— Надеюсь, — ответил Лукус. — Так же, как и на сытный обед.
   — А ты думаешь, старый Бал подошел бы к тебе просто так? — усмехнулся трактирщик и обернулся в сторону кухни. — Велга! Ну-ка неси сюда угощение для травника и его друзей! Белужский суп! Орехи с соусом! Мелс! Пиво! Все, как любит уважаемый белу. Ну а уж для твоих спутников, не обессудь, я приготовил нечто посущественней. Надеюсь, что от копченых ребрышек дикой свиньи они не откажутся?
   — Где ты берешь мясо? — поинтересовался Лукус. — Или проблемы, которые преследуют охотников и крестьян на равнине, тебя не касаются?
   — Касаются, — погрустнел Бал. — Цены на продукты растут, но старый Бал знает свое дело, обо всем заботится заранее. Многие уже с месяц назад начали поговаривать о трудных временах. Как раз когда к нашему бургомистру прибыл Индаинский Князь. Он гостил здесь две недели. Уж не знаю, что он хотел, но вряд ли получил то, на что рассчитывал. Я ходил смотреть, как его кортеж скатывается со Стены. Лицо у него было довольно злым. Вот тогда я скупил всех диких свиней, что были на рынке. Они теперь похрюкивают у меня в сарайчике и ждут своего времени.
   — Война? — спросил Лукус.
   — В том то и дело, что никакой войны вроде как и нет, — растопырил пальцы Бал. — Только дома крестьян горят, люди гибнут, и вот уже все окрестные жители съехались под защиту стен. Здесь, конечно, нас не достанут, но что будем делать, когда беженцы проедят свои запасы, даже и не хочется думать.
   — Хозяин! — донеслось со стороны стойки.
   — Иду! — бросил в ответ Бал, и, обернувшись к столу, расплылся в улыбке. — Однако у нас крепкие стены, чего нам бояться? В башнях магистрата, говорят, Оган хранит запасы зерна, которых хватит на год беспрерывной осады! А вот и Велга!
 
24.
   Когда Дан есть уже больше не мог, даже вовсе развязав пояс, он откинулся на скамье, оперся о стену, занавешенную затейливым ковром, и стал разглядывать посетителей трактира. Желающих перекусить все прибывало, видимо, наступало обеденное время, и вокруг стойки жители Эйд-Мера стояли плотным строем. Трактирщик, совершая плавные неторопливые движения, успевал обслужить всех, кто хотел отведать местной стряпни.
   — У него неплохо идут дела, — сказал Дан себе под нос.
   Мальчишке нужно было чем-то занять себя, чтобы картина пылающего дома Трука, наполненного трупами, не вставала перед глазами. Заговорить с Сашем он не решался. Лукус же быстро поел и ушел к аптекарю, который якобы не любил, когда к нему являлись целой толпой, то есть более одного элбана за один раз.
   — У Трука никогда не было столько едоков. Поэтому он еще и торговал, и скупал шкуры.
   — Ты умеешь читать, Дан? — спросил Саш.
   — Да.
   — Тогда скажи, что написано на вывеске над трактиром?
   — Там написано на языке ари «Веселый Мал», но буква "М" и "Б" очень похожи, так что можно прочитать и «Веселый Бал», — улыбнулся Дан.
   — Но нарисован все-таки мал? — уточнил Саш.
   — Да, — согласился Дан и тут же снова улыбнулся. — Но разве хозяин сам не похож на огромного мала?
   — Пожалуй, — кивнул Саш. — Особенно если внезапно подпрыгнет до потолка и хрюкнет. Дан, расскажи мне о равнине Уйкеас. Что находится к югу от Эйд-Мера и что там к северу за горами?
   Дан внимательно посмотрел на Саша. Мальчишка уже заметил, что Лукус учил Саша языку ари, но почти никогда не отвечал на вопросы. Дан не знал, можно ли говорить с Сашем о чем-либо, но все, что он мог рассказать, было известно любому жителю города и любому крестьянину на равнине.
   — К югу от Эйд-Мейда лежат свободные земли, это и есть равнина Уйкеас, — начал рассказывать Дан. — Между горами, морем, топью и Индасом. А что за горами, я не знаю. Точнее, я знаю то же, что и все. Там Мертвые Земли. Дара, называли когда-то ари эту страну. Еще дальше — северные леса. Там родина моего народа и большинства жителей Эйд-Мера — земля Плеже. Но еще севернее, там, где в глухих чащах лежат развалины проклятого города Слиммита, живут архи и прочие чудовища. И племена раддов, которые вытеснили наш народ из родных мест и разметали по всему Эл-Айрану. Та земля называется Аддрадд. Дед моего отца привел свою семью и семьи соплеменников в свободные земли и основал около половины варма лет назад город Лингер. Которого уже нет…
   — Что значит «свободные земли»? — спросил Саш.
   — Именно это и значит — свободные, — ответил Дан. — Над людьми, которые живут на равнине Уйкеас, нет никакого короля или бургомистра. Это свободные охотники и крестьяне. Но их мало. Отец говорил, что когда в Дару пришла Черная Смерть, горы остановили ее. Остановили для земли, для деревьев, для травы. Но не для элбанов. Элбаны умирали и по эту сторону гор. И потом почти никого не осталось. Или не осталось совсем. Когда плежцы пришли в эти земли, они не нашли ни живых, ни мертвых. Только Вечный Лес стоял, как ни в чем не бывало. Трук сказал, что над ним оказалась невластна даже Большая Зима.
   — А кто такой Индаинский Князь? — вновь спросил Саш. — Ты слышал, что Милх говорил о визите Князя?
   — Три варма ли на юг, — наморщив лоб, ответил Дан. — Или больше. Полтора варма по дороге до моего города, а потом еще столько же. Там стоит крепость Индаин. В устье реки Индас. В этой крепости правит Индаинский Князь. Я не знаю его имени.
   — Значит, земли не такие уж свободные? — задумался Саш.
   — В Индаине живут анги. Это морской народ. Их родина где-то далеко. Они селятся только по берегам моря. От Кадиша до Индаина много их поселков. Отец немало выковал ножей и крючьев для моряков. Но Индаинская крепость выстроена не ангами. Старик, который приходил к Труку вместе с Лукусом, говорил, что это крепость-порт древних ари, которые когда-то жили в Мертвых Землях и построили Эйд-Мер. Отец не любил ангов. Он говорил, что индаинцы хорошо собирают пошлину и плату за безопасность, но безопасности не обеспечивают.
   Дан замолчал на мгновение, затем продолжил, нахмурившись:
   — Когда по реке спустились васты, индаинцы заперлись в своей крепости и ждали, когда они уйдут. Васты дошли до Кадиша и были разбиты королем сваров. Но мой дом уже был сожжен, а родные убиты.
   — Кто был твой отец?
   — Моего отца звали Микофан, — гордо ответил Дан. — Он был кузнецом. Половина нашего городка занималась выделкой кож. Кто-то охотился. Некоторые разводили скот. Но ремесленников и кузнецов не хватало. Мой отец считался лучшим кузнецом. Он умел делать все. Ни один охотник не пришел и не сказал, что нож, выкованный отцом, сломался. Отец умел делать даже металлические луки!
   — Извини, Дан, — вздохнул Саш. — Мне трудно по достоинству оценить мастерство твоего отца. Я ничего не понимаю ни в кузнечном деле, ни в оружии. Ты рассказал мне о раддах, о вастах, о сварах, об Индаине, но все эти слова для меня пустой звук. Я оттуда, где ничего не знают о равнине Уйкеас.
   — Я тоскую по своему городу, — медленно проговорил Дан. — Он был маленьким, но шумным и гостеприимным. Две дороги перекрещивались на его центральной площади. Одна шла от Эйд-Мера к Индаину. Другая от Кадиша к Азре. У нас не было ни крепостных стен, ни князя. Только маленькая дружина под предводительством старшины, которого избирали раз в год на празднике весеннего равноденствия. И мой отец был самым сильным в этой дружине. Но вастов оказалось слишком много. Они прошли через наш город, как лавина скатывается с горы. Перебили воинов, женщин, детей. Сожгли все. Васт ударил меня по голове мечом. Плашмя. Не думаю, что пожалел. Спешил. Наверное, пытался убивать по два плежца каждым ударом, — Дан сглотнул, продолжил, — Когда я пришел в себя, все было кончено. Я ходил среди обгорелых трупов, искал тела отца и матери. И нашел.
   Дан замолчал. Он постарался опять затянуть пояс и стал смотреть в окно.
   — Дан, — Саш оперся на локти, потер ладонями виски. — Я хочу, чтобы ты знал. Примерно три недели назад была убита моя мать. Потом тетка. Шесть лет назад убит отец. Еще раньше дед. Дом моего деда сожжен. Я каким-то чудом остался жив. И вот я здесь, в чужой для меня стороне. Не знаю, куда я иду и зачем.
   — Саш, ты знаешь имя того, кто убил твоих родных? — спросил Дан.
   — Да, — кивнул Саш.
   — Повезло, — вздохнул Дан. — Тебе есть, зачем жить.
 
25.
   День начинал клониться к вечеру. Народ из трактира схлынул. Бал принес две больших чашки, наполненные коричневым напитком, и маленькие округлые хлебцы, посыпанные желтоватым порошком. Дан довольно заулыбался и тут же отправил один из них в рот.
   — Это ланцы, — объяснил он. — Булочки с сушеным медом. Конечно, не такие, как пекла моя мама, но тоже вкусные. А это ореховый отвар. Здесь его называют ктар. Он не сладкий, но после еды его на равнине пьют везде. Он согревает. Я люблю ктар больше чем пиво.
   Сашка усмехнулся. То, что в Эйд-Мере называли пивом, более всего напоминало слабое игристое вино. Оно прекрасно охлаждало и утоляло жажду, хотя, скорее всего, не прибавляло прыткости. А этот напиток… Сашка сделал несколько глотков. Зажмурился, пытаясь лучше прочувствовать вкус. Что-то среднее между кофе и какао. Словно в хорошо сваренном кофе были растворены несколько плиток шоколада. Горчинка мягким бархатом ложилась на самый корень языка, и ее хотелось пробовать еще и еще. Стелющийся запах жареного миндаля. Даже нежнее.
   — Ну? — Дан с набитым ртом ожидал, какое впечатление произведет ктар.
   — Хотел бы я знать, как приготавливается это чудо, — удивленно заметил Сашка, рассматривая опустевшую чашку.
   — Я покажу! — улыбнулся Дан. — Тетушка Анда доверяла мне это. Вот только…
   Мальчишка вновь погрустнел.
   — Как вы определяете время? — спросил Сашка, чтобы отвлечь его.
   — Зачем его определять? — не понял Дан.
   — Смотри, — показал Сашка. — Народ разошелся. А совсем недавно здесь было полно ремесленников, подмастерьев и торговцев. Как они определяют, когда начинать работу, когда заканчивать, когда приходит время еды?
   — Просто, — щелкнул пальцами Дан. — Работа начинается с утра и заканчивается, когда она выполнена. А если Алатель стоит точно на юге — значит пришло время обеда.
   — А если пасмурный день и небо закрыто тучами? — прищурился Сашка.
   — Элбан всегда знает, где Алатель, даже если его не видно, — недоуменно нахмурился мальчишка. — Скоро будет день весеннего равноденствия, тогда Алатель поднимется в мгновение весеннего утра. Оно называется криком птицы, потому что степные фазаны поют именно в это время. Через три доли дня наступает полдень, еще через три доли — Алатель прячется за край Эл-Айрана. Говорят, что на площади перед городским магистратом в мостовой заложены цветные камни. И в каждую долю времени тень от верхушки ратуши указывает на определенный камень.
   — А почему здесь такие странные тарелки? — показал Сашка на блюда. — Такое впечатление, что их специально смяли с одного края.
   — Их делают на гончарном круге, как и всю посуду, — оживился Дан. — Я часто ходил к нашему гончару и тоже спрашивал его, зачем он сминает край тарелки, после того как срезает струной ее с круга. Гончар сказал, что очень давно, когда Зима на долгие годы сковала Эл-Лиа, элбаны откочевали на юг. Они пришли к морю и поселились среди камней и песка. Им приходилось добывать рыбу и раковины. Элбаны даже ели из раковин. Как раз такой формы. Поэтому, вернувшись в свои земли, многие народы продолжали делать из глины тарелки, похожие на раковины. Но ведь так удобнее? — Дан вопросительно посмотрел на Сашку. — Через смятый край очень приятно выпить соус, когда блюдо уже съедено!
   — Трапеза продолжается? — спросил, заходя в трактир, Лукус.
   — Что новенького? — довольно закричал в опустевшем трактире Бал. — Старый Кэнсон опять полдня жаловался на трудные времена, а потом постарался заплатить половину от того, на что договаривались?
   — Все торговцы одинаковы, — обернулся к трактирщику Лукус, — но травников мало. Особенно в такое время. Не скоро Кэнсон дождется следующих поставок. Так что в итого он рассчитался полностью.
   — Другой бы на твоем месте еще и вкрутил дополнительную цену! — заметил Бал.
   — Наверное, Кэнсон подумал так же, поэтому не слишком упорствовал, — ответил Лукус и взглянул на спутников. — Пойдемте. Хейграст ждет нас. Дан, возьми с собой ланцы, у Хейграста ктар не хуже.
   — Но и не лучше! — ревностно вставил Бал.
   — Спасибо тебе, друг, — повернулся к нему Лукус. — Мы не ели хорошей пищи несколько дней. Но сейчас мне не до вкуса твоей стряпни. Тебе ничего не показалось подозрительным? В городе стало слишком много чужих. Не все они похожи на крестьян и охотников с равнины.
   — Ты прав, белу, — согласился трактирщик. — И заказывают чужаки все больше печеное мясо. На севере так любят. Я-то уж точно знаю. Ходят слухи, что и в землях вастов неспокойно. Не знаю, откуда теперь придет беда, но что-то и за западными горами не ладно. Да и кьерды расшалились. Говорят, они стали пробираться на равнину и воровать людей. Не только в деревнях, но и в поселках ангов по побережью. И в отличие от прошлых времен, не требуют выкупа. Ходят слухи, что кьерды не брезгуют человечиной!
   — Ну, это-то вряд ли, — нахмурился Лукус, — но времена наступают тяжелые. Как там наши расчеты?
   — По нашим расчетам, я мог бы кормить тебя с твоими друзьями еще не один месяц!
   — Ну, это-то тебе точно не грозит, — вздохнул Лукус. — Завтра мы уходим. Я попрошу тебя приготовить пищу в долгую дорогу для четырех — пять элбанов недели на три, три с половиной. Как обычно. Добавь к поклаже десяток мешков метелок хоностна и воды. Много воды. Есть надежда, что мы сможем заполучить лошадей.
   — Зачем вам метелки весной? — удивился Бал. — И откуда вы возьмете лошадей?
   — Лошадей нам должен Вик Скиндл, — сказал Лукус. — А что касается метелок…
   Лукус внимательно посмотрел на Бала:
   — Подумай сам, где бы мне пришлось кормить лошадей метелками в разгар весны? А если додумаешься, никому не говори об этом.
 
26.
   — Я заглянул к Хейграсту, затем к Вику Скиндлу, — объяснил свой поздний приход Лукус, когда они вышли на улицу и стали подниматься по узкой улочке, петляющей между напоминающими каменные грибы башнями. — Нари рад нашему приходу и ждет нас, а Вик не слишком. Но он выполнит свои обязательства. Лошади и проводник будут. Завтра мы пойдем к нему. Я специально сделал все один, чтобы провести вас к Хейграсту ближе к вечеру. Но теперь думаю, что в трактире вас видело не меньше народа, чем могли встретить на улицах. Саш, ты что? Никогда не был в городе?
   Сашка шагал по каменной мостовой и восхищенно рассматривал здания. Ни одна башня не копировала другую. Древние строения ари, выделяющиеся филигранной кладкой, стройностью и высотой, перемежались башнями более поздних времен. Но каждая из них, будь в ней хоть десяток метров высоты, старательно тянулась к небу, напрягая затейливую кровлю, каменные пилястры и полуколонны, стрельчатые и округлые окна. Эйд-Мер, зажатый неприступными скалами в узкой долине, стремился вверх к лучам Алателя.
   Улочка завивалась в сторону северного склона, то распадаясь на две или три, то принимая в себя узкие кружевные переулки, то выбегая на уютные площади, расходящиеся извилистыми лучами проходных дворов. Внезапно она украшала себя дверями, навесами и крылечками, выкрашенными в яркие тона, натягивала над вторыми этажами башен веревки с разноцветными полотнищами и становилось ясно — спутники проходят через квартал текстильщиков и ткачей. Затем в ноздри ударял запах кожи и улочка преображалась. Теперь она поражала разнообразием обуви, кожаной одежды и упряжи, вывешенной наружу для привлечения покупателей. Возле потемневших от времени дверей, над которыми покачивался особо изящный сапожок, белу остановился.
   — Лавка Негоса. Он шил для Хейграста обувь, в которую ты обут. После долгого пути можно зайти и поблагодарить сапожника за хорошую работу.
   Сашка кивнул, вошел внутрь и огляделся. Тесное помещение пересекал длинный стол. Удушливо пахло смолой. На столе лежали кипы раскроенных кож, на стенах висела готовая обувь, что-то кипело и исходило паром в чане над огнем.
   — Тепла в этом доме, здоровья его хозяевам! — сказал Сашка на ари, сделав два шага к центру комнаты, как учил его Лукус, слегка склоняя голову и ударяя тыльными сторонами ладоней одна о другую. В помещении никого не было. Точнее, так показалось на первый взгляд. Потому что уже в следующую секунду какая-то груда, сваленная в углу, зашевелилась и оказалась странным существом. Сначала Сашке показалась, что это большая обезьяна, одетая в черную рубаху и холстяной фартук, но он тут же понял свою ошибку. Огромные глаза смотрели на него. В два раза больше человеческих, они буквально светились под крутыми надбровными дугами. Глаза проникали внутрь. Существо моргнуло и только тогда Сашка преодолел оцепенение и смог разглядеть его целиком. Но все остальные черты: и высокий лоб, и чуть вогнутая линия небольшого носа, и массивный округлый подбородок, и короткие жесткие рыжеватые волосы не шли ни в какое сравнение с глазами. Они вновь и вновь притягивали к себе.
   Сапожник подошел к гостю на коротких, но твердых и стройных ногах, на ходу повторил с кивком благодарности приветственный жест, наклонился, оглядел обувь, а потом, схватив огромной рукой с противоположного конца комнаты табурет, почти насильно посадил Сашку, стягивая с ног сапоги.
   — Гигантский лемур! — восхищенно пробормотал Сашка.
   — Здравствуй, Негос, — сказал, заходя в мастерскую, Лукус. — Пусть никогда не иссякнет огонь в твоем очаге. Мы пришли поблагодарить тебя за эти сапоги. Ты сработал их для Хейграста, но, как видишь, они сгодились и человеку.
   — Человеку? — недоверчиво переспросил хриплым низким голосом Негос, поднимая глаза на Сашку. — Расскажи это кому-нибудь другому. Весь город только и говорит о дневном происшествии у шатров. Когда чудовищный пес сдернул с каменного основания корчму пройдохи Микса. Вы неплохо выпутались из ситуации, но вам просто повезло. Тот охотник за демонами такой же охотник, как и я. Иначе он знал бы, что в нашем мире у демонов кровь красная, как и у простого элбана.
   — Крестьяне, к счастью, этого не знали, тем более что и я не знаю ни одного охотника, у которого над очагом висела бы голова демона или хотя бы его хвост, — улыбнулся Лукус. — И все-таки, чем тебе не нравится мой спутник?
   — Я думаю, что он не совсем человек, — ответил Негос, тщательно рассматривая снятые сапоги. — Золотнянкой набивали на ночь?
   — Да, — нахмурился Лукус. — Что-то не так?
   — Так-то, так, — пробурчал Негос. — Только где мои охранительные шнурки? Что это за самодельные полоски кожи?
   — Там, где мы ходим, магия может привлечь к себе внимание,-ответил Лукус.
   — Если бы вы оставили мои шнурки, вот этих бы побитостей не было, — показал Негос. — Что касается магии, она исполнена аккуратно и в соответствии с разрешением. Шнурки не светятся. Для того чтобы почувствовать колдовство, нужно засунуть ногу в голенище.
   — Вик делает для тебя шнурки? — спросил Лукус.
   — Да, — ответил Негос. — Лицензия есть еще у пяти элбанов, но Вик лучший. Дорого дерет, да и характер у него не сахар, но он мастер своего дела. Я знаю, что ты его не любишь, но поверь мне, он честный человек. Хотя, вполне возможно, в некоторых вопросах порядочное дерьмо. Но не в делах профессии. Или ты думаешь, что Леганд стал бы приносить ему камни для порошков, если бы Вик не заслуживал доверия? Не забывай, что у колдуна пятеро детей, их надо кормить. А что там за паренек стоит на улице? Как тебя зовут?
   — Дан, — сказал, заходя в мастерскую, мальчишка.
   — Ты что, тоже, как этот маленький демон, первый раз видишь живого шаи, да еще в фартуке? — поинтересовался Негос.
   — Нет, — ответил Дан. — Я видел и шаи, и нари, и банги. Я жил у дяди Трука. У нас было много постояльцев.
   — Иди сюда. Я все знаю про Трука. Снимай-ка безобразие, которое калечит твои ноги.
   Дан стянул ботинки. Негос бросил взгляд на сбитые ступни и снял с полки пару коричневых мягких сапог.
   — Вот, возьми, парень. Твой дядя поставлял мне кожу, я остался ему должен. Этого моего долга на две пары обуви хватит. Износишь эту, придешь еще. Но имей в виду, что моя обувь служит долго. И вот тебе, — он вернул сапоги Сашке. — Носи, не спотыкайся. Вот в этом мешочке масло для кожи. Оно будет полезнее, чем золотнянка. А вот шнурки. Вставь, не слушай этого упрямого белу, и твои сапоги прослужат тебе еще года два.
   — Почему вы говорите, что я не человек? — спросил Сашка.
   Негос прищурился, затем ткнул себе пальцем в нижнее веко.
   — Заметил, какие большие глаза? Я все вижу. Больше, чем белу. И чем этот паренек. Правда, не больше, чем ты. Но пусть белу не волнуется, у тебя нет черноты внутри. И, по крайней мере, снаружи ты очень похож на человека.
   — Кто же я, по-вашему? — растерялся Сашка. — Всю жизнь я был человеком!
   — Что твоя жизнь, — щелкнул пальцами сапожник. — Она только начинается.
   — Что еще говорят в городе, мастер? — спросил Лукус. — И за кем же охотится тот собаковод, если в демонах он не разбирается?
   — Он разбирается в том, кому служить. А служит он храму, точнее его настоятелю. Погонщика зовут Бланг, и он всегда был порядочной скотиной. Когда четыре года назад Валгас пришел в город, он набирал себе работников среди не самых лучших жителей. И этого Бланга приставили к псу только из-за силы, хотя, думаю, что если пес захочет, погонщик потащится за ним как продолжение хвоста. Латс, помощник Валгаса, привез пса год назад сюда еще щенком. Но уже тогда он был размером с лайна. Я не знаю, где разводят таких собак, но от ворья наше местное святилище застраховано надежно. Что касается города… Посиди в любом кабаке, особенно поближе к южным воротам, и ты будешь знать все. В городе неспокойно. Много чужих лиц, чужих слов. Если ярмарки не будет еще недели три, многим придется туго. За исключением настоящих мастеров.
   — Вы с неодобрением говорите о Валгасе, — заметил Сашка.
   — Я слишком хорошо вижу, — усмехнулся Негос.
   — Спасибо тебе, Негос, за хорошую работу, — сказал Лукус, кланяясь и направляясь к выходу.
   — Ожидание завершилось? — почему-то с грустью спросил Негос в спину белу.
   Тот задержался на мгновение.
   — Я очень надеюсь на это, Негос.
   — Удачи вам, друзья, — пожелал мастер.
   Лукус кивнул и вышел. Сашка поднялся с табурета, поклонился мастеру, но обернулся в дверях.
   — Почему за исключением настоящих мастеров?
   Негос улыбнулся, ухватил со стены пару только что пошитой обуви и гордо потряс ею в воздухе:
   — Элбан, который единожды надел обувь Негоса, мой клиент навсегда. И если Эйд-Мер будет осажден вражеской армией, он преодолеет любую осаду, чтобы достать себе новую пару!
   Лукус дождался Сашку и Дана на улице и кивнул в сторону двери:
   — Заал, которого убил демон на Старой Дороге, был шаи. Негос его родной брат.
 
27.
   Путь к дому Хейграста оказался неблизким. Сашка и Дан крутили головами, а Лукус легко разбирался в хитросплетениях улиц, не упуская случая обратить внимание спутников на отдельные здания и целые кварталы. Они успели разглядеть высокую, хоть и незатейливую башню Бродуса. Приземистую, выкрашенную в зеленый цвет башню аптекаря Кэнсона, над воротами которой висел череп какого-то животного. Наполненные гомоном и суетой несколько пузатых гостиничных башен. Затем вновь пошли кварталы ремесленников. Башни плотников при малейшем дуновении ветерка исторгали опилки и тягучие запахи лаков. А квартал хлебопеков пропитался ароматом сдобы.
   — Представляю, что здесь творится с утра, — вздохнул Дан. — Когда мама пекла по утрам лепешки из ореховой муки, люди останавливались возле нашего дома.
   Сказав это, мальчишка затих. Однако молчание продолжалось недолго. Улица стала шире и привычные башни сменили угловатые строения. Из глубин дворов доносились удары молотов, над некоторыми зданиями поднимался дым. За домами отвесной стеной стояли горы, окружающие долину. Дан оживился и, спотыкаясь о камни, пытался рассматривать вывешенные на воротах изделия.
   — Основную славу Эйд-Мера создали кузнецы, — заметил Лукус. — Немногие мастера Эл-Айрана сравнятся с ними, а тех, кто способен превзойти местных ремесленников, знают наперечет. Правда есть еще банги, но они живут обособленно и неохотно открывают свои секреты.
   — Хейграст кузнец? — спросил Сашка.
   — Да, — улыбнулся Лукус, — И очень хороший. Но не только. Он неплохо управляется с мечом и топором. К тому же продает не только то, что делает сам, но и покупает оружие у купцов. У него лучшая оружейная лавка в городе.
   — А почему здесь дома не теснятся как на других улицах? — удивился Сашка.
   — Горны! — объяснил Лукус. — Кузнецы дружат с огнем, поэтому магистрат расположил их слободу на окраине и выделил им больше земли. Это давняя история. Именно тогда кузнецы отвоевали себе право строить обычные дома. Недаром в Эйд-Мере говорят, что кузнецом может стать только очень упрямый элбан.
   — Кузнец должен переупрямить железо, а это непросто! — вмешался Дан и добавил. — Вот дом Хейграста!
   На повороте улицы к мостовой особенно близко подходили скалы, и на узком пространстве в три-четыре дюжины шагов за высоким забором, сложенным из необработанных кусков камня, возвышался двухэтажный дом, почти вплотную прилепившийся к горе. Причем скала тоже оказалась обжита. В горной породе над крышей виднелись аккуратно переплетенные окна и глиняная труба.
   — Как ты определил? — удивился Лукус.
   — Очень просто, — щелкнул пальцами Дан. — Раз в месяц и Хейграст появлялся у дядюшки Трука. Дядя сказал мне, что это лучший кузнец в городе и что он живет в пещере.