– И тебе нравится эта еда?..
   – Ну, за неимением другой, вполне годиться, – пожал я плечами, – А выпивка – вообще блеск!
   Я в очередной раз припал к своему каменному стаканчику, наполненному напитком, очень напоминающим смесь имбирного кваса с легким вином, похожим на изабеллу.
   – Да?.. – неизвестно чему удивился Фока, – И тебе ничего больше не хочется?..
   Я взглянул на него поверх своего стакана, а затем медленно поставил его на стол:
   – А ты можешь предложить что-то другое?..
   Фока почему-то испуганно уставился на меня, и в этот момент в нашу милую беседу вмешался его товарищ:
   – Ты бы все-таки поел что ли... А то будешь потом ныть до вечера.
   Фока бочком, стараясь держаться от меня подальше, обошел обеденную плиту и, усевшись на один из свободных камней, жадно обозрел выставленную еду. Затем налил себе напитка и потянулся к одному из блюд, стоявших довольно далеко от него... и блюдо немедленно отъехало еще дальше! Каргуш застыл с протянутой лапой, обиженно глядя вслед этому шустрому предмету сервировки, и в этот момент снова раздался женский голосок:
   – Ишь, как ручонками загребает!.. Только эти орешки не для тебя поставлены, а для гостя!.. С тебя и тушеных каштанов хватит!
   И в сторону протянутой каргушечьей лапы, противно скрипя по столу дном, двинулось огромное глубокое блюдо, наполненное смесью, похожей на неочищенные фисташки с кулак размером, залитые вареной сгущенкой.
   – Как, опять каштаны! – взвился над столом Фокин вопль, – Я не могу питаться каждый день одними каштанами! Я тоже хочу есть как...
   Тут он внезапно замолк, бросив на меня затравленный взгляд.
   – Как кто?.. – немедленно и очень вкрадчиво поинтересовалась невидимая Кроха.
   – Как... Топс! – неожиданно нашелся Фока. Каргуш с зеленой прической удивленно поднял мордочку от своей тарелки:
   – А ты разве любишь дробленые каштаны?!
   – А разве ты тоже ешь каштаны? – растерялся Фока.
   Топс ухмыльнулся, показав остренькие клыки:
   – А ты решил, что мне мустуса навалили?
   По остренькой мордочке Фоки было видно, что именно это он и думал и теперь глубоко разочарован в своей ошибке, однако на вопрос он не ответил, а с тяжелым вздохом принялся накладывать большой ложкой себе на тарелку предложенное блюдо.
   Не знаю уж, как там у них был на вкус тушеный каштан, а то что ел я было замечательно. Некрупные цельные орехи были мягки и походили на кедровые, а в сочетании с незнакомыми мне вялеными фруктами прекрасно принимались организмом. Пресловутая затируха, сменившая в моем стакане фруктовый напиток, оказалась какой-то разновидностью медового, слегка хмельного напитка, она щекотала небо и веселила душу.
   Еще несколько минут за нашим подобием стола висела тишина, нарушаемая лишь постукивание ложек о тарелки да позвякиванием посуды.
   Самое интересное, что я насытился быстрее своих малорослых сотрапезников. Отвалившись от стола, я с интересом наблюдал, как оба каргуша увлеченно махали ложками, поглощая свои тушеные каштаны. Для своего размера они были удивительно прожорливыми, а, может быть... их просто редко кормили? Я было хотел поиронизировать насчет их аппетита, но вместо этого вдруг, неожиданно для самого себя, снова наклонился над столом, отхлебнул глоток из своего стакана, а затем, за неимением салфеток, вытер губы рукавом и, откинувшись назад, произнес:
   – Кроха, огромное тебе спасибо! Завтрак был чрезвычайно хорош?
   И тут же услышал в ответ удивленное:
   – Ты меня благодаришь?!
   – Конечно, – подтвердил я, – Ты же хозяйка в этом храме желудка, ты же меня угощала, вот я тебя и благодарю!
   Над нашим странным столом повисло странное молчание. Оба каргуша перестали жевать и уставились на меня, словно я сказал какую-то нелепость. А потом Фока тихонько захихикал.
   Я, естественно, тут же возмутился:
   – Ну, смешливый ты мой, что я опять не так сделал?!
   – Так... никакой же Крохи... нет! – пролепетал каргуш, давясь своим хихиканьем.
   – Как нет?! – изумился я, – Она же, как я понял, готовит еду... Потом, мы ее слышим! И вы же сами ее так называли, а она отзывалась!..
   – Вот-вот, – подтвердил Фока, немного успокаиваясь, – Голос есть, а больше ничего нет! Пустота!
   – Это в твоей рыжей башке пустота!.. – неожиданно прозвенел в пещерке возмущенный голос, – И если ты, мышь-переросток, ни разу меня не видел, это не значит, что меня нет!
   – А ты разве есть?!
   Удивлению Фоки не было предела.
   Тут я повернулся к молчащему Топсу и спросил:
   – Что-то я не очень понимаю, этот Фока что, новенький в вашей компании?
   Топс ничего не успел ответить, потому что немедленно заверещал сам Фока:
   – Это кто в компании новенький?! Да я самый старожилый старожил!! Я начал служить Маулику, когда Демиург еще по миру шлялся!! Я, можно сказать, своими лапами этот грот строил!! Я...
   – Болтун ты! – негромко, но веско перебил его Топс и повернулся ко мне, – Нет, Фока не новенький, но мы действительно никогда не видели Крохи... Хотя, знаешь, я не стал бы из этого делать вывод, что ее нет.
   – Так где ж она?! – язвительно воскликнул Фока, вскочил со своего камешка, развел лапы в сторону и, внимательно оглядев крошечную пещерку, добавил, – Нетути ее!
   Потом он, быстро наклонившись, подсунул свой острый нос к щели между полом и столом и крикнул в нее: – Кроха... ты где?!
   Он не видел, как позади него прямо из воздуха вынырнула переливающаяся, размытая по краям тень, мгновенно сформировавшаяся в невысокую прелестную девичью фигурку. Фигурка наклонилась к согнутому пополам Фоке и милым голоском произнесла:
   – Я здесь...
   Фока от неожиданности застыл на месте, а девушка ловко ухватила его за оранжевый хохол и приторно ласковым тоном добавила:
   – И если ты, маленький засранец, еще раз усомнишься в моем существовании, тебе не достанется даже свежих яблок!
   Крепко дернув за оранжевые волосики, она отпустила каргуша. Тот боком на четвереньках метнулся вокруг стола к своему невозмутимому товарищу и только там решился приподнять мордочку.
   Но все эти Фокины маневры я отметил лишь краем своего сознания, поскольку не сводил глаз с появившейся неизвестно откуда девушки.
   Такой красивой девчонки я ни разу в жизни не видел. Она была, как я уже говорил, невысока, но идеально сложена, что к тому же подчеркивалось ее светло голубым, обтягивающим комбинезоном и белой блузкой с коротким воротником-стойкой. Густые белокурые волосы крупными, чуть завивающимися прядями спускались до плеч, маленький, чуть вздернутый носик, очаровательно гармонировал с небольшими пухлыми губами, а огромные темно-синие глаза, опушенные длинными густыми ресницами, казались нарисованными.
   «Белоснежка!.. – изумленно подумал я, и тут же к этой догадке прибавилась, – И... два гнома!»
   Я невольно, вслед своей мысли, перевел глаза на парочку каргушей, притулившихся у противоположного от девушки конца стола. На их шерстяных мордах было написано такое неподдельное изумление, что я как-то сразу пришел в себя и... вскочил со своего камня. В следующее мгновение я оказался около Крохи, осторожно взял ее за руку и, медленно наклонившись над ней, поцеловал ей пальцы.
   Недовольное выражение сползло с ее чудесного личика, уступив место изумлению, а я, мотнув головой в коротком и, как мне казалось, элегантном поклоне, хрипловатым от волнения голосом проговорил:
   – Рад познакомиться, госпожа Кроха, и позвольте представиться – Владимир, журналист.
   Кроха махнула своими, похожими на бабочек, ресницами и пропела высоким, но совсем не писклявым голосом:
   – Очень приятно, сэр Журналист... Право, у тебя такое странное имя...
   – Нет, – галантно поправил я красавицу, – Зовут меня Владимир, а журналист – моя профессия.
   – О, прошу прощения, сэр Владимир, я сразу не поняла... У нас, знаете ли, не принято называть свою профессию...
   Тут она метнула острый взгляд в сторону притихших каргушей и совершенно другим тоном добавила:
   – Некоторые, так вообще стараются свое любимое занятие скрыть!
   Затем, снова повернувшись ко мне, она продолжила:
   – Вот, например, видите этих двух... к-хм... индивидуумов? Они вам ни за что не скажут, кто они по профессии!
   – Это почему это не скажем? – немедленно поинтересовался Фока, – Еще как скажем! Нам скрывать нечего...
   – А если и скажут, – не обратила внимание Кроха на реплику оранжевого Фоки, – То непременно соврут!..
   – Это почему это мы непременно соврем! – продолжил начатый диалог Фока и даже чуть приподнялся из-за стола, за которым прятался, – Мы вообще самые правдивые... индивидуумы!
   – И все потому, – продолжила игнорировать оранжевого спорщика Кроха, – Что никому не хочется называться профессиональным попрошайкой!
   – Это почему это мы – попрошайки?! – начал было Фока свою следующую реплику, но закончить ему не дали. Кроха резко повернулась в его сторону и гаркнула басом, похожим на медвежий рев:
   – Потому что вечно клянчите что-нибудь пожрать, и это стало вашей профессией!!!
   Фока тихо ойкнул и снова исчез за столом, зато поднялся Топс, причем сделал это с большим достоинством:
   – Ты, Кроха, конечно замечательная стряпуха, однако твои замечания по поводу наших занятий, весьма далеки от истины. Да ты и не можешь о них ничего знать!
   – А ты, Топсик-мопсик, – язвительно ответила Кроха, – отлично знаешь, что я никакая не стряпуха, и тем не менее вводишь сэра Владимира в заблуждение! Интриган, враль и сплетник!
   Здесь она снова повернулась ко мне и, не обращая внимание на удивленно разинувшего пасть «интригана, враля и сплетника», ласково добавила:
   – Я, достопочтимый сэр, – фея... Правда, фея... наказанная...
   – Да кто же это посмел тебя наказать?! – возмущенно вскричал я, – И за что?!
   – Наказал меня Демиург, – прошептала фея, и в уголках ее чудесных глаз блеснули слезинки, – За то, что я влюбилась в...
   – В сквота, в сквота, в сквота!!! – завопил из-за каменного стола спрятавшийся Фока, на манер нашего «тили-тили-тесто...».
   Кроха стремительно обернулась и рявкнула:
   – Да, в сквота! А ты не способен влюбиться даже в Белую Даму!
   Я, признаться, плохо понимал о чем идет речь и потому спросил:
   – Неужели можно наказать за любовь?.. Даже если это любовь к... сквоту?
   – Она влюбилась в сквота и колдовала для него, – немедленно пояснил рассудительный и всезнающий Топс, – А он использовал ее...
   – Неправда! – тут же с возмущением закричала Кроха, – Он меня любил!
   – Да? – в вопросе Топса была изрядная доля иронии, – И почему же тогда он от тебя отрекся?..
   – Я сама ему велела отречься! – горячо проговорила Кроха, глядя почему-то на меня, – Иначе его могли...
   – Да ничего бы ему не сделали, просто он тебя не любил, а использовал! – спокойно, но жестко перебил ее Топс.
   – Ну Топсина-мопсина, теперь ты у меня и каштанов не получишь! Хоть на брюхе приползешь – не получишь! – закричала Кроха, но в ее крике звенели слезы обиды. И я понял, что Топс говорит правду.
   – Прошу прощения, уважаемый Топс, – немедленно вмешался я в их спор, – Но мне кажется, что госпожа Кроха не могла полюбить недостойного... сквота! – и повернувшись к готовой разрыдаться фее, спросил, – Он был очень хорош?
   Кроха подняла свои огромные глаза к потолку пещеры, прижала руки к груди и воскликнула:
   – О, он был красив, как утренний туман, благороден, как черный гризли и мудр, как филин!
   «Какие сомнительные комплименты!..» – удивленно подумал я и тут же услышал тихий хохоток Фоки, все еще прятавшегося за столом. Однако Кроха не слышала этого обидного смеха и продолжала восхищенно описывать своего возлюбленного:
   – Он говорил такие слова, что мое сердце таяло, как сливочное мороженое в только что прогоревшем очаге...
   – А делал такие дела, что сажа в этом очаге по сравнению с его делами казалась только что выпавшим снегом... – пробурчал себе под нос Топс, причем его бурчание звучало довольно мрачно.
   Кроха бросила укоризненный взгляд на зеленоголового каргуша и снова повернулась ко мне:
   – Теперь ты понимаешь, уважаемый сэр, почему я предпочитаю никому не показываться на глаза?
   – Ага, – пискнул из-за стола чуть приподнявший оранжевую голову Фока, – Мы считали, что в ее наказание входит и лишение тела, а оказывается она сама пряталась!..
   Я упер руки в поясницу и исподлобья уставился на двух враз присмиревших каргушей. Я так долго держал паузу, что они заволновались и совершенно скрылись за каменной плитой. И тогда я заговорил:
   – Недостойно разумных существ издеваться над любовью! Какой бы она не была – она священна! И если ваш Демиург счел поведение феи... – я лихорадочно подбирал нужное слово, – ... неправильным, это не дает вам права дразниться! Стыдно, господа каргуши! Стыдно и недостойно!
   Затем, повернувшись к Крохе, я снова припал к ее ручке, а потом, как можно галантнее произнес:
   – Я надеюсь, ты не лишишь меня своего общества, хотя бы на то время, пока я буду находиться в этой пе... обители.
   – Во! – раздался из-за столовой плиты голосок Топса, – А ты его боялся! Посмотри какой он галантерейный!
   Личико Крохи просветлело, и она, не обращая внимание на притаившихся каргушей, ласково ответила:
   – Сэр Владимир, если тебе не противно видеть наказанную фею, то я...
   И она смущенно потупилась.
   – Слушай Топс... – донеслось из-за стола, но в тот же миг я бросил в сторону спрятавшихся каргушей такой взгляд, что он вполне мог прожечь дыру в каменной столешнице. Во всяком случае, Фока ойкнул и замолчал, не закончив свою очередную пакостную фразу. Я же, довольно улыбнувшись, вновь обратился к Крохе:
   – Противно видеть?! Да я готов отдавать по дню собственной жизни за каждую минуту, проведенную рядом с тобой! Может быть у тебя найдется несколько свободных минут, чтобы познакомить меня с местными достопримечательностями, а то приставленные ко мне... соглядатаи так и норовят то войну мне объявить, то спрятаться от меня подальше! Общаться с ними просто нет никакой возможности!
   Фея бросила презрительный взгляд на противоположный конец стола и вдруг взмахнула неизвестно откуда появившимся в ее руке ореховым прутиком. В тот же момент черная гранитная плита со всеми стоявшими на ней кушаньями ухнула вниз, а ее место занял прежний непритязательный каменный бугорок, который был не в состоянии спрятать двух маленьких каргушей.
   Впрочем спрятаться попытался только Фока, он распластался за одним из сидельных камней, однако его оранжевая шевелюра торчала наружу на добрые десять сантиметров. Топс же наоборот, гордо выпрямился, всем своим видом показывая, что не относит к себе мои критические замечания.
   Кроха, спрятав волшебную палочку, повернула ко мне свое сияющее личико и пригласила:
   – Пойдемте, сэр Владимир, я покажу тебе наше подземелье, и можешь мне поверить, оно очень интересно!
   Однако Топс не собирался так просто отдавать инициативу и уступать свои полномочия. Он вздернул свой острый нос и нагло заявил:
   – Может быть мы покажем... сэру Владимиру... это... досто... при... припечательствасти, – по его физиономии было видно, что он едва не сломал свой язык на таком сложном слове, но гордый каргуш не сдавался, – А ты позаботишься об ужине для нашего гостя?..
   – И для нас... – прибавил от себя все еще спрятанный Фока.
   – А каштаны для вас у меня уже готовы!.. – ответила на это предложение Кроха и мстительно добавила, – Сырые!..
   После чего она взяла меня за руку и повлекла из обеденной пещерки. Быстрый топоток сзади подсказал мне, что оба каргуша поспешили за нами следом.
   Мы вышли в главную пещеру, прошли вдоль стены буквально несколько шагов, после чего Кроха взмахнула рукой, и перед нами появился еще один темный и довольно узкий тоннель. Кроха вошла в него первой и темные стены мгновенно засветились приятным зеленоватым свечением. Я последовал за своей прекрасной проводницей и через минуту оказался в еще одной пещере, а вернее будет сказать в огромном... гардеробе.
   Все пространство пещеры занимали длинные деревянные вешала, на которых очень аккуратно были развешаны сотни самых разнообразных платьев. Слева от входа располагалось женское отделение, заполненное бархатом, атласом, тонким полотном, кружевами, драгоценными пуговицами и всем таким прочим, а справа разместилась мужская одежда выполненная из... бархата, атласа, тонкого полотна, кружев, драгоценных пуговиц и всего такого прочего. Я признаться слегка ошалел от такого обилия театральных костюмов, и только оживленное личико феи и ее сияющие глаза помогли мне несколько прийти в себя.
   Она немедленно принялась радостно щебетать что-то о фасонах, расцветках, деталях и принадлежностях различных костюмов, а я, с удовольствием слушая ее голосок, толком ничего не понимал. И тут, не перебивая Кроху, а как-то странно вплетаясь в ее разговор, послышалось бормотание:
   – Ну все, понесло бабу... Теперь ее не остановить...
   Я скосил глаз в сторону говорившего и увидел рядом со своей правой ногой зеленый хаер Топса.
   – Да ладно тебе... – отозвался Фока слева, – Пусть девочка пощебечет, у нее так долго не было настоящего общества...
   И тут же я услышал, что Кроха обращается непосредственно ко мне:
   – А вот твой костюм, сэр Владимир, весьма странен! Тебе этого никто не говорил?.. Если бы не твое изысканное обращение, я приняла бы тебя за рабочего сквота...
   Слова «рабочий сквот» прозвучали в ее прелестных устах, как нечто неприличное.
   Я кротко улыбнулся и неожиданно для самого себя ответил:
   – Это мой обет, фея... Я поклялся не облекать себя в... роскошь пока не отыщу своего пропавшего друга и... ну в общем не выполню свою клятву...
   Кроха позабыла об окружающем ее великолепии и, широко распахнув глаза, уставилась на меня. Когда я замолчал, она очарованно прошептала:
   – Как интересно!.. Я думала, что в мире уже не осталось настоящих рыцарей, готовых положить все, чтобы выполнить свой обет!.. – она вздохнула и грустно добавила, – Сейчас, наверное, и обетов-то никто не дает...
   – Ну что ты, как можно так думать! – бодро возразил я, – Мир не может существовать без рыцарства!
   – Ага, – тут же раздалось от моей правой ноги, – Всегда найдется чудак, раздающий обеты направо и налево и способный перерезать глотки ни в чем не повинным сквотам, только бы выполнить свои обещания!
   – Топс, ты несносен! – воскликнули мы с Крохой в один голос и тут же улыбнулись друг другу.
   – Топсик, ты посмотри, как они спелись! – немедленно вмешался Фока, – И как быстро!..
   Однако, Кроха проигнорировала хамский намек оранжевого каргуша и снова обратилась ко мне:
   – Я понимаю, что обет – это свято, но, может быть, ты, сэр Владимир, хотя бы примеришь что-нибудь. Вот этот черный с серебром камзол, я думаю, будет тебе чрезвычайно к лицу.
   Мне действительно нестерпимо захотелось примерить черный с серебром камзол, но я тут же с горечью осознал, что носить такой костюм – большое искусство, и мне оно не доступно. А потому мне пришлось сурово насупить брови и недовольно пробормотать:
   – Неужели, фея, ты хочешь, чтобы я стал клятвопреступником?!
   Кроха страшно испугалась этих слов, зато Топс меня одобрил:
   – Ишь ты, как он ее! Учись Фока ставить на место распоясавшихся девчонок! Так ее... сэр Владимир, пусть знает свое место!
   Однако, мне совсем не хотелось ставить Кроху на место, а потому, заметив некоторый ее испуг и огорчение, я поспешил успокоить ее вопросом:
   – А вот нет ли у вас здесь... оружейной?..
   Фея поняла, что я и не думал сердиться. Вздохнув, она покачала головой:
   – Сэр Владимир, ты настоящий рыцарь... Холодное злое железо тебе дороже всего. Конечно, у нас есть оружейная, и я тебе ее покажу.
   Она повернулась и направилась к выходу из... гардеробной. Мы с каргушами последовали за ней. Кроха снова вышла в большой зал, бывший, как я понял общей прихожей, и почти сразу же свернула в едва заметную темную щель в стене. На этот раз подземный ход, в котором оказались, был темен, узок, длинен и извилист. Несколько раз в этой темноте я довольно прилично прикладывался головой к выступам каменного потолка. Наконец, вслед за своей прелестной провожатой, я оказался в еще одной пещере.
   Когда я ступил на присыпанный мелким песком пол этого подземного склада, Кроха как раз неторопливо двигалась вдоль его стен, время от времени прищелкивая пальцами. Звук получался такой, словно в ее ладошках были кастаньеты, и в ответ на эти резкие отрывистые щелчки на стенах сами собой зажигались толстые желтые свечи, вставленные в бронзовые, отлично начищенные бра.
   В постепенно прибавляющемся свете я огляделся. Это был самый настоящий арсенал, содержащийся к тому же в прекрасном порядке.
   Вдоль правой от входа длинной стены были расставлены самые настоящие рыцарские доспехи. Они, конечно же, привлекали взгляд в первую очередь, и при этом они были настолько разнообразны по размерам, составу и внешнему оформлению, что глаза буквально разбегались. Первым в этом ряду стоял простой стальной пластинчатый панцирь с мелкой, неброской золотой насечкой на поножах и наручах, изображавшей простенький геометрический узор. Круглый глухой шлем, с ребристым, чрезвычайно маленьким забралом, венчал большой, величиной чуть ли не с сам шлем, литой кулак с отогнутым вверх большим пальцем.
   Стоило мне обратить свое внимание на эти доспехи, как из-под моей ноги вынырнул нахальный Фока и принялся тоном уставшего экскурсовода давать пояснения:
   – Этот облегченный доспех из наговоренной болотной стали принадлежал графу Эллюру, ставшему тенью тридцать два года назад. К сожалению оружие графа – меч, парный кинжал, тяжелый топор, легкий топор, вспомогательный топорик и двойной шестопер утонуло в болоте, поскольку было изготовлено из обычного металла. Панцирь растягивается на два размера, однако делать это не рекомендуется, поскольку его прочность уменьшается в тригонометрической прогрессии!..
   – В какой прогрессии?! – переспросил я.
   – В тригонометрической, – пояснил наглый оранжевоголовый каргуш, ничуть не смутившись, – По падающей тангенсоиде!..
   Я был совершенно уверен, что этот низкорослый остроносый тип придумывает свои объяснения прямо на ходу, но поймать его на сочинительстве, к сожалению, не мог. Потому я мысленно плюнул и решил – пусть болтает. Медленно двигаясь вдоль этой выставки доспехов, я вынужден был слушать Фокину лекцию.
   – Полный боевой доспех славного рыцаря, барона фон Каптуса, укрепленный на сочленениях копытами единорога и проложенный изнутри серной нитью. Выдерживает прямой удар королевской палицы, непробиваем для всех видов метательного оружия, включая корабельную катапульту. К сожалению, барон слишком надеялся на свои доспехи и как раз камень, выпущенный из катапульты смел его с палубы его галеры. Доспех, как мы сами видим, выдержал удар, но барона не успели вовремя вытащить из воды и он захлебнулся!.. Все оружие барона – большой меч, малый меч, подмечник, двойная секира, топор, кинжал широкий, кинжал узкий, и четыре метательных ножа во время падения барона в море остались на палубе и потому сохранились. Пропали только две уникальные самовзводящиеся рогатки, утонувшие вместе с бароном.
   Пока Фока нес эту околесицу, я успел миновать три или четыре выставленных образца и остановился около действительно заинтересовавших меня лат.
   Это был полный панцирь совершенного черного цвета за исключением золотых колесиков шпор. Вычерненная сталь, казалось, полностью, до последнего кванта, поглощала падающий на нее свет. Мастер придал латам столь точное соответствие человеческому телу, что мне показалось, будто я вижу на постаменте готового к выступлению обнаженного культуриста. Передняя часть шлема была выполнена в виде круглого, довольно добродушного лица, на котором вместо глаз были вставлены крупные черные, искристо отсвечивающие камни. Только вот рот у этого личика был широко открыт, словно он горланил пьяную песню, а разинутая пасть была забрана частой решеткой!
   Рядом с панцирем на специальной подставке располагался небольшой круглый щит с расположенной в середине литой львиной головой. Рядом с ним стоял длинный меч с витой, черненой рукоятью, в черных кожаных ножнах с набором из черных металлических блях. Под мечом лежали кинжал величиной с древнеримский меч и большой топор на короткой рукояти, весьма похожий на обычную секиру, только с тяжелым, выполненным в виде конуса обухом. Внизу, охватывая все это оружие, лежал широкий пояс из черных стальных колец.
   Я стоял прямо напротив доспехов и внимательно их рассматривал, и вдруг осознал, что мой гид Фока умолк. Повернув голову, я хотел взглянуть на этого вдруг смолкнувшего болтуна и в этот момент краем глаза уловил какое-то странное движение, произведенное... панцирем. Я тут же вновь обратил свое внимание на панцирь, но тот стоял совершенно неподвижно, как и полагается стоять куску железа, хотя и тщательно обработанному. И все-таки я был уверен, что это движение мне не показалось! Поэтому, не отводя взгляда от панциря, я чуть насмешливо проговорил:
   – Ну что, всезнайка, я смотрю, по поводу этих доспехов тебе нечего сказать?.. А вот они-то мне как раз и понравились!
   С минуту в пещере царила тишина, а затем раздался голос Топса, сопровождаемый несколько нервным смешком:
   – Хм... Губа не дура!..
   – Да... – тут же согласился Фока и, несколько неуверенно начал свои пояснения, – Вообще-то, это очень старые доспехи... Легенда утверждает, что они принадлежали свободному Черному Рыцарю по прозвищу «Быстрая Смерть»... Та же легенда гласит, что доспехи пропитаны древним давно забытым заклятием «Полная Каска», что гарантирует им полную неприкосновенность. Оружие Черного рыцаря также подвергнуто магической обработке, но какой именно, никто уже не помнит...