Малышев Анатолий. Загадка Идола

   Вероника переселилась в мужскую палатку. Это объяснили болезнью Вероники и необходимостью постоянного за ней наблюдения.
   Широкий шурф вокруг прямогубой "бабы" углублялся, гранитный корень все больше увеличивался.
   Лев Николаевич обмыл водой из фляжки небольшой участок корня. Постучал молотком по гладкой, будто отполированной поверхности:
   - Чистенький! К-гм! Гранит-то чистенький. Зернистость кристалл к кристаллу. Гляньте, Никифор Антонович, на это прекрасное создание природы. Чудный равномерно-зернистый гранит! Какое совершенство идиоморфной * огранки!
   * Идиоморфные зерна - зерна минералов в горной породе с хорошо выраженной огранкой.
   Шурф становился все глубже, раздвигался вместе с расширяющимся основанием идола.
   Все остальные идолы уже давно были извлечены на поверхность, только идол № 17 как прирос к интрузиву.
   - Все, Никифор Антонович! - удрученно сказал Введенский на двадцатый день раскопок. - Глубже рыть шурф мы не можем. Да, видимо, и смысла нет.
   - Да, - поддержал его Лев Николаевич. - Попробуем по-другому. Давайте отмоем этот обелиск. К-гм! Может, найдем какой-нибудь намек, какое-нибудь объяснение сей каменной конструкции. С какой целью она создана?
   Они стояли на дне шурфа, и Никифор Антонович какимто желчным тоном ответил:
   - Цель? Сомневаюсь, Лев Николаевич! Какую цель преследовали древние египтяне, сооружая пирамиды и колоссы Мемнона*? Никто и сейчас не знает об этих целях. Сейчас мы предполагаем - цель была конфессиональная, вероисповедная. Житель нильских побережий считал, что чем выше пирамида, чем выше мастаба **, эти ступеньки к всеблагостному Нут - всеобъемлющему небу, - тем ближе умерший к лучетворному богу Амону-Ра. Потому-то изощрялись друг перед другом фараоны Хеопс, Хефрен и Менененкра. А с нашей, утилитарной, точки зрения создание пирамид смысла не имело и не имеет. Нам непонятно предназначение обелиска. Горообразовательные процессы позднеальпийского времени не коснулись египетских пирамид - и они остались великим памятником человеческого труда! А здесь... Хотя, прошу прощения, увлекся: как же иначе объяснить тогда возраст идолов?
   Никифор Антонович задумался, потом улыбнулся, поднял лопату и слегка стукнул ею по обелиску:
   - В самом деле, давайте отмоем его. Может, Лев Николаевич, вы и правы. Все-таки...
   * Колоссы Мемнона - огромные фигуры из камня, воздвигнутые в Древнем Египте при фараоне Аменхотепе III.
   ** Мастаба - древнеегипетские гробницы (3000-2000 гг. до н. э.).
   Рабочие курили махорочные самокрутки, отдыхали, вслушивались. Сизый дым оседал на дне шурфа.
   - Берегись! - раздался сверху испуганный крик Вероники. Наверх! Быстрей! - кричала она.
   Подчиняясь неподдельной тревоге ее голоса, все бросились к деревянным лесенкам. Гурилев поддерживал не привыкшего к подъемам по узким лестницам Никифора Антоновича. Стенки шурфа, подрагивая, как бы медленно изгибаясь, стали оползать.
   - Быстрей, быстрей! - кричала Вероника.
   Лесенки потрескивали, сопротивляясь напору оседавших речных наносов.
   Все обошлось благополучно, если не считать даром пропавших усилий многодневного труда: стенки шурфа обвалились, галечники и суглинок вновь похоронили под собой основание обелиска. Он теперь, как и прежде, возвышался метра на полтора над воронкой, опоясанный жилками прозрачного гребенчатого кварца.
   Никифор Антонович, Введенский, Гурилев и Вероника стояли возле воронки. Никифор Антонович понимал, что нет никакого смысла заново откапывать каменного истукана, взглянул на Веронику и вдруг схватился за сердце.
   - Вздохнуть не могу, - сдавленно сказал он. - Валидол...
   Сердце его останавливалось. Смутная догадка мелькнула в голове, он глубоко вздохнул, с усилием отворачиваясь от Вероники и обводя взглядом долину Каинды.
   Гранитные скалы, речные террасы, - каменные идолы - все вокруг приобрело особую значимость, напряженность бытия, смысл. Все увиденное воспринималось с непривычного, чуждого угла зрения и представлялось не просто хаотическим нагромождением в пространстве, но специально организованным, подготовленным для выполнения необходимого действия.
   - Вот валидол! - голос Гурилева вернул его к действительности. Догадка ускользнула.
   Встревоженный Мамат испуганно и торопливо говорил что-то по-киргизски.
   - Тут вот какое дело, Никифор Антоныч, - переводил шурфовщик Карпыч, - послушайте, что Мамат говорит...
   Никифор Антонович невольно посмотрел на Веронику: ее глаза светились! И голос Карпыча медленно угас, все дальше уплывали звуки, растаял и исчез грохот Каинды. Глаза Вероники светились: казалось, они приглашали в какую-то недоступную сияющую глубину, и нужно было спускаться по гранитным ступенькам осторожно, чего-то опасаясь. Верить Веронике, и тогда все станет ясным.
   Девушка кивнула на прямогубую маску и вдруг закрыла глаза. Свет как будто погас.
   Никифор Антонович взглянул на идола № 17.
   Каменная маска улыбалась вздернутыми губами - улыбка была поощрительная и доброжелательная, возник треугольный подбородок, уперся самым острым углом в темное пятно на груди. Затем гранитные губы маски дрогнули, возвращаясь к прямой линии, темное пятно и треугольник подбородка исчезли.
   Восприятие внешнего мира наконец полностью вернулось к Никифору Антоновичу, сердечные спазмы прекратились.
   Карпыч продолжал перевод:
   -... ну, Мамат говорит, что очень удивился и побежал за девчонкой, следом. Слышь, Никифор Антоныч, девчонка как чувствовала: будет обвал - со всех ног бежала к шурфу. Мамат еле успевал. Вот такая чертовщина! Еще мои старики говорили, мол, есть такие люди, что подземный шум задолго до землетрясения чуют, слышат как-то. Вот так животные перед землетрясением волнуются: коровы мычат, собаки воют, лошади ржать начинают. Вот, гляди, не верил! Ан и человек может подземный гул услыхать. Может такое быть! Сам теперь убедился!
   Профессор Преображенский оглядел рабочих, суеверно отступающих от Вероники. Лицо ее было бледным.
   Не хватало еще, чтобы рабочие разбежались, поверив в чертовщину. Удачный домысел Карпыча пришелся как нельзя кстати, подтвержденный авторитетом: старики, мол, так говорили! Карпыч - мудрец.
   Гурилев сказал, что Карпыч прав: есть такие люди. Наука пока не может объяснить механизм их предчувствия. Это предчувствие - природный дар, сохранившийся у животных и почти утраченный человеком.
   - Оно, конечно! - глубокомысленно заметил Карпыч, скручивая козью ножку. - Наука хоть и много может, да не все. Вот у нас, в Орловке, один мужик свинью задумал заколоть, - Карпыч важно доклеил самокрутку,- а та ему, значит, человечьим голосом зачала говорить... - Дальше он рассказывал русскую народную сказку про упырей и вурдалаков.
   Все направились в лагерь.
   Вероника жаловалась на головную боль, но от лекарства отказалась. Легла поверх спального мешка и сразу заснула.
   - Вот вам и девчонка! - ошеломленным шепотом сказал Павел Игнатьевич. - Она нам всем жизнь спасла! Но как она почувствовала?
   - А вы поверьте. Карпычу, - улыбнулся Никифор Антонович, - народному мудрецу! Но здесь, мне кажется, нечто совсем иное.
   И Никифор Антонович рассказал, каким ему представился улыбающийся идол с треугольным подбородком.
   Спящая Вероника дышала ровно и глубоко, слегка улыбаясь полуоткрытыми губами. Если бы не сомкнутые веки, можно было подумать, что она не спит, слышит все, что говорит Никифор Антонович.
   - Сознаюсь, Никифор Антонович, - сказал Гурилев, - я сразу заметил некоторую необычность вашего контакта с Вероникой. Ее привязанность вспыхнула как-то внезапно, в первый же день встречи с вами. По словам Доломатенко, до встречи, с вами она не так уж стремилась на раскопки. Согласитесь, Никифор Антонович, что вы ни в коем случае не должны были брать с собой эту девушку. Это же не курортная поездка: дорога тяжелая, горные склоны, реки... Верно, Никифор Антонович? Вот здесь мне и хочется несколько глубже развить гипотезу о триаде: идол № 17 - Вероника - Никифор Антонович. По крайней мере, мы должны четко осознать, что столкнулись с явлением неестественным.
   Лев Николаевич добродушно улыбнулся, подмигнув Введенскому, который с застывшим лицом смотрел на него:
   - Что вы, Павел Игнатьевич, удивляетесь? Собранные вами факты-камешки доказывают неестественность явления, с которым мы столкнулись. Возьмите-ка эту фляжку, в ней замечательный ром - глотните, и продолжим наши рассуждения.
   Введенский сделал глоток из фляжки.
   - Горячо!
   - В чем доказательства неестественности? Геологический возраст захоронений! Он совершенно невообразим для нормального земного развития, по крайней мере, по данным науки сегодняшнего дня. Далее. Странные контакты триады! Никифор Антонович - Вероника - идол № 17. Слово "идол" я теперь буду писать с большой буквы. Ибо проявляю к нему полнейшее почтение и уважение! Так.
   Гурилев наклонился к спящей Веронике, вслушиваясь в невнятное бормотание, слетевшее с ее улыбающихся губ. Ее глаза по-прежнему были закрыты, на щеках снова разгорелся румянец. Лев Николаевич вдруг встрепенулся, будто его толкнули.
   У Никифора Антоновича стеснило дыхание, спазма непонятного страха сжала горло, быстрее застучало сердце.
   Появилось ощущение присутствия постороннего.
   - Дальше... - продолжал Гурилев внезапно осевшим голосом. - Мы можем утверждать, что имеем дело с явлением загадочным, но не сверхъестественным! Следовательно, что остается нам предположить? Возможно, перед нами творение внеземной цивилизации! Деятельность земного разума здесь исключена. Весь ход геологических эпох на нашей Земле вполне убедительно доказывает это. Неестественность Идола №17 должна получить разумное объяснение, если мы найдем с ним контакт и если контакт вообще возможен. Может быть, мы просто не поймем знаков, которые нам оставлены.
   Лев Николаевич нервно, возбужденно потер руки.
   Спящая Вероника вздохнула, и Никифор Антонович ощутил необыкновенную легкость во всем теле - вот сейчас можно встать, выйти из палатки и взлететь в воздух. Что подумают 6 нем его взрослые коллеги? С большим усилием укротил он легкомысленную игривость.
   Вероника вдруг вскрикнула спросонья. Ее ладони - как будто в них отсутствовало движение крови - были холодны как лед, когда Никифор Антонович взял их в свои руки.
   Гурилев, согнувшись, вышел из палатки, за ним Павел Игнатьевич.
   - Посмотрите, какое чистое небо! - громко сказал Лев Николаевич. - А Марс-то стал еще больше!
   ЗАГАДКА УЛЫБАЮЩЕГОСЯ ИДОЛА
   Пришедший из Каракола очередной караван доставил отряду вьюки с продуктами, письмами, газетами, посылками.
   Сначала все уединились, потом в лагере стало шумно и оживленно. Только в палатке ИТР было тихо. Гурилев просматривал полученные газеты.
   - К-гм! Никифор Антонович, мы, кажется, все обратили внимание на необычность Марса, нашего соседа по космосу? - задумчиво сказал он.
   Никифор Антонович вспомнил огромный, как бы полуугасающий зрачок Марса.
   - Послушайте, что по поводу Марса пишет пресса. Так. Парижская "Орор" сообщает, что в августе южноафриканский астроном Воннунг заметил в области Гессеспонтус - Нохаис, в южном полушарии Марса, яркую белую полосу длиной около двух тысяч и шириной около двухсот километров.
   "Известия": Крым. Наши астрономы наблюдали часть этого облака. Это пыльная буря, характерная для великих противостояний Марса. Такие бури рождаются периодически через пятнадцать-семнадцать лет... Французский астроном Антониади еще в тысяча девятьсот девятом году предполагал, что пыльные бури на Марсе вызываются максимумом солнечной радиации. К-гм! Но сейчас прошло всего несколько лет после такой пыльной бури - новая не укладывается в практический, наблюдаемый столетиями, срок! Это вызывает удивление астрономов всего мира! - Лев Николаевич зашуршал сворачиваемыми листами газет. Закончил: - Меня сразу удивило это необычное увеличение диаметра Марса - ясно, что оно связано с этой внезапной пыльной бурей.
   Тут, опять же, другой вопрос: сколько их было, таких пыльных бурь на Марсе, но он всегда оставался в своих измерениях. А сейчас он так разросся! Потом - и не время сейчас для усиления солнечной радиации. Значит, причина бури совершенно в ином. А если вспышка радиации в самом Марсе?
   Причина - искусственная? Может быть, Никифор Антонович, и ваша триада, и эта необычная буря на Марсе имеют какую-то связь? Впрочем, извините, это у меня вспышка, какое-то безумное предположение! Лучше я еще обдумаю, потом выскажусь. Странно, Марс - и каиндинские раскопки.
   Какая уж здесь связь? Просто я вспомнил своего учителя Владимира Афанасьевича Окаева. Однажды на практике, под Москвой, он выложил перед нами кочан цветной капусты и беловато-зеленую почку малахита *, показал на кучевое облако в небе и спросил: что есть общего между этими тремя вещами? Разумеется, никто из нас не смог ответить. А он, усмехнувшись, сказал, что если бы мы сосредоточились, то, несомненно, заметили бы эту общность: текстуру, внешнее строение. Оно и правда: кочан цветной капусты, малахи
   * Малахит - вторичный минерал меди. Часто имеет форму почковидных натеков.
   товая почка и кудрявое облако, резко различаясь в размерах, были почти идентичны по форме. Вот и меня сейчас поражает необыкновенное совпадение уже нескольких факторов, необъяснимых на уровне нашего знания природы. Что ж, будем надеяться - все разъяснится. А нам пора на раскопки, уже восемь утра!
   Утреннее небо было тусклым. Мириады микроскопических взвешенных пылинок, предвестников надвигающейся с Такла-Макана пылевой бури, затуманили солнце.
   Вокруг обелиска, над податливым дном воронки, рабочие соорудили деревянный настил и обмыли водой верхнюю, возвышающуюся над воронкой, часть каменного истукана.
   Когда Лев Николаевич осторожно обстукивал своим стальным геологическим молоточком верхушку Идола, с глухим стуком отвалилась плитка, упала на влажные доски: обнажилась треугольная впадина.
   Никифор Антонович и Введенский долго осматривали эту впадину, внутри которой был рычажок: его эбонитовая темно-коричневая поверхность манила прикоснуться.
   Преображенский встретился с взглядом Вероники.
   Он осторожно нажал указательным пальцем на рычажок.
   Голова Идола №17 вдруг откинулась, сорвалась с шарнира и, звонко ударившись о гранит, свалилась на деревянный настил. В небольшом углублении лежал темно-коричневый, как рычажок, шар. Он излучал успокаивающее тепло.
   - Ну! - выдохнула в затылок Никифору Антоновичу Вероника. - Берите!
   - Хитрющие татары жили здесь, - сказал где-то сзади шурфовщик Карпыч. Для него все непонятное олицетворялось татарами.
   Прежний, уже знакомый, холод отчужденности и посторонности Вероники охватил Никифора Антоновича. И еще - внезапный ужас перед нехваткой воздуха. Как будто кто-то душил его.
   - Не надо! - попросил он, оборачиваясь к своим спутникам.
   Глаза Вероники с нетерпением и мольбой смотрели на него. Темные зрачки неестественно расширились.
   - Никифор Антонович! - тревожно просила Вероника. - Нужно взять шар. Понимаете, Никифор Антонович, шар!
   И Никифор Антонович опустил руку на шар, подчиняясь глазам Вероники.
   Эбонитовый шар под ладонью Никифора Антоновича высветился золотистым светом, покалывая мелкими электрическими разрядами.
   Теплота взгляда Вероники, электрические разряды, проникающие сквозь ладонь, гипнотизировали профессора. Он почувствовал себя совершенно невесомым, как во сне.
   Исчезли глаза Вероники.
   Шар согревал ладони. Внятный доброжелательный голос старинного, приятного знакомого делился с Никифором Антоновичем своими размышлениями.
   "Итак, мы соединились. Ты меня слышишь и понимаешь. Свершилось наконец то, что у нас предсказывали, сомневаясь и веря: сомневаясь потому, что за миллионы лет существования нашего разума мы ни разу не встретили себе подобных; веря потому, что целесообразность развития Вселенной неизбежно приводит к появлению разума, то есть осознающей свое бытие материи.
   Неважно, в какой форме появится мыслящая материя, какая среда - электронная, атомная или молекулярная - будет ее вместилищем.
   Сейчас, когда ты воспринимаешь эти мысли, на мою планету уже несется сигнал о состоявшемся контакте. Во многих точках Вселенной, которых мы смогли достичь и где была хотя бы ничтожная вероятность появления разума, мы установили маяки савтономными накопителями энергии.
   Мысль - это проявление энергии. Маяк, впитавший энергию мысли, заряжается и посылает сигнал.
   Я, чьи мысли ты сейчас воспринимаешь, не существую уже давным-давно. В твоем сознании я обретаю вторую жизнь, ибо маяк настроен так, что только родственный мне по мироощущению разум может войти со мной в контакт. В этом несовершенство наших маяков. В их электронных связях сохраняется структура, свойственная индивидуальному носителю разума. Трудно среди миллионов и миллионов их носителей найти себе подобного.
   Мой далекий по духу родственник, у нас, биологических особей, жизнь должна быть гармонична в сочетании интеллектуальных и биологических потребностей. Мне такая жизнь не удалась, о чем я очень сожалею. И поэтому в условии свершения контакта с тобой я поставил одно ограничение, которое считаю моим вероятным даром тебе. Не знаю, как сложилась твоя жизнь. Возможно, гармонично, и тогда мое ограничение излишне, и ты просто не поймешь значения и смысла моего дара.
   И теперь - главное, ради чего проводится эксперимент контакта. В бесконечности пространства и времени появились крохотные сгустки осознающей свое бытие материи. Для чего дано этой материи осознание своего бытия? Какова цель?
   Вот вопрос вопросов. И сможет ли разум получить на него ответ? Крохотные сгустки разума здесь бессильны. Их слияние, увеличение пространства мыслящей материи - единственный путь. И когда энергия мысли объемлет весь Космос - тогда, быть может, будет познана цель разумного бытия. Этот путь долог, но возможен. И наш контакт - начало этого пути.
   Шар, который сейчас в твоих руках, последним держал я. Из моих ладоней, через колоссальный разрыв времени, он перешел в твои. Только тебе суждено первому принять мои главные мысли. Не удивляйся, что тот, кто возьмет шар после тебя, по-другому воспримет мою мысль о контакте. Каждый поймет в соответствии со своим уровнем знания. Первые мои мысли только для тебя. Прощай".
   Этот голос слышал каждый, кто после Никифора Антоновича брал шар в руки.
   Наконец, золотистое сиянье шара погасло, и голос умолк.
   ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ
   В тот памятный вечер, тщательно упаковав шар в чудом нашедшуюся у Павла Игнатьевича стеклянную вату, вчетвером Преображенский, Гурилев, Введенский и Вероника - собрались в палатке Павла Игнатьевича. Введенский был уверен, что шар можно заставить вновь "заговорить". Он был убежден, что запись "не может быть только разового пользования - это просто нелогично". А быть нелогичным разум, так далеко опередивший нас в развитии, просто не может.
   - Извините, Никифор Антонович, - воскликнул Павел Игнатьевич, - меня волнует сейчас только один вопрос...
   Лев Николаевич Гурилев заинтересованно сказал:
   - Никифор Антонович, послушаем нашего специалиста по постановке вопросов!
   - Смотрите, - говорил Павел Игнатьевич, - вот сидит Вероника...
   Вероника улыбнулась, привычным жестом поправляя волосы. Это ее обыденно-естественное движение сняло скованность, оставшуюся после прослушивания шара.
   - А вот сидит Никифор Антонович, - нарочито мрачно продолжал Введенский. - И у меня возник вопрос: почему так получилось, что необходимо было сочетание двух таких совершенно разных людей, двух разных характеров, абсолютно далеких друг от друга по образу жизни, и их совместное появление рядом с Идолом № 17? Как и Лев Николаевич, я именую отныне Идола только с большой буквы. Вероятно, могли быть и другие люди? Но что руководило выбором? Каким образом он был осуществлен?
   Никифор Антонович молчал. Так вот о каком вероятном даре говорил его внеземной двойник. Выбор - вероятно, наилучшего спутника жизни!
   Улыбка ожидания на лице Гурилева исчезла, утвердилась вертикальная морщина на лбу:
   - Спасибо, Павел Игнатьевич! Вопрос поставлен. Разрешите мне ответить на него? Правда, я предлагаю лишь один из вариантов возможного ответа. Этот шар, на мой взгляд, является аппаратом, контролирующим определенную территорию вокруг себя. Радиус его действия не беспределен, но довольно значителен. Гипотеза моя довольно банальна. Я думаю, аппарат в сфере своего влияния улавливает биотоки мозга множества людей, изучает их, анализирует и потом каким-то образом воздействует на такие пары мужчин и женщин, посылая импульсный сигнал...
   - А нет ли места в вашей гипотезе, - иронически спросил Никифор Антонович, - объяснению моих ощущений: то я вдруг обожаю Веронику, то вдруг боюсь ее, как древний христианин черта?
   - К-гм! - прокашлялся Лев Николаевич. - Я полагаю, это было смещение спектра наводимого внушения через очень чувствительное восприятие Вероники. Обычные неполадки сложно построенных систем: вы тогда вместо ожидаемой и положенной вам радости ощущали ужас. Ненависть и любовь, страх и отвага - их пороговые выходы, как утверждают психологи, находятся очень близко в мозгу человека. Возникает разлад между выводами трезвого мышления, разума и внезапно пробудившимся древним инстинктом самосохранения. Это - предательство, трусливость организма, слепо и мгновенно подчиняющегося сигналу защиты от неведомой, до конца неосознанной опасности. Инстинкт разрывает логическую цепь мышления, чтобы бросить все ресурсы организма на защиту. Но от чего защищаться? Источник опасности неизвестен. Вот тут наступает паника, двойственность ощущений. Разум тормозит действие, чтобы понять причину опасности. Инстинкт толкает к немедленному действию, но, отключая разум, не может указать путей к ее уничтожению. Мне кажется, что предельно точно эта разорванность поэтически выражена Тютчевым:
   О вещая душа моя!
   О сердце, полное тревоги,
   О, как ты бьешься на пороге
   Как бы двойного бытия!
   Накладки возможны, повторяю я, развивая далее свою гипотезу. Вероятно, общий тонус психики человека несколько иной, отличающийся от того, каким обладали создатели э-гого аппарата. Неясно, зачем нужны были два человека, различные физиологически: мужчина и женщина? Ведь это намного усложняет выход на контакт. Видимо, создатели этой машины, творцы этой цивилизации, жили идеально подобранными парами - о чем нашему человечеству остается пока что только мечтать,- парами, имевшими индивидуально совместимые характеры. Посудите сами: иначе зачем бы в условии задания, в возможности раскрытия тайны Идола № 17 это требование было одним из главных? Ну вот, такова моя рабочая гипотеза. Может быть, я не прав. Одна моя гипотеза, помните, о связи наших земных явлений с пыльными бурями на Марсе уже провалилась - возможно, такова же судьба и этой моей гипотезы.
   Иикифор Антонович улыбнулся: кое в чем Гурилев был прав. Он ведь никому не рассказывал о "вероятном" даре своего двойника.
   Введенский вдруг расхохотался:
   - Но если следовать по пути этой последней гипотезы, последнего предположения, что мы должны ожидать в этом случае? - И он, улыбаясь, посмотрел на Веронику и Никифора Антоновича. - А ведь эта гипотеза выводит нас на роль свах!
   Теперь рассмеялись все, кроме Вероники. Она вдруг вспыхнула и выбежала из палатки.
   Павел Игнатьевич смущенно дернул себя за бороду:
   - Ф-фу, как неудобно получилось. В какую злую шутку выродилась наша гипотеза. Извините, Никифор Антонович!
   И тут Преображенский рассказал о прощальном даре своего космического двойника, об одном из условий свершения контакта.
   - Очень близка к реальности наша гипотеза, но ее окончательное разрешение, Никифор Антонович, необходимо сделать вам, - сочувственно сказал Гурилев.
   - К чему привел меня Идол № 17? - грустно пошутил Преображенский, выходя из палатки.
   Окончательное решение! Конечно, ограничение в условии задачи оказалось излишне.
   И все-таки, надо быть честным перед самим собой. Любил ли он Веронику? Она ему нравилась, как нравится молодость.
   В ее присутствии как будто возвращалась его собственная юность с трогательной верой в свое предназначение. Но не больше.
   Он вышел к берегу гремящей перед впадением в Сарыджаз Каинды. Вода на перепадах билась о камни, разлетаясь миллионами брызг. Пахло грозовой свежестью.
   Вероника стояла у самой воды.
   Никифор Антонович позвал ее.
   - Милая Вероника! - сказал он. - Понимаете, если даже верны предположения Льва Николаевича, если в самом деле умные создатели Идола № 17 предусматривали воссоединение идеальной пары, им все же не удалось учесть одного фактора возрастного барьера. Может быть, мы в самом деле подходим друг другу, но только вам надо было родиться лет на двадцать раньше, или мне - лет на двадцать позже. Все это - плод внушения, рожденный у подножия идола. Все это скоро развеется. Вы еще так молоды! Успокойтесь, Вероника!