Малинин Евгений. Маг

   Затормозив, я вылез из машины и стоя оглядывал подходящего офицера.
   – Инспектор первого особого отряда ГИБДД, старший лейтенант Чернов, – кинул он к шлему правую крагу. – Что ж это вы, товарищ водитель, на такой машине еще и скорость превышаете? – Он выдернул у меня из пальцев права и медленно пошел вокруг моей машины.
   – Или может, вы, товарищ Милин, Илья Евгеньевич, каскадером работаете, к трюкам готовитесь?
   – Ну что вы, товарищ старший лейтенант, – вспомнил я отмирающее обращение, – какой каскадер, какие трюки. Просто семью не видел неделю, вот тороплюсь к ним на дачу. Задумался, а нога сама давит на газ, в предвкушении… Ну и дорога пустая, обзор хороший… – намекнул я на то обстоятельство, что вроде бы не создавал аварийной ситуации.
   – Вот-вот! Этот на «мерседесе» тоже на пустую дорогу ссылался. – Старлей, похоже, был из говорливых. – На моей машине да по пустой дороге грех, говорит, меньше ста двадцати идти. Я ему на это – грех правила дорожного движения нарушать. Это другие грехи замолить можно, а с этим инспектор ГИБДД разбираться будет. Он тебе не боженька, свечечкой не отделаешься.
   Я, как мне показалось, к месту подхихикнул, а старлей гневно глянул на меня и вдруг зарычал:
   – А эта гнида сто долларов из кармана тянет: «Этим отделаюсь?!» Если бы не мальчонка его, пошел бы он у меня в свой санаторий пешком. Ну да ничего, месяца три без прав покантуется, научится лопатник свой в кармане держать…
   – Какой мальчонка? – встрепенулся я.
   – Да на заднем сиденье у этой гниды мальчонка лежал. Бледный такой, белобрысенький. Этот водила говорит – племянник его. Везу его, говорит, в санаторий профессору показать. Припадки, что ль, какие-то у мальчишки… Права я отобрал, а самого отпустил – мальчишку жалко…
   – А мальчик с длинными волосами, голубоглазый, в синих трусиках и желтой футболке? На ней еще Микки-Маус нарисован…
   Инспектор с интересом взглянул на меня.
   – Какие глаза у него, я не знаю, он спал. А в остальном ты все точно описал…
   – Может, это Витька, сосед мой по даче. Тоже недавно «мерседес» подержанный купил, нос стал задирать… – начал выкручиваться я под внимательным взглядом инспектора.
   – Нет. Это не Витька… – Инспектор усмехнулся. – Этого типа кличут Хряпин Эммануил Митрофанович. Он теперь у меня на особой заметке. У меня знаешь память какая? – Чернов значительно на меня посмотрел. – Ты, товарищ Милин, Илья Евгеньевич, теперь знай, я тебя запомнил. Еще раз скорость превысишь – пеняй на себя, получишь на полную катушку. А теперь спеши к семье, да на газ не дави, кардан потеряешь. – Он сунул мне в руку права, улыбнулся, козырнул и зашагал в сторону спрятанной в придорожных кустах «Волги».
   Я полез в свою «пятерку». Значит, Данилу везут на «мерседесе», и вполне вероятно, в какой-то санаторий. Включив левую мигалку, я аккуратно тронул машину и вывел ее на шоссе мимо разговорчивого старшего лейтенанта.
   Серая лента шоссе снова начала разматывать свои километры под колесами моей машины. Скоро остался позади поворот на Одинцово, затем поворот на Голицыно. Оба перекрестка я проскочил, не останавливаясь, на подвернувшийся зеленый светофор, и счел это хорошим предзнаменованием. Правда, я не надеялся догнать «мерседес», имевший почти два часа форы. Для этого надо было, чтобы его «насовсем» остановил какой-нибудь бдительный инспектор.
   Спустя несколько однообразных минут показался съезд в сторону Кубинки. А у памятника Зое Космодемьянской голубая нить следа потянулась вправо, в сторону Рузы. Дорога сразу сузилась и запетляла. Еще через несколько километров след нырнул влево под «кирпич» на асфальтовую однорядку, под сень густого леса с непроходимым подлеском. Сразу стало темно и сыро. Потянуло запахом прелой листвы и влажной глины. Я сбросил скорость и осторожно крался по темному от сырости асфальту.
   Скоро дорога резко вильнула вправо, и бампер «пятерки» уперся в наглухо закрытые железные ворота. Над воротами, на широком железном листе, аркой накрывающем въезд, по темно-зеленому фону желтой краской было выведено: «Санаторий „Лесная глушь“». Створки стягивал здоровенный заржавленный замок, который, казалось, открывали последний раз сразу после Куликовской битвы.
   Я передернул рычаг и задним ходом отогнал машину назад по асфальту за поворот и в придорожные кусты. Потом подумал и развернул машину носом прочь от ворот. Выбравшись из машины, я захлопнул дверцу и с наслаждением надавил кнопочку брелка-пульта центрального замка, внутренне усмехаясь, вспоминая, как веселился Брусничкин, узнав, что на шестилетней «пятерке» я установил центральный замок. Зато теперь я мог открыть машину и двинуться в путь в считанные секунды. А секунды, похоже, мне придется считать очень тщательно!
   Удостоверившись еще раз в том, что машина не забуксует, когда будет включена первая передача, я направился назад к воротам. На столбе между воротами и калиткой висела под стеклом пояснительная табличка: «Министерство легкой промышленности СССР. Главное хозяйственное управление. Санаторий „Лесная глушь“. Посторонним вход воспрещен», а ниже на грубом куске картона черным фломастером коряво выведено: «Территория охраняется собаками!». Калитка была примотана к столбу куском старой медной проволоки и не представляла непреодолимой преграды для такого опытного взломщика, каким был я.
   Дорога, поднырнув под ворота, сразу резко поворачивала направо, и взгляд упирался в зеленую стену леса, за которой ничего не было слышно, кроме утреннего пересвиста невидимых птиц. Я размотал проволоку и толкнул створку калитки. Та противно взвизгнула и распахнулась. Путь был открыт. Вот только куда? Я присел под столбом, сильно сжал левый кулак и затем резко его разжал. На ладони вспыхнули семь зеленых звездочек, а в моей голове тут же раздался недовольный голос Антипа. «Ты пораньше позвать не мог!… Знаешь же, что я до девяти ничего не соображаю!…»
   «Я и так терпел сколько мог, – подумал я. – Позднее, наверное, вообще не смогу связаться…» Я коротко поведал Антипу события сегодняшнего утра, рассказал, в каком состоянии оставил Светку. Сообщил, где и с какой целью нахожусь.
   «Сейчас иду на территорию этого санатория. Данилкин след очень хорошо виден…» – закончил я.
   «Все понял… – быстро проснулся Антип. – Будешь уходить, свяжись со мной из машины, я постараюсь тебя прикрыть. За Светлану не беспокойся, сделаю все, что можно. Давай…» – И связь отключилась. Звездочки на ладони – мой знак ученика и сигнал связи с учителем, давно погасли. Я поднялся с травы и шагнул в калитку.

4. Побег

   …Всегда помните, что безвыходных положений не бывает. Даже если вас проглотили, есть как минимум два выхода!…

   А за калиткой стояла тишина. Птичий щебет как-то сразу смолк, деревья стояли совершенно неподвижно, хотя волосы на моей голове шевелил легкий ветерок, не слышно было и насекомых. Тишина. Я медленно, прогулочным шагом двигался по краю асфальтированной полосы. Голубая ниточка висела над ее серединой. Вот и поворот. Я осторожно, медленно прошагал его. Ворота и калитка скрылись из виду. Зато впереди, метрах в двухстах, я увидел разрыв в лесной зелени, залитое солнцем пространство цветника и трехэтажное деревянное здание, оштукатуренное и окрашенное в бледно-розовый цвет. Тем же медленным шагом я двинулся дальше. Пока что никакой охраны, в том числе и обещанных собак, видно не было.
   Через несколько минут я вышел из-под прятавших меня деревьев на открытое место. Окружающий пейзаж более всего напоминал мне пионерский лагерь, в котором я имел счастье побывать только раз. Большая территория хорошо расчищенного леса, на которой сохранилось только несколько высоких медно-красных сосен, была огорожена высоким, явно новым забором. Кое-где забор нырял в уже знакомый мне густой, нетронутый лес, но было понятно, что огораживает он всю территорию. На расчищенном пространстве были разбиты цветочные клумбы, проложены посыпанные желтым песком дорожки, стояли детские качели, длинный деревянный сарай с облупившейся надписью сбоку «Тир». Быстро окинув взглядом окружающую обстановку, я двинулся по пустой дороге к розовому зданию. Мне уже было видно, что приведший меня сюда след исчезает за дверями этого приветливого домика.
   Я подошел к зданию с боковой стороны и осторожно заглянул в низкое окно первого этажа. Сразу стало ясно, почему территория санатория не заполнена радостными отдыхающими. Радостные отдыхающие располагались в столовой и наслаждались завтраком. Правда, мне подумалось, что для завтрака, пожалуй, рановато, но я, видел, что два десятка людей разного возраста сидят за столами по четверо и что-то сосредоточенно жуют.
   За столом, расположенным прямо возле окна, в которое я заглядывал, сидели две женщины в одинаковых синих халатах и два мужика в пижамных брюках. Меня даже передернуло от возмущения – как же можно садиться за стол с женщинами, не накинув даже маек. Но уже через мгновение мне стало не до возмущений. Я увидел лица этих ребят. Уже виденная мной маска Светкиного лица повторялась здесь еще в двух вариантах. Парни сидели совершенно неподвижно не обращая внимания на своих соседок по столу. На застывших лицах двигались только челюсти, пережевывая пищу. Потухшие бессмысленные глаза, не моргая, уставились в одну точку. Даже головы не поворачивались на неподвижных шеях, словно были поджаты изнутри контргайками. Только иногда правая рука, абсолютно самостоятельно, отрывалась от стола, чтобы вложить в рот очередную порцию какой-то еды.
   И конечно, за столами никто не разговаривал. Хотя женщины, составлявшие компанию этим механическим молодцам, выглядели вполне нормально, только необычайно хрупко. Маленького роста, с тоненькими ручками эти леди скорее напоминали девочек, но их лица говорили о том, что они уже давно миновали возраст нимфеток. И еще у них были совершенно одинаковые волосы: абсолютно черные, с редко мелькающей сединой, одинаково зачесанные набок и собранные в хвост. Они в отличие от соседей по столу пользовались столовыми приборами, переглядывались и посматривали по сторонам. И еще во время своего беглого осмотра столовой я заметил первого охранника. Невысокий, можно даже сказать – маленький, мужчина расхаживал между столами, поглядывая по сторонам. А на его правом запястье, на коротком ремешке, покачивался электрошокер.
   Насладившись трехсекундным лицезрением завтрака пациентов санатория, я двинулся вдоль стены в сторону фасада здания. Завернув за угол и подныривая под окна, я приблизился к неожиданно высокому, выступающему далеко вперед крыльцу, оформленному в виде античного портика и даже имевшему четыре колонны из растрескавшихся деревянных стволов. Затем я пригнулся за высокими перилами и услышал очень интересный разговор.
   – …когда шеф появится. А то у меня последняя пачка осталась. Ты же знаешь, я по пачке в день выкуриваю.
   – Надо было Хряпе сказать, он ночью в Москву мотался.
   – Зачем?
   Раздался смешок, а затем плевок.
   – Это ты сам у него спроси. Я не любопытный.
   – Я тоже. Меня вообще ничего не колышет. Только без сигарет не могу.
   – Ага, и без Зинки. Думаешь, не знаю, как вы на пару «курите».
   Снова раздался смешок.
   – Слушай, за что я тебя люблю, так это за твою осведомленность. И про Зинку ты знаешь, и про Хряпу ты знаешь, может, ты и про шефа знаешь – откуда он берется и куда потом девается? То все здесь и здесь, а то его вдруг нет. На «мерседесе» ведь только Хряпа катается.
   – Нет, я знаю только то, что меня интересует. А шеф меня совсем не интересует. Здесь он – значит ему надо быть здесь, нет его здесь – значит надо ему быть в другом месте. Мало ли какие дела у профессора? Поэтому я здесь уже четвертый месяц и надеюсь еще годок здесь побыть. Тогда у меня хватит гринов, чтобы за бугор смотать и там спокойно жить. Вот там я себе «Зинку» и заведу. И тебе торопиться не советую… – осторожный снова усмехнулся, – …за «сигаретами».
   – А я и не тороплюсь. В крайности у Хряпы спрошу…
   – Вот-вот, у Хряпы спроси. Очень интересно, что он тебе ответит… Только вряд ли ты его сейчас найдешь, он из Москвы приехал и к профессору двинул. – Говоривший сплюнул и немного помолчал. – Ладно, я на чердак, посмотрю периметр, ты давай в подвал, а потом к забору пойдем. За детской песочницей в лесу целую секцию повалили. Не то лось, не то опять деревенские балуют. Надо будет Хряпе сказать, чтобы он попросил профессора еще разок послать им пару своих «пациентов», а то они опять забываться стали.
   Над моей головой пролетел окурок.
   – И окурки ты зря разбрасываешь. Хряпа узнает, на первый раз выпорет, а там… Сходи подними.
   – Откуда это Хряпа узнает. Этот окурок сейчас и не найдешь…
   – Подними… – Голос звучал спокойно, но в нем была такая угроза, что я невольно попятился назад к стене здания. И как оказалось – вовремя. Скрипнула входная дверь одновременно по ступеням крыльца затопали ноги. Я вжался в угол между стеной дома и крыльцом, прикрыл глаза и расслабился. Перед моим лицом словно над горячим железным листом заструился воздух.
   Из-за крыльца появился высокий молодой парень, наряженный в камуфляж, с черной полоской над правым нагрудным карманом, на которой было выведено «Охрана». Он медленно переставлял ноги и шарил глазами по коротко подстриженной траве газона. Через несколько секунд он наклонился и поднял брошенный окурок. Не разгибаясь, он ткнул окурком в землю, а затем, воровато оглядевшись, выдернул кустик травы и сунул под него свой окурок. Приладив травку на место, он придавил ее подошвой армейского ботинка, махнул ладонью о ладонь, отряхивая землю, и удовлетворенно пробормотал:
   – Вот так, а то еще карманы пачкать… – С довольной рожей он оглядел окрестности, мазнув по мне невидящим взглядом, и двинулся к крыльцу, бормоча себе под нос: – В подвал… Что в этом подвале делать?… Пустые стены и ни одной бабы… – Снова скрипнула входная дверь.
   Я вышел из своего угла и тоже двинулся к крыльцу. Поднявшись по ступенькам, я подошел к высоким, окрашенным в зеленый цвет, двойным дверям и прислушался. За дверями было тихо. Голубой след входил в правую створку, и я потянул ее за скобу ручки. Дверь, скрипнув, отворилась. Я шагнул внутрь здания. Моя путеводная ниточка тянулась влево по пустому коридору. Крадучись я направился за ней. Коридор повернул направо, и след, сразу за поворотом, ткнулся в закрытую дверь. Я потянул за ручку, и дверь, на этот раз бесшумно, отворилась. За ней находилась лестничная площадка. Ниточка следа ныряла вниз. Я прислушался. Внизу по деревянным ступенькам шлепали ботинки и раздавалось знакомое ворчание:
   – …Двадцать раз на день в этот подвал лазишь, голые стены разглядывать… – Охрана совершала обход;
   Я, аккуратно ставя ноги на ступеньки, последовал за охранником. По мере спуска, а лестница имела три пролета вниз, освещение становилось все слабее, пока наконец не установился ровный полумрак. Охранник шел уверенно, явно никого не надеясь повстречать в подлежащем осмотру месте. Спустившись по последнему пролету, я оказался на каменном полу высокого сводчатого подвала, стены и своды которого были выложены красным, хорошо обожженным кирпичом. Сырости в подвале совершенно не ощущалось. Похоже, это сооружение было изготовлено две-три сотни лет назад. Оно слишком уж не гармонировало со стоящим над ним советским деревянным зодчеством.
   Я сразу увидел охранника и поспешил отступить в тень лестницы. Тот вел себя достаточно странно – касаясь правой рукой кирпичной стены, он медленно двигался вдоль, нее по совершенно пустому подвалу и при этом глядел себе под ноги. На противоположной от лестницы стене подвала темнел проем коридора, отделанного тем же кирпичом. Охранник медленно приближался к проему в стене, и я приготовился последовать за ним, как только он двинется по коридору – ниточка следа вела именно в этот коридор.
   Однако, дойдя до проема, охранник слегка запнулся, а затем двинулся мимо проема, скользя поднятой рукой по воздуху, словно кирпичная стена подвала все еще была под его пальцами. Единственным изменением в его поведении стало только то, что он поднял голову и, казалось, разглядывал кирпичную кладку, которой не было. Я метнулся от лестницы к противоположной стене подвала и, пользуясь густым полумраком, начал красться вдоль стены в сторону проема. Охранник продолжал свой странный обход по периметру подвала. Скоро он достиг лестницы и, пробормотав: «Вот голый подвал и ни одной бабы…», начал восхождение к свету. А я подошел к проему и с изумлением уставился на тонюсенькую, в волос толщиной, но ярко светившуюся сочным изумрудным светом трещинку, пересекавшую пол подвала от угла до угла проема.
   Чего я здесь никак не ожидал, так это встречи с подобной трещинкой, поскольку она являла собой переход! Причем переход уже был открыт постоянным мощным заклинанием и пройти через него было очень просто. Достаточно было его видеть и перед Шагом трижды плюнуть через левое плечо.
   Во всяком случае, именно так я понял ту пару знаков, которые слабо светились на полу у левого угла коридора.
   Голубой Данилкин след беспрепятственно пересекал границу миров и, посверкивая, исчезал в темноте коридора. Я встал перед трещинкой, трижды смачно плюнул через левое плечо и сделал Шаг. Перешагнув черту, я оглянулся и увидел ту же, только чуть потемневшую трещинку. Значит, переход был двусторонним. Я с облегчением вздохнул – дорога назад была открыта. Рядом с чертой, на чистом кирпичном полу подвала шипели, испаряясь, три моих плевка. Я правильно понял – нужно было именно плюнуть, а не изобразить плевок, как мы это обычно делаем. Моя слюна, похоже, гасила наговор от вторжения. Я вздохнул и двинулся в глубь коридора.
   Становилось все темнее. Свет, падавший из подвала, тускнел, а в самом коридоре освещения не было. Я бесшумно двигался вдоль слабо светившейся голубенькой ниточки света, благословляя Данилу за его детскую жизнерадостность, оставляющую такой ясный отпечаток. Думаю, след Юрки давно бы уже погас.
   В каменном коридоре было на редкость сухо, а кроме того, видимо, действовала какая-то вентиляция, потому что я постоянно ощущал на щеке слабое, освежающее движение воздуха. Но всему на свете приходит конец, закончился и этот занимательный коридор. След потянулся пологой спиралью вверх, а моя нога наткнулась на каменную ступеньку. Я начал подъем по спиральной лестнице.
   Где-то на десятой ступени по каменной стене мазнул первый, неуверенный блик странного багрового света. По мере подъема тьма вокруг меня все больше отступала и сменялась пляшущим багровым сумраком. Наконец я увидел над собой дымный факел, который держала на стене отлитая из темного металла рука. Факел озарял своим пламенем каменную площадку, которой заканчивалась лестница. Я понял, что поднимался внутри каменной башни.
   Площадка, на которую я вышел, одним краем обрывалась в провал винтовой лестницы, другим – упиралась в глухую стену, имевшую глубокую арочную нишу, перегороженную некрашеной деревянной дверью. Все полотно двери было покрыто замысловатой резьбой с повторяющимся геометрическим орнаментом, бегущим по периметру двери. С двух сторон площадки в стене башни были вырезаны узкие щели окон, очень похожих на бойницы. Я подошел к одному из них и выглянул наружу.
   Узкая щель окна открывалась во двор, обнесенный невысокой каменной стеной. На стене, на фоне слабо голубеющего ранним утром неба, через каждые несколько метров стояли стражники, одетые в одинаковые коричневые кафтаны, желтые узкие штаны, заправленные в высокие темные ботфорты. Грудь и спину стражи защищали тускло мерцающие кирасы. Стражники были вооружены длинными шпагами и короткими кинжалами, у некоторых в руках имелись луки. На головах стражников красовались высокие шлемы, украшенные узкими длинными перьями. Все стоявшие на стенах люди смотрели в сторону окружавшего башню города. Правда, самого города видно не было. Над зубцами стены торчало только несколько высоких, крутых крыш.
   В небольшом дворе, затененном стеной, прохаживались двое богато одетых господ, причем голова одного из них, одетого в багровый с золотом камзол, была покрыта широкополой шляпой, украшенной сверкающей золотой пряжкой и массой пушистых перьев, тогда как второй, укутанный в темно-серый, похоже шелковый, плащ, держал шляпу в руке, подметая свесившимися перьями брусчатку площади. В стороне, у самой стены старик в зеленой ливрее держал под уздцы статного вороного коня. О чем эти двое разговаривали, слышно не было.
   Я перешел к другому окну и увидел панораму города, открывающуюся с высоты, похоже, третьего этажа башни. Видимо, башня, в которой я находился, была угловой, но не наружной, выдвинутой вперед, а внутренней. Она располагалась на стыке стен, уходящих от нее в город и также оканчивающихся башнями. Однако долго размышлять об оригинальности местной архитектуры мне было недосуг. Похоже, я добрался до конца следа, и за этой изузоренной дверью находился Данила.
   Я осторожно подошел к двери. Из-за нее не доносилось ни звука. Ни ручки, ни отверстия для замка на ней не было.
   Никаких заклятий тоже не чувствовалось, однако, когда я попытался легонько толкнуть ее, она оказалась запертой. Я внимательно осмотрел резное полотно и тут же обратил внимание что один из фрагментов бокового орнамента явно захватан пальцами. Я дотронулся до этого слегка потемневшего, деревянного пятиугольника и попытался надавить на него. Ничего не произошло. А вот когда я попробовал передвинуть его, он легко отошел влево. Внутри двери что-то звонко щелкнуло, и дверь отпрыгнула в сторону, открывая вход в сравнительно небольшой облитый голым камнем зал.
   Первое, что бросилось мне в глаза, было огромное каменное ложе, или плита, установленная посреди зала. На этом зеленовато-сером монолите лежала, свернувшись в комочек, маленькая, тоненькая, неподвижная фигурка Данилы. Затем я увидел у противоположной стены средних лет мужчину, одетого по вполне современной московской моде – в фирменные джинсы, джинсовую рубашку, белые кроссовки и синюю бейсболку с надписью над козырьком «California». Рядом с ним маячила какая-то высокая тонкая тень, окутанная темным туманным облаком. Кроме того, в углах комнаты высились неподвижные фигуры в уже виденных пижамных штанах, с до боли знакомыми каменными лицами и пустыми глазами. Только в руках у них были зажаты чудовищные узловатые дубины. Немая сцена взаимного изучения длилась недолго. Хряпин, которого я сразу признал по описанию старлея Чернова, шагнул вперед и произнес:
   – Ба! Да у нас гости… – В руке у него появился странного вида арбалет, из барабана которого в мою сторону тускло блеснули наконечники шести коротких болтов.
   – И кого же это к нам занесло? – продолжил джинсовый Хряпин, беря меня на прицел. – И главное – зачем? – Его маленькие глазки остро оглядывали мою фигуру и пытались разглядеть, нет ли кого за мной.
   Я шагнул в дверь ему навстречу.
   – Да вот решил забрать вашего племянника, Эммануил Митрофанович. Загостился он у вашего профессора, я ему получше специалиста подыскал!
   Я сделал еще один шаг в направлении каменной плиты. Хряпин, похоже, несколько растерялся от моей осведомленности, но, криво улыбнувшись, процедил сквозь зубы:
   – Шустрая нынче молодежь пошла. Что-то я не помню, чтобы нас друг другу представляли. Может, назоветесь, а то я незнакомому человеку не могу доверить любимого племянника. Тем более что ему и здесь совершенно ничего не угрожает.
   – Нас действительно друг другу не представляли, да я особенно и не горю. Мне и знакомых мерзавцев хватает. И потом, я же не собираюсь у вас тут задерживаться. Мне только мальчика забрать.
   В этот момент окутанная мрачным облаком тень качнулась и поплыла в сторону противоположной стены, по направлению к видневшейся там двери. Ее бесшумное, расплывчатое движение буквально завораживало, приковывало к месту. Однако я, правда, с определенным усилием, сделал очередной шаг к Даниле. Хряпин тоже шагнул ко мне навстречу и, уже не скрывая злобы, прошипел:
   – Слушай, ты, щенок, ты еще можешь попробовать сохранить свою шкуру, если будешь бежать достаточно быстро. Но если ты задержишься еще на пару секунд…
   И тут со стороны противоположной стены донеслось глухое шипение, в котором каким-то шестым чувством я разобрал слова:
   – Он прошел границу миров. Он специально подготовлен, он маг. Вам его не остановить разговорами… – И облако мрака исчезло, словно всосавшись в закрытую дверь. Обнаженные ребята подняли свои дубины и, сверкнув стекляшками пустых глаз, шагнули из своих углов.
   В тот же момент я, прикрыв левой ладонью глаза, ничком бросился на пол и, выбросив вверх правую руку, щелкнул пальцами. В ответ на мое движение под потолком вспыхнула на одно мгновение немая, ветвистая и ослепительно белая молния. Одубиненные детишки Единого-Сущего замерли на месте с выжженной сетчаткой глаз и шоком центральной нервной системы, однако Хряпе, как его называли подчиненные, удалось вовремя натянуть на глаза козырек бейсболки и даже нажать на курок своего арбалета.
   Короткая стальная стрела ударила в плиту, на которой лежал Данила, и ушла в потолок, теряя свою убойную силу.
   Я перекатился по полу и, вскочив, выбросил в сторону Хряпы левую руку, выпуская свою первую иглу. Она тоненько взвизгнула и вошла стрелку точно в позвоночный столб между третьим и четвертым шейными позвонками. Он оглушительно завопил и повалился на пол – у него была парализована нижняя часть тела. Пронзительно воя, он скреб левой рукой по камню пола, а правой, не глядя, нажимал курок арбалета. По залу в разных направлениях завизжали смертельные тени и, как ни странно, один из болтов нашел цель. Ею оказался бессмысленно размахивающий своей дубиной верзила. Когда стрела пробила ему глаз и с хрустом вошла в череп, он странно дернулся, застыл, а потом плашмя рухнул на камни, не издав ни звука.