– Боюсь, что, пожив лет пять со славой дурака и труса, ты изменишь свое теперешнее суждение!..
   В этот момент поверх прозрачного колпака рабочего зала обсерватории раскрылась полиольстальная диафрагма противометеоритной защиты, компьютерные мониторы мигнули и погасли – рефлекторы главного телескопа обсерватории также прикрылись защитными плитами, но в следующий момент главный экран и двенадцать развернувшихся по его периметру малых экранов снова засветились. На них в автоматическом режиме начала выводиться информация, получаемая с тринадцати камер наблюдения, установленных вокруг главного комплекса станции. На как бы одном гигантском мозаичном экране появился уже привычный темно-серый, похожий на скалистый, но странно «зализанный» пейзаж, посреди которого выделялось темное, почти черное, идеально круглое пятно полиольстального купола противометеоритной защиты, накрывшего прозрачный купол станции, под которым располагалось помещение большой кают-компании.
   Основные помещения станции были скрыты метрах в трех-четырех под скальной поверхностью спутника, только большая кают-компания с маленьким «зимним садом» и несколько вспомогательных помещений были вырублены в толще замерзшей до каменного состояния смеси азота, метана и угарного газа, покрывавшей Тритон шестиметровой коркой. На поверхность спутника, кроме трех шлюзовых ворот, выходили только этот прозрачный купол, или, как его называли работники станции, «глаз», да антенна дальней связи, похожая на гигантское ухо, прикрытое выдвинувшимся противометеоритным козырьком и вслушивавшееся, казалось, в «музыку сфер». Камеры наблюдения были расставлены с таким расчетом, что картинка получалась достаточно четкой, хотя и не слишком объемной. Зато значительная часть пространства над станцией также была прекрасно видна.
   – Ну вот, теперь нам не страшны никакие метеориты! – удовлетворенно проговорил Карреган, с удовольствием рассматривая этот пейзаж. – Правда, работать стало совершенно невозможно!! – добавил он вдруг резко изменившимся тоном. – Непонятно, каким образом в данной ситуации мы сможем не выпускать из виду этот... э-э-э... метеоритный рой?!!
   – А что его наблюдать, – с удивительным спокойствием отозвался вдруг Шольц. – Если это обычные метеориты, то через десяток минут нам придется пережить три обычных, хотя и довольно сильных метеоритных удара. Даже если эти удары придутся прямо по комплексу станции, мы это переживем без особых потерь. А вот если это... ну... не совсем метеориты, тогда!.. Тогда не знаю, что нас ожидает!
   – Вы все еще считаете, что эти метеориты могут быть х-объектами?.. – насмешливо переспросил старый профессор, развернувшись вместе с креслом в сторону своего коллеги. – Хм, а я, признаться, не слишком верю в саму возможность существования этих... объектов. Если признать свойства этих объектов установленным и проверенным фактом, то тогда надо будет признать, что они управляемы и что ими управляют вполне разумные существа. Но тогда почему эти... к-хм... существа не вступили с нами в контакт, не сообщили о своих намерениях?!! Как-то это... не вполне разумно!.. Поэтому я считаю...
   – Вот они!!! – перебил своего руководителя Герман.
   Карреган мгновенно замолчал и повернулся к большому экрану. Довольно высоко над недалеким горизонтом Тритона появились три едва заметные голубовато-зеленые звездочки. Впрочем, они достаточно быстро набирали объем, превращаясь из чуть поблескивающих точек во вполне отчетливо видимые объекты! Пока еще было непонятно, произойдет ли столкновение спутника Нептуна с этими непонятными астероидами или Тритону удастся его избежать, но второй астрофизик станции вдруг почувствовал, что траектория движения этих непоседливых космических тел с того момента, как он просчитывал орбиту их движения, снова изменилась. Его пальцы быстро забегали по клавиатуре, вводя новое задание для компьютера, и через пару минут на экране монитора появился очередной расчет. Он точно показывал, что все три астероида должны будут пройти прямо над станцией на высоте около четырех километров. Причем их скорость была вполне достаточной для того, чтобы покинуть сферу притяжения Нептуна и уйти в открытый космос!
   Шольц облегченно вздохнул и тут же, непроизвольно протянув руку, включил дубль-камеру и переключил на нее сигнал с видеокамер наблюдения, хотя отлично знал, что запись с них и так ведется в автоматическом режиме на главном комплексе станции.
   Три астероида быстро приближались. Впереди продолжал двигаться самый больший, тот самый, что напоминал кособокую грушу. И вращался он точно так же, как и тогда, когда Шольц увидел его в первый раз. Два других астероида были значительно меньше первого, но при этом имели почти идеальную сферическую форму, нарушаемую лишь невысокими, торчащими наподобие корявых наростов скалами. Теперь уже Герману казалось, что астероиды и впрямь без особых сложностей разойдутся с Тритоном, хотя сомнения все-таки оставались – последний астероид летел много «ниже» своих сотоварищей, так что удар по касательной был вполне возможен.
   Прошло еще около пяти минут, и вдруг Шольц заметил, как последний астероид, не снижая своей крейсерской скорости, начал медленно менять траекторию движения, «отдаляясь» от поверхности спутника!.. И почти сразу же вслед за этим скорость всех трех астероидов стала быстро падать!! Молодой астрофизик не верил своим глазам, а между тем три каменные глыбы продолжали тормозить, причем два малых астероида чуть разошлись в стороны, образовав со своим лидером почти правильный треугольник, и наконец прошли прямо над комплексом станции!
   Молодой астрофизик облегченно вздохнул и услышал неразборчивое бормотание своего старшего товарища:
   – Торможение... около минус двенадцати g... двигательных установок... возможно... гравитационное или... магнитное поле... но... торможение в магнитном поле... нагрев... температура плавления... а если...
   Но тут внимание Шольца снова привлекли пролетевшие над поверхностью Тритона астероиды. Удалившись от купола станции километров на двадцать, они, продолжая оставаться в треугольном строю, развернулись с небольшим набором высоты и направились в обратную сторону. Их скорость к этому моменту упала настолько, что они буквально плелись над зализанными скалами Тритона, словно высматривая что-то среди зеленовато-голубых теней. Наконец они снова оказались над куполом станции и... остановились! Это было совершенно невероятно – три огромные каменные глыбы вопреки всем законам небесной механики просто зависли в четырех-пяти километрах от поверхности самого большого спутника Нептуна!!
   Около минуты они неподвижно висели над станцией, а затем из-под полиольстального козырька противометеоритной защиты в самый крупный астероид ударил узкий ярко-белый луч света – включился один из лазерных прожекторов, используемых для посадки грузовых челноков. Поверхность астероида, на которую упал свет, мгновенно вспыхнула тысячей ярчайших бликов, разноцветные лучи брызнули во все стороны, переливаясь всеми цветами радуги, пропадая и вспыхивая снова. А в следующую секунду эти хаотически вспыхивающие лучи вдруг сплелись в единую, ослепительно сияющую «спицу», и эта «спица» едва заметно мазнула по поверхности Тритона. Ледяной монолит скалы, на которой размещался включившийся прожектор, мгновенно вскипел, а вот полиольсталь защитного козырька выдержала этот «мазок», и только узкая темная полоса осталась следом от энергетического удара. Прожектор погас, и поверхность Тритона снова окутал зеленовато-голубой полумрак, лишь все еще плясавшие в глазах зайчики подтверждали, что исчезнувшая фантасмагория света не привиделась!
   В этот момент включилась внутренняя связь, и Шольц услышал встревоженный голос профессора Борвина:
   – Обсерватория!! Вы слышите меня?!! Ответьте начальнику станции!!
   Герман мгновенно отреагировал на призыв профессора Борвина. Его рука метнулась к сенсору связи, а голос прозвучал почти спокойно:
   – Обсерватория слушает вас, господин профессор!..
   – Над станцией зависли три астероида! – Голос профессора прозвучал гораздо четче. – Вне всякого сомнения, это х-объекты, они только что пытались уничтожить один из наших прожекторов!..
   – Да, мы видели это! – подтвердил астрофизик, но начальник станции его, казалось, не слышал.
   – ...и мы не можем сообщить о них, антенна дальней связи по непонятной причине вышла из строя! Старший лейтенант Бауэр хочет использовать для связи с ближайшей базой Космофлота антенну вашего радиотелескопа, но для этого необходимо перепрограммировать комплекс ее управления. Сейчас Готлиб расскажет вам, что именно надо сделать, и... постарайтесь все выполнить как можно быстрее!!!
   Последние слова профессора Борвина были наполнены нескрываемой тревогой.
   Шольц хотел было сказать в ответ хоть что-то успокаивающее, но не успел – раздался медленный, чуть глуховатый голос Готлиба Бауэра:
   – Мы тут набросали небольшую программку для вашей антенны, но оказалось, что ориентировать ее можно только из обсерватории. Программу я тебе сейчас перешлю, а ты введи ее в блок управления антенной... И еще, тебе надо будет передать дублирующий шлейф антенны радиотелескопа в аппаратную дальней связи, я напишу, как это можно сделать прямо из рабочего зала обсерватории. Включай запись.
   Герман машинально включил запись поступающей информации, а сам торопливо спросил:
   – Вам удалось сделать анализ излучения?! Ну... того, которое х-объект применил против полиольстальной плиты защиты?!
   – Так вы видели?.. – без всякого удивления констатировал старший лейтенант и сразу же ответил: – Пока неясно, слишком коротка была атака... Какая-то комбинация широкополосного излучения в оплетке поля Шлозгера конфигурации «труба». Полиольсталь не резалась в прямом смысле этого слова, скорее это излучение расшатывало решетку полимерных связей... процесс для нас совершенно неизвестный.
   – Но это значит... – Шольц чуть запнулся в растерянности, – ...это значит, что они имеют возможность уничтожить всю противометеоритную защиту?! Если у них будет достаточно времени!..
   – Ну, это не так-то просто! Плита над куполом станции в четыре раза толще, чем прожекторные козырьки, – по-прежнему сохраняя спокойствие, ответил Бауэр, – а кроме того, у нас имеются и активные средства противометеоритной защиты! – И старший лейтенант прервал связь.
   «Две стационарные гравитационные пушки и эмиссионный излучатель антиматерии!» – мгновенно вспомнил Шольц.
   Эти три единицы боевого вооружения, предназначенного для уничтожения угрожающих станции небесных тел, еще ни разу не использовались – Тритон давным-давно очистил пространство своей орбиты от мелких осколков, а залетных метеоритов вблизи Нептуна можно было не опасаться. Тем не менее оружие у станции было и его можно было применить!
   «Правда, – тут же подумалось Герману, – гравипушки вряд ли справятся с астероидами такой массы, а использовать излучатель против объектов, зависших всего лишь в нескольких километрах от поверхности спутника, довольно опасно... Но, если прижмет, можно рискнуть!»
   И тут же в его голову пришла другая мысль, и он чуть было не высказал ее вслух: «Надо было крошить их на подлете к Тритону!! Вот только времени-то было маловато!»
   В этот момент звякнул сигнал окончания записи, и Шольц быстро вывел на экран полученные указания. Ничего сложного, как и предупреждал Бауэр, в этих указаниях не было, но предстоящая работа требовала времени.
   Секунду подумав, астрофизик решил не привлекать к этой работе своего старшего товарища, внимательно наблюдавшего за нависшими над станцией астероидами и быстро заносившего в электронный блокнот какую-то информацию.
   С адаптацией программы никаких трудностей не возникло, блок управления антенной радиотелескопа принял ее без возражений. А вот перекоммутация дублирующего шлейфа заняла минут пятнадцать – в дежурном комплекте не хватало нужных инструментов. Тем не менее Шольц справился с задачей и, довольно хмыкнув, собирался связаться с аппаратной дальней связи, чтобы доложить о выполнении задания, однако Бауэр вышел на связь с обсерваторией сам:
   – Спасибо, Герман!.. У нас все готово. Отсылаем сообщение на Япет, а затем попробуем отогнать эти странные каменюки своими силами...
   – Вы уверены, что это просто каменюки?.. – неожиданно для самого себя переспросил Шольц.
   – Абсолютно! – твердо ответил Готлиб. – Базовый анализ показывает, что над станцией находятся три обычных хондритовых астероида...
   – Тогда как вы объясняете столь странное для «обычных хондритовых астероидов» поведение. С каких это пор «обычные хондритовые астероиды» двигаются в пространстве, как сами того желают?!
   – Мы думаем, что... ими кто-то управляет... Возможно, с Протея. Ведь именно там вы впервые обнаружили эти... объекты! Правда, механизм такого управления мы себе даже представить пока не можем...
   «Не лишено логики! – подумал Шольц, удивляясь, как эта мысль не пришла в голову ему самому. – Таким образом, действительно, можно объяснить странное поведение этих камушков!.. Хотя... Получается, что у них в любом случае должны быть какие-то двигательные установки!»
   Однако свой вопрос он задать не успел.
   – Слушай, мы ведем запись... событий, но у нас идут какие-то странные помехи, – проговорил Бауэр. – Ты там, в обсерватории, тоже сделай запись, мы потом сведем обе и, возможно, получим цельную картинку.
   И старший лейтенант отключил связь.
   «Умник какой, – усмешливо подумал Шольц, – без тебя я бы не догадался включить запись!»
   Развернувшись в кресле, он посмотрел на дубль-камеру... Индикатор записи не светился!!
   Это было странно – он отлично помнил, как сам вставил в записывающий блок камеры новый кристалл и включил камеру при подлете астероидов, и вот оказалось, что камера не работала! Впрочем... нет! Счетчик емкости кристалла показывал, что какая-то информация в нем все-таки имелась!
   «Может быть, я сам случайно выключил ее?..» – чуть растерянно подумал он.
   Быстро проверив техническое состояние камеры и не обнаружив поломок, Герман снова включил ее в режиме воспроизведения записи. Картинка появилась на экране его монитора. Над обрезом зеленовато-голубой поверхности Тритона, на фоне черного неба, медленно приближались три отсвечивающих голубоватым сиянием каменные глыбы. Вот они прошли над темным куполом станции и исчезли за краем экрана, и... сразу же по экрану побежали черно-белые вибрирующие полосы высокочастотных помех, а затем запись и вовсе прервалась.
   «Ну, точно! – уже гораздо увереннее подумал Шольц. – Задел случайно выключатель и сам не заметил!»
   Снова включив запись передаваемой с камер наружного наблюдения информации, астрофизик откинулся на спинку кресла и повернулся к большому экрану, куда также выводилось изображение окружающего станцию пространства. Три астероида продолжали висеть над станцией, едва заметно вращаясь. Видимо, именно из-за этого вращения поверхность астероидов чуть отблескивала короткими яркими вспышками, словно преломляя и усиливая отражающийся от поверхности Тритона свет Урана. Спустя чуть более минуты Шольц заметил, как один из полиольстальных козырьков медленно втянулся в базовую щель, открывая импульсную антенну гравитационного орудия. На кончике центральной иглы антенны тускло светилась багровая точка. Прошло всего мгновение, и вокруг этой точки вспыхнули еще четыре багровых огонька, и сразу вслед за этим погасли все пять... Гравипушка произвела залп!
   Атмосферы на Тритоне не было, так что выброшенный вверх столб гравитационного удара был совершенно невидим. Однако астероиды располагались настолько близко к поверхности спутника, что практически мгновенно на самом маленьком из них появился небольшой, абсолютно черный круг, он был прекрасно виден на фоне отблескивающей крошечными цветными бликами поверхности. Казалось, что эта совершенная в своей форме клякса продавливает каменное тело астероида, пытаясь пробить в нем дыру, сломать его в самой середине, хотя бы надколоть!.. Сам астероид также несколько переместился, словно бы приподнятый тяжелым ударом снизу, но это перемещение было слишком незначительным, слишком... невнятным!
   А затем началось совершенно непонятное!
   На месте черного пятна вдруг расцвело яркое, чисто-алое сияние, из которого вырвался резкий желтый луч... Он не был ответом на гравитационный залп землян, он ударил не в поверхность спутника, не в открытую шахту гравипушки! Луч ушел в сторону и уперся в посверкивающий бок самого крупного астероида, вызвав на этом боку точно такую же алую вспышку, а затем, словно бы срикошетировав от поверхности каменной кособокой груши, метнулся к третьему астероиду, и его посверкивающая поверхность поглотила золотисто-желтый луч... Весь... без остатка! И в месте поглощения также вспучился сноп алого, нестерпимо яркого сияния!!
   Прошло около минуты, и вдруг Шольц ясно увидел, что поверхность всех трех астероидов, в тех местах, где она было охвачена алым светом, начала... плавиться!.. Сначала хондритовое крошево сгладилось, как будто по нему прошли плазменной горелкой, потом по нему прошла нереальная, невозможная в действительности рябь, а затем расплавленный камень начал течь, неторопливо вытягиваясь в направлении поверхности Тритона тремя гигантскими, нестерпимо пылающими «каплями»!!
   – Коллега, вы понимаете, что происходит?! – донесся до слуха Шольца азартно вздрагивающий голос профессора Каррегана.
   Нет, молодой астрофизик не понимал, что именно происходит на его глазах. Вместо того чтобы раскрошить малый астероид или хотя бы отбросить его на более высокую орбиту, гравитационный удар вызвал какую-то странную... лавинообразную реакцию во всех трех астероидах, приведшую, похоже, к их уничтожению! Какое-то мощное, непонятно откуда взявшееся пламя буквально растапливало, плавило, пожирало каменные громадины, и они истекали каменной лавой! Во всяком случае, выглядело это именно так!!
   Первая «капля», набухавшая на самом крупном астероиде, отделилась наконец от каменного тела и неторопливо, как в замедленной съемке, поплыла в сторону поверхности Тритона. Шольц быстро прикинул и понял, что это новое космическое тело, если ничего не произойдет, опустится совсем рядом с прикрытым полиольстальным куполом «глазом» станции. Конечно, полиольсталь должна была выдержать этот не слишком сильный удар расплавленной «капли», но Шольцу вдруг почему-то нестерпимо захотелось, чтобы она вообще не добралась до поверхности Тритона!
   Тем временем от двух других астероидов отделились точно такие же раскаленные «капли» и так же неторопливо двинулись к поверхности спутника, под которой прятались помещения научной станции, но астрофизик не обратил внимания на них. Его глаза неотрывно следили за теми изменениями, которые происходили с первой «каплей»!
   Она выплыла из пылающего нестерпимо ярким огнем каменного расплава, из алого ореола, окружавшего место гравитационного удара, и вдруг начала превращаться в странного вида субстанцию. Спустя всего несколько секунд «капля» стала практически полностью прозрачной, почти терявшейся на фоне темного, расцвеченного звездами неба. Но все-таки ее можно было различить за счет некоей белесой мути, колышущейся внутри нее и колышущую саму эту «каплю» И самое странное заключалось в том, что «капля» не превратилась в шар, медленно опускаясь к поверхности спутника, она продолжала сохранять вытянутую, каплеобразную форму.
   Чуть меньше четырех километров, отделявших астероид от поверхности спутника, эта прозрачная, чуть подбеленная изнутри «капля» преодолела за какие-нибудь десять минут, хотя ее движение казалось очень неторопливым. Когда между нею и станцией осталось не более пятидесяти метров, она как-то судорожно дернулась в сторону и через несколько секунд плавно опустилась почти точно на центр полиольстального купола станции... и застыла на его округлой поверхности!
   Это было поразительно! Некий, почти прозрачный объем каплеобразной формы стоял вертикально и совершенно неподвижно на полиольстальной полусфере в паре метров от ее верхней точки! Конечно, сила тяжести на Тритоне была не слишком велика, но каким образом этой, явно не твердой «капле» удавалось удерживаться на гладкой наклонной поверхности полиольстали, сохраняя при этом свою каплеобразную форму и вертикальное положение, было совершенно непонятно?!!
   В этот момент Шольца отвлекло от наблюдения за происходящим негромкое покашливание старого профессора, а затем и его негромкий голос:
   – Герман, в обсерватории не работает записывающая аппаратура. Я попытался вывести на свой монитор запись поведения астероидов над Трионом, но ни на стационарной камере, ни на дубль-камере этой информации нет! Дубль-камерой зафиксирован только пролет астероидов над станцией, затем короткие помехи, и все!
   Шольц, чуть отклонившись вправо, посмотрел на индикаторную панель дубль-камеры – судя по показаниям выведенных на панель датчиков, запись велась в обычном режиме. Однако его попытка вывести на экран монитора хотя бы часть записанной информации показала, что профессор абсолютно прав – кристаллы и стационарной камеры, и дубль-камеры были практически пусты!..
   Этот факт донельзя расстроил молодого астрофизика. Во-первых, не осталось самых важных свидетельств контакта с х-объектами – записи этих контактов, а во-вторых, судя по всему, записывающей аппаратуре обсерватории требовался серьезный ремонт, а может быть, и полная ее замена. Это было не только неприятно, но и очень странно – камеры такого типа, как правило, работали безотказно!
   Впрочем, оставалась надежда, что в главном комплексе станции запись все-таки ведется, там были установлены четыре автономных записывающих модуля, так что проблем с фиксированием того, что творилось в пространстве, окружающем станцию, быть не могло!
   И тут он снова услышал профессора:
   – Мне придется вернуться на станцию!
   – Зачем? – Шольц невольно повернулся в сторону Каррегана.
   Профессор уже встал со своего рабочего места и, задумчиво потирая щеку, смотрел на большой экран обсерватории невидящим взглядом.
   – У меня появилась некая мысль по поводу способа передвижения этих ваших... э-э-э... х-объектов, но чтобы ее проверить, мне нужна полная информация об их эволюции!
   – Профессор, но на станции наверняка нет того, что мы видели на орбите Протея... – попробовал возразить Шольц, однако Карреган ответил ему улыбкой:
   – Как раз эта информация у меня имеется! – И он показал кристалл, извлеченный из стационарной камеры часа два назад. – Как только я доберусь до своего кабинета, я тут же сделаю копию!
   Молодой астрофизик хорошо знал, что спорить с профессором, когда он уже принял решение, бесполезно, но у него невольно вырвалось:
   – Вы хотя бы скафандр наденьте!.. Мало ли что может случиться, пока вы будете добираться до основного комплекса!
   Старик захихикал, покрутил головой и, не отвечая на последнюю фразу своего младшего коллеги, направился к шлюзу тоннеля, ведущего из обсерватории в главный комплекс станции.
   Когда за старым профессором закрылся люк шлюза, Шольц вздохнул и снова повернулся к экрану. Волноваться вообще-то было нечего, дорога от обсерватории до главного комплекса станции проходила под поверхностью Тритона и не превышала полутора километров, так что профессор должен был быть в своем кабинете не позднее чем через восемь – десять минут – именно столько времени требовалось электрокару, чтобы добраться до шлюза станции. И все-таки на душе у Германа было тревожно! Но когда он снова взглянул на главный экран обсерватории, эта его тревога сразу же отошла на второй план.
   Еще две «капли» опустились на поверхность Тритона – одна «присела» рядом с комплексом эмиссионного излучателя антиматерии, а вторая, оказавшись довольно далеко от «глаза» станции, высилась на невысоком сглаженном холме, под которым располагались складские помещения и ремонтный комплекс. Первая «капля» к этому моменту все-таки «стекла» по полиольстальному куполу в сторону выстрелившей гравипушки, оставив за собой странный, маслянисто поблескивающий след, но не просто стекла... После нескольких минут наблюдения Шольцу стало ясно, что все три «капли» медленно передвигаются... ползают по голубовато-серой поверхности спутника, но если две из них перемещались на первый взгляд достаточно хаотично, то третья – та, что располагалась над складами, двигалась наподобие волчка, медленно вращаясь вокруг своего центра, который, в свою очередь, неторопливо перемещался по расширяющейся спирали.
   Астрофизик еще несколько минут неотрывно наблюдал за последней «каплей», улавливая в ее движении некий, пока еще неясный смысл, а затем перевел взгляд на первую из «капель». Та прошла уже полпути от купола до гравипушки, двигаясь при этом не напрямую, а каким-то замысловатым зигзагом. И Герману вдруг показалось, что это какое-то... ослепшее, оглохшее, неуклюжее животное отыскивает на ощупь что-то очень важное для себя!.. Вот только на ощупь ли?!! И еще... след, который оставляли после себя все три «капли», поблескивал все сильнее и сильнее, словно наливаясь какой-то иррациональной, невозможной силой!
   Шольц оторвал взгляд от «капель», продолжавших свое, казавшееся таким неторопливым движение, и невольно посмотрел вверх, на нависшие над поверхностью Тритона астероиды... Те, постепенно увеличивая скорость, удалялись от спутника Нептуна, словно собираясь навсегда покинуть его негостеприимные окрестности! Однако, поднявшись на высоту двадцать – двадцать пять километров, они снова зависли, неприятно посверкивая вкрапленными в их тела хондрами.