Малинина Ольга. Кукла Даша

   Когда она выбежала на сцену, ее, наверное, встретила сотня самых разных глаз. И ни один взгляд не смог отвлечь Дашу Миронову от таинственного шелеста ее платья, от танцующего мира ее души...

ГЛАВА 6. ПЛАКАТ.

   – Миронова! – встретившая Дашу в коридоре Ангелина просто пылала гневом. – Почему ты вчера отсутствовала на географии?
   – Я устала, – посмотрев на острые носы туфель учительницы сказала Даша и направилась в сторону своего класса.
   Ангелина Константиновна растерянно посмотрела вслед лучшей ученице своего любимого класса и не нашлась, что сказать. Кажется, произошло что-то из ряда вон выходящее. Иначе с чего бы так переменилась Дашенька?
   А Даша, только когда вошла в класс, поняла, на что осмелилась, но обдумать это не успела. Сразу несколько человек в один голос воскликнули:
   – О! Миронова! Поздравляем!
   – Привет! – как ни в чем не бывало, Даша помахала всем рукой.
   – Ты была лучше всех, – заискивающе сказала Кристина, – но только за то, что ты два дня не ходила в школу, тебя вызывают к завучу.
   Даша спокойно выслушала плохую новость, и Кристинка, удивляясь равнодушию соседки по парте, все больше начала распространятся. По части причитаний о нелегкой жизни школьников она была первой. Сообщив, что в школу приезжала какая-то важная комиссия и контролировала посещаемость учеников, Кристинка выжидательно посмотрела на Дашу, которая закрыла лицо руками и дико рассмеялась.
   Класс погрузился в такую тишину, что даже зазвенело в ушах.
   – Все равно ничего интересного не пропустила, – пожав плечами, добавила Даша. А про себя довольно отметила, что снова оказалась в центре внимания.
   – А как же Осенний Бал? – укоризненно сказала Лена Комлева. – Мы тут вчера мучились, мучились, а так ничего и не придумали.
   – Даш, ты принесла бумагу для плаката? – Кристина первая обратила внимание, что подруга зашла в класс с одной только сумкой.
   – Нет, я не буду рисовать в классе, – бросила ей в ответ Даша. – Бумага и краски я оставила дома.
   Суета начинала раздражающе действовать на нее. Она за эти два дня совсем забыла об Осеннем бале. «Я тоже ничего не успеваю», – подумала она, вспомнив телефонный разговор с Сережей.
   – Если мне кто-нибудь поможет, успею, – сказала она вдруг.
   – Кто ж тебе поможет? У нас в классе никто, кроме тебя, рисовать не умеет, – грустно заметила Кристина.
   На лицах девчонок была написана такая растерянность, что Даше их даже стало жалко.
   – Ну что, никто даже текст не сможет написать? А я буду рисовать?
   В классе опять повисло молчание.
   – Серег, а у тебя как с рисованием? – оживленно обратилась к Сергею Даша.
   На мгновение Даша почувствовала легкое смущение. Казалось бы, просто взгляд, просто улыбка, но он сейчас вот смотрит на нее, и она ждет от него ответного хода. Сергей ответил сухо, почти без эмоций, по крайней мере, не так, как хотелось бы ей. В классе вновь зажужжали голоса: вопрос о теперь уже ненужном плакате был решен. Даша не могла понять, почему один ничтожный миг способен разрушить надежду, которая, быть может еще ничтожней, чем какой-то там миг. Он, конечно, поможет нарисовать, ведь это то, от чего Сережа никогда не отказывался. Но где-то на донышке безответного чувства Даша уже не надеялась на какой-то иной поворот событий, и сейчас ей хотелось немедленно заполнить образовавшуюся пустоту.
   Суета в классе оказалась чем-то потусторонним. Она встала у окна и, глядя на тонкие мелкие листочки школьного аспарагуса, подумала, что он отныне никогда не увидит в ней прежнюю Дашу Миронову, потому что Даша Миронова теперь станет самой безобразной из всех девчонок.
   Даша злилась на себя, на класс, на него, она ненавидела весь мир. Посмотрев на часы (до начала урока оставалось пять минут), девушка с нахмуренными бровями выпорхнула из класса, в дверях чуть не столкнувшись с Ниной Кириловной, которая, впрочем, не заметила ее. И подруги лишь после урока немного обсудили странное поведение Даши, а на уроке по старой доброй традиции было устроено надежное укрытие для решившейся на побег.
   Еще сохранялась утренняя свежесть, особенно в аллее, где находилась Даша, будто пытаясь скрыться от самой себя. Ее тень запуталась в огромных тенях деревьев, а мысли путались в чувствах. Она думала, как ей вести себя с ним, что сказать, о чем умолчать, но в тоже время все эти вопросы меркли под проблесками радости от того, что он сегодня будет рядом с ней. Белоснежное мороженое успокоило почти уже воспламеняющееся сердце Даши. И, может быть, всю пустоту и бессмыслицу внутри нее должен был заполнить этот рождающийся огонек.
   Даша гуляла в парке, в котором было почти безлюдно. Впервые она чувствовала пока еще странный для нее привкус одиночества. Ей хотелось идти туда, где не нужно было бы притворятся и играть свои обычные роли. «Когда изменится моя жизнь?» – задавала она себе вопрос, который по мере прогулки вдруг стал множиться, и вместо одного вопроса появились сотни других, таких же безответных. «Что происходит? Боже мой, я не узнаю себя! Да и кто я?...» – сидя на скамейке, размышляла она.
   – Даша! Привет! Ты... А сколько времени? – неожиданно откуда-то появился и тут же обратился к Даше Антон; как всегда говорил быстро, словно его слова не поспевали за мыслями.
   – Время? – очень мило хмуря красивые брови переспросила она. Антона это рассмешило, и он невольно поддался собственной иронии, воображая почему-то Дашу инопланетянкой.
   – О, ты, наверное не от мира сего! Сообщаю тебе, что эта планета называется Земля и что на ней живу я – твой космический завоеватель!
   Даша улыбнулась: ей показалось, что Антон в этот момент был единственным человеком, которого она знала, а сама она, действительно, чужачка.
   – Антон, я не знаю, который час. А зачем тебе, космическому воину нужно время? Неужели ты собрался отвоевывать планету? – развеселилась Даша.
   – Ну всю планету вряд ли... Хотя бы какую-то часть.
   – Скажи, что ты делаешь сегодня, может быть, придешь ко мне? Нам нужно с тобой придумать какой-нибудь номер на Осенний бал, только так, чтобы это было смешно, – осенило вдруг Дашу.
   – Я не знаю...
   – Антон, ты что это? Хочешь, чтоб я тебя уговаривала немножко или очень долго и нудно?
   – Нет, – сказал он тихо. – К тебе же должен прийти Сергей. Кажется, плакат, дорисовывать.
   – А в чем проблема?
   – Да ты права, это не проблема. Просто...
   – Ладно, мы оба знаем, что все проще, чем мы думаем.
   Они договорились, но как же многого он не сказал ей, и она ведь догадалась, что эта неожиданная встреча в парке была неслучайной.
   Даша решила не строить грандиозных планов, в нее вселилась уверенность, что сегодня произойдет новый поворот в отношениях с Сережей.
   С неземным воодушевлением она протерла в комнатах пыль, кружась с щеточкой, словно бабочка от цветка к цветку собирала не пыль, а пыльцу. В каком-то фильме она видела, как героиня проделывала те же домашне-бытовые трюки с пушистой щеткой в руках, а потом в дверь киношной любви постучался влюбленный герой и...
   Даша открыла дверь, и на пороге стояли они оба, что удивило ее слегка, ведь она ожидала, что все будет немного по-иному.
   – Привет! Заходите в мой космический фрегат, – поглядывая на Антона загадочно, в попытке заинтриговать Сергея, приглашала она их в свою обычную квартиру на седьмом этаже. Сергей однако не растерялся и добавил:
   – Космический фрегат из девяти ярусов, летящий в бесконечном пространстве.
   Вся троица обменялась между собой короткими взглядами, после которых, сначала ощутив неловкость, а потом еще нелепость, весело рассмеялись. Они прошли в комнату Даши, где на стене висели ее рисунки и многочисленные сувениры, амулеты, кулоны, привезенные ею из курортных городов, где провела почти все свое детство.
   – Это моих родителей заслуга, – сказала она глядя на то, как увлеченно мальчики рассматривали ее богатства. Даша чувствовала себя, как королева воинов с отвоеванными трофеями.
   – Интересно, что значит этот медальон? – спросил Сергей, указывая на удивительно большую с выграненным иероглифом монету.
   – А, это японский знак Якумамба, – ответила Даша.
   – Что? – переспросил Антон.
   – Ну ребята, хватит всякие побрякушки разглядывать! Завтра Осенний бал, и пока у меня кое-какие идеи...
   Даша рассказала им свой план проведения праздника, придумывая его по мере того, как возрастал интерес Сережи и Антона. Она была так увлечена замысловатыми вариантами сюжета, как если бы была сумасшедшим ученым, сделавшим невероятное открытие. Сережа заметил что-то необычное в ее глазах, какой-то блеск, что ли. Он думал, почти не слушая ее сценарий, о том, как говорил с ней в школе, да, впрочем, он не обращал на нее даже внимания. А сейчас вдруг понял ее такую, очень живую и веселую, почти что огненную Дашу Миронову. Она была похожа на легкую, с расписными крыльями, бабочку, и каждое ее слово касалось, наверное, всех цветов в ее со вкусом обставленной комнате, напоминавшей музей редких вещей.
   – Даша, ты пишешь стихи? – неожиданно спросил Антон.
   В комнате наступила минута молчания, будто бабочка села отдохнуть, но потом вдруг вновь вспорхнула. Даша сказала:
   – О, да, может быть, когда-нибудь поэму сочиню.
   – Я серьезно спрашиваю.
   Сереже стало смешно глядеть на его выражение лица, которое замерло в ожидании решающего ответа, и он, не выдержав, рассмеялся.
   – Да, Антон, и я серьезно. Иногда я пишу, хотя об этом никто не знает, но раз тебе это интересно...
   Сергей больше не смеялся, и все же он не верил, что это идеальное, выращенное в домашних условиях существо по имени Даша, способно написать настоящее стихотворение. Сергей был горд и считал, что настоящие стихи столь же редки, как если б нашелся человек, готовый нырнуть в бездну. Этого своего мнения он никогда не высказывал и на этот раз промолчал, делая вид, что весь погружен в рисование. Однако Даша почувствовала, что может отыграться за равнодушие, за тот холодок между ними. Она принялась говорить с Антоном о поэзии, о любимых поэтах так же воодушевленно и красиво, порхая по комнате взглядом и жестами изображая то горы, то море, а то и небо. Антон был зачарован ее рассказами: ему казалось, что все ее впечатления, которыми она с ним делилась, принадлежали и ему. Сергей вскоре, действительно, перестал слушать их, он рисовал осень, и никакие бури в разговоре Даши и Антона не могли развеять его грусти, которая давно жила в нем, которую он не мог понять.
   Даша думала иначе. Какое могло быть понимание, если она не хотела хотя бы на минуту забыть о себе? А Сергей был далеко от нее, так далеко, что, наверное, целого плаката стихов не хватило бы, чтобы настигнуть его.

ГЛАВА 7. ОСЕННИЙ БАЛ.

   Субботний день октября оказался дождливым. Кажется, что вся прелесть осени познается лишь в октябре. Туман будто струился из-под земли, а мокрые желтые листья похоже собирались вот-вот ожить и закружиться. Но природа любовалась только собой и была равнодушна к каким-то там балам, прическам, платьям людей. Осень таила в себе нечто молчаливое и не хотела раскрывать все свои секреты.
   Почему он, Сережа Карцев, всеобщий любимчик, был сейчас одинок? Быть может, одиночество тоже когда-нибудь превращается в привычку? У Сергея не было ни братьев, ни сестер, и все его детство протекало в «Иных мирах», которые раскрывались для него неожиданно то в фантастических романах, то в музыке.
   Светлана Петровна воспитывала сына одна. Их отец исчез, говорила она, так, как исчезают только актеры. Сам Сережа видел его один раз в Риге, когда ходил со своим, теперь уже бывшим классом, на премьеру спектакля. Его отец играл тогда влюбленного короля, покинутого и забытого своей возлюбленной герцогиней. После представления на сцену бросали цветы, и ему казалось, что зал был еще охвачен игрой, хотя играть уже перестали. Сережу поразила мысль о том, что, возможно, театр никогда не кончится и что он сам в данный момент погружен в что-то ненастоящее и лживое. Ему стало противно так, как бывает противно, когда пьешь горькое кофе. Матери он ничего не рассказывал, но Светлана Петровна вскоре начала догадываться, что в ее сыне стали происходить какие-то перемены.
   Сережа никогда не был одним из тех парней, которые, замыкая свой мир в кольцо собственных неудач, находили утешение в огромной и шумной компании. Однако у него было очень много знакомых и, наверно потому, что он всегда помнил людей, с которыми когда-либо общался, а иногда ему самому было интересно замечать, что знакомится он с теми, кто хотя бы в чем-то напоминал героя из очередного любимого романа.
   В доме Карцевых было по-особому уютно. Свелана Петровна любила старинные вещи. Резная мебель сочеталась с современными атрибутами дома. В каждом уголке спокойствием дышали ухоженные, красивые цветы. И Сережа понимал, насколько дорого ему это нежное и тягучее спокойствие и как оно далеко от бессмысленной игры, делающей этот удивительно интересный мир похожим на дешевый спектакль с плохими актерами.
   Таков был Сережа Карцев на самом деле. Гордый, но не высокомерный по отношению к другим, он искал среди своих новых друзей-одноклассников человека, который мог бы поразить его так, как однажды он удивился в театре, узнав, что роль главного героя исполняет его отец. И сейчас, находясь в своей комнате, он отложил в сторону книгу, которую еще вчера с упоением читал, стал размышлять, почему так необходимо что-то сказать, высказать... Но кому и о чем – этого он не мог себе объяснить.
   Сережа решил, что пропустит этот навязчивый школьный бал, он думал: «Опять придется смотреть сценки из жизни „любимой“ школы, проекты которых повторяются из года в год». Иронично усмехнувшись своей заносчивости, он вновь приступил к чтению, но тут на самом волнующем моменте в комнате прозвучали раскаты телефонного звонка. В трубке послышалась торопливая, и оттого невнятная речь Антона:
   – Серега! Ты что делаешь?
   Не дождавшись ответа, Антон продолжил, но с еще большей быстротой:
   – Не забыл? Осенний бал сегодня. Даша и я приготовили такой обалденный номер. Кстати, почему ты так быстро ушел вчера? Даша говорит, что не поняла твой рисунок, сказала, мол, к чему нужен был этот, как его там, а, короче, не надо было рисовать этот заброшенный летний театр в осеннем парке... Ну ты же придешь на вечер, тогда все и обсудите.
   – Во-первых, – степенно начал Сережа, – я ничего не делаю и делать не собираюсь. Во-вторых, я все помню. В-третьих, Даша могла бы сама позвонить мне.
   – Что с тобой происходит?
   – Ничего. Все. Пока.
   Сергей повесил трубку, и в один миг, взяв прежде ключи, вылетел из дома.
   День близился к вечеру. Дождь, моросивший осенними слезками, успокоился, и деревья, казалось, стали убаюкивать друг друга под серым пушистым небом. Сережа шел по улицам почти пустынных дворов, чувствуя странное волнение, что-то щекотало его внутри. Может быть, ожидание необычного, но, может быть, ему лишь хотелось самому сделать нечто по-настоящему запоминающееся. Он перешел дорогу, которая отделяла его район от лесных посадок, и направился к озеру, затерявшемуся в глубине этого совсем молодого леса.
   Сережа очень любил такие прогулки. Раньше мама и ее друзья часто организовывали походы то на Кавказ, в горы, то в Крым, где своей вечной красотой изумляли стройные сосны на побережье, у самого моря. Сережа вспоминал все в мельчайших подробностях, и, если бы он и мама смогли вернуться в те дни, то на многое он посмотрел бы иным взглядом. И взгляд был бы более внимательным, более точным, для того чтобы лучше запомнить каждую картину или пейзаж. Сереже хотелось нарисовать все, что касалось его памяти, именно так, как, если бы он сейчас оказался на берегу моря во время заката.
   «Действительно, – думал он, – что происходит?». Сырые листья промолчали в ответ под его ногами и он, совершенно забыв о празднике, не заметил, как уже добрался до озера, которое было небольшим, таким, что, стоя на одном берегу, можно было разглядеть лицо стоящего на противоположной стороне. Он остановился, рассматривая все побережье.
   Вдоль другого берега гуляла девушка с огромной московской сторожевой. Собака важно сопровождала свою хозяйку, а девушка шла так тихо и спокойно, что, казалось, она была какой-нибудь царицей, обходившей свои владения. Ее тускло-розовый плащ с надетым на голову капюшоном делал ее похожей на средневековую принцессу. Она, конечно, не была королевской особой, но, если бы все же была, то, наверняка, стала бы королевой осени. Сережа наблюдал за ней, ему показалось, он вот-вот увидит сюжет очередного своего рисунка. Девушка обернулась в его сторону, улыбаясь, замахала руками, словно взлетела.
   – Сережа! – окликнула она его.
   Он был ошеломлен, как будто нырнул в холодную октябрьскую воду: напротив него (надо лишь переплыть) стояла Таня Левина, та, которая всегда садилась на последнюю парту и никогда не тянула руку для ответа, но все же могла ответить на любой вопрос учителя, если ее спрашивали. Однако все это было совсем не важно для Сергея. Он направился к ней.
   – Привет! Почему ты не на балу? – с усмешкой поинтересовался юноша.
   – А ты?
   – Я первый спросил. Впрочем, не хочешь – не отвечай.
   – Извини, у меня плохая привычка отвечать вопросом на вопрос. Я просто не знаю, почему у меня нет желания идти на вечер. Наверное, от скуки не убежишь.
   – Тогда, почему ты скучаешь?
   – А ты тоже?
   Они посмотрели друг другу в глаза, поймали один и тот же взгляд, который дал понять, что, если им продолжить задавать друг другу эти нелепые вопросы, то их разговор превратится в сплошную неопределенность.
   – Ларсон! Ко мне!
   Собака подбежала к хозяйке, потом подошла к Сереже, недоверчиво стала обнюхивать его одежду.
   – Надеюсь, что она у тебя добрая собака, – опасливо поглядывая на пса, сказал он.
   – Что ж, надейся, – пошутила Таня гладя Ларсона по мохнатым ушкам.
   Дождь снова стал моросить; подул легкий ветерок, который, казалось, унес все слова, и между ними наступило некоторое молчание. Сережа думал о том, почему он сразу не заметил в этой девушке какую-то, впрочем, совсем не приметную, черту характера. Поначалу он видел в ней обычную скромницу, стесняющуюся даже в глаза взглянуть. А теперь в ней чувствовалась что-то таинственное, то, что можно разгадывать. Вскоре им стало неловко молчать. Таня вновь окликнула непоседливого Ларсона, а собака так неутомимо резвилась, что чему-то обрадовавшись, сделала трюк, о котором ее не просили.
   – Лари, солнышко, ты что, с ума сошел? – смеясь, говорила Таня. Сергея эта сцена развеселила еще больше, чем хозяйку собаки, и он, присевший на корточки, чуть не упал в лужу позади него.
   – Таня, ты хочешь мороженое? – неожиданно спросил он.
   – Мороженое? Нет, не хочу. Прохладно.
   – Тогда горячее? – почти ненавязчиво продолжал Сережа.
   – А что может быть очень горячим, таким, что не подступиться?
   Он недоуменно посмотрел ей в глаза.
   – Это тебе загадка – объяснила она.
   – Не знаю, наверное, лава во время извержения вулкана.
   Таня хитрила, не думая о том, что Сережа впервые был так заинтригован.
   – Неверно. Подумай. Как догадаешься, скажешь. Потом поймешь, что нет загадки проще.
   Сумерки уже начали сгущаться. Пора было идти обратно к городским улицам, к своим домам. Вода в озере так идеально отражала все изгибы неба, что Сергей уловил некоторые очертания, которые могли бы стать главными в его рисунке. Ведь он сегодня нашел то, что ему давно хотелось выразить. И Таня для него оказалась настоящей королевой Осеннего бала, который они сами для себя устроили, даже не подозревая о том.
   Где-то совсем в другом мире, ограниченном школьными стенами, их одноклассники громко смеялись и танцевали под гулкие басы той музыки, которая была похожа скорее на военный марш, чем на ту музыку осеннего дождя, под которую гуляли Сережа и Таня.
   Они попрощались до понедельника. Ларсон почти уже по-дружески позволил Сереже себя погладить. Опять пришлось пересекать границу, являвшейся мокрой и, оттого свежей дорогой, которая отделяла теперь в его сознании два мира, но в одном мире ему было интересно жить, а в другом – не очень. И вот он возвращался туда, где радовали только рисование и новые мысли о новой девочке.

ГЛАВА 8 ЗАГАДКА

   – Ох... Кто выдумал понедельник? – потягиваясь, бормотал себе под нос Милованов. Первый урок прошел как всегда в минимальном оживлении: утренние часы почти всем учащимся даются с большим трудом. На перемене обычная возня возобновилась, как по расписанию. Однако в воздухе класса зависло нечто похожее на еще субботний отзвук Осеннего бала, вернее, не зависло, а разлилось густой кашей впечатлений от прошедшего праздника. Все делились друг с другом, кто-то жадничал и рассказывал не обо всем. Даша опоздала на целый урок.
   – Проспала? – спросила ее Кристина. Даша села рядом и, сложив руки на парте, опустила на них голову.
   – Что, заболела? – навязчиво продолжала Вислова.
   Даша молчала. Казалось, класс оглушил ее, и она не слышала ничего, кроме голоса своих сумбурных мыслей и чувств. Ведь минуту назад она столкнулась в дверях с Сережей, который по-прежнему поздоровался так, как обычно здоровался со всеми. О да, он улыбнулся и посмотрел в глаза, но как бы сквозь нее. Даша теряла себя в неразрешимых вопросах, в попытках объяснить, что она делала не так. Еще несколько дней назад ее уверенность в правоте своих поступков была единственной надеждой тому, что Сергею она нравится больше, чем даже самой себе.
   – О! Даша! Привет! – воскликнул Антон. Она вздрогнула, подняла голову, и на отрешенном лице слегка поблескивали две слезинки. Кристина удивленно смотрела несколько секунд, потом спохватилась и почти с воодушевлением усилила свои расспросы:
   – Что случилось? Тебя отругали за то, что не была на занятии?
   – Кристина, оставь ее в покое. Она просто устала, – начал зачем-то оправдывать Дашу Антон.
   В класс вошел Сережа, ни на кого не обращая внимания, направился к последней парте, где сидела Левина Таня. В руках он держал небольшой рулон бумаги, который тут же развернул перед ней. Неожиданно все взгляды оккупировали эту о чем-то своем тихо беседующую парочку. Даша не верила глазам. Неужели ему нравится эта худющая с короткими и тонкими волосами, которая два слова не может связать?!
   Даша взглянула на Антона, смотревшего на нее, как на фарфоровую куклу, и, не сдержавшись, дико рассмеялась так, что получила в ответ еще больше недоумевающих взоров. Она встала из-за парты, взяла свой рюкзак, открыв его, достала пару тетрадей, положила их на парту и, наконец, выбежала из класса, после чего в воздухе оставила за собой ароматную ленточку маминых духов. В общем никто так и не догадался, что произошло на самом деле: мальчики не поняли, почему Серега сидел рядом с этой худышкой, а девочки обсуждали, почему Даша пришла в школу совсем не по погоде одетой.
   На уроке литературы Нина Кирилловна решила воссоздать атмосферу девятнадцатого века. Она одухотворенно рассказывала о Пушкине, о Лермонтове, затем вдруг пораженная своей мыслью, сказала:
   – Ребята! У меня есть замечательное предложение. Я с вашим классом хотела бы организовать литературный вечер, посвященный поэзии девятнадцатого века. Этот вечер будет иметь некоторую особенность. Вначале вы станете читать свои самые любимые стихи, разумеется, данного века, а во второй части кто-нибудь из вас раскроет нам свой личный поэтический опыт. Вы, конечно же, согласитесь...
   – Нина Кирилловна! А как это повлияет на наши оценки в полугодии? – практическим тоном спросил Леха Морозов.
   – Хороший вопрос. Все будет зависеть от успеха мероприятия. В лучшем случае, я повышу балы тем, кто особо любит поэзию.
   В классе возник оживленный спор, в ходе которого все дружно решили, что этот вечер просто необходим для того, чтобы задобрить Нину Кирилловну.
   Прозвенел звонок, и Сережа, вновь нырнув в прогал между партами, подошел к Тане. Рядом с ее учебником все еще лежал тот рулон. Указывая на него, он спросил:
   – Ну, как? Тебе понравилось?
   Она, разворачивая лист, улыбнулась, будто точно знала, что ему будет интересно ее мнение, хотя, на самом деле, она была слегка удивлена и даже смущена.
   – Очень необычно. Пейзажи сейчас почти не популярны. Но у тебя в этом рисунке есть какая-то тайна... Кстати, о тайнах. Ты отгадал мою загадку?
   Сергей не успел ей ответить: к ним присоединился любопытствующий Антон, и тут же оказалась Даша.
   – Ах! Как красиво! Напоминает картины Левитана – пытаясь произвести впечатление, сказала Даша. Потом, глядя на сидящую Таню, уверенно и немного напористо спросила:
   – Тань, а что ты скажешь на это?
   – Я уже сказала – спокойно ответила она. Даша была поражена насквозь, ей даже показалось, что все так тщательно скрываемое ею внутри теперь вышло наружу. И от такой непосредственности она впервые почувствовала не укол самолюбия, а скорее всего какую-то неловкость. Ей безумно стало стыдно, но отчего? Этого она не могла понять. Еще раз взглянув на рисунок, Даша узнала озеро, на котором она, брат и родители летом часто проводили выходные, где она иногда видела Таню, гуляющую со своей собакой. Из состояния все больше назревающего отчаяния опять, как тогда в парке, вывел ее Антон, который начал говорить о предстоящем литературном вечере с присущим ему немного наивным воображением.