии. Поэтому к переброске с Северного фронта на Юго-Западный фронт был предназначен 5-й Сибирский корпус ген. Н. М. Воронова (начало прибытия в Клевань, Ровно и Здолбунов к исходу 25 мая), а также с Западного фронта – Кавказская кавалерийская дивизия ген. князя С. К. Белосельского-Белозерского (директива ген. М. В. Алексеева от 18 мая). Тогда же генерал Алексеев приказал Северному фронту выделить в резерв Ставки 1-й армейский корпус ген. В. Т. Гаврилова.
Итак, совершенно неожиданно, буквально за месяц до начала общего наступления на Восточном фронте, дело внезапно осложнилось. Австрийцы перешли в наступление на Итальянском фронте в Трентино, и итальянцы покатились назад под мощными ударами австрийской артиллерии. Отметим, что часть этой артиллерии была взята с Восточного фронта, что, безусловно, несколько ослабило то неравенство в мощи артиллерийского огня, которым обладали австрийские армии, стоявшие перед русским Юго-Западным фронтом (хотя неравенство это все равно продолжало сохраняться). Общесоюзные интересы требовали помощи гибнущей Италии именно со стороны русских: во-первых, вследствие того, что в Италии наступали австрийцы, а во Франции солдат Двуединой монархии не было. Во-вторых, ввиду того, что англо-французы, разумеется, еще не успели как следует подготовиться к наступлению.
Для производства этого удара австрийцы существенно ослабили Русский фронт. Полагая, что русские армии надломлены в 1915 году, а укрепленные полосы непреодолимы, австрийское командование перебросило в Италию лучшие части – 3-ю, 10-ю, 34-ю, 43-ю, 59-ю, 13-ю пехотные дивизии. Туда же ушла и значительная часть тяжелой артиллерии. К началу наступления Юго-Западного фронта в Италии австрийцы держали тридцать пять дивизий, а в России – тридцать девять. Таким образом, на Востоке австрийцы не имели стратегического резерва, и все расчеты австрийского главнокомандующего (номинальный главком – эрцгерцог Фридрих) ген. Ф. Конрада фон Гётцендорфа были построены на несокрушимости обороны. Соответственно с планами предстоящего наступления в Италии, непосредственно перед переброской войск в Италию, сам генерал Конрад объехал все армии Восточного фронта и убедился, что те готовы отбить любую русскую атаку.
Нельзя не сказать, что немцы подошли к вопросу стратегической обороны на Восточном фронте даже более ответственно, нежели австрийцы. Так, 15 мая, то есть всего лишь за неделю до начала наступления русских армий Юго-Западного фронта, начальник германского Полевого Генерального штаба ген. Э. фон Фалькенгайн, встревоженный английской подготовкой наступления на реке Сомма, на встрече с ген. Ф. Конрадом фон Гётцендорфом указал, что оголение Восточного фронта ради удара в Италии опасно. Конрад, ответив, что раз немцы сами не дали австрийцам своих войск для победы в Италии, о чем их просила австрийская сторона (девять дивизий), указал, что австро-венгерские позиции на Востоке столь сильны, что любое русское наступление непременно захлебнется.
Соответственно с договоренностями, союзники обратились к русским, ибо сами, разумеется, были не готовы ни к наступлению, ни к непосредственной переброске в Италию своих резервов. Как указывал генерал Алексеев в докладе императору Николаю II от 3 мая, союзники потребовали «немедленного перехода в наступление русской армии». По просьбе итальянской стороны французы и англичане предприняли давление на русских, так как лишь русские могли отвлечь на себя австрийские резервы либо вынудить ген. Ф. Конрада фон Гётцендорфа предпринять обратные переброски из Италии на Восток. Само собой разумеется, что англо-французы и не думали о возможности подкрепления итальянцев со своей стороны, так как непосредственно против них австрийские войска не находились. Некоторые телеграммы итальянской стороны, в частности, гласили: «Если давление австрийцев будет продолжаться с той же силой, положение наше может стать очень опасным и может заставить нас выбрать новую позицию еще далее в тылу, что, безусловно, лишит нас возможности перейти в наступление на Изонцо одновременно с русской и другими союзными армиями. Единственным средством для предотвращения этой опасности является производство сейчас же сильного давления на австрийцев войсками южных русских армий». Или: «Итальянская главная квартира самым энергичным образом настаивает на том, чтобы русская армия немедленно начала наступление на австрийском фронте, и утверждает, что нынешнее затишье в действиях русских армий создает весьма серьезную опасность для союзников».
После выхода России из войны итальянские союзники «достойно» отплатят военнослужащим той армии, что спасла их в 1916 году. Уже в 1919 году оказавшиеся в Италии русские (белогвардейцы или возвращавшиеся на родину добровольцы) не могли появляться в русской военной форме и при русских орденах. Неудивительно, что при такой политике итальянцы гораздо хуже, нежели австрийцы, относились к тем славянам (преимущественно словенцам), чьи территории по условиям Версальского мира отошли к Италии[41].
Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего считал, что выполнение «немедленной атаки» по просьбе Италии в связи с неподготовленностью войск и бедности в тяжелой артиллерии «не обещает успеха». «Такое действие поведет только к расстройству нашего плана во всем его объеме», – сообщал генерал Алексеев Верховному Главнокомандующему. Однако король Италии Виктор Эммануил III обратился с личной просьбой к императору Николаю II, и тот не смог отказать коронованному собрату. Надо сказать, что к середине мая 1916 года, в преддверии готовящегося наступления, действительно, бездействовал лишь Восточный фронт: французы дрались под Верденом, а итальянцы уже потерпели поражение в Трентино. Англичане готовились к прорыву на Сомме. Следуя приказу императора, ген. М. В. Алексеев запросил штаб Юго-Западного фронта, после чего доложил царю, что главкоюз ген. А. А. Брусилов сможет начать артиллерийскую подготовку уже 19-го числа[42].
Главкоюз пытался воспользоваться ситуацией для усиления своего фронта. Ведь применяемая генералом Брусиловым тактика прорыва неприятельской обороны (на широком фронте, во всех армиях, на девяти корпусных участках) не позволила штабу Юго-Западного фронта иметь сильные резервы. Все свободные войска были сосредоточены на направлении главного удара – в 8-й армии ген. А. М. Каледина. В резерве фронта оставалось только две дивизии. Исходя из этого, ген. А. А. Брусилов, ссылаясь на преждевременность наступления вследствие просьб Италии, просил подкрепить его армии. Прежде всего, главкоюз подумал об усилении 11-й армии, настаивая на немедленной переброске одного корпуса в район Проскурова.
Сознавая справедливость просьб генерала Брусилова, тем не менее Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев отказал главкоюзу, хотя и принял во внимание отсутствие резервов на Юго-Западном фронте. В докладе на имя императора от 13 мая генерал Алексеев по данному поводу заметил: «Некоторое упреждение в начале атаки не должно, однако, изменять общего плана наших действий, уже намеченного и одобренного на совещании 1 апреля. Поэтому назначение от того или другого фронта корпуса войск в распоряжение генерал-адъютанта Брусилова не может быть допущено без ущерба подготовки удара на главнейшем направлении. Можно допустить одно – выделение в непосредственное распоряжение Вашего Императорского Величества, кроме Гвардии, по одному корпусу на Северном и Западном фронтах для спешной переброски впоследствии в район Ровно (8-я армия. – Авт.) или Проскурова (11-я армия. – Авт.) для развития успеха атаки и расширения первоначальной задачи, возложенной на Юго-Западный фронт. Тогда, быть может, можно будет несколько ограничить размер операции, намеченной в Двинском районе, или даже ограничиться здесь сильными демонстративными действиями… Юго-Западный фронт должен выполнить атаку своими силами, обеспечив соответствующей группировкой превосходство на главном направлении, то есть в VIII армии, не рассчитывая теперь на усиление его корпусом за счет других фронтов. Подготовка к атаке должна быть закончена 19 мая…»
19 мая русские получили сообщение от русского представителя при союзном командовании, что союзники откладывают свое наступление, так как обвиняют друг друга в нежелании наступать. В то же время, если бы немцы первыми ударили на Восточном фронте, то русское наступление будет неминуемо сорвано[43]. В итоге наступление на Восточном фронте ранее запланированного срока было окончательно предрешено на самом высоком уровне. К счастью, требование главкоюза к командармам быть готовыми к середине мая было выполнено вверенными ему войсками в должном объеме.
Безусловно, русское верховное командование колебалось в правильности избранного решения, опасаясь новых поражений, так как печальный опыт 1915 года был еще свеж в памяти. Вечером 18 мая в разговоре по прямому проводу Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего сообщил главкоюзу, что наступление армий Западного фронта откладывается до 25-го числа. Напомним, что подготовка к наступлению началась на Юго-Западном фронте с 11-го числа, и ее окончание первоначально намечалось на 19 мая. В связи с этим генерал Алексеев предложил перенести начало наступления на 22 мая. Главкоюз ген. А. А. Брусилов согласился, но предупредил, что эта отсрочка должна быть последней, чтобы не вносить в войска разложение.
Накануне намеченного удара, вечером 21 мая в разговоре по прямому проводу генерал Алексеев, переживавший за успех, ввиду того, что Верховным Главнокомандующим состоял сам император, теперь несший львиную долю личной ответственности за ход боевых действий, предложил генералу Брусилову отложить атаку и подготовить наступление на одном участке. Мотивация – более верный и испытанный предшествовавшими боями метод достижения успеха прорыва неприятельской обороны. Главкоюз в резкой форме отказался от этого предложения, и тогда М. В. Алексеев, видя, что А. А. Брусилов твердо уверен в успехе, от имени Верховного Главнокомандующего со спокойной душой приказал начинать операцию.
Последнее требует некоторого объяснения. Надо сказать, что ген. М. В. Алексеев, после занятия императором Николаем II поста Верховного Главнокомандующего, стал бояться даже разумного риска, который он мог вполне допускать ранее на посту главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта. Престиж царского имени должен был оставаться на недосягаемой высоте, а война между тем затягивалась. Еще на первоапрельском совещании генерал Алексеев смог убедиться в психологической неустойчивости ряда высших командиров, чисто эмоционально боявшихся наступления. Так что не представляется удивительным, что Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего поинтересовался психологическим состоянием главкоюза.
Получив заверение в уверенности, твердости и непоколебимости ген. А. А. Брусилова, ген. М. В. Алексеев мог с легким сердцем начинать предполагаемое стратегическое наступление на Восточном фронте, почином к чему служило наступление армий Юго-Западного фронта. Уверенность в успехе была велика. Например, министр земледелия А. Н. Наумов, посетивший Ставку 20 мая, за два дня до начала наступления Юго-Западного фронта, вспоминал: «Общее настроение в Ставке, сравнительно с прежним, я нашел более бодрым и уверенным. Да и сам генерал Алексеев казался значительно спокойнее, проявляя не только большую общительность, но даже приветливость»[44].
Весной 1916 года в тылу было спокойно, а население страны настроено весьма оптимистично. Улучшение ситуации в армии, прекращение отступления, насыщение Действующей армии техникой – все это в письмах на родину передавалось солдатской массой в глубь империи. Донесения с мест в министерство внутренних дел в один голос говорили, что новые призывы встречаются спокойно, что «народ в массе своей желает во что бы то ни стало довести войну до победоносного конца». Например, подобное донесение из Костромы от 23 мая указывало: «Такому спокойному общественному настроению много способствуют письма нижних чинов из Действующей армии, свидетельствуя о хорошем и бодром настроении в армии и о полной надежде на победу»[45].
Именно так произошло под Барановичами в июне 1916 года, что послужило одной из основных причин провала операции, в отличие от наступления на Юго-Западном фронте, несмотря на огромное превосходство войск главкозапа ген. А. Е. Эверта над врагом в живой силе. Теперь же, таким образом, атакующая пехота получала постоянную своевременную поддержку: артиллерия сопровождения подчинялась непосредственно командирам полков первого эшелона атаки.
В числе орудий сопровождения пехоты оказались и горные орудия образца 1909 года. Перед войной в русской армии числилось 526 горных трехдюймовых орудий образцов 1904 и 1909 годов. В годы войны Петроградский и Путиловский заводы дали войскам еще более 1400 пушек. Эти орудия использовались в боях 1914–1915 годов в Карпатах и на Кавказском фронте. Теперь же они действовали в полевых войсках, где чрезвычайно пригодились, так как могли вести перекидной огонь, подобно гаубичному: «Благодаря массе (в полтора раза меньшей, чем у полевой пушки обр. 1902 года) расчет легко перемещал орудие вручную, двигаясь в боевых порядках пехоты. Это очень помогло летом 1916 года, во время Брусиловского прорыва, когда горные пушки подавляли точки противника во второй линии обороны и на запасных позициях»[38].
Штабом Юго-Западного фронта было учтено и то обстоятельство, что в предшествовавших боях стремившаяся овладеть артиллерией противника пехота обычно несла большие потери, а затем подоспевшие резервы неприятеля контратакой захватывали расстроенные войска. Теперь захват вражеской артиллерии возлагался только на отдельные особо для того назначенные роты. Такое «разделение труда» повышало как качество управления, так и темпы наступления. Таким образом, главкоюз старался в максимальной степени организовать взаимодействие пехоты и артиллерии, сознавая, что качество пехоты по сравнению с 1914 годом ухудшилось.
Наряду с общим обучением пехотинцев значительное внимание уделялось и подбору людей для атаки. Из образовавшегося сверхкомплекта людей при каждом полку были сформированы резервные роты для немедленного восполнения убыли в атакующих полках в период ближайших боевых действий. Всех этих людей тщательно готовили в тылу к предстоящим боям. Русские командиры не могли допустить того, что происходило в 1915 году, когда безобразно подготовленные резервисты без боя сдавались в плен, а в боях погибал кадр пехотных полков. Как говорит один из участников наступления, служивший в 32-м армейском корпусе, «за месяц до начала операции корпус был отведен в глубокий армейский резерв, где подвергся тщательной фильтрации и муштре. Солдаты из старших возрастов были изъяты и направлены в тыловые учреждения. С остальными в частях производились строевые и полевые занятия с применением технических средств борьбы, по специально разработанным программам. В полках были сформированы специальные команды гранатчиков, проходивших практический курс бомбометания»[39].
Действительно, наряду с обучением войск французской тактике наступления («волнами»), к тому времени уже устаревшей, делалось все возможное, чтобы лить кровь по минимуму. Например, из ветвей граба плелись плетни для того, чтобы преодолевать неразрушенные проволочные заграждения. Паллиатив – но не хватало пушек. Строились плацдармы, максимально сближавшие русские исходные позиции с австрийскими линиями окопов, дабы возможно меньшее время бежать в атаку по открытому пространству под пулеметным огнем неприятеля. Раздавались ножницы для резки колючей проволоки. А чтобы не задерживать развития атаки в захваченных окопах, создавались гренадерские команды, на плечи которых возлагалась обязанность «зачистки» взятых оборонительных рубежей.
Особенное внимание было обращено на транспорт. Транспортные возможности и усилия железнодорожных войск ограничивали даже простое продвижение русских войск вперед. Поэтому говорить о широкомасштабном маневре на упреждение действий неприятеля армиями фронта было тем более бессмысленно. Противник все равно везде и всюду успевал быстрее. Поэтому генерал Брусилов старался укомплектовать подразделения фронта до полного штата, не оставляя сильных фронтовых резервов, рассчитывая, что корпуса должны будут сами, при минимальной поддержке небольших армейских резервов, прорывать оборону, а затем преследовать врага. В любом случае неприятель мог быстрее сосредоточить свои резервы в нужной точке. А нехватка сил не позволяла главкоюзу образовать сильные фронтовые резервы. Поэтому ген. А. А. Брусилов передал все войска в армии для образования армейских резервов, оставив во фронтовом резерве (ближе к 8-й армии, где наносился главный удар) только две пехотные дивизии.
Таким образом, замысел предстоящего наступления армий Юго-Западного фронта строился на:
– совместном и теснейшем взаимодействии всех родов войск,
– непосредственном участии в подготовке и проведении операции начальников всех уровней и степеней,
– одновременном ударе по всему фронту силами всех четырех армий, входивших в состав фронта,
– обдуманном использовании опыта боевых действий не только на Восточном (Русском) фронте, но и на Западном (Французском).
Согласно предварительной директиве Ставки, наступление армий Юго-Западного фронта должно было начаться за несколько дней до наступления армий Северного и Западного фронтов, чтобы неприятель успел перебросить южнее Полесья хотя бы часть своих общих резервов, располагавшихся в тылу, в железнодорожных узлах. Предварительные сроки наступления намечались на первую декаду июня. Между тем положение дел неожиданно изменилось.
11 мая Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев сообщил ген. А. А. Брусилову о поражении итальянцев под Трентино и запросил готовность войск Юго-Западного фронта для начала наступления. В телеграмме из Ставки сообщалось: «Итальянцы потерпели в Трентино неудачу, которая может обратиться в катастрофу, если австрийцы будут продолжать операцию достаточными силами. Союзники, особливо итальянцы, настоятельно просят нашего содействия переходом в скорейшее наступление хотя бы только войсками Юго-Западного фронта, дабы принудить австрийцев оттянуть против нас часть сил, собранных ныне на итальянском фронте… Начать общую атаку в данное время мы не можем, но произвести удар Вашим фронтом против ослабленных войск противника представляется выгодным в виде начала общей операции и крайне желательным для оказания действительной помощи итальянцам, положение которых, по-видимому, продолжает ухудшаться. Прошу Вас спешно уведомить, когда могут быть закончены фронтом подготовительные работы для производства атаки австрийцев по намеченному плану».
Брусилов был, что называется, «всегда готов». После нескольких телефонных переговоров, где генерал Брусилов настаивал на одновременном наступлении и Юго-Западного и Западного фронтов, М. В. Алексеев назначил атаку на 22-е число. Как писал сам главкоюз, «Юзфронту же разрешалось лишь, по его собственному почину, перейти в наступление с исключительной целью – задержать на своих местах противостоящего противника, почему Юзфронту и не было ничего дано. Для выполнения этой задачи я и подготовил свой фронт сообразно с данной ему целью».
18 мая Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего отдал директиву за № 2703, где подводились окончательные итоги в отношении предстоящего наступления русской Действующей армии на Восточном фронте в весенне-летней кампании 1916 года. Наступление армий Юго-Западного фронта ген. А. А. Брусилова назначалось на 22 мая в связи с просьбами итальянского союзника. Наступление армий Западного фронта ген. А. Е. Эверта, наносившего главный удар, должно было начаться 28-го или 29-го числа. Армии Северного фронта ген. А. Н. Куропаткина обязывались провести демонстративные действия в Рижском районе, а также нанести вспомогательный по отношению к Западному фронту удар, дабы затем действовать по обстановке, как только прояснятся результаты главного удара.
Действительно, именно в этот день русский военный агент в Италии полковник Энкель сообщил в Ставку, что итальянцы совсем растерялись и готовят к эвакуации тылы и тяжелую артиллерию, не надеясь удержать австро-венгерские войска в Трентино. Безусловно, итальянское командование намеревалось продолжать сопротивление, но воля к победе у итальянского главнокомандующего ген. Л. Кадорна уже была поколеблена неприятельским наступлением, тем более что оно велось в двух направлениях – в Трентино и на Изонцо. Вдобавок значительную роль играли и закулисные игры союзного военно-политического руководства: итальянцы намеревались перевалить бремя ответственности за исход борьбы в Италии на Российскую империю. Так, в частности, Энкель телеграфировал ген. М. В. Алексееву: «…оробев и потеряв веру в себя, [итальянская] главная квартира взывает о помощи к России, но при этом желает прикрыться флагом общих интересов союзников и снять с себя всякую ответственность перед страной и союзниками, что бы ни произошло. Если Россия выступит немедленно, и итальянцы будут спасены, то главная квартира и армия окружат себя ореолом славы перед страной, а Италия не обяжет себя долгом благодарности перед нами. Если мы выступим, а итальянцы, тем не менее, будут разбиты, то будет виновата Россия, оказавшая недостаточное давление на своем фронте. Если мы не выступим немедленно, а итальянцы будут разбиты, опять-таки всецело будем виноваты мы»[40]. О «виновности» англичан или французов, разумеется, не могло быть и речи. Как известно, на деле был реализован первый сценарий из указанных полковником Энкелем. Второй сценарий будет реализован в конце года в отношении Румынии, выступившей с двухмесячным и ставшим ненужным запозданием, а виновницей ее разгрома, естественно, оказалась Россия, хотя к вступлению в войну румын склоняла Франция, а французские инструкторы фактически возглавляли румынские штабы.
Резерв Юго-Западного фронта, как говорилось выше, состоял всего-навсего из двух дивизий: 126-й пехотной дивизии ген. Г. А. Левицкого, стоявшей в районе Ровно (то есть – к 8-й армии) и 12-й пехотной дивизии ген. Г. Н. Вирановского, расположенной в районе Должок (к 9-й армии). Также в резерв 8-й армии была выведена 2-я Финляндская стрелковая дивизия ген. Ф. Ф. Кублицкого-Пиотуха. Этого количества войск явно не хватало, и потому Ставка пошла навстречу просьбам ген. А. А. Брусилова. Генерал Алексеев все-таки учитывал, что Юго-Западный фронт будет наступать несколько преждевременно, а потому, возможно, ему потребуется ввести свои резервы в дело ранее положенного времени. Вдобавок главкоюз ведь должен был вынудить неприятеля остановить свои атаки в Италии. Поэтому к переброске с Северного фронта на Юго-Западный фронт был предназначен 5-й Сибирский корпус ген. Н. М. Воронова (начало прибытия в Клевань, Ровно и Здолбунов к исходу 25 мая), а также с Западного фронта – Кавказская кавалерийская дивизия ген. князя С. К. Белосельского-Белозерского (директива ген. М. В. Алексеева от 18 мая). Тогда же генерал Алексеев приказал Северному фронту выделить в резерв Ставки 1-й армейский корпус ген. В. Т. Гаврилова.
Итак, совершенно неожиданно, буквально за месяц до начала общего наступления на Восточном фронте, дело внезапно осложнилось. Австрийцы перешли в наступление на Итальянском фронте в Трентино, и итальянцы покатились назад под мощными ударами австрийской артиллерии. Отметим, что часть этой артиллерии была взята с Восточного фронта, что, безусловно, несколько ослабило то неравенство в мощи артиллерийского огня, которым обладали австрийские армии, стоявшие перед русским Юго-Западным фронтом (хотя неравенство это все равно продолжало сохраняться). Общесоюзные интересы требовали помощи гибнущей Италии именно со стороны русских: во-первых, вследствие того, что в Италии наступали австрийцы, а во Франции солдат Двуединой монархии не было. Во-вторых, ввиду того, что англо-французы, разумеется, еще не успели как следует подготовиться к наступлению.
Для производства этого удара австрийцы существенно ослабили Русский фронт. Полагая, что русские армии надломлены в 1915 году, а укрепленные полосы непреодолимы, австрийское командование перебросило в Италию лучшие части – 3-ю, 10-ю, 34-ю, 43-ю, 59-ю, 13-ю пехотные дивизии. Туда же ушла и значительная часть тяжелой артиллерии. К началу наступления Юго-Западного фронта в Италии австрийцы держали тридцать пять дивизий, а в России – тридцать девять. Таким образом, на Востоке австрийцы не имели стратегического резерва, и все расчеты австрийского главнокомандующего (номинальный главком – эрцгерцог Фридрих) ген. Ф. Конрада фон Гётцендорфа были построены на несокрушимости обороны. Соответственно с планами предстоящего наступления в Италии, непосредственно перед переброской войск в Италию, сам генерал Конрад объехал все армии Восточного фронта и убедился, что те готовы отбить любую русскую атаку.
Нельзя не сказать, что немцы подошли к вопросу стратегической обороны на Восточном фронте даже более ответственно, нежели австрийцы. Так, 15 мая, то есть всего лишь за неделю до начала наступления русских армий Юго-Западного фронта, начальник германского Полевого Генерального штаба ген. Э. фон Фалькенгайн, встревоженный английской подготовкой наступления на реке Сомма, на встрече с ген. Ф. Конрадом фон Гётцендорфом указал, что оголение Восточного фронта ради удара в Италии опасно. Конрад, ответив, что раз немцы сами не дали австрийцам своих войск для победы в Италии, о чем их просила австрийская сторона (девять дивизий), указал, что австро-венгерские позиции на Востоке столь сильны, что любое русское наступление непременно захлебнется.
Соответственно с договоренностями, союзники обратились к русским, ибо сами, разумеется, были не готовы ни к наступлению, ни к непосредственной переброске в Италию своих резервов. Как указывал генерал Алексеев в докладе императору Николаю II от 3 мая, союзники потребовали «немедленного перехода в наступление русской армии». По просьбе итальянской стороны французы и англичане предприняли давление на русских, так как лишь русские могли отвлечь на себя австрийские резервы либо вынудить ген. Ф. Конрада фон Гётцендорфа предпринять обратные переброски из Италии на Восток. Само собой разумеется, что англо-французы и не думали о возможности подкрепления итальянцев со своей стороны, так как непосредственно против них австрийские войска не находились. Некоторые телеграммы итальянской стороны, в частности, гласили: «Если давление австрийцев будет продолжаться с той же силой, положение наше может стать очень опасным и может заставить нас выбрать новую позицию еще далее в тылу, что, безусловно, лишит нас возможности перейти в наступление на Изонцо одновременно с русской и другими союзными армиями. Единственным средством для предотвращения этой опасности является производство сейчас же сильного давления на австрийцев войсками южных русских армий». Или: «Итальянская главная квартира самым энергичным образом настаивает на том, чтобы русская армия немедленно начала наступление на австрийском фронте, и утверждает, что нынешнее затишье в действиях русских армий создает весьма серьезную опасность для союзников».
После выхода России из войны итальянские союзники «достойно» отплатят военнослужащим той армии, что спасла их в 1916 году. Уже в 1919 году оказавшиеся в Италии русские (белогвардейцы или возвращавшиеся на родину добровольцы) не могли появляться в русской военной форме и при русских орденах. Неудивительно, что при такой политике итальянцы гораздо хуже, нежели австрийцы, относились к тем славянам (преимущественно словенцам), чьи территории по условиям Версальского мира отошли к Италии[41].
Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего считал, что выполнение «немедленной атаки» по просьбе Италии в связи с неподготовленностью войск и бедности в тяжелой артиллерии «не обещает успеха». «Такое действие поведет только к расстройству нашего плана во всем его объеме», – сообщал генерал Алексеев Верховному Главнокомандующему. Однако король Италии Виктор Эммануил III обратился с личной просьбой к императору Николаю II, и тот не смог отказать коронованному собрату. Надо сказать, что к середине мая 1916 года, в преддверии готовящегося наступления, действительно, бездействовал лишь Восточный фронт: французы дрались под Верденом, а итальянцы уже потерпели поражение в Трентино. Англичане готовились к прорыву на Сомме. Следуя приказу императора, ген. М. В. Алексеев запросил штаб Юго-Западного фронта, после чего доложил царю, что главкоюз ген. А. А. Брусилов сможет начать артиллерийскую подготовку уже 19-го числа[42].
Главкоюз пытался воспользоваться ситуацией для усиления своего фронта. Ведь применяемая генералом Брусиловым тактика прорыва неприятельской обороны (на широком фронте, во всех армиях, на девяти корпусных участках) не позволила штабу Юго-Западного фронта иметь сильные резервы. Все свободные войска были сосредоточены на направлении главного удара – в 8-й армии ген. А. М. Каледина. В резерве фронта оставалось только две дивизии. Исходя из этого, ген. А. А. Брусилов, ссылаясь на преждевременность наступления вследствие просьб Италии, просил подкрепить его армии. Прежде всего, главкоюз подумал об усилении 11-й армии, настаивая на немедленной переброске одного корпуса в район Проскурова.
Сознавая справедливость просьб генерала Брусилова, тем не менее Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев отказал главкоюзу, хотя и принял во внимание отсутствие резервов на Юго-Западном фронте. В докладе на имя императора от 13 мая генерал Алексеев по данному поводу заметил: «Некоторое упреждение в начале атаки не должно, однако, изменять общего плана наших действий, уже намеченного и одобренного на совещании 1 апреля. Поэтому назначение от того или другого фронта корпуса войск в распоряжение генерал-адъютанта Брусилова не может быть допущено без ущерба подготовки удара на главнейшем направлении. Можно допустить одно – выделение в непосредственное распоряжение Вашего Императорского Величества, кроме Гвардии, по одному корпусу на Северном и Западном фронтах для спешной переброски впоследствии в район Ровно (8-я армия. – Авт.) или Проскурова (11-я армия. – Авт.) для развития успеха атаки и расширения первоначальной задачи, возложенной на Юго-Западный фронт. Тогда, быть может, можно будет несколько ограничить размер операции, намеченной в Двинском районе, или даже ограничиться здесь сильными демонстративными действиями… Юго-Западный фронт должен выполнить атаку своими силами, обеспечив соответствующей группировкой превосходство на главном направлении, то есть в VIII армии, не рассчитывая теперь на усиление его корпусом за счет других фронтов. Подготовка к атаке должна быть закончена 19 мая…»
19 мая русские получили сообщение от русского представителя при союзном командовании, что союзники откладывают свое наступление, так как обвиняют друг друга в нежелании наступать. В то же время, если бы немцы первыми ударили на Восточном фронте, то русское наступление будет неминуемо сорвано[43]. В итоге наступление на Восточном фронте ранее запланированного срока было окончательно предрешено на самом высоком уровне. К счастью, требование главкоюза к командармам быть готовыми к середине мая было выполнено вверенными ему войсками в должном объеме.
Безусловно, русское верховное командование колебалось в правильности избранного решения, опасаясь новых поражений, так как печальный опыт 1915 года был еще свеж в памяти. Вечером 18 мая в разговоре по прямому проводу Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего сообщил главкоюзу, что наступление армий Западного фронта откладывается до 25-го числа. Напомним, что подготовка к наступлению началась на Юго-Западном фронте с 11-го числа, и ее окончание первоначально намечалось на 19 мая. В связи с этим генерал Алексеев предложил перенести начало наступления на 22 мая. Главкоюз ген. А. А. Брусилов согласился, но предупредил, что эта отсрочка должна быть последней, чтобы не вносить в войска разложение.
Накануне намеченного удара, вечером 21 мая в разговоре по прямому проводу генерал Алексеев, переживавший за успех, ввиду того, что Верховным Главнокомандующим состоял сам император, теперь несший львиную долю личной ответственности за ход боевых действий, предложил генералу Брусилову отложить атаку и подготовить наступление на одном участке. Мотивация – более верный и испытанный предшествовавшими боями метод достижения успеха прорыва неприятельской обороны. Главкоюз в резкой форме отказался от этого предложения, и тогда М. В. Алексеев, видя, что А. А. Брусилов твердо уверен в успехе, от имени Верховного Главнокомандующего со спокойной душой приказал начинать операцию.
Последнее требует некоторого объяснения. Надо сказать, что ген. М. В. Алексеев, после занятия императором Николаем II поста Верховного Главнокомандующего, стал бояться даже разумного риска, который он мог вполне допускать ранее на посту главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта. Престиж царского имени должен был оставаться на недосягаемой высоте, а война между тем затягивалась. Еще на первоапрельском совещании генерал Алексеев смог убедиться в психологической неустойчивости ряда высших командиров, чисто эмоционально боявшихся наступления. Так что не представляется удивительным, что Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего поинтересовался психологическим состоянием главкоюза.
Получив заверение в уверенности, твердости и непоколебимости ген. А. А. Брусилова, ген. М. В. Алексеев мог с легким сердцем начинать предполагаемое стратегическое наступление на Восточном фронте, почином к чему служило наступление армий Юго-Западного фронта. Уверенность в успехе была велика. Например, министр земледелия А. Н. Наумов, посетивший Ставку 20 мая, за два дня до начала наступления Юго-Западного фронта, вспоминал: «Общее настроение в Ставке, сравнительно с прежним, я нашел более бодрым и уверенным. Да и сам генерал Алексеев казался значительно спокойнее, проявляя не только большую общительность, но даже приветливость»[44].
Весной 1916 года в тылу было спокойно, а население страны настроено весьма оптимистично. Улучшение ситуации в армии, прекращение отступления, насыщение Действующей армии техникой – все это в письмах на родину передавалось солдатской массой в глубь империи. Донесения с мест в министерство внутренних дел в один голос говорили, что новые призывы встречаются спокойно, что «народ в массе своей желает во что бы то ни стало довести войну до победоносного конца». Например, подобное донесение из Костромы от 23 мая указывало: «Такому спокойному общественному настроению много способствуют письма нижних чинов из Действующей армии, свидетельствуя о хорошем и бодром настроении в армии и о полной надежде на победу»[45].