Страница:
Началось все с того, что заляпанная жиром салфетка вырвалась из рук Декстера и приземлилась ровно на новое, недавно выбранное Элечкой платье…
Дальше надо продолжать?
А всего-то и надо было, что одеть походные костюмы. И жизнь заиграла бы совсем другими красками. Шойс и вправду подготовился на «отлично». Но увы, увы. … Обманутые ожидания.
В итоге в бот все грузились в полном молчании, потому что Элечка никогда не устраивала Декстеру сцен на людях, Селена была слишком деликатна для высказывания недовольства человеку, который лез из кожи вон, чтобы им понравилось, а Степа… А Степе все и так понравилось. Но признаться в этом он не рискнул. Потом как-нибудь, попозже…
Посадочная тишина сменилась тишиной полетной. Селена украдкой оценивала повреждения, нанесенные маникюру и новым туфлям, Элечка с олимпийским спокойствием античной богини рассматривала жирные пятна на платье, Степа курил, стараясь, чтобы дым не летал сильно по салону и не мешал никому, а Декстер вел «Тарантул», подчеркнуто внимательно прислушиваясь к каждому сообщению трафик-диспетчеров. Его еще ждал дома развал на кухне (до конца они с Донкатом убраться так и не успели) и остаточный запах оставленного на рыбной ферме «гарума». А ведь был еще и сыр…
В общем, вечер «задался», что и говорить.
И вот в этой-то ситуации и раздался вызов гала-связи, показывающий, что Декстеру звонят откуда-то аж из другого слоя.
– Мистер Декстер, вам поступило сообщение из четвертого про-слоя РФМ, – мягким голосом сообщила автоматика бота. – Примете его сейчас, или сохранить на базовом ком-центре?
– Сейчас, – немедленно схватился за возможность хоть как-то разрядить обстановку несчастный сакс.
– Как вам будет угодно, – согласился автомат, и над консолью ком-центра «Тарантула» появилась небольшая трехмерная фигура представительного мужчины, одетого в белоснежные поварские одежды.
– Уважаемый господин Декстер, – начал мужчина, обращаясь почему-то к сидящей на пассажирском сиденье Элечке. Нет, понятно, что это запись, но выглядело довольно забавно. – Конкурсная комиссия Всероссийского фестиваля «Кулинарная Ойкумена» рассмотрела вашу заявку на участие в конкурсе и имеет честь сообщить вам, что ваше предложение рассмотрено, и вы приглашаетесь к участию в очередном отборочном этапе конкурса, который пройдет в Шестом про-слое Российской Федерации Миров. Детали участия вы можете узнать из сопроводительного письма. Мы будем рады видеть вас участником фестиваля. Благодарю.
Фигурка церемонно поклонилась Элечке и растаяла в воздухе.
– Заявка на участие, Шойс? – вопросительно подняла бровь Элечка прежде, чем сакс успел издать торжествующий рев, от которого несомненно полопались бы стекла в боте. Вообще-то таким тоном задают вопросы типа: «а не хочешь ли ты, милый, немедленно совершить сепукку?», но Декстера с хорошего настроения сбить было трудно. Уж если он решил, что все хорошо, держите его семеро, шестеро уже не удержат.
– Да, да, да, – Декстер сжал огромный кулачище и затряс им перед носом. – Я знал, что им понравится.
– А что именно им должно было понравиться? – подозрительно поинтересовался Степа. Судя по тому, что он видел на кухне у Декстера, неведомые члены комиссии сильно рисковали. Хотя, если судить по сообщению, вроде, пронесло.
От Степиного тона даже Элечка перестала хмуриться.
– О-о, – поднял палец сакс. – Это было что-то.
– И когда-то, – уточнила Элечка. – Причем мне ты об этом не сказал.
– Сглазить боялся, – признался Декстер, сделав большие глаза. – Но теперь-то можно.
Он перебросил на панели несколько тумблеров, вбивая маршрут и передавая управление автомату, и начал большим медведем выбираться из кресла.
– Все в каюту, – возвестил он, пробираясь между креслами. – Праздновать будем.
Вообще-то в таком настроении, которое витало в боте, скорее уместно было о чем-нибудь скорбеть, нежели праздновать, но Декстер имел обыкновение в хорошем настроении заражать своей неуемной энергией всех окружающих. А после получения сообщения это самое хорошее настроение начало извергаться из него, как лава из вулкана.
– Элечка, солнце мое, – заполнил кабину бота густой бас Декстера. – Ты сожалеешь о платье? Забудь. Без него тебе гораздо лучше, – и, не давая ей даже вставить ничего уничижительного, рассыпал щедрым жестом: – Ты знаешь, где именно будет проходить «Ойкумена»? О нет, ты не знаешь. Это же четвертый про-слой. Планета называется Девана. Никому ничего не говорит?
Во взгляде Элечки появилась легкая задумчивость. Она остановилась. Ну, не то, чтобы совсем уж остановилась, но во всяком случае, она уже не была похожа на ледяную амазонку, готовую немедленно проткнуть сакса копьем.
Степа скосил глаза направо, на Селену. На ее лице поселилось схожее выражение в смысле: «ну, а почему собственно-то бы и нет?». Донкат с трудом удержался от смешка. Ай да Шойс, ай да Декстер. Одним движением превратил поражение в победу. И, что самое главное, ловкость рук и никакого мошенничества. Селена вынырнула из задумчивости и поймала взгляд Степы.
– Как скажешь, любимая, – нарочито чувственно повел бровями он.
– Это ты сейчас иронизировать решил? – невинно поинтересовалась Селена.
– Куда уж тут еще иронизировать, – фыркнул Донкат. – Путешествие в один из галактических центров моды. Более ироничным я еще не был.
– А я еще и календарь проверил специально, – Декстер как огромный мультяшный медведь с невинным видом начал вдруг рассматривать потолок кабины. – Там в это время три показа моды будет проходить.
Степа разве что аплодировать не начал. Шойс Декстер не зря остался в живых после двадцати с лишним лет наемничества в постоянно воюющей «Лунной Дороге». Он ничего не оставлял на волю случая. И каждое свое мероприятие он планировал, как боевую операцию. С разведданными, путями наступления, отходов, поддержкой с воздуха и подвозом боеприпасов. И, судя по всему, конкретно этот бой он тоже собирался выиграть. Хотя, почему «собирался»? Он его выиграл.
– Там будет три таких платья, – Шойс указал на жирное пятно на подоле Элечки. – Или пять. Так что, едем?
– Шойс, вот ты знаешь, за что я тебя люблю? – и ледяная маска Элечки треснула. Она просто не могла не треснуть.
– За то что я сильный и красивый, наверное, – осклабился сакс, посверкивая всем великолепием многочисленного пирсинга. – А еще умный и запасливый.
Он открыл заднюю часть салона, которая являлась небольшой каюткой, в которой обычно начинались празднования, если не было сил терпеть до дома. До этого она была закрыта – отмечать нечего было. Теперь есть. Сакс развернулся, послал воздушный поцелуй Элечке и подмигнул Селене.
– Правда, тебе тоже нравится моя идея?
Он перевел взгляд на Степу.
– Ну, тебя не спрашиваю, ты и так в восторге.
– Паразит, – Донкат, фыркнув, пропихнул Декстера в каютку. – Есть свою кулинарию сам будешь.
– Смотри, – пообещал в ответ сакс. – Еще упрашивать будешь. А я не дам…
– Да куда ты денешься, – фыркнул Степа, помогая вылезти из кресел девушкам. – Чей еще желудок способен с этим справиться?
Стоящая уже на порожке каюты Элечка демонстративно попыталась отчистить жир с подола платья и Шойс решил не развивать тему дальше.
Космос, он большой. И пустой. Чего в нем лететь-то, если все трафик-каналы четко прописаны, орбита изъезжена вдоль и поперек и с маршрутом до дома автомат справится ничуть не хуже любого пилота. Ну, медленнее, понятно, но так им и спешить-то некуда.
Огромный, пригодный хоть для пространственного десантирования в составе подразделений космоштурма декстеровский «Тарантул» неспешно плыл себе в орбитальном пространстве Изюбра, ведомый автопилотом. А в небольшой каютке, Декстер, разлив по бокалам кому что нравится (девушкам – вино, себе со Степой – пива), благодушно откинулся на подушки диванчика, вдумчиво повествуя, как он дошел до жизни повара-конкурсанта.
– У них для этого целая процедура разработана, – вещал сакс, неспешно отхлебывая их бокала «Цефей VV» (по их со Степой единодушному мнению, лучшее пиво в этой половине обитаемой галактики). – Участнику высылается комплект анализаторов, которые считывают все параметры блюда. Ну, там вес, цвет, запах даже. Да там море пунктов вплоть до температуры подачи и, естественно, самого вкуса. Потом специальная программка это все аккуратно упаковывает, систематизирует и отправляет в жюри. Ну, а дальше начинается собственно отбор.
– А они не разорятся на этих анализаторах? – Степе, как ответственному за коммерческую составляющую их совместного бизнеса, стал интересен денежный вопрос. – Это ж сколько народу-то хочет участвовать по галактике…
– Так они же не бесплатно их высылают, – Декстер отер с губ пену и потянулся за сигаретой. – Заявку оплачиваешь, тогда и получаешь. Да и сам конкурс не бесплатный. Призы денежные – только первой сотне.
– На какое-то мошенничество похоже, – чуть нахмурился Донкат.
– Ну, мошенничество тут будет, только если сам конкурс не состоится, – пожал плечами Декстер. – Но тогда это будет больше похоже на воровство. Вот только «Кулинарной Ойкумене» уже лет сто пятьдесят. И еще ни разу она не срывалась. Да и меня никто туда не тянул. Я их сам нашел, сам захотел участвовать, вот мне правила и рассказали. Хочешь – посылаешь заявку. Не хочешь – сиди дома, радуй домочадцев.
– А тебе славы захотелось? – тонко улыбнулась Элечка. Степа с Селеной тоже не удержались от усмешек: общественное признание было одним из немногих слабых мест Декстера. Хотя, и остальные слабости почти в полном составе тоже присутствовали прямо тут. Боты: свой «Тарантул» Шойс холил и лелеял. Женщины, вернее Женщина: Элечка. И друзья, на данный момент представленные Селеной и Степой.
Не хватало только последнего пункта – оружия, но в случае с Декстером никогда нельзя было быть уверенным до конца. У старого милитариста, до сих пор мучающего Донката регулярными вылазками на необитаемые астероиды в полном боевом оснащении (полностью снаряженный убээс, плазменник, импульсник и дневной комплект боеприпасов), запросто могло быть припрятана в том же «Тарантуле» пара станковых или зенитных излучателей.
– При чем тут слава? – оскорбился Декстер, как будто его в каннибализме пытались обвинить. – Просто искусство не должно лежать под спудом.
– В преклонении перед собой любимым тебя, конечно, не упрекнешь, – многозначительно почесал бровь Степа. – У тебя его и так через край.
– Но-но, – покачал толстым пальцем Декстер. – Я попрошу… А для чего я все это готовлю, как не для искусства? Поесть на этом шарике, – он ткнул рукой за борт, где неспешно плыл голубоватый Изюбр, – я всегда найду. Да так, что вкусно будет не только мне, но и всем вокруг.
Он сделал затяжку и его взгляд умчался в дали галактики, скрытые загадочными туманностями.
– Я творчества хочу, – поведал он. – Полета души. Потому что только оно придает жизни смысл.
Декстер вернулся обратно на борт «Тарантула».
– И в отношении вас – тоже. Ну, согласитесь, вам же было бы гораздо менее интересно общаться со мной, если бы не было всех моих увлечений.
– Да как тебе сказать, – Степа опередил обеих девушек, собравшихся, похоже, поахать в ответ на проникновенную речь сакса. – В половине случаев я бы с огромным удовольствием поскучал бы дома…
Он вздохнул.
– А в другой половине… Да, ты, наверное, прав. Наша жизнь не была бы такой полной, – и тут же хитро прищурился. – Ты только в будущем постарайся почетче отделять эти половины друг от друга.
Декстер в ответ на это ехидство прицелился в него взглядом.
– Нет, я чувствую, мне однозначно надо на этот конкурс ехать. Если уж наша штатная зануда говорит, что не против моего нового увлечения, то я просто обязан там победить.
– Гад, – Степа несильно пнул Шойса под столом под аккомпанемент смеха девушек.
Так они и поехали дальше. За бортом стыл в своей ледяной вечности космос, расцвеченный сверкающими кристаллами звезд, а в одной небольшой коробочке по имени «Тарантул», ползущей по его бесконечному полотну, полным ходом шло веселье. Вечер, похоже, исправился окончательно.
Да еще и впереди столько интересного ждет…
Глава 4
Дальше надо продолжать?
А всего-то и надо было, что одеть походные костюмы. И жизнь заиграла бы совсем другими красками. Шойс и вправду подготовился на «отлично». Но увы, увы. … Обманутые ожидания.
В итоге в бот все грузились в полном молчании, потому что Элечка никогда не устраивала Декстеру сцен на людях, Селена была слишком деликатна для высказывания недовольства человеку, который лез из кожи вон, чтобы им понравилось, а Степа… А Степе все и так понравилось. Но признаться в этом он не рискнул. Потом как-нибудь, попозже…
Посадочная тишина сменилась тишиной полетной. Селена украдкой оценивала повреждения, нанесенные маникюру и новым туфлям, Элечка с олимпийским спокойствием античной богини рассматривала жирные пятна на платье, Степа курил, стараясь, чтобы дым не летал сильно по салону и не мешал никому, а Декстер вел «Тарантул», подчеркнуто внимательно прислушиваясь к каждому сообщению трафик-диспетчеров. Его еще ждал дома развал на кухне (до конца они с Донкатом убраться так и не успели) и остаточный запах оставленного на рыбной ферме «гарума». А ведь был еще и сыр…
В общем, вечер «задался», что и говорить.
И вот в этой-то ситуации и раздался вызов гала-связи, показывающий, что Декстеру звонят откуда-то аж из другого слоя.
– Мистер Декстер, вам поступило сообщение из четвертого про-слоя РФМ, – мягким голосом сообщила автоматика бота. – Примете его сейчас, или сохранить на базовом ком-центре?
– Сейчас, – немедленно схватился за возможность хоть как-то разрядить обстановку несчастный сакс.
– Как вам будет угодно, – согласился автомат, и над консолью ком-центра «Тарантула» появилась небольшая трехмерная фигура представительного мужчины, одетого в белоснежные поварские одежды.
– Уважаемый господин Декстер, – начал мужчина, обращаясь почему-то к сидящей на пассажирском сиденье Элечке. Нет, понятно, что это запись, но выглядело довольно забавно. – Конкурсная комиссия Всероссийского фестиваля «Кулинарная Ойкумена» рассмотрела вашу заявку на участие в конкурсе и имеет честь сообщить вам, что ваше предложение рассмотрено, и вы приглашаетесь к участию в очередном отборочном этапе конкурса, который пройдет в Шестом про-слое Российской Федерации Миров. Детали участия вы можете узнать из сопроводительного письма. Мы будем рады видеть вас участником фестиваля. Благодарю.
Фигурка церемонно поклонилась Элечке и растаяла в воздухе.
– Заявка на участие, Шойс? – вопросительно подняла бровь Элечка прежде, чем сакс успел издать торжествующий рев, от которого несомненно полопались бы стекла в боте. Вообще-то таким тоном задают вопросы типа: «а не хочешь ли ты, милый, немедленно совершить сепукку?», но Декстера с хорошего настроения сбить было трудно. Уж если он решил, что все хорошо, держите его семеро, шестеро уже не удержат.
– Да, да, да, – Декстер сжал огромный кулачище и затряс им перед носом. – Я знал, что им понравится.
– А что именно им должно было понравиться? – подозрительно поинтересовался Степа. Судя по тому, что он видел на кухне у Декстера, неведомые члены комиссии сильно рисковали. Хотя, если судить по сообщению, вроде, пронесло.
От Степиного тона даже Элечка перестала хмуриться.
– О-о, – поднял палец сакс. – Это было что-то.
– И когда-то, – уточнила Элечка. – Причем мне ты об этом не сказал.
– Сглазить боялся, – признался Декстер, сделав большие глаза. – Но теперь-то можно.
Он перебросил на панели несколько тумблеров, вбивая маршрут и передавая управление автомату, и начал большим медведем выбираться из кресла.
– Все в каюту, – возвестил он, пробираясь между креслами. – Праздновать будем.
Вообще-то в таком настроении, которое витало в боте, скорее уместно было о чем-нибудь скорбеть, нежели праздновать, но Декстер имел обыкновение в хорошем настроении заражать своей неуемной энергией всех окружающих. А после получения сообщения это самое хорошее настроение начало извергаться из него, как лава из вулкана.
– Элечка, солнце мое, – заполнил кабину бота густой бас Декстера. – Ты сожалеешь о платье? Забудь. Без него тебе гораздо лучше, – и, не давая ей даже вставить ничего уничижительного, рассыпал щедрым жестом: – Ты знаешь, где именно будет проходить «Ойкумена»? О нет, ты не знаешь. Это же четвертый про-слой. Планета называется Девана. Никому ничего не говорит?
Во взгляде Элечки появилась легкая задумчивость. Она остановилась. Ну, не то, чтобы совсем уж остановилась, но во всяком случае, она уже не была похожа на ледяную амазонку, готовую немедленно проткнуть сакса копьем.
Степа скосил глаза направо, на Селену. На ее лице поселилось схожее выражение в смысле: «ну, а почему собственно-то бы и нет?». Донкат с трудом удержался от смешка. Ай да Шойс, ай да Декстер. Одним движением превратил поражение в победу. И, что самое главное, ловкость рук и никакого мошенничества. Селена вынырнула из задумчивости и поймала взгляд Степы.
– Как скажешь, любимая, – нарочито чувственно повел бровями он.
– Это ты сейчас иронизировать решил? – невинно поинтересовалась Селена.
– Куда уж тут еще иронизировать, – фыркнул Донкат. – Путешествие в один из галактических центров моды. Более ироничным я еще не был.
– А я еще и календарь проверил специально, – Декстер как огромный мультяшный медведь с невинным видом начал вдруг рассматривать потолок кабины. – Там в это время три показа моды будет проходить.
Степа разве что аплодировать не начал. Шойс Декстер не зря остался в живых после двадцати с лишним лет наемничества в постоянно воюющей «Лунной Дороге». Он ничего не оставлял на волю случая. И каждое свое мероприятие он планировал, как боевую операцию. С разведданными, путями наступления, отходов, поддержкой с воздуха и подвозом боеприпасов. И, судя по всему, конкретно этот бой он тоже собирался выиграть. Хотя, почему «собирался»? Он его выиграл.
– Там будет три таких платья, – Шойс указал на жирное пятно на подоле Элечки. – Или пять. Так что, едем?
– Шойс, вот ты знаешь, за что я тебя люблю? – и ледяная маска Элечки треснула. Она просто не могла не треснуть.
– За то что я сильный и красивый, наверное, – осклабился сакс, посверкивая всем великолепием многочисленного пирсинга. – А еще умный и запасливый.
Он открыл заднюю часть салона, которая являлась небольшой каюткой, в которой обычно начинались празднования, если не было сил терпеть до дома. До этого она была закрыта – отмечать нечего было. Теперь есть. Сакс развернулся, послал воздушный поцелуй Элечке и подмигнул Селене.
– Правда, тебе тоже нравится моя идея?
Он перевел взгляд на Степу.
– Ну, тебя не спрашиваю, ты и так в восторге.
– Паразит, – Донкат, фыркнув, пропихнул Декстера в каютку. – Есть свою кулинарию сам будешь.
– Смотри, – пообещал в ответ сакс. – Еще упрашивать будешь. А я не дам…
– Да куда ты денешься, – фыркнул Степа, помогая вылезти из кресел девушкам. – Чей еще желудок способен с этим справиться?
Стоящая уже на порожке каюты Элечка демонстративно попыталась отчистить жир с подола платья и Шойс решил не развивать тему дальше.
Космос, он большой. И пустой. Чего в нем лететь-то, если все трафик-каналы четко прописаны, орбита изъезжена вдоль и поперек и с маршрутом до дома автомат справится ничуть не хуже любого пилота. Ну, медленнее, понятно, но так им и спешить-то некуда.
Огромный, пригодный хоть для пространственного десантирования в составе подразделений космоштурма декстеровский «Тарантул» неспешно плыл себе в орбитальном пространстве Изюбра, ведомый автопилотом. А в небольшой каютке, Декстер, разлив по бокалам кому что нравится (девушкам – вино, себе со Степой – пива), благодушно откинулся на подушки диванчика, вдумчиво повествуя, как он дошел до жизни повара-конкурсанта.
– У них для этого целая процедура разработана, – вещал сакс, неспешно отхлебывая их бокала «Цефей VV» (по их со Степой единодушному мнению, лучшее пиво в этой половине обитаемой галактики). – Участнику высылается комплект анализаторов, которые считывают все параметры блюда. Ну, там вес, цвет, запах даже. Да там море пунктов вплоть до температуры подачи и, естественно, самого вкуса. Потом специальная программка это все аккуратно упаковывает, систематизирует и отправляет в жюри. Ну, а дальше начинается собственно отбор.
– А они не разорятся на этих анализаторах? – Степе, как ответственному за коммерческую составляющую их совместного бизнеса, стал интересен денежный вопрос. – Это ж сколько народу-то хочет участвовать по галактике…
– Так они же не бесплатно их высылают, – Декстер отер с губ пену и потянулся за сигаретой. – Заявку оплачиваешь, тогда и получаешь. Да и сам конкурс не бесплатный. Призы денежные – только первой сотне.
– На какое-то мошенничество похоже, – чуть нахмурился Донкат.
– Ну, мошенничество тут будет, только если сам конкурс не состоится, – пожал плечами Декстер. – Но тогда это будет больше похоже на воровство. Вот только «Кулинарной Ойкумене» уже лет сто пятьдесят. И еще ни разу она не срывалась. Да и меня никто туда не тянул. Я их сам нашел, сам захотел участвовать, вот мне правила и рассказали. Хочешь – посылаешь заявку. Не хочешь – сиди дома, радуй домочадцев.
– А тебе славы захотелось? – тонко улыбнулась Элечка. Степа с Селеной тоже не удержались от усмешек: общественное признание было одним из немногих слабых мест Декстера. Хотя, и остальные слабости почти в полном составе тоже присутствовали прямо тут. Боты: свой «Тарантул» Шойс холил и лелеял. Женщины, вернее Женщина: Элечка. И друзья, на данный момент представленные Селеной и Степой.
Не хватало только последнего пункта – оружия, но в случае с Декстером никогда нельзя было быть уверенным до конца. У старого милитариста, до сих пор мучающего Донката регулярными вылазками на необитаемые астероиды в полном боевом оснащении (полностью снаряженный убээс, плазменник, импульсник и дневной комплект боеприпасов), запросто могло быть припрятана в том же «Тарантуле» пара станковых или зенитных излучателей.
– При чем тут слава? – оскорбился Декстер, как будто его в каннибализме пытались обвинить. – Просто искусство не должно лежать под спудом.
– В преклонении перед собой любимым тебя, конечно, не упрекнешь, – многозначительно почесал бровь Степа. – У тебя его и так через край.
– Но-но, – покачал толстым пальцем Декстер. – Я попрошу… А для чего я все это готовлю, как не для искусства? Поесть на этом шарике, – он ткнул рукой за борт, где неспешно плыл голубоватый Изюбр, – я всегда найду. Да так, что вкусно будет не только мне, но и всем вокруг.
Он сделал затяжку и его взгляд умчался в дали галактики, скрытые загадочными туманностями.
– Я творчества хочу, – поведал он. – Полета души. Потому что только оно придает жизни смысл.
Декстер вернулся обратно на борт «Тарантула».
– И в отношении вас – тоже. Ну, согласитесь, вам же было бы гораздо менее интересно общаться со мной, если бы не было всех моих увлечений.
– Да как тебе сказать, – Степа опередил обеих девушек, собравшихся, похоже, поахать в ответ на проникновенную речь сакса. – В половине случаев я бы с огромным удовольствием поскучал бы дома…
Он вздохнул.
– А в другой половине… Да, ты, наверное, прав. Наша жизнь не была бы такой полной, – и тут же хитро прищурился. – Ты только в будущем постарайся почетче отделять эти половины друг от друга.
Декстер в ответ на это ехидство прицелился в него взглядом.
– Нет, я чувствую, мне однозначно надо на этот конкурс ехать. Если уж наша штатная зануда говорит, что не против моего нового увлечения, то я просто обязан там победить.
– Гад, – Степа несильно пнул Шойса под столом под аккомпанемент смеха девушек.
Так они и поехали дальше. За бортом стыл в своей ледяной вечности космос, расцвеченный сверкающими кристаллами звезд, а в одной небольшой коробочке по имени «Тарантул», ползущей по его бесконечному полотну, полным ходом шло веселье. Вечер, похоже, исправился окончательно.
Да еще и впереди столько интересного ждет…
Глава 4
– Это они, они во всем виноваты!!! – плотный мужчина с хорошо поставленным голосом бросал фразы в собравшуюся толпу, как камни в озеро.
И точно так же, как и от брошенных камней, от этих злых фраз по толпе начинали расходиться круги. Поначалу это был просто легкий шелест. Говорок. Повторение. Обсуждение. Но постепенно этот говорок начинал перерастать во все более и более громкий гул. Люди поворачивались друг к другу, что-то друг другу доказывали, объясняли. С чем-то соглашались, с чем-то нет. Как водится, у заявленных тезисов тут же нашлись как ярые сторонники, так и противники. И вот в некоторых местах обсуждение уже начало переходит в яростный спор. Кто-то кого-то взял за грудки. Кто-то кого-то толкнул. То тут, то там начали вспыхивать потасовки, грозящие перейти в массовые драки. Милицейские наряды в матовой городской полуброне прорезали толпу достаточно легко, добираясь до ближайших стычек, но их становилось все больше и больше, тем более, что в самый центр толпы патрули не шли. Это и опасно и бесполезно: с каждым разом люди все менее охотно расступались перед патрульными, все больше проявляя сочувствие к спорящим и все меньше помогая милиции. У каждого была своя точка зрения на лозунги, бросаемые с трибуны плотным мужчиной, и милиция, не принимающая ни одну из сторон в разгорающемся с каждой минутой споре, вызывала все большее раздражение.
И вот уже кто-то хлопнул по спине проходящего мимо патрульного. Тот отмахнулся, и бузотер схватился за плечо. Толпа ответила недовольным гулом. Вот еще один отчаянный со всей силы врезал сзади по шлему озирающемуся патрульному …, и спрятался за спинами соседей. Патрульный резко развернулся, встретился глазами с кем-то ухмыляющимся (как же, наваляли этому индюку) и, недолго думая, двинул по нему бронированным кулаком. Несильно, просто чтобы показать, что не надо стучать по голове милицию при исполнении…
Ответом ему была безудержная ярость. Как так?! Невиновного?! Кулаком?! Ах ты гад!!!
– Они нас всех тут так, броней по лицу, – вдруг раздался чей-то тонкий голос. – Бей его!
И патрульный скрылся под валом тел. Психология толпы – штука страшная и не всегда предсказуемая.
Понятно, что опыта у милиции в разгоне стихийных волнений не было. Ну когда, скажите, такое было на спокойном Пепле? Но коллеги все же отстояли патрульного, вырвав его из-под груды тел: городская броня защищает достаточно неплохо. Вырвали, вытащили из толпы и замерли на краю все больше и больше распаляющегося людского мора, пока не рискующего в открытую броситься на бронированный строй. Тонкая серая цепочка, огораживающая закипающий котел.
– Слышь, Сашка, – позвал стоящего рядом с ним плечом к плечу коллегу один из патрульных, зажав рукой микрофон шлема. – Мало нас. Если разом бросятся, не удержим.
– И что предлагаешь? – так же, прикрыв микрофон, отозвался Сашка. – Больше-то не будет. И так все здесь, только дежурных оставили. Уходить нельзя никак. Только уйдем, тут такое начнется… А потом по всему городу… Ты посмотри, они все как с ума посходили. Кто ж знал, что такое начнется? Что это с ними?
А над головами волнующихся летели и летели лозунги, все больше распаляющие собравшихся на площади людей. И по мере усиления гула на площади, эти лозунги становились все более и более странными и необоснованными. Но их, похоже, уже никто не слушал. Важна была лишь тональность…
– Это при попустительстве федеральных сил начались эксперименты с Белым Местом! Это из-за них у нас гибнут лучшие люди! Сколько руководителей нашей планеты покончило уже жизнь самоубийством?! Сколько техногенных катастроф произошло?!
По толпе пошла очередная порция волн. Ситуация и вправду становилась все серьезнее. Один за другим кончали жизнь самоубийством руководители планеты самого разного уровня. Про рядовых граждан даже новостные каналы уже перестали упоминать. Тут счет шел на сотни. А еще каждый день происходили все новые и новые катастрофы на узлах связи, энергетических подстанциях, военных и милицейских базах, продовольственных складах. То главный инженер центральной принимающей станции одного из городов запрется в пункте управления и снимет аварийную защиту со всех блоков. То кто-то из офицеров прорвется на склад боеприпасов и, перестреляв караул, взорвет себя посреди стеллажей с боеприпасами. Причем до этого никто и предположить не мог, что эти люди хоть как-то недовольны своей жизнью. Да и руководители Пепла тоже не умирали просто так. Перед смертью каждый их них обязательно отдавал ряд странных, а иногда даже страшных приказов, которые еще больше усиливали неразбериху, постепенно охватывающую весь Пепел.
Мир, казалось, сошел с ума. Люди не знали, что делать, куда бежать. Каждую минуту этот ужас мог произойти с тобой и твоими близкими. Это сводило с ума.
И вот на этом фоне и начали появляться странные личности, которые брали слово на стихийно возникающих митингах. Они появлялись в разное время, в разных местах. Между собой их не связывало ничто. Мало того, они не брались из воздуха – каждый их них был до этого обыкновенным, зачастую даже уважаемым человеком. Профессоры, учителя, инженеры, чиновники.
Но при всей внешней несхожести их неизменно роднило одно: они все до пены у рта ненавидели федеральное правительство. Призывали не подчиняться ему, жить своим умом, своей жизнью. Какой конкретно, правда, не говорили, но для митингов это и не надо. Тут редко кто задумывается о жизненных процессах целиком. Толпа мыслит простыми категориями. Вперед – назад, влево – вправо, бей – хвали, долой – да здравствует.
Сейчас на площади происходило схожее действо. Представительный мужчина уже дошел, похоже, до стадии истерики. Его голос повышался, повышался и теперь уже больше походил на лай. Но, самое страшное, что вместе с его истерикой, повышался градус настроения толпы. Стоящие в оцеплении милиционеры заволновались. На планете в последние дни уже не первый раз отмечались вспышки насилия, происходившие после подобных митингов. А помощи ждать неоткуда – у коллег из соседних районов и городов те же самые проблемы. Им тоже не выделить ни человека в помощь. Надежда оставалась только одна – как раз на всеми проклинаемый федеральный центр. Один-два полностью укомплектованных поверхностными подразделениями штурм-флота наведут тут порядок за неделю, опыт есть. Но, как ни странно, помощи не было. Штурм-флот сектора, примчавшийся на помощь при первых же сигналах о происходящих волнениях, продолжал все так же висеть на орбите, как будто сознательно давая разгореться пламени серьезных беспорядков. Что происходит?
А выступающий тем временем дошел до высшей точки кипения. Его ненависть била уже через край.
– Это они! Они!!! Они позволяли убивать наших детей!!! Это им плевать, как мы тут живем! Им наплевать на все, лишь бы было все в порядке на их Земле! Но мы не подчинимся! Мы не будем исполнять их волю…
Милиционер опять посмотрел на коллегу.
– Сашка, что это с ним? Я же его знаю. Он же всю жизнь в нашем универе преподавал. Нормальный был дядька. Чего он несет, какие дети? Что нам федералы сделали?
– Не о том думаешь, – процедил Сашка, внимательно и цепко осматривая толпу перед собой и все чаще ловя на себе взгляды, полные ненависти. – Думай о том, как бы их оттеснить. Они, похоже, сейчас на нас бросятся.
Оцепление, видя нарастающую агрессию, подобралось, приготовилось. В том, что сейчас начнется что-то нехорошее, не сомневался уже никто. Площадь, цепочка милиционеров, да и весь остальной город замерли в ожидании бури. Ждали только какого-то сигнала. И только на трибуне все еще бесновался представительный мужчина.
Но, несмотря на грядущую бурю, на площади были и те, кто не принадлежал ни к одной из сторон. За углом одного из домов собрались в кружок пятеро мужчин, облаченные в уже принявшие цвет окружающих зданий «полевики». В центре кружка стоял шестой: плечистый, гладко выбритый мужчина с короткой стрижкой, только что опустивший забрало шлема и включивший все системы полевой брони. Коротким взглядом проверив уровень зарядки батарей импульсника, он выставил силу разряда на минимум, снял предохранитель и вытащил короткую, чуть изогнутую трубу из креплений на бедре. Остальные пятеро повторили его движения.
– Что дальше, Матвей? – подал голос один из пятерки.
– Дальше? – Матвей оглядел стоящих вокруг. – Дальше ждем, пока все закончится, он отойдет от толпы, и действуем, как было установлено. Задача – взять его живым. Еще раз повторяю, только живым. Турухтан говорил, что как только человек умирает, Таиксана переходит на другого. Причем в этот момент он умеет выбирать того кто ему нужен. То есть, если он поймет, что мы пришли за ним, то перепрыгнет на кого-нибудь невзрачного и будет сидеть тихо-тихо, пока мы не отвалим. Так что все помните конечную цель: взять живым и живым довезти до Белого Места. И вот там, когда его будут окружать только те, у кого есть иммунитет, тогда и можно будет его отправить обратно. Не раньше. Все понятно?
Пятерка закивала шлемами.
– И, кстати, – вспомнил Матвей. – Все нашей таиксаны съели, сколько нужно?
Еще пять кивков.
– Опять напоминаю, – Матвей серьезно прошелся взглядом по напряженным лицам. – Это теперь наше главное оружие. Десятки лет все подшучивали над «старообрядцами» и нашим «салатом», который мы из нашей прихоти готовим …
Он скривился, показывая свое отношение к подобным шутникам.
– … а это не салат, хоть все и считают его нашей блажью. Это противоядие против него, – Матвей мотнул головой в сторону заходящегося криком на трибуне мужчины. – В честь него и названное. И мы не придурки, которые в приметы заигрались, мы хранители. И одежда у нас изготавливается из тех материалов, которые дают дополнительную защиту. Теперь понятно?
Пятеро мужчин смотрели на него, не отрываясь. Все, что он говорил, им было известно и так. Но сейчас, возле площади, на которой одна за другой исполняются давние пророчества и предсказания, вся эта информация наполнялась новым, жутковатым в своей реалистичности смыслом. Матвей тем временем, убедившись, что его слушают внимательно, продолжил.
– И пока концентрация противоядия достаточная, ни один из нас под действие чужой Таиксаны не попадет. Шлемы открыли, руки мне показали.
Бойцы безропотно выполнили приказание, открыв забрала шлемов и сняв по одной перчатке. Матвей внимательно просмотрел белки глаз и ногти на руках у каждого.
– Все в порядке, – удовлетворился он. – Но помните. Прием антидота каждый час. Потеряли, или закончился – тут же выходите из операции, пусть даже бой вокруг, иначе может быть хуже. Вышли – и сразу на базу. Там тоже домой не пустят, пока не примете антидот – на входе дадут. И смотрите друг за другом. Белки глаз и ногти должны иметь зеленоватый оттенок. Внимательно друг на друга посмотрите и запомните. Как только цвет уходит – тут же следующая порция.
Он замолчал.
– У меня все. Вопросы?
– А ты? – несмело поинтересовался вдруг один из бойцов. – Ты почему не ешь?
Все тут же посмотрели на абсолютно чистые белки глаз Матвея, в которых не было и намека на салатовую зелень, которую придает нужная концентрация антидота, приготовленного в точном соответствии со старым рецептом, передаваемым еще от дедов и прадедов.
– А меня ни наша, ни чужая таиксана не берет, – нехорошо ухмыльнулся Матвей. – Боится. У меня своих тараканов хватает.
– Повезло, – позавидовал кто-то.
– Как сказать, – пожал плечами Матвей и отвернулся, выглядывая из-за угла на площадь, где раздался какой-то особенно сильный вопль. – Все, разговоры закончили. Начинаем ждать, пока он выйдет. Без команды даже двинуться не смейте. Все, начали.
Но дождаться им было не суждено…
– Мы не будем подчиняться ничьим приказам! – голос выступающего на трибуне человека уже начал переходить в ультразвук. – Потому что мы ненавидим их! и будем уничтожать, как бешеных собак!
Градус разогрева толпы был уже таким, что ей было уже все равно, что говорят с трибуны. Толпа ждала приказа. И он, похоже, не собирался заставлять себя долго ждать.
– И мы… мы… мы…, – мужчина набрал в грудь воздуха для последней команды, вытянул вперед руку, указывающую на редкую цепочку милицейского оцепления и…
Выпущенная из соседнего с площадью здания ярко-голубая игла импульсного разряда, отчетливо видимая в неподвижном воздухе, в мгновение ока миновала площадь и с характерным треском впилась в грудь мужчины, разрывая грудную клетку.
Не выдержали нервы у милицейского снайпера, понявшего, что толпа сейчас начнет убивать его коллег? Или сорвался какой-то идеологический противник, не менее взвинченный, чем те, кто стоял на площади? А, может, это был просто обыкновенный человек, доведенный до отчаяния творившимся вокруг и не видящий другого способа прекратить это безумие? Вряд ли это имело значение.
И точно так же, как и от брошенных камней, от этих злых фраз по толпе начинали расходиться круги. Поначалу это был просто легкий шелест. Говорок. Повторение. Обсуждение. Но постепенно этот говорок начинал перерастать во все более и более громкий гул. Люди поворачивались друг к другу, что-то друг другу доказывали, объясняли. С чем-то соглашались, с чем-то нет. Как водится, у заявленных тезисов тут же нашлись как ярые сторонники, так и противники. И вот в некоторых местах обсуждение уже начало переходит в яростный спор. Кто-то кого-то взял за грудки. Кто-то кого-то толкнул. То тут, то там начали вспыхивать потасовки, грозящие перейти в массовые драки. Милицейские наряды в матовой городской полуброне прорезали толпу достаточно легко, добираясь до ближайших стычек, но их становилось все больше и больше, тем более, что в самый центр толпы патрули не шли. Это и опасно и бесполезно: с каждым разом люди все менее охотно расступались перед патрульными, все больше проявляя сочувствие к спорящим и все меньше помогая милиции. У каждого была своя точка зрения на лозунги, бросаемые с трибуны плотным мужчиной, и милиция, не принимающая ни одну из сторон в разгорающемся с каждой минутой споре, вызывала все большее раздражение.
И вот уже кто-то хлопнул по спине проходящего мимо патрульного. Тот отмахнулся, и бузотер схватился за плечо. Толпа ответила недовольным гулом. Вот еще один отчаянный со всей силы врезал сзади по шлему озирающемуся патрульному …, и спрятался за спинами соседей. Патрульный резко развернулся, встретился глазами с кем-то ухмыляющимся (как же, наваляли этому индюку) и, недолго думая, двинул по нему бронированным кулаком. Несильно, просто чтобы показать, что не надо стучать по голове милицию при исполнении…
Ответом ему была безудержная ярость. Как так?! Невиновного?! Кулаком?! Ах ты гад!!!
– Они нас всех тут так, броней по лицу, – вдруг раздался чей-то тонкий голос. – Бей его!
И патрульный скрылся под валом тел. Психология толпы – штука страшная и не всегда предсказуемая.
Понятно, что опыта у милиции в разгоне стихийных волнений не было. Ну когда, скажите, такое было на спокойном Пепле? Но коллеги все же отстояли патрульного, вырвав его из-под груды тел: городская броня защищает достаточно неплохо. Вырвали, вытащили из толпы и замерли на краю все больше и больше распаляющегося людского мора, пока не рискующего в открытую броситься на бронированный строй. Тонкая серая цепочка, огораживающая закипающий котел.
– Слышь, Сашка, – позвал стоящего рядом с ним плечом к плечу коллегу один из патрульных, зажав рукой микрофон шлема. – Мало нас. Если разом бросятся, не удержим.
– И что предлагаешь? – так же, прикрыв микрофон, отозвался Сашка. – Больше-то не будет. И так все здесь, только дежурных оставили. Уходить нельзя никак. Только уйдем, тут такое начнется… А потом по всему городу… Ты посмотри, они все как с ума посходили. Кто ж знал, что такое начнется? Что это с ними?
А над головами волнующихся летели и летели лозунги, все больше распаляющие собравшихся на площади людей. И по мере усиления гула на площади, эти лозунги становились все более и более странными и необоснованными. Но их, похоже, уже никто не слушал. Важна была лишь тональность…
– Это при попустительстве федеральных сил начались эксперименты с Белым Местом! Это из-за них у нас гибнут лучшие люди! Сколько руководителей нашей планеты покончило уже жизнь самоубийством?! Сколько техногенных катастроф произошло?!
По толпе пошла очередная порция волн. Ситуация и вправду становилась все серьезнее. Один за другим кончали жизнь самоубийством руководители планеты самого разного уровня. Про рядовых граждан даже новостные каналы уже перестали упоминать. Тут счет шел на сотни. А еще каждый день происходили все новые и новые катастрофы на узлах связи, энергетических подстанциях, военных и милицейских базах, продовольственных складах. То главный инженер центральной принимающей станции одного из городов запрется в пункте управления и снимет аварийную защиту со всех блоков. То кто-то из офицеров прорвется на склад боеприпасов и, перестреляв караул, взорвет себя посреди стеллажей с боеприпасами. Причем до этого никто и предположить не мог, что эти люди хоть как-то недовольны своей жизнью. Да и руководители Пепла тоже не умирали просто так. Перед смертью каждый их них обязательно отдавал ряд странных, а иногда даже страшных приказов, которые еще больше усиливали неразбериху, постепенно охватывающую весь Пепел.
Мир, казалось, сошел с ума. Люди не знали, что делать, куда бежать. Каждую минуту этот ужас мог произойти с тобой и твоими близкими. Это сводило с ума.
И вот на этом фоне и начали появляться странные личности, которые брали слово на стихийно возникающих митингах. Они появлялись в разное время, в разных местах. Между собой их не связывало ничто. Мало того, они не брались из воздуха – каждый их них был до этого обыкновенным, зачастую даже уважаемым человеком. Профессоры, учителя, инженеры, чиновники.
Но при всей внешней несхожести их неизменно роднило одно: они все до пены у рта ненавидели федеральное правительство. Призывали не подчиняться ему, жить своим умом, своей жизнью. Какой конкретно, правда, не говорили, но для митингов это и не надо. Тут редко кто задумывается о жизненных процессах целиком. Толпа мыслит простыми категориями. Вперед – назад, влево – вправо, бей – хвали, долой – да здравствует.
Сейчас на площади происходило схожее действо. Представительный мужчина уже дошел, похоже, до стадии истерики. Его голос повышался, повышался и теперь уже больше походил на лай. Но, самое страшное, что вместе с его истерикой, повышался градус настроения толпы. Стоящие в оцеплении милиционеры заволновались. На планете в последние дни уже не первый раз отмечались вспышки насилия, происходившие после подобных митингов. А помощи ждать неоткуда – у коллег из соседних районов и городов те же самые проблемы. Им тоже не выделить ни человека в помощь. Надежда оставалась только одна – как раз на всеми проклинаемый федеральный центр. Один-два полностью укомплектованных поверхностными подразделениями штурм-флота наведут тут порядок за неделю, опыт есть. Но, как ни странно, помощи не было. Штурм-флот сектора, примчавшийся на помощь при первых же сигналах о происходящих волнениях, продолжал все так же висеть на орбите, как будто сознательно давая разгореться пламени серьезных беспорядков. Что происходит?
А выступающий тем временем дошел до высшей точки кипения. Его ненависть била уже через край.
– Это они! Они!!! Они позволяли убивать наших детей!!! Это им плевать, как мы тут живем! Им наплевать на все, лишь бы было все в порядке на их Земле! Но мы не подчинимся! Мы не будем исполнять их волю…
Милиционер опять посмотрел на коллегу.
– Сашка, что это с ним? Я же его знаю. Он же всю жизнь в нашем универе преподавал. Нормальный был дядька. Чего он несет, какие дети? Что нам федералы сделали?
– Не о том думаешь, – процедил Сашка, внимательно и цепко осматривая толпу перед собой и все чаще ловя на себе взгляды, полные ненависти. – Думай о том, как бы их оттеснить. Они, похоже, сейчас на нас бросятся.
Оцепление, видя нарастающую агрессию, подобралось, приготовилось. В том, что сейчас начнется что-то нехорошее, не сомневался уже никто. Площадь, цепочка милиционеров, да и весь остальной город замерли в ожидании бури. Ждали только какого-то сигнала. И только на трибуне все еще бесновался представительный мужчина.
Но, несмотря на грядущую бурю, на площади были и те, кто не принадлежал ни к одной из сторон. За углом одного из домов собрались в кружок пятеро мужчин, облаченные в уже принявшие цвет окружающих зданий «полевики». В центре кружка стоял шестой: плечистый, гладко выбритый мужчина с короткой стрижкой, только что опустивший забрало шлема и включивший все системы полевой брони. Коротким взглядом проверив уровень зарядки батарей импульсника, он выставил силу разряда на минимум, снял предохранитель и вытащил короткую, чуть изогнутую трубу из креплений на бедре. Остальные пятеро повторили его движения.
– Что дальше, Матвей? – подал голос один из пятерки.
– Дальше? – Матвей оглядел стоящих вокруг. – Дальше ждем, пока все закончится, он отойдет от толпы, и действуем, как было установлено. Задача – взять его живым. Еще раз повторяю, только живым. Турухтан говорил, что как только человек умирает, Таиксана переходит на другого. Причем в этот момент он умеет выбирать того кто ему нужен. То есть, если он поймет, что мы пришли за ним, то перепрыгнет на кого-нибудь невзрачного и будет сидеть тихо-тихо, пока мы не отвалим. Так что все помните конечную цель: взять живым и живым довезти до Белого Места. И вот там, когда его будут окружать только те, у кого есть иммунитет, тогда и можно будет его отправить обратно. Не раньше. Все понятно?
Пятерка закивала шлемами.
– И, кстати, – вспомнил Матвей. – Все нашей таиксаны съели, сколько нужно?
Еще пять кивков.
– Опять напоминаю, – Матвей серьезно прошелся взглядом по напряженным лицам. – Это теперь наше главное оружие. Десятки лет все подшучивали над «старообрядцами» и нашим «салатом», который мы из нашей прихоти готовим …
Он скривился, показывая свое отношение к подобным шутникам.
– … а это не салат, хоть все и считают его нашей блажью. Это противоядие против него, – Матвей мотнул головой в сторону заходящегося криком на трибуне мужчины. – В честь него и названное. И мы не придурки, которые в приметы заигрались, мы хранители. И одежда у нас изготавливается из тех материалов, которые дают дополнительную защиту. Теперь понятно?
Пятеро мужчин смотрели на него, не отрываясь. Все, что он говорил, им было известно и так. Но сейчас, возле площади, на которой одна за другой исполняются давние пророчества и предсказания, вся эта информация наполнялась новым, жутковатым в своей реалистичности смыслом. Матвей тем временем, убедившись, что его слушают внимательно, продолжил.
– И пока концентрация противоядия достаточная, ни один из нас под действие чужой Таиксаны не попадет. Шлемы открыли, руки мне показали.
Бойцы безропотно выполнили приказание, открыв забрала шлемов и сняв по одной перчатке. Матвей внимательно просмотрел белки глаз и ногти на руках у каждого.
– Все в порядке, – удовлетворился он. – Но помните. Прием антидота каждый час. Потеряли, или закончился – тут же выходите из операции, пусть даже бой вокруг, иначе может быть хуже. Вышли – и сразу на базу. Там тоже домой не пустят, пока не примете антидот – на входе дадут. И смотрите друг за другом. Белки глаз и ногти должны иметь зеленоватый оттенок. Внимательно друг на друга посмотрите и запомните. Как только цвет уходит – тут же следующая порция.
Он замолчал.
– У меня все. Вопросы?
– А ты? – несмело поинтересовался вдруг один из бойцов. – Ты почему не ешь?
Все тут же посмотрели на абсолютно чистые белки глаз Матвея, в которых не было и намека на салатовую зелень, которую придает нужная концентрация антидота, приготовленного в точном соответствии со старым рецептом, передаваемым еще от дедов и прадедов.
– А меня ни наша, ни чужая таиксана не берет, – нехорошо ухмыльнулся Матвей. – Боится. У меня своих тараканов хватает.
– Повезло, – позавидовал кто-то.
– Как сказать, – пожал плечами Матвей и отвернулся, выглядывая из-за угла на площадь, где раздался какой-то особенно сильный вопль. – Все, разговоры закончили. Начинаем ждать, пока он выйдет. Без команды даже двинуться не смейте. Все, начали.
Но дождаться им было не суждено…
– Мы не будем подчиняться ничьим приказам! – голос выступающего на трибуне человека уже начал переходить в ультразвук. – Потому что мы ненавидим их! и будем уничтожать, как бешеных собак!
Градус разогрева толпы был уже таким, что ей было уже все равно, что говорят с трибуны. Толпа ждала приказа. И он, похоже, не собирался заставлять себя долго ждать.
– И мы… мы… мы…, – мужчина набрал в грудь воздуха для последней команды, вытянул вперед руку, указывающую на редкую цепочку милицейского оцепления и…
Выпущенная из соседнего с площадью здания ярко-голубая игла импульсного разряда, отчетливо видимая в неподвижном воздухе, в мгновение ока миновала площадь и с характерным треском впилась в грудь мужчины, разрывая грудную клетку.
Не выдержали нервы у милицейского снайпера, понявшего, что толпа сейчас начнет убивать его коллег? Или сорвался какой-то идеологический противник, не менее взвинченный, чем те, кто стоял на площади? А, может, это был просто обыкновенный человек, доведенный до отчаяния творившимся вокруг и не видящий другого способа прекратить это безумие? Вряд ли это имело значение.