Малинин Евгений. Драконья ненависть, или Дело врачей

   – Да?! – засомневался левый тролль. – А если найдет?! Если у него такой же нюх, как и лапы?! Тогда он точно дана снова сюда привезет, он ведь дорогу-то будет знать.
   Тролли замолчали, и их молчание длилось довольно долго. Наконец умник из середины предложил:
   – Давайте лучше мы его принесем в жертву Небесной Матери, как раньше собирались... пока Норк не приперся. Жертва Небесной Матери еще ни разу не возвращалась... Тогда и зверь сияющего дана нам не страшен.
   – Приносить жертву без Норка?.. – засомневался Брюл. – Еще никто, кроме Рыжего Норка, не приносил жертву. Я даже не знаю, как это надо делать...
   – Я знаю, – буркнул басом левый. – Я хорошо следил за Норком... несколько раз... Ничего сложного нет.
   До этого момента я лежал совершенно неподвижно, но тут мои нервы не выдержали.
   «Знаток хренов!.. Добраться бы мне до твоей рыжей шкуры!» – со злостью подумал я и неосторожно сжал кулаки,
   – Глядите, он приходит в себя!!! – заволновался Брюл. – Давай, Бугр, приноси его в жертву скорее, а то он...
   Бугр не дал своему дружку договорить, что именно я «а то», он немедленно начал отдавать распоряжения:
   – Значит, так! Ты, Брюл, становись справа от жертвенной плиты и запевай гимн Небесной Матери. Ты, Скилл, становись слева и читай Просьбу о снисхождении к нашей жертве. А я буду Управлять механизмом жертвенника!
   Два тролля быстро переместились на указанные им места и принялись, перебивая друг друга, немузыкально орать странными вибрирующими голосами, а третий наклонился вперед и стал шуровать у основания моей плиты.
   Мне сложно было следить за Бугром, поскольку видел я только его похожую на огромную кочку рыжую волосатую спину. Поэтому я прислушался к странным звукам, которые издавали двое других. Через несколько секунд я, к своему удивлению, уловил в этой какофонии некий общий ритм, а затем вдруг почувствовал, что этим «пением» мне явно стараются что-то внушить! Я прислушался еще внимательнее, и в это мгновение... Все мое тело принизала дикая, оглушающая, беспощадная боль! Она вспыхнула в моих ногах, пробежала, как по запальному шнуру, по позвоночнику и взорвалась в моей голове, погасив на долгое мгновение сознание. Когда я очнулся, мое тело буквально купалось в боли – болела каждая мышца, каждый сустав, каждая жилка. Мои внутренности свились в тугой одеревеневший узел, стянутый болью, руки и ноги вывернулись в судороге, голова налилась раскаленным свинцом, глаза, казалось, вот-вот лопнут он внутреннего напряжения, а в уши грохотом отбойного молотка вгрызалось «пение» троллей!
   Я не знаю, сколько времени продолжалась эта пытка, но боль кончилась так же неожиданно, как и началась. Мое тело вдруг стало легким, невесомым, мне казалось, что если бы не доспехи, я воспарил бы к потолку пещеры, несмотря ни на какие скобы. Только прокушенная губа неприятно саднила да мешала кровь, залившая подбородок. И почти сразу же раздался испуганно-недоумевающий голос Брюла:
   – Нет, Бугр, ты делаешь что-то не так!!! Он молчит, а должен вопить... Если сияющий дан будет молчать, Небесная Мать не примет нашу жертву!
   Бугр выпрямился и изучающее уставился на меня своими, просвечивающими сквозь шерсть зелеными глазками.
   – А может быть, он... того... дохлый?.. – донесся с другой стороны плиты глухой бас Скилла.
   – Ничего не дохлый! – обиженно возразил Брюл. – Стала бы дохлого дана жертвенная плита держать?! Глянь, как она в него вцепилась!
   – Тогда надо еще разок попробовать... – пробурчал Скилл. – Как ты, Бугр, можешь еще разок попробовать?..
   Последовала секундная пауза, после чего Бугр согласно вздохнул:
   – Ну давайте еще раз, только быстро, а то как бы Норк не вернулся... Он тогда нам... попробует!..
   Два рыжих валуна по обе стороны от моей плиты снова затянули свою немузыкальную песню, а Бугр наклонился к основанию плиты.
   «Еще раз я не выдержу, – вспыхнула в моей голове паническая мысль, – надо что-то делать!!!»
   Но что можно сделать, будучи прикованным к каменной плите, со стянутыми до совершенной неподвижности руками и ногами... Разве вот только... мои пальцы обладали необходимой подвижностью, только на что они были способны?!
   Мой взгляд заметался по пространству пещеры, пытаясь отыскать хоть какой-то путь к спасению от готовой прийти боли... Невыносимой боли!!! А пение троллей, как и в первый раз, уже начало снова просачиваться в мой разум, уговаривая меня, втолковывая мне какую-то неправую, извращенную истину!
   И в этот момент мой взгляд разглядел в темной глубине пещеры некое странное, тусклое, на границе ультрафиолета, мерцание.
   «Заклинание! – мгновенно вспомнил я. – Старинное заклинание, сковывающее дикий магический фон! – И сумасшедшая радость накрыла меня. – Ну, палачи мохнатые, держитесь!»
   С моих губ сорвались три недлинных слова из несуществующего языка и повисли над моим лицом тремя разновеликими лепестками прозрачного голубого пламени. Пальцы правой руки сложились щепотью, а затем раскрылись, словно лепестки бутона, указывая полыхающему заклятию его цель. Голубые лепестки, мгновенно уловив направление, метнулись кдальнему углу пещеры, превращаясь налету в голубоватые стрелы, и ударили точно в выбранные мной места охранных формул, опоясывавших древнее заклинание!
   По залу, заглушая варварское пение троллей, прокатился мелодичный перезвон, а за ним раздался резкий звук лопнувшей басовой струны.
   Тролли замолчали, недоуменно перетаптываясь и силясь угадать, откуда раздались эти новые для них звуки. Но эти звуки постепенно стихли, и три оранжевые глыбы снова повернулись ко мне. Однако заняться своим палаческим занятием они не успели, в центре зала вдруг возникло багровое свечение, которое быстро наливалось нестерпимым жаром и раскручивалось, словно гигантский огненный волчок!
   Тролли, развернувшись в сторону начинающегося катаклизма, замерли на месте, явно не понимая, что происходит, и пытаясь сообразить, что же им надо делать. Зато я прекрасно понимал, какие силы пришли в движение! Заклинание Истинного Зрения давало мне возможность видеть все происходящее! Мое заклятие снесло охранные формулы, и древнее заклинание тут же осыпалось на пол пещеры фиолетовой трухой, Магический фон дрогнул, словно не понимая, что произошло, а в следующее мгновение в середине зала завязался огромный узел дикой магии, который принялся втягивать в себя весь окружающий фон и раскручивать его, словно некую невидимую карусель!
   Впрочем, невидимой эта карусель оставалась совсем недолго – энергия, высвобождаемая «распоясавшейся» дикой магией, настолько разогрела центральный узел, что заставила светиться не только его, но и окружающий его воздух. Я видел, как в бешено вращающийся сгусток Силы втягиваются все новые и новые порции дикой магии, как узел начинает распирать изнутри, как по его ослепительной, алой поверхности тянутся темные багровые трещины. Я понимал, сколь малое время отпущено этому спущенному мною на свободу дикому Зверю, и потому все свои силы бросил на защиту собственного магического кокона. Чудовищным усилием воли я сжал его до самых ничтожных размеров, одновременно уплотнив его, насколько это было возможно...
   И в этот момент по пещере полыхнуло магическим взрывом. Стены пещеры дрогнули, и по ним побежали быстрые змеистые трещины, на глазах превращавшиеся в разломы, провалы, широкие проходы. В следующее мгновение сразу в нескольких местах треснул и потолок пещеры, но вместо того чтобы осыпаться вниз, огромные гранитные куски медленно приподняло, а затем выметнуло наружу, открывая путь серому сумеречному свету. Одновременно с этим посреди пещеры образовался самый настоящий смерч, подхвативший в мгновение ока трех разлохмаченных троллей и швырнувший моих мучителей вслед за гранитными обломками потолка, словно гигантские оранжевые воздушные шары.
   И в то же самое время бушевавшая вокруг меня дикая магия старательно обходила мою скромную персону, как будто опасалась связываться со мной или видела во мне силу... способную обуздать ее! Правда, скобы, удерживавшие меня на плите, лопнули в первый же момент поднявшегося урагана, так что я уже не лежал, а сидел на жертвенной плите, но больше ни один квант дикой магии не коснулся меня.
   Таким образом, буквально через несколько минут я оказался сидящим в полном одиночестве на дне огромной каменной воронки, напоминающей кратер вулкана. Хотя, если быть абсолютно точным, я был не одинок – рядышком со мной примостилась... моя Пурпурная Дымка, уменьшившаяся почему-то до размеров совсем крошечного и совершенно непрозрачного пони, а рядом с ней я обнаружил и все мое вооружение. И секира, которую тролли называли Ужас Камней, и меч, и кинжал, и метательные ножи лежали рядом с жертвенной или, может быть, пыточной плитой, словно дожидались, когдая снова возьму их в руки.
   Несколько секунд я рассматривал свою лошадку, соображая, что же это такое с ней случилось и как мне теперь ее называть. Во всяком случае, имя Дымка уже никак не соответствовало ее облику. И тут до меня дошло, что лошадка приобрела такой необычный вид в результате того, что я... сжал свой магический кокон! Ведь она была частью его, а следовательно, так же как и он, подчинялась моим установкам. И действительно, стоило мне снять напряжение со своего магического кокона, как Пурпурная Дымка снова приобрела свой привычный «дымчатый» вид.
   Кряхтя и постанывая – перенесенная пытка еще отдавалась болью во всем теле, – я сполз с плиты и встал на ноги около лошади. Затем, секунду передохнув, я подобрал свое вооружение, разместил его на подобающих местах, убедившись при этом, что широкий седельный карман предназначен для Ужаса Камней, и вскарабкался в седло. Пурпурная Дымка словно бы только этого и ожидала. Почувствовав на своей спине мою тяжесть, она постояла несколько секунд, давая мне поудобнее утвердиться в седле, а затем тронулась вперед своей неспешной, но упорной рысью.
   Скоро мы вновь оказались в подземном коридоре. Каким образом Дымка находила дорогу, я не знаю, да особо над этим и не задумывался, в тот момент мою голову занимали совсем другие мысли. Мысли о... троллях.
   Да, конечно, один из этих... «окончательных» дураков приложил меня дубиной. Да, конечно, трое рыжих негодяев устроили мне пытку и пытались принести меня в жертву какой-то там Небесной Матери. Все это было так, но... не было в них жестокости. Сейчас, находясь в безопасности, я вдруг понял, что они руководствовались какой-то не совсем мне понятной... необходимостью. Более того, я вдруг подумал, что если бы мы с ними встретились не в подземелье... не в их подземелье, они скорее всего даже не приблизились бы ко мне!
   Впрочем, вполне возможно, что я и ошибался в своих чувствах. Но в одном я был совершенно уверен – те тролли, с которыми я успел познакомиться, действительно были ребятами не слишком большого ума, за исключением, пожалуй, Норка. Да и тот больше брал чувством собственного превосходства, нежели умом.
   Да... Странная получалась картина. Но больше всего мне хотелось понять, что же это за необходимость толкал а троллей на насилие?
   За такими вот размышлениями я и не заметил, как мы оказались на открытом воздухе. Над этим странным, недобрым Миром опустилась ночь, и из темноты подземелья мы плавно перешли в темноту этой ночи. Звезд над моей головой не было, и, приглядевшись попристальнее, можно было понять, что небо затянуто плотными, быстро бегущими облаками.
   Я решил было остановиться и переночевать рядом с тропой, по которой продвигалась моя лошадка, но она шла такой уверенной рысью, словно чувствовала впереди более приличный ночлег. Так оно и оказалось. Проехав около часа в полной темноте, я вдруг увидел далеко впереди крошечную желтоватую точку. Вблизи эта точка превратилась в окошко небольшой каменной постройки, с высокой односкатной крышей и будкой около узкой входной двери. Из будки вместо лая слышалось странное, едва слышное поскуливание, на которое, впрочем, я не обратил внимания.
   Моя умная лошадка остановилась около самой двери, и я, чуть наклонившись, осторожно стукнул в нее своим бронированным кулаком. Спустя минуту задверью завозились и недовольный голос спросил:
   – Ну, и кто это там скребется?..
   – Прошу прощения за беспокойство, – самым вежливым тоном ответил я, – но не могли бы вы позволить мне переночевать в вашем доме. Я – одинокий путник и не причиню вам неудобств.
   – Одинокий путник? – заинтересованно переспросили из-за двери. – Что, неужто совсем одинокий?
   – Совершенно! – подтвердил я.
   За дверью что-то прошуршало, идо моего слуха донеслось быстрое перешептывание. Я в этом шепоте практически ничего не разобрал, но слова «пусть войдет, повеселимся» прозвучали совершенно явственно. И сказаны они были, как мне показалось, женским голосом.
   Наконец перешептывание кончилось и все тот же голос спросил:
   – А ты, наверное, и есть хочешь?
   Я уже успел спуститься на землю и, стоя у самой двери, с легким смешком ответил:
   – Мой голод не настолько велик, чтобы вас обеспокоить. Я вполне могу обойтись без ужина.
   – Ага!.. – донеслось из-за двери, и мне послышалось в этом возгласе легкое разочарование. – Ну что ж, заходи...
   Дверь распахнулась, и в ее освещенном проеме показалась фигура невысокого человека, одетого в длинную темную рубаху и широкие, похожие на шаровары, штаны.
   Я протянул вперед руку, собираясь придержать дверь, и в этот самый момент хозяин попытался ее... захлопнуть!
   – Э-э-э!.. В чем дело, хозяин? – воскликнул я, делая шаг вперед. – Или твое гостеприимство уже иссякло?!
   Хозяин, словно опомнившись, сделал шаг назад, и тут я увидел, что это маленький седой старичок и что он... очень испуган. Прижав руки к груди, он быстро поклонился и сбивчиво забормотал:
   – Пусть господин сияющий дан простит меня... Мы с женой никак не ждали, что столь высокий господин посетит наше скромное жилище... Можете мне поверить, господин сияющий дан, мы ничего плохого не сделали людям, мы живем далеко и никого не... знаем... Нас не за что карать, господин сияющий дан, поверьте, нас не за что карать...
   – Да не собираюсь я вас карать! – воскликнул я удивленно, входя в дом. – Я хочу всего лишь переночевать под крышей, если, конечно, вы не против.
   – Как мы можем противиться желаниям сияющего дана!.. – испуганно просипел хозяин. – Господин сияющий дан – хозяин этого дома, как и всех остальных домов...
   – Не мельтеши, дорогой, – раздался мелодичный женский голос из-за занавески, перегораживающей единственную комнату домика.
   В то же мгновение занавеска откинулась, и передо мной появилась молодая красивая женщина, одетая в глухое длинное платье неопределенного темного цвета. Увидев меня, она в отличие от своего супруга не испугалась и даже не смутилась. Мило улыбнувшись и быстро поклонившись, она проговорила своим мелодичным голосом:
   – Господин сияющий дан может располагать нашим жильем, а мы поднимемся на чердак и с разрешения господина переночуем там...
   Я быстро огляделся. Домик, как я уже заметил, был совсем невелик. В передней части единственной комнаты, у стены, справа от входной двери, стоял грубо сколоченный стол и два столь же грубых табурета. У противоположной стены был сложен небольшой очаг с грубой треногой, на которой висел небольшой котелок. За откинутой занавеской виднелся краешек довольно большой кровати, застланной чем-то... лоскутным. В общем, комната не поражала взор обилием и богатством обстановки. Снова взглянув в миловидное лицо хозяйки, я как можно добродушнее произнес:
   – Нет, я не хочу стеснять вас в вашем же жилище, а потому на чердак отправлюсь сам и постараюсь не шуметь.
   Женщина хотела что-то мне возразить, но я поднял руку и уже тверже добавил:
   – И попрошу не спорить со мной – я уже и так доставил вам беспокойство. Лучше покажите мне, где у вас лестница наверх.
   Женщина молча поклонилась и повела рукой в сторону закрытой занавеской стены.
   Я двинулся в указанном направлении и, шагнув за занавеску, увидел узенькую лесенку, поднимавшуюся почти вертикально, вдоль стены и упиравшуюся в потолочный люк. Оглянувшись еще раз, я увидел, что хозяин дома продолжает стоять на том же самом месте у входной двери и со страхом наблюдает за моими передвижениями по дому.
   «И чего он так испугался?! – с некоторым раздражением подумал я. – Как будто никогда... сияющих данов не видел!.. Или видел?!»
   Впрочем, я действительно хотел спать. К тому же сказывалось напряжение последних часов и... троллья пытка. Так что мне было не до испугов сельских жителей, я мысленно махнул на все рукой и направился к указанной лесенке.
   Подняться наверх было делом одной минуты. Закрыв за собой люк, я огляделся и немедленно обнаружил огромный тюфяк, брошенный у фасадной стены, под крошечным окошком чердака. Поверх тюфяка лежало не слишком толстое одеяло. Я выбрался из своих доспехов и, секунду подумав, вставил свой меч враспор между крышкой люка и обрешеткой крыши. Вот теперь меня никто не мог побеспокоить, так что я, ни о чем более не волнуясь, рухнул на тюфяк, накинул на себя одеяльце и немедленно заснул.
   Проспал я недолго, меня разбудил какой-то резкий вскрик. Я мгновенно сел на своем тюфяке и прислушался. Вокруг все было тихо, за окном темно, а подо мной, в комнате, шел разговор.
   – Не ори! – прошипел совсем немелодичный женский голосок. – Что ты вопишь, словно десяток черных извергов увидел. Разбудишь сияющего дана, он тебе пасть-то заткнет.
   – Нет никакого сияющего дана, – раздался в ответ свистящий шепот хозяина домика. – Это его призрак, и он пришел за мной.
   – Нужен ты ему! – насмешливо ответила ему женщина. – Прям подохнуть он не мог без того, чтобы тебя не повидать.
   – Я же тебе говорю, дура, он пришел, чтобы меня уничтожить, – заскулил старик. – И зачем только я встретил его на желтой тропе?! Наверняка он узнал, что это я сообщил троллям Норка, что сияющий дан Тон идет со своими черными извергами по их шкуры. Потому-то Норк и успел вызвать Небесную Мать. И вот теперь пришла расплата за мое...
   Тут он как-то уж очень мокро всхлипнул и заговорил буквально глотая слезы:
   – Недаром вчера днем в горах грохотало и полыхало. Призрак сияющего дана наверняка посчитался с троллями, а теперь вот и до меня добрался. Теперь он на-а-аверня-а-ака...
   На последних словах его шепот перешел в неразборчивый визг.
   – Не ори! – снова осадила его женщина. – Если не можешь не скулить, то скули... молча!
   Послышалось слабое шуршание, а затем она с явной насмешкой продолжила:
   – Только должна тебя огорчить, это никакой не призрак, это самый настоящий живой дан!
   – Дура! – еле слышно выдохнул старик. – Как он может быть живым, если Небесная Мать дохнула на него смертью. Ты хоть раз слышала, чтобы кто-то из людишек выживал после выдоха Небесной Матери?!
   – А может быть, доспехи защитили сияющего дана? – задумчиво ответила женщина. – Говорят они у него зачарованные...
   Снова последовала короткая пауза, после которой женщина добавила с насмешкой:
   – Но сияющий дан Тон жив и здоров. Я это отлично поняла по тому взгляду, которым он меня... разглядывал.
   – Какой взгляд, дура?! Какой взгляд? – буквально взвизгнул старик, хотя продолжал говорить шепотом. – У него же на голове шлем, а лицо закрыто глухой маской! По взгляду она поняла...
   – Не ори! – еще раз шикнула на него женщина. – А мужской взгляд, особенно такой, как у сияющего дана Тона, я могу и через каменную стену почувствовать... И понять!
   Они немного помолчали, а затем старик снова заскулил:
   – Что же делать? Что же делать?
   – Да ничего не делать, – спокойно прошептала женщина. – Или, если хочешь, можешь попробовать его убить, пока он спит. Дать тебе охотничью дубинку?
   В ее голоске снова сквозила насмешка, а я обиженно подумал: «Ну вот, опять дубинка! Что у них в этом Мире, другого оружия, что ли, нет?!»
   – Какая дубинка, дура, – пискнул старик, – ты же видела – он в панцире, какой дубинкой можно панцирь пробить?!
   – Что ж он, по-твоему, и спит в своем панцире? – хихикнула женщина. – Совсем ты, скоге, рехнулся от страха!
   «Скоге? – повторил я про себя. – Что-то я такое слышал! Скоге?!»
   И моя услужливая память сразу же подсказала мне, что я когда-то читал о таком проказливом народце. Так, мелкие хулиганствующие фейри, но этот, видимо, дохулиганился до... мокрых штанишек.
   – А если тебе уж совсем... невмоготу, – продолжал а между тем нашептывать женщина, – то можешь... отправиться... ну хоть в горы. Утром я скажу сияющему дану, что тебя позвали неотложные дела, что тебя вызвал к себе твой сеньор... ну и... все такое.
   – Какой сеньор, дура?! – пискнул старик. – Какой у скоге может быть сеньор?!
   – Так ты что ж, не понял? – удивилась женщина. – Сиятельный дан принимает нас за... людей. Иначе он давно бы уже прикончил нас обоих голыми руками и оружие доставать бы не стал! Просто кулаком пристукнул бы. Но мы успели одеться, вот и сошли за людей.
   И снова повисло молчание, но на этот раз его прервал старик:
   – Значит, ты думаешь, сияющий дан нас не узнал?
   Сколько надежды было в этом вопросе!
   – Конечно, нет! – самым категоричным тоном ответила его супружница. – Ты теперь и сам это понимаешь.
   – Тогда я, пожалуй, действительно куда-нибудь... пойду, – пробормотал старичок, и снова послышалось быстрое шуршание.
   – Только ты тогда не обессудь, если мы с сияющим даном... ну... это... займемся поутру кое-чем... – промурлыкала женщина.
   Старик ничего не ответил настоль прозрачный намек, только напряженно запыхтел, а женщина снова коротко хихикнула.
   Послышался слабый скрип открывающейся двери, шуршание камешков под торопливыми шагами, и снова наступила тишина.
   Несколько минут я продолжал вслушиваться в эту тишину, а затем шумно перевернулся на другой бок и... снова заснул.
   Второй раз я проснулся на рассвете. В окошко вливался серый, мутный свет, по которому я определил, что и это утро будет пасмурным. Да, местная погода, похоже, не слишком часто баловала аборигенов.
   Потянувшись, я прислушался – вокруг царила тишина. Тогда, быстро вскочив со своего тюфяка, я взял в руки меч и кинжал, вышел на середину чердака и по уже укоренившейся привычке принялся... фехтовать с тенью! Два часа таких занятий в день давно уже стали моей необходимостью. Однако на этот раз я прозанимался не более получаса – надо было трогаться в путь.
   Убрав оружие на место, я снова прислушался, в доме по-прежнему было тихо, и это меня удивило – мои упражнения должны были разбудить хозяев.
   «Хозяйку», – поправил я сам себя, вспомнив подслушанное ночью, и тут вдруг услышал за окошком странный ритмичный шорох. Подкравшись «кошачьим» шагом к окну, я заглянул в него. Рядом с домом, прямо на наклонной, присыпанной мелкими камешками площадке танцевала хозяйка домика! И как танцевала!
   Обнаженное стройное женское тело, казалось, парило над землей, не касаясь ее ногами, и только тихий шорох, раздававшийся в такт ее движениям, показывал, что это не призрак, а живая трепетная плоть. Прекрасное лицо, обрамленное гривой густых белокурых волос, было обращено как раз к моему окошку, но поскольку глаза на этом лице были закрыты, я решил, что танцовщица меня не заметит. И она действительно меня не замечала.
   Несколько минут я наблюдал за ее танцем, наслаждаясь плавной изысканностью движений, легкостью и грацией танцовщицы, непередаваемой красотой стройных ног, тонких быстрых рук, плавной округлостью высокой груди, длинной точеной шеей... А молодая женщина все не останавливала своего поразительного танца, не открывала глаз и... все время оставалась лицом к моему окну! Наконец, когда моя порядочность взяла верх над моим... любопытством и я совсем уже собрался прекратить свое подглядывание, танцовщица сделала изысканный пируэт и я увидел ее спину...
   Но спины-то, как раз и не было!!!
   Там, где у нормальной женщины находятся лопатки, ребра, поясница, у моей танцовщицы была огромная впадина, словно верхняя часть туловища этой... этого существа была выпрессована на штампе из листового материала!!! А кроме того, ее... кхм... попку украшал длинный хвост, весьма напоминающий коровий!
   Я застыл у своего окошка, открыв от удивления рот, а танцовщица, закончив пируэт и снова оказавшись лицом ко мне, вдруг открыла свои изумительные глаза, широко улыбнулась и... подмигнула мне.
   Отпрянув в глубь комнатки, я осторожно перевел дух и медленно опустился на тюфяк. В моей голове чирикала по-воробьиному единственная мыслишка: «Показалось».
   Хотя, в общем-то, я знал, что ничего мне не показалось. В этот момент чуть слышно скрипнула входная дверь и внизу прошуршал и легкие шаги. Звякнула какая-то утварь, полилась тонкая струйка воды...
   Я осторожно поднялся на ноги, с силой потер ладонями лицо, с неудовольствием ощущая отросшую щетину, потом аккуратно влез в доспехи и замкнул их. Теперь мне была не страшна самая распрекрасная... скоге!
   Топая по доскам чердачного пола, я проследовал к люку, откинул его и ступил на лестницу.
   Занавеска, перегораживающая комнату, была отодвинута к самой стене, хозяйка домика хлопотала у горящего очага, над которым в небольшом котле булькало какое-то варево. Она была одета во вчерашнее темное платье, скрывавшее под собой всю ее фигуру.
   Услышав мои шаги на лестнице, женщина быстро выпрямилась и обернулась ко мне. На ее лице играла добродушная улыбка.